Девочка снимает зеркало со стенки, чтобы посмотреть на ряд полос на попе; все полоски ровные, короткие - нарисовались на выступающих точках ягодиц. Вчера, конечно, они обвивали всю попу, облизывали бёдра, как языки пламени, а сегодня рубцы спали - отчётливо видны только чёрточки ссадин с запёкшейся кровью, слегка почерневшей, и от этого следы производят милое и строгое впечатление. Да, а это действительно больно - и потрогать, и присесть. Ну не слишком - примерно так, как болит разодранная об асфальт коленка или локоть, только площадь чуть побольше.
По-настоящему станет больно, если сегодня Девочка что-нибудь натворит вновь, и самый-самый страшный вчерашний прут вновь вопьётся в тело, сверху ещё незаживших полос. По большому счёту, Девочка уже успела на сегодня заработать, да и вчера формально не за всё расплатилась. Но на деле, пожалуй,можно и простить грешки, что были ДО - до буйных вчерашних розог.
Особенно буйным был тот самый прут, который Девочка вспоминала полминуты назад, и от одного этого воспоминания сжимались ягодицы. На вид он был довольно невзрачным, сперва казалось, что быстро сломается, да и бить должен был несильно - но нет! Прут оказался крут. Эта скромная серая веточка оказалась куда круче остальных гладких красных, белстящих коричневых и белёсо-фиолетовых устрашающих прутьев. Они были розгами - серая веточка была Розгой с большой буквы, а по ощущениям Девочки - так и вовсе раскалённым железным прутом или проводом под током.
Даже сейчас рубцы заныли, вспомнив его жуткий свист и впивающийся раскаленный кончик, от которого нельзя ни уклониться, ни укрыться. Он находил самые болезненные участки и выстреливал, кусал, наказывал горячей болью, а Девочка вскидывала голову, но старалась всё-таки не дёргать ногамм.
Что поделать - легкомыслие так легко не проходит.
Прут честно отработал свою чуть ли не сотню ударов, став короче раза в три. На смену ему пришли другие, и до него были другие... Каждый из них проявлял свой характер и ложился по-своему, кто-то заставлял хмыкнуть, а кто-то даже взвыть. потихоньку они розовели от капелек выступающей крови, а капельки, брызгающие из-под розог, и обжигали, и холодили. Это было ново, волнующе и приятно-пикантно; впрочем, на ПОРКУ и БОЛЬ эти "мелочи" повлиять не могли.
Хотя - эффектно, чёрт побери - секундные микрофонтанчики крови.
Последний прут обрушился бурей на ягодицы и долго вбивал урок - чтоб запомнилось.
И запомнилось - во всяком случае, вся вчерашняя порка от начала до конца вставала перед глазами Девочки, стоило ей шевельнуться.
Если б сегодня Девочке досталась хотя бы десятая часть вчерашнего, это было бы очень больно. А если для закрепления порка повторилась бы ещё и завтра - это было бы очень-очень больно. И наверное, тогда бы Девочка испугалась и заплакала. Испугалась бы она очередной розги, а ещё - послезавтра. Непонятно, хочется ей ежедневной порки или нет, но это всё ж как-то по-честному. Обдумывая всё это, Девочка притихла и дышала так, будто её уже высекли три раза подряд.
Но она точно знала, что ни завтра, ни послезавтра, ни даже после-послезавтра живая розга её не коснётся.
А вот через неделю - уже очень может быть.