Лютер был священником из монашеского ордена, ученым богословом, хорошо наставленным в философии и богословии via moderna, школы Оккама и его учеников. Хотя во многих отношениях Лютер не был согласен с этой школой мысли, в особенности с верой Оккама в свободную волю человека, он многому научился у своего «дорогого учителя» — например, противопоставлению разума и откровения. Замечательный христианин, возмужавший благодаря глубоким внутренним борениям, в начале Реформации он вдохновлялся иномирностью строгой монашеской жизни и живым опытом августиновской sola gratia. Он научился отчаиваться в человеке и уповать на Бога — но не на Бога философов, а на Бога Библии. Проповедуя и уча о Нем, Лютер стал, как доктор богословия и профессор экзегетики, родоначальником новой богословской школы, отличительной чертой которой был антиаристотелевский библицизм. Бог, Которого он нашел в Библии, — это Бог сокрытый (Deus absconditus) вне Христа и открытый людям (Deus revelatus) только во Христе, но открытый таким образом, что даже божественность Христа сокрыта за Его человеческим естеством. Таким образом, Лютер, сделавшись богословом sola gratia и sola fide, в то же время был великим богословом креста и — наряду с Иринеем, Афанасием и Ансельмом — одним из величайших богословов Воплощения. В 1513 году в своем чудесном толковании на слова «И мрак сделал покровом Своим» (Пс. 17:12) Лютер рассказал о Боге, Который скрывается в тайне и загадке веры. Сокрытый и непостижимый, Бог обитает в неприступном свете. Даже в тайне Воплощения, где мы можем Его познать, Он остается сокрытым в Своем человеческом естестве. Он сокрыт в Церкви, присутствуя в Таинстве Евхаристии, где Он «сокрыт более всего».

Необходимо помнить об этих отличительных особенностях богословия Лютера, чтобы понять Цвингли. Реформатор германоязычной Швейцарии был светским священником. Он никогда не учился на богословском факультете, но был рукоположен (что нередко случалось в те времена), получив степень магистра искусств. Факультет свободных искусств, в особенности Базельский, дал ему значительные познания via antiqua, философской и богословской системы Фомы Аквинского. Хотя Цвингли тщательно прочел и работы Дунса Скотта, по сути своей он был томистом и остался таковым, даже став реформатором, — томистом, для которого откровение никогда не может противоречить разуму. Для него, как и для Аквината, Бог был primum movens и prima causa, первопричиной и глубочайшей движущей силой всего сущего. «Бог в мире есть то же самое, что разум в человеке (hoc est Deus in mundo, quod ratio in homine). Бог есть истина, и Он есть свет. Он дает свет и не ведет во тьму», — как сказал Цвингли в Марбурге. В этом, вероятно, и заключается глубочайший контраст между ним и Лютером (который всегда находил в Слове то, что противоречит человеческой логике). У Цвингли никогда бы не повернулся язык сказать, что мудрость Божья сокрыта под видом юродства, истина Божья — под тем, что человеческому разуму кажется ложью, а Слово Божье приходит к нам и вступает в противоречие с нашим умом.

…Как стало очевидно из этой проповеди, несмотря на все, что Цвингли между делом усвоил из Нового Завета, в глубине души он по-прежнему оставался томистом, верившим в гармонию разума и откровения, а также гуманистом, неспособным представить себе небеса без великих нравственных героев языческой древности.

...Наследие Аквината подкреплялось еще одной школой мышления, которая сформировала образ мысли Цвингли: гуманизмом Эразма Роттердамского. От Эразма Цвингли научился идеалистическому разделению материи и разума, тела и души, духовному пониманию христианства и христианского спасения, которое культивировалось devotio moderna позднего Средневековья, морализаторскому пониманию Евангелия и глубокому уважению к высокой этике древнего язычества. Он не отказался от этого наследия даже после разрыва с Эразмом... Хотя впоследствии он обрел более глубокое понимание христианской веры — особенно после того, как на него начал оказывать влияние Лютер (отважный немецкий реформатор затмил собой Эразма, теоретика, склонного к компромиссам), он так и не смог отбросить законническое понимание Христа и Евангелия. И потому швейцарский реформатор остался человеком действия, вечно занятым политиком, и никогда не понимал мысль Лютера о том, что служитель Евангелия не должен впутываться в политику. «Нужно помочь Господу Иисусу стать правителем Страны», — такими словами Цвингли оправдывал попытки политическими средствами принудить католические кантоны Швейцарии к принятию Реформации.

— Hermann Sasse. This is My Body, pp. 92-95