Зима, однако.
Торжество крестьянства,
На дровнях обновляющего путь ...
Как хорошо, устав от пьянства,
Морозным утром, как-нибудь
Проехать рысью, взяв свою старуху,
Смотреть на снег и всласть молчать...
И думать, что глушить сивуху
Пора, наверное, кончать.

https://synthesizer.livejournal.com/1842259.html

Дорогие друзья и читатели моего журнала! Радость и благодарность автора будущей книги о городе Горбатове аршином общим не измерить. Он просил меня сообщить ему имена и фамилии всех, кто помог собрать деньги, чтобы в книжке всех вас упомянуть и поблагодарить. Пожалуйста, пришлите мне в мессенджер или напишите здесь, под этим постом. Будете присылать в мессенджер - прибавьте, пожалуйста, "книга", чтобы я случайно не напутал. Не стесняйтесь. Вы оказали, пусть и небольшую, пусть даже крошечную, но помощь нашему краеведению. Пусть и чрез сто лет читатель возьмет с книжной полки эту книжку или скачает ее в электронном формате из всемирного информатория, откроет и прочтет ваши фамилии. Не сомневайтесь, что прочтет. Такие книги случайные люди не читают. Скорее всего это будет какой-нибудь краевед на всю голову или человек для которого любовь к родному пепелищу и к отеческим гробам... Нет, не могу. Слезы душат. Короче говоря, сколько можно вас уговаривать - уже пишите. Это все ложная скромность и она не украшает.

https://synthesizer.livejournal.com/1842077.html

Честно говоря, я пишу этот пост без особенной надежды, но… Есть такой старинный городок в Нижегородской области – Горбатов. Он в области самый маленький. Живет в нем тысяча с небольшим человек. Среди этой тысячи – директор местного краеведческого музея и учитель истории Анатолий Сергеевич Савинов. Он из тех краеведов, для которых краеведение не увлечение, а образ жизни. Пишет Анатолий Сергеевич книжки по истории Горбатова и района. Нельзя сказать, что власти города Горбатова помога… Короче говоря, нужны горбатовским властям эти книжки как… Савинов только поначалу расстраивался, а потом нашел в Нижнем спонсора и издал первую за несколько сотен лет книжку по истории Горбатова. Потом вторую, потом его спонсор в Нижнем перестал быть спонсором из-за кризиса. Потом пошли в ход собственные средства (краеведы иногда ради издания собственных книжек готовы продать… легче перечислить то, что они продать не готовы), потом и собственные кончились. Теперь Савинов написал новую книжку по истории Горбатова конца 19 – начала 20 вв. Рукопись называется «Горбатовский хронограф». На ее издание (в самом простом варианте с мягкой обложкой, малым тиражом и печатью в соседнем райцентре) нужно двадцать тысяч рублей. Я прекрасно понимаю, что сейчас, когда постоянно кто-то собирает деньги на больных детей, на хосписы, но Журнальный Зал, на операции, на лекарства, на ФБК Навальному, просить о сборе денег на краеведческую книжку не то, чтобы опрометчиво, но… Вдруг кто-то решит, что сто или пятьсот рублей его не спасут, а книжка о крошечном русском провинциальном городке может появиться на свет благодаря его помощи. Проще всего перечислить деньги на карту МИР 2202 2001 2170 3530. Можно и на счет в банке Волго-Вятский банк ПАО Сбербанк г. Нижний Новгород. Счет получателя 40817810842002729154. Код подразделения Банка по месту ведения счета карты 42904207777 Адрес подразделения Банка по месту ведения счета карты: г. Павлово ул. Фаворского д.40. В комментариях к переводу хорошо бы указать хотя бы одно слово «книга». Зачем я в это дело ввязался? Анатолия Сергеевича Савинова знаю не первый год. Книжки у него хорошие, серьезные. Пользовался ими, когда писал очерк о Горбатове. И вообще он человек удивительной судьбы – правнук местного черносотенца и учитель истории, два десятка лет проработал в сельской школе, причем ходил туда из Горбатова и обратно в Горбатов пешком каждый день. Летом на велосипеде, а в распутицу и зимой – пешком. За пятнадцать лет обошел Землю по экватору.

