https://systemity.livejournal.com/4685616.html

https://systemity.livejournal.com/4685432.html

Неужели авторы закона и их вдохновители хотят представить дело так, будто среди поляков не было коллаборационистов, по крайней мере в деле расправы над "своими" евреями? На кого рассчитано такое искажение национальной истории?

Польша испокон века была страной, недружелюбной к евреям. В короткую пору первой независимости польского государства в ХХ веке (с 1918-го по 1939-й годы) страна славилась утеснениями своего еврейского населения, очевидно поддерживаемыми, а возможно, и провоцируемыми сверху. Об этом писал побывавший в Польше в 20-х годах Илья Эренбург: "Ни на государственной службе, ни среди командного состава евреев нет". Не зря тамошние еврейские буржуа "стыдятся говорить по-еврейски и распинаются на всех перекрёстках: "Мы самые что ни на есть польские патриоты"". А ещё в том же очерке "В Польше"* автор пророчествует: "Окрестности Варшавы на редкость неприглядны и мрачны. Вот развалины: это ещё воспоминания войны (Первой мировой. – М.К.). Вот лагерь – напоминание о будущей (подчёркнуто мною. – М.К.). Эренбург имел в виду, конечно, военный лагерь, но, в сочетании с дискриминационной политикой властей в отношении евреев, этот прогноз кажется предчувствием того, что произойдёт с польскими евреями спустя полтора десятилетия.

Краткая еврейская энциклопедия на русском языке сообщает, что при Пилсудском "еврейская молодёжь не могла получить высшее и часто – среднее образование из-за негласно существовавшей процентной нормы, но даже тех, кому удалось закончить учебные заведения, не брали на работу ни в какие государственные учреждения, и они становились рабочими. <…> Во 2-й половине 1930 гг. экономический бойкот еврейских рабочих, торговцев и интеллигентов усилился". И ещё: "Во 2-й половине 1930 гг. правительство Польши проводило всё новые антиеврейские мероприятия", а созданная в апреле 1934 года антисемитская организация Национально-радикальный лагерь требовала изгнания евреев из страны. "Подобно нацистам, её члены избивали еврейских студентов, осуществляли террористические акты против евреев и еврейских учреждений. <…> В 1934-39 гг. многие евреи Польши стали жертвами нападений антисемитов"**.

https://systemity.livejournal.com/4685058.html

Неужели авторы закона и их вдохновители хотят представить дело так, будто среди поляков не было коллаборационистов, по крайней мере в деле расправы над "своими" евреями? На кого рассчитано такое искажение национальной истории?

Польша испокон века была страной, недружелюбной к евреям. В короткую пору первой независимости польского государства в ХХ веке (с 1918-го по 1939-й годы) страна славилась утеснениями своего еврейского населения, очевидно поддерживаемыми, а возможно, и провоцируемыми сверху. Об этом писал побывавший в Польше в 20-х годах Илья Эренбург: "Ни на государственной службе, ни среди командного состава евреев нет". Не зря тамошние еврейские буржуа "стыдятся говорить по-еврейски и распинаются на всех перекрёстках: "Мы самые что ни на есть польские патриоты"". А ещё в том же очерке "В Польше"* автор пророчествует: "Окрестности Варшавы на редкость неприглядны и мрачны. Вот развалины: это ещё воспоминания войны (Первой мировой. – М.К.). Вот лагерь – напоминание о будущей (подчёркнуто мною. – М.К.). Эренбург имел в виду, конечно, военный лагерь, но, в сочетании с дискриминационной политикой властей в отношении евреев, этот прогноз кажется предчувствием того, что произойдёт с польскими евреями спустя полтора десятилетия.

Краткая еврейская энциклопедия на русском языке сообщает, что при Пилсудском "еврейская молодёжь не могла получить высшее и часто – среднее образование из-за негласно существовавшей процентной нормы, но даже тех, кому удалось закончить учебные заведения, не брали на работу ни в какие государственные учреждения, и они становились рабочими. <…> Во 2-й половине 1930 гг. экономический бойкот еврейских рабочих, торговцев и интеллигентов усилился". И ещё: "Во 2-й половине 1930 гг. правительство Польши проводило всё новые антиеврейские мероприятия", а созданная в апреле 1934 года антисемитская организация Национально-радикальный лагерь требовала изгнания евреев из страны. "Подобно нацистам, её члены избивали еврейских студентов, осуществляли террористические акты против евреев и еврейских учреждений. <…> В 1934-39 гг. многие евреи Польши стали жертвами нападений антисемитов"**.

https://systemity.livejournal.com/4685058.html

https://systemity.livejournal.com/4684924.html

https://systemity.livejournal.com/4684924.html

Летом 1959 года в Москве готовили визит Генерального секретаря Никиты Хрущёва в Америку; он собрался в гости к президенту Дуайту Эйзенхауэру. Управление делами Генсека перетрясало всю страну в поисках подарков, способных приятно удивить американца. Что, в конце концов, Никита повёз Дуайту? Что надо, то и повёз: может, яйцо Фаберже, может, подкованную железную блоху из спецхрана – кто знает; это государственная тайна, совершенный секрет. Молчок, дамы и господа!

