Петр с детства привык к шутам и карликам, являвшимся неотъемлемой частью придворного быта. Шутами зачастую становились выходцы из верхушки русского общества. Разумеется, это были отнюдь не самые умные, даровитые и трудолюбивые представители боярства. В выборе шутовской должности ими руководило стремление получать жалованье за дурачества, обжорство, пьянство и другие приятные для многих людей занятия. А работы, по существу, никакой — только изобретай побольше глупостей и старайся выглядеть посмешнее. Но среди царских шутов были и люди умные, образованные, мало в чем уступающие известному персонажу романов Александра Дюма «Графиня де Монсоро» и «Сорок пять» Шико — типичному порождению западноевропейского придворного быта. Такие шуты славились умением под видом скоморошества говорить монархам не всегда приятную правду. Вероятно, подобные «дураки» новой генерации впервые появились при русском дворе со времен царя Алексея Михайловича, не чуждого европейским веяниям. Такие шуты были и у Петра Великого.



                                   

=ТЕАТР НА ЭКРАНЕ= =Шут Балакирев=

 

Режиссер: Марк Захаров, Николай Скуйбин

В ролях: Сергей Фролов, Олег Янковский, Александра Захарова и Николай Караченцов



Сюжетные коллизии трагикомедии основаны на событиях Петровской эпохи — времени великих преобразований и реформ в России, в центре которых — реальные исторические персонажи: Петр Первый, Екатерина, Меншиков. Придворный шут Иван Балакирев, участник поощряемых государем

празднеств и шутовских потех, волей обстоятельств оказывается вовлеченным в непростые взаимоотношения в семье и при дворе императора...

«Шут Балакирев» — это одна из хрестоматийных постановок театра В. Ф. Комиссаржевской, и об этом спектакле хотелось бы сказать сейчас несколько слов. Пьеса всегда вызывала довольно противоречивые и неоднозначные отзывы, и именно поэтому мы и решили обратить на нее особое внимание. Для неподготовленного зрителя начало пьесы было, мягко скажем, ошеломляющим: после того, как поднялся занавес и погасли все лампы театра, со сцены обрушилась какая-то страшная какофония не самого приятного для ушей текста. В ответ на одно из многочисленных шутовских ругательств две «культурные» дамы из зала очень сильно оскорбились и укоризненно заявили, что им «это не нравится!».

Заметим, что ни одна пьеса Григория Горина — автора таких шедевров как «Тот самый Мюнхгаузен», «Чума на оба ваши дома!», «Дом, который построил Свифт», — не вызывала столь нервозной критики, как эта. Да и режиссерам спектакля — Юлиану и Людмиле Панич — также пришлось нелегко, ведь задача состояла не только в том, чтобы воссоздать дух пьесы, но и не ранить, не спровоцировать зрителя. Дело в том, что кому-то некоторые реплики актеров показались непонятными и оскорбительными, а кому-то, наоборот, было смешно и забавно. Но все это даже не дело вкуса, ведь главная проблема заключается в том, что и сторонники, и противники «Шута Балакирева» не делают, казалось бы, очевидного — не судят этот спектакль по его собственным законам...

ЧИТАТЬ ДАЛЕЕ

Немного до Немного посидев, поглядев в довольно-таки свободный партер и ещё более свободные первые ряды бельэтажа, я решила занять почти полностью пустой первый, пока кто-нибудь не подсуетился раньше меня. Но на полпути меня тормознула тамошняя администраторша… и посоветовала спускаться в партер, ибо, оказывается, уже был третий звонок (то ли я глухая, то ли звонки там тихие, но я за весь день там ни одного не услышала). Грешно было не последовать такой рекомендации – в партер я буквально скатилась, протолкалась к первым рядам, ибо в проходах маячило достаточно обладателей входных без мест, караулящих свободные места. Немного покочевав, я осталась ряду эдак в третьем, близко от центрального прохода, со своим двухсотрублёвым билетом – на месте тысячи за две. Да здравствует летний несезон!
Шут Иван Балакирев из одноимённой пьесы Горина – реальное историческое лицо, начавшее карьеру при Петре I, сосланное вплоть до воцарения Екатерины I, умершее уже при Екатерине II. Народная молва сделала его героем, полулегендарным острословом, не боявшимся высказывать в лицо власть имущим всё, что он о них думал. Вряд ли Балакирев и в самом деле был настолько неосторожен, а Горин так и вовсе принижает его образ до никчёмного Иванушки-дурачка, плывущего по течению, ничего не умеющего и не интересующегося судьбой России-матушки. Беднягу насильно определили ко двору, где и без него служило шутов с десяток, и не отпускали, сколько бы он ни просился домой. Он хотел как лучше, а получилось как всегда: в высшем свете всем не угодишь, а если попытаешься – всех подставишь, включая себя самого. В итоге Балакирев, замученный не своим местом, решит покончить с собой, подставившись под пулю наследника престола, но и из Чистилища его выкинут императорской волей, не спрашиваясь его мнения. Венценосная же чета у Горина имеет мало общего с действительностью – Пётр только и делает, что развлекается с шутами, и время от времени впадает в ярость, заканчивающуюся приступом, а супруга Екатерина его успокаивает, уговаривая простить всех попавших под горячую руку. При жизни мужа она буквально сведёт его в могилу романом с камергером Монсом, а после смерти обоих будет тосковать именно по Петру, носить его камзол, пьянствовать на его манер и просить его забрать её к себе. Придворные вокруг этой странной парочки живут собственной жизнью, не особенно обращая внимание на то, кто именно в данный момент занимает трон: государей очень легко обвести вокруг пальца. Да и шутов с такими потешными придворными не надо: хронически улыбающийся Ягужинский упоённо рифмует «Ваню – в баню», Меньшиков называет Петра «майн херц», и все как один «метят» сторонников своим особым запахом (не подумайте дурного, речь о парфюме). В финале спектакля Пётр таки придёт за Екатериной с того света и уведёт её, а верный шут Балакирев проводит их мелодией на флейте, чудесным образом обретя умение на ней играть. Смысл всего этого почти трёхчасового действа с несмешными шутками, пытающимися вырулить на псевдо-пошлости, негрустным пафосом и убогими песенками остаётся неясен, видимо – он в известном афоризме: «Минуй нас пуще всех печалей И барский гнев, и барская любовь». Хотя смотреть не скучно – актёры играют мастерски, особенно Пётр (Лазарев) и Екатерина (Миронова), интересно разрешена сценография: компактное наклонное пространство способно вдруг вздыбиться досками, изломать стройные ряды одинаковых стульев, пёструю галерею случайных репродукций картин и гипсовых бюстов. Да, сейчас каждый второй спектакль с различной степенью доходчивости демонстрирует «разрушающийся/разрушенный мир» (нужное подчеркнуть), редкий – даёт понять, кто в этом виноват и что делать дальше. Но симпатично всё равно.
После спектакля я доехала и дошла домой, теперь спать пойду. Ибо завтра мне внезапно вставать по будильнику и несколько часов проводить с Ушастой – сто лет не виделись – а вечером снова идти в театр. Прощаюсь до свежих новостей)

