8 февраля 2016 года вступает в свои права год Обезьяны.

Мнения относительно обезьяны довольно резко и четко разделяются по мысленной линии Восток — Запад. В странах Востока, особенно в Египте, Индии и Китае, обезьяна символизирует мудрость, храбрость, ловкость и самоотверженность.В религии многих народов Востока обезьяна почиталась в качестве священного животного. В Египте бабуин рассматривался как символ мудрости, в Китае самка гиббона олицетворяла материнскую заботливость, а в Японии игрушечная обезьянка до сих пор считается детским оберегом.

Иное дело — Запад, где обезьяна сделалась главным персонажем язвительных басен и уродливой карикатурой на человека. Для европейцев обезьяна олицетворяла такие порочные человеческие качества, как глупость, тщеславие, неуравновешенность, жадность, лень и похоть, а применительно к женщине — еще и кокетство, любопытство, легкомыслие и болтливость.

Давид Тенирс Младший (1610, Антверпен — 1690, Брюссель) Guardroom with Monkeys

Обезьяны — экзотические животные из далеких краев, — были распространены в Западной Европе уже с раннего средневековья. Об этом свидетельствуют документы, да и в изобразительном искусстве обезьяны встречаются довольно часто. Что же так привлекало людей и художников в этих животных? Какое место они занимают в ряду символов и о чем говорят поклонникам искусства?

Давид Тенирс Младший. Фестиваль обезьян

Европа была захвачена приматами — такой вывод напрашивается, когда рассматриваешь иллюстрации древних манускриптов и картины старых мастеров. И отчасти это верно. В тринадцатом веке обезьяны обитали даже при соборе Нотр-Дам в Париже! Обученных «куртуазным манерам» и искусству турнирного боя зверей часто водили гистрионы (бродячие скоморохи) на потеху простому народу.

В Средневековой Европе одомашненных обезьян содержали при королевских дворах и в богатых домах как атрибут достатка. Зверьки жили в монастырях, и, даже, церквях.

При всей популярности этих забавных животных, церковь не питала к ним пиетета. Корни столь негативного отношения уходят в раннее христианство, когда в Древнем Египте («стране тьмы», из которой, согласно Ветхому завету, бежал Моисей) поклонялись богу Тоту в образе павиана.

В 391 г. в Александрии после погрома язычников христиане оставили лишь одну статую священного павиана, дабы иметь возможность демонстрировать всему миру идолов «неверных». С утверждением же христианства обезьяна стала признанным врагом церкви, и в проповедях слова «дьявол» и «обезьяна» подчас употреблялись как синонимы.

Средневековая мораль на столетия заклеймила ни в чем не повинных животных, определив им четкое амплуа. Среди ранних европейских миниатюр (XV в.) известен сюжет сотворения богом: животных. Все звери обычно расположены по левую, сторону от господа. Причем, первым всегда изображался мифический единорог - любимец всевышнего, который держит это стройное благостное животное за рот (есть мнение, что единорог олицетворял Христа, а его рог - крест, жертвенную смерть спасителя). Далее стоят слева же другие животные. И только одна обезьяна находится справа от бога. При этом единорог и обезьяна пространственно размещены на одном плане, олицетворяя, таким образом, антагонизм сил добра и зла.

В картину Лукасу Мозера "Мария с младенцем", как и в его же "Последнее общение Марии Магдалины" (алтарь), специально введена обезьяна как антипод светлого и чистого образа Христа.

ЛУКАС МОЗЕР. Путешествие Марии Магдалины. Внешняя створка алтаря Св. Марии Магдалины. 1431. Церковь Св. Марии Магдалины, Тифенборн (Германия)

Таков же смысл "Мадонны с обезьяной" великого Альбрехта Дюрера: младенец сидит на руках с птичкой, обезьяна расположена с другой стороны, конечно, у ног богоматери, опять же, как противопоставление.

Альбрехт Дюрер. Мадонна с мартышкой

Ханс Бальдунг. Богоматерь с младенцем

На картине И. Меккенема "Ecce Homo" обезьяна прикована цепью к решетке окна тюрьмы и размещена на переднем плане на одной линии с Христом, но напротив него. Здесь она - не только греховная его противоположность, но и некая причастность к трону языческого тирана Понтия Пилата.

