Из книги Аллы Демидовой "В глубине зеркал"

Однажды он (Параджанов) узнал, что мы с Эфросом возобновляем наш "Вишневый сад", и решил сделать шляпы для моей Раневской.

Сергей Параджанов принимает "Таганку" у себя дома в Тбилиси. На лестнице - Готлиб Ронинсон

И вот как-то ночью моим друзьям Катанянам позвонил молодой красивый грузинский священник и сказал, что привез от Параджанова для Демидовой две огромные коробки со шляпами, которые нужно сейчас же передать. [...]

Это уникальные шляпные коробки. Обе декорированы. Одна - черная, другая - сиреневая. Каждая из них заслуживает отдельного рассказа.

Сбоку на черной коробке выложена летящая чайка: Параджанов взял просто два белых гусиных пера, которые у него явно валялись где-нибудь во дворе, крест-накрест склеил их, вместо глаза приделал блестящую пуговицу - всё. Получилась летящая чайка. А тряпку, которую он вырезал из какого-то сине-белого подола, он приклеил снизу, и получилось море.Чайка над волнами.

Еще интереснее дно этой коробки, названное им "Тоска по черной икре". Но я бы назала этот гениальный коллаж "Рыба". Плавники этой "рыбы" сделаны из обыкновенных гребенок, чешуя - из остатков кружев, а саму "рыбу" окружают водоросли из ниток, тряпочек, кружев - и все покрашено в черный цвет.

Изнутри черная коробка была выложена картинками из театральной жизни. А с внешней стороны - картинками типа "Крупская, сидящая за патефоном"; вырезана и надпись "Гармоничный талант". И вдруг сбоку, неожиданно, - фигурка задумавшегося человека. Неожиданность-случайность - это стиль Параджанова в такого рода коллажах.

Внутри коробки лежала черная шляпа. Эту шляпу Параджанов назвал "Аста Нильсон". Верх - тулья из черных перьев. О ней он потом сказал: "Обрати внимание, Алла, эта тулья - от шляпы моей мамы". На что Вася Катанян тут же заметил: "Врет, никакой не мамы. Где-нибудь подобрал на помойке".

Коробка из-под сиреневой шляпы была сине-бело-сиреневая и тоже вся раскрашена, обклеена материей, коужевами, но в другом стиле: Параджанов украсил ее бабочками. Дело в том, что однажды я рассказала ему историю, как была феей-бабочкой для дочки моего приятеля художника Бориса Биргера. Когда девочка первый раз пришла ко мне домой, чтобы поразить ее детское воображение, я украсила всю квартиру бабочками из блестящей ткани. Большая бабочка висела также и на входной двери. И даже на длинном моем платье, в котором я была в тот день, «сидели» бабочки. Для девочки я на всю жизнь осталась феей-бабочкой. Параджанов не забыл эту историю и прислал мне «привет» бабочкой на коробке.

Изнутри коробка была украшена кружевной накидкой, которая раньше, возможно, лежала на каком-нибудь столе. А на донышке - приклеено зеркальце из блестящей бумаги, перекрещенное кружевами. Здесь тоже было множество картинок, но теперь уже - фотографий старинных шляп. Картинки были проклеены красными полосками - казалось бы, для чего? А непонятно, для чего, но так красиво!

К обеим шляпам приложены кружевные шарфы, к черной шляпе - черный, к сиреневой - сиреневый. Сиреневый расписан от руки лилиями времени декаданса. Когда приехал Сережа и мы стали мерить эти шляпы, я его спросила! «А зачем шарфы?» - «Ну вот смотрите: вы надеваете черную шляпу. Хорошо - но это просто Демидова надела черную шляпу. А ведь когда уезжает Раневская, она уезжает, продав свое имение. Поэтому я хочу, чтобы вы выбелили лицо, нарисовали на нем красный мокрый рот и до глаз закрыли лицо черным кружевным шарфом, завязав его сзади, чтобы концы развевались бы как крылья. Причем лицо скрыто как бы полумаской, через черное кружево проглядывает мокрый красный рот и бледная-бледная кожа, и сверху - шляпа. Вот тогда это имеет смысл. Точно так же и сиреневая: когда Раневская приезжает из Парижа, этот шарф, легкий, яркий, как бы летит за ней шлейфом воспоминаний о парижской жизни."