Так или иначе, в середине лета 59-го мне позвонила Мария (Манаба) Магомедова и сказала:
– Давид, с вами свяжутся из канцелярии Хрущёва, попросят детский кинжал. Отдайте! Я вам сделаю другой.



Манаба Магомедова. Фото: nplg.gov.ge/


Для тех, кто не знает или забыл: "Манаба Омаровна Магомедова (5.11.1928 — 10.3.2013) — известный художник по металлу. Член Союза художников СССР и России (1960), народный художник Дагестана (1978), заслуженный художник Российской Федерации (2003). Восхищённый творчеством художницы, Расул Гамзатов писал о ней: "Невозможно вообразить, что её почти детские руки ковали и жгли металл. В созданных ею произведениях я вижу поэтическую мечту о совершенной красоте".

Вот чей телефонный звонок раздался в моей московской квартире в середине лета. С чудесной этой Марией я познакомился двумя годами раньше, в Тбилиси, куда меня пригласили переводить грузинских поэтов – шла подготовка к Декаде грузинской литературы и искусства в Москве. Это была первая моя серьёзная литературная работа; мне было девятнадцать лет, я с утра до ночи просиживал за письменным столом в писательском Доме творчества Квишхети близ Тбилиси, и первые две мои книжки поэтических переводов вышли в тбилисском издательстве "Заря Востока" в том же году.

В Доме творчества было полным-полно писателей, и они там жили, как сказала бы Белла Ахмадулина, "весело и шибко". По вечерам мы приходили посидеть за вином в духан "Монте-Карло", названный так вовсе не в честь экзотического княжества, а в знак уважения к знаменитому поэту Карло Каладзе, проведшему в Квишхети немало времени и выпившему в этом духане немало вина…

Я уже заканчивал работу, через неделю-другую собирался возвращаться в Москву и раздумывал над тем, какие подарки привезти из Грузии моей маме и любимой девушке. Кто-то из моих бывалых собутыльников посоветовал связаться с Марией Магомедовой – она делает красивейшие ювелирные украшения: кольца, броши, браслеты. И это было как раз то, что мне нужно.

Найти в Тбилиси Марию Магомедову оказалось не сложно. Её жилище напоминало одновременно и мастерскую, и музей. На рабочем столе были разложены какие-то молоточки, резцы и напильники, щипчики, кусачки и газовые горелки – много чего. А на витринной полке, обтянутой вишнёвым бархатом, красовались те самые броши, браслеты и сказочно прекрасный кинжал, напоминавший по форме стремительную форель – обитательницу горных кавказских ручьёв.

Сухонькая и маленькая хозяйка этого удивительного жилища, Мария Магомедова представляла пятое поколение кубачинских злато-кузнецов. Там, в прославившемся своими мастерами-ювелирами крохотном дагестанском ауле Кубачи, жили из поколения в поколение предки Манабы Магомедовой, оттачивая своё прекрасное искусство, получившее в Большом мире имя "кубачинская чернь по серебру". Мария-Манаба была первой женщиной в этом ряду: до неё злато-кузнечество считалось в Кубачах сугубо мужским занятием.

Разглядывая великолепные вещицы на крытой бархатом полке, я глаз не мог отвести от кинжала в серебряных, украшенных чернью ножнах, с рукоятью, увенчанной головой леопарда с оскаленной пастью. Дело в том, что я со страстью, присущей молодости, коллекционировал холодное оружие; к двадцати годам у меня набралось полтора десятка ножей, некоторые из них заслуживали внимания знатоков и ценителей. Открывала мою коллекцию финка-самоделка, привезённая из казахстанской ссылки, где я провёл не самое приятное время моего отрочества. Клинок этой финки, выточенный из рессорной стали, отличался разбойной грубостью, зато рукоятка была собрана из разноцветных черенков зубных щёток ("наборная ручка"), и такая дикая пестрота радовала глаз. Со временем моё собрание пополнится: мой друг Женя Солонович, знаменитый переводчик Петрарки, подарит мне самый что ни на есть настоящий нож сицилийских мафиози – нежный по форме и кровавый по сути, а вскоре после этого я раздобуду в Ашхабаде звезду моей коллекции – незатейливый ножик с клинком дамасской стали. Этот клинок, покрытый строгим узором, был частью сабли, неведомыми путями попавшей в Ашхабад. Продавать её целиком показалось владельцам опасной затеей – за торговлю оружием, хоть дамасским, хоть каким, советская власть посадила бы годков на семь-восемь. Поэтому саблю распилили на четыре части, и из этих частей изготовили ножи, отчасти похожие на национальные "пчаки". Рукоять моего пчака была выточена из двух долек прозрачной пластмассы, меж которыми мастер поместил рукописную бумажку со стихами из Корана.

