Дебютировала в сказках...

Клавдия Шульженко привлекала зрителей не только голосом, но и красотой 
Когда дочь была маленькая, спектакли разыгрывались в основном детские, по мотивам сказок. Но в этих постановках было обязательное условие – по ходу действия Клава исполняла две-три, а то и больше песенок. Если их не было «прописано» в сценарии, отец их обязательно «включал» в постановку. Он мечтал о том, что дочь станет певицей, а она была без ума от Веры Холодной и других актеров немого кино, и считала, что петь сумеет каждая, а вот хорошей актрисой могут стать считанные единицы.

В Харькове был замечательный театр (напомню, что с 1919 года по июнь 1934 года именно Харьков был столицей Украины, я об этом уже упоминал в рассказе о Григории Плужнике). В нем служил прославленный режиссер Николай Николаевич Синельников, который очень ревностно относился к формированию труппы. Но к 15 годам Клавдия уже пересмотрела весь репертуар театра и поклялась себе – через два-три года я обязательно стану актрисой!

Это произошло еще раньше, спустя полтора года. Она пришла на просмотр и решила исполнить песню «Розпрягайте, хлопцы, коней». Аккомпанировал ей 22-летний заведующий музыкальной частью Исаак Дунаевский, который в то время жил в Харькове. С тех пор их пути-дорожки время от времени пересекались, они относились друг к другу с большим уважением.

Она мечтала о театре, но отец твердо гнул свою линию. И чуть ли не насильно привел ее за руку к профессору консерватории Никите Леонтьевичу Чемизову. Он учил ее музыке, но однажды не выдержал, вздохнул: «Ты счастливая, у тебя голос поставлен от природы, тебе нужно только развивать и совершенствовать его». Тогда же Клавдия впервые осознала, что ее предназначение – петь.

Чечеточник и куплетист сразил наповал...

Шульженко никогда не отказывалась ни от каких предложений выступить на сцене. Ей было все равно, сколько в зале зрителей, 50, 100 или несколько тысяч. Впрочем, насчет пятидесяти я, пожалуй, погорячился. Очень уж скоро она начала собирать полные залы, а все потому, что всегда чутко прислушивалась к запросам слушателей, пытаясь выстроить свой репертуар таким образом, чтобы у них не возникало желание покинуть зал еще до того, как закончится концерт.  

В 1928 году ее подкараулила первая любовь. Ее ровесник, одессит Владимир Коралли (настоящая фамилия Кемпер) прибыл в Харьков на гастроли. Это был очень одаренный человек. В 1918 году, когда вовсю бушевала Гражданская война, он часто и много выступал в селах, городах, воинских эшелонах, получая вместо гонораров то краюху хлеба, то кусок сахара. В середине 20-х годов он ездил с театрами эстрады, вел концерты в качестве конферансье, бил чечетку, исполнял веселые и сатирические куплеты. И вдруг врывается такая неземная комета таланта в Харьков, дает несколько концертов. Город буквально «стоит на ушах». Тогда же и произошло знакомство молодых людей, правда, мимолетное, не перешедшее в дружбу. А потом они встретились вновь. И вдруг осознали, что не могут жить друг без друга.

А дальше все пошло, как в известной русской поговорке: «Куда иголочка, туда и ниточка». Им удалось самым чудесным образом сложить два своих потенциала и набирать заветные очки на российской эстраде. 7 ноября 1930 года Коралли организовал в Ленинградском театре эстрадную постановку «Карта Октября» с участием И. Дунаевского, Н. Акимова, Л. Утесова. Это позволило ему сделать имя. А дальше было сотрудничество с джазом Якова Скоморовского и оркестром Алексея Семенова. Здесь и раскрылся в полной мере многогранный талант Клавдии Шульженко. А рождение сына Георгия только прибавило ей желания совершенствовать мастерство пения.

В середине 30-х годов Клавдия с мужем много гастролировали, тогда же (1935 год) были сделаны первые записи ее песен на грампластинки, что позволило стать не только узнаваемой, но и любимой миллионами людей.

Ей приходило очень много писем с признаниями в любви. От пионеров до пенсионеров. Но в этой общей массе она как-то выделила письма и открытки, подписанные инициалами: Г.Е. Этот таинственный воздыхатель слал ей открытки со всех уголков Советского Союза, по нему можно было изучать географию. И когда наступала пора очередного праздника (Новый Год, 8 марта, 1 мая, 7 ноября) Владимир Коралли всегда интересовался у супруги: «Ну, как там наш Г.Е., уже отметился открыткой?».

Кто он, таинственный Г. Е.?

"Давай закурим, товарищ, по одной". "Давай закурим, товарищ мой..." 
…В жизни его звали Георгий Епифанов. Он родился 24 августа 1918 года. В середине 30-х приехал в Москву и поступил в институт кинематографии. Он влюбился в голос Шульженко, прослушав только одну песню в ее исполнении – «Челитту». Ради этой песни он купил сначала пластинку, а потом патефон. И каждый раз, приходя в музыкальный магазин, он интересовался у продавщиц: «Появилось что-нибудь новенького у Шульженко?».

