В нашей церковной жизни [Kirchentum],  даже в опустошенных и разрушенных церковных территориях [Kirchengebieten] Германии — и какая государственная церковь осмелится назвать себя неповрежденной в отношении духовной жизни? — все еще существует истинное духовное служение [geistliches Amt]. Оно присутствует везде, где пастор делает свое дело не как религиозный виртуоз, наподобие молодого Шлейермахера [1768-1834], не как глашатай частного благочестия, но также когда в великой немощи и сознании собственного недостоинства он исполняет служение проповеди Евангелия и совершения Таинств [ministerium decendi evangelii et porrigendi sacramenta — АИ V], основанное Христом. Когда во время ординации на нас возложили руки, в тот момент мы приняли из рук Иисуса Христа это служение, поручение проповедовать вверенному нам приходу Его Евангелие чисто и ясно, ничего не прибавляя и не убавляя, совершать Святое Крещение, возвещать кающимся грешникам прощение от Его имени и по Его поручению и раздавать им Его истинное тело и истинную кровь в Таинстве Алтаря. В то время мы дали обет исполнить это поручение и однажды, в день суда, нам всем придется дать отчет в том, как мы исполнили свои обеты, принесенные при рукоположении.

Однако эти обеты привели нас в живые взаимоотношения с вероисповеданием нашей Церкви. С момента своего рукоположения мы связаны узами верности с вероисповеданием нашей Церкви — и не с каким-то будущим вероисповеданием некоей будущей церкви, но с конкретным вероисповеданием, которому мы сказали «да», сказали не легкомысленно, но с трепетом и волнением осознавая величие ответственности, которую приняли на себя. Однако для нас это вероисповедание представляет собой не что иное, как вероисповедание лютеранской Церкви, неизмененное Аугсбургское Исповедание и прочие вероисповедания, которые в нашей церкви с ним связываются.  Как бы мы ни относились к существованию разных и противоречащих друг другу вероисповеданий [Konfessionen], как бы сильно нам ни хотелось, чтобы разделениям в христианстве был положен конец, мы не можем разорвать узы верности, связывающие нас с этим вероисповеданием, до тех пор, пока наши обеты, данные при рукоположении, и наше служение, образованное ими, остаются в силе. Это относится ко всем нам, рукоположенным в Евангелической Церкви старой Прусской унии. Ибо эта церковь не знает никакого иного вероисповедания, кроме лютеранского и реформатского [1]. Лишь исчезающе малая часть приходов этой церкви приняла за основу своего учения консенсусное вероисповедание, или согласование обоих евангелических вероисповеданий; церковь в целом, или даже какая-то конкретная церковная провинция никогда этого не делала. По этой причине в старой Прусской унии нет иной ординации, кроме рукоположения на лютеранское или реформатское пасторское служение [Pfarramt]. Вырождающаяся практика рукоположения завуалировала эту сторону церковного устава, но не устранила ее точно так же, как извращенная практика Вечери Господней не могла устранить различия в учении о Вечере Господней, существующие между лютеранским и Гейдельбергским катехизисами. Даже в Прусии пастор может учить о Крещении и Вечере Господней, о Церкви, о служении [Amt], о соотношении Закона и Евангелия исключительно как лютеранский или реформатский пастор — разве только он вовсе откажется от провозглашения [Verkündigung]  учения церкви и будет довольствоваться проповедью исключительно собственных частных взглядов от собственного имени. Однако в таком случае он поступит вопреки полномочиям и обязанностям своего служения.

Именно поэтому даже такая церковь, как старая Прусская [уния], не отказывается от древних вероисповеданий и ни в коей мере не считает достаточным требовать от своих пасторов верности одному лишь Священному Писанию. Подобное требование не имело бы никакой реальной силы, поскольку лишь озвучило бы то, что все и так понимают без слов. Ибо нет ни одной секты, которая бы не верила, что она правильно толкует Библию. Вероисповедание церкви предназначено для того, чтобы провозглашать — и оно действительно должно это делать — не что иное, как толкование Евангелия, которое следует считать истинным по сравнению с ложными учениями. То же самое следует сказать об уклонении в библицизм — о пути, который сегодня избрала для себя значительная часть Исповедующей церкви, поскольку эта церковь не может решить вопрос о своем вероисповедании. Таким образом, уклониться от глубокого и серьезного выбора между лютеранским и реформатским вероисповеданием, спрятавшись за Библию, не получится. Не нужно обладать пророческим даром, чтобы предсказать, что исповедующая чистый библицизм Немецкая евангелическая церковь уже никогда не сможет отмежеваться от методизма, баптизма или дарбизма [2], что она падет жертвой сект, которые уже ждут своего часа у границ Германии, и что вскоре она действительно станет тем, чем ее уже сегодня называют критики: скопищем сект. Только там, где присутствует очень серьезное отношение к ординации и связанному с ней вероисповеднию церкви, и где, таким образом, сохраняется истинное церковное служение [ministerium ecclesiasticum], как оно понимается в АИ V, существует истинная евангелическая Церковь, а вместе с ней и основа для любой новой церковной структуры [kirchlichen Neubau]. 

