Пусть никто не говорит, что молитва — дело само собой разумеющееся. В конце концов, каждое воскресенье у нас есть одно или два богослужения. Нет, та молитва Церкви, которую мы видим повсеместно в Новом Завете, где идет речь о жизни экклесии, — это, к сожалению, вовсе не что-то само собой разумеющееся. Кто осмелится сказать, что молитва в наших лютеранских общинах сегодня возносится с ревностью, хотя бы отдаленно напоминающей ревность, которая побуждала новозаветную Церковь молиться «прилежно» (Деяния 12:5)? Где сегодня усердная молитва Лютера с ее видимыми ответами? Где молитва тех благочестивых людей, о которых Лютер писал в своем Большом Катехизисе, объясняя Молитву Господню, — молитва, которая в те дни помешала дьяволу уничтожить всю Германию, утопив ее в собственной крови? Да, несмотря на всю критику, которую Реформация обрушила на бессмысленные бормотания католических молений, и которую подхватило современное литургическое движение внутри католической церкви (совершенно независимо и с совершенной иной точки зрения), разве не должны мы, наконец, спросить себя, где, в какой церкви, молитва совершается с большим усердием, а возможно, и  с большим умением — ибо молитве тоже необходимо учиться? И каков же будет ответ — католическая церковь или церкви Реформации?

Возьмите, к примеру, хотя бы Розарий. Мы совершенно справедливо считаем его для себя великим оскорблением, даром что сами католики в прошлом подвергали его резкой критике. Разве фундаментальная тайна божественного откровения, чудо воплощения вечного Сына Божьего не сохраняется в нем до сих пор гораздо лучше, чем в современном протестантизме, в котором молитвы осталось мало или не осталось вообще? Разве не следует предпочесть католический храм, где верующие входят и выходят круглые сутки, протестантскому дому Божьему, двери которого закрыты всю неделю просто потому, что Кальвин и прежнее поколение реформатов боялись тайного возобновления исчезнувшего культа святых и поклонения Sanctissimum [т. е. освященным Дарам, оставшимся после совершения Таинства]? Где же, в таком случае, остается молиться бедным христианам? Уединенная молитва в собственной келье, которую так часто превозносят, — двадцать лет назад Гюнтер Ден провел опрос среди детей берлинских рабочих и выяснил, что зачастую текст Мф. 6:6 был одним из немногих библейских отрывков, сохранившихся в их памяти после изучения катехизиса, — эта самая уединенная молитва всегда существовала лишь в соединении с церковной молитвой. Да и у многих ли сегодня есть собственная келья для молитвы?

Возможно ли, что этот кризис молитвы связан с великим кризисом, который переживает современное христианство, и о котором мы говорили в первом письме? Древняя Церковь пришла в мир, в котором и иудеи, и язычники считали молитву само собой разумеющимся делом. Если состоящая из девяти частей молитва «Кирие элейсон» («Господи, помилуй») Римской Мессы действительно была заимствована из культа Sol Invictus, как полагал покойный католический ученый Одо Касель, это доказывает, что древний языческий мир был, на свой манер, миром молитвы. Нынешняя Церковь живет в мире, который больше не молится и не способен молиться. Можно лишь вспомнить знаменитый афоризм Канта, что чем больше человек преуспевает, тем меньше он молится. Неужели недостаток молитвы в современном мире повлиял на Церковь сильнее, чем мы осмеливаемся думать, — точно так же, как на христианство столь сильно повлияла неспособность современного человека понять, что такое грех?

И потому гораздо более обнадеживающей является ситуация, когда повсюду в христианском мире люди относятся к молитве серьезно. Ибо при таком отношении они не пытаются избавиться от необходимости проявлять христианскую любовь вопреки влиянию мира. Напротив, они ревностно пытаются найти дорогу обратно, к тому единственному, что нужно (Лк. 10:41). Без этого любая «Марфина» социальная работа и «политическое богословие» обязательно станут мирским делом. В серьезном же отношении к молитве проявляется желание Церкви снова стать Церковью Христовой, а не очередным учреждением, радеющим об общем благе человечества. И это желание обращено не к знатокам литургики, которые только и делают, что порождают новые литургические движения. Это желание выражается величайшей молитвой в истории, обращенной к Сыну Божьему: «Господи, научи нас молиться!»

— Hermann Sasse. Ecclesia Orans