https://synthesizer.livejournal.com/1841859.html

Честно говоря, я пишу этот пост без особенной надежды, но… Есть такой старинный городок в Нижегородской области – Горбатов. Он в области самый маленький. Живет в нем тысяча с небольшим человек. Среди этой тысячи – директор местного краеведческого музея и учитель истории Анатолий Сергеевич Савинов. Он из тех краеведов, для которых краеведение не увлечение, а образ жизни. Пишет Анатолий Сергеевич книжки по истории Горбатова и района. Нельзя сказать, что власти города Горбатова помога… Короче говоря, нужны горбатовским властям эти книжки как… Савинов только поначалу расстраивался, а потом нашел в Нижнем спонсора и издал первую за несколько сотен лет книжку по истории Горбатова. Потом вторую, потом его спонсор в Нижнем перестал быть спонсором из-за кризиса. Потом пошли в ход собственные средства (краеведы иногда ради издания собственных книжек готовы продать… легче перечислить то, что они продать не готовы), потом и собственные кончились. Теперь Савинов написал новую книжку по истории Горбатова и уезда конца 19 – начала 20 вв. Рукопись называется «Горбатовский хронограф». На ее издание (в самом простом варианте с мягкой обложкой, малым тиражом и печатью в соседнем райцентре) нужно двадцать тысяч рублей. Я прекрасно понимаю, что сейчас, когда постоянно кто-то собирает деньги на больных детей, на хосписы, но Журнальный Зал, на операции, на лекарства, на ФБК Навальному, просить о сборе денег на краеведческую книжку не то, чтобы опрометчиво, но… Вдруг кто-то решит, что сто или пятьсот рублей его не спасут, а книжка о крошечном русском провинциальном городке может появиться на свет благодаря его помощи. Проще всего перечислить деньги на карту МИР 2202 2001 2170 3530. Можно и на счет в банке Волго-Вятский банк ПАО Сбербанк г. Нижний Новгород. Счет получателя 40817810842002729154. Код подразделения Банка по месту ведения счета карты 42904207777 Адрес подразделения Банка по месту ведения счета карты: г. Павлово ул. Фаворского д.40. В комментариях к переводу хорошо бы указать хотя бы одно слово «книга». Зачем я в это дело ввязался? Анатолия Сергеевича Савинова знаю не первый год. Книжки у него хорошие, серьезные. Пользовался ими, когда писал очерк о Горбатове. И вообще он человек удивительной судьбы – правнук местного черносотенца и учитель истории, два десятка лет проработал в сельской школе, причем ходил туда из Горбатова и обратно в Горбатов пешком каждый день. Летом на велосипеде, а в распутицу и зимой – пешком. За пятнадцать лет обошел Землю по экватору.

Всем огромное спасибо. Деньги на книгу собраны. Анатолий Сергеевич Савинов счастлив и уже собирается на автобус, чтобы ехать в издательство в соседний город.

https://synthesizer.livejournal.com/1841859.html

Стоит только написать о еде – как тотчас же куча лайков и репостов. Как ни пиши о природе, о краеведении, о любви даже – все равно один пост о каких-нибудь печеньях или рябиновке заткнет за пояс все, что дописано до него и все, что написано будет после. Черт знает что думают читатели о таком писателе. Небось, думают, что круглые сутки только настаиваю, разливаю по бутылкам, дегустирую, варю борщ, ем пироги с капустой, ватрушки величиной с тарелку, соленые рыжики и потом все это описываю. Нет, это неправда. Я, может, и не думаю всего этого есть и пить. Я, может, интеллигентный, тонко чувствующий и читающий на досуге стихи французских символистов человек. Я, может, какого-нибудь Бодлера наизусть могу. Не всего, конечно, но сантиметров десять легко. Даже пятнадцать. Но кому это нужно… Всем подавай рябиновку, бискотти, кантуччи, селедку с луком и соленые рыжики. Я думаю, что тут и гений не выдержит – плюнет и станет писать про еду. Что уж говорить про обычного человека. Отложит он в сторону томик Бодлера, полезет в погреб, достанет банку с солеными рыжиками, нальет в рюмку рябиновки, смахнет скупую мужскую слезу, придвинет к себе компьютер и начнет печатать…
Я обычное сало не очень люблю. Вот это белое, соленое, замороженное, которое резать ломко и холодно – нет, не люблю. Я люблю такое, как рулет, с мясными прожилками. Его торговки рыночные еще обматывают черными нитками суровыми. Не знаю как они его делают – может коптят слегка, а может варят в луковой шелухе. Как бы там ни было, а если толстый кружок такого рулета положить на горбушку черного хлеба и поверх сала намазать свежего хрена грамм пять или десять в тротиловом эквиваленте, который без всяких там сливок или других новомодных выкрутасов, а просто с солью и уксусом перетертый до крупных слез, да откусить не сразу, но… Воля ваша, а тех людей, которые норовят занюхать или вовсе запить водку какой-нибудь фантой, я ни понять, ни простить не могу. Ну, ладно, школа не уследила, университет проморгал. Но родители-то как воспитывали?! Эх… Бог им судья… Я, собственно, о другом. И как только она пошла мелкими пташечками, так сразу, не медля ни секунды, откусываем от сала с хреном и хлебом (язык не поворачивается назвать это сооружение худосочым, бухгалтерским немецким словом бутерброд) столько, сколько откусывают на прощанье, когда уж точно известно, что в этот дом вас больше не позовут. И вот тогда, от этого самого хрена, в затылке, в самой что ни на есть глубине мозжечка, засвербит сначала тоненько, а потом все толще, толще и как оно разноцветными искрами жахнет… Тьфу на вас - ну какой же это оргазм? Экие вы все озабоченные. И вовсе это не оргазм, а два оргазма. Как минимум.

