-Поиск по дневнику

Поиск сообщений в rss_rss_desktop_polutona

 -Подписка по e-mail

 

 -Постоянные читатели

 -Статистика

Статистика LiveInternet.ru: показано количество хитов и посетителей
Создан: 06.04.2009
Записей:
Комментариев:
Написано: 0




Полутона - Рабочий Стол


Добавить любой RSS - источник (включая журнал LiveJournal) в свою ленту друзей вы можете на странице синдикации.

Исходная информация - http://polutona.ru/.
Данный дневник сформирован из открытого RSS-источника по адресу http://polutona.ru/rss/rss-desktop.php, и дополняется в соответствии с дополнением данного источника. Он может не соответствовать содержимому оригинальной страницы. Трансляция создана автоматически по запросу читателей этой RSS ленты.
По всем вопросам о работе данного сервиса обращаться со страницы контактной информации.

[Обновить трансляцию]

Яна Белых - Звательный падеж

Воскресенье, 25 Апреля 2021 г. 11:37 + в цитатник
Яна Белых
автор - Звательный падеж

Яна Белых родилась в Красноярске и в 18 лет переехала в Санкт-Петербург, где сейчас живёт и пишет. В круг её интересов – творческих и повседневных – входят современная поэзия, рисование, магия вуду и уход за хищными растениями.





Как удивительно легко и приятно
быть добрым за чужой счёт:
нет ничего легче, чем не ревновать
к уже мёртвой сопернице.
Смотреть на её фотографии в его вещах
и думать: какая была красивая.
Она ведь уже ничего не сможет,
поэтому её
так легко принять.
Попробуй прими живую.
Попробуй прости живую.
В больнице нам всем досаждала
пожилая женщина,
которая каждую ночь кричала и обделывалась,
которая
мешала уснуть моей рыжей, как Венера, соседке,
такой красивой женщине,
называвшей меня совершенно нормальной,
и моей другой соседке,
в свою очередь
совершенно безумной, предлагавшей свои целые оторванные ногти
за зубную пасту.
(Однажды мы обменялись: я протянула ей горошинку пасты на кончике пальца,
а она вложила мне в ладонь розовую пластиночку ногтя).
И все мы простили эту кричащую женщину, когда она умерла.
Кажется, после завтрака, и мы смотрели,
как её отвязывают от кровати, кладут на столик и увозят.
И мы были самими добрыми на свете.
Если вы хотите от меня доброты,
ложитесь в землю,
зовите смерть,
вечную вестницу
наших моральных взлётов, нашей прощающей мудрости.
Убейте свою соперницу. И вам будет легче понять,
за что он её полюбил.
Пользуйтесь мёртвыми,
как вещами, которые позволяют вам думать о себе
хоть немного лучше.
И, засыпая, целуя любимого в лоб,
слушайте, как клонит ветки
голос умершей,
и как она тихо шепчет, обнимая вас синими руками:
ты добрый человек,
ты добрый человек



что такое справедливость

это белые
плетущие афрокосы
самовыражающиеся
пока чёрные распрямляют волосы
чтобы получить работу
или выжить

это белые девушки
танцующие трайбл
исполняющие танец живота
самовыражающиеся
пока индийские женщины умирают
их забивают камнями
или продают

это богатые знаменитости
зовущие себя шаманами
самовыражающиеся
пока единственные
кто имеет право носить титул шаман
умирают в глубине сибири от болезней и нищеты

в конце концов
справедливость
это я

не способная сделать для всех них ничего
но рассуждающая об их проблемах на русском языке
самовыражающаяся
получающая внимание
за обычные слова

в конце концов
справедливость

это обычное слово



Большой террор

Дочь вождя Йененга отпустила жеребца – пусть ветер хранит его,
пусть он спасёт ещё одну женщину.
Леди Годива, натягивая поводья, летела сквозь улицы. Конь,
хранивший в глазах чудо её наготы, навсегда убежал после смерти хозяйки.
Пыточный дом-стойло – вот место, в котором меня учили говорить, в котором мне дали
тугие поводья.
Считалось, что конь дарует наезднику свободу слова, мысли и поэзии.
У меня не получилось: когда пришло время, конь сбил меня с ног, я схватилась за его гриву – и скоро мне пришлось отпустить его и упасть в траву.
Полёт внутрь вдохновения был далеко. У меня болели пальцы и кровоточили ранки.
Я аккуратно заклеила каждую из них, но прежде попробовала кровь на вкус.
Каждая ранка была стихотворением.



Невеста

Луна уходит под свой костяной капюшон.
Видел ли кто-нибудь,
как она выглядит?
И она пришивает себя к небесам, как бусинку к платью.
Сезонная вечность её умирания берёт своё.


https://polutona.ru/?show=0425113724


Мычит и тает - Ирина Крупина

Пятница, 23 Апреля 2021 г. 15:58 + в цитатник
Мычит и тает
автор - Ирина Крупина

I

Я не знал, что такое Новый год, я вообще ничего не знал, я просто пытался узнать, каково это — жить.

В тот Новый год я снял с себя крестик и закопал его в снегу. К утру снег растаял, но крестика не было. И меня больше — не было. Я шёл по слякоти, шёл к жизни, шёл куда-то.

Мамочка, жизнь когда-то должна начаться, настоящая жизнь, после того, что случилось до, а до — случилась подготовка. Я никогда не вернусь.

Да, мама, детство никогда не заканчивается, ты права, только оно закончилось. Я не знаю, когда. Может быть, когда закрыли мою воскресную школу, может быть, когда отца Михаила перевели в новый храм, может быть, когда бабушка упала прямо на молебне и ей вызвали скорую.

А может быть, его вообще не было. Детства этого. И всё это — мне приснилось.
А мне снилось. Снилось, как я пришёл на исповедь, а вместо отца Михаила я увидел матушку Елену. Отец Михаил вёл службу, выходил с двумя чашами. Я до сих пор не знаю, что это означает, но мне всегда казалось, что из второй чаши причащаются мёртвые. После службы, когда-то после.

Я подошёл к ней и пытался рассказать, что со мной происходило. Я не помню, сколько мне было: может, девять, может, двенадцать. Я мечтал запереть моих одноклассников в одной комнате и расстрелять их. Начать с самых тихих, тех, которые меня не обижали. Чтобы другие — те, которые называли меня бомжиком, которые смеялись над бабушкой, когда она ходила вся в чёрном после смерти дедушки, тряслись. Я хотел их всех убить, мне становилось хорошо, когда я представлял их трясущиеся губы, трясущиеся руки, распухшие глаза.

Я хочу покаяться.

А ещё я мечтал, чтобы сын Лены Валерьевны умер, чтобы больше всех она любила меня. Мы с ним сбегали после причастия к оврагу, и я готовился его однажды толкнуть. Но он сам упал, и меня всё равно никто не стал любить сильнее. После этого Лена Валерьевна исчезла.

И в этом я тоже хочу покаяться.

Я хочу, но я не могу. Я не мог об этом сказать. Я мычал. Я не мог выговорить слово. Она всё знала, она всё про меня знала. И я начал плакать.

Она обняла меня, и мне показалось, что я возвращаюсь в её живот, мне показалось, что я умираю и лечу куда-то туда.

Вот тогда я и узнал, что такое Бог. Тепло, которое растворят меня, сначала растворяются пальцы, я перестаю их видеть. Потом руки, ноги, потом живот, грудь. И всё это происходит мгновенно, всё исчезает. А дальше, наверное, ты не видишь себя, потому что перестаёшь существовать. Остаётся только теплота и свет.


I I

У нас была печка, и больше ничего не было. Мылись в тазике у печки. Бабушка мыла меня губкой, обычной губкой, которой моют посуду. Только чистой. Жарили сухарики, сушили варежки с кусками льда. Ноги сушили. В колючих шерстяных носках сидели рядом с печкой. Ели квашеную капусту и пюре с маслом. Пили травяной чай с кизиловым вареньем из розеток.

Так и жили. Когда оно закончилось — не ясно. Может быть, когда печку забили гипсокартоном.

Идёт бычок
качается
И всё у нас
случается
И доски не
кончаются
Пока они
лежат.

Мама, я тебя больше не слышу, пой громче.


I I I

Мы сидели в будке, обогреватель ломался, радио не ловило, Паша доставал несколько стеклянных банок с пластмассовыми синими крышками. Говорит, ему жена их кладёт на дежурство. Только нет у него никакой жены, она умерла два года назад, и живёт он — один.

— Ну что, Петька, сейчас мы испробуем, что нам Галчонок наложила.
— Пахнет зелёным борщом с чесноком.
— Да разве бывает такой борщ? Только красный бывает. Дурак ты, женился бы.

А у меня был зелёный борщ. Со сметаной. Я не любил его, но бабушка постоянно варила. Говорила, для иммунитета полезно, чтобы не болеть.

— Дядь Паш, а откуда у вас ожог на ладони?

Говорит, сигаретой обжёгся.

Мы работаем на автостоянке, мам, называется она "Каретный двор". Была у нас собака Муха, умерла вчера. Перед самым Новым годом. Выбежала на дорогу — и всё. Потом пришлось складывать её в пакет и уносить. Лежал пакет на лавочке около нашей будки, и что делать с ним — мы не знали. Смотрели на него, курили. Не в помойку же. Пакет заметало снегом, и нас заметало снегом, и всё заметало снегом.

— Петя, а ты веришь в Деда Мороза?
— Потухла.

Курить начал.

— А я вот верю. Мне кажется, он правда есть. Вот Галька моя варит борщи и наговаривает: дедушка-дедушка, принеси нам ёлку живую, принеси нам снег, но такой, чтобы не замело всё, чтобы ходить можно было, дедушка-дедушка, принеси нам денежек немного, чтобы как люди, чтобы с шампанским, чтобы со шпротами, дедушка-дедушка, а ребёночка-то как хочется, и Пашеньке хочется, малюточку такую, маленькую совсем, пусть и чужую, на балконе оставь, а мы возьмём, согреем, воспитаем и не отдадим никому, любить будем, больше жизни своей любить будем, дедушка-дедушка.

А я что. Я подношу ей соль и говорю: "Галчонок, подсоли чуть-чуть, чтоб не как вода".

Солит. И спрашивает меня: "Паша, а ты веришь в Деда Мороза?". "Верю, конечно", — говорю ей. И правда верю.

Жена дядь Паши умерла через два месяца после их дочки. Девять ей было, под лёд провалилась.

Всё стихло, мам, дядь Паша уснул, Муха больше не гавкает, а я — ну что я.

Я с девочкой познакомился, в Интернете переписываемся, у неё муж, дочка только родилась. А я, а она мне снится. Я никогда не видел её фотографий, я даже не знаю, какого она роста, какие у неё волосы. Она в хоре раньше пела, мам, в церковном хоре, а потом перестала в Бога верить, ушла из хора. Говорит, нет никакого Бога, нет ничего, кроме нас, мы, мол, всё творим. А я, мам, сижу в своей будке, Интернета нет, позвонить никому не могу, да и некому, Пашка спит и кашляет, страшно за него, кажется, туберкулёз в закрытой форме. И я один, мамочка, а всё метёт, метёт, скоро все машины наши заметёт, ещё чуть-чуть посижу и пойду обход делать. Работа всё же. Работа такая.


I V

Когда я вернулся, он не кашлял. Долго не кашлял. А я долго не замечал этого: может, час, может, два, может, три. Он ночью обычно встаёт, не спит долго. Смотрю — не встал. Думаю: пусть поспит, хорошо, что спит, может, Галчонок ему снится, может, дочка, может, Дед Мороз. Это лучше. Пусть.

А на столе на нашем, около книжки с записями машин, две банки стоят. В одной суп, не борщ, но суп. В другой — жареная картошка, подгорелая, с тушёнкой. Смотрю, пакеты целлофановые в масле каком-то, смотрю, на книжку капают, смотрю, полкнижки нашей в масле.

"Дядь Паш, а салфетки наши где, дядь Паш, всю тетрадь заляпало, дядь Паш. Дядь Паш".

А дядь Паша видит Галчонка, видит дочку с подружками, на санках катается, с горки едет и не вылетает на лёд, никуда не проваливается, падает в сугроб и смеётся, открывает рот и ловит языком снежинки, а Галчонок борщ свой варит, солит хорошо, а сам Пашка ёлку устанавливает, ругается, что песка мало, неустойчиво стоит: ёлка большая, а ведро — маленькое, и песка в нём — мало.


V

— Говорят, кто в новогоднюю ночь умирает, сразу в рай попадает.
— Почему?
— Не знаю. В морге нашем говорят так.

И снова метёт, а пакет так и лежит. Не в помойку же его.

— А у нас вон Муха умерла, лет пять с нами была.
— Может, и к лучшему. Новый год — новая жизнь.
— Может, и к лучшему.

Сигареты опять тухнут, опять заканчиваются.

— Вы верите в Деда Мороза?
— Когда новогоднюю премию дают, верю. Только не каждый год дают. В этом вот не дали.

Я не верю, мам, что мы когда-нибудь встретимся. Мне кажется, нет никакого рая, и ада тоже нет, и Бога нет, и нас с тобой тоже нет. Есть Муха, тонкая такая, с мордой вытянутой, с шеей седой, есть Галчонок с борщом, с зелёным борщом, мам, есть Дед Мороз, а нас, мам, нет.

— А у вас можно узнать, не поступал ли к вам человек один, женщина.
— Знакомая, что ли?
— Мать.

Даже если нет тебя, мам, мы всё равно не оживём. Печка вон заканчивается, гипсокартоном забивается, и ничего не наступает после, мам. Только тонкий лёд, на который мы выезжаем на старых санках с деревянными палками. А кто-то кричит нам: "осторожнее, осторожнее, тормози". А мы не можем, мам, мы только мычим, и ноги у нас — не шевелятся.

— Слушай, два года назад, двадцать пятого числа, была у нас твоя мама. Инсульт вроде как. Вы не общались, что ли?

А снег всё метёт. Побыстрей бы растаял. Я хочу раскопать свой крест.

https://polutona.ru/?show=0423155814


The New Greatness - Владимир Жбанков

Вторник, 20 Апреля 2021 г. 16:41 + в цитатник
The New Greatness
автор - Владимир Жбанков

А мертвых — большинство, и к большинству
Необходимо присоединиться.

Иван Елагин

ОБЪЯСНЕНИЕ

образование — высшее
временно безработный
по существу заданных мне вопросов
могу пояснить следующее
имел место процесс самоорганизации
с целью создания политического объединения
для привлечения разочарованных
радикально-настроенных
участников вышеуказанных телеграм-чатов
первичными организаторами являлись
в дальнейшем к числу организаторов
присоединились
телеграм-чат является закрытой площадкой
для общения участников
в начале планируемого
а в дальнейшем
созданного
политического объединения
я был добавлен в телеграм-чат
после первой встречи
в качестве временного офиса
создающегося объединения
по просьбе участников
мною было найдено помещение
процесс создания политического объединения
состоял из трех учредительных собраний
понимая возможность противоправной
деятельности политического объединения
принял осознанное решение
продолжить участие
в составе группы организаторов
для последующей идентификации участников
получения доступа к учредительным
документам
а также иной значимой информации
с целью последующей передачи
всех имеющихся в наличие данных
правоохранительным органам
по состоянию на
руководителями объединения являются
… в должности лидера
и члена верховного совета
… в должности главы агентурно-вербовочного
отдела
и члена верховного совета
… в должности главы информационного отдела
и члена верховного совета
… в должности заместителя главы
информационного отдела
и члена верховного совета
… в должности главы отдела
активных действий
и члена верховного совета
… в должности заместителя главы
отдела активных действий
и члена верховного совета
… в должности главы
юридически-правового отдела
и члена верховного совета
… в должности заместителя главы
юридически-правового отдела
и члена верховного совета
… в должности заместителя главы
финансового отдела
и члена верховного совета
рядовыми участниками являются



кандидатами в участники являются


… женщина в возрасте более 45 лет
другие идентификационные данные
отсутствуют.
я
добровольно прекращаю свое участие
в деятельности объединения
осознанно заявляю о том
что выхожу из ее состава
отказываюсь
выполнять распоряжения и указания
руководителей данного объединения
с целью изобличения
участников данной организации
добровольно выдаю жесткий диск
в корпусе серебристого цвета
на котором содержатся
компрометирующие материалы
в отношении объединения


К труду привычны и охотники,
они просилися в работники.

Велимир Хлебников


РАПОРТ

докладываю вам
что согласно вашему разрешению от
через имеющиеся оперативные возможности
посредством мессенджера "telegram"
у меня состоялась переписка
с организатором сообщества
в ходе общения он предложил мне
пойти на собрание его сообщества
на что я дал свое согласие

я вышел из станции метро
и позвонил ему по абонентскому номеру
сообщив что я на месте
ответил мне что они около тц
ориентир — "парень в круглой шляпе"
я принял информацию к сведению
и направился к ним
возле центрального входа в тц
я увидел группу лиц
в которой находилось около 7 человек
в том числе
парень в круглой шляпе
узнав его я подошел к ним и представился
со мной они поздоровались
каждый представился

после того как мы зашли в "штаб"
я увидел помещение
схожее с квартирой
имеющее кухню
сан.узел и 2 комнаты
в которых находились письменные столы
и стулья

докладывается в порядке информации


РАПОРТ

докладываю вам
мне на мобильный телефон
пришло сообщение от лидера сообщества
меня будут ждать другие участники
для проведения тренировочных мероприятий
также сообщил ему
что работаю в охране в ночном клубе
на что сказал мне
что я буду в сообществе
занимать должность
лидер штурмового отряда
докладывается в порядке информации


РАПОРТ

придя в штаб
в нем нас ожидал активный участник пг
по криминальной кличке
все присутствующие были разного возраста
и придерживались радикальных взглядов
обсуждали политическую и экономическую
программу сообщества
в ходе собрания
активный участник
собрал со всех денежные средства
в качестве ежемесячного взноса
в размере 1000 рублей
перед уходом
подозвал меня и сообщил
что нам необходимо будет встретиться
для обсуждения вопроса
о создании штурмового отряда
мы дали свое согласие
и вышли из штаба
по пути к станции метро
участники пг обсуждали
с отрицательной окраской
действующего президента
а также экстремистскую деятельность
после чего я попрощался с участниками пг
и убыл к месту дислокации
докладывается в порядке информации


АКТ ОПЕРАТИВНОГО ВНЕДРЕНИЯ

мной
старшим оперуполномоченным по
овд отдела гуур мвд
для документирования
возможной противоправной деятельности
составлен настоящий акт
о проведении на территории
оперативно-розыскного мероприятия
"оперативное внедрение"
к участникам организовавшим
преступную группу (пг)
предварительно установленная
численность участников
составляет примерно 50 человек
согласно поступающей информации
лидер пг
криминальная кличка
вместе с другими участниками
планирует проводить
провокационные акции неповиновения
а также организовывать и проводить
массовые беспорядки
с применением огнестрельного
и холодного оружия
для придания масштабности
своей деятельности
организатор группы
активно налаживает взаимодействие
с радикально настроенными организациями
оперативное внедрение проведено
субъекты внедрения
через имеющиеся оперативные возможности
созданы благоприятные условия
для проведения оперативно-розыскного
мероприятия
"оперативное внедрение"
с использованием отм "наз" и "нвд"
в рамках проводимого оперативно-розыскного
мероприятия
"оперативное внедрение"
через имеющиеся оперативные возможности
посредством мессенджера "telegram"
внедряемому сотруднику гуур мвд
старшему оперуполномоченному гуур мвд
капитану
на мобильный телефон пришло сообщение
будут ждать другие участники пг
для проведения тренировок
также пояснил
что электричка отходит в 10 часов 22 мин.
и что он их всех встретит
около 11 часов 30 мин.
на ст…
принял информацию к сведению

все прибыли в заброшенное здание
где поднялись на 3 этаж

объяснил всем способ приготовления
"коктейля молотова" а именно
в стеклянную бутылку надо налить
1/3 моторного масла и 2/3 бензина
после чего плотно засунуть ткань
для прикосновения с полученной смесью
облить конец ткани бензином
поджечь фитиль
и бросить бутылку с целью ее разбития
инструкцию все поняли
начали изготавливать
коктейли молотова
и бросать в стену
в ходе бросания "коктейлей молотова"
участники пг
сравнивали стену
с сотрудниками правоохранительных органов
по прибытию на вокзал попрощался
и отправился к месту дислокации
встреча проводилась с использованием
специальных технических средств
негласной фиксации
акустической информации

активный участник пг
по криминальной кличке
сообщил о необходимости проведения
агитационных видеороликов
с целью получения прибыли организации
после своего выступления
со всеми попрощался и убыл
далее в ходе собрания
совместно с
активным участником пг
раздали остальным участникам пг
агитационные листовки с надписями
далее остальные участники пг
начали обсуждать розданные им листовки
и поддерживать лозунги на них
против действующей власти
один ее знакомый предположительно
работает в росгрвардии
может достать специальные средства
по низкой цене
также на собрании обсуждалось
участие в разных политических акциях
обсуждали с отрицательной окраской
действующего президента
и исполнительную власть
предстоящие выборы
а также экстремистскую деятельность
попрощались с участниками пг
и ушли к месту дислокации
встреча проводилась с использованием
специальных технических средств
негласной фиксации
акустической информации



ПОСТАНОВЛЕНИЕ
О ПРИВЛЕЧЕНИИ
В КАЧЕСТВЕ ОБВИНЯЕМОГО


старший следователь отдела
по расследованию особо важных дел
следственного управления по округу
главного следственного управления
следственного комитета
младший лейтенант юстиции
установил
совершил организацию
экстремистского сообщества
то есть создание
экстремистского сообщества
организованной группы лиц
для подготовки и совершения
преступлений
экстремистской направленности
а именно
будучи ранее знакомы между собой
позиционируя себя
в качестве оппозиционно настроенных лиц
к действующим органам
государственной власти
и к деятельности президента
под предлогом совершения действий
по насильственному полному
свержению данной власти
в точно неустановленное следствием время
находясь в офисном помещении по адресу
путем общего голосования
организовали неформальное
политическое объединение
и определили
основную цель деятельности объединения
массовое распространение материалов
содержащих идею
обосновывающую и призывающую
к осуществлению экстремистской
деятельности
направленной на насильственное
свержение основ
конституционного строя
связанной с насилием и призывами к насилию
после создания
все вышеуказанные его участники
действуя единым умыслом
и преследуя преступную цель
направленную на насильственное свержение
конституционного строя
с целью обеспечения функциональности
созданного им объединения
путем общего голосования
разработали и утвердили устав
согласно пунктам которого
основной деятельностью участников
является безальтернативное участие
в народных восстаниях
революционных действиях
в столкновениях
с представителями
существующего на территории режима
применение в достижении указанных целей
любых доступных методов
как насильственных
так и пропагандистских
также политическую программу
согласно которой
целью создания общества
является свержение власти
действующего на территории правительства
создание временного правительства
принятие новой конституции
отмена приговоров судов
по политическим статьям