Израэль фон Меккенем. Ecce Homo

Еще Августин Блаженный в IV в. от Рождества Христова проповедовал, что дьявол — это «божья обезьяна»: коварен, жесток, беспощаден и похотлив. Особенную популярность обрело последнее свойство приматов. Даже Сонники, выходившие в IX—XIII вв., толковали явление обезьяны во сне как знак предстоящей «Приятности».

Аллегория изображения обезьяны — воплощения греха похотливости, прослеживается во многих сюжетах.

Франс Франкен Младший. Человек делает выбор между Добродетелью и Грехом

Ренессансу свойственно стремление к умножению смыслов и сопряжению достаточно далеких уровней восприятия. Вкус к символике Возрождение унаследовало от позднего Средневековья, но при этом произошла определенная трансформация восприятия: Средневековье стремилось выстроить иерархию смыслов, восходя от буквального значения через аллегорию к моральному, а потом анагогическому смыслу, который, пользуясь формулой Данте, "через вещи означенные выражает вещи наивысшие, причастные вечной славе", тогда как Возрождение предпочитало соположение смыслов. Средневековое восприятие стремилось организоваться как храм, ренессансное - как кунсткамера, где объекты взаимодействуют друг с другом, друг на друга "кивают", но при том остаются достаточно автономны.

Насколько неоднозначны животные символы, встречающиеся на полотнах ренессансных художников, показывает сюжет, связанный с изображениями обезьянки.

На картине Стефано ди Джованни «Путешествие волхвов» перед караваном с дарами Гаспара, Мельхиора и Бальтазара на спине одной из лошадей восседает обезьянка. Не исключено, что, автор хотел подчеркнуть экзотичность подношения младенцу Христу. Но, учитывая активное использование языка символов в сакральной живописи, наиболее вероятно, что беззащитная мартышка означает чувственную, животную природу человека, которой теперь, с рождением Спасителя, суждено склониться перед Ним.

Стефано ди Джованни. Путешествие волхвов (Ок 1435)

Этот тезис легко распознается в центральной панели триптиха в церкви Гуммаруса в Лире (Бельгия) кисти Госсена ван дер Вейдена (1516). В сцене бракосочетания девы Марии в левом нижнем углу изображена обезьянка обнимающая собачку,

Госсен Ван Ден Вейден «Бракосочетание Девы Марии»

Подтверждением тому может служить "Распятие" (ок. 1480-1495, галерея Уффици), созданное Мастером Девы среди дев (Virgo inter Virgines). В традиционную иконографию Распятия здесь вплетена необычная деталь: рядом с черепом у подножия Креста сидит обезьянка.

Мастер Девы среди дев (Virgo inter Virgines). Распятие.(Ок. 1480-1495. Галерея Уффици)

Традиционная иконография призвана напомнить зрителю: кровь из ран Спасителя изливается на череп Адама, смывая Первородный грех. Мастер Девы среди дев делает еще один шаг на пути предельной визуализации учения о Спасении: искупление Первородного греха дает человеку возможность освободиться от искушений мира сего, где он был не более, чем игралищем страстей, заложником своей падшей природы, которая помыкала им, подобно изображенной художником обезьянке, перекатывающей череп Праотца человечества.

В XVI в. обезьяна стала часто появляться в сцене грехопадения Адама и Евы, хотя по Библии в этом эпизоде ее присутствие не предусматривается. Впрочем, если логично рассудить: кому ж, как не бесцеремонной обезьяне с ее похотливостью, пристрастием к фруктам, кому же еще, как не ей, провоцировать перволюдей вкусить запретный плод! Откровенная плодовитость павиана, столь ценимая древними, теперь стала одним из «доказательств» греховности, исходящей от дьявола.

Корнелис ван Харлем. Грехопадение (1592,  Государственный музей, Амстердам)

Неудивительно, что в сцене грехопадения кисти Яна Госсарта (Ок. 1525) мы находим обезьянку, сидящую у подножия Древа познания за спиной Адама. Правда, она поедает грушу, как бы пародируя нарушение запрета вкушать от Плода Познания добра и зла.

