Logosky (VneVizm) все записи автора

Как дерево, что медленно растёт,
Так столп Великого Потопа,
Утратил дней великолепных счёт,
И рос, как дольний мрак,– из Гроба.

Евфратские дубы с той стороны
Для корпуса всевещного Ковчега
Росли быстрей, – из мощной глубины
Изящного, но гибельного века…

Всё тут сходилось в круг полуземной
Младенец-Ной, проснувшись в колыбели,
Всё угадал в гигантский час ночной
И плакал горько, – так века велели…

Logosky (VneVizm) все записи автора

Дерево - бабочка,
это извне
символ загадочный
в голубизне.

Здесь дактилической
рифмою сна,
соль аттической
стала она.

Дерево-башня,
зияние, меч,
синее брашно
и чаянье встреч

с вечностью вешней,
и бабочкой той,
что бесконечна,
сверкнув запятой...

Logosky (VneVizm) все записи автора Мерцай, плодонесущ,
открытый и подвижный,
вневизм, вневист - из туч,
из пыли архикнижной.

Зиянием везде
отпущен для свободы,
на тающей звезде,
и где стоят заводы,

в предчувствии руды,
для плавки вне-теченья:
кристаллами звезды
отмечено реченье

пустот и немоты
под небом невозбранным,
и дрогнули мосты
под экипажем странным.

19 июня 2011 г.
У Александринского парка

Logosky (VneVizm) все записи автора Каждый символ текуч,
и вневизм безвозвратно
уплывает меж туч
к воскрешённому завтра.

И протает опять,
но уже нелюдимый,
обращающий вспять
озарённые льдины

к дню открытья его,
где река без названья
вместо улиц, всего,
устремит мирозданье

вместе с городом слёз,
градом чистого слова,
к воплощению грёз,
водопаду основы.

Logosky (VneVizm) все записи автора

Под созвездием Лиры
И средь Белого Дня
Я танцую для Мира,
Ну а Мир для меня!

Я цвету, расширяясь
Ввысь до самых небес...
Смотрит Мир, улыбаясь,
Дарит Радость Чудес!

Тронув лёгкие струны
Звёздных дальних дорог,
Буду я вечно юной,
Я исполню свой Рок.

Подарю Миру песни,
Краски, танцы Души...
Будет мне интересней,
Когда рядом есть ты.

 

Дневник Арины "Звон рун"

http://www.liveinternet.ru/users/2851019

 

Картина "Заря" художника В.В.Сёмочкина

 

Logosky (VneVizm) все записи автора

***

Я и ты – моя Бессонница,
С ночью мы наедине,
Я – ночной тиши поклонница,
Ты – тревогою во мне.

Погружаясь в сокровенное,
Звуки ловим мы извне,
Синью наполняю вены я,
Ты звенишь в их глубине.

Звёзд дыхание колышется
Дрожью ритмов на волне,
И в биеньи пульса слышится
Песня на одной струне.

Льются в душу откровения,
Сердце мечется в груди…
Господи! Дай мне терпения
И от бездны отведи!


***

Голый нерв. Голубые вены.
Лунный диск. Синевы Грааль.
В сердце доверху сокровенное,
А в душе сверх краёв – печаль.

Вёрсты времени подытожены.
В звёздном зареве небеса.
Всё поделено. Перемножено.
И диктуют стихи голоса…


***

Мне бы грудью на амбразуру,
Иль на  острое, злое жало!
Боже правый, не дай мне сдуру
Сотворить голубое алым!


http://www.proza.ru/avtor/belani

 

Logosky (VneVizm) все записи автора

ГРАДУ И МИРУ(то есть Петербургу)

Я смотрел на тебя как на Зверя Иль на Ангела, что на мосту Задержался вчера, – о, потеря, – Для небес, – да принес красоту, – В млечный пар возвращенного стада, Разметавшего призрачный хлад – На зерно этих царских палат, – На величие скифских баллад, – На полях побежденного ада… Скифский град, но другого извода, И выходит, как белая ночь, Камнем взятая, это – свобода, Пламя, влага, изящество, мощь…

Alex, эти испытания - тем паче в Петербурге, верно, не сильно злокозненны. Странно, что вообще есть Петербург. Но сей град почему-то есть. Покушений на него было столько, что... Включая самые не-сообразные. Включая носо-образные. Повторяющиеся. И так далее. Россия не в силах выдержать трех столиц. Ну, исторических, что ли. Что-то об этом (или не об этом) было у Василия Шульгина. На отношении (сложном) к Питеру - проявляется очень многое. Или - проявлялось. Отчего ж этому граду-то не быти? А каким - таким градам быти? Таких градов должно быть несколько, много, и даже больше, чем просто много. Только в этом динамика Материка. И ни в чем более. Да что-то с такими (по идее, что ли, необычности и внеположности) градами пока не складывается. Все только одна некрофилия. А жаль.

Logosky (VneVizm) все записи автора

ТРАМВАЙ НИОТКУДА

 

           Памяти Н.Гумилёва

 

Сгустившись, воздух, неприкаян

оставил в сумраке сыром

сквозные контуры трамвая –

сей остов, канувший в былом.

 

Где пассажиры? Где кондуктор?