согласно взятым на себя обязательствам
и на основании совместно принятых решений
распространяли
путем расклеивания
в общественных местах
и подкидывания
в почтовые ящики
среди слоев населения
разработанные
утвержденные
и изготовленные ими
листовки
в которых агитировали лиц
к участию
в деятельности их объединения
и пропагандировали его
экстремистскую деятельность
с призывами насильственного захвата
органов государственной власти
то есть каждый из них принимал
активное участие в деятельности

для достижения цели
насильственного захвата власти
для обучение приемам и тактике
ведения действий
организовал
в точно неустановленное следствием время
общий сбор
всех вышеуказанных участников объединения
в точно неустановленном следствием
безлюдном месте

достоверно осведомленный
о целях собрания
и об основах экстремистской деятельности
данного объединения
предоставил
в распоряжение горюче-
смазочные материалы
предназначенные для изготовления
коктейля "молотова"
и огнестрельное оружие
карабин "сайга 410"
и карабин скс
а также патроны к нему

провел обучение всех участвующих
в собрании лиц
по изготовлению коктейля "молотова"
и по тактике стрельбы из
огнестрельного оружия
то есть также принял активное участие
в деятельности
таким образом
создали и активно участвовали
в деятельности экстремистского сообщества
основной целью которого
являлось совершение преступлений
по мотивам политической ненависти
к деятельности существующего на территории
конституционного строя
то есть совершение преступлений
экстремистской направленности

Если тут
Чего нет
Значит
И не надо

Вс. Некрасов


ПОСТАНОВЛЕНИЕ

вопреки доводам апелляционной жалобы
совокупность
установленных судом обстоятельств
привела к правильному убеждению
о невозможности избрания
иной меры пресечения
кроме заключения под стражу

https://polutona.ru/?show=0420164140


смотреть на одном языке - Ксения Правкина

Понедельник, 19 Апреля 2021 г. 21:49 + в цитатник
смотреть на одном языке
автор - Ксения Правкина

***
сегодня по дороге к родителям
видела разорванную собаку на улице Почтовая
я подумала а вдруг это знак
знаешь бывают такие периоды
когда во всем видишь знаки
скрытые маленькие послания неотсюда
я не хотела рассматривать тело собаки костенеющее
но все равно остановилась внутренне замерла
став сплошное зрение
я не хотела смотреть
на ее тело достигшее предельного обнажения
в этом обнажении застывшее
не хотела смотреть
на ее брюшную полость раскроенную
на внутренние органы беззащитные
открытые подмосковному солнцу апрельскому
органы крупные как чернобыльские плоды переспелые
частично вдавленные в асфальт вперемешку с каловыми массами
органы такие мертвые
что казались немного искусственными
как неподвижные головки пластиковых цветов
такие яркие как цветы в работах Сесилии Уэббер
я не хотела смотреть но не могла отвести взгляд
так бывает когда видишь что-то невозможно прекрасное
или невозможно страшное
думаю эти вещи полярные
сообщают нам одно и то же
так начинается мир
опыт любви спеленутый с опытом смерти
плавно покачиваемся
в прокрустовом животе материнском
так мы трогаем мир изнутри
-
я стояла над остывающим туловищем собаки скомканным
стояла и думала о больном отце
который выходя в свой маленький сад аккуратный
смотрит на дикие вишни с такой нежностью
будто готов распасться на пепел органики
чтобы в этих деревьях продлиться
в их телах более прочных
на меня он так никогда не смотрел
никак почти не смотрел
если бы я смогла сказать что люблю его
смог бы он мне ответить
смог бы что-то почувствовать
-
недавно читала что опыт травмы
вытесняет опыт любви
взрывает пространство доверия
мне нравится думать что любовь
просто ищет иные русла
извилистые
-
разреши мне меня
я не умею как ты
все что я знаю о нежности
это сухой язык грубый
русский язык зимы и провинции
я росла возле реки росла возле леса
в сердцевине которого дышит кладбище
этот ландшафт формировал мое тело
животное дикое
я знаю как прикасаться к воде деревьям могильным камням
знаю на каком беззвучном диалекте говорить с ними
на каком диалекте осязания ласкать их
я не знаю как прикасаться к тебе
чтобы мое тело гипоманийное
не разорвало на белесые лоскутки
на ебаные чешуйки кожи
я бы носила тебя все время во рту
как в детстве самые любимые камешки
гладкие прохладные голыши
привезенные с черного моря
гладила бы слегка солоноватую поверхность языком
непрерывно трогала
как больной зуб утешала
носила бы тебя во рту как слова
бережно перекатывала
-
речь из себя в тебя размыкается
и я могу только ходить по кругу
слизистой оболочки текста
воспаленного
перемещаться компульсивно
внутри ротовой полости
сплетаясь с тобой черным своим языком меланхолии
-
так мир говорит с нами





***
спрашиваешь что вижу закрыв глаза
когда вот так ветвями шероховатыми
корнями сплетаемся
все стало тактильным
обычно я воспринимаю
то что нас окружает буквами
они мерцают повсюду
будто мир огромный древний экран светящийся
я просто смотрю и читаю
иногда до них можно дотронуться
как до книги твоего тела
распахнувшейся ненадолго
в ожидании прикосновения
если бы я визуализировала
этот чувственный опыт прямо сейчас
могли бы мы увидеть вместе
соленые воды взгляда смешиваются
втекают друг в друга
будто одно концентрированное зрение
в другое врастает
если бы я визуализировала это
могли бы наши глаза
смотреть на одном языке
на одном языке плакать
-
серебристые рыбы наших тел
покачиваются тревожно под
поверхностью дыхания
все стало видимым
будто обернутым в пищевую пленку прозрачную
слышишь на ветру бьется
как неподъемные крылья птиц подрезанные
будто из мира сна деконструированного
просыпаюсь в точно такой же
разобранный мир зернистый
как в старых фильмах
прерванная жизнь цвета
-
все стало странным
кофе совсем остыл
то что нужно чтобы запить таблетки
в "Черном солнце" Кристева пишет что
меланхолия это темная подоснова любви
обсессивная мозговая активность
кажется если коснусь ладонями головы
раздастся шипение
такое шипение когда на плиту раскаленную
что-нибудь проливаешь
смотрю на себя и больше не узнаю
будто мое бесполое тело
отращивает себе другое какое-то тело
незнакомое
может быть женское
я пока еще не разобралась
желание делает мир проницаемым
хрустким как тонкий лед
кажется если дотронешься чуть сильнее
наши жизни переплетающиеся
на куски разлетятся
-
все стало всем
семь утра едва слышный шум машин
убаюкивающий
жирные утки хлебные
неловко покачиваясь плывут
в свою жизнь простроенную
завидую уткам
второй час сижу у самой воды
будто у нее что-то есть для меня
возможность ничего не решать прямо сейчас
возможность выдоха
если вода затопит мое новое тело до берегов
смогу ли я услышать тишину
так же как слышу это стихотворение





***
мир перестал быть распахнутым
это случилось где-то неделю назад
я шла выпить кофе и подумать над романом
который вот уже три месяца растет как плод набирается
в моем ноутбуке небольшими заметками разговорами
отдельными фразами вырванными из чьих-то жизней
подслушанных
я шла и думала что надо подумать про этот свой
роман ненаписанный и может быть немного еще
про твои губы и пальцы
их тоже можно засунуть в книгу
вдруг так я смогу сохранить это чувство непрочное
чуть дольше
и вот я шла бессонная голодная открытая
новому письму новому всему
остановилась на бульваре прикурить от зажигалки
умирающей
окликнула седого мужчину с левреткой и стаканчиком кофе
из one double
окликнула стрельнуть зажигалку мы хорошо посмеялись
и уходя я сказала что если бы у меня была бы собака
то непременно левретка без вариантов
я почти дошла до кофейни когда мир перестал быть распахнутым
я почувствовала это внезапно как резкую боль
от наступающей менструации
и я просто стояла как дура возле деревянной скамейки
на этом бульваре выцветшем
люди шли мимо расплывшиеся пятна черно-белые
я просто стояла там и стояла не зная куда пойти
будто туристка потерянная
будто в одну секунду утратила зрение
тем вечером я не смогла помыть голову
не смогла даже втереть гель для душа
в свое тело неподъемное
я просто лежала 40 минут в сухой ванной
будто разучилась делать базовые вещи простые
будто разучилась двигаться

сегодня снова проснулась в цветной мир
объемный наполненный
сегодня я снова захотела тебя
будто обрела свое тело такое легкое
сегодня я не хочу думать
сколько это продлится
сегодня я не хочу думать
это начало или конец





***
два дня не вставала с кровати
и не вставала бы дальше
но из "Старой фермы" привезли
заказанную неделю назад
"Фармину Гепатик" для Лорки
пришлось подниматься
судорожно искать хоть одну футболку чистую
идти открывать лавируя между пустыми бутылками
бумажными пакетами упаковками от таблеток
черными мусорными мешками
одеждой слежавшейся на полу в ком
если отойти на небольшое расстояние и выключить свет
то она похожа на какое-то животное мутировавшее
со множеством нелепых конечностей
как из массовых хорроров
такой долгий путь до двери
что кажется кожа покрылась паутинкой морщин
и прочими всякими следами преждевременного старения
курьер пожилой мужчина в косухе уходя
бросил "все будет в порядке"
и дважды пожелал не болеть
-
запиваю противотревожные холодным кофе дешевым
в круглосуточном фастфуде напротив дома
жизнь превратилась в ожидание
писем из журналов где хотела опубликоваться
твоего сообщения
ответов от потенциальных работодателей
ответов с заявок на стажировки
результатов очередного отцовского обследования
новых слов в книгу которую пытаюсь писать
точнее она пока на стадии придумывания
крошечная как кофейное зернышко
как спеленутый небытием эмбрион еще неоформившийся в тело
не знаю хватит ли мне сил выносить его
ожидание
такое ощущение словно
сидишь в душном поезде дальнего следования
который никак не отправится будто намертво вмерз
в эту московскую землю израненную
сидишь думая кто тронется раньше ты или поезд
и выйти нельзя потому что билеты
и белье стелить рано и чай из граненого стаканчика
в железном подстаканнике тоже рано
потому что ландшафт за окном не меняется
потому что никто никуда не едет
зачем этот чай
-
вчера ночью катилась под Нила Янга
в яндекс-такси по Щелковскому шоссе
это была непонятная ночь
не слушала Янга с семнадцати
это было как возвращение к себе
той себе
которую больше не помню/не могу помнить
только отдельными частями но никогда целиком
возвращение к той себе
которая как внезапная боль соматическая
поднимается откуда-то с самого дна тела
тревожа глубоководных рыб монструозных
флешбеки
бьются обточенной галькой куда-то в висок
скоро отлив заберет их обратно
а пока у меня есть полчаса-час чистой памяти
хорошая ночь для письма
мерно и мирно движемся под
only love can break your heart
перетекающее в down by the river
реанимация трубка с желтым обезболивающим
трубка с антибактериальным
трубка для вывода всего этого вместе с гноем и кровью
медицинские прозрачные трубки
безвольно свисающие как мертвые тонкие змейки
из правой выкройки черепа
помню как в моей голове была дыра
можно было бы сказать отверстие или пространство
но это была дырка как в заборе на частную территорию
узкая прорезь но достаточно длинная
чтобы сойти за небольшую дверь из Кэрролла или Льюиса
пару недель я мазала ее по краям какой-то мазью с лидокаином
заклеивала бактерицидным пластырем
чтобы в рану не попала инфекция ну и ветер не задувал
потом дверь захлопнули в титановую пластину или пластину из палакоса
не помню как называется материал заменивший мою кость органическую
природную кость материнскую
не могу найти медицинское заключение
дверь захлопнули но неровная долгая полоса отчуждения осталась
и ямка ближе к верхушке как дремлющий кратер действующего вулкана
тоже осталась
иногда о чем-то задумавшись трогаю ее твердую голую
как выжженная земля поверхность механически
иногда перед сном трогаю ее нежно осознанно
словно кожу любимого человека
и тогда это как прикосновение к смерти
в подростковом возрасте я переживала что
на этом пространстве больше не вырастут длинные прекрасные волосы
что эта почва глинистая станет совсем непригодной для жизни
все засыплет солью как песком Кобо Абэ
и тогда я буду женщиной только наполовину
сейчас я вообще не знаю что такое быть женщиной
сейчас я знаю что на этом месте не вырастут прекрасные волосы
никакие не вырастут
сейчас я знаю что это место как Тардис из "Доктора Кто"
способно отправиться куда угодно
что это место внутри объемнее чем снаружи


https://polutona.ru/?show=0419214911


Как пожелает дым - Наталья Явлюхина

Понедельник, 19 Апреля 2021 г. 14:49 + в цитатник
Как пожелает дым
автор - Наталья Явлюхина

*

молчание, билетик мимо касс;
вошедший в гулкий лес самоповторов
он слушает журчанье черных трасс
щелчки на месте вымерших шахтеров

как кость он достает из пазух легкость
такую будто что-то не доснилось
и ключ упал в сияющую ёмкость
(сквозняк плюс занавеска), будто ход
пропущен но игра не изменилась —

и запасное время настает
с волнением ждать краденых пощечин
разгуливать без шапки вдоль обочин
покинутых ловцами для того
чтоб эхо воцарилось где его

не найдут искавшие искомый
звук, не знавшие, что это он и есть:
ни певшие в клозетах о саркомах
ни счевшие гекзаметр за честь



*

в книге "Путем зерна"
еще ходит Ходасевич, маленькая фигурка,
пытаясь понять, что же он знал такого,
когда это писал с белым пятном во лбу —
то ли как ежевика черна
под дождем (почему ежевика?),
то ли как быстро обсохнуть после дождя

(крутится, крутится, а когда
схватишь, опять вода)



Как пожелает дым

Подходили с ножницами к лицу,
к рукам святых, как к сухим ручьям —
их дым летел по пустым площадям
в спину тем, кто подходит к концу.

Били в снегу, и ты будешь бить в снегу,
один, через не могу,
ссыпая черемуху в кафельный гул диспансера.
И ждет тебя всю судьбу
охота за собственным голосом, человек.

Но и другая, жадная, словно вера,
зимних ароидных и аптек
изумрудных охота, что чище и злее щекотки,
есть в таинственном мире живых —
на пленников лифта, на заячьи губы их,
их небесного цвета колготки.

Подходили с ножницами к лицу,
глухие, как после удара.
Мы были мной, никем другим мы здесь не были.
На федеральных землях, черных от пара — кинематограф, осень, военная ночь.
На рассвете очнется беглец:
меж указательным и большим
маленький твердый предмет.
Это кирпичик лего? Резец?
Слово, которого нет?
— Как пожелает дым.

https://polutona.ru/?show=0419144954


FULL LOVE - Дмитрий Дедюлин

Понедельник, 19 Апреля 2021 г. 11:45 + в цитатник
FULL LOVE
автор - Дмитрий Дедюлин

* * *


1.
белой ночью окутаны мои мысли и деяния
я постою – а ты настаивай на своём
настаивай этот настой с горькой цикутой
может быть

лучше
было
меня
то что было прежде

но оно
исчезло
не оставив даже и следа
и я стою перед вами

окутанный
языками
белёсого
пламени

для того
чтобы
вы меня
запомнили

и простились со мной навсегда


2.
мальчик шёл – хотел он здесь остаться
но растаяли его печали
и смотрел он длинное кино
досмотрев его

он вышел
в воздух
тот что взаперти
тот был могильным мраком

и могила белая ждала
но шагнул он
чрез оградку мрака
позабыв

про милую оглядку
и она
к нему
сама пришла


3.
разбирая старые фотографии
порой увидишь –
вот косой луч солнца
вот ты стоял и смотрел на маму

а вот ты уже не здесь
ты в тени
которая упала на тебя
и не даёт дышать

и думать
по-прежнему
и ты идёшь с этой ношей
туда

где тебя не ждут
и остаешься
там навсегда
по праву хозяина

здешних мест
облизывать
бабушкино варенье
с серебряной ложки


4.
нежность –
вот что меня сгубило
и осталась золотая сила
без нужной надобности

без надобности в чём-то
что было бы сильнее всего
сильнее тебя
меня всех

и оно осталось – там на глубине
и не растаяло
оставив узкий след
в моей памяти

подобный
тому
что на моей памяти
называлось словом "любовь"





* * *


одинокий спутник Земли
и Земля – одинокая спутница ночи
то что видеть мы не могли
то что явится снова воочию

то что выбрано нами впотьмах
к сожалению чёрная птица
её крыльев вселенский размах
ты родилась чтоб снова проститься

и заказана на небеса
прямо к слову большая дорога
и зевает небес полоса
и рождение голого Бога

приурочено к нашему дню
чтобы смог Он на свет появиться
то что в сердце небрежно храню
возложу на большую Денницу

чтоб явилось нам небо в ночи
чтоб растаяли белые звёзды
если хочешь ты тоже молчи
и иди в этот каменный воздух





ПОВЕСТВОВАНИЕ В ГОЛОВЕ НЕФРИТОВОГО ДРАКОНА


1.
нажал на опцию
а она неожиданно возьми
и открой мне
мир деревянных самураев

скачут на разбитых лошадях
к переправе у Лесного Озера
обнимают своих верных жён
думают о них

льстивые речи не ворвутся
в их уши
и белые ручьи луны
не затуманят их сознания

они исполнены чувства собственного достоинства
их слова важны
их поступки как крик далёкой цапли
за туманным болотом

и они направляются прямо к тебе
их взгляд недвижим
рука поднята в приветствии
но они остаются стоять как вкопанные

не дойдя до тебя нескольких шагов
как будто иссякли неисчислимые поля
их сердец
и они падают

в траву как подкошенные
и остаются лежать
сложив ноги и руки
ни дать ни взять – брёвна

из сказки про старика Пиноккио


2.
запеленговал сигналы –
слабые голоса наших шахтёров
вышла Маша их встречать
а земля не в уюте

движутся по отношению к тебе
осторожно
как кольца лесных змей
стараясь не причинить вреда своими размерами

лесные змеи утонувшей Голконды


3.
они умелыми руками
лепят свою глиняную куклу
мнут так чтобы были
глаза рот нос уши

а вот появились руки
и ноги
и кукла готова
туловище её было

тем куском бесформенной глины
которую они взяли в овраге
и отнесли домой
но прежде чем ей

стать человеком
надо пройти обжиг
и вот её ставят в печь
и закрывают заслонку

голодное пламя гудит
и плоть становится
твёрдой и блестящей
наведём на неё глянец

распишем дивными узорами
и пусть живёт
и думает что она
сама по себе

а она на самом деле
только
предмет
нашего домашнего обихода

игралище нашей тоски


4.
выйди из нашей "шестёрки"
посмотри на ладони и запястья
нашей луноликой леди
и набери номер её телефона

позвони ей
и она ответит тебе
нежным голосом
она будет толковать

твои вещие сны
она узнает тебя
она виртуально
проведёт ладонью

по твоим волосам
и ты успокоишься
как в самом сладком детстве
когда мама готовит ужин

а ты сидишь на кухне
и обсуждаешь с ней
дела минувших дней
и ты вынырнешь

из своей нирваны
чтобы посмотреть
на сладкое солнце
и нырнуть

обратно
в темноту
где тебя ждут
отчаяние страх

и растоптанные надежды
потому что жизнь –
это полый шар
который вертится

на вертеле у факира
и он остановит
твоё движение
чтобы ты узнал

"тайное знание"
о себе
и о своих цепях
и о своём

не рождённом детстве





* * *


стоял он мирно у бордюра
но на него упал дорожный знак
и бедный малый был повержен
вместе с последним узелком

в котором было две перчатки
а так же грязные носки
о бедный жребий человечий
о бедная моя печаль

в который раз я вижу стену
дождя на каменном шоссе
о бедный жребий человечий –
ты только повод для тоски

но ты ведь
был такой обычный
но и тебя настиг
coup de grâce





* * *


в словах простых и чёрных как отчаяние моя история –
вот что я расскажу об этом большом (абракадабра)
что упало на наш город
вызвав тоску у сонмов ослепших мотыльков
мечущихся не в силах преодолеть
влечение за край своей гибели
и припадающих к разноцветным фонарям и краям
которыми по праву гордится муниципальное начальство

и вот ты один из них – из бабочек тоски
ты тоже несом ветром и не знаешь к какой ветке
прибьёт тебя буря и ты падаешь падаешь в пустоту
разбивая её взмахами своих крыльев
и она крошится как лёд в начале весны несомый паводком
чтобы где-то там растаять и стать частью звезды, частью зелёной
и набегающей и набегающей волны





FUTURUM HUB


1.
с неуклюжей грацией автобуса
ввалился в горницу твою
моя ласковая леди

и замер
глядя на тебя
на твои ловкие руки

на твой белоснежный передник
на прядь
выбивающуюся из-под чепца

как ты ловко пекла пироги
раскатывала тесто
и как они

выходили румяными
газовая плита –
это большое "достояние"

нашей цивилизации
чего не скажешь о газовых печах
в одной из коих

купались три отрока
а также тот
кого назвали Даниилом

а также о прочем
чем отмечен наш путь
в будущее

будь
оно
не ладно

и оно
будет
таким

так как
выросший на крови
можжевельник

уже зацвёл
и пчелиный улей
наполнился гудением

новых ос
пойми
меня

правильно
я не трепещу перед будущим
но я не вижу

в его пустоте
ни одной
вдохновлённой мечты

так как
оно
как зелёное одеяло

опускается
на наши головы
чтобы окутать их

укутать нас
в тёплую тесноту
этих освобождённых столетий

освобождённых от
всего
что можно

назвать человеком



А надо мной смеются зеркала (предисловие Татьяны Бонч-Осмоловской) - Нора Крук

Суббота, 17 Апреля 2021 г. 00:38 + в цитатник
А надо мной смеются зеркала (предисловие Татьяны Бонч-Осмоловской)
автор - Нора Крук

