Дмитриевна

I

Когда Анфиса Сергеевна вернулась из поликлиники, дома никого не было: муж на работе, дочь в институте, сын в школе. Жизнь в семье шла своим чередом. Опус­тив плечи и бессмысленно глядя в про­странство, она долго сидела на недавно обустроенной кухне, которая впервые не радовала ее своим белоснежным сияни­ем. Планы изменились в одночасье: вчера они были грандиозными, сегодня — ни­какими. Папка с результатами обследо­вания, небрежно брошенная у зеркала в прихожей, тому подтверждение. Рак.

Если бы она не была врачом, то, воз­можно, поверила бы оптимизму знакомо­го онколога относительно послеопераци­онного прогноза. Но по долгу службы она много раз видела женщин с удаленной грудью, изуродованных незаживающими шрамами, лысеющих под воздействием рентгеновского облучения и химиотера­пии и, несмотря ни на что, умирающих в муках. Поэтому от операции наотрез отказалась. Сколько без нее проживёт, столько проживёт. На последней стадии обойдется сильными обезболивающими, наркотики поколет — все равно нарко­манкой стать не успеет!

Хотелось бы, конечно, дожить до того, как сын школу окончит. Пусть бы по­взрослел, самостоятельно жить научился. Но ему еще пять лет до аттестата. Этакие запросы с ее стороны — наглость при по­ставленном диагнозе! Обрекать же семью на бесконечные походы в больничные па­латы незачем: все равно с этой степенью рака до выпускного она не дотянет, а род­ным душу измотает напрасными надежда­ми. У дочери в этом году диплом, зачем ей сейчас лишний стресс? Свадьба осе­нью намечается. Что же в бочку меда свою ложку дегтя совать? Не горит! С мужем на фоне переживаний мало ли что может приключиться, а ей на него детей остав­лять! Нет, говорить до последнего ничего никому не стоит.

II

Необходимая информация поступает к человеку постоянно. Приходит в виде не­нароком брошенной фразы, случайно по­павшей в руки книги, краем уха услышан­ного разговора, обрывка статьи в газете, телевизионной программы или эпизода из фильма, на который наткнулся, пере­ключая каналы, и так далее. Манипули­руя бесконечным количеством подсказок, Вселенная ненавязчиво  подбрасывает нам варианты решения насущных про­блем. Звенит то тут, то там ее колоколь­чик, да кто бы его слушал! Тут колокол нужен и резвый звонарь при нем! Анфиса Сергеевна на звоночки не реагировала.

Между тем по роду своей терапевти­ческой деятельности она частенько стал­кивалась как с больными женщинами, ездившими подлечиться ко всякого рода целителям, так и с литературой, описы­вающей случаи подобного исцеления. Но недаром врачей относят к ярым консер­ваторам. Пока петух не клюнет... Но если даже и клюнет, то от въевшегося за годы учебы и работы докторского консерватиз­ма не так-то легко избавиться. Тут уж точ­но звонарь нужен. И он появился! После обследования недели не прошло, как на­грянула Варвара, давняя Анфисина при­ятельница. Они подружились на Севере, отрабатывая обязательную трехлетку мо­лодых специалистов в богом забытой глу­ши, где романтики наелись от души. Пос­ле жизнь развела их по разным городам, наделив семьями, должностями и прочей бытовой суетой, заставляя видеться от случая к случаю.

Доложив, что прибыла на пару дней в командировку, Варька уселась пить чай, курить и между делом рассказывать о но­востях своего разнообразного житья-бы­тья, но, заметив какую-то неадекватную, с ее точки зрения, реакцию подруги на из­лагаемое, спросила прямо:

— Я заявилась не вовремя? Квелая ты какая-то, безжизненная. Блеска в глазах не вижу. Одно из двух: или ты мне не рада, или что-то случилось.

И Анфиса ей все рассказала. Ну надо же хоть с кем-то бедой поделиться!