Звонок лишь глухо дребезжит,

да искры сыплются, как будто

в небесных струнах ток  бежит.

 

И проплывает Всадник Медный

по стёклам зыбким, над Невой,

и купол вознесён победный

Исаакия – над синевой.

 

Открыты двери – и подножка

зовёт ушедшего – сойти

на землю, в полдень позапрошлый,

остановившийся в пути

на поднебесье…

                                  И забравший

с собой поэта навсегда,

трамвай, проржавленный и страшный,

восходит снова – в никуда…

                                    18 августа1998

 

 

КОРНИЛОВ

 

Он с Африки - далекой стороны.

                          Б.К.

 

Говорит с Гумилевым в раю:

- Мне без Африки той невозможно.

Абиссинскую бездну пою,

синеву, что близка и тревожна.

 

За арапскую землю мою,

за стихи о пустынном пророке,

я погибну - в небесном бою,

но воскресну - сквозь дивные строки.

 

Африканские бьют барабаны

сквозь игольчатые века.

И на берег отчизны туманной

возвращаются два рыбака.

 

К тайне пушкинского пророка,

чьи глаголы пылают глубоко.

         08.02.2007   17:14

 

 

   НОЧНЫЕ СТЕПИ

 

                  Памяти Льва Гумилева

 

Степная сухость языка.

Звезда, мерцавшая в гортани.

– Сей путь прочерчен сквозь века,

гремя еще при Тамерлане.

 

Иное воинство – у врат

Небесных – жаждет искупленья. –

Вдали кровавился закат –

непокорённые владенья.

 

Нога ступала в миражи,

что в беспредельности повисли.

Теперь не стекла – витражи

хранят стихи, века и мысли.

 

 

ТЯЖБА

 

Блок будто спорил с Гумилёвым,

о чём–то глухо и тайком.

Одним пронизанные словом,

пред смертью мыслили – о Ком?

 

О слове вечном и едином,

пред нелюдимым Алтарём.

То был за Слово поединок,

или моление – о Нём?

                                21 октября 2004

 

БЛИЗ ГУМИЛЁВА

 

Внезапно лёгкий лоскуток

оттенков рдяно-первобытных

мгновенно на душу мне лёг

и - был таков, бездонный свиток.

 

В холодном воздухе ещё

под бледностью очарованья,

где солнце влажно-горячо,

и нет мелькнувшему названья.  

 

Где бродит странный Гумилёв -

в щемящем парке без эпохи,

мечтая отраженья слов

сложить в неповторимом вдохе.

 

И на мгновение застыв

перед мерцавшим аполлоном,

увидеть, как слова просты

в грядущем мареве зелёном.

 

 

ЗАКАТ В ПОЛЫНЬЕ

 

Повторяю фамилию: – Анненский, –

чёрный дождь и асфальт-антрацит

отражает осколки державинских

од, близ коих мерцает Коцит.

 

За реку проплывают вагоны,

дотлевает закат в полынье.

Гумилёва блеснули погоны,

растворяясь в блокадном огне.

                             30 октября 2008

 

 

ТРАМВАЙ НАД ОХТОЙ

 

Нагие сумерки трамвая,

дрожат плакатные дома,

и в нерастраченности тая,

и по булыжнику звеня,

 

роняя искры провозвестья,

и не подхваченный пока,

кондуктор лагерный воскреснет,

где рельсы тянут облака.

 

Над Большеохтинским, Литейным,

полубессмертным, слюдяным,

и свет фонарный, безраздельный 

на небесах пребудет с ним.

 

Мелькают бабочек гирлянды -

реклама бездны в пустоте,

трамвай опять застудит гланды

в незатворимой высоте.

 

Где ответвления незримы,

и шпал воскресных чешуя,

и пассажиры-пилигримы

острожники небытия.

Logosky (VneVizm) все записи автора

О ТАИНСТВЕ БЕСЕДЫ

Три дуба в сумерках весенних
И разговор достойный на просёлке,
Не стоящий вниманья, если б только
Не вторглась эта вольная картина
Опять, – как будто только что узрел
Двух путников, да только не случайных,
А тут начертанных как будто навсегда,
И в раму вставленных такую, что понятно, –
Тут разговор не завершён, а продолженье
В столетьях близких.

Те двое говорили, как услышал
Иль как постиг – о тайнах мирозданья,
Что всякий раз иль даже через раз
Почти доступны, только на рожон
Не лезь, не то сполна получишь
Совсем иное, – как бы этот дар
(конечно дар, тут нечего и спорить)
Ни называл.

Я только разобрать не мог, – откуда
Они взялись, чтоб толковать об этом, –
Как власть имеющие и со знаньем дела
Таким, что впору мыслить о Земле
Как о сокровище живом, многоочитом,
И начерно доступном, вот как сейчас.

Тут время как извилистый ручей,
Струится мимо только для того,
Чтоб по камням могли пробраться
В другие сумерки. А то, что трех дубов
Там нет, – так что-нибудь там есть,
Ничуть не хуже, дом продолговатый,
Дым вьющийся, десятка три-четыре
Овец в роскошных шубах, а вот очаг
Среди живых камней, и пламя в очаге,
И строгий гул горы.