Нора Крук (р.1920), последний поэт русского восточного зарубежья

На российском литературном небосклоне Нора Крук появилась в 2001 году, в антологии "Русская поэзия Китая", подготовленной издательством "Время". Антология включала стихи пятидесяти восьми поэтов, а эпиграфом к ней стали слова Валерия Перелешина (1913, Иркутск – 1992, Рио-де-Жанейро): "Все звезда повидав чужие, мы обрели тебя, Россия, Мы обрели самих себя!".
Восточная ветвь русской эмиграции не так хорошо известна, как европейская. Она существовала на протяжении десятилетий, с начала ХХ века до конца 40х годов, когда русские покинули Китай. От этой волны эмиграции остались память, стихи, имена и публикации, в которых сегодня, не зная реалий русского Китая, уже сложно разобраться.
17 апреля 2021 года Норе Крук исполняется 101 год. Не осталось уже в живых ни одного поэта восточного русского зарубежья, с которыми дружила Нора – последней, в 2012 году, ушла Лариса Андерсен. Ушел русский Харбин, Шанхай, Мукден… Это была удивительная эпоха, когда на китайской земле русский старорежимный образ жизни совмещался с новой советской идеологией. Нора Крук стала его свидетелем, участникам и, в некоторых своих стихотворениях, летописцем, и чтобы прояснить корни ее стихотворений, приглядимся к обстоятельствам ее жизни в Китае и, в целом, удивительным обстоятельствам восточной волны русской эмиграции.
Русское восточное зарубежье, тогда еще не эмиграция, возникло на рубеже ХХ века вокруг Китайско-Восточной железной дороги. Это была ветка Транссибирской магистрали, проложенная по территории Манчжури, на северо-востоке Китая. Она принадлежала царской России, управлялась российской администрацией, охранялась российскими войсками. Город Харбин был основан в месте пересечения восточной и южной ветви железной дороги, идущей на Порт-Артур. Город стоял на реке Сунгари, притоке Амура. Другое название города – станция Сунгари-первая. Фактически это была русская колония вокруг КВЖД. Так продолжалось и после революции, когда власть в городе переходила из рук в руки, а когда в 1924 году СССР подписал соглашение с Китаем, этот порядок вещей закрепился и юридически. Население Харбина состояло из китайцев и русских – вернее, выходцев из России, причем русские были элитой, инженерами-железнодорожниками, а китайцы – обслуживающим персоналом.
После революции русские в Харбине продолжали жить, как жили в царской России – с усадьбами и с дачами на реке Сунгари, с православными церквями, русским университетом, школами и гимназиями, где обучение велось на русском языке. Русским принадлежало до трети всех капиталов в городе, они вели бизнес, работали в культуре и образовании. При этом те, кто работал на железной дороге, обязаны были принять советское гражданство, отчитываться перед советским посольством и, по убеждению или по долгу службы, придерживаться социалистической идеологии. Советские граждане в Харбине пользовались всеми благами жизни элиты в Китае, одновременно утверждая идеологию нищеты и жертвенности. С другой стороны, для тех, кто продолжал считать себя противником советской власти, Харбин предоставлял возможность сохранить русский язык и интеллектуальную профессию: в городе выходили десятки русских газет и журналов, большей частью – белого толка, работали клубы, театры, концертные залы. Были также газеты, поддерживающие социалистическую идеологию, существовали рабочие профсоюзы, движение за "смену вех".
Родители Норы Крук приехали в Харбин после революции. Отец Норы, Мариан Нарциссович Кулеш, родился в Польше, был дворянином и офицером царской армии. А мать Норы, Александра Ильинична Липкина, была из еврейской религиозной семьи. Как и многие образованные люди на рубеже ХХ века, Мариан Кулеш был увлечен идеями революционного преобразования общества, социализма, равенства, справедливости. Женившись на Александре Липкиной, он оставил военную службу и отрекся от семьи.
Кулеши жили в Сибири, и во время гражданской войны, когда правительства сменяли друг друга, Александра была арестована большевиками и заточена в тюрьму. Мариан Кулеш с отрядом солдат освободил тюрьму, но к тому времени у Александры случился выкидыш, и врач посоветовал увезти ее как можно дальше. Тогда Александра и Мариан Кулеши, вместе с семьей сестры Александры, Анны Ильиничны и ее мужа Романа Турчанинова, сына царского генерала, отправились в Харбин.
Мариан Кулеш устроился работать учителем математики и физики в Украинской гимназии. В 1924 году он выбрал советский паспорт и его назначили директором Второй Железнодорожной гимназии, русской советской школы с советской идеологией. Его жена Александра закончила харбинский юридический факультет, затем Политехникум и получила диплом инженера путей сообщения. А в 1920 году у них родилась дочь Нора.
Детство Норы прошло в достатке и любви. Нора вспоминает няню, возившуюся с ней, пока мама училась на юридическом факультете, затем бонн, обучавших ее языкам. Первой бонной была прибалтийская немка, по словам Норы, уютная как бабушка. Она научила Нору немецким стихам – декламировать Лорелею, Лесного царя. Другая учительница, обрусевшая француженка, учила ее музыке. В доме справлялось Рождество, ставилась елка, приходили гости, все танцевали и веселились. Постепенно стали праздновать только 7 ноября, день революции.
Отец был кумиром дочери. Они вместе учили наизусть стихи, слушали на граммофоне музыкальные арии. Отец рассказывал, как в Петербурге в студенческие годы простаивал ночи за билетами в оперу. А также рассказывал о своих знакомых по Сибири, лучших людях страны, Зиновьеве и Каменеве, о том, как они беззаветно служили революции, о том, как гениальный Ленин олицетворял движение истории.
В Харбине Мариан Кулеш успешно трудился, он получил продвижение, квартира от КВЖД сменилась большим домом с фруктовым садом, где девочка Нора читала стихи Бальмонта, Пушкина, Лермонтова, лежа под черемухой. А когда родители поменяли милую француженку на "более серьезного педагога", двоюродного брата Ильи Эренбурга, Нора сбегала от его строгих уроков в сад и пряталась там, так что ее не могли отыскать.
На лето семья уезжала на дачу на станции Маоэршань на реке Сунгари. Матери с детьми жили там все лето, а отцы семейств приезжали на выходные. Зимой в Сунгари окунались в проруби на крещенские морозы, а китайские возницы катали детей по льду на салазках "толкай-толкай", разгоняясь до огромных скоростей. Это был настоящий русский помещичий быт, с усадьбой, кухаркой и боннами, кошками и собаками, вареньями и соленьями.
Нора рано начала писать детские стихи – о цветущей вишне, о радуге. Когда ей было девять лет, ее революционное стихотворение почти опубликовали в литературном приложении к харбинской газете "Молва":

Японцы, китайцы, малайцы, проснитесь,
В единые рабочие полки объединитесь,
И пусть взовьется наш красный флаг,
Капиталистов враг!

Впрочем, цензор вовремя спохватился и номер вышел с опозданием и пустым квадратом на месте стихотворения.
С конца 1932 года Мариан Кулеш работает над организацией техникума, где студенты будут продолжать образования после гимназии. Программа создавалась по советскому образцу, с политграмотой вместо истории, и советской литературой вместо русской классики XIX века: вычеркнув из программы Тургенева, Гончарова и Достоевского, на их место включили Гладкова и Сейфуллину. Однако когда Кулеш организовал работу техникума, его не назначили директором, как он ожидал, но прислали человека из СССР, и в 1934 г. Кулеш уволился со службы. Это было большой удачей, так как жизнь в Харбине уже стремительно менялась.
Новый этап начался с японской оккупации Манчжурии в 1931-32 году. Доброжелательных и снисходительных к русским китайских властей сменили куда более жесткие японские. А в 1935 году СССР продал дорогу властям Маньчжурии. Русские школы, институты, больницы, бизнесы в Харбине закрывались. Многие русские сотрудники были уволены, советским гражданам приказали возвращаться в Россию. Многие среди тех, кто вернулся, оказались арестованы по обвинению в шпионаже и контрреволюционной деятельности и пропали в лагерях. Пострадала и семья будущего мужа Норы, Ефима Крука. Его отец Лыпа Янкилеевич Крук, владел механической мастерской, но когда КВЖД была продана, он лишился работы и в 1936 году решил вернуться в Советский Союз. Вскоре Лыпа Крук исчез в жерновах репрессий, а его дочь провела восемь лет в казахстанском лагере. Самого Ефима Крука в Советский Союз не пустили из-за его статьи в белом журнале "Рубеж" о русских студентах в Харбине. Этот отказ вероятно спас ему жизнь.
Перед глазами родителей Норы был также пример семьи Анны Турчаниновой, которые вернулись в Россию, когда дочь Анны Ильиничны, София, решила учиться и работать в Советском Союзе. Она получила медицинское образование и была распределена на работу на прииск Рудый около полярного круга. Старшие Турчаниновы жили в Москве и писали оставшимся в Харбине родственникам "закодированные письма": о пропавшем из продажи мясе – "совсем нас забывший Флейш", об исчезнувшем масле – "пропавший из виду Бутер". Кулеши переправляли им теплые вещи через знакомых. В тридцатые годы Софию арестовали, ее сына хотели направить в детский дом, но родители смогли забрать его в Москву. София провела в заключении год и, по свидетельству Норы, осталась напугана на всю жизнь. В 1983 году Нора встретилась с Софией в Москве, в ее маленькой квартире, полной старых харбинских фотографий и привезенных из Харбина мелочей.
А в начале 30-х годов русские, решившие не возвращаться на родину, перебирались в другие города Китая. К счастью, бывший царский офицер и дворянин Мариан Кулеш уже не работал на КВЖД и ехать в СССР не был обязан. Семья переехала в город Мукден, обычный китайский город, почти без русских. Нора экстерном закончила Харбинскую гимназию и стала помогать отцу в бизнесе. Она очень много читала. В эти годы она открыла для себя Блока, бредила "Незнакомкой", влюбилась в "Двенадцать". Также она брала уроки английского и французского языков в католическом конвенте.
Тогда Нора и начала серьезно писать стихи. Впрочем, начало поэтическому творчеству было положено в анекдотическом происшествии. Русская подруга, в квартире которых семья Кулеш жила первое время, похвасталась перед ухажером-португальцем, что пишет стихи, и прибежала к Норе за помощью. Так Нора написала первое в жизни стихотворение по-английски.
А на дворе уже был конец тридцатых годов. Мир непоправимо менялся, даже мир Китая, далекого от европейских катаклизмов. Подруга немка, с которой Нора каждый день читали друг другу стихи, внезапно оформляет немецкое гражданство и перестает здороваться с Норой. В России разгораются репрессии, о которых русские эмигранты узнают по советскому радио. Голос Вышинского объявляет о бешеных псах, предателях родины – называя имена тех самых старых коммунистов, которые в рассказах родителей Норы были людьми прекрасной идеи, образцами жертвенности и человечности. Известия о "чистках" стали шоком для Норы и ее родителей.
Да и в самом Мукдене происходят странные вещи: близкого друга семьи Кулеш убивают на пороге его дома, и японские власти не расследуют и не выдают родственникам тело застреленного бизнесмена. Кто-то исчезает бесследно, и в небольшом русском сообществе ходят слухи о переходе границы, о вербовке и шпионаже. Никто толком не знает, что происходит.
Семья Норы начала бояться за безопасность отца, и они снова переезжают, теперь в Шанхай. Мариан Кулеш вкладывает деньги в изобретения, но неудачно. Зато Александре Кулеш удается риэлтерский бизнес по сдаче и пересдаче квартир. Первое время Кулеши снимают комнату у китайской семьи, затем – большую квартиру, в которой сами сдают две комнаты.
Нора учится стенографии и машинописи. Она рада встретить подруг детства из Харбина. В Шанхае выходят газеты на русском языке, в основном белого толка, как "Шанхайская заря" и "Слово". Но была и просоветская газета "Новая жизнь", редактором которой становится Мариан Кулеш. Нора работает в этой газете – переводит статьи из англоязычных газет, посещает пресс-конференции, берет интервью. В Шанхае выходят литературные журналы, проходят литературные вечера и взрослая девятнадцатилетняя Нора уже участвует в них.
Она посещает клуб – престижный Советский клуб, располагающийся в старом особняке с большой аллеей. Клуб функционирует при поддержке советского консульства, поставив задачу "выработать подлинного советского человека, истинного патриота великой Родины". Полноценными членами клуба могут быть только советские граждане или люди, подавшие заявку на гражданство и получившие в обмен квитанцию из посольства – так называемые "квитанционные подданные".
Советский клуб стал центром жизни просоветской русской колонии в Шанхае, давая иллюзорное и столь желанное ощущение принадлежности к великой Отчизне. В клубе проводятся лекции и доклады по истории ВКП(б), даются уроки марксизма-ленинизма, там показывают советские фильмы, как то "Броненосец Потемкин". Художники пишут картины, зачастую это портреты Сталина, докладчики объясняют советскую экономику и восхваляют советское сельское хозяйство, советскую науку, советскую технику и моральное превосходство советского человека. При этом в клубе играет джаз, выступает Вертинский, на праздниках столы ломятся от яств, поражая даже привыкших к роскоши шанхайских экспатов.
Нора была энтузиасткой советской идеологии, они изучает историю партии и посещает лекции в Советском клубе. Нора занимается в драматическом кружке, которым руководит Зоя Ивановна Казакова, бывшая актриса Императорского театра и жена поэта Всеволода Никаноровича Иванова. Нора продолжает писать стихи, лирические и социальные, отзываясь на известия о "чистках" в СССР: "Мир сотрясается, рушатся кручи…"
На одном из поэтических вечеров в Советском клубе Норе бурно аплодирует молодой человек, Ефим Крук. После вечера он провожает ее домой, знакомится с родителями. Ефим тоже активно участвует в жизни Советского клуба – он руководит шахматным кружком. Но он не верит в сталинскую идею, его беспокоит длящееся уже два года молчание родных, уехавших в Советский Союз. Уже годы позже, наведя справки через Красный Крест, Ефиму удалось разыскать своих родных и узнать о судьбе отца. Через год после приезда в Россию, в 1937 году, его арестовали и приговорили к десяти годам строгого режима без права переписки. Мать Ефима также была арестована, но через несколько месяцев ее отпустили на свободу. А семнадцатилетняя сестра Ефима, Гита, была сослана на восемь лет в лагерь в Казахстане. Четырнадцатилетняя сестра Лиля умоляла не отправлять ее в детдом, она жила у тетки, днем работала на фабрике, вечером училась в вечерней школе. Через десять лет Гита, уже отбывшая срок, пришла в КГБ навести справки об отце, но ей сказали, что ему дали второй срок, потому что "он не раскаялся".
В 30-40х годах Ефим ничего не знает о судьбе своих родных. Он работает на фирме братьев Шриро, занимающейся торговлей лесом. Фирма зарегистрирована в США, при этом Яков Шриро приезжает в Харбин со специальным поручением от народного комиссара Анастаса Микояна, и далее продолжает выполнять поручения советских официальных лиц и щедро делиться с ними выручкой. Ефим Крук становится помощником Шриро.
Ефим умен, энергичен, молод и влюблен. Весной 41-го года он делает Норе предложение, а в апреле они заключают брак. Родители Норы отдают им лучшую спальню в квартире, с окном и печью. Жизнь снова налаживается, хотя где-то далеко, в Европе, уже идет война.
А в июне 1941 начинается война, которую русские в Шанхае уже понимают как "нашу". Они слушают военные сводки, ужасаются известиям о военных действиях, понятных даже через японскую цензуру. Они получают разрешение от муниципалитета на организацию радиостанции "Голос Родины". Атмосфера в редакции "Новой жизни" становится напряженной, советское консульство на оккупированной японцами территории закрыто, в роли советского руководства выступает агентство ТАСС.Теперь Нора захвачена стихами Бергольц, Алигер, Симонова, она читает их на продолжающихся встречах в Советском клубе. Все они живут от сводки до сводки, следят за деталями боев и отступлений, помнят имена героев, повторяют стихи Симонова "Дороги Смоленщины", статьи Эренбурга, не дыша, слушают известия о Сталинграде… Нора с мужем даже ездили в советского посольство записываться в армию.
Повседневная жизнь становится тяжелее. Японцы водят карточки на хлеб, многие продукты исчезают из лавок. Но Нора довольствуется немногим – они готовят еду на буржуйке, от печи в столовой исходит тепло и уют. Ефим с другом открывают пекарню и развозят хлеб на велосипеде.
Продолжаются и шахматные турниры. Однажды знакомый доктор организует для Ефима сеанс одновременной игры с пациентами из числа пленных и интернированных из Европы. На первом сеансе против Ефима играют пятнадцать человек, на втором – девять, и он не может узнать, что случилось с его партнерами, то ли они умерли от болезней, то ли выздоровели и японцы перевели их в лагерь.
Дела на фирме Шриро, где работает Ефим, идут плохо. Шриро и во время войны передает крупные суммы денег торговому представителю СССР. А затем японцы берут фирму под свой контроль. В сентябре 1942 года японцы арестовывают Якова Шриро и помещают его в лагерь. Ефим объявяет себя его племянником и сначала навещает в лагере, а затем, получив инструкции, где спрятаны деньги на складе и где стоят закупленные в Англии текстильные машины, опечатанные японцами как вражеское имущество, подделывает пропуск и забрает машины со склада. Ефим погружает их на грузовики и вывозит через охраняемый японскими часовыми мост, а затем продает чешской фирме, не интересующейся происхождением машин.
Это поправило финансовое положение фирмы, но не физическое состояние ее владельца. Перед самым концом войны японцы вывозят лагерь, в котором держат Якова Шриро, в город Фентай, где планируют ликвидировать пленных. Но ровно в этот момент Япония капитулирует. Пленные спасены. Яков Шриро, находясь в лагере, смог наладить связи с руководителями крупных компаний, также отбывающих японское пленение. Благодаря этому фирма Шриро вырастет в мировую корпорацию с отделениями по всему миру. Но это случится потом.
А пока война закончилась. Союзники победили, японцы покинули Шанхай. Постепенно становится известно об зверствах японцев в лагерях военнопленных.
А в Шанхае наступает мир. Открываются новые иностранные фирмы, в магазинах появляются продукты, а в гавани стоят иностранные корабли. Нора берет интервью у первого прилетевшего в Шанхай американского летчика.
И в Советском клубе царит энтузиазм. Советский союз объявляет о принятии в граждане всех русских эмигрантов. Родина простила! Обнимаются люди – и собираются в СССР. Молодые хотят поднимать целину, профессионалы – вложить знания в восстановление разрушенной войной страны. Большинство молодых родилось в Китае, но считают себя русскими. Это почти иррациональное желание ехать на родину, послевоенная эйфория, тяга ко всему русскому, это надежда и мечта.
Нора с матерью тоже готовятся ехать в Россию. Но Мариан Кулеш отмалчивается. А Ефим Крук, уже понимающий, что с его семьей, уехавшей из Харбина в 1936 году, случилось страшное, ехать наотрез отказывается. Нору вызывают в советское консульство и уговаривают оставить мужа-реакционера и ехать в СССИР, обещая там успешную карьеру журналиста.
В гостиной у уезжающих друзей, при свечах и цветах, расставленных в японские вазы, идет неприятный жесткий разговор: Нору обвиняют в шкурничестве, в нежелании потрудиться для Родины. Не только она, многие остающиеся чувствуют себя предателями, даже те, кто родился и вырос в Китае. Но те, кто уезжает, скоро понимают, что совершили непоправимую ошибку – их знания, их квалификация оказываются не нужны Родине. Им приходится трудиться на неквалифицированной работе, где их образование и опыт игнорируются. Они внезапно осознают, что бытовые условия в Советской России разительно отличаются от тех, к которым они привыкли в Китае.
Нора с мужем и родителями остаются в Шанхае.
Тем временем настает холодная война. Нора продолжает работать в газете "Новая жизнь", и советское консульство просит ее передавать разговоры американцев во время банкетов, на что Нора отвечает, что болтовня это незначительная и незапоминающаяся.
Шанхай пустеет. Многие русские друзья уже уехали в СССР и связь с ними прервалась. Но Ефим Крук сохранил работу. Яков Шриро возобновил деятельность фирмы. Сам он перебрался в Америку, а управляющим китайским подразделений фирмы назначил Ефима Крука.
Ефим и Нора переезжают в большую квартиру. Ефима возит на работу шофер. Нора записывается в спортивный, а затем и во французский клуб. Она проводит дни у бассейна, по вечерам встречается с друзьями на ужинах и танцах.
Теперь они опасаются власти китайских коммунистов. Но поначалу коммунисты, завладевшие Шанхаем, не беспокоят бизнес и разномастное население города. Нора увлекается икебаной, она собирает хрусталь и китайские вазы, по вечерам принимает гостей за столом, покрытым венецианским кружевом. Единственное ее беспокойство – бездетность. Мать советует ей усыновить ребенка, и в конце 1950 года Нора и Ефим берут из приюта двухлетнего Лео. Они вместе справляют Рождество, учат мальчика русскому языку, отдают в англоязычный детский садик. А в 1953 году у Норы рождается сын Тони.
Тем временем коммунисты берут под контроль иностранные фирмы в Шанхае. Когда в 1948 году китайская власть издает приказ об изъятии золота и иностранной валюты у населения в обмен на обесценивающие ежедневно юани, Нора с мужем прячут доллары и слитки в тайник в стене, чтобы потом переправить их Шриро в Америку. Фирма Шриро не закрыта, но действовать не может. Ефима внезапно вызывают на допрос, но он объявляется больным – Ефим ожидает прибытия документов из головного американского офиса, в которых товары и наличность переписаны на его имя. Ефим уговаривает советского врача положить его в больницу и удалить здоровый аппендицит. Тем временем Нора с помощником раз за разом ездит в банк и снимает наличность, наполняя чемоданы связками юаней и высыпая их дома в шкаф, и снова, и снова… Часть юаней они нелегально обменивают на валюту, часть переводят через маклеров за границу фирме Шриро. К моменту выхода из больницы необходимые документы для Ефима пришли. Это были очень странные документы, выписанные американскими адвокатами для советского гражданина в Китае.
Формально все было сделано по закону, но китайские власти оспаривают собственность фирмы, убеждая, что Ефим должен вернуть деньги. Арестовать советского гражданина они не осмелились, но продолжали вызывать на допросы, требуя передать бизнес. С конца 1951 Ефиму запретили покидать пределы города.
В эти годы Нора посвящает себя семье, она учит испанский язык вслед за Ефимом, полагающим, что его назначат управляющим фирмы Шриро в Аргентине или Венесуэле. Теперь Нора увлекается всем китайским: она занимается в школе икебаны, организует выставки, принимает участие в конкурсах икебаны. Она изучает иероглифы, берет уроки кулинарии у китайского мастера, покупает гравюры на рисовой бумаге, старинные свитки, деревянные статуэтки, фарфор, вазы…
Для семьи Крук – это одновременно время достатка и опасений ареста. Атмосфера в русском Шанхае ухудшается – работы нет, и все стараются уехать хоть куда. Русские эмигранты обивают пороги Интернациональной организации помощи беженцам. В конце 1949 года больше пяти тысяч человек уезжает на филиппинский остров Самар, в лагерь Тубабао, ожидать конечной визы на переселение в одну из принимающих беженцев стран.
После создания государства Израиль у русских евреев появилось "Право на возвращение". Таким образом у семьи Крук появляется конечная виза, но так и нет разрешение на выезд. Коммунистические власти Китая убеждали их ехать в СССР, обещают простить задолженность и даже дать денег на дорогу. Ефим Крук отвечает на это, что его родина – Китай, где он родился, а в Советском Союзе ему делать нечего.
В нервном ожидании выездной визы семья Крук коротает дни за игрой в бридж. Они устраивают турниры на десять столов. Ефим организовывает и шахматные турниры, дает сеансы одновременной игры. Его продолжают допрашивать в связи с утечкой значительного капитала: власти интересуются его знакомствами, встречами и передвижениями. В это время по Китаю катится волна арестов. От обвиняемых требуют признания вины, и люди признаются не только в преступлениях, но в мелких проступках: взял ручку в офисе, забрал в аптеке бутылочку йода, украла в магазине фунт сахара – и их прорабатывают, снимают с постов, отправляют в лагеря на перевоспитание.
Ефим ни в чем не признается. Ему уже удается выйти на связь с родственниками в Советском Союзе, и он узнает, что мать умерла, а сын младшей сестры назван именем деда – по еврейскому закону это означает, что отца Ефима не в живых. Ни слова о сестре Гите.
Шриро ищет пути вызволить семью Крук за границу, и наконец разрешение на выезд получено. Семья Крук покидает Шанхай. Их провожают немногочисленные друзья, шахматисты, бывшие сослуживцы, родители Норы. Послужной список Мариана Кулеша – редактор советской газеты, директор советской школы, не способствует его переезду на Запад. Родители Норы решают остаться в Китае. Отец устраивается в китайский университет преподавателем русского языка. К нему очень хорошо относятся, но Нора волнуется – что будет дальше? Родители внезапно кажутся ей старыми и беспомощными.
Как бы то ни было, шанхайский период жизни Норы завершен. Ефим и Нора проживут еще шестнадцать лет в Гонконге, Ефим будет работать на достаточно высоком положении в американской фирме, Нора будет вести колонку "Petal Point" в гонгконгской газете, организует женский клуб "Toast Mistress Club". Здесь выйдет первая книга стихотворений Норы Крук, "Even Though" (Hong Kong, 1975).
В 1976 году семья Крук покинет Гонконг и переедет в Сидней. Но Китай останется в памяти Норы навсегда, вместе со стихотворениями, написанными в Шанхае и затем, в Сиднее, когда она будет вспоминать и понимать заново годы жизни в русском Китае.

