Isklyutchenie,
VashaVshenka, "Нашальнике, алле? Алле нашальнике... пилять сломал я понимаешь, савсем понимаешь сломал, лежит, плох ей, тимпирютура.... Што делать, бес пилять, я понимаешь чуорт, услышь меня, нашальнике", - доносилось из-за камней.
Это гастер овцепас Бурхон молил вебку на ноуте.
Без эфирных камер можно было не стараться говорить чисто. По чумазому смуглому лицу текли слёзы и сопли, он размазывал их рукой и вытирал её об мохнатую ногу, т.к. волос на груди не было. По столичной гей моде он делал депиляцию, правда спичками.
"Нашальнике, хоть барашка пришли", - домой не хотелось, где его ждали отары овец, войлочный чум, плов и бескрайние степи. И вот часа через часа через три раздался обезличенный синтезатором голос координатора:
"Жди, Лясковец, будет завтра". Куратор не любил говорить с овцепасом длинными фразами, да это и не имело смысла, мозг Бурхона не дотягивал даже до дельфиньего.
Слёзы высохли в доли секунды, за годы скитаний по подмосковным стройкам Бурхон научился молить в совершенстве. "Но нашальнике мана...", - смущённо протянул идиот,и тут короткий, как щелчок бича рабовладельца ,ответ:"Что?" "Так секаса не буит? Она же не даст мне мана?" - "Даст, оплачено. Цени, дорого обходишься", - даже синтезатор не смог скрыть брезгливость в голосе координатора.
Лихо сдвинув тюбетейку на затылок, Бурхон вернулся в бунгало. "Что сказали?", - спросила луноликая Кликуша." Ты дамуой едИшь, понимаешь." Девушка чуть не заплакала, даже в эскорте она не испытывала таких унижений, как с этим абреком, но против контракта не попрешь. И вот, под конвоем, привезли Блясковец, эту не испугать нечем, видела она и не такое.
С чувством превосходства Бурхон смотрел на хрупкую блонди с кривоватыми ногами, но, заглянув в глаза, опешил..... Два холодных куска льда смотрели сквозь него, Железная Кристи, как звали её на минской трассе коллеги, не собиралась давать эмоциональную подпитку овцепасу. Профи высшей лиги, это понятно с первого взгляда, если бы вместо него стоял бабуин, изменилась бы только сумма в контракте. Бизнес не место для эмоций.