Теперь становится ясно, почему я с таким вожделением глядел на серебряный кинжал Марии Магомедовой. Я хотел его заполучить, и немедля.

Узнав о моей кинжальной страсти, Мария достала из ящика стола совсем маленький, словно бы игрушечный кинжальчик размером с ладонь.

– Это детский, - сказала Мария. – Для мальчика.

Клинок детского кинжала был хоть и коротеньким, но совсем не детским – воспользоваться им по назначению и кого-нибудь зарезать не составило бы большого труда. Серебряные с золотыми накладками и чернью ножны лучились суровым благородством, а рукоять из слоновой кости, рассчитанная на маленький кулачок, была увита золотыми нитями.

Я держал это расчудесное чудо в руке, испытывая чувство, которое хорошо знакомо охотничьей собаке, когда она выходит на дичь. Мне было ясно, что без этого кинжальчика я отсюда не уйду.

Так оно и вышло. Я расстался с Марией Магомедовой, унося с собой оба кинжала, браслет и брошь. Взаимная симпатия сохранилась меж нами на долгие годы: мне посчастливилось встречаться с ней неоднократно, в последний раз я был у неё в Тбилиси, в её квартире-мастерской, в 2011 году, за два года до её смерти.

А теперь вернёмся к телефонному звонку Марии летом 59-го года: "Давид, с вами свяжутся из канцелярии Хрущёва, попросят детский кинжал. Отдайте! Я вам сделаю другой".

Назавтра, действительно, позвонили из кремлёвского Управления делами и сказали, что приедут за неназванным "изделием Манабы Магомедовой" прямо сейчас. Кто помнят те сумрачные времена, знают очень хорошо, что вступать с кремлёвскими гонцами в спор о часе их экстренного набега или, тем более, о самом его предмете, означало бы безусловное проявление клинического безумия. Итак, я согласился, не мешкая, и опустил телефонную трубку на рычаг. Ждать оставалось недолго.

Явились трое вежливых молодцов в одинаковых чёрных костюмах. Трое! Как будто не детский кинжал они собирались у меня изымать, а тащить рояль с пятого этажа. Мой кинжальчик они уложили в портфель, и один из этой тройки сообщил мне доверительным тоном, как будто я имел допуск к этой, несомненно секретной, операции:
-Этот ножичек Никита Сергеевич подарит внуку Эйзенхауэра. Можете гордиться!

Я хотел было попросить выдать мне расписку: получен, дескать, от такого-то, кинжал кубачинский, работы Марии Магомедовой, число такое-то, год такой-то. Но потом передумал: раз сами не дают, значит, никакие просьбы тут не помогут, а неприятности могут приключиться… Разрешив мне гордиться, тройка молодцов удалилась так же таинственно, как и явилась.

Всё скрытое и тайное становится со временем явным и гласным. Ну, почти всё… Сундук с секретами имеет обыкновение раньше или позже рассыхаться и разваливаться. Прошло время, и из-за океана дотекли слухи, что детский кинжал благополучно нашёл своего адресата и был принят с благодарностью. Конечно, с благодарностью: какому мальчишке такой роскошный подарок пришёлся бы не по вкусу! А поспособствовало ли "изделие" Марии дружбе между народами – вот это вряд ли: непредвиденные обстоятельства свалились на головы этих самых народов и всё испортили. Впрочем, если, и вправду, красота спасёт мир, то, может быть, прекрасный кубачинский кинжальчик ещё сыграет свою роль второго плана в грустном спектакле, разыгрываемом по обе стороны Атлантического океана.

Судьба второго серебряного кинжала, похожего на горную форель, тоже получила своё развитие. В самом начале 60-х годов прошлого века я подарил его, по просьбе друга моей юности Ильи Глазунова, молодому итальянскому слависту с большим будущим Витторио Страде. Витторио был очарован подарком. Можно его понять: я бы тоже очень обрадовался, если кто-нибудь надумал подарить мне такой кинжал… Во всяком случае, кинжал работы Марии Магомедовой, по словам жены Витторио - русской женщины Клары, по сей день украшает письменный стол профессора Страды в его венецианском доме.

И это ещё не всё. Многие десятки "изделий" кубачинки Марии-Манабы Магомедовой, включая и холодное оружие, бережно хранятся в музеях разных стран и в частных коллекциях тех, кому посчастливилось их раздобыть.

https://systemity.livejournal.com/4684554.html

Летом 1959 года в Москве готовили визит Генерального секретаря Никиты Хрущёва в Америку; он собрался в гости к президенту Дуайту Эйзенхауэру. Управление делами Генсека перетрясало всю страну в поисках подарков, способных приятно удивить американца. Что, в конце концов, Никита повёз Дуайту? Что надо, то и повёз: может, яйцо Фаберже, может, подкованную железную блоху из спецхрана – кто знает; это государственная тайна, совершенный секрет. Молчок, дамы и господа!