Адам и Ева (ок. 1525, Staatliche Museen, Berlin)

Таким образов,  наступлением эпохи Возрождения, в XVI в., официальное преследование обезьян церковниками ослабилось. То ли сексуальность уже перестала быть смертельным грехом, то ли животворный дух Ренессанса смог нанести сокрушительный удар по мракобесию, но изображения обезьян появились даже в соборах (правда, крайне редко) в Кельне, Лондоне, Монсе. Именно с этих времен обезьяна все чаще не дьявол, но его жертва, грешник, падший ангел. А в мистериях уже и вовсе обезьяна являла собой состояние человека перед тем, как в него вошла душа.

Беспокойный нрав мартышек приносил их владельцам немало хлопот. Французы надолго запомнили, как в 1288 веке в здание суда герцогства Бургундия забрались обезьяны и уничтожили весь архив. Во избежание подобных случаев «разбойников» стали просто держать на цепях. Даже обезьяна королевы Изабеллы Баварской была прикована к деревянной миске. А вот художники усмотрели в этом образе дидактический потенциал. И вот уже деревянная колода означает мирские удовольствия, а лишенный свободы неповинный зверек — «укрощенный грех». Прикованная же к колоде обезьянка у Госсена ван дер Вейдена, олицетворяет тогда "грех, скованный добродетелью".

Hendrik Goltzius. Monkey on a chain, seated. (Amsterdam, 1597)

Своего рода параллелью к описанному кругу символических значений, которыми наделялась обезьянка в живописи Возрождения, может служить эмблема из сборника Якоба Типотия "Symbola divina et humana..." ("Символы божественные и человеческие...", 1601). У Типотия изображена сидящая на цепочке мартышка, приписанный эмблеме девиз гласит: "Exacverant dentas suos" ("Точат свои зубы"),

Якоб Типотий. Symbola divina et humana pontificum, imperatorum, regum (Символы божественные и человеческие…). Прага, 1601

а пояснительная надпись сообщает - "Simiae immundi animalis, qua capitur Genius Luxuriae" ("Обезьяны, животные нечистые, которых пленяет Дух Похоти"). Но если у Дюрера скованная обезьянка символизировала "укрощенный грех", то у Типотия этому образу придано прямо противоположное значение, и он олицетворяет "привязанность к греху".

Заметим: наполнение символа очень сильно зависит от контекста, и чем четче он задан, чем больше присутствует в этом контексте деталей, тем жестче поле для однозначной интерпретации. Символы не поддаются "алфавитному чтению", но подчиняются правилам определенного "смыслового синтаксиса". Пример тому - гравюра на титульном листе сочинения английского философа Роберта Фладда (1574 - 1637) "Tractatus secundus de naturae simia seu macrocosmi historia" (Второй трактат о природной обезьяне, или история макрокосма. - лат.), изданного в Оппенгейме в 1618 г. . 

Fludd Robert, Tractatus secundus de naturae simia seu technica macrocosmi historia in partes undicis divisa...Francofurti: sumptibus haeredum Johannis Theodori de Bry, Typis Caspari Rötelii, 1624

На гравюре мы видим круг, расчерченный на 11 секторов, символические изображения в которых соответствует одной из книг первой части трактата, посвященных применению математики к различным сферам знания: "De Arithmetica Militari" (О математике войны". - лат.), "De Arithmetica Musica" (О математике музыки. - лат.), "De Arithmetica Astronomica et Astrologica" (О математике астрономии и астрологии. - лат.), "De Arithmetica Memoriali" (О математике памяти. - лат.). В центре круга изображена обезьяна с указкой. Это изображение отсылает к чувственному характеру познания, отстаиваемому Фладдом, а сама гравюра является чем-то вроде изобразительной аннотации к трактату. 

Лаконичность же композиции позволяет ей стать вместилищем самых разных значений. Яркий тому пример - знаменитые "Две обезьянки" Питера Брейгеля Старшего (1562) из собрания галереи Далем в Берлине. 

Большинство искусствоведов склонны, интерпретировать картину как аллегорию человека, порабощенного страстями, уже даже не стремящегося к свободе, а довольствующегося «жалким пиршеством из трех орехов», воплощающих в себе земные блага.