Похоже, что Творец,
Из рамы взяв участников беседы,
В другом краю, как тайну, водворил,
Но также – разрешенье тайны,
Я рамы не заметил никакой,
Но чудная и ясная картина
Предполагала, что не просто так
Тут каждая деталь благоуханна…
А лишнее – да если где найдешь, –
Творец избыточен. И впору догадаться.

Logosky (VneVizm) все записи автора

Я думал, что начертаны заране
Дни, годы, чтоб в пустыне иль в раю,
В живой пучине или в мирной бездне
Идти послушно замыслу, как раньше
Корабль шел иль скифская повозка
Катилась по степи зелёной.
Всё так и есть. Да только с прибавленьем
Живого знанья, непонятной скорби,
И к замыслу не то чтоб отвращенья,
А разных притязаний, – что велик,
И требует вселенского расчёта,
И разум должен с этим управляться,
Как с кораблем, повозкой, а не то
Погаснет, как очаг. А чтоб зажечь
И заново хоть как-то разобраться
С происходящим, – стоит позабыть,
Что было прежде. Да едва ли было.
Да тут выходит, что нельзя мириться
С отсутствием каких-то там предметов, –
И что придется этот век неодолимый
Вдруг пересечь, вот как лесной ручей,
Угрязнув в белой или синей глине,
С прекрасным зверьим черепом в руке,
Который и поможет не сказиться,
Потом окажется, что вся эта забота
Была нужна сама себе. Да привела
Домой. А что я знал вчера об этом?

Logosky (VneVizm) все записи автора

 Алексею Грякалову

Веселье мира и плач камней
Тут сходятся как враги,
Тут ясный день, там долина теней,
И всюду не видно ни зги.

А если скажешь, что всё не так,
И распре положен предел,
Тебя захватит божественный мрак, -
Да, верно, ты сам захотел...

В Тифлис иль обратно на перекладных,
А то, - к иудейским камням,
И сам, что камень, и много иных
Людей, что подобны  камням.

Вернёшься с миром из древней мглы
На сказочный карнавал,
А тут поют мирозданья углы
Не те, где вчера пировал...

Тут вечно юный, и вечно сырой
Таинственный град Петров,
Встает небесно-земной горой
И пламенем скифских шатров.

И вольный рокот священной весны
Ты слышишь иначе, не так,
И даль неслыханной кривизны,
И взгляд, точно тайный знак.

Видать, что затмение в Бытии, -
Для прочих могучих страстей,
Что в нём роятся, как мысли твои
Иль трепет вселенских снастей...


 

Logosky (VneVizm) все записи автора

ХХХ

И наша жизнь, что раем быть могла,
Раскинулась гигантским котлованом.
Да все равно светящаяся мгла
Тут развернула мощные крыла,
Я назову всё это - Океаном.
Все дыры и провалы вечных дней
Тут собрались, чтоб сделалось видней
Вселенское зерцало за туманом.
А там непобедимый Млечный Путь,
Над пропастью ведёт куда-нибудь,
Я назову все это - Океаном.
Так я писал в неведомом краю,
Лет сто назад, причастный Бытию,
Вот как сейчас - столетним ураганом,
Но ясный взгляд, что Крепкий подарил,
И блеск, и трепет сказочных ветрил
Уже нашел в просторе первозданном...

