18. Вина.

Все последующие дни слились в одни ужасающе-беспросветные сутки. Днем он продолжал ходить в школу по настоянию родителей. После Настиных слов следователь уже не доставал его вопросами, но в школе на него многие косились, а учителя обращались мягко, как с тяжело больным. Дэн ни с кем не общался, кроме Женьки, да и с ним больше молчал. Вина тяжелым грузом давила, сдавливая сердце ледяными пальцами.

Только одно грело – надежда. Настя поправлялась удивительно быстро, и это было почти чудом. Оказалось, что травма ее не так опасна, как казалось на первый взгляд, и вот в конце апреля прошел слух, что Настю выписывают.
Дэн внутренне сжался. За все это время он много раз собирался навестить Настю, доходил до больницы и … так и простаивал часами под окнами. Он боялся до дрожи. Эта трусость убивала его, но перебороть ее он был не в состоянии. Дэн представлял, как Настя посмотрит на него чужими, равнодушными глазами, или вовсе – он прочтет в них ненависть. И уходил домой.
И вот теперь он увидит ее. Что она скажет ему? Или совсем не обратит на него внимания? Или… Он не мог дальше гадать, в груди начинало болезненно саднить. Дэн стал еще молчаливее, все чаще закрывался в своей комнате и лежал, отрешенно глядя в потолок. Встревоженные родители хотели отправить его в какой-то жутко модный и дорогой санаторий, отдохнуть, но он впервые в жизни устроил истерику с битьем посуды, криками и валерианкой для мамы, и от него отступились.

Наконец не выдержал Женя. Однажды, когда он и Дэн пили чай у Дэна на кухне, Джон схватил друга за плечи и как следует встряхнул:
- Ну хватит уже страдать! Пойди и поговори с ней!
- Я не могу, - Дэн устало уронил руки, - я просто не представляю, как я посмотрю ей в глаза. Она меня ненавидит…
- Откуда ты знаешь? Ты ведь не спрашивал! Ты понимаешь, что скоро экзамены, потом выпускной, и все! Все разъедутся поступать в разные города, и возможно, что ты ее больше не увидишь!
- Да все я понимаю! Но, Джон, я не смогу… Лучше умереть, чем услышать от нее, что я ей больше не нужен.
Он отвернулся к окну. Там было мерзко и хмуро, как у него на душе. В этом году даже в конце апреля весна все никак не могла начаться толком, бледное солнце с трудом пробивалось через тучи, снег до сих пор лежал там, где пряталась тень. И Дэну казалось, что весна не наступит уже никогда, потому что в сердце у него зима поселилась навечно, потому что на дне черной пропасти не бывает весны... Он повернулся к другу:
- Я не могу. Прости, Джон.
- Хорошо, - Женя замолчал, но для себя уже принял решение.

Когда вечером этого же дня в дверь позвонили, Настя сидела в кресле, укутавшись в плед, и думала. Через неделю в школу, а там он… Она не знала, как ей быть. Вернуться придется, ведь нужно писать итоговые контрольные, сдавать годовые и готовиться к выпускным экзаменам. Но как теперь общаться с Дэном? Не замечать его просто нет сил, он все еще занимает в ее сердце такое важное место, но простить… Обида была слишком сильна. Уже не первый день тяжелые мысли одолевали ее. Напрягала непривычная стрижка – в больнице во время операции волосы сбрили, и сейчас они отросли коротким мальчишеским ежиком. Такая стрижка удивительно шла ей, делая какой-то беззащитной и милой, но сама Настя считала ее кошмаром.
Ей было так одиноко, а тут еще подруга Таня с ангиной слегла…Услышав звонок, Настя побрела открывать.
На пороге стоял Женя.
- Привет, - улыбнулся он, стараясь сгладить неловкость.
- Привет… - Настя была и удивлена, и обрадована. Ну хоть кто-то про нее вспомнил! Вдруг она смущенно вскрикнула:
- Не смотри на меня, я такая уродливая!
Женя окинул ее взглядом:
- Вот глупая! Ничуть не уродливо. По-моему, тебе очень идет. Вы, девчонки, такие странные! То сами стрижетесь коротко, потому что модно, а то – «уродливо»!
Настя улыбнулась. Все-таки он ужасно милый, этот Женька Савинов.