— Да брось ты сразу себя хоронить, — оптимистично заявила Варька, ощупав Анфисину больную грудь, — поживешь еще. У меня маму парализовало в прош­лом году. Сходила в магазин, накупила продуктов и на четвертый этаж пехом — лифт не работал. Пришла, упала и захри­пела. Папа мне звонить, я невропатолога в машину и к ним. Одного спеца привезла, потом другого, ведущего. Оба в один го­лос: «Готовьтесь, ничего сделать нельзя: обширное кровоизлияние, пара дней — и точка».

И вот сижу я рядом с ней, за руку дер­жу и думаю: «Не дело так просто конца ждать. Надо хотя бы для очистки совес­ти побороться». Начала знакомых обзва­нивать. К вечеру посоветовали женщину одну — из поселка неподалеку, сказали — бывшая медсестра. Она вроде с корейцем на Сахалине работала, а тот иглоукалыва­нием занимался. Этот кореец у нее, гово­рят, дар обнаружил. На материк приехала, частную практику открыла, иглами и рука­ми лечить начала. Нелегально, конечно. Ну, на безрыбье и рак рыба. Съездила, договорилась, привезла.

Закурив, Варька обвела глазами кухню и указала сигаретой на лежащую у теле­фона ручку:

— Она в основание черепа вот такой длины иголку вогнала, правда потоньше. Баночку из-под майонеза попросила. Не поверишь, полбанки свернувшейся крови натекло! Прижгла травой какие-то точки на ногах и велела приезжать за ней через день. Ну уж нет, думаю! Не хватало только сепсиса! Антисанитария полнейшая: руки не помыла, сказала, что они «ее энерги­ей обрабатываются». Иглы достала из кармана в целлофановом мешочке, тоже «энергией обработаны». Не медик быв­ший, а шарлатанка!

И тут Варька стукнула ладонью по столу:

— А мама в сознание пришла, глаза от­крыла и губами задвигала! Вот тебе и «шар­латанка»! Я ее после этого как миленькая через день возила. Мама заговорила, по дому ходить начала, себя обслуживать. Хоть с тростью, но движется! За пару ме­сяцев на ноги поставила! Я потом этих спе­цов-невропатологов специально пригласи­ла носом ткнуть. Сейчас многих больных к Дмитриевне отправляю — плевать на вра­чебную этику! Сами не справляемся — нечего форс держать! У нее там и раковые, и вся­кие — и никто пока не жаловался. Так что собирайся, бери отпуск, поехали. Попытка не пытка, а шанс упускать грех!

— Отпуск у меня в августе, — покачала головой Анфиса, — не отпустят, работать некому. Да и что я своим скажу? Ромка на весенних каникулах один болтаться будет. Нет, сейчас не получится.

—  Получится, — Варька грозно постучала ладонью по столу, — еще как по­лучится! У тебя скоро вообще бессроч­ный отпуск без сохранения содержания и тела. «Работать некому!» Не льсти себе, дорогая. Охотников на твою должность пруд пруди — не успеешь помереть, как очередь выстроится! Не войдут в поло­жение — пошли их к чертовой бабушке и увольняйся. «Ромка десять дней болтать­ся будет!» Значит, на десять дней оставить нельзя, а на всю жизнь можно? Нормаль­ный подход!

Но потом напор сбавила, уговаривать начала:

— Давай не будем заранее огород го­родить, хотя бы на пару дней съездим. Дмитриевна скажет: возьмется за тебя или нет, а там видно будет.

Уговорила. Поехали, но якобы погос­тить у Варвары на выходных.