П. Брейгель. Две обезьянки» (1562)

Два зверька, прикованные цепочками к одному кольцу, сидят, отвернувшись друг от друга, в арке окна, выходящего на морской залив с судами. Пара птиц, что парят в воздухе над морем, являют подчеркнутый контраст обреченным несвободе обезьянкам. Одна из обезьянок развернута мордочкой к зрителю, но взгляд ее устремлен куда-то мимо: чуть вбок и вниз, другая, сидит, обратившись в сторону моря, но смотрит не на него, а себе под ноги, и ее сгорбленная поза выражает апатию и безнадежность. Рядом с обезьянками, в проеме окна, валяются пустые скорлупки, из которых вышелушены орехи. Эта работа Брейгеля вызывала массу интерпретаций: ее трактовали и как отражения противоречия между свободной гармонией природы и трагическим себялюбием человека, и как противопоставление низменной и духовной стороны человеческой натуры, и как отражение ограниченности человеческого бытия. Возможно, ближе всех к истолкованию "Обезьянок" подошел Хорст Вольдемар Янсон, рассматривающий картину как символ положения человека в этом мире, когда, порабощенный страстями, он уже даже не стремится к свободе, а довольствуется "жалким пиршеством из трех орехов", воплощающих в себе земные блага. Это создание, приверженное скудным отрадам мира сего, может вызывать лишь жалость: речь идет уже не о греховности, но о внутренней обреченности и тоске - и полном забвении того, что же есть свобода.

Мотив свободы, отданной обезьянкой за ореховую скорлупку обыгрывается в одной из эмблем в книге "Silenus Alcibiadis, sive Proteus"  (Алкивиадов Силен, сиречь Протей. - лат.), изданной голландским поэтом и дипломатом Якобом Катцем и гравером Адрианом ван де Венне в 1618 г. Для каждой эмблемы читателю предлагались три типа истолковывающих пояснений: любовная интерпретация, моральная и религиозная. Интересующая нас XLI эмблема изображает четырех обезьян, водящих хоровод под дудку волынщика, и при этом отвлекающихся от танца, чтобы поднять с земли орехи, которые сыплет им с неба, из облака, "рука Провидения".

Якоб Катц. Silenus Alcibiadis, sive Proteus  (Алкивиадов Силен, сиречь Протей). Мидельбург, 1618. Эмбл. XLI.

Эмблеме предпослан девиз: "Furentem quid delubra avant?" (Что безумице пользы в мольбах? - лат.).

В "любовной части" в качестве пояснения к эмблеме приведен стих из "Федры" Сенеки: Amor per coelum volat Regnumque tantum minimus in superos habet (Любовь из поднебесья шлет, Столь малый, что великими правит), взятый из следующего контекста:

Да, чтобы волю дать пороку гнусному,
Любовь назвало богом сладострастие,
Придав безумью мнимую божественность.
Так, значит, сына по земле скитаться всей
Шлет Эрицина, чтоб из поднебесья он
Рукою нежной сыпал стрелы дерзкие,
И наименьший всех богов сильнее бог!
Все, все безумных душ пустые помыслы:
Лук сына, мощь божественная матери.

Сенека. Федра. 195 - 203 Пер. С. Ошерова

За этими строками следует стихотворение самого Якоба Катца на голландском, рассказывающее о юноше, который спешил в церковь возблагодарить Бога за то, что избавил его от стрел Амура, заставлявших беднягу страдать, - но встретил по пути милейшую девицу, и так увлекся ей, что позабыл о благих намерениях, подобно "обезьяне, забывающей ритм танца всякий раз, когда та видит брошенные ей под ноги орехи". В "моральной части" приводится стих из 2-й Сатиры Персия: "O curvae in terris animae [et caelistium inanes]" (О души, погрязшие в земном и неспособные к небесному!), вслед за чем дана цитата из "Послания к евреям", призывающая: "чтобы не было между вами какого блудника, или нечестивца, который бы, как Исав, за одну снедь отказался от своего первородства" (Евр. 12, 16). И, наконец, в "религиозной части" приведены стихи из "Книги Иова": "Видишь, Бог не отвергает непорочного и не поддерживает руки злодеев" (Иов 8, 20) и из Евангелия от Матфея: "Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам" (Мф. 6, 33). Тем самым эмблема резко противопоставляет приверженость земным - любовным - утехам и праведность и уподобляет любострастников обезьянкам, подчеркивая животную природу страсти.