 Отчасти в октябре 2010

Logosky (VneVizm) все записи автора

Из <<СКИФСКИХ РИСУНКОВ>>
>
> БАЛЛАДА
>
> То ли Граду и Миру конец,
> То ли распря, что тут, -
> Приготовила славный венец
> За неслыханный труд.
>
> Над загадкой таинственных дней
> Я не стану гадать,
> Мы проходим долиной теней,
> Но теней не видать.
>
> Ад разрушен. В старинном углу
> Только Левиафан,
> Мощный Зверь, источающий мглу
> И всемирный туман.
>
> То не Граду и Миру конец,
> Мир нетленный не тут,
> Где мы ходим, но весел Творец,
> И к нему приведут, -
>
> Все пути, что приводят к Нему,
> А куда им вести, -
> И спокоен, как дуб на крому,
> Проводник впереди...
>
> Ясно светятся звездочки шпор,
> Легкий слышится шаг,
> И античный доносится хор
> Сквозь начертанный мрак.
>
> Мир таинственный тысячу раз
> Разбери, перечти,
> Вот он, чудный, не скрытый от глаз,
> Но всегда впереди.
>
> То ли зренье устроено так,
> Это взгляд с корабля,
> Над которым таинственный стяг,
> А навстречу - земля.
>
> То ли Граду и Миру конец,
> А Вселенной изгиб,
> Тут готовит тяжелый венец
> Всем, кто так не погиб, -
>
> То ли встреча-прощанье на всём
> Начерталась, как знак
> Красоты, - ей-то всё нипочем,
> Даже времени мрак.
>
> То ли время - старинный предмет
> И утративший ход,
> Подозренье, что времени нет,
> Век от века растёт...
>
> А повсюду, и вместо него, -
> Разве хаос родной
> И начертанный прежде всего,
> Даже мглы неземной.
>
> Нам недаром знаком каждый клин,
> Каждый узел, а в нём
> Нить любая, но хаос един,
> И придуман огнём.
>
> Что за зверь? Да порядок иной.
> Скифский лук и колчан.
> Вот стрелок, и, одну - за одной,
> Стрелы мечет в туман.
>
> Он из хаоса взял этот взгляд
> И движения рук,
> Что мудры и немедля велят
> Взять извилистый лук.
>
> Триста пальцев на каждой руке,
> Как спартанцев живых,
> Что во времени, словно в реке
> Всех затей мировых.
>
> Он стреляет, не целясь, как Бог,
> Но любая стрела
> Без желанья приносит оброк,
> То лису, то козла.
>
> А враги? А об этом другой,
> Но живой разговор,
> Тетивы натяженье тугой
> И великий простор.
>
> Кто такие? Откуда пришли?
> Провалиться куда
> Им назначила воля земли
> Как живая руда?
>
> Я заметил, что пепел вокруг,
> Это мрак догорел,
> Неизвестный и полный заслуг,
> Точно тысячи стрел.
>
> Верный путь. Молодая луна,
> То есть сказочный рог,
> Так выносит из бездны волна
> Начертанья дорог.
>
> Я не думал, что именно так
> Мир нетленный живёт,
> То в дырявый срывается мрак,
> То в пустыню зовёт.
>
> Несказанно богат или нищ
> Добровольно, как царь, -
> Не к лицу ему мрак пепелищ
> И не в меру, как встарь.
>
> Всё во мне, что увидел сейчас,
> И другое - во мне,
> Как причудливый древний рассказ,
> Но приходит извне.
>
> Как понять, что дорога моя, -
> Не моя, и ничья, -
> Непослушливых дыр бытия
> В ней живая семья.
>
> Как понять, что загадочный вид
> Исполинской горы
> И начертан, и к сердцу привит,
> И молчит до поры.
>
>
> В октябре 2010 года
>
 

Logosky (VneVizm) все записи автора

Изнанка вечности вневизм,
ямбические переливы,
волны призывы и отливы,
и переплеск солёных брызг.

Звезда морская светит вновь,
и опрозрачена волною,
в ночи беседует с тобою,
а днём перетекает в кровь.

Закат целует миражи,
и невесомостью окрашен,
вдруг отступает возле башен, -
ты здесь иль там, двойник, скажи?

Logosky (VneVizm) все записи автора Дух впереди -
он незрим, нелюдим,
сколь ни гляди -
только пыль перед ним.

Листья порой
прошуршат, или снег
синей метлой
устремляется вверх.

Чайка или ворон
отпрянут, кружа.
Воздух расколот
в тоске миража.

Он съединяет
былое, и впредь
предназначает
звенящую медь

долу иному,
простору извне,
дух потаённый,
сгорая во мне.

Logosky (VneVizm) все записи автора Моему другу А. Е.

Быстры кони,
Без супони,
В синем звоне
Время гонят,
Понукаю я коня:
Унеси, умчи меня!

В Синь, на волю,
Где нет боли,
К лучшей доле,
Из юдоли
Поскорее унеси –
От самой себя спаси!

Мягки брыли,
Жёстка грива,
Я из были
Шаловливо
Улетаю на коне
В неизвестное – во вне.

Страница автора:
http://www.proza.ru/avtor/belani

Logosky (VneVizm) все записи автора * * *

…И погрузиться в светлое тепло
давнишних, младости воспоминаний,
где так вменяемы добро и зло,
где привкус счастья от сквозных страданий,
где небо выкрашено в синий цвет,
нет, голубой по праву первородства,
где так певучи двадцать с лишним лет
по существу разительного сходства
родной души с природою во всём,
где дух парит восторгов и закатов…

Как, право, славно возвратиться в дом,
нежданно став от младости богатым…


* * *

Я помню твой приход, растущий звон,
волнение, неведомое миру.
Луна сквозь ветки тронула балкон,
и пала тень, похожая на лиру.
Владимир Набоков, «К музе»

Да, с музой он на равных говорил, –
как Пушкин в Болдине, так он в Берлине,
когда немели к ночи фонари
в безоблачной, воздушно-летней сини,
когда звучал напев: «О будь верна
острожной правде откровенья»,
тогда всходила полная луна
предвестницей благого провиденья.

И он входил, неведом, не знаком,
ответа ждал, перебирая сроки,
и оживал его далёкий дом,
и муза подтверждала:
«Вы – Набоков!»


* * *

Забываются многие новости
и живешь в постоянном бреду
под напором довлеющей совести,
что когда-то опору найду.

Не важна подоплёка событий
и не важен грядущий итог,
всё равно – по веленью наитий
будет найден дарованный Бог.

И тогда по закону момента,
под воздействием страждущих сил
раскрывается суть инцидента
и зачем на земле этой жил?


СМЕРТЬ БЕЛЛЫ АХМАДУЛИНОЙ

Поэт ушел из жизни…
точно в срок,
как повелел Господь…
оцепененье
при извещенье вызывает шок
и паралич безмолвного смятенья.

Поэт ушел…
но где-то в небесах
воркуют ангелы, справляя тризну,
и в храме, в Переделкино, монах
готовит душу для загробной жизни.