Татьяна Бонч-Осмоловская



Нора Крук

А надо мной смеются зеркала

* * *

Я хочу, чтобы память осталась в ладонях,
Чуть шершавая память китайской одежды
И чтоб запах остался неувядаем
Тех пеонов и ландышей и надежды…
Твои губы обветрены, жарко дышат,
А глаза твои узкие — угольки,
Нас никто не увидит и не услышит
Близ моей желтокожей родной реки.
Вечера, о которых потом писали:
"Незабвенные вечера"…
И чего только мы не наобещали
…как вчера.
Опускается занавес. Все сместились,
Все затянуты в битву идеологий
И впадают балованные в немилость
— их с Олимпа преследует голос строгий.
Глас народа? Так думалось и в России…
Уезжаем… Разлука… Прощанье ранит.
А в стране из поэта возник Мессия…
Я хочу, чтоб в ладонях осталась память.

(Китай, 1957)


* * *

Белые, чистые хлопья на этой панели
В грязь превращаются. Белые, чистые — в грязь.
Город жестокий украсить они не посмели,
Он ненавидит все чистое, не таясь.
Вот он — Шанхай. Над чудовищным месивом грязи
Льется из окон высоких прикрашенный свет,
Судьбы людские без смысла, без цели, без связи
Прячут от жизни нарядные тюль и жоржет.
Климат душевный тяжел, ограниченны дали,
Страшно, что вакуум жизни уютен и чист,
Люди и сами смертельно уютными стали,
Тянет в болото безжалостный город-садист.


Ёлка. Праздник

Ёлка. Праздник. Острый счастья запах.
Запах солнца, ели, хвойный свет.
Хоровод зверушек косолапых,
Пьяный, терпкий радости букет.

Жизнь уводит с ёлки в лес дремучий,
Там мерцают странные огни.
На ветвях висит туман колючий,
Под ногами путаются пни…

Не вернуться в радостное детство…
Время рассыпается, как ртуть.
У свечей зажжённых не согреться,
В зазеркальный мир не заглянуть.


(Шанхай, 40-е)


* * *

посвящается Абраше Г.

Как легко забывается чья-то боль,
а ведь были моменты
и даже ужас...
Говорю своей совести — "не неволь"
Не могу вспоминать, что
всплывало в лужах.

То ли пули свистят,
то ли чей-то стон,
то ли просто... пусто
и мать рыдает

чей-то шёпот
"граница" и "переход"
— Спаси Боже!
Но там никого не спасают...

Кем же был этот юноша,
Любин брат,
Был ли он завербован,
Во что он верил?
Незаметный, тем лучше для них
Стократ.
Сколько ли по ночам
Он как тень измерил.

Дошёл ли, перешёл ли?
Где оступился?
Был ли конец мгновенным?

(Китай, Мукден, 30-е годы
Японская оккупация)


* * *

Рождество… то… которое… Помнишь?
Нет.
Как же так ты не помнишь?
Все это бред.
И пионы? И томик стихов Тагора?
Опьянение полночного разговора?
Обещанье запомнить и день и час…
А потом… Ты не помнишь, как свет погас?



Рождество 47 г.

Тянет, так тянет назад
в музыку Грига,
песню Сольвейг,
что я пела когда-то
в концерте.
Теплый душистый воздух
(а за окном
— холод
шанхайской зимы).
Тафта-шанжан
на узких бедрах
переливается медью, огнем,
рубином. Умно скроенное
платье с "разорванным"
декольте… Шёлка шуршащий шепот.
Всегда стихи, Рабиндранат Тагор,
розово-белая пена пионов,
темные волосы,
алый рот.
На обнаженных плечах
неуловимо темные духи Карон:
их заклинаньям подвластны все:

Naimes que moi.



* * *

В прошлом девочка в Харбине
с трепетом слушала Интернационал
"Вставай, проклятьем заклеймённый…"
Какая забота о пролетариях мира!
Какая клятва великой державы!
В прошлом единство противоречий
подтверждало благополучие Харбина,
преклонявшееся перед новостройками.
В прошлом мы жили тут, но сердца наши были там,
Ленин, как говорил мне папа,
был гениальным провидцем.
В прошлом, в гостеприимном Китае,
в русском городе Харбине
русские печи распространяли тепло,
русские книги питали нашу культуру,
а все причастные к государственной службе,
были еще и Советскими русскими.
В прошлом.
Позже, спустя много лет,
девочка, верившая всему
и разуверившаяся
и вновь заворожённая… но о ней в другой раз.
Был ведь большой террор,
семьёй лично избегнутый,
были страх, разочарованность
и боль, и чувство вины…
И война в задушевных словах садиста:
"Братья и сёстры!",
в сводках, в стихах Алигер
и первые сведения о Катынских убийствах,
которым папа, поляк, не верил.
А жизнь идёт, передаёт эстафету,
География служит истории.
Есть ли такая наука?
Только — участники,
их история, их драма.
Всё сводится к поискам формулы.
Вот — "не хлебом единым"
(хотя у нас не переводилась булка).
Пусть не хлебом единым, но и без жертв.
Идеалы меняются, религия (опиум для народа)
вырастает на развалинах идеологии.
Русские становятся бразильцами,
американцами, австралийцами…
Человек меняет кожу.
Сегодня в Австралии,
приобщившись к чужой культуре,
не сумев передать детям
свою, русскую,
можно заняться поисками себя,
это принято и одобряют.
А за то, что выжили, пусть простят,
Так получилось.


Портрет поэта

старому другу поэту Ларисе Андерсон

Сквозь пространство и время
Лариса смеётся — Стихи не совсем созрели
но я — готова, хоть не могу похвастаться
положением Лотоса.
Ей девяносто два
была на Босфоре русалкой,
шоколадкой на Таити,
в Корее всадницей

Любила своих мужчин (своих?)

Прославленная красавица
с глазами морской глубины
еще моложавая Лара щелкает кастонетами

oпъяненное настоявшееся вино
тонет в чувственных сновидениях
Кто из нас, суть не тот, кого видят.
Cest vrai?

Кошки мурлькают,

сад цветет,
гостей привлекает слава —
молодой журналист из Одессы
из Лондона старый друг
‘О да, мужчина!’



Она угощает блюдами á la Russe
предлагает сочную память прошлого
стишок сует носик Давно бы!
Она обещает закончить книгу
— В своё время

Прошлое... было
мы научились многому
кольцо на пальце Ларисы
не все еще рассказало



* * *

Притёрлась к чужим талантам:
Валерий, Ларисса, Наташа*,
Как если бы к музыкантам
Примазалась кошка наша.

И память в себя вбирает
Сокровища ярких слов
Мозаику составляет
Из яви — чужой и снов.

Цитаты всегда послушны
Раскинешь их, как цветы…
И люди неравнодушны
Коль ты с "предметом" на ты…

Читаю свои доклады,
Чужие читаю стихи…
А слушатели и рады —
Прощаются все грехи.

* Валерий Прокошин, Ларисса Андерсен, Наталья Ильина


* * *

Мы лечились Парижем, французским и русским,
Богомольным, похабным, широким и узким,
Красота каждодневна, как хрусткий батон,
Бредит славой и гением Пантеон
Вавилоно-Эйфелевы ООН бредят...

Мы лечились Парижем. В листве зрела осень.
В облака прорывалась умытая просинь.
Пёстрый говор Метро, Сакрэ-Кер и Монмартр…
Город, яркий как ярмарка, мудрый, как Сартр,
Тасовал нас колодой разыгранных карт.
Париж!


(Австралия, 70-е)


Лео

1. Шанхай — Гон-Конг

Сероглазый малыш
спросил, заикаясь
"Это мой

настоящий папа?"
Он прижимался однажды
во время ветрянки,
заглядывал мне в глаза
не веря моим ответам
Следовало ли уличать его
в выдумках?
Советы: возьмите его в постель,
любите его всегда.
В двенадцать лет мы подарили ему
гитару. Испанскую,
позже приревновали
к этому инструменту
в чувствительной игре
полированного дерева,
нейлоновых струн,

крепких и светлых рук.

2. Тель Авив

В тот год он не хотел
нас видеть. Он тянулся

к новой неиспытанной жизни,
раскачиваясь с кистями

полосатого таллиса


C восходом солнца он бормотал
Ш’ма Израиль
Адоной элохейну
Адоной эход
Её вздувшийся живот. Корд.
Узел, связующий его короткую
любовь с холодной скукой


3. Эллат

Декорация — золотой и синий
Эллат, загороженный стенами
его друга, как всегда полный

музыки и разговоров в дыму.
Друг для Лео опора,
рассказы текут, но и
слушатели никогда не сказали
"Тут уж кажется ты перехватил, Хавер"*
Его пальцы на струнах,
мир полнится эхом.
Клоудберст** был награжден
серебрянным диском.
И огни и апплодисменты
смешалось всё… и
рассыпанный пепел и банки пива,
изредка скотч. Он не пьян,
он большой, без кровинки влажный,
но слова его жгут как угли, а реальность полна изъянов.



Дымно, душно, он болен
глаза красны и тяжелые веки
и страшные сказки
сжимают грудь.


4. Клоудберст

Клоудберст — есть ли лучшие слова
для названия цветущих пустынь
и спасенных душ.
У него
душа пряталась за рукой
с темными от табака пальцами.

Они писали:
"Дорогой Лео, я всё еще слышу
твой голос. Как я люблю твои песни!"
"Лео, Эллат твоя песня в дыму и тучах...
Лео, я никогда не забуду
твою музыку. Почему она так ранит?
Пожалуйста, береги себя.
Не пей так много!"


*Хавер (иврит): друг;
**Клоудберст: группа, в которой Лео пел и играл на гитаре


Голодный

Он прижимает к груди коробку
сбрасывает восемь десятков.
Снова мальчишка — сластена
Эти медово-тягучие, фруктово-ореховые шарики,

кремом набитые шоколадки
тают в голодном рту
Он все ещё чувствует вкус.

Пришедший — будто знакомый?
Что-то сказал… Шанхай
Слово звенит как колокол — Да!
Да! Он вспоминает шахматы,
Он играл…
в шахматы играл
Турнир…
УMCA… ничья с Поляковым!

Голос прорывается:

— Сидней в 64-ом
— Ты выиграл чемпионат

— Выиграл? …Ушло

И дверь закрывается
за отчужденной дочерью
незнакомыми внуками…

oставляет запутанный лабиринт
придуманного им сына
ядовитые слезы.
Стертое лицо.

— Никто не приходит.
Никто
Сволочи…
мой сын. Никого

Он прижимает к груди коробку.



* * *

Всё очень сложно:
наша причастность
и непричастность
к тем злодеяньям,
наша какая-то неопрятность
в прикосновении
к чужим страданьям.
И сменовеховство,
раздвоенность,
в разное время
разные веры:
вера в себя и самовлюбленность,
где-то пришедшее чувство меры.
Может быть, жизнь прощает ошибки?
Вот, мы в Австралии, мы живём…
Гришина тень играет на скрипке,
папа сражён пулемётным огнём,
благодарить ли за то, что живы?
Пишут друзья из далёких мест,
только о том, где отца могила,
не сообщает нам Красный Крест.


* * *

Она австралийка. Самым своим нутром.
Ещё до церемонии, меченной шуточным
подношением юного саженца, – киньте
его через плечо и он примется
в любой почве. Крепыш.

Ну, она не столь крепка,
но уже пустила здесь корень
и чувствует, что иностранность
лишь укрепляет ощущение
её принадлежности.

Почва охватывает и держит крепко,
в ней безопасность, тепло, источник энергии.
Эвкалипты быстро растут под горячим солнцем,
ветры играют и треплют тонкие листья,
к этой живой красоте привыкает глаз.

Здесь она дома и говорит: место, где я
родилась, лишь точка на карте — русский
Харбин на китайской земле. Дом здесь.
Русскость когда-то текла медом бальмонтовских
стихов, наполнялась мужеством шолоховских
героев. Позже пришла влюбленность.
Это бывает. Она полюбила английский язык.

Новые эмигранты удивлены:
— Вы совсем русская!
Те, кому не дается язык, говорят:
— Вы же совсем австралийка!

Спасшись от старой боли и новых угроз,
новые эмигранты, как дети жадно хватают
новую жизнь... потом тоскуют.
Не о друзьях (большинство которых разъехалось),
не о циркачестве новых политиканов — о местах,
где родились воспоминания, о бедной выхолощенной
земле и надвигающихся тучах…

Она больше говорит по-русски
Пишет для русской газеты
— язык всё еще льется.

Она читает Ruth Park. Радуется Gwen
Harwood и Robert Gray. Когда
ей предлагают русские стихи,
она радуется переводам.

Её собственные стихи приходят
сами на английском.

Она говорит: Они мне посылают
русские книги и обзоры биографий,
изданных в Америке и Франции. Теперь,
когда прошло три поколения
после революции, снова звучит этот плач –
"Россия… Россиюшка…" Это на меня действует.
Поэты, оказавшиеся в изгнании,
сохранили русский багаж
Она говорит: Я тоже однажды
оплакивала мир, которого я не знала…

Новые эмигранты пробуют
войти в новую жизнь. Она австралийка.
Она устраивает свою жизнь.


Семейное древо

Наоми занята поисками корней.
Почему сейчас? Она говорит:
Всё изменилось. В новой России
не все пути ведут к братским
могилам.
Она пишет письма —
никого не находит на Украине —
пропали все.
В Белоруссии — никого.
А потом, после долгих поисков,
весточка из Челябинска:
Анна Ведрова.
Аня? Потерянная кузина?

Наоми объясняет — это ради детей:
я так и не расспросила маму,
а папа был скрытным… Он ведь
порвал со своей семьёй,
когда женился на маме.

Но почему?
Дети полны любопытства —
Дед — польский шляхтич,
Бабушка из клана раввинов.

Наоми пишет и возрождает годы.
Память всплывает, как снег тополей,
как парашюты-зёрна огромных вязов…

Аня, помнишь их вкус?
Дачи за нашей рекой… наша
любимая Зотовская заимка…
Сколько нас тогда было!
Отцы приезжали из города,
нагруженные фруктами…
Помнишь купальню для женщин?
Мальчишки ныряли под брёвнами,
грузные мамы визжали… Мы были
худышки. Помнишь, однажды
Сунгари разлилась?
Лодки нас развозили по городу!
Потом была эпидемия и нас застукали
во время холеры с чёрными от вишни губами…
Как ты живешь, Аня?
Какая была у тебя жизнь?
Когда умер твой папа?
Где он родился?
Я составляю семейное
древо. С кем из родных
у тебя сохранилась связь?
Где они живут?

Анин ответ подкосил Наоми.
Позже она мне его показала.
"Дорогая Наоми, твоё письмо
было ударом грома. Я помню всё,
даже твой голос. Твоя мама пекла
замечательный штрудель. Те годы,
Наоми, были счастливейшими
в моей жизни. Я помню всё…
Это письмо ты должна обдумать.
Я овдовела и живу с дочкой.
Она хорошая девочка, но

Деспотович - Дарья Суздалова

Пятница, 16 Апреля 2021 г. 12:42 + в цитатник
Деспотович
автор - Дарья Суздалова



Маляры

Из-за Деспотовича мне пришлось нанять двух маляров. Толку от них немного: пока они, сбиваясь с ног, затушевывают одну линию, Деспотович успевает наделать десять новых —
десять ужасных смоляных линий, запрещенных в классическом пространстве;
что я могу противопоставить этой провокации? Увы, только маляров-неумех; впрочем, дрянные маляры — все же лучше, чем ничего; на войне, как говорится, все средства хороши;
иногда мне кажется, что маляры — это лишь предлог, уловка ума, который больше всего боится остаться в одиночестве среди декораций Деспотовича;
глупая возня — вот что помогает не спятить, удержаться на зыбкой поверхности; и когда день, истраченный на созерцание неравной борьбы, подходит к концу, я чувствую, кроме досады, еще и облегчение, жалкую радость, что все закончилось не так плохо, как могло бы.
После того, как в звенящей вечерней тишине я выдаю малярам жалованье, всегда, конечно, урезанное — они и сами знают, что больше им не полагается, — мы садимся ужинать;
молча ютятся маляры за столом, не смея поднять глаз, даже своим мелким умишком понимая, что еще одна битва проиграна, еще один день потрачен впустую, и терпеливо ждут, пока я разливаю по тарелкам — так медленно, как только умею, — едва теплый суп. Едят они жадно, как собаки, ловя на лету хлебные корки, которые я бросаю им, — после чего встают и на цыпочках удаляются в будки, те, что я построил для них во дворе из щепок, земли и прошлогодних листьев.


Плачек

Каждую ночь, в промежутке между вторым и третьим часом, повторяется одно и то же: господин Плачек покидает свой чердак и при полном параде отправляется в путь;
вниз по подъездной лестнице — быть может, малость узкой, но в целом типичной: в семь утра на ней возится с половой тряпкой уборщица, в десять топает, шумно вздыхая, почтальон, а после полудня дочери булочника с третьего этажа, похожие на маленьких бесцветных старушек, играют в куклы;
но сейчас здесь заправляет Плачек; мягко, но упорно, как капля воды по желобу, движется он по лестнице; крик-крак, крик-крак — поскрипывают ветхие деревянные ступени;
этот дом, где пахнет плесенью и воском, где за неимением балконов белье развешивают на ветках чахлого дворового дуба, давно пора снести; неудивительно, что здесь живут сплошь ипохондрики и сомнамбулы, и первый среди них, господин Плачек, в дневное время — пенсионер, ветеран войны, получающий пособие в три тысячи от государства, сейчас, посреди тоскливой зимней ночи, движется вниз с роковой неумолимостью;
как остановить его? Я слышу жалобный стон: это певица, моя соседка сверху; завтра все жильцы дома, включая меня, узнают, какой ей приснился кошмар из-за Плачека;
всего один короткий стон — значит, он уже у ее двери; значит, скоро придет и мой черед;
что ж, неужели мы и вправду так беспомощны? Разве это так сложно: обратиться в соответствующие инстанции, написать пару-тройку писем, прибегнуть к увещеванию, взысканию, а если понадобится — то и выселению? Откровенно говоря, кто из нас не мечтал, терзаясь бессонницей, что именно он обуздает Плачека, освободит целый дом от его назойливых ночных вылазок? Увы, при свете дня наша решимость улетучивается: мы избегаем любых мыслей о Плачеке, как будто он — что-то вроде привидения или плохого сна, о котором неловко рассказывать и хочется поскорее забыть;
а случись кому-нибудь из нас встретиться с ним на лестнице днем (слава богу, это случается крайне редко, ведь Плачек нелюдим), как мы тушуемся, вжимаемся в стену, уступая ему дорогу, потому что понимаем: нам нечего сказать дневному Плачеку, пенсионеру и ветерану с пособием в три тысячи от государства;
время течет медленно, я не слышу шагов, ибо Плачек, совершая свой крестный путь, подстраивается под сердцебиение, под нервное постукивание окна, которое я забыл закрыть;
в одну из этих вязких неразличимых минут Плачек добирается до первого этажа; он останавливается у моей двери, вытягивается по стойке смирно и салютует, что означает: майор Плачек прибыл и готов рапортовать;
мой гражданский долг — играя на опережение, как можно быстрее добраться до коридора, распахнуть входную дверь и обратиться к темноте, где обретается мой непрошеный гость, со словами:
то, что вы делаете, господин Плачек, — это террор, каприз и мистификация. Война давно окончена. Прошу вас по-соседски и от имени всех жильцов этого дома: возьмите себя в руки и немедленно ступайте на чердак;
или хотя бы так:
имейте совесть, господин Плачек; я уже не молодой человек, у меня хронический панкреатит и шумы в сердце, вот, полюбуйтесь — после чего, распахнув махровый халат, изумить ветерана бледностью и узловатостью своего тела;
но вместо этого я вытягиваюсь в кровати, как Христос на кресте, безропотно, и позволяю старому подонку рапортовать.



Лица

Там, куда добирается Деспотович, пространство вязко и тошнотворно, органические формы плохо обоснованы; объекты теряют свою притягательность и, вместо того чтобы упрочивать связи наблюдателя с миром, ослабляют их. Что касается меня, то я научился терпеть любые выходки, включая завихрения и поглощения, и одному богу известно, какую цену мне пришлось заплатить за эту учебу. И все-таки есть кое-что, к чему я, наверное, никогда не привыкну: это — ужасная игра Деспотовича с человеческими лицами.
Лица — моя слабость, ахиллесова пята, и он, зная это, нарочно обряжает их: сжатие, уплощение, затемнение и выщелачивание — его излюбленные приемы. Если, например, к тебе подступает, представившись почтальоном, старик, лицо которого черно и перепахано, как поле, — значит, Деспотович рядом; значит, снова настали трудные времена.
Хуже всего то, что теперь он взялся обряжать и святая святых — детские личики, превращая их милые округлости в мутноватые круговороты. В последний раз я нашел обряженным мальчика в переулке недалеко от рыбного рынка, по его лицу будто прошелся каток, не пощадив ни невинных голубых глазенок, ни щек, ни носа, — и после этой зловещей эскапады я не придумал ничего лучше, чем вернуться на рынок и там совершить импульсивную и злую покупку: уцененных, по десять гривен за штуку, карасей.