https://synthesizer.livejournal.com/1841639.html

Вечером смотрел в окно на мелкий снежок. И то сказать – как он шёл? Несло его, мотало из стороны в сторону. Ветер дул такой, что будь у меня хоть воробьиные крылья, хоть парус величиной с носовой платок или пейсы подлиннее… Я представил себя с воробьиными крыльями, носовым платком и развевающимися пейсами. Как меня, сухонького, маленького, отрывает от земли в мутную снежную круговерть… Как срывает шляпу, перчатки и даже брюки… И немедленно представил для равновесия монументальную Розу в каракулевой шубе. Она накручивает на пухлый, в перетяжках, как у младенца, палец мои пейсы, и я то иду сам, то волочусь, то отрываюсь от земли на их длину... Ветер всё крепчает, становится ураганным, пейсы натягиваются и звенят, как струны, и поют. Из глаз текут слёзы – то ли от ледяного ветра, то ли от больно натянувшихся волос, то ли от этого пения… А Роза всё идёт и идёт, не оборачиваясь… Я кричу ей: «Остановись! Отпусти меня! Отпусти!» И просыпаюсь. Ветер угомонился. За окном тихо и темно. На подоконнике, в литровой банке, переминается со стебля на стебель букет увядших роз, который я подарил тебе, да ты, уходя, забыла.

https://synthesizer.livejournal.com/1841335.html

Вечером смотрел в окно на мелкий снежок. И то сказать – как он шёл? Несло его, мотало из стороны в сторону. Ветер дул такой, что будь у меня хоть воробьиные крылья, хоть парус величиной с носовой платок или пейсы подлиннее… Я представил себя с воробьиными крыльями, носовым платком и развевающимися пейсами. Как меня, сухонького, маленького, отрывает от земли в мутную снежную круговерть… Как срывает шляпу, перчатки и даже брюки… И немедленно представил для равновесия монументальную Розу в каракулевой шубе. Она накручивает на пухлый, в перетяжках, как у младенца, палец мои пейсы, и я то иду сам, то волочусь, то отрываюсь от земли на их длину... Ветер всё крепчает, становится ураганным, пейсы натягиваются и звенят, как струны, и поют. Из глаз текут слёзы – то ли от ледяного ветра, то ли от больно натянувшихся волос, то ли от этого пения… А Роза всё идёт и идёт, не оборачиваясь… Я кричу ей: «Остановись! Отпусти меня! Отпусти!» И просыпаюсь. Ветер угомонился. За окном тихо и темно. На подоконнике, в литровой банке, переминается со стебля на стебель букет увядших роз, который я подарил тебе, да ты, уходя, забыла.

https://synthesizer.livejournal.com/1841335.html

Вечером смотрел в окно на мелкий снежок. И то сказать – как он шёл? Несло его, мотало из стороны в сторону. Ветер дул такой, что будь у меня хоть воробьиные крылья, хоть парус величиной с носовой платок или пейсы подлиннее… Я представил себя с воробьиными крыльями, носовым платком и развевающимися пейсами. Как меня, сухонького, маленького, отрывает от земли в мутную снежную круговерть… Как срывает шляпу, перчатки и даже брюки… И немедленно представил для равновесия монументальную Розу в каракулевой шубе. Она накручивает на пухлый, в перетяжках, как у младенца, палец мои пейсы, и я то иду сам, то волочусь, то отрываюсь от земли на их длину... Ветер всё крепчает, становится ураганным, пейсы натягиваются и звенят, как струны, и поют. Из глаз текут слёзы – то ли от ледяного ветра, то ли от больно натянувшихся волос, то ли от этого пения… А Роза всё идёт и идёт, не оборачиваясь… Я кричу ей: «Остановись! Отпусти меня! Отпусти!» И просыпаюсь. Ветер угомонился. За окном тихо и темно. На подоконнике, в литровой банке, переминается со стебля на стебель букет увядших роз, который я подарил тебе, да ты, уходя, забыла.

https://synthesizer.livejournal.com/1841335.html

Давным давно я написал рассказ. Он оказался фантастическим и его опубликовали в альманахе Бориса Стругацкого "Полдень XXI век". Я приобрел номер журнала с моим рассказом, который стал называться "Дикий мужик". То, что вы видите на картинке, вовсе не бдсм что-то неприличное, а иллюстрация к моему рассказу. А вот, собственно и сам рассказ (он уже был в моем журнале), чтобы вы могли, не отходя от иллюстрации, оценить - раскрыта ли тема сисек художником с той же полнотой, с какой это сделано в рассказе.