ЧИТАЯ «СОГЛЯДАТАЯ» НАБОКОВА

Что мы знаем о собственном ракурсе,
как мы смотримся в мире других;
и какие готовятся казусы,
исходя из зачатков благих?

Нелегко совладать с самомнением,
не разрушив гранита надежд,
оказавшись в смешном положении
соглядатая без одежд.
Нет, с одеждами – рваными, ветхими,
с эго-вектором розничной лжи,
наблюдая мгновения редкие,
что несет нам проказница-жизнь.


* * *

… А жизнь проходит плавной чередой
моментами запомнившихся фото,
и вот уже – «звонки» или «отбой»,
а жить «по полной» всё ещё охота.

Вот так противоречьями полна
история-наложница в своей тиши:
и вместо солнца зябкая луна,
и – апокалипсис встревоженной души.


* * *

Эту боль над отчизной горькой
сохрани, дорогой, сохрани.
Скольким жизнь опорочили, скольким
Окаянные (мерзкие) дни?

Сколько жизней погублено, сколько?
Счёта нет, да и нужен ли счёт
В той судьбине российски-прегорькой? –
(Где такую отыщешь еще?)

Век двадцатый, до жути жестокий,
большевистски-варварский век
всю Россию извел настолько,
что погас сострадания свет.

И теперь, подводя итоги,
век другой и к чему слова?
Помолись за неё, слава Богу,
что Россия ещё жива.


* * *

О, светлый праздник Рождества Христа,
когда в себе (заранее готовясь),
несешь охотно,
явно неспроста,
(чаруясь ей),
евангельскую повесть.

Как есть, волхвы собрались в дальний путь,
идут,
идут,
своей звезде доверясь,
и вот пришли,
освободясь от пут –
так Истиною побеждают ересь.

А Он лежал, малюткою в яслях,
(подарками волхвов в веках отмечен).
И отступал тогда постыдный страх,
чтобы Любовь торжествовала вечность!


* * *

Встречать рассвет в экспресс-вагоне,
когда свербит морозом путь,
и за окном леса в прогоне
под снегом ёжатся чуть-чуть,
когда войдёт в согласованье
со стуком сердца стук колёс,
тогда на свет взойдёт призванье
того, что будущим звалось…

Logosky (VneVizm) все записи автора
СЕРГЕЙ ГОНЦОВ

ЕСТЬ БЕЗЫСХОДНОСТЬ В КРАСОТЕ

Книга стихотворений

Обложка художника А.Ю.Никулина

Москва, 2007


ВЕЧНАЯ БИТВА
(в духе древнерусских миниатюр)

Битва с драконами на мосту
Продолжается много лет, -
Синяя река играет внизу,
От листа к листу благоуханный свет
Течет, - вырастает лес,
Ряженые рубят вековые стволы,
Творец спускается с низких небес,
Озаряя мировые углы
Светом истины, добра, любви,
А на великолепном мосту
Дракон и герой по колено в крови
Бьются за неслыханную красоту.

Нагие зеленеют склоны
С невероятной быстротой,
Покров, чудесный и простой,
Не только этот цвет зеленый.

В нем обещание цветенья
И тайна древности живой,
Не камни только иль растенья
Живут порукой круговой.

Вот так из глиняного чрева
Выходит колокол, как Царь,
И мысль, отпавшая от гнева,
Свободой зыблется, как встарь…


ВОСТОЧНЫЕ МОТИВЫ

Молчат и Сирины, и Алконосты,
Но некий чудный звук
Опять живит всемирные погосты,
И это сходит с рук.

Откуда взялся? Древние руины
Должно быть, занесли
В простор его, – и горы, и долины,
И вещий мрак Земли.

И семена живого мирозданья,
Как молнии, цветут,
Над повестью юдоли и страданья,
Как прежде, там и тут.

И турий рог в серебряной оправе
Над рощей вострубил,
Не мысля о забвении, о славе,
Он здесь Творца любил…


БОГАТЫРСКАЯ ОДА

Всё мрачней очертания мира,
Но таинственней каждый встречный,
То юродивый, то премудрый
По-другому, как дуб-подросток.

То старик ясноокий, могучий,
Но такие ресницы имеет,
Что поднять могут только вилы
Две чудесных живых завесы.

И тогда он как глянет сурово,
А потом рассмеётся, приметив,
Как малиновый круг за дорогой
Расцветает, не встретив преграды.

Кто он? Слышал, что Дух простора.
Плоть от плоти и кость от кости
Дней, веков и всего мирозданья,
Крепок, как богатырская ода.

Весел, как богатырская хата,
Что раздольно встаёт за дорогой,
Нет, не всё в этом свете прогнило,
И не всё в этих долах истлело.

Как увидит меня, так заноет:
– Где ходил? И почто не мыслил,
Как положено – небом, землёю,
А не мудростью человечьей?

Что отвечу? Да то и отвечу,
Разве в мудрости человечьей
Нет простора? И разве в просторе
Своего на находит повсюду…

ХХХ

Три Ангела вкруг чаши золотой,
И дом, и древо, и скала, —
Ты видишь мир божественно-простой,
И этим складкам несть числа.