Так или иначе, в середине лета 59-го мне позвонила Мария (Манаба) Магомедова и сказала:
– Давид, с вами свяжутся из канцелярии Хрущёва, попросят детский кинжал. Отдайте! Я вам сделаю другой.



Манаба Магомедова. Фото: nplg.gov.ge/


Для тех, кто не знает или забыл: "Манаба Омаровна Магомедова (5.11.1928 — 10.3.2013) — известный художник по металлу. Член Союза художников СССР и России (1960), народный художник Дагестана (1978), заслуженный художник Российской Федерации (2003). Восхищённый творчеством художницы, Расул Гамзатов писал о ней: "Невозможно вообразить, что её почти детские руки ковали и жгли металл. В созданных ею произведениях я вижу поэтическую мечту о совершенной красоте".

Вот чей телефонный звонок раздался в моей московской квартире в середине лета. С чудесной этой Марией я познакомился двумя годами раньше, в Тбилиси, куда меня пригласили переводить грузинских поэтов – шла подготовка к Декаде грузинской литературы и искусства в Москве. Это была первая моя серьёзная литературная работа; мне было девятнадцать лет, я с утра до ночи просиживал за письменным столом в писательском Доме творчества Квишхети близ Тбилиси, и первые две мои книжки поэтических переводов вышли в тбилисском издательстве "Заря Востока" в том же году.

В Доме творчества было полным-полно писателей, и они там жили, как сказала бы Белла Ахмадулина, "весело и шибко". По вечерам мы приходили посидеть за вином в духан "Монте-Карло", названный так вовсе не в честь экзотического княжества, а в знак уважения к знаменитому поэту Карло Каладзе, проведшему в Квишхети немало времени и выпившему в этом духане немало вина…

Я уже заканчивал работу, через неделю-другую собирался возвращаться в Москву и раздумывал над тем, какие подарки привезти из Грузии моей маме и любимой девушке. Кто-то из моих бывалых собутыльников посоветовал связаться с Марией Магомедовой – она делает красивейшие ювелирные украшения: кольца, броши, браслеты. И это было как раз то, что мне нужно.

Найти в Тбилиси Марию Магомедову оказалось не сложно. Её жилище напоминало одновременно и мастерскую, и музей. На рабочем столе были разложены какие-то молоточки, резцы и напильники, щипчики, кусачки и газовые горелки – много чего. А на витринной полке, обтянутой вишнёвым бархатом, красовались те самые броши, браслеты и сказочно прекрасный кинжал, напоминавший по форме стремительную форель – обитательницу горных кавказских ручьёв.

Сухонькая и маленькая хозяйка этого удивительного жилища, Мария Магомедова представляла пятое поколение кубачинских злато-кузнецов. Там, в прославившемся своими мастерами-ювелирами крохотном дагестанском ауле Кубачи, жили из поколения в поколение предки Манабы Магомедовой, оттачивая своё прекрасное искусство, получившее в Большом мире имя "кубачинская чернь по серебру". Мария-Манаба была первой женщиной в этом ряду: до неё злато-кузнечество считалось в Кубачах сугубо мужским занятием.

Разглядывая великолепные вещицы на крытой бархатом полке, я глаз не мог отвести от кинжала в серебряных, украшенных чернью ножнах, с рукоятью, увенчанной головой леопарда с оскаленной пастью. Дело в том, что я со страстью, присущей молодости, коллекционировал холодное оружие; к двадцати годам у меня набралось полтора десятка ножей, некоторые из них заслуживали внимания знатоков и ценителей. Открывала мою коллекцию финка-самоделка, привезённая из казахстанской ссылки, где я провёл не самое приятное время моего отрочества. Клинок этой финки, выточенный из рессорной стали, отличался разбойной грубостью, зато рукоятка была собрана из разноцветных черенков зубных щёток ("наборная ручка"), и такая дикая пестрота радовала глаз. Со временем моё собрание пополнится: мой друг Женя Солонович, знаменитый переводчик Петрарки, подарит мне самый что ни на есть настоящий нож сицилийских мафиози – нежный по форме и кровавый по сути, а вскоре после этого я раздобуду в Ашхабаде звезду моей коллекции – незатейливый ножик с клинком дамасской стали. Этот клинок, покрытый строгим узором, был частью сабли, неведомыми путями попавшей в Ашхабад. Продавать её целиком показалось владельцам опасной затеей – за торговлю оружием, хоть дамасским, хоть каким, советская власть посадила бы годков на семь-восемь. Поэтому саблю распилили на четыре части, и из этих частей изготовили ножи, отчасти похожие на национальные "пчаки". Рукоять моего пчака была выточена из двух долек прозрачной пластмассы, меж которыми мастер поместил рукописную бумажку со стихами из Корана.

Теперь становится ясно, почему я с таким вожделением глядел на серебряный кинжал Марии Магомедовой. Я хотел его заполучить, и немедля.