Таким образом, перед нами, пасторами, встает практическая задача — вновь вспомнить суть, задачу и обеты нашей ординации, чтобы мы, вновь осознав серьезность нашего вероисповедания и уз этого вероисповедания, вновь сплотились вокруг этого вероисповедания и ощутили, посредством совместного изучения и братского обмена мнениями, умноженную силу этого вероисповедания, и пришли к великому единодушию и единомыслию, которое свяжет нас с истинной Церковью Христовой всех времен. Именно единодушие и единомыслие, которое Бог Святой Дух производит посредством Евангелия, осознание великого «мы» христианской Церкви, которое мы слышим в древних литургических призывах: «Возлюбим друг друга, чтобы в единомыслии исповедать...» [3]. Когда же многочисленные немецкие лютеранские пасторы, которые зачастую чувствуют такое одиночество и так боятся оказаться в изоляции (и таковых на самом деле гораздо больше, чем мы думаем), найдут дорогу друг ко другу?

Наша церковь верует, что там, где существует истинное служение [Amt], существует и истинная церковь [Gemeinde]. Где осуществляется служение проповеди Евангелия и совершения Таинств [ministerium decendi evangelii et perrigendi sacramenta], там собрание святых [congregatio sanctorum], как оно понимается в АИ VII, неостановимо растет. Ибо «Божьего Слова не может быть без Божьего народа» [4]. Там, где благочестивый человек выражает собственные религиозные переживания, в лучшем случае присутствует сообщество религиозных людей. Именно этим объясняется тот факт, что современный протестантизм, несмотря на все старания возродить и воплотить на практике общинную сторону жизни Церкви, породил так мало поистине общинной жизни, и что, к примеру, в Берлине у римокатолической церкви есть гораздо больше истинных общин — невзирая на личные особенности их пасторов, — нежели у Евангелической церкви. Истинная община собирается не вокруг людей, но вокруг Господа, присутствующего в ней посредством Своих средств благодати. Именно поэтому объективная проповедь Евангелия созидает церковное общение! Именно поэтому Таинство обладает способностью создать истинную общинную жизнь — способностью, которая не поддается никакому рациональному объяснению! И именно поэтому ложная проповедь Евангелия и ложное учение о Крещении и Вечере Господней (поистине, не может быть совершения Таинств без проповеди о них — и менее всего в Евангелической церкви), как свидетельствует опыт всей современной церковной истории, имеют столь гибельные последствия. И если бы ничто иное не побуждало нас, пасторов, всерьез отнестись к своим обязательствам относительно вероисповедания  церкви, достаточным побуждением было бы сострадание к бедным церковным общинам, разъедаемым индивидуализмом и субъективизмом. Возможно, эти общины испытали мощный подъем благодаря яркому красноречию и неудержимому энтузиазму пастора.  Однако при этом они превратились в религиозные общества [religiösen Gesellschaften] и перестали быть общинами Христа, потому что единство в них поддерживается уже не реальным присутствием Господа, не тайной тела Христова [mysterium corporis Christi], но изобретательностью человека и силой его убеждения. То, что современному пастору-индивидуалисту представляется ограничением его личной свободы, на самом деле оказывается самой действенной защитой для его прихожан.

В своем увещании относительно Вечери Господней [Abendmahlsrede] пастору вовсе не обязательно информировать приход о более или менее очевидной гипотезе, надавно выдвинутой профессором Таким-то относителько Таинства Алтаря. Когда нечто подобное происходит, это отнюдь не является признаком увежения к Библии. Сегодня под вывеской «уважения к Библии» совершается слишком много такого, что на поверку оказывается вполне плотским восхищением идеями того или иного современного экзегета. Что действительно необходимо, так это все глубже и глубже знакомить общину с толкованием Библии, которое дается в катехизисе, который поистине представляет собой вероисповедание церкви, выраженное в самой простой форме, доступной даже семилетнему ребенку [ША III:12]. И никому не следует думать, будто это лишает общину способности понимать и формулировать учение Библии. Как раз наоборот! Опыт Церкви со дней Реформации свидетельствует, что община растет так [посредством катехизиса] и только так. Такая община может, как того хотелось Лютеру, «судить об учении» и способна по праву всеобщего священства даже исправлять своего пастора, если тот когда-нибудь впадет в заблуждение. Кстати, церковная история также свидетельствует, что пасторское служение [Pfarrstand] изобиловало творческими и свободомыслящими людьми именно тогда, когда неразрывность его связи с вероисповеданием принималась в простоте сердца. Секты и невоцерковленность — вот, что утрамбовывает людей в однородную массу. В Церкви Божьей есть место разнообразию. Ибо дары Святого Духа всегда различны.

— Герман Зассе. Окружное письмо 1, май 1943

СНОСКИ:

[1] Зассе имеет в виду церковь старой Прусской унии, созданную в 1817 году, в которой действовали оба вероисповедания.

[2] Джон Нельсон Дарби (1800–1882) — англо-ирландский проповедник, отец современного диспенсационализма.

[3] Из Литургии св. Иоанна Златоуста.

[4] Мартин Лютер. О Соборах и Церкви.