В эти дни мой город стал "столицей мира". В Санкт-Петербурге проходит Международный юридический форум и 13-й раз Международный Книжный салон. Не хватает только своего парка "Зарядье" и колеса обозрения, чтобы увидеть сверху самый красивый в мире город.
У нас в Санкт-Петербурге постоянно проводятся чемпионаты поэзии, фестивали и конкурсы поэтов. В России только 3% россиян предпочитают поэзию прозе. Сегодня поэзией считается то, что вчера ею не считалось. Поэты экспериментируют на грани прозы и стиха, и уже трудно понять, это традиционные стихотворения или поэтические тексты. На смену высокой поэзии пришли рэп-баттлы как торжество рифмоплётства, почти невозможное без мата.
17 мая 2018 года "король поэтов" Дмитрий Воденников выступил в рамках Санкт-Петербургского Книжного салона. Я поинтересовался у Дмитрия и участников: в чём загадка поэзии, стихи пишутся или слышатся?






Известно, что первые поэтические произведения – это мифологические гимны. Древние религиозные тексты существовали в форме поэтических гимнов. Первые литературные произведения это поэзия (Гомер «Илиада» и «Одиссея»). Проза литературой не считалась.

Почему древние мифологические гимны написаны стихами?

Йохан Хейдинга писал: «Миф, в какой бы форме он не передавался, всегда есть поэзия».
Поэт Велимир Хлебников признавал, что поэзия и миф – две части одного целого.

Понятие «миф» древнегреческого происхождения и может быть переведено как «слово», «рассказ». Это и древние сказания до начала времён и народная мудрость. Но «миф» отличается от обычного слова тем, что заключает в себе истину «обладающую силой божественного логоса», но которую трудно уловить (как говорил античный философ Эмпедокл).

Миф – наиболее древняя форма передачи знания. Его нельзя воспринимать буквально, лишь иносказательно – как зашифрованное знание, скрытое в символах.
Мифы существовали не просто в рассказах, а в песнопениях (гимнах – как древнеиндийские Веды), в реликвиях, в традициях, в обрядах.

Мифы – самая древняя форма «философского» размышления человека, попытка понять, откуда возник мир, какова роль в нём человека, в чём смысл жизни. Только миф даёт ответ о смысле жизни человека в аспекте истории и метафизическом плане.

Раньше люди жили как бы в двух мирах: мифическом и реальном, и между ними не было непреодолимого барьера, миры находились рядом и были проницаемы.
Шведский учёный-мистик Эммануэль Сведенборг считал, что древний мир вселенского первочеловека заключал в себе память о глубочайшей интуиции единения человека и Бога.

В мифах звучит мысль о том, что человек потенциально бессмертен. Мифотворческая мысль не знает мёртвой материи, она видит весь мир одушевлённым.

Известный знаток античной мифологии академик А.Ф.Лосев в своей монографии «Диалектика мифа» признавал, что миф является не выдумкой, а чрезвычайно практичной и насущной необходимой категорией сознания и бытия.

В мифах накапливались опыт и знания многих поколений. Мифы были чем-то вроде энциклопедии жизни: в них можно было найти ответы на все главные вопросы бытия. Мифы рассказывали о том древнейшем периоде в истории человечества, который существовал до начала всех времён.

Древние люди верили мифам безоговорочно. Мифы указывали, что должно быть. Миф – это «убеждающее слово»!
Доктор исторических наук М.Ф.Альбедиль в книге «В магическом круге мифов» пишет: «К мифам не относились как к вымыслу или фантастической несуразице».
Никто не задавал вопроса об авторстве мифа – кто его сочинил. Считалось, что мифы поведали людям их предки, а тем – боги. А это значит, что в мифах содержатся первородные откровения, и люди должны были только сохранять их в памяти поколений, не пытаясь изменять или придумывать что-то новое.

Профессор философского факультета Санкт-Петербургского государственного университета Роман Светлов считает, что «архаический миф – это «теофания истины». Миф не «конструирует», но раскрывает онтологическую структуру Космоса.
Миф – это образ (слепок) первичного Знания. Мифология есть постижение этого пра-Знания.

Мифы не создаются, они считываются!
Миф в литературе — сказание, передающее представления людей о мире, месте человека в нём, о происхождении всего сущего, о Богах и героях.

Есть мнение, что после отмены ритуального жертвоприношения, контакт с потусторонним миром был утрачен. За отсутствием сверхъестественного возникла необходимость производства сверхъискусственного. Этим сверхъискусственным, на мой взгляд, стала поэзия – наша «остаточная духовность».

