Церкви пришлось пройти долгий путь, прежде чем она смогла в полной мере прояснить свое понимание креста Христова с помощью Лютеровского богословия креста.
О том, как мала была роль богословия креста в древней Церкви, говорили многие. Да, Церковь первых веков, как и Церковь последующих столетий, жила смертью Христовой и признавала этот факт. Смерть Господа является нынешней реальностью каждое воскресенье и всякий раз, когда мы совершаем Вечерю Господню (никакой другой Вечери никогда не было!).
Едва ли отцы Церкви цитировали какой-либо другой отрывок из Ветхого Завета так же часто, как они цитировали 53-ю главу Исаии. Крестное знамение было устоявшимся обычаем среди христиан уже ко второму веку, и все-таки христианское искусство той эпохи рассказывало о нашем искуплении с помощью ветхозаветных образов, а не сцен страстей Христовых.
Только к четвертому веку христианская скульптура начинает неохотно изображать страсти Христовы как одну из евангельских историй. Даже раннее богословие не так много может сказать о смерти Христа.
Когда впоследствии прозвучал великий вопрос: «Почему Бог стал человеком?» — его предметом была не смерть Христа, а причина Его воплощения. Таким образом, о кресте говорили в связи с Воплощением, но еще не как о самостоятельном учении.
Крест присутствовал и в тайне Воскресения (дни, которые мы сегодня называем Страстной Пятницей и Светлым Воскресением, в самой ранней Церкви отмечали одновременно в виде праздника Пасхи). Но даже при этом событием, благодаря которому мы спасены, оставалось Воплощение — Ириней Лионский писал, что Иисус Христос «по неизмеримой благости Своей сделался Тем, что и мы, дабы нас сделать тем, что есть Он».
Таким образом, для древней Церкви, как и для Восточной церкви даже до сего дня, крест затеняют чудеса Рождества и Пасхи.
Мрак Страстной Пятницы растворяется в великолепии этих праздников, в которых сияние божественной славы Христа, воплощенного и воскресшего Господа, затмевает собою крест. И еще долго после того, как Церковь начала изображать Христа распятого в своих произведениях искусства, слава затмевала собой крест.
Когда в конце древней истории и в раннем Средневековье на триумфальных арках над алтарями церквей распятый Христос сменил Христа Победителя (Христа Вседержителя), Его по-прежнему изображали добрым и торжествующим. Христос, изображения Которого можно увидеть в древних церквях и в средневековых романских храмах, не страдает; Он остается победителем даже на кресте, и сам крест неизменно выступает в роли знамения победы, а не страдания и смерти: «С этим знаком победишь» или «Знамёна реют царские, вершится тайна крестная».
И тем самым в качестве начала нашего искупления и нашего воскресения обозначалось Воскресение нашего Господа.
Почему это было так? Как объяснить эту однобокость богословия древнего христианства?
Безусловно, мы не должны забывать, что божественное откровение в Священном Писании настолько изобильно, что требуются целые столетия, чтобы уяснить его содержание. Мы не вправе ожидать от Церкви времен первых Вселенских Соборов решения тех вопросов, которые встали перед средневековым Западным миром. Стоявшие перед ними проблемы определялись горизонтом той эпохи и присущего ей мышления. К примеру, грек счел бы дурновкусицей художественное изображение сцены распятия — а вы повесили бы у себя в столовой картину, изображающую повешенного преступника?
Что касается понимания искупления, греческие Отцы никак не могли отойти от своих идеалистических представлений о человеке. Даже великий Афанасий никогда не задумывался о том, «какой мерою измерить тяжесть греха». Все они были пелагианами — им, так же как Достоевскому и русским, грешник, по сути своей, представляется несчастным больным, который нуждается в исцелении посредством терпеливой любви и небесного лекарства, а не преступником закона, который нуждается в исправлении и оправдании, каким его видели римляне.
Как может человек понять крест, если он не понимает, кто и почему послал Христа на крест? Как может он понять крест, если не может сказать вместе с Паулем Герхардтом: «Мои грехи, бесчисленные, как песок, были причиной Твоих скорбей и страданий. Я был причиной безмерного горя, стесняющего Твою душу. Причина Твоих мучений — дела моих грешных рук»?
Не постигнув всей глубины греха, древняя Церковь и восточная церковь так и не пришли к богословию креста.
— Hermann Sasse, Letters to Lutheran Pastors 18 (October 1951)