Исходя из вышесказанного, не трудно расшифровать смысл, заключенный в «Портрете принца Эдуарда» Ганса Гольбейна (1541- 1542): мартышка на руках юного принца Уэльского указывает на то, что тот прекрасно владеет своими страстями, хотя он почти еще ребенок.

HOLBEIN, Hans the Younger. Edward, Prince of Wales, with Monkey (1541-42, Kunstmuseum, Öffentliche Kunstsammlung, Basle)

Да и Катерина Арагонская, по всей вероятности, тоже демонстрирует умение сдерживать эмоции и желания.

Anglo-Flemish School, (16th century). Portrait of Queen Catherine of Aragon, early 1530s 

Portrait of a Young Nobleman with a Monkey and a Dog (c.1615 Flemish School)

Мартышку, как укрощенную греховность, можно обнаружить и на картине Хальса Дирка «Fete Champetre» («Праздник на природе», 1627). Веселая компания отдыхает, сидя за столом и музицируя. Однако центром всей этой живописной группы является… обезьянка, прикованная к стулу — несомненное олицетворение обузданной чувственности.

Дирк Халс. Fete Champetre (1627)

Франс Франкен Младший


BERCHEM, Nicolaes. Merchant Receiving a Moor in the Harbour (Gemäldegalerie, Dresden)

Давид Тенирс Младший (1610, Антверпен — 1690, Брюссель) Die fünf Sinne

Примечательно также, что образ обезьянки в цепях, в качестве символа греха, скованного добродетелью, присутствует во многих средневековых полотнах, так или иначе связанных с темой брака. В них также изображена и собака, как символ верности. 

Ян Минзе Моленар. Аллегория супружеской верности. (1633. Вирджинский музей изящных искусств, Ричмонд)


Тенирс Давид Младший (1610-1690) Der Maler mit seiner Familie

Правда, в зависимости от контекста, этому образу подчас придают прямо противоположное значение — «добровольная приверженность к греху». Немудрено, что в XV веке даже слово «обезьяна» в Европе использовали как синоним «распутной женщины», а сами зверьки стали традиционной принадлежностью итальянских куртизанок. Короли и герцоги дарили своим фавориткам мартышек — сувенир не без подтекста!

Изображение обезьяны как воплощение греха вожделения, чувственной распущенности обрело популярность в нидерландской и голландской живописи XVI — XVII вв. Подтверждение этому можно увидеть на картинах Петера Герритса ван Ройстратена («Распущенные повара», «Предложение»): бесцеремонная обезьянка заглядывает под юбку молодой женщины.

Pieter Gerritsz Roestraten. The Sleeping Kitchen Maid, (c. 1665)

Петер Герритс ван Ройстратен. Предложение

Brugghen, Hendrick Ter (1588-1629). Bacchante with an Ape, 1627 (oil on canvas 102.9x89.2 cm). J. Paul Getty Museum, Los Angeles


Huysmans, Jacob (c.1633-96) (attr. to). John Wilmot (1647-80) 2nd Earl of Rochester  (c.1665-70.Warwick Castle, Warwickshire) 
На портрете знаменитого поэта периода Реставрации, героя-любовника, шута и театрального мецената, воина и убийцы, труса и сифилитика лорда Рочестера, или Джона Уилмота, второго графа Рочестера, всю жизнь боровшегося со своими страстями, обезъянка более чем уместна

Человек всегда страдал завышенной самооценкой, и обожествляемые на Востоке зверьки пугали европейцев своим очевидным с ними сходством. Что неудивительно, поскольку мы относимся к одному и тому же отряду млекопитающих! Но это маленькое вертлявое создание еще и ведет себя, как пародия на человека: корчит рожицы и мастерски передразнивает. В Европе (в отличие от Востока) никому и никогда не приходило в голову сравнение: ты умен, как обезьяна или же красив. Вместо этого ее сделали главным персонажем язвительных басен, уродливой карикатурой, олицетворением человеческих пороков — таких, как глупость, тщеславие, жадность и лень, плюс еще и кокетство, любопытство, легкомыслие и болтливость, если речь идет о женщине.