Поэзия была формой откровения и общения с богами. Все первичные священные тексты это поэтические гимны. В древности поэт и жрец были в одном лице. Считалось, что поэзия это и дар и проклятие, а устами поэта пророчествуют боги.

В состоянии вдохновенного экстаза и одержимости поэты обладали свойством иновидимости и прорицания, они чувствовали себя во власти потусторонних сил. Поэт становился проницаем для узкого входа в праисточник знания, где перед ним открывалась сфера постижимости сущего.

Но чтобы проникнуть в умопостигаемость мира необходимо полное отцепление от своего естества. Поэты должны жить в состоянии отрешённости и непривязанности к миру. Чтобы войти в контакт с потусторонним, требуется изменённое состояние сознания. Для этого нужно обратиться своей частичкой потустороннего, которая есть в каждом человеке.

Мне кажется, что вход в умопостигаемость мира даёт только поэзия. Именно поэзия как часть искусства синтезирует в человеке его экзистенцию.
Поэзия – это одновременно и абсолютно нереальное, и абсолютно реальное, что можно обсудить с другими.
Поэзия – это приобщение к праисточнику знания, где порядок безумия предшествует порядку разума.
Настоящая Поэзия – это духовное жертвоприношение, своеобразная форма бытия для другого.

Большой вклад в понимание поэзии внесла Московско-Тартуская семиотическая школа. Она сформулировала понимание поэзии как особого вида культуры, уходящего в самую глубокую древность первоначально вышедшего из сфера религиозной в качестве попытки воздействовать на мир.

Какова же связь мифа и поэзии?

15 марта 2018 года в музее Анны Ахматовой в Петербурге профессор Михаил Борисович Мейлах представил свою новую книгу «Поэзия и миф». Я поинтересовался у Михаила Борисовича, почему он рассматривает поэзию и миф в единстве.
М.Б.Мейлах считает, что поэзия возникла из области сакрального. Она смыкается с мифом и мифотворчеством, сохраняя свои архаические корни. С высшими (божественными) сферами нельзя говорить на обычном языке. Потому что, во-первых, они его не поймут, во-вторых, он их не достигнет. Поэтому этот язык нужно особым образом формировать: с помощью музыки, с помощью каких-то фонетических манёвров. Поэтический текст не является чем-то раз и навсегда сказанным, устойчивым, он изменяется в зависимости от его понимания и переосмысления. Это присуще языку в целом. Язык и сознание устроены так, что почти невозможно сказать что-либо бессмысленное с точки зрения божественной бессмыслицы. Истолкование поэзии вещь очень трудная, многоступенчатая и многообразная, стихотворение интерпретируется в контексте.
«То, что не названо, судьбой не отмечено, оно и не существует». «Стихи не пишутся, они слышатся!»





Насколько поэт равен человеку, а человек поэту?

Поэт значительно больше создаваемого им текста.
Поэзия – это обращение к Высшему, к трансцендентному, к собственной экзистенции, к коллективному бессознательному.
Настоящие стихи, как и мифы, создаются на границе бессознательного, в изменённом состоянии сознания. Гениальные стихи это экстаз, духовный и эмоциональный «оргазм»!

«Всё, что поэт пишет с божественным вдохновением и святым духом, то весьма прекрасно», – полагал Демокрит.

Платон говорил: «Поэт, если хочет быть настоящим поэтом, должен творить мифы, а не рассуждения».
Платон предлагал изгонять поэтов из «идеального государства», поскольку они вносят сумятицу в общественные нравы, сочиняют небылицы, далёкие от истины, нарушают установленный философами порядок.
«Кто идёт к вратам поэзии, не вдохновлённый музами, воображая, что одно искусство сделает его поэтом, тот и сам несовершенен, и поэзия его — ничто в сравнении с поэзией вдохновлённого».

Известный поэт и писатель Дмитрий Быков 17 мая 2018 года выступил в Книжной лавке писателей Санкт-Петербурга. На мой вопрос, в чём тайна поэзии, Дмитрий Львович дал характеристику основным типам поэтов.





Аристотель отмечал, что в поэзии главным является содержание, а не форма. «Поэту следует скорее быть творцом фабул, а не метров, поскольку поэт является таковым по подражанию, а подражает он посредством действия».
«Поэзия есть нечто более философское и серьёзное, чем история: поэзия выражает более общее, а история — частное».
«Историк и поэт отличаются друг от друга не речью — рифмованной или нерифмованной; их отличает то, что один говорит о случившемся, другой же о том, что могло бы случиться».

