Не печалься — грех печалиться,
утру радуйся дружок.
Видишь? — молодость кончается,
заживает твой ожог.

Я тебе не про прикольчики —
не пластмассовый стендап.
Слушай сердца колокольчики —
ну прислушайся хотя б.

И какая в целом разница,
что тебе не вс; и враз,
раз любовь — не грудь и задница,
а морщинка возле глаз...

Слышишь? — облако колышется,
ангел дует в свой рожок.
Из любви ведь — легче дышится,
легче пишется, дружок.


© Алексей Шмелев

Ладно дыши сказала —
серце забилось вновь...
Ландыши у вокзала —
срезанная любовь.

Где-то на белом свете
истины не видны...
Тот, кто за вс; в ответе
выше твоей вины.

Выше твоих метаний
тот, кто тебя простил...
Сердце страдать устанет
и поугаснет пыл.

Знаешь, стихи не гречка —
ими не прожив;шь.
Не размышляй о вечном —
может чего поймёшь.

Просто целуй и кайся,
или не кайся [смех].
Просто руки касайся —
это ещё не грех.


© Алексей Шмелев

У меня нет тоски по клетке, но
и за это меня прости.
Доживу свою жизнь я в «Веткино» —
буду тихо слонов пасти.

По Москве платяные роботы
будут сутками мельтешить,
а я гладить слона по хоботу
буду бережно — тем и жить.

И когда притяну я волоком
душу Боженьке на поклон.
Мальчик в небе увидев облако —
крикнет: «Папа, смотри-ка, слон!»




© Алексей Шмелев

По бульвару, по бульвару
ходит месяц молодой!
Пушкин в майке с Че Геварой
едет в бричке за бедой…

Задувает в бричку ветер
и на понт берёт его:
— У тебя — жена и дети,
а тому терять чего?

— Ты меня разводишь, шулер! —
говорит ему поэт —
будет день и будет пуля,
и иных раскладов нет.

Будет сразу за Парнасом
аварийный поворот,
а за ним беды с запасом,
и никак наоборот.

Тонет солнце за рекою,
тянет за собой лучи...
И безветрие такое —
хоть Всевышнему кричи.


© Алексей Шмелев

Машины о любви не знают ничего,
а люди знают, но не больше чем машины.
Я столько жизней шел до сердца своего —
скрипели шестерни и плавились пружины.

Мне холодно. Я сон увидел — и во сне
я на один лишь миг вдруг понял — вс; едино.
И люди на холме, и радуга, и снег,
потухшая звезда, целующая льдину.

Прошу Тебя — согрей меня своим теплом —
иначе мне живым не стать на этом свете.
Я сон увидел, в нем в квартире за стеклом —
всю ночь горел ночник, и мирно спали дети.


© Алексей Шмелев

Когда московский дождик моросит,
я улыбаюсь, помня, как когда-то
меня учил смиренью одессит,
а выдержке — днепровские ребята.

Приехав из Одессы, как-то раз —
старик сказал: «Уже не та Одесса...»,
и я дослушал медленный рассказ,
не проявив к рассказу интереса.

Старик ушел, распахнутый в сирень,
и выпал снег холодный и ненужный —
я по нему топтался целый день,
пытаясь вспомнить кожей ветер южный,

прибоя шум, ракушки на песке —
как будто нам дано однажды снова
с ним говорить на русском языке,
и понимать друг друга с полуслова.


© Алексей Шмелев

У смерти решающий спор ты
не выиграешь, как не юли.
Вокзалы и аэропорты,
качнувшись, растают вдали.

Иначе на этой планете
еще не случалось увы.
Тебя нерожденные дети
найдут среди звездной травы.

В нерайские тыкнут ворота,
подкатят сияющий мяч.
— Отец, поднимайся — чего ты?
Давай поиграем. Не плачь.


© Алексей Шмелев

Белые-белые ангелы в белые-белые трубы трубят. Что же я делаю? Что же я делаю — в этой глуши без тебя?Память неспелую, душу ли, тело ли — вс; тебе, Боже, отдам. Что же я делаю? Что же я делаю — здесь, если ты где-то там? Крепко мы выпили. Выпили, выбели — чёрную душу мою!
Звезды с небес, словно пуговицы выпали. Чем нам укрыться в раю?..




© Алексей Шмелев