Узнав о моей кинжальной страсти, Мария достала из ящика стола совсем маленький, словно бы игрушечный кинжальчик размером с ладонь.

– Это детский, - сказала Мария. – Для мальчика.

Клинок детского кинжала был хоть и коротеньким, но совсем не детским – воспользоваться им по назначению и кого-нибудь зарезать не составило бы большого труда. Серебряные с золотыми накладками и чернью ножны лучились суровым благородством, а рукоять из слоновой кости, рассчитанная на маленький кулачок, была увита золотыми нитями.

Я держал это расчудесное чудо в руке, испытывая чувство, которое хорошо знакомо охотничьей собаке, когда она выходит на дичь. Мне было ясно, что без этого кинжальчика я отсюда не уйду.

Так оно и вышло. Я расстался с Марией Магомедовой, унося с собой оба кинжала, браслет и брошь. Взаимная симпатия сохранилась меж нами на долгие годы: мне посчастливилось встречаться с ней неоднократно, в последний раз я был у неё в Тбилиси, в её квартире-мастерской, в 2011 году, за два года до её смерти.

А теперь вернёмся к телефонному звонку Марии летом 59-го года: "Давид, с вами свяжутся из канцелярии Хрущёва, попросят детский кинжал. Отдайте! Я вам сделаю другой".

Назавтра, действительно, позвонили из кремлёвского Управления делами и сказали, что приедут за неназванным "изделием Манабы Магомедовой" прямо сейчас. Кто помнят те сумрачные времена, знают очень хорошо, что вступать с кремлёвскими гонцами в спор о часе их экстренного набега или, тем более, о самом его предмете, означало бы безусловное проявление клинического безумия. Итак, я согласился, не мешкая, и опустил телефонную трубку на рычаг. Ждать оставалось недолго.

Явились трое вежливых молодцов в одинаковых чёрных костюмах. Трое! Как будто не детский кинжал они собирались у меня изымать, а тащить рояль с пятого этажа. Мой кинжальчик они уложили в портфель, и один из этой тройки сообщил мне доверительным тоном, как будто я имел допуск к этой, несомненно секретной, операции:
-Этот ножичек Никита Сергеевич подарит внуку Эйзенхауэра. Можете гордиться!

Я хотел было попросить выдать мне расписку: получен, дескать, от такого-то, кинжал кубачинский, работы Марии Магомедовой, число такое-то, год такой-то. Но потом передумал: раз сами не дают, значит, никакие просьбы тут не помогут, а неприятности могут приключиться… Разрешив мне гордиться, тройка молодцов удалилась так же таинственно, как и явилась.

Всё скрытое и тайное становится со временем явным и гласным. Ну, почти всё… Сундук с секретами имеет обыкновение раньше или позже рассыхаться и разваливаться. Прошло время, и из-за океана дотекли слухи, что детский кинжал благополучно нашёл своего адресата и был принят с благодарностью. Конечно, с благодарностью: какому мальчишке такой роскошный подарок пришёлся бы не по вкусу! А поспособствовало ли "изделие" Марии дружбе между народами – вот это вряд ли: непредвиденные обстоятельства свалились на головы этих самых народов и всё испортили. Впрочем, если, и вправду, красота спасёт мир, то, может быть, прекрасный кубачинский кинжальчик ещё сыграет свою роль второго плана в грустном спектакле, разыгрываемом по обе стороны Атлантического океана.

Судьба второго серебряного кинжала, похожего на горную форель, тоже получила своё развитие. В самом начале 60-х годов прошлого века я подарил его, по просьбе друга моей юности Ильи Глазунова, молодому итальянскому слависту с большим будущим Витторио Страде. Витторио был очарован подарком. Можно его понять: я бы тоже очень обрадовался, если кто-нибудь надумал подарить мне такой кинжал… Во всяком случае, кинжал работы Марии Магомедовой, по словам жены Витторио - русской женщины Клары, по сей день украшает письменный стол профессора Страды в его венецианском доме.

И это ещё не всё. Многие десятки "изделий" кубачинки Марии-Манабы Магомедовой, включая и холодное оружие, бережно хранятся в музеях разных стран и в частных коллекциях тех, кому посчастливилось их раздобыть.

https://systemity.livejournal.com/4684554.html

Запретные фотографии: варшавское гетто летом 1941 года

Немецкий солдат-радист, фотограф Вилли Георг (Willy Georg) летом 1941 года, будучи в Варшаве, нелегально пробрался в гетто и отснял на свою "Лейку" четыре пленки. Пятую пленку и фотоаппарат у него конфисковал военный патруль при задержании. К счастью, спрятанные в карманах четыре пленки сохранились до наших дней.