Лачужка

И если когда-нибудь на старости лет ты купишь лачужку в долине и по привычке примешься упорядочивать пространство — конечно, это будет сад камней, а не огород или куриная ферма, — убедись, что рядом нет Деспотовича;
ибо если ты любишь камни, то Деспотович окружит тебя водой; по сути, это уже произошло: в собственном саду, по колено в воде, с маленькими граблями в руках, ты обездвижен, потому что вода прибывает с шумом и отовсюду, и лачужка, и без того хлипкая, уже трещит по швам и, наверное, скоро рухнет, — и нет на такие случаи никакого высочайшего правосудия, никакого метафизического утешения.


Илллюстрации Марьяны Клочко

https://polutona.ru/?show=0416124228


Сатанаторий - Белорусский сатанист

Пятница, 16 Апреля 2021 г. 00:15 + в цитатник
Сатанаторий
автор - Белорусский сатанист

Кот моего врага

Уйдя под землю от сук-собак,
Я радостно снял рога,
Но вижу: прётся ко мне во мрак
Кот моего врага.

Сияет шерсть у него, как лёд,
Который не обоссышь,
Зубами синими этот кот
Рогатую держит мышь.

Я сбёг оттуда курить пейот,
Мимо прошли снега,
Но мимо более не пройдёт
Кот моего врага.

В укрытье нет никого моём,
Но это иллюзья лишь:
Я знаю, гадина, под столом
Ты невидимкой спишь.

Ко мне пришла сволота и сныть,
Ёбань и хуерга.
Я их расспрашивал: "Как убить
Тварь моего врага?"

Но сныть был нем, сволота же — глух,
И не было хуерги,
И росли под окнами, как лопух,
Твари мои враги.




***

Выхожу один я свинорого.
Ночь пуста. Валяется сугроб.
Вижу фонаря простую ногу,
Вижу, ты заждался рифмы "гроб".

Из-за снега лезут люди-глыбы.
Не хочу глядеть на их обман.
Спинорогой стать хочу я рыбой
И уйти в подземный океан.




Сатанадцать

Иду по земле сатанадцать лет,
Из мести мои сапоги.
В душе нарисован врага еблет,
Растут у врага роги.

Я жёг возле кладбища чёрный костёр,
За мною был синий лес.
На этом кладбище до сих пор
Синий гуляет бес.

Враги не верят, что я поэт:
У них паразиты в мозгу.
Но я иду сатанадцать лет,
Чтоб отомстить врагу.

Я вызову гада своим стихом
Из синей пустой воды.
Поэмой воздвигну змеиный холм
На месте твоей пизды.

Мамашу врага и его отца
Отправлю в тартарары.
Такая вот будет поэма конца,
Такая поэма горы.




Течка твоей собаки
Вадиму Калинину

Вижу я птиц во мраке,
Рыболюдей в снегу,
Течку твоей собаки,
В ухе врага серьгу.

Небо рассвета псово,
Яростный ум — котов.
Ссут под луною совы,
К этому я готов.

Холин живал в бараке,
Пиздил бабло Вийон.
Течка твоей собаки,
Мой жуткорожий сон.

Духа мово колонна,
Ваших собранье днищ.
Призраки Вавилона
Лезут в мою мытищь.

Вы испугались, суки,
Скомкали целый лист.
Ждёте уж рифмы "руки",
Ленточку, лень и хлыст.

Чтобы однажды раки
В реку украли вас,
В течку своей собаки,
В лунный червивый час.




***

Горбится потерянная жопа,
Тянутся лазурные снега.
Наш участок бабой перекопан,
Но зато у нас растут рога.

Где моей цвести не знаю фразе,
Вакуума вычурный вагант.
Юг ебло сжигает, точно лазер,
Север старомоден, как сервант.

Сдохла холлидеев халлилуйя,
И теперь во имя Барбелит
Я беру штакетину гнилую,
Чтобы вам попортить внешний вид.




Метофезические стихи

Я слышал истину гвоздя,
Что стену вбил во мрак:
"Как сердцу высказать себя?
Наверное, никак".

Чей конь испортил борозду?
Чья нá сердце змея?
Я знаю рифму ко гвоздю,
Но толку от нея,

Коль, сатаны принявши вид,
Прикрыв лицо кустом,
Как недарэка, бог стоит
На кладбище златом?




Карантин

Сижу за решёткой на дне этажа.
На небе болтается жопа ежа.
Сосед говорит: "Я здоров, повезло", —
И маску цепляет на злое ебло.

Мой всратый товарищ, давай улетим:
Меня заебал карантин-карантин.




***

В эту тьму я пришёл по ножу
И связал языки полусфер.
В чёрном небе я рожь посажу,
В чёрном небе, где спит Люцифер.

А когда станут земли пустей
Без тупой чел-овечьей любви,
В этой ржи я увижу чертей,
Буду их, будто пропасть, ловить.

Поплывут они вверх, как сомы,
Поплывут они вниз, как хуйня,
И в преддверье ментальной зимы
Чёрным снегом накроет меня.




Сатанаторий

Я знаю множество историй.
Пойдём со мной в сатанаторий.



Жаботикаба

В огород пойду я,
Там жаботикаба.
Дура любит хуя,
Потому что баба.

Вместо сельдерея
Баб растёт культура.
Баба любит гея,
Потому что дура.

Баба, шли донаты,
Раз тебе я дорог.
Я куплю халат и
Три ведра кагора.

В огороде чабер
Вырос вместо мака.
Не прислала баба
Мне бабла, однако.

Не растёт ревень и
У поэзьи смыслы.
Был бы я бабенью —
Тоже бы не выслал.




***

Как-то шёл я поссать в огороде,
Но пробрался быдлан в огород.
Биомусор вокруг меня бродит,
Биомусор вокруг меня жрёт.

Я поеду на днях в Лиепаю,
Я не вынесу эту печаль:
Биомусор вокруг покупает
Свой поганый пакетовый чай.

На деревьях поганые почки,
В них листо?вое быдло сидит.
Биомусор несёт когтеточки
И корма для своих котогнид.

Сатана! Если в комнатах ада
Я увижу сей мусор людской,
То такого мне ада не надо,
То меня лучше ёбни доской.




***

Башка твово бати плешива,
Повесился дед на ремне.
Ты задом стоишь, как машина,
Ко мне, хуебора, ко мне.

Во мне основалась идея,
Могу ейным льдом я сковать.
Какое ты право имеешь
Ко мне своим задом стоять?

Порос ты бессмысленным мохом,
Залезши в дыру под стеной.
С какой же ты стати в эпоху
Одну проживаешь со мной?

Весь Минск заселили холопы,
По их мы гуляем говну!
Давай убирай свою жопу,
А то позову Сатану.




Посох и дуда
Так отдай мне посох и дуду,
я пойду на горную гряду.


Марк Перельман


Заползу в ночи на tinder.com,
Познакомлюсь там с ролевиком.
Украду евойную дуду
И пойду на горную гряду.

Вру: какая горная гряда?
Тут подъезда мрачная пизда.
Я иду в костюме мудака,
Стибрив посох у ролевика.

Спят гряда унылого стиха
И толчок в костюме лопуха.
Сатанится чорная вода,
И танцуют посох и дуда.

Жаль, что мало я несу во ад:
Надо было стибрить шоколад,
Колбасу и парочку котлет,
Но забыл: что делать, я поэт!

https://polutona.ru/?show=0416001542


птичка понедельника - Евгения Ульянкина

Четверг, 15 Апреля 2021 г. 21:07 + в цитатник
птичка понедельника
автор - Евгения Ульянкина

///

Времена настанут такие, что да и нет…
Михаил Гронас

деревянное тело
твёрдый тупой предмет
сколько на самом деле тебе лет
вскроешь а там ко?льца
ко?льца слова слова
год выдают за два

ходишь а следом чистый ручей течёт
волнами с горки толчок толчок
панночка пеночка птичка
чирик чирик
ты чё ты чё

дождевой червяк
перевёрнутый человек
зеркало зеркало
видишь меня нет
что тебе видимо
время вода вода
дерево дерево да


///

облако без окон без дверей
медленный убыточный огонь
сном наружу липкие глаза
сядем и похлопаем пилоту

ты чего не дышишь дорогой
маешься чего-то

у твоей берёзы лёгкая слеза
у твоей осины шапка набекрень

твой терновник вот он


///

иди за голосом дождя
на запах тишины
туда где над водой висит
тяжёлый летний сад
где замер лист перед травой
цветок перед пчелой
и смотрит сон за тем кто спит
и пьет с его лица

замри умри апрельский свет
черёмуховый дух
последний холод у ворот
неузнанным возник
потоп и топот переход
на трепетный язык
воды и неба вот ответ
воинственному льду

но там за грозовой горой
нетронутый покой

блажен кто спит
и видят сны
примерное дитя


///

Говорю, голову береги.
Поклонись дереву, воробью
так, будто они враги,
держат твою семью.

Впереди холодно. Власть воды,
хоровод белых её детей.
Прогрызать корочку, рыть ходы.
Не собрать костей.

За душой звякают мир и меч —
кассир в Пятёрочке разменял.
Подними голову. Только речь
сделана из огня.


///

фиолетовая в крапинку
а хотите я ещё
стукну будет просто капелька
никакой не жучок

в ночь скрежещет стройка домика
и стрекочет светофор
а уснёшь под утро
и приходят дворники
листья собирать в костёр

вспыхнет за секунду до будильника
не успеет догореть
божия коровка
птичка понедельника
чёрная на треть


///

ходит по воздушным половицам
ветер из окна в окно
входит и выходит
правда замечательно выходит
иногда немножечко застрянет
а потом нормально так выходит
трубным гласом
голосом утробным
говорит

не спи а то застанешь
перемену мест живых и мёртвых

утро нас встречает где придётся
и на том спасибо


///

солнца выпуклый блинок
снега ласковый белёк
воронёнка уголёк
эти как их прилетели
в белом венчике из роз
ветер мальчика унёс
и запрыгали запели
сами по себе качели

что за глупые качели
в самом деле
в самом деле

поиграй со мной вода
кто последний тот при теле


///

тебе виднее подойди поближе
для зрительного так сказать контакта
глаза в глаза как ложечки как чашки
и вот я вижу

прозрачный снег как битое стекло
ворона волочит крыло
фонарь чахоточный покашливает светом
и шарит зверь по городу заветный
он голоден особенно зимой

а кто это тут тёпленький такой
эх заяц заяц где твои белила


///

разрешённые прогулки
по незапертым кругам
где невидимые птицы
общим воздухом поют

положи на сердце руку
и признайся Вальсингам
ты у них списал втихую
эту песенку свою

эту песенку твою
местный зверь на веках высек
скорый сон в утробе носит

мы стоим единым фронтом
мы единый гордый список
исчезающие виды
на плакате Мосприрода


///

в светофоре живет сверчок
чтобы петь на зеленый свет
жить у лампочки горячо
остываешь потом в земле

обновляешь собой состав
почвы грунтовых вод
служишь пищей для трав

смертию смерть поправ
совершается переход:

катит воды нале- напра-
металлическая река
и на берег тебя ведёт
ликованье сверчка

https://polutona.ru/?show=0415210728


Невыносимо светлое настоящее - Ксения Калаидзиду

Среда, 14 Апреля 2021 г. 20:27 + в цитатник
Невыносимо светлое настоящее
автор - Ксения Калаидзиду

Резюме

Расскажу о себе молчанием:

если перестанут изменения имён в листовках

мутить воду

увидите дно истории –

там лежит моё классовое сознание

под чёрным нейлоном в тяжёлых сервантах

невольно принятое наследство

стоически терпевшее десятилетиями

откладывая жизнь и любовь

на светлое будущее в наземном рае

сверкая чешским хрусталём

и глотая его осколки –

так же и кукольный дом из советчины

на моей новой родине

утешение для ссыльных

и для неритмичных красная камера

стопками рукописей и материалов собраний

привязанных к сердцу пуповиной

повис грузом на переездах

заверяя афганский синдром.

10.09.2020


Zay gezunt Е. И. (R.I.P.)

No more to say, and nothing to weep for

but the Beings in the Dream, trapped in its disappearance

– Allen Ginsberg , Kaddish

Глазами ты перешла пустыню

в неизвестной тебе стране –

так было и ныне, и присно, и вовеки веков.

Пятнадцать процентов Харькова

и учительский забор из "почекайте",

как ракеты взмывавшие в воздух

минареты Чимкента,

вавилонские башни советской Москвы,

и вот, наконец,

пути Александра,

в лабиринтах супермаркетов

византийские камни,

потребительский сад камней

чьей-то репатриации.

Тридцать лет

ты ждала в этой комнате

горсть земли Израилевой

на твою постель.

Спи, дочь Исаака,

здесь всё ещё пишут стихи.

24.03.2021


Hermanas

И вдруг, они познали слово "нет":

репетируемое на тротуарах,

кровавящее стены краской,

передающееся с устройства на устройство

лесным пожаром,

поднимающее знамена,

разоблачающее имена.

Уши и рты

с готовностью открываются,

будто занавес.

Но там, в этой буре

украшенных гневом лиц,

глянцевых журналов

и лозунгов –

сдавленные взгляды,

опущенный шепот,

которым не поверили

товарищи и товарки,

они ведь всполошили своим трауром

божественную литургию революции!

И вот теперь на цыпочках, точа

все свои жизни, блуждаем,

бездомные кошки

во всемирном дворе.

23.01.2021

Записки из поэтической лаборатории – парафраз Манолиса Анагностакиса (Салоники, 9.03.1925 – Афины, 23.06.2005)

Смотреть мы будем в глаза друг другу

и моё молчание скажет:

- Манолис Анагностакис

Я не хочу тебе рассказывать

о всём, что у меня забрали тьма и Лета,

и в переулках моего сознания

оно ещё ожоги сеет.

Ни о ночах в дожде,

ни даже о доме не моём

рассказывать тебе я не хочу,

ни о могильных плитах из ветров,

о целых зáмках,

о том, как мои же слова меня сослали –

как и тебя.

Я лишь тебе скажу,

что только самого себя ты не объял

и объять не дал никому другому,

и потому меня ты спрятал

в своём пречёрном море, как

в зенице ока.

Вот так и я поставила тебя на полку

обёрнутым в бессонницу,

чтобы тобою любоваться иногда.

30.01.2010

Ностальгия

Только память-звезда в сердце бездны жива,

Свет пустынный в пути: теплотрассы во мгле,

Что заводов остовы, панель-острова

Завели в никуда, как китов на земле.

Там военный наш мир, зелены поезда,

Сквозь морозный туман в космос снег бороздят –

Провожают домой... провода, провода

Чей-то голос несут через памяти ряд.

Горизонт ею ранен, заря временит –

Не увидеть бы день наш на лоне зимы.

Осыпаются вечности сталь и гранит

Кровяной мишурой, и остались лишь мы.

11.01.2021


В летнем кино

Я снова здесь, потому что красиво:
парк, цветы, цикады, как фильм про лето
прямо из Чёрного моря,
лижущего рану на коленке, забитую донецкой угольной пылью,
будто мой заткнутый белой грязью рот,
красную, вульгарную, с бахромой пеньюаров,
ждущих на матрасе свободного пользования
на бензозаправке в промзоне –
там меня нет, и суда нет.

Я в комнате с белым потолком,
низким, чтобы право на надежду сидело смирно –
вдруг пошевелюсь, и потолок упадёт,
и весь наш пятиэтажный бетонный гроб,
уютный дом советов без лебединого озера,
второклассница,
прячу под подушку плеер,
море глазное мечтает о бритве,
вдруг исправлю себя –
ты мне сказала, как можно тебе, это песня про секс,
я с тех пор была влюбчива,
а ты не признавала идиш родным,
мать матери,
спевшая кадиш по своей
в военный день своего рождения
на берегу Японского моря,
твои руки, как морская капуста, затыкали мне уши и голову,
я часами не слышала
и не выучилась на фортепиано,
а оно стояло в зале чёрное, тяжёлое,
как приговор нашей местной фабрики,
приводимый регулярно в исполнение,
потому что ремни не привыкли молчать,
а я-животное должно,
пусть оно уже молчало,
подслушивая дедовы лекции серванту
по строительной механике
из своего нового дома под диваном,
заселенного в поисках тишины,
пусть все эти долги перед Родиной-матерью
долбили внутренности тупой вилкой
и лежали по струнке, чтобы в 11й раз не вырвало,
вы уже знали, что эти ваши руки
вырастут как Гидра, станут мужскими,
готовыми ломать
не строить.

Я подбирала раз за разом и подбиралась
руками человека под названием "отец" –
инопланетное такое слово,
как в советской фантастике,
никогда не могла его выговорить на родном –
разнототемными руками,
похожими на его разбитое зеркало
и инсулиновые комы,
на унаследованную восточную похоть
и кочевное самопоедание,
пропитанными ступором,
за который его оправдали,
их всегда оправдывают,
когда я смотрю на них и сплю,
заткнутая щупальцами,
но восток теперь будет не того цвета,
в который уходят неуловимые,
до следующего переливания крови.

2019

https://polutona.ru/?show=0414202706


Письма Джону Сноу - Мария Штейнман

Вторник, 13 Апреля 2021 г. 09:55 + в цитатник
Письма Джону Сноу
автор - Мария Штейнман

***

Мир не кончится - просто
Мир будет совсем иной.
И мы будем счастливы - я
И те, кто будут тогда со мной.

Людям - тем, кто не примет мир -
Им, конечно, дадут сбежать.
Они с криком кинутся прочь,
Удирая, как от ножа.

А мы будем любить их, смеяться
и вслед им рукой махать,
потому что страх в новом мире - сущая чепуха,
потому что печаль улетает, как шелуха,
все, в чем нету любви, рассыплется как труха.
Потому что жизнь прекрасна и ночь тиха.

Я держу мир в ладонях, словно рифму в конце стиха.
Он пригрелся и ждет рассвета, посапывая слегка.



ИЗ ПИСЕМ ДЖОНУ СНОУ

#1

Дорогой Джон Сноу,
я пишу тебе из-за Стены,
тут просто жуть как холодно
и снег никогда не тает

наш Король-за-Стеной
говорит про угрозу новой войны
но мы всех победим
благо, мамонтов тут хватает

снег да снег да мороз кругом
говорят, Ходоки –
они тоже замерзли где-то
слушай, Сноу – мы очень друг другу нужны

чтобы вместе дожить до дня
когда все же наступит лето
наплевать, с какой стороны Стены
наши короли друг другу грозят мечами

не границы, а люди!
только люди зимой важны
да и летом тоже. Но этот урок
до сих пор не выучен нами.

ну, Джон Сноу, пока!
пора собираться в путь
разогрею воск,
запечатаю длинный свиток

наплевать на политику!
главное не забудь –
не предавай меня
и я тоже тебя не выдам.

#4


Дорогой Джон Сноу – и тут
Джон офигел и замолк. Пытаюсь выйти на связь.
Джон, ты чего молчишь? Неужели связь прервалась?
Скажи мне, ты хочешь в рай?
Ведь если уже все равно
и в итоге всем погибать –
почему бы с собой не забрать
Эссос, Браавос, Вестерос? Но
только Станнис, пожалуй, мог так сказать
Почему тогда на душе темно?
и Азор Ахай не придет спасать
– он и сам
как Роланд однажды –
поверил своим словам
и с тех пор скитается по чужим временам
откликаясь только на рОга звук.

Слышишь звон мечей и копыт перестук?
Видишь, как плачет небесная твердь и земная плоть?
"Мы правы, враг не прав" –
Все еще веришь, что "за нас Господь"?

Впрочем, стой, погоди. Это кто еще тут?
Слышишь шорох? Это два дурака
Сэм и Фродо – которым власть не нужна –
В очередной раз мир спасать идут.

#5

Если долго вглядываться в Джона Сноу
то Джон Сноу начинает вглядываться в тебя

Дуют ветра зимы,
и звезды дрожат звеня
Как пережить этот холод, Джон
если не верить совсем ни во что –
ну хотя бы в себя?

Дуют ветра зимы,
выдувая тепло,
а также совесть, разум и честь
Неужели у нас нет шансов в этой игре?
Или – все-таки шансы есть?

Короли снова ссорятся, Джон,
напоминая подростков
или вовсе малых ребят
Дуют ветра зимы
и с деревьев белые лики на нас глядят

Наш пергамент, чернила и перья –
не самый надежный щит
против холода, ветра и тьмы
Но мы стоим на Стене, Джон Сноу,
И мы не уйдем отсюда
Потому что – кто, если не мы?

#10

Дорогой Джон Сноу, ты наверное все-таки прав
Очень трудно ходить по земле,
взгляд к небесам подняв
Невозможно летать на драконе,
если ты не дракон внутри
Невозможно сидеть на железном троне
Если он не нужен тебе – а теперь смотри
был расплавлен мечей металл
но он снова собран – таков закон
и теперь к облакам поднимается новый трон
новый купол и новый храм
оглянись и увидишь сам
Джон, прошу тебя, поскорей возвращайся к нам.


#11

что ты хочешь услышать? –
говорит мне негромко Джон
меня предал друг и отправил за Стену
(как ты помнишь, зовут его Тирион)
ни кольцо всевластья, ни трон
не терпят зияющей пустоты
поэтому те, кто стремились к власти,
либо стали драконами либо давно мертвы

– ну а ты?
– а что я?
Я так и не стал королем
и еще я убил любимую, захотевшую стать огнем
и спалить весь мир в своем пламени –
справедливость превыше всего
я всю жизнь свою пробыл пешкой
но так и не понял того

в небе танцуют драконы
на шахматных клетках идет игра
и будет полной наивностью думать
будто это битва добра и зла

но у пешек есть личный выбор
(ведь никто его не отменял)
и свобода воли – последнее,
что останется у меня

так мне сказал Джон Сноу
и с улыбкой шагнул в полуночную тьму
а теперь я сижу и думаю –
что тут можно ответить ему


СУММА МИФОЛОГИИ

***

В одной всем известной трилогии (не путать с экранизацией)
эльф жаловался приятелю, насколько я помню – хоббиту:
Не приведи, мол, судьба ему пройтись по морскому берегу,
услышать плач птичий-чаячий, потрогать морскую волну.

Иначе – прощай все привычное: леса перестанут радовать
листва зеленая выцветет, и тяга к Дому Предвечному
изменит всю жизнь ему.

Все именно так исполнилось, и Леголас ушел за море,
где пристань у вечного города вечно всех эльфов ждет.

...и я, побывав в Израиле,
не знаю теперь спокойствия.
Мне шепот камней его слышится
мне небеса его видятся
и Вечный Город зовет.

***

О мой Город, белый и золотой –
люди, крыши и кошки
башни и купола
лестницы, окна, арки, колокола
я прошу – останься со мной
Валинор, мой Город, белый и золотой

запах кофе и хлеба,
запах солнца и ветра
и оливы в садах
я иду по тебе, мой Город, свое сердце несу в руках
если бы можно было остаться с тобой –
о мой Город, белый и золотой

мое сердце – с тобой, мой Город
шорох моих шагов вплелся в голос твоих камней
здесь есть солнце, но нет теней
купол вечности над тобой –
Ерушалаим, мой вечный Город
мой Город – белый и золотой.