Еще земная ткань напряжена,
И даль строптивей, чем онагр, —
Но милостью печаль разрешена,
Простор таинственен и наг.

Цветенье множества измерено теперь,
Могущество, как точка, стеснено,
Теченьем света приоткрыта дверь,
И светится горчичное зерно...


ВЗЯТИЕ ГОРОДА
(в духе древнерусских миниатюр)

Взятие города, – рубятся эти и те,
В золотой неподвижности обозначая край
Великого бытия, а на червленом щите
Лучшего ратника, – изображен рай, –
Несущий ключи встречает за ратью рать,
Птица Сирин, раскачиваясь на когтях,
Поет о том, как шли они умирать, -
А Богородица поднимает Дитя;
Кони совершенны, - шлемы горят
На солнце в виде отрубленной головы,
Взятие города, – вечен за рядом ряд,
И золотая ящерица глядит из травы...


ЛАСТОЧКА

В ней все угодья воплотились
И неизвестно – кто она, -
Столетья тут остановились,
Как белогрудая волна,
Сжимаясь в замысел мгновенный
И в этот полдень золотой,
С подбоем мрака, с высотой,
В которой низ благословенный,
Как это странное гнездо,
А в нем – и музыка и слово,
И свет, и мрак, и дней основа,
И звук вселенной молодой;

II
Ты, ласточка! В тебе виденья
Снуют, но без определенья;
Ты – это ты, хотя изгиб
Чудесных крыл из той эпохи,
Когда гнездились полубоги
На крыльях исполинских рыб;
В тебе все странно, все случайно,
И невозможно пренебречь
Ничем; ни явно и ни тайно;
А все понять – что в землю лечь
Или небес достичь лиловых -
Одновременно, - наша речь
На крыльях зыблется готовых…


НЕБЕСНО-ЗЕМНОЕ

Бедный мир отдыхает на всех,
Точно лютый Кащей на таланах,
Чуть прикопанных в древних курганах,
Но серебряный катится смех;

Кто-то вновь рассмеется в толпе
Над юдолью, сокрытой в пейзаже,
И над бедностью, зримой тебе,
Потому что всегда она та же;

Время вставлено в круг мировой
Просто так, не имея опоры, –
Ни в душе, безысходно-живой,
Ни в костях, где иные просторы;

Ведь сказал же вчера Августин,
Что великого мира касался:
«Как нашел я Тебя, Господин,
Если Сам Ты во мне не сказался…»

Читать далее

Logosky (VneVizm) все записи автора СЕРГЕЙ ГОНЦОВ

Книга стихотворений


ВСТРЕЧА

Прощание с древностью то же, что странная встреча с ней,
Когда идешь наудачу в глухое царство теней, –
Орфей ты, а на дороге встречает тебя Плутон,
Оттуда несущий истину, поветрие и закон.

Тот путь твоим оказался, как только ты встретил его,
Идущего с пальмовой ветвью, не взвидевшего ничего, –
Смеющийся вполоборота рыжебородый гигант
В тебе уловил недаром свой гений и свой талант.

Признаешь себя во встречном, он весел, мудр и силен,
И картой извилистой ада, промеренной, не утомлен, –
Но путь его дальноконный, таинственный и простой,
Овеян почти безбожной, неизбранной красотой.

Два мира потусторонних на пыльной тропе сошлись,
Над каждым возобладала алмазная спелая высь;
Пьют пыль зловредные бесы и с той, и с другой стороны,
И грешники в передвиженьи и здесь и там стеснены.

И ты сатану не взвидел, а что для него сатана, –
Про то восхищенно глаголет идущая вслед стена,
Подобна стене китайской иль цареградской стене,
Но истина, как повсюду, живет в кипучем вине.

И ты бурдюк подвигаешь, и он достает бурдюк,
Ты видишь косматый Север, а он – впечатленный Юг, –
Два ветра гром раскатили, когда ты сделал глоток,
Тогда проявился Запад, и разом возник Восток.

Он пил за вашу удачу, но это же делал ты,
И были так странно знакомы невиданные черты,
Вы оба пришли из бездны, привел вас неведомый Бог
На это сплетенье стилей, дорог, просторов, эпох.


ОСЕНЬЮ И ВЕСНОЙ

Диких гусей переменчивый клик,
Вряд ли заслышатся звуки просторней, –
В области дольней, в области горней
Замысел ясный, но чудный язык.

В мире великом, где чистое зло
Терпит обиду от вольного света,
Песня ли эта, баллада ли эта
Плачет о том, как ничто не спасло.

Как одолела печаль и нужда,
А при корнях засверкала секира,
Как посреди исполинского мира
Всех пригвоздили века навсегда.

Но переменчив таинственный зов,
В том-то и дело, в том-то и дело,
Терпит нужду безысходное тело,
Царствует дух, как раскидистый кров.