А если о художнике? Мартышкины способности передразнивать, начиная с эпохи Средневековья, дали основания сделать ее своеобразным символом живописи и скульптуры. Дело в том, что искусство художника издавна воспринималось как мастерство копирования окружающего мира. Латинский афоризм «Ars simia naturae» («Искусство — обезьяна природы») особенно пришелся по душе художникам XVII века. 

Тенирс Давид Младший (1610-1690) Обезьяна-художник (1660, Музей Прадо, Мадрид)

Follower of Ferdinand van Kessel (1648–1696) Le singe peintre

В антропоморфных сюжетах художники увидели безопасную возможность высмеивать человека. Да и в политической сатире животные, и обезьяна, в частности, стали играть заметную роль.

Brueghel, Jan the Younger (1601-78). A Satire of the Folly of Tulip Mania (Тюльпановая лихорадка)

Корнелис Сафтлевен (1607, Горинхем — 1681, Роттердам) College of Animals (Школа животных) (Dallas Museum of Art, Texas)


Корнелис Сафтлевен (1607, Горинхем — 1681, Роттердам) Сатира на суд над Johan van Oldenbarneveldt (1663, Rijksmuseum, Amsterdam)


Корнелис Сафтлевен (1607, Горинхем — 1681, Роттердам) An Enchanted Cellar with Animals (1663, J. Paul Getty Museum, Los Angeles)

Обезьяна стала alter ego человека, воплощением его наихудших грешных качеств и в лучшем случае — его невинных слабостей. Фламандские мастера в XVII в. даже создали особый жанр так называемых «обезьяньих пиров» (Simmenfeest). У его истоков стоял, в том числе, и Ян Брейгель Старший (Бархатный). Много работал с рассматриваемым сюжетом Франс Франкен

Франс Франкен Младший. Обезьяны играют в триктрак

и Давид Тенирс Младший. Например, на картине «Обезьяны в кухне» как в сатирическом слепке с жизни людей просматривается четкая иерархическая лестница. Главарь — восседает на табурете, возвышаясь над соплеменниками. За ним притаились заговорщики. Все у них как-то совсем по человечески!

Тенирс Давид Младший (1610-1690). Обезьяны на кухне (с. 1645, Эрмитаж, С.-Петербург)

Kessel, Ferdinand van (1648-96). A monkey smoking and drinking with an owl (c 1685)

Kessel, Ferdinand van (1648-96). A Tavern Interior with Monkeys drinking and smoking 


Teniers, Abraham (1629-70). The Smoking Room with Monkeys (Kunsthistorisches Museum, Vienna)


Teniers, Abraham (1629-70) . Barber's shop with Monkeys and Cats (Kunsthistorisches Museum, Vienna, Austria)

Суетность мартышки также стала пресловутой, особенно в контексте скептического отношения к человеческому стремлению все познать. В картине неизвестного художника фламандской школы «Ценители в комнате с картинами» (1620) изображена вымышленная частная галерея. Богатые покупатели внимательно рассматривают картины. Но откуда и зачем в окне появилась мартышка? Мартышка — символ глупости человеческих стараний, тщетности стремления к земным знаниям: вместо того, чтобы праздно разглядывать диковинки, людям бы следовало проводить время в молитвах и подготовке к вечной жизни — считает автор.

FRANCKEN Frans II. An Antique Dealers Gallery

Начиная с эпохи Возрождения, с появлением моды на аллегории пяти чувств в гуманистических кругах, обезьяна нередко выступала атрибутом… вкуса!

Ян Брейгель Старший: Аллегория пяти чувств (фигуры Хендрика I ван Балена) (1617-18)

К концу XVIII века, с утверждением в живописи величественного академического стиля, мода на картины с очеловеченными обезьянами прошла.

Ссылки:

Антон Нестеров. Фрагмент статьи "Век мой, зверь мой...", или о символическом мышлении и анималистических кодах в связи с портретами XVI - XVII вв.

http://ithaca-66.livejournal.com/19315.html

https://artchive.ru/encyclopedia/1451~Ljubimitsa_V...zjana_simvol_v_iskusstve 

https://slovari.yandex.kz/~%D0%BA%D0%BD%D0%B8%D0%B...D0%B7%D1%8C%D1%8F%D0%BD%D0%B0/

http://www.beesona.ru/museums/prado/24545/

http://www.liveinternet.ru/users/yutayuta/post380791204/

http://marinni.livejournal.com/472133.html