- Ну что же ты, проходи!
Она усадила его на в кресло, в котором минуту назад сидела сама, и принесла им по кружке кофе.
_ Насть, мне с тобой нужно поговорить… - Женя не поднимал глаз от пола, - и ты знаешь, о ком.
- Догадываюсь, - от ее голоса повеяло холодом.
Женя поднял на нее взгляд:
- Настен, я ведь все понимаю: и как он виноват, и как ты обижена… Но он мой лучший друг, и я должен попробовать. Ведь ему совсем плохо! Он сам на себя не похож, словно зомби. Что-то умерло в нем, и я не знаю, что с этим делать. Вам просто нужно поговорить, может, это его встряхнет.
- Нет, - Настя отвела глаза, - я не хочу его видеть.
- Я понимаю. Только… ответь мне на один вопрос: он тебе совсем-совсем больше не нужен?
Настя промолчала, и глаза у Жени потеплели.
- Ну? Подумай! Только один разговор! Даже если ты его презираешь, пусть он услышит это от тебя, а не накручивает себя черт знает чем.
- А чего же он сам не пришел, а тебя прислал? – бросила Настя с вызовом.
- Вообще-то он не знает, что я здесь. А когда узнает – убьет. Просто он … боится. Натворил дел, а теперь не знает, как тебе в глаза смотреть.
- Сам виноват!
- Вот от этого ему и плохо, что сам! Позволь ему придти, пожалуйста!
Настя задумалась. Наверное, поговорить все же придется. Все равно в школе они увидятся, и лучше обговорить все заранее, без свидетелей, выстроить линию поведения…
- Хорошо. Сегодня вечером.
19. Отчаяние.

Дэн стоял на лестничной площадке перед Настиной дверью. Вот сейчас. Сейчас он позвонит и увидит ее. Что он скажет ей? Что она ответит? Черт возьми, он был готов убить Джона, потом готов был носить его на руках, потом снова испугался и едва не поругался с ним… Все так запутано.
И эти цветы дурацкие. Он долго выбирал букет в салоне. До этого Дэн никогда не дарил Насте цветы, поэтому не знал, какие она предпочитает, но почему-то был уверен, что это не розы. Поэтому выбрал белые орхидеи. А сейчас его охватила неуверенность – а вдруг ей не понравится? Да в конце концов, чего он переживает, все равно она выбросит букет, если не сразу, то после его ухода. Но он хотя бы увидит Настю. Стасенька…Боже, как же он соскучился по ней, как мечтал хоть еще один раз побыть рядом… И Дэн нажал на кнопку звонка.

Настя вздрогнула. Уже? Разве уже семь часов? Весь день время тянулось так невыносимо медленно, и вдруг сделало один огромный скачок, и настал вечер. Она выбралась из кресла и пошла открывать.
Он стоял на пороге с букетом белых орхидей. Ее любимых. Она не помнила, чтобы говорила ему о своей любви к этим цветам.
- Привет… Это тебе. – Он был смущен. – Нравится?
- Да. Спасибо.
Настя взяла цветы. Поднесла к лицу. Знакомый аромат заставил улыбнуться, и Дэн робко улыбнулся в ответ.
- Проходи в комнату, - Настя пошла поставить цветы в вазу.
Когда через минуту она вошла в гостиную, он сидел в кресле и непонятно смотрел на нее. В этом взгляде было и отчаяние, и надежда, и несмелая нежность.
Она прислонилась к стене, глядя на Дэна сквозь ресницы и отмечая, как он бледен, под глазами темные тени, и взгляд тусклый. Но по-прежнему он невозможно красив, и по-прежнему ей захотелось подойти к нему, прижаться к родному плечу и забыть весь ужас последних недель. Но что-то мешало: обида ли, непонимание, гордость – непонятно.
- Ты хотел поговорить о чем-то? – Настя старалась, чтоб в ее голосе не было слышно той тоски, которую она сейчас испытывала. И у нее получилось. От холода ее голоса он сник, но все же ответил:
- Да, хотел. Поговорить о нас.
- Дэн, ты же умный парень, - Настя поморщилась, - никаких «нас» уже нет, а может быть, и не было. Ты зря пришел.
- Я не верю. Я не хочу верить. Мы ведь были вместе, до того как я… все испортил. Я понимаю, что ты меня не простишь, но мы же были нужны друг другу!
- Нет! Не были. Мы сами все это выдумали, и сами же поверили. Не было никаких чувств. Забудь! – Настя была безжалостна.
«Господи, не дай ему увидеть, не дай понять, так тяжело дается мне эта ложь! Я же люблю его!»