«Слова истины просты», – утверждал Эврипид.
Вся трудность – в простоте: она, по словам Леонардо да Винчи, «труднейшая на белом свете, крайний предел опытности и последнее усилие гения».

«Сочинение стихов ближе к богослужению, чем обычно полагают», — считал Анатоль Франс.
«О поэзии могу теперь сказать так: это жертвоприношение, в котором мы приносим в жертву слова», – полагал Жорж Батай.

Почему же самые гениальные произведения написаны стихами?

Невозможно представить «Божественную комедию» Данте, написанную прозой.
Некоторые вещи просто невозможно выразить прозой, стихи приходят словно сами собой. Например, поэма «Савитри», написанная на английском языке, по признанию самого Шри Аурбиндо, невозможно было выразить прозой.

Я и сам замечал, что не получается выразить простым словом некоторые образы, и невольно возникает рифмованный текст, когда не сочиняешь, не выдумываешь, рифмы не подбираются, а просто слагаются сами собой. Это ощущение изложения, как будто тебе кто-то диктует, а ты лишь водишь ручкой или набиваешь на клавиатуре. Все попытки что-то исправить, улучшить, только ухудшали текст. Смысл этого «записанного» текста был для меня откровением и открывался не сразу. Я вначале машинально записывал, а только потом начинал понимать, что же такое записал. Это удивительное состояние трансляции, приёма-передачи. Я даже не считаю, что это я написал, хотя это написано мною!

...повсюду мир тебе открыт и ключ в замке всегда лежит войти не бойся в мир внутри ведь это все есть только ты глубины космоса в тебе весь звездный небосвод в тебе ты глубже солнца и светил как если дверь в себя открыл и вышел в свет и внял любви поверь все это можешь ты ты бог и царь в себе самом так будь достоин пред отцом все есть в тебе чтоб силой стать и никогда не умирать пойми раскрой отдай себя избавься от ненужных я любовью стань стань весь любовь чтобы рождаться вновь и вновь и этот чуждый мир спасать и умирать и воскресать...
(из моего романа «Чужой странный непонятный необыкновенный чужак» на сайте Новая Русская Литература).

Я не считаю себя поэтом, хотя мною написано 1147 вирш.
Мне близка формула: «стихи не пишутся, а слышатся». Настоящее творчество это не сочинение, а изложение!
Для меня Поэзия – это форма Откровения!

Поэзия – это открытие и постижение себя как субъекта. Хотя субъект и объект – умозрительное разделение. Надо преодолеть это логическое разделение, чтобы понять, что объект тоже субъект, а субъект в свою очередь объект, – и мы всеединство!

По моему мнению, Поэт не тот, кто пишет стихи. Поэт – это тот, кто думает стихами! Кто может уловить и поэтически выразить настроения, мысли и чувства рифмованным образом, а иногда верлибром.

Граница, разделяющая текст и поэзию, весьма условна. Подразумевается, что текст – не рифмованный, а стихи – рифмованные. Но всегда ли так?
В чём сущностное отличие стихов от прозы?

Разумеется, отличие стихов от текстов не формальное: не потому, что стихи пишут столбиком, а тексты в строчку. Античные поэты записывали стихи в строчку без знаков препинания. Маяковский выдумал писать «лесенкой», чтобы ему платили за каждую строчку.

09 мая 2017 года в библиотеке Маяковского в Петербурге состоялся Круглый стол "Расширение границ поэзии".





Недавно в передаче «Тем временем» обсуждался вопрос стихов и поэтических текстов. Сергей Чупринин полагает, что поэзия это по определению что-то сакральное, неподвластное разуму, пониманию, а подвластно какой-то стихии. Поэт делает что-то необыкновенное, чего не могут делать другие.
Литературный критик Александр Гаврилов считает, что поэт рождает стихотворение, как женщина рождает ребёнка.
Прозванный «королём поэтов» Дмитрий Воденников убеждён, что стихотворение не может быть инерцией. Стих это вещь абсолютно живая, как цветок, прорастающий через тебя. Когда ты начинаешь писать, ты понимаешь, что пишешь какое-то живое существо, что-то рожаешь. Разделять стих и текст неправомочно. Настоящий текст – это «Протей».

Я лично не называю свои тексты стихами. Это всё условность названия. Главное для меня в стихах не рифмы, а мысли. Но важнее всего – смысл!
«Поэтический образ — это всегда трансляция смысла», — утверждал поэт Федерико Гарсиа Лорка.

Поэт Дмитрий Александрович Пригов называл свои сочинения текстами, не претендуя, чтобы они назывались стихами.
«Стихи это или не стихи, разберётся следующее поколение», – говорил поэт-концептуалист Лев Рубинштейн. Помню, как он выступал в нашем дискуссионном клубе «Время через призму литературы» на филфаке Санкт-Петербургского госуниверситета.