И под могучим крылом тишины
Пламени чудный трилистник играет, –
Угли мерцают, – огонь умирает, –
Вольно струится с другой стороны…


НЕИЗВЕСТНАЯ БИТВА

За песнью старинной, за мыслью пустынной,
Не встретишь любимой, не встретишь невинной,
Зловещие лица мелькают в тумане,
И снится мне битва на Красной Поляне;
Прекрасные лица мелькают в тумане,
И снится мне битва на Красной Поляне,
Что скрыта от взора сияньем Полтавы,
И шумом, и блеском измеренной славы;
За песней старинной, за мыслью пустынной,
Найти невозможно твердыни срединной,
Но звук этой битвы тревожным раскатом
Расскажет о мире, живом и богатом;
Восточный гигант, как исчадие ада
Врагом привезенный в повозке особой,
Как дьявол, отмечен невиданной злобой,
Как башня стоит среди вражьего стада;
Он кинулся зверем на русское войско,
Едва ли желая победы геройской,
Он крови хотел, не желая сраженья,
Но в русских исхитил предел раздраженья;
Вот катится прочь голова великана,
Векам на прощанье мигнув из тумана,
И тело гигантское падает длинно,
За песней старинной, за мыслью пустынной;
Прекрасные лица мелькают в тумане,
Огонь умирает, огонь воскресает,
И помнит нас битва на Красной Поляне,
И свет благодатный на землю бросает…


ЗЕЛЁНОЕ ВЕЧЕ

Что нам делать, Творче, что нам делать?
Приступили к нам колдуны и маги,
Напирают со всех сторон, как статуи,
Каждый – злобен, как вымысел адский.

Что нам делать, Отче, как нам укрыться?
Как нам крепость удалую поставить
На тысячах наших рек, в океан бегущих,
Чтоб она держалась без всякой скорби?

Что нам делать, Крепкий, как нам молиться,
Чтоб эти, гремящие скарбом чародейским,
Провалились, как положено, расточились,
Яко тает воск, и чтоб впредь их не видеть?

Нет ответа три дня, на четвертый только
Догадался тот, кто во всём усумнился,
Что тут, да тут ни колдунов и ни магов,
А Господь попустил, чтоб лучше смотрели…

ХХХ

Дубовый листок, объятый тьмой,
Напоминает о Боге, - алмазной каймой,
Почти невидимый, он всесилен, -
Только проявившись, уже велик, -
Птица Алконост и птица Сирин
В раю склонили чудесный лик
Пред этой линией, - а отсюда
Видно, как Древо в тебе поет, -
И если молитва - желание чуда,
Творец тебе, - твое отдает...


ЛЕС И СТЕПЬ

В лесах ростовская финифть,
Но это зрелище – не диво.
Красиво! Некого винить,
Что в мире было так красиво.

Нагие сумерки земли
Всё собирают безысходно.
И даль, как дерево в пыли,
Встаёт, почти иноприродно.

А звуки дивные парят
По эту сторону печали,
И вот Холмов гигантский ряд
Открылся – в призрачные дали.

Всё тоньше золотая нить,
Та, к миру, вьющаяся тайно.
Все легче нас разъединить,
Но всё чудесно и случайно.

Вот дом, огромный, нежилой,
И куст, похожий монаха,
Да нет, монах, объятый мглой,
И голос, что не знает страха.

Всё – мрак, и не переменить,
Но кто-то подаёт огниво.
Красиво! Некого винить,
Что в мире было так красиво.

Но только вспыхнул камелёк
Как вдруг повеяло простором.
И злая весть, что путь далёк,
Другим явилась разговором.

А поутру – гигантский крест,
Из камня вытесанный Богом,
Пространство, зримое окрест,
Свернул, чтоб рассказать о многом.

А там, – незримая стезя
Вдруг разошлась дорогой чудной.
Ты, красота! И знать нельзя,
Как расцвела на почве скудной.


К ДРУГУ

Дьявольский персонаж, беседующий с тобой,
Такой же как ты, — изящен, смел, —
Не благословляющий ни воровство, ни разбой,
Он прямо глядит за последний предел.

Подрезая все корни мановеньем руки, —
Настолько легкой, что зависть берет,
Он прощает все злодеянья, грехи,
Не делая вид, что знает все наперед.

Дьявольская музыка сочиняется для него,
Нечаянный танец послушливых дьяволиц, —
Все настолько и совершенно от мира сего, —
От бедной лачуги до мировых столиц, —

Он камня на камне не оставит от них,
Да ты такой же, но поднимая глаза,
Видишь исполинский божественный стих,
А не просто людей, землю и небеса…

Читать далее

Logosky (VneVizm) все записи автора СЕРГЕЙ ГОНЦОВ

Книга стихотворений


ПОХВАЛА КРАСОТЕ

(в которой не нуждается)

Есть безысходность в красоте
И что-то дикое, как воля,
Мы перед ней всегда не те,
Ветвясь, смущаясь иль глаголя.

В ней равновесье чудных дней,
Что не слыхали друг о друге,
И светлый круг, и ход теней,
Как мысль о Севере, о Юге.

Тут Микель-Анджело, Рафаэль,
Не только эти руки, ноги,
И лица честные, как хмель,
Иль цвет неизбранной дороги.

Не только мысль, что на лице
Начертанной, как тайна, Евы,
А Змей, что спит в своём кольце,
Колебля древние напевы.

Прощай, гражданская война,
За триста лет до завершенья
Ты красотой побеждена
И в даль уходишь без движенья.