***

Хочу с тобой шагать по древним плитам
И кофе пить – с корицей, кардамоном,
и дымом от жаровни старой медной–
Такой же закопченной и горячей,
как взгляд кофейный старика за стойкой
Который осторожно разливает
его по старым выщербленным чашкам
…и нету кофе этого вкуснее!
И ветер с Иудейских гор пусть дует
И пузырит рубашки для просушки –
как паруса неведомых фрегатов
которые приплыли с нами в Яффо
примерно пару тысяч лет назад, не меньше.
И с этих пор мы жизнь за жизнью ходим,
друг друга в переулках узких ищем
И где-то раз в столетье удается –
под Яффскими воротами, конечно, -
обняться среди взглядов любопытных.
………………………………………………………..
хочу стоять над Городом в обнимку
И ждать, когда рассвет раскроет небо.

***

Это Исаак бен Давид,
лет ему около сорока
Он погрузнел за последний год –
для еврея жизнь нелегка

Он богат и удачлив – все еще,
у него есть дети, жена, друзья
Но сейчас он мрачен – во сне ему
снилась стая голодного воронья.

Его окна теперь выходят на синагогу –
Столько лет он туда не ходил.
Он был занят делами, занят политикой
на молитву уже не осталось сил.

Ривка плачет: "Исаак, Исаак,
Ты помнишь Хрустальную ночь?!
Сколько было у нас соседей вокруг –
И никто не хотел помочь

Ну зачем тебе был новый дом?
Подумай о детях и обо мне"
Ривка плачет, Исаак думает,
что ему ответить жене.

Наконец говорит: "Я рожден в Германии,
И я верен своей стране".

Исаак машет рукой тяжело –
Видно, сон тот необъясним.
Ривка плачет, идет накрывать на стол.
А потом приходят за ним.

Солнце идет к закату,
вместе с жизнью, детьми, женой

Перед ними я виноват – думает Исаак.
Ах, какой я дурак – думает Исаак
"Ривка, прости!" – кричит Исаак
"Шма Исраэль" – успевает сказать Исаак

А потом просыпается мной.


***


Девочка бежит среди высокой травы
Ветер шевелит непокорные пряди
Девочка-девочка, здесь только небо и ты
А родители остались сзади

Девочка-девочка, улицы здесь пусты
Солнце стоит в зените, жарко и очень тихо
Впереди тебя ждут реки, моря, мосты
Не оглядывайся, девочка, если ты не трусиха

Девочка-девочка, слышишь шаги за спиной?
Это детство уходит, тихо, как день вчерашний
Неизвестность подхватит тебя волной
И понесет с собой все выше, выше и дальше

Девочка-девочка, имя свое не забудь
Оно – твой ключ и замок, оно – твой залог удачи
Вот твой дракон, пора собираться в путь
Ты и сама – дракон, а драконы не плачут




https://polutona.ru/?show=0413095528


Из книги стихов «Испанская партия» - Александра Мкртчян

Понедельник, 12 Апреля 2021 г. 23:07 + в цитатник
Из книги стихов «Испанская партия»
автор - Александра Мкртчян

Остров Куртца

Если плыть по течению любой реки
однажды, минуя мангровые заросли,
приплывешь к острову
полковника Куртца.

Первыми выскочат обезьяны:
ими движет чистое любопытство,
затем появится связующее звено —
человек искусства, или психотерапевт, или шаман,
он на скорую руку поделится опытом:
как обращаться к полковнику,
как здесь все обстоит.

Сам полковник Куртц
появится к вечеру,
ты для него — новая кровь,
поначалу не вызывающая особых чувств.
Полковник расскажет тебе
о местных нравах,
о том, как недавно к его берегам
прибило красивых людей,
кверху брюхом,
ему теперь есть, из кого выбирать.
Затем он уйдет в свои покои,
а ты поброди здесь, освойся.

Утром он упражняется с мечом —
головы тут и там,
всегда имей под рукой человека,
который будет говорить тебе исключительные вещи,
советует полковник,
ты-то тут не за этим,
не так ли.

Что будешь делать после того,
как убьешь меня?— спрашивает полковник,
подставляя свою бычью шею.
Заберешь их с собой на свое утлое
суденышко?
Сможешь ли ты позаботиться о них,
как следует?
Подумай об этом, — умоляющим тоном
произносит полковник.


* * *

Когда пишешь,
главное — не уснуть.
Такое порой случается:
пребывая в рамках своей культуры,
время от времени впадаешь в сновидение,
сновидишь, не приходя в сознание,
иными словами, спишь, галлюцинируешь,
а когда приходишь в себя —
видимо, кто-то снова испытал ядерную бомбу —
оказывается, ты все это время по инерции что-то писал.


* * *

Вот, я снова в ковчеге,
везу несколько бутылок, запечатанных сургучом.
В них души незабвенных людей.
Однажды, когда снова наступит цивилизация,
я сделаю из них голограммы
и буду говорить с ними
обо всем,
они будут отвечать мне цитатами из собственных книг
на все лады.
Все четыре тома из этой бутылки —
не дадут мне забыть об истоках разума;
один трактат, исследования и пара разноцветных тетрадей — в другой,
в третьей поэма,
то, что мне удалось спасти.
Бог, ты же обещал,
радуга, помещенная в облаке,
которая была символом договора
между тобой и землей, помнишь?
Однако
мог ли ты услышать мои слова,
как прежде,
когда многие из них произносились впервые?
В последние дни
половины обозначаемых предметов,
уже давно не было,
а другой половины не было никогда.
Треугольник Фреге смыло водой.
Даже лучше,
никаких жалоб отныне,
никаких претензий,
теперь я могу быть кем угодно,
мысль моя полетит над океаном
в любую сторону,
во все стороны,
больше нет никакой повестки,
нет формы и нет границ,
и поскольку я помню прежние,
новые будут,
о, поверьте, новые границы
будут таковы, что стоящий на одном берегу
никогда не услышит стоящего на другом.
И если меня спросят, почему это именно так,
я отвечу: моя память
отравила меня.


* * *

Мышление удивительно:
сначала ты переходишь от А к В, затем к С,
потом ты уже соглашаешься с тем,
что бог не может быть создателем зла,
ведь это очевидно,
а вот ты уже следуешь за мальчиком в красных шортах,
который привиделся вдалеке после бомбежки,
единственный выживший ребенок,
бежишь за ним по зеленой траве,
по бесконечному минному полю,
нет ему ни конца ни края,
потому что это абсолютно последовательно,
абсолютно, последовательно,
не было другого варианта.


* * *

Разум усталый картину творит из тел полусгнивших,
это трактует как то, то как это, а может быть, аналогично,
это подобно вчерашнему, первому дню на планете,
помните, Анна Петровна ловила стрекоз на болоте?
Давеча грустный Аркадий несколько пятен поймал на картинке.
Утром меж тем грозный Ктулху единорогообразный
выступил из прибоя, лоб его хмурый бугристый,
Людочка, это же папа, криком разносится эхо,
чудо вера твоя сотворила, из темного Афганистана.

Тянутся тонкие руки в топкие норы кротовы,
звуки, знакомые с детства, над Марсом кровавым клубятся.
Помнишь, как в аспида с Ромой, мальчишкой беззубым, играли?
Помню, вернись в мое лоно, — бездна тебе отвечает.


* * *

Сколько погибло их в пермском периоде,
огромных, синапсидопобных,
с мощными сухожилиями, амнионами и серозой,
адаптивную радиацию помнишь?
Сколько силы было в их взгляде —
бывало, глянут — и тысячи мелких осколочных
трилобитов или всяких там семян папоротника
фух! — и всё!
нет их, не видно.
Клада могучая…
И не нуждались дейноцефалы в какой-то там мысли,
их вид и был мыслью — лапы, хвосты!
Если бы не метеориты,
так и сидели бы динозавры на деревьях,
до сих пор бы сидели.


* * *

По мотивам фильма "Бескрайняя ночь" Эндрю Паттерсона

Надо было мне,
надо было тогда, в 1950-м
в Каюге, штат Нью-Мексико,
не отпускать эту сияющую тарелку,
бьющую в лицо лучами света,
каждая деталь в которой,
эти прожекторы например,
были воплощением любви и отзывчивости,
не ходить потом по больницам, демонстрируя странные рубцы,
не трясти головой,
опутанной проводами:
они хотели меня похитить! они собирались меня забрать!
Вот идиот, говорили врачи.
Помню, меня тогда восхищала идея полупроводников
с диодами на основе… господи,
а еще в городе открылась новая сеть домашних ресторанов,
и трава была такая зеленая,
а под кораблем она почернела.
Как же нас порой подводят наши собственные чувства!
Идиот, они хотели тебя спасти.


* * *

Сколько правды было в подстрочнике,
сколько силы — в неограненных словах,
выброшенных во имя результата,
синонимы, синонимы, еще одно, ближе по смыслу, —
и вот уже не значение, а сам предмет лежит в строке
в двух или трех нелепо сочетаемых словах;
порой правдивее оказывался антоним;
случалось, удачная метафора
уводила за собой в никуда.


Фрагменты (The Strong Parts of Reality)

1
Разве, когда мандарины спускались с луны,
мы теряли себя, нарушая ход мыслей,
забывая о назначении чувств,
или, может быть, мы оставляли приличия?
Или когда белый дух каждого укрывал,
а под сухой яблоней
все же нуждалась мысль,
разве мы оставляли свое?
Так что же сейчас, когда
всякий знает (неразборчиво)
никто не займет твое место у барной стойки.
Никогда, никогда (далее неразборчиво)

2
…и когда я осталась посреди дороги с мешками,
вокруг не было никого,
тогда я крепко это усвоила:
только воздух,
and my lips, and teeth, my tongue,
therefore, vibrations and my pronunciation,
и те, кто уехал,
знают об этой дороге,
то есть мне следует сойти с нее,
therefore, only my eyes and my ears,
и далее, чтобы не повторяться;
я думала: почему, собственно, проект загнулся,
когда страна только началась,
можно было бы понять,
если бы страна уже закончилась,
и тогда проект тоже, но страна ведь только началась,
therefore,

https://polutona.ru/?show=0412230731


с кем ты танцуешь? - Роксолана Гулинская

Воскресенье, 11 Апреля 2021 г. 12:34 + в цитатник
с кем ты танцуешь?
автор - Роксолана Гулинская

***
и он спрашивает "Jestes, Roksi?"

Jestem. Jestem.
Мы, пожалуй, вот здесь разойдемся,
не люблю одинаковых сцен

пахнет кофе, кунжутом, корицей
а в карманах лишь кубики льда.
я хочу на тебя разозлиться
потому и веду себя так

Бог Молчания мною доволен.
нас с тобой развели, как лохов.
я привыкла бороться с любовью.
ты привык не любить никого

я - грублю и тебе и начальству
подпеваю небритой шпане
ты - слагаешь о чем то прекрасном
будто нету стихов о войне.

будто все в мире гладко и чисто
и никто не подох от травы.
будто нет хладнокровных нарциссов
рабства, похоти, слежки, стрельбы

ты слагаешь о чем то прозрачном
(никогда не умела вот так)
а потом разобьешь на удачу
мое сердце, как тряпку на флаг.

и вокруг тонут люди - акулы
три, два, раз. посчитай плавники.
я люблю тебя даже сутулым
я люблю тебя даже бухим.

ты в бессмысленной синей рубашке
время сьест это вместе с любовью
ничего, что тревожно и страшно.
Бог Молчания мною доволен.

мы расстанемся здесь. no, masakra.
две печальные строчки na wynos

"обещаю любить тебя завтра
каждый день засыпать с этой мыслью.*
***

***
не иди туда, не иди туда. - говорит.
там ужасная ночь, там кровь у людей болит
там ребятам дарят финку на рождество
не ходи туда
сядь за стол

я сажусь за стол
поворачиваюсь, смотрю
ну а если туда? туда если, говорю.

не ходи туда, не ходи туда. - говорит.
там всем рулит богатый царь,
а земля горит
а земля горит, страшнее чем твой ЖК.
и несчастные женщины
прячут детей в шелках

я вздыхаю, трушу, зябну, смотрю вперед
говорю мол
кто выживет, кто умрет?

потяни резину, - говорит, - не спеши все узнать, дитя.
поиграй со мной, я ведь все, что есть у тебя
не смотри что не первой свежести мой оскал
нет, не прячься

нет нет нет, не считай до ста..

но ты, Время, такое вредное.. как с тобой?
поиграй, - говорит, - поиграй
поиграй со мной.
***

***
моя глупая франческа, до чего же ты забавна
когда варишь макароны
и рисуешь на стекле
я любил тебя два года
это все таки не мало
это в чем то даже бесит
ведь ты не подходишь мне.

ты - любительница кожи и би 2
ты пахнешь кровью
носишь майку с винни пухом и хохочешь, как алкаш.
я - интеллигентный парень, в моем сердце босанова, я люблю чтоб было чисто,
ты приходишь с распродаж

с кучей бантиков и мисок, пластелиновых зверушек, с херней для скороварки и брелками для ключей
моя глупая франческа
что ты с этим делать будешь?
в каждой обувной коробке
кладбище таких вещей

моя бедная франческа
я любил тебя два года
пару раз в неделю точно, тут и к бабке не ходи.
а теперь люблю другую, а тебя всего лишь помню
как тебя не помнить, если
всюду блестки, бигуди

за диваном желтый скиттлс
на балконе тыща пазлов
холодильник весь в наклейках, а в кастрюле - макраме
стоит шкаф открыть - оттуда
теплый снег из пенопласта
стоит заглянуть в духовку
там заплесневелый хлеб

а жену все это бесит
ведь она почти святая
любит белый цвет и розы
ежедневно моет пол.
ну а мне, франческа, скучно
эта женщина такая,
чтобы ездить с ней в икею.
а хотелось на футбол.
***

***
дорога ночью куда веселее, слышишь
дорога ночью цветная, как Копенгаген
а значит, термос точно не будет лишним.
в багажнике два чемодана, в кроссовках камни

мы так устали
что хочется крикнуть "ай"

и ветер поет
mamihlapinatapai

кто мы друг другу? солдатики сонных улиц
а ночь так пахнет, как будто бы жгут арахис
асфальт дрожит, как лодка, а там, по курсу
веселый художник разлил голубую краску

ты смотришь вперед
и ищешь глазами край

а ветер поет
mamihlapinatapai.

лети, не бойся. куда нибудь да приедем
мы так давно куда то не приезжали
и щеки покраснели, совсем как летом
хотя весной солнце обычно не сильно жарит.

давай пить кофе, может быть станем чище
давай общаться. между собой. как воры.
вот вроде бы кафешка! но запах книжный
давай закажем "зеленые помидоры".

они, говорят, на вкус, как ванильный пай

и ветер свищет
mamihlapinatapai
***

***
как тебя помотало, моя милая. серая, как асфальт. я бы, собственно, даже не приходил к тебе, но страшно ложиться спать. снится, будто лежу в канаве, кричу, извиваюсь, реву. но слова, несмотря на мои старания, плавятся на ветру.

все движения - медлительны и бессмысленны, вокруг лишь песок и грязь. и мне нужно срочно собраться с мыслями, выбраться прям сейчас, темнота подступает со всех сторон ведь, дышит в затылок враг. я тянусь, я пытаюсь найти веревку, лестницу, руку, знак

но никто не идет, да и нет сокровища, блокнота, платка, письма. я тянусь наверх, я зову прохожего, я не справляюсь сам, говорю то с Богом, то с Хранителем рваной моей души. но в ответ молчание. "боже, милая. - кричу - ну растормоши, разбуди меня, милая, я не выдержу, если совсем один. разбуди меня, милая, и я выживу, чтобы к тебе придти,

рассказать, как я жил, как грешил, заискивал, пил из немытых рук. как играл с любимыми, ссорился с близкими, думал что не умру.
я прошу тебя, милая, дай мне шанс еще, вытащи, защити"
просыпаюсь. гляжу: до будильника час еще, царапины на груди,

и темно, но вот вот эта тьма рассеется, расступится тишина. мир опять становится полон резкости, хватаю пальто и шарф, вызываю такси, выбегаю из дому, живее, чем был вчера.
прихожу, выкрикиваю "спасибо", целую в общих чертах. ты зовешь на кухню, десять лет здесь не был (а будто бы не забыл). прохожу. в сковородке горят котлеты,
на столе два бокала, вино, и сыр.
***

***
с кем ты танцуешь, милая? не одна ли?
нас все не сводит судьба, это, в целом, больно, но
боль - ощущение времени, запах города
если она проходит, то пахнет золотом
не потому ли ты никогда не носила золото?
ты говорила "золото...так вульгарно".

с кем ты танцуешь, милая? что он дарит?
серьги? кастрюли? пошлые анекдоты?
розы? ты никогда не любила розы.
он то, наверное, думает, что ты любишь.
розы, браслеты, розовые флаконы
гладкие простыни, картины и кружева
что еще можно желать

он то не знает, что ты понимаешь в картах
знаешь, что толстолоб обожает зелень
если на хищника - то утром, когда светает
чтобы вода прозрачная и простая
и ты встаешь, чуть ласковая с похмелья
пьешь растворимый кофе, хватаешь спиннинг
шутишь мол "могла бы дальше",
хотя нормально.

он то не видел как ты тонкими руками
вооружившись отчаяньем и терпением
лезешь к аккумулятору с фонариком и отверткой,
чистишь форсунки, меняешь воздушный фильтр
и проверяешь уровень масла, будто
важный профессор придумывает эпитет.
ты говорила у нас ничего не выйдет

но у нас вышло больше чем бы хотелось
бег по вокзалу, волосы в каждом блюде
вытереть влажной салфеткой твои ботинки
ночью бежать в магазин за коробкой "always"
предугадать, что ты скоро опьянеешь
и накормить, чтоб ночью не стало плохо
да, я бы мог процитировать Фета, Блока
но ты внезапная, ты вечно ломаешь ритм
просто скажи мне, что он тебе дарил?

он то ведь думает, что ты любишь вино и семгу
он ведь не знает что ты обожаешь ролтон
и макать хлеб в горячий томатный соус
если нет соуса - ты даже за стол не сядешь.
он то не знает - ты любишь пить пиво летом
чтобы был ветер, но солнце чуть жгло макушку
чтоб официант был улыбчив, но так, не слишком
ведь те что слишком - обязательно плюнут в кружку.

он ведь не знает... как ты себя стеснялась
зубы кривые, нос через чур огромный
хотя тебе все это лишь показалось
со стороны виднее, поверь мне, птенчик.
как ты боялась лишний раз улыбнуться
как ты меня боялась вначале, помнишь?
как тебе было жаль всех детей на свете..
как ты ревела возле бездомных кошек
и как родители выбросили собаку
ты умоляла оставить - не разрешили.
ты говорила "у взрослых совсем души нет
плотные несчастные сухофрукты."

ты мне рассказывала это на кухне утром
и мне казалось, что ты совсем ребенок
пусть тебе и за двадцать, и ты умеешь
бить, ловить рыбу, ставить воздушный фильтр
ярко жонглировать матерными словами
но не умеешь принимать решения об ипотеке.
это вроде бы и здорово, но такое.
не понимаешь вначале что с этим делать.
и я не понял. понял когда ушла лишь.
понял, что никогда не любил животных
даже людей
потому что в тебе увидел
эту любовь - острее моей намного
точную, будто формула Пифагора.
***

***
мы не искали власти или силы, сквозь зубы говорили всем "спасибо", меняли симки, цели, города.

и я была всегда в спортивной куртке, курила винстон в темном переулке, и думала что еду в никуда

моя любовь была предельно громкой, ну, помнишь, как пацанчики с двустволкой
вокруг реки гуляли ни о чем

стреляя по воде, а не по уткам. поддакивали вслед хорошим шуткам.
любовь
она не стоит ни – че - го.
***

***
моя боль стоила мне так дорого
что со временем стала холодной
и преждевременной
будто я заранее ее чувствую.
потому я, наверное, выгляжу такой каменной
будто об меня можно разбивать
что нибудь тяжелое.
***

***
я не хочу думать
что говорю
я хочу говорить
то, что я думаю.

снег летит на стекло
ласковый, как июль
ты - плохой человек
но воздух утренний

вытащить бы все это
не злиться по пустякам
ты - плохой человек
это видно сразу

я таких, как ты
вижу издалека
наверняка твой любимый цвет
красный.

бегу, втянув живот,
в глубокую темноту
ты меня не догонишь
ведь я умею

растворяться, как дым,
разливаться, как звук
распадаться, как путь
стыть, как пепел.

ты - красивый, как царь
значит, любишь войну
значит, будут потери
не так ли?

сохрани. мою. речь.
к черту пули и грязь.
если ранить - то верой и правдой.
***

***
небо цвета слоновой кости
город с виду совсем советский
мама с девочкой едут в гости
ветер дергает занавески
а в автобусе злые дяди
жгут рецепторы перегаром
мама прячет малышку в куртку,
что пропахла сырым бульваром,
прижимаясь к стеклу вплотную
свой осиновый профиль скомкав.
тишина... и вдруг голос хмурый
"не дышите мне на ребенка!"
люди чувствуют - будут крики
ща мужик ей люлей отвесит.
а водитель не слышит типа
и включает погромче песню
то Киркорова, то Лолиту
то Серегу, то Пугачеву
он привык и к слезам и к быдлу
он привык, то есть он причем тут?
он работает за копейки
за неискренние "спасибА"
а жена хочет рафаэлки
и планирует родить сына
и вообще ее все достало
а его - за**ло тем паче
и мужик этот с перегаром
и ребенок, что вечно плачет
и дороги, и пешеходы
и кредит на микроволновку.

я смотрю на любимый город
сквозь окно, что совсем промокло
и слова по карманам прячу
представляю, как растворюсь.

- девушка, передайте сдачу.
- я боюсь вас, я всех боюсь.
***

***
очень страшно, но я держусь, клянчу
"можно в вашем журнальчике опубликовать что то?"
а они мне "не забудьте указать ящик"
а они мне "не забудьте указать город"

хотя надо бы вон ту лампу
и неплохо бы вон ту сволочь
только главное - чтоб ритм плавный
и чтоб был какой то свой почерк

хотя надо бы сказать "там то
я писала вам про снег лютый
если честно... у нас дождь капал
и вообще была не ночь - утро.

там про море, только здесь пол лишь
пол скрипит, на новый нет денег.
я писала: сердцу, мол, сложно...
но оно вроде ниче, ттерпит

там про звезды, там про бой с тенью
там про сны (ох, знали б вы что мне..)
нет, стихи - не чтобы в них верить.
чтоб писать их, как пацан - шпоры.