III

Расхваленная Варькой Дмитриевна оказалась грузноватой теткой лет сорока пяти. И выглядела как женщина, махнув­шая на себя рукой, утомленная семей­ством и подсобным хозяйством. Но при этом пустить пыль в глаза эта баба не пы­талась. Не было в большом деревянном доме ни коптящих свечей, ни языческих масок, ни восточной атрибутики, не висе­ли пучками сухие травы и не выставлялись иконостасом лики святых. Зачем? За по­мощью пришли, уж не обессудьте: какая помощница есть, такая есть — в комнатах чисто, и слава богу! Вон иконка Богоро­дицы в красном углу, помолитесь, коль хотите.

—  Не люблю я докторов лечить, — за­явила Дмитриевна, усадив Анфису на стул посреди комнаты и поводив руками вок­руг нее, — много о себе мнят.

Потом, словно к чему-то прислушива­ясь, поднесла ладони к груди. Анфиса по­чувствовала, как струя холода хлынула из пораженной молочной железы.

—  Месяц поживешь тут у меня, — вы­несла вердикт целительница, — если спесь скинешь, пойдешь на поправку. Между делом обеды поваришь — вон вас тут сколько толчется, не накормишь! По два раза в день сеансы проводить буду, а потом посмотрим. Сегодня и начнем на закате.

— Но... —- начала было Анфиса, но Варька знак подала: «Молчи!»

Народу действительно толклось немало. В глубине двора два солдатика кололи дрова. «Начальника гарнизона лечу, — пояснила Дмитриевна, когда вышли на крылечко, — помогает. Хиляков подкинул, чтобы заодно и их отходила». Какие-то мужики растаскивали в огороде по грядам недавно завезенный и сваленный кучей навоз. Как узнала позже Анфиса, один из них был местным инженером-язвенником, а остальные трое приезжими, кто с чем, но все с длительным стажем безуспешно­го амбулаторно-стационарного лечения. В окнах длинной пристройки мелькали ка­кие-то женщины и иногда пробегали дети. Оттуда же ветерком приносило запах жареной картошки. Парень лет двадцати таскал из колодца воду в баню, рядом с которой на веревках сушились белые про­стыни, а девушка развешивала только что постиранную мелочовку. У Дмитриевны никто не сидел без дела.

—  У меня и не такие запущенные были, — успокоила Анфису целительница, — но года два, не обессудь, повозить­ся придется. Приезжать будешь не тогда, когда захочешь, а когда назначу.

И как-то все быстренько устроилось. Анфиса Сергеевна позвонила на работу, с легкостью договорилась об отпуске, пре­дупредила домашних и осталась на поло­женный срок.

IV

Потом нашлось время и через три месяца приехать, и через полгода. Тогда уже все семейство свое к Дмитриевне на обследование прицепом притащила. К концу двухгодичного лечения сама себе организовала независимую экспертизу и с полным набором фактов явилась к зна­комому онкологу.

— Анфиса, — сказал он с легкой усмешкой, прочитав и сравнив нынешние результаты обследования с результатами двухлетней давности, — ты же разумный человек. Какая альтернативная медицина у деревенской бабы? Какая энергия рук? Какие активированные «точки жизни»? Ты этот бред больше никому не рассказы­вай — в психушку упекут. Готов признать, что диагноз был поставлен неверно. Ка­юсь. Врачебная ошибка. Прости. С кем не бывает!

Анфиса Сергеевна с сожалением по­смотрела на коллегу:

— Само рассосалось, выходит? Вот не повезло мне: и с биопсией тогда напута­ли, и маммография не моя была, и узлы ты не те нащупал, и «лимонную корочку» на груди придумал? Поверил бы в мое ис­целение — скольких бы спас!

И ушла, оставив на столе ненужные те­перь анализы. Шел тогда 1986 год.               ,:

Недавно Анфиса побывала на Валааме. Поблагодарила Бога за детей и поступившего в университет внука, за здоровье, на которое грех жаловаться, и поставила свечку за упокой души Дмитриевны. Многих целительница спасала, из могилы вытягивала, а вот себя спасти то ли не сумела, то ли не захотела.

Валентина ЛЕСКОВА, «Ступени Оракула».