Дэн опустил голову. Мир рушился, боль разрасталась в груди, и темная пропасть снова приблизилась к нему. Потом он хрипло прошептал:
- Значит, все?
- Да, - также тихо произнесла Настя, - все.
- Ты была права, я зря пришел. Сегодня днем у меня еще была надежда. А теперь не осталось ничего.
Он поднялся, подошел к ней близко-близко, заглянул в родные зеленые глаза. Она вдруг качнулась навстречу, прижалась лбом к его плечу и замерла. Дэн не смел пошевелиться, всем существом впитывая ее прикосновения, с тоской понимая, что этого не повториться никогда. Он старался запомнить: ее нежная шея, смешной ежик волос, бьющаяся жилка в ямке ключицы, такой знакомый запах ее духов… Неужели этого больше не будет?! Настенька!!!
Настя вдруг мягко оттолкнула его ладонями и прошептала:
- Уходи…

Это было невозможно, но это случилось. Он умер, но почему-то все еще был жив. Дэн сидел на ступеньках в ее подъезде. Кажется, он бежал, забыв про лифт, прыгая через ступени, когда за ним захлопнулась дверь, потом запнулся, упал… Он плохо помнил. Теперь все было не важно. У него ничего, совсем ничего не осталось. Настя была такая холодная, такая чужая, и не было больше в ее глазах того света, который согревал его каждый раз, когда она смотрела на него. До края черной пропасти осталось полшага, и теперь это было не во сне. Вот о чем предупреждал ночной кошмар, и это случилось. Весна никогда не настанет.
Как же теперь жить, зная, что он ей больше не нужен? Зачем ему жизнь, в которой нет любимой? Ответ пришел сам собой.

Настя стояла, прижавшись лбом к холодному стеклу балконной двери. Что же случилось, что она не сдержала данного себе обещания, и приникла к нему в последний момент? Все просто – она до сих пор любила его, сердце рвалось к нему, и ни к чему была гордость, и обида уже ничего не значила… Почему же она отпустила его? Надо догнать, непременно догнать, Настя рванула к двери, потом, понимая, что не успеет застать его в подъезде, выбежала на балкон, чтобы позвать, вернуть!

Стоя на обочине дороги, Дэн исподлобья смотрел на приближающуюся фуру. Как все просто! Полшага – и нет больше боли, которая разрывает душу, и не ноет больше сердце в груди, и нет больше в памяти ее холодных глаз и слов: «Нас больше нет, а может быть, и не было». Оказывается, на дне черной пропасти не так уж страшно. Да, там нет жизни и радости, но нет и этой нестерпимой боли. Как просто! Всего полшага под колеса…

Она все поняла, едва увидела его на обочине. В его фигуре было столько обреченности и отчаяния, что Настя едва не зарыдала. И тогда она закричала.

Фура приближалась. Шофер дал предупреждающий гудок, но Дэн не отошел в дороги. И вдруг он услышал ее голос:
- Не смей, Динька, не смей!
Он повернулся. Настя стояла на балконе, в страхе перегнувшись через перила.
- Денис, вернись, сейчас же, немедленно вернись!
Дэн сделал шаг от дороги, затем другой, потом побежал все быстрее и быстрее к ее подъезду. Навстречу Насте.

20. Любовь.