Ты, мысль всемирная, прощай,
Всегда полна сама собою,
Ты с буйволицей к водопою
Ступай, случайно, невзначай.

Ты, красота, не то, чтоб весть,
А то, что в Замысле мерцает,
Что в лютне сказочной бряцает,
И то, что в каждой сакле есть…

ЭХО

Прибрежное эхо. Поющий тростник
Освобождает простор, пахнет водой, -
Гигантский ковчег, хранящий великие дни,
Вдали чернеет, как лес, прекрасной грядой.

Вот женщина в простом наряде, одна,
Смертельно больна, прекрасна, чиста;
Нет равного ей ничего, – лишь тишина,
Повелительница стихий, тайна и красота.

Профиль чеканный запоминаешь ты,
Царской походки принужденье, взъем
Легкой стопы, – как солнце из пустоты
Целым выходит миром, сказкой и житием.

Озеро, заросшее зыблемым тростником,
Видится ей чистым; несколько диких гусей
Взлетают скоро, унося в месте с ней
То, что не сказано мучительным языком…


ЗЕЛЁНЫЕ ХОЛМЫ

Шатер степного небосвода.
Весь мир как дерево в пыли.
Шумит неверная свобода.
Летают ангелы вдали.
Куда пойдешь? Повсюду та же
Отрада жизни мировой -
Юдоль господствует в пейзаже,
Но гулом радости живой.
Три пастуха на солнцепеке,
Храня спокойствие во всем,
Наверно, думают о Боге
Да о кресте, что мы несем.
Вино у них да сыр овечий,
Как это было до Христа,
На радость скорби человечьей,
Чьи несмыкаемы уста.
Но я приблизился, и горше
Надежд пленительных земных -
Громадный гриф, орел и коршун
Взлетели розно с трав степных.
И отвратительно, и страшно,
Едва поднявшись от земли,
Отягчены кровавым брашном,
Махали крыльями вдали.
Сайгак, разорванный когтями,
Лежал, как женщина, за ним
Холмы зеленые с цветами,
Ветвей сплетенья, блеск и дым.
Как в оны дни, где были новы
И всякий звук, и цвет любой,
Как бы оклад земной основы,
Куда и нам войти с тобой...


ДРУГОЙ ЯНВАРЬ

Полнощный бор известно чей.
Но тайнозрением ночей
Конь белоснежный на дороге
Не разберет: к чему в тревоге
Мы замерли у края мглы?
К чему глядеть во все углы
Глазами космоногих елей,
Окрестных гор иль зверьих келий?
Звук бубенца во мрак плывет,
Как будто церковка зовет
Отсюда, где мы только встали,
К себе, в невиданные дали.
Волшебный бор могуч и дик,
Нас ждут Домой, и путь велик,
Благословенный путь Возврата,
Сквозь даль без Неба – напрямик.


ПОВЕЛИТЕЛЬ СТИХИЙ
(видение о Лермонтове)

Эта жизнь, что просторна на вид,
Начинается в келье старинной,
Где просторная свечка горит
В тесноте, золотой и пустынной.

Мне явился согбенный старик,
Весь до косточки вроде поклона, –
Потому что он сам – материк,
И свеча, и алмаз, и корона.

Но из тысяч великих корней,
Что сплетали мой дух без желанья,
Эти корни всего мудреней,
Этот взгляд, эта буря дыханья.

В этой буре утратило смысл
Все гнилое, что жизнью владело, –
Эта жизнь, это бренное тело,
Из других восстановлены числ…


ДВОЕ В КЕДРОВЫХ ЛЕСАХ

Утихла вьюга, слава Богу,
Полнощный бор я знаю чей.
Но волк могучий на дорогу
Выносит странный блеск очей.

Как я, на зрелища голодный.
Прекрасный древнерусский волк,
Как провидение свободный
И радости не взявший в толк.

Все уровни живого мрака
Он вынес из кедровой тьмы,
И, верно, никакого блага
Друг другу не внушили мы.

Мы разошлись, простив друг друга,
В алмазную зарылся высь
Один, и прочь ушел из круга
Другой, имея ту же мысль.

Да! На земле невероятной
Повсюду грезят зеркала,
И даль пространств не замела
Творящей мысли непонятной…


ЛЕСТВИЦА

Все равно – какое ненастье,
Век уходит, не дождь оплачет
Эти черно-зеленые склоны,
Покоренные нисхожденьем;
Все равно, какие печали
Принесет жемчужная осень
Века нового, – хуже не будет,
Потому что будет иное;
Нет, по лествице обоюдной
Поднимаются из пустыни,
И руки не дают сначала,
А потом нет речи об этом, –
Потому что в толпе вселикой
Мы смешались сами с собою…


ХХХ

Когда великий иерей,
Любивший спелые черешни,
По воле Господа воскресший,
Явился посреди степей, —

Идущий посреди сетей
Народ, таинственный и грешный,
Его узрел, и тьма страстей
Соединилась с тьмою внешней.

Народ кричит: Исчез герой!
Почто лежал в земле сырой?
Почто твоя истлела риза?
Где нимб округлый над челом?
Где твой магистерский диплом?
Где темный крест из кипариса?

Читать далее