Философ Александр Куприянович Секацкий в цикле лекций "Поэтические аспекты мироздания" очень интересно высказался о загадке поэзии.





Поэзия, как искусство вообще, конвенционально: что признают, то и назовут поэзией, а что не признают, то, возможно, когда-то станет поэзией.
Вот как писали современники о пушкинском «Евгении Онегине»:
Явно, что Пушкин с благородным самоотвержением сознал наконец тщету и ничтожность поэтического суесловия, коим, увлекая других, не мог, конечно, и сам не увлекаться. Его созревший ум проник глубже и постиг вернее тайну поэзии: он увидел, что для гения — повторим давно сказанную остроту — недовольно создать Евгения…».

Пушкин признавал: «Поэзия, прости господи, должна быть глуповата».

По мнению М.Б.Мейлаха, Пушкин погиб оттого, что хотел, чтобы его нерукотворный памятник был выше «александрийского столпа». Поэт и царь – это древний конфликт царя и пророка, а по сути конкуренция. Царь должен поддерживать порядок на земле, тогда как поэт питается подозрительными выдумками.



Почему поэтов считали пророками?
Хороший ответ дал А.С.Пушкин в стихотворении «Пророк»

Как труп в пустыне я лежал,
И бога глас ко мне воззвал:
«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей».


Художник есть пророк, поэт — пророк вдвойне,
Он возвещает то, что хочется Судьбе.
Он жертвует собой, чтоб им Господь вершил,
Поэт живёт затем, чтоб Бог им мир творил.

Не смеет он просить, ведь он имеет дар,
Творит душою он, и тела нужд не раб.
Он просит тишины, чтоб слышать Бога глас,
И он творит мечты, что так нужны для нас.

Не нужен и комфорт — талант погубит он! —
Нужна лишь тишина, и только хлеб, да сон.
Удобства ведь не цель, а чтоб он мог творить,
Здесь деньги не важны, ведь Музы не купить,
Не вымолить стихов, не выпросить любви,
Ведь вдохновенье — Дар, упорный труд души.

Художник мир творит, он — демиург, он — бог,
Он слышит зов Небес, он ловит Музы слог.
Он тонкий инструмент божественных начал,
И требует Глагол, чтобы поэт молчал.

Художник — Музы раб, ревнует Дух его,
Кто служит — даёт всё, а прочим — ничего.
Не сотворит поэт того, что Бог ему не даст,
И должен помнить он про свой последний час.

Не выдумать того, что нет в Мире Идей,
И чтобы сотворить, любить нужно людей,
И верить в то, что Бог поэту говорит,
Ведь истинный поэт не от себя творит.

Художник видит то, что многим не дано,
В грядущее он зрит сквозь мутное стекло,
Пытаясь Божий Смысл в твореньи разгадать,
И миру возвестить о том, что должно стать.

Не ценится поэт, пока средь нас живёт,
Но станет знаменит, как только он умрёт.
Укором служит он для тех, кто спит душой.
Он странник на Земле, он странный, он чужой.

Поэт — слуга Небес, орудие Творца,
Бог в лицах всех творцов, и Он же без лица.
Невзгоды — хлеб души, и стимул нам расти,
И чтоб поэтом стать, ты их благодари.
Поэт — всегда борец, художник и герой.
И Бог им говорит. Он только Богу свой!»
(из моего романа-быль «Странник» (мистерия) на сайте Новая Русская Литература

В чём же отличие поэта от человека, пишущего стихи, и для чего вообще нужны поэты? С этим вопросом я пришёл на «Чемпионат поэзии», который проводился в библиотеке Маяковского в Санкт-Петербурге – в бывшем доме голландского посланника во времена Пушкина. На мой вопрос «зачем нужны поэты» я получил весьма интересные ответы.





В эссе «Для чего поэты» Мартин Хайдеггер писал:
«Поэты — те из смертных, что, торжественно воспевая Винобога, чуют след ушедших богов, идут по их следу и так прокладывают остальным смертным путь к обращению».
«Язык есть дом бытия. В жилище языка обитает человек. Мыслители и поэты – хранители этого жилища. Их стража – осуществление открытости бытия, настолько они дают ей слово в своей речи, тем сохраняя её в языке».

Философы Александр Куприянович Секацкий и Николай Борисович Иванов поделились своими интересными размышлениями о сущности поэзии. О Николае Борисовиче Иванове хорошо сказал Жак Деррида: «Профессор Николай Иванов – миф. Поэтому все его воспринимают как реальность».





