Старики в доме

Давеча меня посетил Павел Петрович, любезнейший мой брат. Был как всегда во бдительном мундире, хромал на одну ногу. Гладко выбрит. Глаза его блистали, скажем: истово.
Кто путешествует – тот жил в неволе.
Как корни тянут нас, и боле, чем дороги! Еще не расчехлили чемоданы, он осмотрел весь дом. Потупившись, стоял в углу, где приспособлены иконы.
И через час вдруг вышел на балкон.
Что вам сказать, отеческий наш дом мог показаться ему унылым, забор – покосившимся, луг – потравленным, беседка – несуразной. Я заметил, что брат мой не то что б тяготился картиной нашей тихой мирной жизни, но был обескуражен здешней тишиной, в которой, как сказал поэт, звучит «лишь мерное гуденье насекомых».
В Европе, знать, опять. Конгрессы, лопнувшие тресты. Прогрессы, бисмарков невидимые тени, переговоры, но все больше – срывы. Прения о пролитой крови. Словесные баталии все, словесные баталии, мы знаем наизусть.
А у нас тут тишина. Третьего дня какой-то из сатрапов вымазался сажей и залез в курятник. Девки, забавы для, устроили ему баню.
Нет, не подумайте, что у нас одно только запустение. Я строю сонмы всевозможных планов, реконструкций, изменений, правда, постепенных, здешних построек. Намедни маслом выкрашен амбар. Я собирался было поправить дом (но разве все успеешь?) и даже из-под вон того угла стал вынимать песок, но то камень завезут негодный, какой-то весь испещренный, ноздреватый, то работники хандрят. Чу! Слышите? Перекатывают бревна. Жду соорудить дорогу между деревнями. «Мы с вами, брат, уже глядим в слепые окна», - сказал Павел Петрович.
И засмеялся так, что с глаз скатились слезы. То ли обед был чересчур обильный, то ли наливкой злоупотребил, то ли так, не знаю.
По слабости здоровья все, по слабости здоровья.
Послал купить у баб грибов. Велел соленья вызволить из плена. Сейчас вожусь с воспоминаньями тех лет, когда походы, подвиги и чудные мгновенья…
Отечество мое! Когда венчают здание твое такие же как мы мужи?!