Прочь, манящие счастья обманы!

Прочь, миражи чарующих снов!

Я иду перевязывать раны

У слабеющих жизни бойцов.

Я иду облегчить их мученье,

Язвы гнойные их исцелить

И предсмертной минуты томленье

Лаской нужной для них осветить.

Если скажут мне: — «Раны кровавой

Страшен вид. Жизнь на радость дана!»

Я отвечу на голос лукавый:

«Отойди от меня, сатана!»

Последняя любовь — последняя страница

С насмешкой горькою в отрывистых строках.

Душа моя, душа — замученная птица

У мальчика жестокого в руках!

О, если б тот, кто мне надел венец из терний,

Хоть понял бы красу осенних грустных дней,

Хоть видел бы зари осенней свет вечерний

В горении любви непринятой моей.

Но только блеск утра, но лишь грозы зарница

Для юных дерзких глаз прекрасны на земле.

Душа моя, душа — замученная птица!

Последняя любовь угасла в серой мгле.

Чуть слышно и робко она говорила,

Стыдливость румянцем лицо ее жгла:

«Я первой любовью тебя полюбила,

Я душу живую тебе отдала.

И если подашь ты мне сильную руку,

Я буду навеки подруга твоя.

На радость, на горе, на смертную муку

Пойду за тобою бестрепетно я». —

Напрасны стыдливые, робкие речи:

Другая прошла, не сказав ничего,

Блеснули пред ним обнаженные плечи,

И руки нагие коснулись его.

Мелькнуло желанье в изменчивом взоре,

Горячая кровь закипела сильней —

И слепо на смерть, на позор и на горе,

Как раб бессловесный, пошел он за ней.