75 лет назад, 28 июня 1941 года, в Минск вошли германские войска. Со стороны Болотной станции на северо-востоке в город вступила головная походная застава 3-й танковой группы Гота. А на следующий день по Брестскому шоссе с юго-западной стороны в Минск вошли части 2-й танковой группы Гудериана.

Немецкая штабная колонна втягивается на площадь перед Домом правительства со стороны современной площади Мясникова. Центр Минска начинался именно тут: на проволочной растяжке слева над улицей висит дорожный знак с головой лошади — запрет движения гужевого транспорта. На багажнике мотоцикла различима буква G — опознавательный знак группы Гудериана. Источник: Bundesarchiv

Минчанин Константин Гержидович вернулся домой из вынужденной «отлучки» в Червень (см. публикацию «Смертная дорога на урочище Цагельня») 28 июня 1941 года. О событиях того дня Совинформбюро сообщило в следующих выражениях:

Мне же Константин Иосифович рассказывал так:

— Первых немцев-мотоциклистов я встретил возле Червенского базара. Там же неподалеку находилась моя контора Главмясомолснабсбыта. Успел пробежаться по кабинетам: сейфы раскрыты, бумаг на полу по колено. На удивление отыскал свою трудовую книжку и документы об образовании.

Немецкие мотоциклисты на перекрестке улиц Советской и Энгельса. Слева ограда Центрального сквера. В центре — улица Советская по направлению к Дому правительства. Справа — двухэтажное угловое здание исторической кондитерской Венгржецкого, в помещении которой в советское время была диетическая столовая

Прихожу на родную улицу Слонимскую к нашему сорок седьмому дому и вижу… Да-а, со времен Первой мировой войны немцы крепко усовершенствовали свои боеприпасы. Когда в 1915 году в наш сад упала бомба с цеппелина, то в доме вылетели стекла. А нынче почти в ту же точку случилось попадание — полдома разворотило и крышу сорвало. Осколок стекла сильно порезал голову отцу.

Das brennende Minsk — горящий Минск конца июня 1941 года. На этом снимке распознается по вошедшим в кадр архитектурным деталям точка съемки — крыша одного из корпусов Белгосуниверситета. Виден отрезок прилегающей к вокзалу улицы Бобруйской с трамвайными путями. Далее горящие пристанционные постройки и шеренги железнодорожных составов. За ними — улица Слонимская. Источник: Кёльнский центр изучения документов национал-социализма

Первый мой вопрос: где жена Софья с детьми? Отец рассказал, что на третий день войны проводил их на восток с толпами беженцев. А в первых числах июля жена вместе с восьмилетней Кларой и шестилетним Вилей прибрели обратно в Минск.

Возвращение беженцев в Минск в июле 1941 г.

Оказывается, под Смолевичами в колонне беженцев пронесся слух, что немцы выбросили десант впереди и вот-вот перережут шоссе. Началась паника. Какой-то жлоб подскочил к Соне и вырвал велосипед, который она катила с притороченными к раме клунками и сыном Вилей, сидящим на багажнике. Мол, вы все равно не успеете выйти из окружения…

Ладно, надо жить дальше. В хозяйстве были лошадь, кабан, куры. Из тех пяти гектаров, которые семья арендовала до революции, оставалось в нашем пользовании около гектара огородной земли. Но первейшей заботой стало восстановление дома. Я отправился к железнодорожным пакгаузам на поиски стройматериалов.

Согласно приказу оккупационных властей жители Минска несут охотничьи ружья и радиоприемник для сдачи в комендатуру. Лето 1941 г. Источник: Nationaal Archief

В период безвластия народ выносил из складов и магазинов все, что мог. И несли тоже, как могли. Помню картину: женщины и подростки тащат из вагона мешки с фасолью, но из-за тяжести мешок целиком нести невозможно и его разрезают, высыпая половину содержимого на шпалы.

Жуткое было на мясокомбинате у Червенского базара. Когда наши войска начали покидать город, люди бросились в цеха и склады. Однако истребительный отряд до последнего часа пресекал там оружием «попытки мародерства». Лишь в последний момент кто-то из отбывающего советского начальства махнул рукой: «Налетай кто хочет!»