https://systemity.livejournal.com/4684393.html

Запретные фотографии: варшавское гетто летом 1941 года

Немецкий солдат-радист, фотограф Вилли Георг (Willy Georg) летом 1941 года, будучи в Варшаве, нелегально пробрался в гетто и отснял на свою "Лейку" четыре пленки. Пятую пленку и фотоаппарат у него конфисковал военный патруль при задержании. К счастью, спрятанные в карманах четыре пленки сохранились до наших дней.

https://systemity.livejournal.com/4684393.html

https://systemity.livejournal.com/4684191.html

https://systemity.livejournal.com/4684191.html

https://systemity.livejournal.com/4683939.html

https://systemity.livejournal.com/4683716.html

https://systemity.livejournal.com/4683716.html

https://systemity.livejournal.com/4683474.html

https://systemity.livejournal.com/4683474.html

https://systemity.livejournal.com/4683182.html

https://systemity.livejournal.com/4683182.html

Мимо этого окошка я без дела не хожу…

.

Лиза Юдин

Окно Овертона — рамки допустимого с точки зрения общественной морали спектра мнений в публичных высказываниях. Иначе говоря, это модель для оценки суждений по степени их приемлемости для выноса в народ, со всеми вытекающими из этого выноса последствиями. Ось поворачивания такого "окошка" — степень свободы, связанная со степенью регламентации общественных институтов со стороны государства.

Дело погибшего Овертона, как говорил один из основоположников: "подхватил, расширил, укрепил, закалил" неоконсервативный публицист и политик Джошуа Тревиньо, выведший шестиступенчатую оценочную шкалу для классификации идей по степени их допустимости в открытом обсуждении: немыслимые, радикальные, приемлемые, разумные, стандартные, норма.

Вы видите, в центре находятся приемлемо и разумно – то, что обычно умеренно. С двух концов – крайности – все запретить или все разрешить.

Распахнув Окно Овертона, можно взять самую дикую, казалось бы, неприемлемую идею для нормального адекватного общества и шаг за шагом не только отмыть и внедрить в сознание граждан, но и закрепить законодательно. Страшная это сила, скажу я вам, но работает, каким бы диким это не казалось.

Как? А вот так. Оглянитесь вокруг. Мало окружающих явлений, что еще пару-тройку десятков лет тому назад казались немыслимыми, запретными, назывались "грехом", сегодня стали не просто нормой, а законом?

Согласно Овертону, для каждой идеи или проблемы в обществе существует т.н. окно возможностей. Окно двигают, меняя тем самым амплитуду возможностей — от совершенно чуждого общественной морали до актуального, принятого массовым сознанием и закреплённого в законах.

Это не простое промывание мозгов: наш сыр – самый лучший сыр в мире, в любом случае сыр сыром останется, хуже-лучше, но съедобным продуктом. Речь идет, еще раз акцентирую ваше внимание, о переходе греха в достоинство.

Возьмем, к примеру, не к ночи будет помянутого Ясера Арафата и превращение его из кровавого монстра в лауреата Нобелевской премии мира.

Начало "карьеры" пропускаем, нам важны основные пункты превращения.

Конец 60-х. ООП под предводительством Арафата хозяйничает на территории Иордании, превратив ее в плацдарм для терактов. На территорию хашимитского королевства регулярно угоняются пассажирские самолеты европейских авиакомпаний (наиболее драматический эпизод закончился взрывом угнанного самолета и гибелью пассажиров). Готовится свержение короля Хуссейна.

В "черном сентябре" 70-го. Хуссейну арафатовский беспредел надоедает, и он давит боевиков танковым ударом и изгоняет ООП из Иордании. Арафат – террорист, кровавый монстр и прочее.

2 марта 1973 года, после того, как президент Никсон категорически отказался выполнить требование террористов освободить Сирхана Сирхана, убийцу Роберта Ф. Кеннеди – Арафат отдает приказ казнить посла США Клео Ноэля, временного поверенного в делах США в Судане Джорджа Куртиса Мура и бельгийского дипломата Ги Эйда, захваченных в заложники на территории посольства Саудовской Аравии в Хартуме. Их расстреляли, буквально изрешетив автоматными очередями. Террорист, кровавый монстр – других слов пока нет.

В январе 1976-го во время гражданской войны в Ливане отряды арафатовской ООП отличались особенной жестокостью в отношении коренного христианского населения.

В христианских городах Дамуре и Чекка убиты, растерзаны, искалечены, изнасилованы десятки тысяч человек. Термины соответственные: убийца, террорист, изверг. Короче, позор рода человеческого.

Я намеренно, как вы, наверное, заметили, не говорю о "деятельности" Арафата против евреев и Израиля. Ну, во-первых, это вам и без меня хорошо известно. Во-вторых, не мы все-таки из него "голубя мира" сделали, хотя, как это ни прискорбно, не без нашей помощи…

Итак, Окна Овертона. Шаг первый. Легализация известного людоеда. Для начала, исходя из теории Овертона, идея эта кажется немыслимой. Уж слишком большая пропасть казалось бы между понятиями "террорист" и "мир". Но мы на собственном опыте уже убедились, что это возможно. Значит, технология Овертона работает, да и не выдумывал он ее из головы – отследил, проанализировал – изложил. Еще раз подчеркиваю, это важно, Овертон не концепцию предложил, он описал работающую технологию, т.е., процесс, при котором соблюдая определенную последовательность действий, можно добиться нужного результата, каким бы диким он поначалу не казался.