чтоб делиться втихаря с классом
для того ведь здесь везде парты?
их писать - как отбивать мясо
их писать - как открывать фанту

это будто вырезать вены
танцевать в час пик в метро голой
разбивать горячим лбом стены"

ах, простите, да... эмейл, город.
***

https://polutona.ru/?show=0411123458


двадцать три сна - Анна Гальберштадт

Понедельник, 05 Апреля 2021 г. 13:28 + в цитатник
двадцать три сна
автор - Анна Гальберштадт

* * *

В русской истории много славных женщин.
У убиенного царя Петра Третьего
была жена Катя.
Она была не глупее покойного,
переписывалась с Вольтером
и Дидро,
любила Губера Робера,
основала Академию Художеств,
писала драмы и либретто
и еще кой чего.
Полька Мари, жена физика Пьера Кюри,
наукой занималась небезуспешно,
радиоактивность с мужем они обнаружили вдвоем.
Наташа, подруга известного художника-лучиста Ларионова,
тоже неплохо рисовала.
Жена Николая Гумилева Аня
стишки писала.
Супруга Эфрона, Марина с челкой,
пожалуй, переплюнула поэтов многих.
Надюша, супруга Ильича,
страдала базедовой болезнью,
и пролетариата жизнь улучшить
надеялась вотще.
Особенно радела о создании условий человеческих
для дружбы и любви,
которой ей немного доставалось.
Блондинка Любочка, супруга режиссера Александрова,
неплохо пела и плясала,
усатый сухорукий вождь ее любил.
Подруга Никиты, Катерина, с сиськами марксистскими
дружила с Неизвестным (скульптором)
и поэтом Евтушенко.
Единственная баба, у которой фамилия своя была,
Валька боевая Терешкова —
тут недавно речь толкала на вернисаже в Лондоне,
на выставке в честь советских космонавтов.
Она сказала там, что плана, как корабль
обратно на землю посадить,
у ученых не было.
Корабль ее сошел с орбиты и чуть в открытый космос
не унесся.
Доблестная Валька в отчаянии, что она сгорит
вместе с ее капсулой размером с небольшое кресло,
по радио все же как-то договорилась
с теми, кто был на земле.
И корабль вернули на орбиту.
Валюша в свои уж немолодые годы в Лондоне
шикарно выглядела — стройна,
в костюмчике зеленом, с прической хоть куда.
Правда, она потом, после полета, еще ребенка родила
от космонавта Николаева.
Но это не суть важно.
Валюшка Терешкова не хуже Лайки, Гагарина и Королева
Родине службу сослужила.


Инструкции монаха

Вы должны приехать ко мне.
Сядьте в зеленый поезд до Такаямы,
пойдите в гору,
там 144 ступени до верха,
возьмите с собой 2 бутылки родниковой воды,
5 зеленых яблок,
15 красных виноградин.
Пересчитайте доски
в деревянном заборе,
вдохните аромат жасмина
у террасы.
Поклонитесь три раза
маленькому домашнему божеству
полосатому, с зелеными глазами.
Сядьте,
закройте глаза,
вдохните горный воздух —
он струится из распахнутого окна
за моим креслом.
Расскажите, что привело вас ко мне
и чем могу помочь.
Не требуйте, чтобы я нашел решение вашей проблемы,
вместо этого повторите свой вопрос
голосами всех членов вашей семьи
дважды.
После этого отправляйтесь домой,
ложитесь спать —
вам приснятся двадцать три сна,
проснитесь и вспомните три фрагмента —
кошачий хвост, виляющий из-за угла,
любовника из прошлого,
лежащего на раскладушке
в палатке,
как в летнем лагере,
и в темноте зовущего вас шепотом,
мамино крепдешиновое платье,
синее в белый горох,
теплую ножку годовалой девочки в вашей ладони.
Вам приснится новый сон из этих фрагментов.
Запишите его на линованной странице
из рисовой бумаги с водяным знаком лотоса
и принесите ее мне
на следующей неделе,
чтобы я помог вам разгадать
вашу головоломку.
После того,
Как мы закончим нашу беседу,
мой ученый ворон
сядет на ваше левое плечо
и нашепчет ответ вам на ухо.


Сон в зимнюю ночь во время пандемии

Елене Фанайловой

Во сне толпа стояла то ли в галерее, то ли у стойки бара.
Помню, на мне было что-то нарядное, вроде бархатного
декольте, и рядом стояли все-те же, приятели, знакомые,
поклонники искусств и муз, что и всегда.

Вот три из Шолом Алейхема вдовы, все в шляпках,
малышка в бантах на руках,
профессиональный бабник-пиздострадатель
с улыбкой сладкой на устах.
Усатый бармен наливает, тетушка виновника чего?
Юбилейного банкета в ресторане с цыганским трио,
а может, кого? Живописца насмешливого, несет букет осенних астр,
прижимая оный к выдающемуся бюсту. Куда девать букет?

И тут среди стоящих я замечаю тебя, ты стоишь спиной ко мне —
среди людей с бокалами, вижу тебя в профиль, ты молодой еще,
лет тридцати шести, такой, но не совсем такой, без ранней седины,
гляжу на тебя, все еще в профиль, прикуривающего запретную сигарету,
и ты лукаво мне улыбаешься,
как в былые времена, когда преподносил сюрприз —
мол, знай таких, как мы.

И снова снится тот же то ли ресторан, то ли вернисаж,
может, день рождения или поэтическое чтение в честь
мертвецов, стоящих в обнимку с особняками, или
просто так я оказалась в знакомой joint,
где кто-то придумал оформить вход на второй этаж
в виде то ли трубы, то ли вагины, обрамленной красным
плюшевым занавесом.
И лампочки, слепящие даже во сне, освещают вход на этаж,
похожий на декорацию в провинциальном театре, где ставят водевиль.
И пирожки дают в антракте.


И снова вижу, ты явился,
и также тихо стоишь среди посетителей
или гостей, и голову неседую кудрявую склонив,
молча улыбаешься. Как долго ты не являлся
и кто ты, любимый? Тот или другой, или и тот,
и этот, любимый мой. Я подхожу и говорю —
Как рада я тебе, ты не забыл!
Thank you so much for thinking of me…


L’education sentimentale

Спасибо родителям,
они меня вообще-то не воспитывали
мама работала, училась по вечерам.
Папа, потерявший всех близких,
переживал со мной
второе детство — по его же словам.
В пять лет я свободно читала
взрослые книжки,
непонятно что в них понимая —
"Блеск и нищету куртизанок"
Бальзака, вперемежку с ласточкой Бианки.
Первую картинку с изображением
обнаженной женщины увидела в книге "Гойя" Фейхтвангера,
потом годами мечтала
увидеть коллекцию Прадо.
Но вот что такое менструация
толком даже в зрелые почти двенадцать не знала.
Кажется, что-то стыдное —
девочки сидят на лавочке во время урока физкультуры,
а мальчики дебильные хихикают.
Отец, профессор биологии,
который преподавал на факультетах
естественных наук и медицины,
не потрудился объяснить ребенку,
а мама, как всегда, была
замучена учебой и командировками.
Однажды, проснувшись в воскресенье
в окровавленной родительской постели,
пока они ходили за покупками,
я зарыдала в ужасе.
И дальше, все, что касалось
секса, беременности и средств
против зачатия,
в студенческой общаге
было ненамного лучше.
Мама ничего не запрещала,
не объясняла,
но старательно отрывала меня
в семнадцать лет
от первого серьезного парня
любимого.
Правда, и его родительница,
секретарь райкома одного Московского района,
планировала династическое бракосочетание
для Коленьки,
а не брак с еврейкой.
Все закончилось благополучно —
астенический синдром
и санаторий вместо
летних лагерей,
у молодого человека
девушка приехала в Москву учиться,
поезд к тому времени уже ушел
в обратном направлении.
В остатке — два несчастливых брака
два развода.
Депрессией, политой алкоголем
и еще одним бездарным браком,
закончилось у Коли.
Фрустрацией
и иммиграцией в Америку с ребенком,
но без папы, у меня.


* * *

Мы живем в средневековые времена,
за окном свирепствует ковидная чума
говорят, в Москве непроходимые сугробы намела пурга,
Ирка жалуется, что дворники не убирают снег,
взаперти сидит,
третий день жует черствый хлеб.
А у нас в Капитолии колом вышибает дверь
обезумевшая фашиствующая чернь,
на снимке — пожилая конгрессменша
в шанелевском костюмчике
в полуобмороке распростерта на полу,
молодой коллега рядом держит ее руку,
утешает, а в ротонду круглую
забаррикадированную изнутри
с четырех сторон ломятся
персонажи Босха с раскрашенными лицами,
со шлемами рогатыми,
в мехах,
ржут, фотографируются,
руки отбивают у скульптур,
красным огнетушителем полицейского
насмерть бьют по голове,
один из штурмовиков ликует,
позирует, ноги в кованых
военных башмаках
задрав на стол Пелоси
в кабинете Speaker of the House.

14 января 2021 г.


* * *

Слушаю безупречно красивые стихи,
построенные не хуже
скульптуры амазонки Фидия,
там есть лирический герой,
горюющий
об уходящем себе,
об эпохе безвременья,
о сладком, ставшем горьким
дыме отечества,
а втайне — об исчезнувшем из магазинов
горьком шоколаде
и французском сыре с плесенью,
и все же я слушаю эти
прекрасные стихи,
а в голову мне лезут мальчики
и девочки, и старички кровавые,
они хрипят в госпиталях,
а мы — мы стали равнодушными
к сообщениям о смертях.
Они, как у усатого вождя,
стали горестной статистикой.

Вчера в Кеймарте
стояла в очереди в кассу
с корзинкой, полной дребедени, —
совка с метелкой,
штопора и ножниц для разрезания веревок,
кастрюли нужного размера
не оказалось там.
Какой-то лысеющий мужчина
с бегающим взглядом
стал кричать мне,
что я стою не на этом,
не на правильном
оранжевом квадрате,
наклеенном на кафель.
Тут я заметила,
что его порванная маска
просто была резинкой,
перехвачена посередине
на его лице,
не прикрывая ни его нос,
ни рот —
просто голубой квадрат.
Я что-то попыталась объяснить
разгневанному гражданину,
но тут же вспомнила,
что с сумасшедшими не спорят.

Боюсь, лирический герой наш устарел
со своими воздыханиями,
стенаниями о беге времени
и музе в карантине.
А мы,
мы отупели безнадежно,
что испитой герой,
которому до фени все,
кроме чахлого фимиама
и лайков последних могикан,
что героиня лирическая
на полуопустевшей сцене.
Она пытается изящно
отставив ножку
в дезабилье
в обморок упасть,
ведь больше ей нечего сказать.
Аааах!

Пляска святого Витта пандемии —
у ней такая маленькая грудь,
где феминизм, где просто
сострадание к близким,
просто порядочность?
О времена, о нравы,
не учите меня, как жить,
Маруся, Роза, Рая,
а не хотите, так катитесь
охотничьей колбаской
хоть по Бродвею!
Я тебе не верю больше!
Хоть по Малой Спасской!
Мадам в маске Луи Виттон,
не заслоняйте кассу
вашим баркасом!
А вы валите к себе в Одессу!
Эй мамбо!

https://polutona.ru/?show=0405132805


третий голос - Марат Исенов

Воскресенье, 04 Апреля 2021 г. 16:50 + в цитатник
третий голос
автор - Марат Исенов

От редактора: Изначально публикация этой поэмы предполагалась с предисловием и послесловием от двух известных литературоведов. С одной стороны это, вероятно, было бы неплохо для понимания. Однако на мой взгляд это тот случай, когда тексту не нужен комментарий, несмотря на обилие довольно непривычной для русского читателя лексики. Это путешествие сквозь имена и мифологемы, которые стёрлись от времени, пустые оболочки, это голос балбалов, стоящих у разорённых курганов. Единственный пролог не от автора, который я могу предложить читателю — это кюй самого Курмангазы, которому посвящена поэма.




ТРЕТИЙ ГОЛОС
несколько
свободных вариаций
на тему музыки и судьбы
осколков и пыли
звуков и смыслов
посвященных
Курмангазы
Сагырбай-улы
непокорному музыканту-самородку
казахской степи
память о котором
живет в его народе
и звучит
уже третье столетие
Александр Викторович Затаевич
Удивлялся, что часто в звучании
двухструнной домбры
он явственно слышал третий,
возникающий из обертонов,
голос…

нить моей жизни
сшила пространство
от Каспия
до Байкала
камень за камнем

родился твердым
словно копыто
в краю облепихи
застыл младенцем
на золотом обрыве

китайской вязью
червяками мунке
русской ятью
звучит бумага
не громче рубцов на коже

беркин костан косбасар
науш медет отемис
шеркеш сугур менетай
тайман мерген бегалы
шора сапар олдунгар

камни отцов
небесные коновязи
имена их звучат
в центре Кодай-тас
который молчит

снилось я музыкант
черпаю приглушенные звуки
инструментом
из одного куска дерева
словно ложка

две струны
семь нот
девять ладов
две октавы
осколок кости

расплетал комок звуков
слипшихся в точку
со стороны
видел песню прямой
как полет гуся

теперь быть может
только прах
под неспящим солнцем
кто говорит за меня
по-настоящему

железный осколок
в самом начале неба
звук первой ноты
женское имя созвучия
прикосновения

глины комок порой
пронзительней струны
аркана звенящего
между
лошадью и человеком

огул бага тарду
тума шубар толес
асыр элеге тобо
беген кулбар ильтерес
балты басар жалан

ночью с каменной чашей
у самой души
поет каменный предок
заветную песнь
рассвет призывая

образ подобен ждущему
ожидающему зазвучать
бег пальцев по струнам
имеет власть
порождать даже ветер


из девяти видов пыли
созданных в Дни Творения
слаще прочих
пыль изгнания
неведомое залогом

Тау Мангыс
зимней ночью
близнец Творца
плачет вторая струна
голосом матери

первый твой вопль
в теплых ладонях
и это музыка
здесь каждый младенец
первенец перед Богом

осколок сабли
в черепе Махамбета
мой брат
выкуп беззвучия
первый порог домбры

только ложь звонка
украшена медью и перламутром
истина звучит приглушенно
шагая издалека
сквозь туман сквозь пыль

шерке жаныс балга
таутас жетим
матай есен жауга
шаштан колда сасан
чибыл сыбан байчи

память это поток
что у самого дна
ворочает валуны
словно головы
называя по именам

Жыгылган
каменной чашей
у самой души небесной
полон молочной пыли
жаждой услышать

только звучание
там за гранью безмолвия
и поле бескрайнее
не просторней
тесной кибитки

тот кто запомнил
из девяти видов пыли
созданных в Дни Творения
горче всех та
что в родном краю

юности утро морозно
достойная зрелость звучит
теплом бабьего лета
живущий песней
приглашает любого


голос мужской из прошлого
женский того что еще свершится
в созвучии их
рождается то что сейчас
настоящее

все мы стоим рядом
друг с другом
мертвые и живые
потомки и предки
пока не умолкнет музыка

терстан ильтибер эркин
коблан истем капаган
бола усумиш шерке
баян хаис алсой
кенес озмыш торгул

ночью Великой дугой
возвращаются в каждый осколок
души и звуки
течет небесный Едиль
впадая в степи

насельники этих мест
люди с медленным взглядом
вмещающим горизонт
словно окно
наружу открытое

имя мое лишь крупица
но даже в ней
силы достаточно
чтоб зазвучал
весь механизм кочевья


был тем
кто из девяти видов пыли
созданных в Дни Творения
предпочитал остальным
ту что из-под копыт

пропусти одну ноту
и мотив дар изначальный
словно старый верблюд
оба горба
набиты глиной

в ожидании наполненном
звуками и тишиной
памятью и забвением
не вопрошаю уже
исполнившись

родная трава Едиге
колышется на ветру
словно волны реки
и она течет как Едиль
впадая в небо

алдар болай эрден
тунгуш обатай мэжит
джалбу букей ельбер
шингас даенекей
токар райым бильдега

предки помнят о нас
в предрассветной душе небесной
в песнях своих
что поют на курганах
позабытые камни

был я ногтем Твоим
проводил мной по саже
сверкнет ли чистое золото
проводил по великолепию
проступала грязная тьма

чтобы расслышать все
в полной гармонии
во всем блеске
отдались
услышишь все словно увидишь издалека

снилось мне Ты молился
однажды Созданному Тобой
дар невозвратный благодаря
мы молимся вместе
наполняя музыку смыслами

https://polutona.ru/?show=0404165056


АМНЕЗИЯ - Алексей Черников

Воскресенье, 04 Апреля 2021 г. 16:30 + в цитатник
АМНЕЗИЯ
автор - Алексей Черников

***
ПРЕЛЮДИЯ

***

В мясистой мгле запотевают окна,
Туман по небу хлещет, как мюзле,
И немота стекольная промокла,
Гляди, какие розы на стекле, —

Такие вечера не терпят взгляда.
Они текут, — и плавится земля, —
Как розовые гроздья винограда,
Как в люстре водопады хрусталя.

Расти, и жди малинового чуда,
Откуда ноги вытянет рассвет.
И плавно обостряется простуда,
И горла нет, и песнопенья нет.



***

1 часть
ОН ИЗГНАН ИЗ ОТЧЕГО САДА


***

Сон-гвардеец караулит высоту,
Осиянную воздушную версту, —
Зачерпни её в глазницы, спи, дитя.
И деревья сохранят твои покои.
И трава, в полпоцелуя шелестя,
Навестит твоё лицо нагое.

В древнем, в детском космосе лица
Нацвела уже зелёная пыльца, —
Даже пальцы увязают, даже губы,
Зачерпнув полпоцелуя второпях.
И дыханья дымовые срубы
Отлегают на морозных лошадях.

Но и снег крадётся в бабье лето сна,
И с трудом светает ветка у окна.
Навещает белый снег своих знакомых,
Катит музыкой раскаченных дверей,
Отсекает жёлтых рыб и насекомых,
Красных птиц, простуженных зверей.

Сад заснувший позабыл, что спящий — Бог,
И открылся мне с восходов четырёх:
Бог всё спутал и впустил. Ягнёнок хмурый
То качнётся, то ударится лететь
Дальним краем, то лежит с температурой,
Как земной, не золотой медведь.

Как гимнаст, распят в нелётной высоте
Белой осенью на каменном кресте
Этот снег. И сон распят в глазу дитяти.
Я всю осень пролежал в его глазу, —
Это Бог меня любил. А нынче спятил.
И проснулся не в саду я, а в лесу.


***

Посмотри на меня, зазеркальный бездомный кочевник,
Погляди на число, онемевшая в ночь первоптица.
Легконогие звёзды садятся в большие качели,
Чтобы дальше уже не вернуться и не воплотиться.

А из зеркала смотрит Господь — и не больше, не меньше.
Говорит: я затеял тебя, человек, на России, —
Наливай первым именем дикие, красные вещи,
Этот великолепный зелёный туман амнезии.

Выжидай первоснег на зимовьях синеющих линий
И спасайся в щедротах каймы Краснодарского круга, —
Вот и птица плывёт, так похожая на алюминий,
В длиннорукую осень, на краешек спелого юга.

Величавый, большой, ногу на ногу: я — тунеядец,
И тоской-зеленцой опушается в дым роговица,
Только губы в огне, и наречия ринулись в танец,
И имён первозданность считает с кустов первоптица.

Мне хотелось немало, но, видимо, очень немного:
Полстакана, полстрочки и путь до забытого сада, —
И творится в ладонях у длинного белого Бога
Мотыльковый мороз и стекла кочевая прохлада.



***

2 часть
ОН НАРЕКАЕТ ВЕЩИ

***

ЧЕТЫРЕ КЛОКА ТУМАНА

1

Какой туман — ни вымолвить, ни рухнуть
К земной постели, стынущей в углу,
И листопада ледяная рухлядь
Сверкает, как Татьяна на балу.

2

Мне доложили давеча деревья,
Что вечно в жизни, чем она светла:
В ней — конь и Пушкин, девка и деревня,
А более — ни слова, ни чела.

3

И пьян закат, как ножевая рана.
Он помнит Пушкина. И амнезии нет.
А я забыл, что амнезии нет,
В полнеба отмеряя, в полтумана
Точёной рифмы ультрафиолет.

4

Я заплачу, туман, и золотом, и звоном.
Гляди: уж руку я занёс
Собрать стихи о чём-нибудь зелёном,
Забывшись под механикой берёз.



***

Всего и есть три жизни, три полёта:
Телец и бабочка, и я.
Я был мычанием, чтоб вылупилась нота
Из кокона, из бытия.

Младенец — бык — мычал от амнезии,
А бабочка уже росла.
Я жил, я воплощался на России,
И плач — как дым из-под чела.

И дым, сходясь с черноречивым словом,
Похож на свиток золотой.
И снится мне, что даже не целован
Я Родиной пережитой.

Земля и время — теневая мера,
И ладятся мои следы
Развоплощаться: Солнце и пещера
Над торжеством иной воды.

Я был собой — как мост в иную милость.
Что есть? — лишь двух садов накал.
Но — жизней двух моих неизмеримость!
Но — тень моя меж двух зеркал!

***

Что за жизнь — в индиговом подшубке
Выйти на зимовье синих птах
И слагать приснеженные шутки
Для косноязычия в стихах?
Даже кровь как будто голубеет
У дымящихся лесополос,
И поэт проговорить не смеет,
Глядя на античный купорос.
Вынуть мир, собрать, как мифотворец,
И забыть, в какую зиму шёл,
И вонзить в глухонемую морось
Голубиный вычурный глагол, —
Целый мир в лицо тобой опознан,
А нахлынет заново лингва —
Помолчи, натруженный апостол,
Зачерпни-ка снега в рукава.


***

Неизбывно надломлено горло.
Что-то катится — очень Большое.

Хлынет горлом, а лучше — не хлынет.
И спасаются красные буквы

И густые, как линии снега,
Голубые линейки в блокноте.

Безымянный волнуется почерк,
Потому что Слова безымянны.

И ни подписи к ним, ни возврата,
Только вереск щемящего солнца.

Только белые, белые формы
И деление выпуклых звуков.



***

3 часть
ОН СТАНОВИТСЯ ВОДОЙ


***

Без поспевшей бумаги не сладить с собой
На последнем своём языке.
И вращается смерть оробевшей губой
И срывается к дикой руке.

А рука обрывается в синий блокнот,
На подмостки отлитых клетей,
И далёко плывёт — мимо губ, мимо нот,
В топот флейты и лепет детей.

Это жизнь выбирает избыться до дна
И прилечь в неизбывный альков,
Где её отыграет скрипачка-весна —
После речи — грядой мотыльков.

И слова замыкаются чёрной рукой,
И словам не хватает весны, —
Вот и плавится мир в золотой перегной
В арабесках тугой тишины.

И весна, как цыганка на картах таро,
Предвещает иные следы,
И колодец молчит, только смотрит ведро
На трагический эйдос воды.

***

— Что ты думаешь, думаешь,
Смесь огня и стыда? —
"Я колдую, колдую лишь,
Завожу невода

В воду эйдоса мутного
И ловлю в сто карат
Для восторга минутного
Всех вещей концентрат".

Эта мера зеркальная —
Явь дремучего дна.
Ожидают заклания
Всех вещей имена.