И тогда народ открыто понес окорока и колбасы. Понес, переступая через трупы «мародеров», расстрелянных у стен мясокомбината всего лишь час назад.

Я сначала добыл мешок пшена, а потом по совету знающих людей сходил на швейную фабрику «Октябрь» и принес мешок ниток и мешок мануфактуры. Но больше занимал поиск пиломатериалов, оконного стекла и кровельного железа для ремонта дома. Кое-что удалось добыть, однако в одиночку работа продвигалась слабо, а раненый старик-отец был не помощник.

И тут наш сосед Собиральский привел двоих командиров-окруженцев: капитана и майора. Они были не строевиками, а инженерами, которые перед войной готовили в Минске площадки под строительство авиационного завода (после войны на этих площадках будет сооружен автомобильный завод). Мы их устроили у себя под видом родственников-беженцев, и работа пошла.

Настоящих имен командиров я не спрашивал, поскольку тогда это было совершенно ни к чему, да и сами они в отношении меня, вчерашнего заключенного, держались настороженно. Но, что характерно, именно по причине зековской репутации охотно поверили моему обещанию добыть цивильные «ксивы». Бланки советских паспортов я нашел в разбитом отделении милиции.

Сам сфотографировал командиров, сам вклеил карточки, перевел вареным яйцом печати и штампы. Труднее всего было с рельефной печатью-пломбиром, которая должна продавливать обложку паспорта. Долго возился над куском алюминия, вырезая знаки, пока не получилось некое подобие.

С этими паспортами командиры благополучно ушли из города и в конце концов добрались до своих. Знаю об этом потому, что летом или ранней осенью 1944 года капитан, ставший уже подполковником, находился в Минске и заехал на нашу улицу. Я в это время дома отсутствовал, так как был назначен главным бухгалтером Барановичского спецторга НКВД БССР, но соседи рассказали, что военный инженер интересовался мною, поведал также о том, что его напарник погиб на фронте.

Военные инженеры помогли оборудовать в погребе под сараем тайное укрытие — пространство в полметра шириной между двойной стеной. Лаз с внутренним запором ничем не выделялся на фоне деревянной обшивки. Прятались там во время облав сами «авторы проекта», пряталась затем знакомая еврейская семья Монтвалинских с Новоуфимской улицы, прятался позже и я.

Одному Богу известно, сколько в ту пору создавалось в Минске подобных убежищ, прозванных в народе «малинами». Люди рыли погреба под погребами, прокладывали от строения к строению подземные галереи, неприметно перепланировали старые каменные дома и устраивали потайные клети.

Оккупанты и их пособники вынюхали множество таких убежищ, но я уверен, что немало осталось и нераскрытых. Причем не раскрытых никогда — вместе с их обитателями. Люди гибли от шока после контузии, когда каратели наугад метали в подземелья гранаты, они задыхались под завалами, умирали там от истощения и болезней. Ко дню освобождения Минска в июле сорок четвертого живых свидетелей этих самозахоронений почти не осталось, раскапывать подземелья было некому, и руины заравнивались бульдозерами.

Если существуют тайны старого Минска, то это тайны нераскрытых военных убежищ, где по сей день в кромешном мраке мумии взрослых прижимают к груди мумии детей, — завершил свой рассказ Константин Гержидович.

Константин Гержидович. 1946 г.

Фактически трое суток до прихода немцев столица БССР существовала без советской власти, если не брать в расчет судорожную власть командиров истребительных отрядов, которые пытались противодействовать «паникерам и мародерам». И не вычеркнуть из истории тот факт, что правящая верхушка сначала, 24 июня, бежала из Минска, а ужепосле, 25 июня, в Могилеве, была организована Центральная эвакуационная комиссия при Совнаркоме БССР во главе с Иваном Былинским.

Иван Былинский

В то же время многих рядовых минчан, пытавшихся эвакуироваться во временном промежутке 24?27 июня, называли паникерами, приказывали им вернуться, ибо было заявлено, что Минск не сдадут немцам. Историк Галина Кнатько записала рассказ железнодорожника А. Котикова, который работал начальником отдела кадров Минского паровозного депо и с момента объявления войны находился на службе.