Моделируем вместе, как это немыслимое будет реализовано, пройдя все стадии окна возможностей. Пробуем. Вкратце, конечно, только основные позиции, иначе нам никакой печатной площади не хватит.

Первый шаг. Переводим немыслимое в область радикального. Вместо "террористов надо уничтожать" начинаем писать и вещать. У нас же свобода слова, демократия. Почему не взять пару-тройку интервью у Арафата, не написать о его детстве, юности, семье?

И, оказывается, о кровавом разгуле, о детоубийце, о садисте можно говорить, оставаясь в рамках, так называемой, "респектабельности". Вот он, пересмотр позиций, постепенный сдвиг от неприемлемого к радикальному, т.е., более понятному.

Неприемлемая тема пошла в народ, неважно со знаком "плюс" или "минус", главное, пошла.

Следующий шаг – переход к приемлемому – возможному. Ну, раз об этом говорят СМИ, политологи собирают конференции и симпозиумы, почему люди должны отворачиваться? Это лицемерие, ханжество. Явление существует, значит, его надо обсуждать. И уже на какой-то стадии можно, если не одобрить, то понять. А вот, чтобы принять, нужен еще один шаг. Меняем термин. Очень важно! Для легализации немыслимого надо поменять название. В языкознании сей процесс называется эвфемизацией. Не вшивый, а больной педикулезом, не идиот, а ограниченные умственные возможности, не террорист, а борец. Все, и нет больше кровавого террориста, есть борец за свободу, независимость, права, да за что угодно. Ключевое здесь слово – борец.

Затем идет создание прецедента. Иногда его надо выдумать, ну а в нашем случае и выдумывать не надо было. Мало пролили невинной крови герои революций и всяких других движений и мероприятий? В 1938 году США признали Адольфа Гитлера человеком года "За распространение демократии по миру". А в 1939 году Гитлер был номинирован на Нобелевскую премию мира, но не успел ее получить, так как в том же году напал на Польшу.

Отодвинул бы нападение на весну следующего года — и начал бы вторую мировую нобелевским лауреатом. Кстати, в 35-ом на эту же премию был номинирован дуче Муссолини.

Значит, в принципе, терроризм может быть узаконен. И потихоньку в сознании общества массовые убийства людей выходят за грань недозволенного. Арафат превращается в любопытную, опасную, но неоднозначную фигуру.

Повторяю, это все очень схематично, без каких-либо акцентов на правильных и неправильных. Только для того, чтобы можно было понять сам принцип работающего механизма.

Все, Окно Овертона сдвинулось с территории приемлемого в область разумного. На данном этапе основное – очеловечить преступника. А еще эффектней, сделать из него самого жертву. Несчастный Арафат и иже с ним, им не дают спокойно жить, провоцируют, да и вообще, это не никакой не терроризм, а борьба за…

Но есть же и адекватно мыслящие люди, которым такой пропагандой не запудрить мозги, — скажете вы. Есть. Есть, конечно. Тут весьма эффективно срабатывает прием навешивания ярлыков: фашисты, расисты и прочие "исты". Для пущей надежности дается трибуна нескольким действительным психопатам, тем самым, объединив в сознании масс тех и других в одно целое.

И переходим в категорию стандартного. Тут уже все покатило, как по маслу. Общественное сознание готово – и гнусный убийца Арафат, всю жизнь уничтожавший не только извечных врагов — евреев, но и с не меньшим усердием христиан и братьЁв-мусульман, восходит к роли героя-освободителя.

… Лидер ООП тщательнейшим образом, хотя и без помощи каких бы то ни было имиджмейкеров, выстраивает свой собственный образ. Арафат подчеркнуто не религиозен (это нравится коммунистическим странам), всегда ходит в полувоенной форме (что приводит в восторг западноевропейских левых интеллектуалов), носит куфию (традиционный бедуинский головной платок), люто ненавидит евреев (за что консервативные арабские режимы прощают ему все, включая нерелигиозность). В результате Ясир Арафат становится желанным гостем, как во дворцах саудовских шейхов, так и в комплексе зданий ЦК КПСС на Старой площади.

Появляется даже некий ореол романтики. Рядом с Арафатом в куфие возникает Че Гевара в берете, самолично расстреливавший буржуйских детей. Где-то недалеко коммунисты в буденовках, герои французских революций. Чем они отличаются от убийц-уголовников? Только одним – фразой "во имя…". Свободы, демократии, революции – нужный вариант вставьте сами.

Интервью, статьи, кино, телестудии, параллели, ассоциации — танцуют все.