Он в королевстве важный человек ,

Ведь для тебя необходим его совет .

Он снова здесь ! Он тут как тут !

Привет ! Я королевский шут !

На самом деле он смеётся над тобой .

На самом деле он руководит страной .

И правду мне сказать позволь .

Привет ! Ты шутовской король !

___________

Ратт, этот заслуженный истребитель хомячков, написал вот что

В связи с чем вспомнилось.
Много лет назад, когда никакого Путина и в помине не было, а наоброт, был полный Собчак и разгул демократии, я работал дворником. Так вот, однажды прекрасной весной под конец своего срока и моей дворницкой карьеры Мэр-Собчак в очередной раз вернулся в город откуда-то из-за границы и собрался посетить Дом дружбы с народами зарубежных стран, что на Фонтанке. И, как на грех, неподалёку от моего дворницкого участка.
Это было шоу. "Дорогой Леонид Ильич" и покраска травы в родных вооружённых силах отдыхают.
О предстоящем визите нам сообщили за неделю. И началось. Ежеутренне начальник РЭУ (или как оно там называлось) совершал объезд вверенной территории. Поэтому, независимо от того, что вчера было и во сколько лёг, в шесть утра надо было как штык стоять на участке. Хорошо, что дворнику положена метла - за неё можно было держаться и сохранять прямую осанку несмотря на порывы ветра.
В моём дворе (он проходной, стало быть, Мэр-Собчак может через него пройти) срочно подстригли кусты и положили новый асфальт. И заменили мятые бОчки для мусора на новые.
Начали вскапывать газоны. Офигевшие местные жители сбегались смотреть на это чудо - газоны на их памяти не вскапывали ни разу. А поскольку газоны находились на месте разрушенного в войну флигеля, копать их приходилось с использованием всех лексических запасов и фразеологических вывертов великого и могучего: уж больно много там было кирпичей.
Визит был назначен на среду.
Поэтому субботу, воскресенье и понедельник мы мыли фасады струёй воды из шланга (пригнали специальный трактор с цистерной и насосом). В брызгалки я играть любил, но это был конец апреля, и на улице было, прямо скажем, не очень тепло.
Во вторник на утреннем собрании мы ржали.
Надо сказать, что веселились мы часто, поскольку все дворники в участке были кто с высшим, а кто и с двумя, а командовали нами техники с ПТУшным образованием.
Но во вторник мы именно ржали.
Потому что там объявили, что мы будем мыть тротуары и набережную Фонтанки (кстати, это территория города, а не наша, ну да фиг с ними обоими). Причём не просто мыть, а мыть с МЫЛОМ!!!
И действительно, в давешнюю цистерну налили чего-то мыльно-пенящегося, и всё было вымыто, причём тротуар на Фонтанке - аж два раза.
Наступила среда.
В семь часов на Невском, Фонтанке, Караванной и на Итальянской появились атлетически сложенные молодые люди в серых костюмах и с рациями. Мы подошли к ним, пообщались. Оказалось, что они не охрана Мэра-Собчака, а частное агентство, которое наняли для усиления, а вообще им пофиг кого охранять - им платят, они охраняют.
В семь тридцать техники предложили нам украсить парапет набарежной и Аничкова моста воздушными шариками. Все мужики тактично отказались, сославшись на то, что не умеют. Нам поверили, в результате техники сами привязывали эти шарики, и где-то к полдевятого-девяти Аничков мост и набережная были украшены воздушными шариками.
Я стоял на тротуаре с метлой и любовался этим волшебным зрелищем, а прохожие периодически спрашивали у меня, кто приехал. Все вспоминали Брежнева :)
Что было потом - не знаю, поскольку ушёл на работу (дворник - это же не работа, а образ жизни). К вечеру осталась пара-тройка шариков, к следующем утру не было и их.
И всё это - посреди разгула демократии и чисто на едином трудовом порыве, без всякого понукания со стороны Высшей Власти.
Чиновники-жополизы - не меняются. А других - не бывает.