«25 июня, не помню кто, но сказал, — вспоминал Котиков, — что уходит последний эшелон, и если ты не уедешь, то останешься здесь в Минске… Доехали до станции Седча. В этом поезде ехали Миронов, Карасев (начальник паровозного отдела), Басманов. Начальник политотдела и все руководящие товарищи, которых я назвал, отцепливают паровоз, весь эшелон с железнодорожниками и жителями Минска бросают, а сами с одним вагоном удирают. Мы дошли до станции Руденск, нас задержал кордон… Полковник собрал нас 26 июня и сказал, что мы будем возвращены в Минск, потому что город не будет сдан немцам».

В августе 1941 года Пономаренко направит Сталину докладную записку «Об итогах эвакуации из Белорусской ССР». Будет в ней такой абзац:

«Архив Совнаркома БССР и ряда наркоматов остался в Минске [в Доме правительства] и не уничтожен. Получилось это из-за преступной растерянности, проявленной работниками и Председателем СНК БССР (вот ведь как жестоко — преступником назван действующий премьер Иван Семенович! — С.К.).

Оккупанты у Дома правительства в Минске. Памятник Ленину еще не сброшен

Друг другу поручали вывезти или сжечь и не проследили. Сейчас дело расследуется. Мною был послан отряд 27.VI.1941 г. для уничтожения, но пробраться в Минск уже не мог».

И в итоге 28 июня в руки оккупантов попал огромный массив служебных документов в Доме правительства: практически все дела, касавшиеся государственного управления БССР, в том числе именные списки партхозактива республики и членов их семей, отчетные документы важнейших государственных структур, мобилизационные дела и т.д.

Немцы расположились бивуаком в Доме правительства в центре знаменитого Овального зала. Движущиеся фигуры смазаны, потому что в полумраке фотоаппарат отработал длинную выдержку. Кто-то в президиум залез, кто-то разоблачился в центре на стульях, а кто-то спит на полу, укрывшись одеялом.

Из дневника работы ЦК КП (б)Б:

28 июня 1941 года

1. Принята и доставлена на места директива №?2 ЦК КП (б)Б о развертывании партизанской войны и сети партийных ячеек в тылу врага.

2. Принято решение Бюро ЦК КП (б)Б об отдаче под суд начальника политотдела Белостокской ж. д. Волкова, директора Могилевского горпищеторга и зав. облздравотделом.

3. Принято решение Бюро ЦК КП (б)Б о мерах по укреплению дисциплины военного времени и о налаживании службы тыла и фронта.

4. Обсуждено сообщение Могилевского обкома КП (б)Б о проделанной работе по эвакуации и задачах по укреплению обороны.

В оккупированном Минске немцы какое-то время не срывали гастрольную афишу МХАТа над подъездом Дома Красной армии:

А московская газета «Известия» 28 июня 1941 года написала «о могучей силе русского штыка»:

Сообщалось, что трусливые немецкие солдаты сбрасывают обувь, чтобы легче было бежать.

Описывалось то, как один сталинский сокол разогнал и уничтожил пять «черных коршунов».

И также пятерых фашистов убил красноармеец-повар товарищ Соловьев.

Сергей Крапивин / TUT.BY

Серия сообщений "Беларусь":
Часть 1 - Лесные братья Белоруссии (1944-1952): кого скрывала Пуща
Часть 2 - Тамара ВИННИКОВА: "Свой лондонский быт я создавала с нуля..."
...
Часть 23 - Брошенные женщины. Истории жен советских командиров, которых оставили вермахту
Часть 24 - Белорусы на итальянском фронте. Малоизвестные факты Второй мировой
Часть 25 - Первые дни германской оккупации Минска летом 1941 года
Часть 26 - "Зубры" Монте-Кассино. Подвиг белорусов при освобождении Италии
Часть 27 - Монте-Кассино: белорусы в "Битве за Рим"
...
Часть 39 - Восточные добровольцы в вермахте, полиции и СС. Белоруссия.
Часть 40 - Минск во время немецкой оккупации
Часть 41 - Свет несущие ...