И вот сейчас, когда все и все надлежащим образом подготовлены, можно переходить к следующему этапу – действующей норме, т.е., узаконить. В 1974-ом принимается новая, не столь людоедская в отношении Израиля, политическая программа ООП, призывающая бороться за создание "палестинского государства" "не вместо, а наряду с Израилем". После этого ООП признали более ста государств, а её предводитель становится центральной фигурой на ближневосточной политической сцене.

И вот, в ноябре 74-го, он уже первый в мире представитель неправительственной организации, стоящий на трибуне Генеральной Ассамблеи ООН, где произносит свою знаменитую фразу, обращенную к Израилю.

"Я пришёл к вам с оливковой ветвью в одной руке и оружием борца за свободу в другой. Не дайте оливковой ветви выпасть из моей руки".

Все. История Арафата – кровавого убийцы закончилась, началась история "миротворца" — ООН признала ООП "единственным законным представителем палестинского народа".

А ведь резня в Ливане была уже после этого, в 76-ом, и первая интифада, организованная Арафатом была после 74-го, в 78-ом страшный теракт на Приморском шоссе в Израиле (39 убитых, более 70 раненных) – всего не перечислить, но уже ничто не могло помешать "светлому образу борца за мир". Даже поддержка Арафатом Саддама Хуссейна в иракско-кувейтском конфликте. Все узаконено и устаканено.

В умах произошел сдвиг. И забыли всем миром заявление Арафата, сделанное в 97-ом:

"За пять лет мы будем иметь 6-7 миллионов арабов на Западном берегу и в Иерусалиме… Затем мы уничтожим Израиль и установим полностью арабское государство. Психологической войной и демографическим взрывом мы сделаем жизнь христиан и евреев невыносимой. Они не захотят жить с нами, арабами. Нам они не нужны!"

Совсем не помешал сей образчик политического искусства получению Нобелевской премии мира.

На сцене – гвоздь любой либерастической программы – толерантность – запрет на запрет того, что раньше считалось запретом. Проще говоря, запрещено называть "грехом" то, что раньше именно им и считалось.

Во время последнего этапа движения Окна из категории "стандартное" в "норму" общество уже сломлено. Самая живая его часть ещё как-то будет сопротивляться законодательному закреплению не так давно ещё немыслимых вещей. Но в целом общество сломлено. Оно уже согласилось со своим поражением.

И вытягивается Арафат из Туниса, и получает Нобелевскую премию мира…

Конец опупее. Дело сделано. На все про все понадобилось двадцать лет, плюс-минус. Меньше поколения.

Скажете, что я утрирую? Ничуть. Посмотрите, что происходит сегодня в "демократическом" мире. Европе, Америке. Попробую выражаться исключительно политкорректно – легализованы однополые браки, исчезают из документов слова "отец" и "мать". Подчеркиваю, я говорю сейчас о легализации брака, а не самих участников процесса. Приняты законы об усыновлении-удочерении однополыми "родителями" детей, т.е. нормы человеческого существования изменены. Сразу после легализации усыновления детей гомосексуалистами Европа начала "борьбу" за легализацию инцеста.

В новой редакции Уголовного кодекса Швейцарии не содержится уголовного наказания за инцест. Убрали сей пункт в 2010-м году. И тогда был жуткий скандал. Христианско-демократическая народная партия Швейцарии, Евангелическая народная партия и Швейцарская Народная партия возмущались до хрипоты и дрожи.

Прошло всего три года, и легализация инцеста уже свободно дискутировалась в швейцарском парламенте.

В Дании признать инцест "гендерной нормой" требует политик Пернилле Шкиппер.

Легализовать инцест в Швеции предлагает депутат Риксдага от социал-демократов Моника Грённ.

Лет двадцать-тридцать назад об этом и думать бы никому не пришло в голову. Почему сейчас стало возможным?

А Вы заметили, что мы в сегодняшнем разговоре постоянно оперируем понятиями "демократия", "политкорректность", "права", "толерантность" – всем тем, что буквально нескончаемыми потоками льется в наши головы с экранов и страниц?

Так вот, технология Окна Овертона возможна только в либеральном обществе, там, где нет разделения добра и зла, зато есть вседозволенность, объявленная толерантностью или демократией, как вам будет угодно.

Там, где нет ничего святого, а есть, так называемая "свобода слова", шаг за шагом уничтожающая границы, защищавшие человеческое общество от самоуничтожения. Кровавые убийцы, возведенные в ранг "борцов", ребенок у однополой пары, сексуальные отношения между кровными родственниками, повышающие вероятность рождения потомства с генетическими заболеваниями и отклонениями – что это, если не самоуничтожение?

Есть понятие "очеловечение". Знакомо? Здесь же мы сталкиваемся с его антонимом – "расчеловечение". И это тоже, к сожалению, становится все более и более знакомо…

Авторский блог

https://systemity.livejournal.com/4682903.html