Говорят, что «философы читают послание Бога в подлиннике».
По моему мнению, философ лишь рефлексирует над тем, что создано вдохновением поэта, находит и расшифровывает смыслы в интуитивном поэтическом образе. Разум философа постигает то, что знает душа поэта.
Поэты адекватнее могут описать сумерки, нежели философы. Только поэты могут уличить время в его онтологической иллюзорности – неповторимое повторение в смене времён года.





Поэт не рационален, он интуитивен, и силён не своим сознанием, а своим подсознанием.
Поэт говорит так, как слышит сердцем!

Цель поэзии – возвращение в сердце. Поэзия, применяемая в качестве инструмента познания мира, не претендует на объективность. Познание бытия не цель поэзии.

Поэзия не самоцель. Хотя она и самодостаточна. Я считаю, что поэзия существует не ради поэзии, а для выражения тех высших идей и смыслов, которые недоступны рациональному логическому познанию, которые идут к нам из иного мира и связывают наши миры.
Поэт должен в своём творчестве не столько воплощать уже известные идеи, сколько постигать новые смыслы.
Только поэзии доступны некоторые идеи и смыслы, которые недоступны философии и науке. И в этом огромная ответственность поэзии.
Весь вопрос в масштабах идей и смыслов, постигаемых поэтом. Если они глубинны и жизнеспособны, то им не нужна поддержка, они прорастут сами.

29 декабря 2017 в Русской христианской гуманитарной академии в Петербурге философы и поэты обсуждали вопрос об ответственности философов и поэтов.





На мой взгляд, Поэзия – это один из способов связи с трансцендентным. Ещё древние полагали, что поэты разговаривают с богами, а поэзия есть глас богов.

Если Вечность – это всё, что уже было и непременно будет, можно предположить, что поэт лишь записывает то, что черпает из «информационного поля Земли» («Ноосферы», или как говорил Платон «мира эйдосов», – «божественного вселенского Интернета»).

Настоящие стихи не сочиняются, а записываются!
Настоящая Поэзия – это ретрансляция Откровения!

Дело не в литературных изысках, а в постижении Сокровенного.
Слова не подбираются. Каждое слово, если оно то самое, оно неизбежно, оно и только оно, и никакое другое.
Хорошо сказал один поэт: поэзия – это то, что невозможно высказать простым словом, это больше, чем язык, это «невысказываемое».

Каждое стихотворение это космогония, — а потому неповторима и непереводима!
Стихи непереводимы, потому что это попытка выразить чувство, образ, который существует неповторимо только в данной культуре, в языке данного народа.

Настоящие стихи – это мыслеформы. Слова лишь формы образов, и потому они не подыскиваются, а приходят вместе с образами, являясь лишь средством их выражения.

Вдохновением невозможно управлять, можно лишь ему подчиняться. Когда сам хочу что-то сочинить, ничего не получается, когда же пытаюсь настроиться и почувствовать, то строфы рождаются сами собой. Причём иногда в такой законченной форме, что я просто поражаюсь. Отчего и почему это происходит, не понимаю. Для меня это такое же откровение, как и для других.

Знаете ли вы, как строчку диктует чувство? Я ощущаю её как некое волнение, как музыку, которую пытаюсь выразить с помощью слов. Если удаётся первыми строками сформулировать вопрос, то потом лишь записываю ответ, который рифмуется сам собой.

