Осторожно, секс, унижения и всё такое прочее присутствуют

Она была особенно услужливой и мягкой сегодня. Сняв с него ботинки, немедленно вымыла их, не поднимая глаз, подала на стол, и молча стояла рядом, а после ужина сразу заметила легкий жест руки и бросилась вниз, сосать его член, вылизывать, будто надеясь, что если он будет доволен, то и вечер пройдёт по-другому. И он тоже видел её стремление, её содрогание от страха и возбуждения, от стыда за это возбуждение, от унижения из-за страха, который говорил ей, что изменить ничего нельзя. Ей было стыдно, что своим поведением она пыталась выпросить себе послабление, но она ничего не могла с собой поделать, ведь замоченные гибкие прутья ей были знакомы, и мысли о них приносили страх. Мужчина не прикасался к ней, а она так жадно тянула своё лицо и старалась, не за ласку, не за похвалу, хоть за пощёчину. Он молчал, ибо знал, что это молчание заставляет её ещё больше быть мокрой, и когда от напряжения её уже трясло, кончил сам, застегнулся и оставил её в том же страхе и напряжении.
- В комнату, - произнес он, и вышел первым.
Там, в комнате, стоял стул, ей пришлось завести руки за голову и стоять, ощущая огонь мужского взгляда, задерживавшегося на её остро торчащих сосках и разведённых ногах. Он велел принести ей две пробки, поставить на стул и садиться без помощи рук, что должны были быть по-прежнему за головой. Так же молча она приседала, насаживалась, униженно ёрзала, разводя бёдра, и когда ей удалось наконец-то - на полированном стуле было влажно.
Тут и состоялся контакт - он схватил её за волосы и ткнул в пятнышко носом, как щенка, расстегнул и вытянул ремень из брюк и начал полосовать, приговаривая: "....! ты пачкаешь стулья!", давая в полной мере оценить и почувствовать следы её преступления. Потом, всё ещё уткнутая носом в стул, она вылизала всю влагу, убрала стул и, согласно приказу, легла на спину на диван, задрав ноги.
- Сегодня - шестьдесят, - сказал он и пошёл за розгами, и она сразу поняла, что сегодня не выдержит - где же так выдержать шестьдесят, с поднятыми ногами! - не выдержит в первый, не выдержит во второй раз, и кто ж его знает, сколько ещё не выдержит, а потом - а потом ей придётся выдержать.
Так и произошло - дважды сорок, отчаянные попытки и визг, холодная мужская усмешка и голос:
- Прервёмся пока, и займёмся воспитанием вежливости и целомудрия.
Нет, она не была дерзкой на этой неделе; и на следующей тоже не будет. Она на коленях; ей велено поднять голову и подать вперёд губы, расслабить и слегка выпятить их, и ремень - мягкий, но всё же тяжёлый - хлещет её по лицу, спасибо, пожалуйста, дайте ещё один, спасибо, пожалуйста, дайте ещё один - вежливость поселяется с каждым ударом всё глубже.
Потом он опять дал ей сосать, распухшие губы были такими горячими и так сильно сжимались, что он кончил быстро, и приказал встать в полный рост, руки за голову снова, ноги раздвинуть - и сохранять целомудрие в этой позе, ей, что текла, будто горная речка весной.
С полутора метров, стеком, хлопает ей по бёдрам, слегка хлещет соски, низ живота, внутреннюю часть бёдер - всё шире и шире и шире, мышцы не держат обильно смазанную пробку, и она падает.
Мужчина лишь смотрит, насмешливость и презрение в его взгляде пронизывают насквозь, и тут говорить не нужно - понятно, кто она, что удержать ей там, свободная дырка, гуляет ремень между ног, и снова - унизительный танец с насаживанием, текут слёзы, течёт ниже, руки за головой.
Когда воспитание целомудрия закончилось, внизу у неё был огонь, и мышцы сжимались так, что больше не отдали бы своих сокровищ. И вот на диване он снова играл с ней, пытаясь достать обе пробки, а ей приходилось держать и их, и нелёгкую позу для порки, которая даже не началась пока.
Он снова взял розги, и ей снова не хватило сил, он хмыкнул и на целый час поставил на колени посреди комнаты - тренировать терпение, полоски на попе уже не были такими красными, и в конце концов она всё-таки выдержала свою порку, теперь ягодицы уже были яркими, пересечёнными в разных направлениях следами розог, но это был ещё не конец - ей лишь было позволено перевернуться и лечь на живот. Лишь когда она осипла, а спина с бёдрами почти сравнялись по красноте с её задницей, мужчина наконец-то освободил её от "хранителей целомудрия", крепко примял к дивану и вошёл. Только сейчас ей удалось почувствовать его касания - не касания, а полный контакт с пылающим телом, и в этом огне постепенно растворился весь её страх.