Приведенный ниже текст представляет собой перевод отрывка из «Нойендеттельзауских писем» Вильгельма Лёэ. Он опубликовал эти письма в 1858 году, стремясь разъяснить и обосновать некоторые свои принципы, главным из которых было то, как он практиковал частную исповедь в Нойендеттельзау. Переведена только часть письма, имеющая отношение к вопросу о причащении детей и младенцев. Можно обратить внимание на то, что у писем Лёэ нет адресата. Это был его риторический прием. Данный конкретный отрывок взят из сборника Wilhelm Loehe. Gesammelte Werke v.3,1, pp. 226-228.
После всего сказанного, раз уж представилась такая возможность, я коснусь также одного вопроса, по поводу которого Вы выразили озабоченность. Вы связываете исповедь детей к причащением детей и выводите из первого последнее. Вы пишете, что обе практики имеют одинаково твердое основание, и полагаете, что в глубине души я являюсь сторонником причащения детей в той же мере, что и исповеди детей. И я с радостью соглашусь с Вашим предположением, что вывод о допустимости причащения детей можно сделать на основании допустимости исповеди детей. Вы сами знаете, как сильно вопрос о причащении детей волновал в древние времена Церковь, занимавшуюся пастырским попечением и совершением Таинства, и в сколь многих местах и областях причащение детей было обычной практикой, каковой оно остается и по сей день в Греческой церкви. Люди рассматривали некоторые библейские отрывки (например, 6-ю главу Евангелия от Иоанна) как свидетельство того, что Вечеря Господня так же необходима для спасения, как и Крещение, и что на этом основании детям можно отказывать в участии в Вечере не больше, чем в Крещении. Однако, понимая все сказанное, я все-таки должен Вам признаться, что хорошо известная и часто приводимая в протестантской Церкви цитата: «Да испытывает же себя человек, и таким образом пусть ест...», — оправдывает, на мой взгляд, решение Западной Церкви не давать Таинства младенцам и не достигшим сознательного возраста (die Unmündigen), и, более того, подчеркивает, что человек должен быть способен испытывать себя, чтобы быть допущенным к Трапезе Господней.
Вероятно, Вы подхватите мою мысль и скажете: «Но всякий, способный исповедоваться, способен и испытать себя, а потому не может быть отчужден и от Таинства по причине недостатка духовных способностей». И мы, таким образом, приходим к тому самому Вашему заключению, которое, как я уже сказал выше, я не могу оспорить. Недавно мне довелось прочесть краткое сочинение известного Вильгельма Готтлиба Райца «Блаженная юность благородного чада из рода Обергрейц, достигшего пятилетнего возраста» (герцогиня Мария-Терезия фон Рёйсс-Грейц). Мне неведомо, по какой причине этот ребенок не мог бы принять Вечерю Господню в свой смертный час.
«Вот, — скажете Вы, — Вам и ответ! Что вы скажете по поводу церковного правила, согласно которому дети должны достичь возраста тринадцати или четырнадцати лет, чтобы их допустили к Трапезе Божьей?»
Ответ: «Это правило удобно для Церкви, и оно с пользой применяется в случае большинства маленьких детей».
А теперь, раз уж я вступил в этот диалог, позвольте мне продолжить. Я слышу, как Вы говорите: «Почему Вы называете это правило удобным для Церкви?»
Ответ: «Потому что гораздо удобнее не задаваться вопросом, когда каждый конкретный ребенок готов к Таинству, а просто выбрать некий средний возраст и, с учетом общего развития, которого дети обычно достигают к тринадцати-четырнадцати годам, записать: „Всякий, кому к такому-то дню исполнилось тринадцать или четырнадцать лет, может приступать к Таинству“. Тем самым мы избавляемся от любых исключений из правила и от необходимости принимать решение в каждом случае».
Вы: Значит, Вы одобряете церковное правило?
Я: В принципе, да. Хотя я все-таки предпочел бы прежний обычай, согласно которому к Таинству допускались дети, достигшие одиннадцати-двенадцатилетнего возраста, поскольку в целом я предпочитаю допускать детей до Причастия — источника благодати — как можно скорее.
Вы: Значит, Вы считаете правильным, когда из этого правила не делают никаких исключений?
Я: Нет, этого я не одобряю. За двадцать восемь лет, проведенных в служении, я часто оказывался в ситуации, когда мне хотелось, чтобы решающим фактором был не возраст, но готовность человека. Я видел детей, со слезами на глазах желавших участвовать в Таинстве, которым я хотел бы иметь возможность его преподать. Еще чаще я видел четырнадцатилетних детей, которые не стали бы искать участия в Вечере Господней, если бы их к тому не побуждали обычай и порядок, и которым ни один пастор не захотел бы преподать Таинство, если бы не внешний повод.
Вы: Так Вам хотелось бы иметь возможность отступать от правила?
Я: Несомненно, потому что это принесло бы большее благословение.
Вы: Но подумайте, какое бремя легло бы на консистории в случае, если бы им, как и прежде, поручили принимать решение в любых исключительных случаях..?