Мой путь — вперёд, всё дальше, глубже, выше, за облака, Вселенную открыть…
В моём уме становится всё тише, чтоб Голос Бога мог я различить…
Душа любовью дышит и трепещет, пытаясь мироздание обнять…
И Божий лик указкою мне блещет, меж звёзд меня стараясь не терять...
Я вижу свет. Что это может быть? Возможно, Гестия? Как Тайну мне открыть?
Но неужели?..
Нет, не может быть!
Я вижу у костра себя сидящим на безымянном острове один.
Средь моря слёз в тиши благотворящей под звёздным небом я не нелюдим.
Камыш поёт мне песнь грустнее грусти.
Изломанное дерево болит.
Огонь костра — мой собеседник тихий — наедине со мною говорит,
что всё пройдет, вот и костёр сгорит...
— Он спит?
— Дух странствует его по Ойкумене.
Он Странник! Как и ты, и я. Все мы вечные странники.
Дом наш — время. Приют — страдание. А счастье — жертвовать собой.
Ведь жертва — смысл любви. Иначе невозможно.
Для тех, кто любит, выбора и нет.
Пожертвовать собой совсем непросто,
чтоб Космос сотворить, освободив от бед.
Смысл жертвы — жажда новой жизни, желание любить, любовь творить,
кровью своей смывать других ошибки, прощать и верить, и опять любить...
Сейчас с тобой мы в центре мирозданья. Что видишь ты — всё с внешней
стороны, как отпечаток, как экран мерцанья, проекция божественной мечты!
— Так что же... Я есть центр мирозданья?
Иль просто возвратился я в себя?
Куда же мне? Назад? В меня?
Иль этот Дмитрий тоже я?
Выходит, я везде? Тогда не всё ль равно?
А может быть, всё это лишь кино?
Проекции бесчисленные фильма?
Иль сцены разные спектакля Бытия?
И сколько же, вообще, таких, как я?
А может, существую во Вселенной в прошлом и будущем одновременно?
Везде сейчас?
Иль только отражаюсь в другом мире?
Иль сам я отражение его?
Так кто же я? Вернее, что я есть? Крестовских Дмитриев не перечесть.
Димитрий?.. Деметрий?.. или я...
— Дионис!
Я — весь этот мир!
И я за всех, за этот мир весь отвечаю.
И жертвуя собой, его лишь сохраняю.
Благодаря лишь жертве мир ваш существует.
И если бы не я, то мир давно б погиб.
Но мой не слышат предостереженья крик.
Даже когда спускаюсь в мир в людском обличьи.
Я жертва—жертвователь, Бог, Я царь ночи΄
Мне силы тьмы сполна подчинены.
Но тьма не смерть, не Хаос, где страдаешь.
Тьма для тебя есть то, что ты не различаешь.
В ней сила жизни, Сила Света.
— Куда же ты влечёшь меня?
— Вглубь мира. В тебе самом вселенную открыть.
— Но разве это может... может быть? Ведь Космос — он вовне, а не внутри?
— Внимательнее на себя взгляни, и ты увидишь этот мир внутри.
— Куда же ты влечёшь меня?
— В мечты! Ведь всё, о чём мечтаешь, не напрасно.
Мечта лишь отражает, что прекрасно в нас пребывает,
издревле живёт, и даже и со смертью не умрёт.
Весь мир в тебе. Ты часть, и в то же время мир.
И всё в тебе. И ты есть всё. И в то же время ты ничто.
Ты лишь мечта моя, лишь мысль, лишь отражение моего воображения.
Ты есть, и тебя нет.
— Но я же чувствую, живу. Иль нет меня?
— Ты это я, а я есть ты и мир.
И ты есть мир, как я, где нет тебя, и нет меня, а есть лишь мысль творящая.
Мир есть мечта, иллюзия, фантом. Вся Ойкумена для меня мой дом.
Дом, что внутри меня.
— Внутри?
— Ты повнимательнее вглубь себя взгляни.
И ты увидишь мир в мирах, протоны в атомах, а клетки в телах.
Всё стройно, гармонично и едино, и создаёт прекрасную картину.
Вот мы уже внутри тебя.
Вот видишь: то же солнце, и планеты-электроны, и реки, камни, и цветы…
И это всё, всё это ты.
Идём мы вдаль, уходим вглубь, чтобы вернуться вновь к себе.
Всё связано. Масштабы Бытия как этажи, где первый есть этаж последний.
И где бы ни нырнул, ты вынырнешь в себе.
Со всем ты связан, ты во всём, и всё в тебе.
Ты и цветок, и камень, и река.
Так было, есть и будет так всегда.
Ты к звёздам устремишься, а на них, себя ты встретишь как цветок, родник…
Куда бы ни проник — найдёшь себя. Ведь ты во всём, везде твоё есть я.
Миры вокруг, ты их не замечаешь.
Всё связано, всё соединено со всем.
И в каждом выход в мир, до времени ещё что не открыт.
— Куда же мне?