— Что ты плещешь? Потонем мы! —
"Не кричи, дуралей:
Я спасаю ладонями
Имена всех вещей".

Эта мера дремучая —
Словеса, Словеса,
Для нелётного случая —
К небесам полоса.

И ладонями быстрыми
Небо плещет навзрыд,
Будто стёртыми письмами
О воде говорит.


***

Перевёрнутый снег до восхода линял
На забор небосвода:
Это бывшей воды голубой филиал,
Голубая свобода.

И в неё ударялся телец золотой
Ликом Господа Бога:
Это древний сюжет освежал аналой
Благодатно и строго.

И красивая речка виляла хвостом
Розовеющей рыбы:
Это я говорю не о том, не о том,
Это слышатся скрипы

Откровенья, открытья ковчега-ларца.
И причудилось маме,
Что встречает она на рассвете тельца
С голубыми глазами.

***

Да, верю я: есть счастье в табаке,
Есть счастье в том, чтобы пройти в рубахе
По первоснегу водяной бумаги,
Лениво отпечатанной в реке.

Какая важность и какая честь —
Пройтись по небу, взяв огонь на руки.
И пусть дымятся важно самокрутки, —
Не только в них, но, в общем, счастье есть.

***

Аквариумным блеском
Точёная река
Течёт по арабескам
Зелёного стекла.

Туманистого змия
Напоминая путь,
Течёт как амнезия
И плещется на грудь.

И я уже не помню,
Чем был я до воды,
Когда на колокольню
Вели мои следы.

Я падал — но не сверху,
А снизу — для верхов,
К зелёному конверту
Заоблачных волхвов.

И праязык, как невод,
Из облака ловил
Сосуд с гранёным небом
Под синевой стропил.

И если только голубь
Запомнил всё, как есть,
К нему я выйду — голый
Под голубую жесть, —

Приветствуй, первоптица,
Ты знаешь наизусть,
Как мне развоплотиться
В отчётливую грусть,

Как откатиться, статься,
Избыться до конца,
Глазами святотатца
Не уязвив Отца.

Вода, как девка, в город
Сверкает с Отчих горок,
И нету слов нигде, —
И снег, ей-богу, горек
В потерянной воде.

***


Я садился без подмоги в облака,
В кучевые легкосани-синецветы.
Укради меня, апрель, моя река,
Подымите, воды — белые атлеты —
Ваши руки. Укради меня, река.

Я в последний раз женился налету
На воздушной мотыльковой на тревоге.
В рукавах у речки тает, как во рту,
Свиток льда. И я свои не вижу ноги —
До того высок. И тает речь во рту.

Голубеет первобытный капилляр,
Кровь становится мудрее, виден контур
Мира первого, он — тающий пожар,
Зачарованный разливкой к горизонту.
Родословный и невидимый пожар.

Только тает-оплывает в никуда,
Созывает полунебо к синей краже
Родословная точёная вода,
Вся — последняя, трагическая даже —
Горько-безымянная вода.

https://polutona.ru/?show=0404163021


blossom pathologica - Екатерина Богданова

Воскресенье, 04 Апреля 2021 г. 15:25 + в цитатник
blossom pathologica
автор - Екатерина Богданова

***

а помните
в советское время
и еще некоторое время после
существовали такие
парки аттракционов
где был одинаковый их набор
американские горки
колесо обозрения большое
колесо обозрения малое
карусель детская
жесткий аттракцион под названием
Ромашка
и прочие
а также "взрослая" карусель
под названием
Орбита
о ней-то и пойдет речь

после запуска Орбита разгонялась
и затем включалась та ее часть
которая представляла собой
нечто вроде огромного стального стержня или штифта
своего рода металлическая нога
которая поднимала
вращающееся колесо Орбиты
на значительную высоту
по ощущениям это были самые захватывающие минуты
когда сиденья Орбиты
вращались на этой высоте

а потом
после определенного количества
кругов на высоте
включался механизм
обратного движения
тьху ты чуть не сказала захвата
обратного движения стальной ноги
то есть движения вниз
эта нога как бы складывалась
ее максимальная высота
становилась минимальной

звук с которым включался
механизм снижения
до сих пор стоит в ушах
и незабываем
равно как и появлявшееся
вместе с ним знание
что катание на Орбите
подходит к концу
оставшиеся минуты работы Орбиты
были просто тем
про что Градский пел
словами Пахмутовой
что-то там про отгорание зарниц
и утихание грозы

сейчас эти парки аттракционов с Орбитой
давно исчезли
с лица прости-господи земли
может быть разве что
в Припяти остались
но этот звук
начала движения вниз
неким опосредованным образом
получил вторую жизнь
и всегда опознаваем
в хоре
других голосов


***

Уведите взгляд с дороги на эти новые модульные рельсы охраны
Больше входящих, с каждым днем добавляются многочисленные другие
Убегаешь в чащобу, пыльные ветки котятами лезут в пустые карманы
Дальше везде где придется скорее всего ожидается легкая гибель
За окном на рессорах страдает гнилая сухая подвеска с узлами
Этим летом ни капли дождя не пропало, пишите, впустую
Что вы смотрите так, будто ржавые балки бровями лежат над глазами
Охраняя мосты, за которыми лодки выстраиваются и протестуют


***

ситуация Мак-2018-2021:
как случайным людям покрывают карты
и ломают их судьбы для отчетности;
пять надежд назад им еще говорили:
не теряйся, не проезжай мимо,
а как я, мол, проеду, —
примерно в восемь прибуду — взлетим;
а потом такой полз,
потом грянул на определившуюся молодёжь,
хоть и не встал у костерка

зло забрало что могло
а что не могло,
то на потом оставило

таким образом,
для желающих есть
уйма нормальных сомнений,
порождающих знакомые радикальные
трюки и техники


***

Жуткое одиночество занимает первый ряд
В кинозале, перестроенном из электрички
Экран показывает заставку, место действия — ад
Сейчас подожгут перрон с одной, вероятно, спички

Ни при чем пандемия, ты едешь один
В этом зале-вагоне скамейки пустуют
За окном пробегают десятки картин
Образуя собою одну и простую

Нет, тебе не покинуть тот сумрачный край
Ты один в этой камере, попробуй побегай
И тебе никогда не назвать ее "рай"
Хоть ты альфу прими, хоть бету, хоть вегу


***

ревность глобальных средств
к местечковым приемам
проявляется просто:
темнота проникает в мир сквозь перемены
оказавшись в удоде, умирает прекрасно
бывает, сдается на топку
с хозяйственной спички вспорхнув меж ветвей,
между двух вариантов
между двух безболезненных лет

ничего нет сильнее, чем то цветовое отсутствие места
откуда колышется кровь
кровь идет, и то ли урчит, то ли мечет, то метит
не то она метит
место пустое
место без цвета
без света
тенистое полое место

и почему мы разыгрываем по ромашке
как в детстве
ничего не имея с собой
кроме пыли
с песчаной барханной горы

на выходе новое слабое зло
ранит, роняет, теряет ту вещь
которую после найдут
мертвой, нигде не пригодной
и скажут, что нету
ни перспективы
ни шансов на связь
ее просто знают глаза
а пассажиры не скажут

горячий размах выступлений
рождает большое здоровье и малый успех
а осудивший животное за несусветные уши
сляжет сегодня же до или после заката

мысль остается одна
мысль, которая вроде как
всем этим движет
значимый пункт абсурдизации
направление в наваждение своей недействительности
для самого себя осознание того
что ты не ноль
не открытое просто окно
и что не точка-когда-ты-молчишь-с


***

Разворот старого журнала как по вызову открылся
Это Blossom Pathologica — Topic Six.
Засохшие растения, паучьи сердца, скорлупу орехов, —
Всё ссыпали на лист дела для обозрения суда.

Реплика моя держалась на ссылке об издержках:
Мол, тарелка, лезвие, у меня яркий парень — желток!
Но от той самой, несущейся к событию дали,
В памяти не осталось ничего.

На вопрос, какой была погода в день проведения закупки,
Ответила: помню только, что ни дождя, ни солнца не было,
Было светло, были белые ночи,
Маршрутки вроде уже не ходили.

Но событие жертвенной системе нужнее всего,
И потому мальчики 12-14 лет молчали, потом один сказал:
"В гости к богу!", а второй повернулся и на вопрос
Ответил: это вы!


***

работник хосписа
достиг совершенства
в скольжении взглядом
поверх голов подопечных
глаз не цепляется
за зазубрины и заусенцы
образуемые личностью
каждого умирающего
между работником хосписа
и наполнителем
тугая прослойка
прокладка из множества
рутинных дел
каждый день сделать обход
записать показания
запомнить пожелания
оформить документ на выписку
родные жителей хосписа
поражаются
как в этом месте
можно работать
и навестив своих
выскакивают наружу
как ошпаренные
а работнику хосписа
всё нипочем
если бы он был воином
осаждающим город
за высокой стеной
ему и смола
которую горожане
льют сверху
была бы
как дождь


***

компас, который стрелою всегда обращен на северо-запад
кот, возлежащий по направлению к блеклой мечте и к ней же тянущий лапы
снявшийся с рейсов задумчивый поезд "Аврора", всегда нумерующийся с хвоста
победитель с охапкою бонусов, тратить которые вдруг почему-то не стал

где бы ни находился, знает всегда, где развилка Волоколамки и Ленинградки
любитель ухи из грибов и лапши из ушей, воин виски и шоколадки
мечтающий о верхнетуломских болотах злой небольшой василиск
летящий к вершинам заснеженным гор, но всегда попадающий вниз

тень от крыла, шевелящаяся в неверном танцующем свете
сущность явления, смысл которого, что остаются именно те, а не эти
спорный вопрос о наличии шансов в процентах семь-восемь десятков из ста
что ни случится на выходе, точно останется только одно — пустота


***

Бравый солдат
Сражается до последнего
Использует все подручные средства
Выжить:
Окоп
Оружие
Камуфляж
Чекушку
Фенамин
СМИ

Залпы идут один за одним
Вот он подстрелен в руку
Вот он слегка контужен
Вот он контужен сильнее

Но он не сдается
Победа или смерть
Наконец бомба
Сверху на него сбрасывают бомбу

Вот она взорвалась
Чудесным образом перед тем
Как быть разорванным на клочки
Бравый солдат говорит:
"Вот теперь — всё"

https://polutona.ru/?show=0404152510


ХРОМАКЕЙ - Антон Тенсер

Суббота, 03 Апреля 2021 г. 13:05 + в цитатник
ХРОМАКЕЙ
автор - Антон Тенсер

*

тенью по чаще ночной скользя

тенью упали под этим кустом

может быть двое было ниндзя

и может они говорили о том:

"слушайте ребзя, шун ман лачес Короро

википедия клана Синтитика нас оболгала

на джинэн мари чиб (не кумекают наш разговорный)

и кaверкают наши камэй и камон

наших косматых коллег полагают за транспорт, за милую душу

толкуют понятия шпэра и галиматья

говорят, что нас трое, но раздел незакончен

говорят про рябиновый яд и живительный драб

но отсутствие ссылок нас выставляет в кукольном свете

под угрозой ничтожества я готов закончить статью

праведным гневом дышит мой аватарка

я прошу позволения тэ чинэс чачипэн пал амэнде

(изложить правдуна про чистокровное наше)

это моя прерогатива, за неимением прочих dixi

нет у меня других прерогатив я сказал"

"а теперь ты послушай меня Кашуко

любовь это нежное чувство, плати не плати

война это та же айва, ни много ни мало

если будешь плакать мы оставим тебя в пути

если будешь писать про наше, пиши пропало"

розовый лист сорвался с куста и рядом заржало

только в дупле своем Чирикло слышал их спор

только чага вульгарис была им арбитр и модератор

думаю, двое было ниндзя

а может и трое – проверить нельзя

*Большая часть вставок на цыганском переложена на рус. прямо в тексте. Добавочно:

шун ман лачес = слушай меня хорошо/внимательно

Короро = срав. распространенная кличка, "Слепой"

Кашуко = срав. распространенная кличка, "Глухой"

Чирикло = срав. распространенная кличка, "Птица"

драб = "лекарство" (отсюда рус. 'драп': не ткань а драпчик)


*

бабалу бабалу

мы встретились на корабле

бабалу бабалу

белый ветер платья трепал

да простят тебя волны

зачем ты под ноги смотрел

бабалу бабалу

ты меня перепутал с женой

я тебя никогда не увижу с тех пор бабалу

и быть может быть сердце мое опустеет и пусть

пусть никто не узнает кого ты тогда насмешил

когда пальцы твои шелушили тугую бретель

это музыка все виновата, скажи бабалу

невозможная чайка скользнула как тень за кормой

это мне показалось

или жизнь в самом деле прошла

стороной бабалу

чья-то жизнь прошла стороной

Песня про Любовь

Мели меловые метели

Любовь спала в моей постели

Большая поросячая любовь

Спала в моем неприкровенном теле.

Из покрывал и одеяла

Мне колыбель любовь сваляла.

Льняною простыней, как пеленой,

Под стон копыт меня закабаляла.

Своею пяткою нагою

Она руководила мною

В мои расшатанные полусны

Она вошла своей босой ногою.

Тогда в отбеленном халате

Я отделился от кровати

В февральской тишине ночных палат

Нашла нога холодные полати.

Меня вело седым галопом

Вдоль мелом заглушенных окон

Любовь одна сопела, но сквозь сон

Меня следила кобылиным оком.

вы-но-си, чяво

нету сил, чяво

по шэро марэл ило

на камава – на камава

танго, танго – в парнэ танце

шылалы балвал пхурдэла

закрэнцын ман по-гитански

манге утро на явэла

вьюга-вьюжица-йива

уносите за моря

барорэнца, дроморэнца, копытэнца граснорья

по оси, морэ

уноси, морэ

покхелдямас и харэ

и кхэрэ – кхэрэ – кхэрэ

И снова в доме из волокон

Белья и февраля, бессониц

Она молчит во мраке волооком

Набрав на палец поросячий локон.

Спи сонная моя, да в руку!

Через февральские метели

Любовь разлука, белая подруга

По колыбели (порознь),по недугу.

[приблизительный перевод с цыганского:]

выноси, паря

нету сил, паря

сердце в уши стало бить

не любить и не любить

жалко, крепко – в белом танце

дует хладная ветрила

закрути мя по-гитански

чтобы утра мне не было

вьюга-вьюжица-снега

уносите за моря

все дворами, да тропами, копытами кобыля

*

бывало вечером на чай в какой-то неизвестный дом

с дурною репутацией

тихонько в двери поскребешь и двери падают с петель

наборный конопатый

сам по себе скрипит паркет сам про себя молчит секрет

на кухне оказаться

как угораздит не поймешь ведь ни на шаг через порог

откуда стол накрылся

клеенкой с розовой канвой и медным тазом с головой

помытая посуда

уже остыла вся давно давно за занавеской спит

система громкой связи

издаст щелчок и просипит давайте в следующий раз

сегодня я устало

давно так не бывало



*

https://polutona.ru/?show=0403130558


у чёрного озера - Павел Гражданский

Четверг, 01 Апреля 2021 г. 21:52 + в цитатник
у чёрного озера
автор - Павел Гражданский





лес наших одежд,
лес простых наших имен,
лес наших вопрошающих лиц,
лес наших на выдохе приседании?,
лес мятежных наших снов,
лес ложбин и оврагов наших морщин,
лес выходящии? на краи? наших глазниц,
лес пахнущии? лесным освежителем,
лес под краем ногтя прорастающего,
лес в трусах наших,
лес тот которыи? лес наш,
хрустящии? и белком наполненныи? лес,
леса вагон деревьев,
лес кустов и отъезжании? наших,
леса лесов наших и их леса,
леса занесенные и девственные,
леса воображаемые и конкретныи? тот лес,
лес наш лес что с тобои? произошло,
помолилась в сторону леса,
лес любимыи? и радостныи? разогретыи? остывающии?,
нашему лесу к лицу листва и иглы крутящиеся,
лес повзрослеи?,
места наши на первых рядах в лесу,
на печи посреди леса в поту липком всю ночь полесье снилось,
лестница посреди леса с гнилыми ступенями как вкопанная,
лес вдруг стал хвои?ныи? и немного другои?,
лес шелестом занесен нашим,
лес и его друзья леса против лесоповала,
крепкие леса знают чего хотят,
ребенок потерявшии?ся в лесу должен начать говорить с лесом,
лес,
справедливость и правда вошедшие в лес,
споткнувшиеся об утреннюю прозрачность леса,
между лесом и небом слюны слой,
даже живя в городах еще не вышли из лесу


***

тяжелые легкие
после холодного воздуха набережной
просторной и просматриваемой
отметины труб отводящих чад уцепляют стропами взгляда
чтобы принять вытекающую сукровицу промзоны
уборщица едет на смену
ее протест это пара секунд звука со стрима
два мгновения, неосторожных, волнительных
как гудки автобуса
мчится медленно мимо как сама жизнь
водитель спокоен и хочет быть сопричастным
сигналит дважды, поддерживая
похоже ты идёшь не в ту сторону
читая в глазах смотрящих из укрытия масок
каждый принес сюда свой кусочек переживаний
апельсиновый сок затекает в
ложбины потрескавшихся губ и печёт
автозак останавливается как общественный транспорт
прямо у твоих ног
дверь открывается и оттуда вываливаются
бойцы батальона оперативного реагирования
прилетает нещадно по рукам
то здесь, то там
хватают женщину в белом
по голове вваливают как неживым
больше нет человека,
оставь прекрасные идеи прошлому
момент в котором протест оборачивается
спасаться бегством, куда угодно
и так странно наблюдать как убегает вся улица
по краям глаз
массово, каждый бежит человек
тела падают в снег, в грязь, на любой рельеф
при задержании
применено спецсредство ударного действия
в спину
но есть связь, и твой голос мягкий и сильный, прекрасный
отмерзают руки
мы говорим про лимонный пирог, про вкус детства
про тот момент когда начинаешь готовить лучше своих родителей
и с этой мыслью больше нет страха



***

а что остается?
остается фарма
остается воздух супермаркетов
турникеты, ручки дверей, коврики
остаются кефир и хлеб
остается тишина
и тишина расстилается вокруг, вся
там где раньше был наст обещаний
остаются немолодые женщины скалывающие лопатами лёд
остаются обвитые верёвкой рабочие в тулупах
идущие друг за другом по улице на пригорке
остается немножечко гваттари
намазанного на статус кво
остается разница между тем как
пахнут рубашки после собеседований
и тем как пахнут рубашки после секса
остается полицейский все так же
закрывающий глазок при стуке в дверь
остается ночь, ничтожная и беспощадная
звон колоколов рассеивается но остается внутри
остаются дети, им некуда деться
оттуда где они пока остаются
остаются почты, аптеки
цветочные лавки и парикмахерские
цветы и волосы повсюду
остаются призывы - долой всё
лесные пожары
остаются
остается большое количество бетона и перерытой земли
на которую смотрим в восхищении
а что еще остается?



***

чёрное озеро берешь
в кредит у тела, долг гигантский
пытаясь чувствовать хоть что
умываешься очередным
настигающим дедлайном
заламывая руки приближая мекку
иногда будильник не может
разбудить бухого человека
глаза собаки не видят дыма
не оглянуться посреди газа пустоты
сбегать из дома
под предлогом надвигающейся ночи
что ты хочешь
сделать с тем что все заканчивается
всегда одинаково?

что тебя заводит?
от чего тянется в трусы
но пальцы испачканы в чём-то вязком
твой феминизм где не был
это не больно, хрупкий мир
в котором хоронят отцов
в котором дети несут на гнутых спинах их слабые тела, обморочные
к пролежням и пеленкам
из ванной в постель
на погибель между кумаром и пенсией
затыкая бумажными полотенцами
кровоточащие отверстия
мы смотрим на улыбки с фотографий
что тебя заводит?
можешь представить?

чуть позже, ниже по времени
их заводят за деревянную дверь
разрезающую нормальность
в сопровождении представителей
чуть позже, ниже по времени
их доставят на паллетах
к воротам крематория
откуда только лучшее возвращается родителей
свалка металлоотходов тракторного завода
посреди кладбища
разрыта под дождем
искателями лучшей жизни
отражение у чёрного озера
чуть позже, ниже по времени



***

даже собаки в форме
спускаются с горки как дети
последние дни
последнего времени
наши руки как у джалиля
куда здесь отвлечься?
кто-то влюбился
треугольник пересолили
космонавты
палками шлепают себя по коленям
в ожидании прихода
— возвращайтесь на землю
принимайте нас такими какие мы есть
не у нас
это мы здесь
антитела
эта добыча всегда слишком тяжела
чтобы выдержала
накинутая сеть ожиданий
на подъеме красочной волны
вместе с паспортом тебя
попросят предьявить
отпечатки пальцев
отпечатки ботинок
образцы слюны



***

из палящей времянки в снегах
видны следы, саднящие
точки под рукавами
сличаем
полное сердце за спящих
сбегает как вкладчик
закрывает как вкладку, выезжает
на прошлом будто на настоящем
стекая
воздушные шары упираются в потолок
колосятся сахарные стопы
открыв глаза у океана
видишь вокруг лишь топи
назад нет дорог
тебя съест пурина, аэрофлот
и другие обещания счастья
если не будешь тянуться к тому что близко и важно
а сейчас просто смой с себя этот день
или какую-то его часть



***

мордовские села
заметает так, что однажды
туда забудут расчистить дорогу
и кажется
ничего не изменится
колодец
дом культуры
аптека
почта
две пятины
со светом в лицах
людская рухлядь
доживать
догибать
тянет сани
кресты большие
а там поменьше
в экран
смещенный центр ощущений



***

рынок стоит вокруг мяса
с холодного проспекта
где верят в картинки
ветром уносит
и захлопывает
закатывает
мясо с прилавка
не может руководить рынком
рядом с точкой невозврата
одна чашка на двоих
одна слюна
оставила дверь открытой
вхожу
пытаясь не заносить груз прошлого
отряхивая как снег застрявший в подошвах
его части медленно стекают
в прихожей забытыми
вибрирую тревогу из алых укрытий
со смешными татуировками
и боюсь взять тебя за руку
боюсь снова
поверить
но единственное что спасает
от падения в бездну
отчаянья
близость
перед миром который кроме как на задворках
не может быть
остановлен
эта короткая
близость
против уверенности
и постоянства
новый листок
тянется из проталины
смотри, все сейчас объясним
молчанием



***

одиночество добытое огромной ценой
не против течения
вновь прибывшие продвигаются
по рядам лицом
к сидящим и спиной
к происходящему
на условной сцене
капля пота стекает
под футболкой
и курткой
по спине
медленно
временные попутчики
смотрим друг на друга
на этой дороге
пока можем
пока выдерживаем
пока нам по пути
don’t come easy to me
все будет так как захотим

https://polutona.ru/?show=0401215243



Поиск сообщений в rss_rss_desktop_polutona
Страницы: 89 ... 70 69 [68] 67 66 ..
.. 1 Календарь