Они встретились на третьем этаже. Настя бежала к нему, также перепрыгивая через ступеньки, как он пятнадцать минут назад. Она налетела маленьким ураганом, стуча кулачками по его плечам, по груди, и в ярости кричала:
- Дурак! Идиот! Ты что это придумал! Не смей, слышишь, не смей! Я запрещаю!
Дэн не сопротивлялся, позволяя ей выплеснуть свой гнев и страх, и лишь когда почувствовал, что она успокаивается, осторожно поймал ее руки и прижал к своей груди.
- Стася…
Она сразу сникла, затихла. Он поднял ее лицо за подбородок, заглянул в глаза и очень тихо, серьезно произнес:
- Стасенька… Я все равно не буду жить без тебя. Я не смогу.
Зеленые глаза наполнились слезами. Настя всхлипнула и прошептала:
- Динька… Как же так? Что же с нами происходит?
Он тихо притянул ее к себе, обнял осторожно, боясь спугнуть. Робко коснулся стриженой макушки губами. А она вдруг прижалась к нему, обняла за плечи, как утопающий хватается за соломинку, и было в этом жесте столько беззащитности и доверия, что Дэн почувствовал, как по его щекам текут слезы. Плотина была прорвана. Он прижал Настю к себе и сбивчиво вдруг выложил ей все, о чем думал бессонными ночами, пока она лежала в больнице, и он не знал, будет ли она жить, и понимал, что потерял ее…
- Я виноват, я очень виноват перед тобой, и глупо надеяться на прощение, но этой надеждой я жил все это время. А теперь у меня и надежды не осталось. Так больно потерять тебя, так страшно!
Я все хотел придти к тебе в больницу, объяснить все. Но не мог, мне было очень стыдно. Как я мог тогда признаться тебе, что та отвратительная сцена ревности, когда ты упала, случилась из-за того, что я получил в тот момент чувствительный удар по самомнению. Когда я увидел тебя с тем парнем, я вдруг понял, что я ничтожество, пустое место. Я так привык к всеобщей любви, что никогда не задумывался – а за что меня любить? За смазливую рожу? Так этого добра полно, тот же Олег твой… Богатства у меня особенно нет, по уму - не гений, ты гораздо талантливее во всем, нас даже рядом ставить смешно… Так за что же меня любить? Не за что!
Я это понял тогда, когда увидел тебя с ним. У него было все, чего не было у меня, и ты должна была выбрать его. Тогда я решил, что ты так и сделала. Только я не думал, что мне будет так больно. И я сорвался. Это не оправдывает меня, но мне важно, чтобы ты знала – почему я тогда сказал те слова. Я правда так не думал.
- Я знаю, - Настя опять всхлипнула,- но мне было очень, очень больно и обидно.
- Девочка моя…. – Он утешающее гладил ее по спине, по плечам, не замечая собственных слез, - Стасенька… Я люблю тебя. Я так сильно люблю тебя! Как же я буду без тебя? Не покидай меня, не прогоняй! Просто позволь быть рядом.
Если ты любишь другого… - Он запнулся, но продолжил, - если так… я пойму, и не буду мешать, только не прогоняй. Мне нужно видеть тебя, говорить с тобой, знать, что ты есть.
- Не смей так говорить! Глупый! Какой же ты глупый! И слепой.- Настя сильнее прижалась к нему. – Неужели ты так ничего и не понял за два года, пока я с ума по тебе сходила?
- Стася… - прошептал он вопросительно, не смея верить. Настя подняла голову. И пока она молча смотрела в любимые голубые глаза, искорка слабой надежды в них разгоралась все сильнее и ярче, пока не затопила все вокруг.
- Да, - ответила она на его незаданный вопрос. – Да. Да! Два года я любила тебя, а ты даже внимания не обращал, олух! А у тебя за это время столько было … всяких… - с упреком добавила она.
- Прости, я же не знал! Если бы я только знал! – Дэн сжал ее в объятьях.
- Ну не могла же я подойти и сказать тебе сама, что люблю тебя, дурака. – Она смотрела на него и улыбалась сквозь слезы.
Кусок льда в его груди медленно оттаивал, и боль проходила сама собой.

И весна наконец наступила.



История обычная,
Ведь часто так случается,
Что в девочку-отличницу
Вдруг хулиган влюбляется.

И будет все, наверное:
Обиды, расставания,
И поцелуи первые,
И первые признания.

И все, конечно, сбудется,
Все непременно сложится.
Но нужно верить в лучшее
И верить в невозможное.