— В себя. А хочешь, в камень, или же в цветок. А может, хочешь стать рекою?
— Хочу всегда я быть самим собою. Счастливым быть. Искать и находить.
И только лишь любить, любить, любить!
И это счастье я готов искать по всей Вселенной.
— Зачем искать, ведь счастье... ведь оно в тебе самом. Лишь радуйся вовек!
— Но я же...
я же...
я же ЧЕЛОВЕК!
Мне нужно большее, чем счастье иль несчастье.
Хочу постигнуть Бога Мирозданье.
— Оно в тебе, и ты сам тоже Бог.
— Я Бог? или его творенье?
— То и другое вместе!
— Так что же я такое?
— Частичка Бога, ищущая Свет.
— Куда ж идти, ответишь или нет?!
— В самом себе ты сам найдёшь ответ.
— А может быть, ответа вовсе нет?
— Ну нет, так нет, что лучше или хуже.
Не торопись прожить остаток дней.
Ведь смысл — процесс, а вовсе не итог.
— Зачем же создал меня Бог?
— Для радости!
— Но где же, где ж она?
— Вокруг, лишь обрати глаза.
— Для радости? И только?
— Разве мало?
— Наверное, нет. Но всё-таки хочу я тайну вырвать, чтобы знать судьбу.
— Зачем?
— Не знаю. Но хочу!
— Взгляни на снег, что падает кружась. Не в том ли тайна, чтоб, кружась,
упасть?
— Но зачем?
— Нет, Почему! Он падает, поскольку смысл ему не нужен.
Ты же к земле припал, а ты взгляни-ка вверх.
И счастье где, подскажет тебе снег!
— Как просто. Ну так в чём же смысл?
— Спроси у снега. Или у деревьев, что снегом разукрашены стоят.
— Зачем же Богу я?
— Для развлеченья.
— Но как же, как избавиться мне от сомненья,
Что Бог со мной,
Что к Богу я иду.
Ищу Его, но нет, не нахожу!
— Оставь сомненья — Он тебя услышит.
Лишь верь, что Он всегда с тобой.
И злясь, не повернись к Нему спиной.
— Но я понять хочу!
— А нужно ли?
— Не знаю. Но хочу!
— Живи по чувству — в нём твоя судьба, что выведет ей ведомо куда.
— Не успокоюсь я, пока я не увижу,
Иль ясно не представлю почему
Творит Бог звёзды. Пусть даже умру,
Но жизни нет без Тайны.
Я чувствую, что предназначен
Постичь её для множества людей.
Я чувствую ответ!
Его я ощущаю как реальность.
Хотя она не видима для глаз,
Но тайна есть, и смысл.
Иначе зачем бы я стал мучиться.
Ведь без ответа нет вопроса.
И сам вопрос ответ!
И если смысл во всём,
И я есть смысл,
То как постичь Его, ведь я не свят и чист?
— Верой! И любовью!
Потому что вера и любовь лики Его!
Без веры не постигнуть совершенства.
А без любви Смысл не расшифровать.
И потому учись ты чувством постигать.
Ведь мысль — лишь отраженье чувства!
— Хочу найти к познанью ключ, Закон, которого не знаю.
Чтобы постигнуть Бога суть, и как музыку сотворяю.
— Закон Гармонии во всём.
Везде есть Смысл и Откровенье.
Тайна и в мёртвом и в живом, и благодать, и всем прощенье.
Ключ этот — вера и любовь.
Без веры нету постиженья.
Всё будто открываешь вновь, и всюду видишь Лик творенья.
А без любви нельзя открыть Закон, что управляет миром.
Его возможно заслужить лишь сердцем чистым и открытым.
Он суть огня и жизнь камня, бег муравья и лик цветка,
Он смысл движенья мирозданья и смысл творенья Бытия.
— Но в чём же, в чём же, в чём тот Тайный Смысл Бога заключён?
— Сакральный смысл есть во всём. Его дешифровать лишь стоит.
А это трудно. Смысл в том — любви без жертвы не выходит!
Без жертвы нету Божества. Без жертвы нету и творенья.
Без жертвы всё только слова. Без жертвы нету Откровенья.
Мы сблизились с тобою неслучайно. Закономерно всё: и я, и ты, и мы.
Во всём есть Смысл, везде сокрыта Тайна.
Внутри и вне Гармонии Миры.
— Но в чём же Смысл, в чём суть Предназначенья?
Как объяснить любовь, тоску, дитё?
И от кого исходит повеленье?
Как Тайну объяснить и Бытиё?
— Гармония во всём: в цветке и в камне, прекрасна кедра жизнь и комара.
И существует объясненье Тайне, поскольку я хочу познать себя.
Жизнь камня, муравья и мы с тобою — миры повсюду: в камне и в воде.
И норовит же всякий быть собою: орёл — летать, червь хочет жить в земле.
Цветок и стрекоза — всё совершенство! И я не прочь бы птицею пожить.
Но каждому своё бытиё и место, и жаждет всякий жить, любить, творить.
— Всё движется, зачем иль почему-то. Но что толкнуло жизни колесо?
Чему я подчиняюсь поминутно? Что за Закон Единый для всего?..