Однажды на «Ленфильме», где Георгий проходил преддипломную практику, ему сказали: «А что ты, Жора, мучаешься? Клавдия Ивановна дает концерты чуть ли не каждую неделю, во всяком случае, когда не бывает на гастролях. На днях будет ее выступление…» Епифанов едва дождался открытия кассы и дрожащим от волнения голосом попросил билет на… первый ряд. За две минуты до выхода Шульженко его буквально трясло, он даже представить себе не мог, что увидит своего кумира в двух шагах от себя…

А потом была война. Он ушел на нее сразу. Был военным корреспондентом, оператором. От пуль никогда не прятался, стараясь запечатлеть оборону ли, наступление во всех их самых страшных мгновениях. Порой бывал там, откуда живыми выходили единицы. Его оружием была кинокамера, он ведь и автомат не всегда мог вскинуть, чтобы дать отпор врагу.

Его часто спрашивали: «Жора, куда ты все время лезешь? Ведь убьют, неровен час». А он смеялся: «Меня не убьют! Я люблю такую потрясающую женщину. Наша любовь крепче всякой брони…» А в минуты затишья он бережно распаковывал металлическую коробку из-под пленки, в которой хранил свое главное богатство – пластинки Клавдии Шульженко – и накручивал ручку патефона. И в тесной армейской землянке начинал литься нежный проникновенный голос: 
«Синенький, скромный платочек
Падал с опущенных плеч.
Ты провожала
И обещала
Синий платочек сберечь…»

Или другая, очень любимая бойцами на фронте песня:

«Об огнях-пожарищах,
О друзьях-товарищах
Где-нибудь, когда-нибудь мы будем говорить.
Вспомню я пехоту,
И родную роту,
И тебя – за то, что ты дал мне закурить.
Давай закурим, товарищ, по одной,
Давай закурим, товарищ мой!»

В шесть часов вечера после войны...

Войну он закончил кавалером трех орденов Красной Звезды, ордена Отечественной войны и множества медалей. А самой главной наградой для Клавдии Ивановны Шульженко стала очередная открытка, полученная ею накануне ноябрьских праздников 1945 года, когда на ней она увидела знакомый почерк и инициалы Г. Е. Стало быть, он не погиб, он помнит о ней…

А Георгий словно почувствовал: его открытки не остаются без внимания. Он ездил по стране и отовсюду слал ей поздравления. Даже с Днем шахтера и Днем железнодорожника, он значительно «расширил» численность праздников, посылая открытки, по сути, к каждому воскресному дню.

Нельзя сказать, что жизнь Клавдии Ивановны после войны была усыпана только розами. Всякое бывало. Мало кто знал, как она «пашет». Для того чтобы быть всегда в форме, Шульженко, например, разработала комплекс физических упражнений, повторить который было далеко не всем под силу. К «борьбе со старением» прибавились и психологические нагрузки: в 1954 году они с Владимиром вдруг поняли, что их уже ничего не удерживает вместе: сын вырос, а у них, по сути, у каждого своя жизнь. Разбежались их стежки-дорожки в разные стороны…

Подруги старались вывести Шульженко из тяжелого эмоционального состояния. Случайно иль нарочно, однако они разыскали адрес таинственного Г.Е. Случилось это в 1956 году. Они постарались сделать так, чтобы Клавдия и Георгий встретились. Правда, ему пришлось бороться с собственной чудовищной робостью, но однажды их свела судьба в одной компании. Шульженко было интересно, как это можно трепетно относиться к женщине, не соприкасаясь с нею в жизни. Она пригласила его к себе домой, они проговорили до самого утра…

«Связался черт с младенцем...»

Клавдия Шульженко и Георгий Епифанов 
Казалось бы, два человека любят друг друга, что может стать преградой их счастью? Вроде ничего, если бы не «возрастной порог». Ей было уже 50, а ему еще не исполнилось и 38. Сейчас на это никто не смотрит, а тогда? Смотрели и шептали за спиной: «Связался черт с младенцем». Но любовь оказалась сильнее пересудов. Они поженились. В 1957 году.

Их счастье длилось долгих девять лет. Потом Клавдия Ивановна «добила» своего мужа неуемной ревностью, сценами, ей всегда казалось, что такого всепоглощающего счастья, как у них с Жоржем (именно так она его называла) не существует. Она – стареющая, уже пенсионерка, а он такой молодой, статный, красавец, да еще оператор. Да у них на съемочных площадках всегда такие красотульки бегают, что Жорж обязательно не удержится.

Она мучила себя, еще больше мучила его. В конце концов, они поняли, что просто поубивают друг друга. Любовь разбилась о быт? Скорее, о комплексы…

Они разошлись и не соприкасались друг с другом более 10 лет. Ей рассказывали, что в его прихожей висит ее огромный портрет, что он просыпается и засыпает с ее именем на устах. Он по-прежнему любит ее так искренне, так нежно. Однажды она вновь увидела его в первом ряду на своем концерте. И сказала прямо со сцены: «Жорж, прости меня. Возвращайся. Мне без тебя так одиноко!»

Он вернулся. С большой охапкой цветов и горящими глазами. Закружил ее по комнате и целовал, целовал, целовал свою Богиню…

Они были счастливы до того рокового дня, 17 июня 1984 года. А потом она ушла. Навсегда. А он остался. На эти самые 12 лет, на разницу в их возрасте. А когда ему исполнилось, как и ей, 78 лет, и они наконец-то стали ровесниками, он однажды закрыл глаза и не проснулся. Очень хочется верить, что на Звездном мосту она его дождалась, они взялись за руки и ушли вместе…

В том же, 1996 году, не стало и Владимира Филипповича Коралли – первого мужа Шульженко. Судьба?..

 Юрий Москаленко

shkolazhizni.ru