Что общее меня объединяет со стрекозой, червём и муравьём?
Мне камень шепчет, что меня он знает, вот муха села — пишем мы вдвоём.
Проснулась жить она, зачем, чего ей ради? Взлетела вдруг. Куда?
Иль Почему?
Имеет смысл всё, всегда всё кстати.
Но в чём разгадка Тайны, не пойму.
Что общего меж небом и землёю? между дождём и пламенем костра?
И в чём Вселенский смысл нас с тобою?
Зачем иль Почему мне жизнь дана?!
— Вселенский смысл — Всему есть назначенье! Тебе и мне, и Нам, и комару.
Миры едины в рассредоточеньи.
Смеется камень страху моему.
Я часть Всего! Я Тайна Мирозданья!
И всё во мне. Я — мир. И ты. И Мы.
Но и цветок — он чувствует страданья.
А камень прячет ото всех мечты.
— Так в чём же смысл миров разнообразья?
Мы — пола два. А почему не три?
Отсутствует в природе безобразье.
Так познаём иль смысл привносим мы?
— Закон Один — Земле и внеземному, и камню, и цветку, и муравью.
Он объясненье существу любому, и вечной Тайне — почему люблю?!
— Цель Бытия... Иль всё само собою?
За чем? Иль, может, по чему?
Кому необходим? кто видит мною?
Зачем родился? для чего живу?!
— Потусторонний иль трансцендентальный… Смысл — он во всём!
Он — я, ты, люди все, вечный Вопрос — он же Ответ сакральный:
Откуда в нас стремленье к красоте?
Ответ везде, Закон универсален для камня, для цветка, для муравья.
Гармония во всём, и каждый уникален.
Всё предназначено: и мы, и ты, и я.
Всё что даётся — к нашему же благу, что происходит — надобно понять.
Всё принимать должны мы как награду, и ни на что на свете не пенять.
С тобою мы вселенная Вселенной, и космос внешний в нас внутри сокрыт.
Гармония бывает бесконечной, когда Любовь миры свои творит.
Ничто не вечно в этом мире: пришла зима — прощай весна.
Не вечно и служенье лире, не вечна юность, красота.
Всё возникает, чтоб исчезнуть, рождается, чтоб смерть принять.
Всё растворится, канув в Вечность. Но что толкнёт вновь создавать?
Что к творчеству нас побуждает? Что побуждает нас творить?
Ни деньги, ни почет — всяк знает, не смерти страх нам стимул жить.
Творить Любовь нас заставляет, собой Необходимость быть!
Закон творения — во мне он, ведь я творение Творца.
Мир — Мысль, что творится Словом. И создаёт всё Красота!
Творение не произвольно. Первопричина — мир любить.
Творю я будто бы невольно, жаждя себя осуществить.
Творю я, Бога постигая, понять пытаясь в чувстве смысл.
Этим себя осуществляя, я воплощаю чью-то мысль.
Но чью? Зачем всё это миру, коль всё исчезнет без следа?
Зачем Господь вручил мне лиру? Зачем стихи слагаю Я?
Зачем творю, коль всё исчезнет? Зачем живу, раз всё умрёт?
Если конец всему известен, толкает Что меня вперёд?
Закон Бытия универсален — Как, Почему, Зачем творю?!
Возможно, Он парадоксален. Ведь я не думая, дышу.
Небытиё рождает звёзды, чтоб вновь когда-то их убить.
Зачем даруются мне мысли? Зачем не можем не любить?!
Нет! Почему! люблю, творю я. Творение имеет смысл!
Себя же этим развлекая, Вечность играет Театр — Жизнь.
Закон творения любого — Закон Творца, и Он во всём!
Творю для развлеченья Оно, ведь Бытия спектакль в том».
(из моего романа-быль «Странник»(мистерия) на сайте Новая Русская Литература

Признаюсь, не я это сочинил. Я лишь записал, не изменив ни строчки, причём ночью, в состоянии какого-то транса. Как мысли вылились в стихотворные рифмы для меня самого загадка. Я ведь стихов никогда не писал. Откуда это пришло, и почему? А главное – зачем?!

Как-то я побывал на поэтических чтениях на острове Новая Голландия в Петербурге, а также на конкурсе «Поэзия улиц». У гостей и участников я поинтересовался, в чём же загадка поэзии, стихи пишутся или слышатся?





Так что же вы хотели сказать своим постом? – спросят меня.

Всё что я хочу сказать людям, заключено в трёх основных идеях:
1\ Цель жизни – научиться любить, любить несмотря ни на что
2\ Смысл – он везде
3\ Любовь творить необходимость.

А по Вашему мнению, в чём ТАЙНА ПОЭЗИИ МИФА?

© Николай Кофырин – Новая Русская Литература – http://www.nikolaykofyrin.ru