ДИКИЙ МУЖИК

Ольга проснулась затемно, и лежала в постели не шевелясь, не открывая глаз. За окном ветер плел небылицы деревьям в парке, и они сочувственно качали ему голыми ветвями. В этом году снега не было до середины декабря. Потом он выпал и тут же растаял. – Хорошо бы хоть немного снегу, хоть чуть-чуть, - подумалось ей. – На снегу следы будут. По следам идти не в пример легче. В сенях громко и толсто захрапели. Должно быть, кто-то из мужей. Василий, поди. Старый стал, беспомощный. Годы у него еще вполне подходящие, но… беспомощный. Надо б его к конюху в помощники отдать, а на его место… Храп сменился свистом, а свист вскоре истончился и вовсе затих.
Второй месяц слухи по уезду бродят. То в одной деревне бабу уведет, то в другой. А скольких обрюхатил, вор… Исправница уже с ног сбилась со своей командой, а изловить его не может. Сказывают – у него в лесу, в разных местах тайные землянки есть, а между ними ходы подземные. Но ведь и он не один – жен у него около пяти, ребятишки, скотина, птица… Как умудряется, подлец, от погони уходить… Не иначе нечистая сила ему помогает. Ну, да ничего. В поле его из лесу выгоним, а там от борзых не уйдет. Не уйдет… Ольга вспомнила свирепых Ленку и Наташку – гордость ее псарни – и плотоядно усмехнулась. – В лоскуты его порвут. Хотя… соседка ее, секунд-майорша Ковалева утверждала, что вор не токмо бабу, но любую тварь женского полу, хоть бы и божью коровку, может уболтать и уговорить до полного изнеможения всех сил. Мол, тайный язык ему ведом.
Значит, кобелями затравим - Колькой, Толиком и Мишаней. От этих спасу нет. Эти… А может и не надо его в лоскуты? Может… Она вдруг широко открыла в темноту глаза и тут же, обмирая от сладкого ужаса, зажмурилась своим мыслям. – Дикий мужик совсем не то, что домашний. По закону она его должна живым или мертвым властям отдать. А ей за это – именную грамотку, подписанную губернаторшей, или даже медальку. У нее этих грамоток полон сундук. Свои-то, домашние, которые на четвереньках, да под плеткой, да привязанные за руки за ноги к кровати – глаза б на них не смотрели. Вернее, насмотрелись до тошноты. На племя, конечно, годятся, а так, чтобы для удовольствия… никакого от них толку. Так, чтобы под ним истомиться до последней, самой маленькой жилочки … Ольгу даже в пот бросило от крамольных мыслей. Ведь если прознают, что она с диким мужиком путается – тотчас же в кандалы и в каторжные работы. А перед этим высекут прилюдно. Всем моим мужьям и велят по очереди нагайкой...
Чернота за окном выла ветром, скрипела старыми вязами, мигала неверными огоньками звезд. Мерзнущий от холода месяц натянул на себя облако. К несчастью, оно оказалось дырявым и месяц полз дальше по небу, собирая обрывки облаков. Где-то на дальнем краю усадьбы забрехала спросонок собака.
А если борзых не брать вовсе? Взять только Петеньку, любимого фокстерьера. Собака норная, бесстрашная – если придется по подземным ходам… взять двуствольный штуцер, с которым еще мать-покойница на медведя хаживала, сеть попрочнее… Нет, это безумие. Чистое безумие! Узнают, донесут и… выманить, прострелить ногу, чтоб уйти не смог, а потом уж… Но как выманить? Чай не волк – на кусок сырого мяса в капкане не кинется. Третьего дня две девки за хворостом в ближний лес пошли – так одна не вернулась. Увел он ее. Выскочил из зарослей орешника – и заграбастал. Она и пикнуть не успела. Да и как тут пикнешь – сам-то он огромный, косая сажень в плечах. В ручищах сила великая. Глаза огнем так и сверкают. Ольга представила, как он ее заграбастывает, как она стонет от сладкой боли в железном кольце его волосатых рук, и снова взмокла.
Но ведь это одной надо идти – без борзых, доезжачих, баб-загонщиц… Не смотря на свои тридцать пять, Ольга была еще крепкой, ловкой и сильной. На спор одной левой грудью могла любого из своих мужей на обе лопатки положить. Да и чужого… В отставку вышла четыре года назад - как раз после русско-сибирской кампании, в чине бригадирши. Тогда, во славу Государыни Александры Натальевны крепко потрепали они мужицкого царька всея Сибири, Серегу – и кабы не Уральские горы, не морозы трескучие, то и до столицы его… По совести сказать, и Серега в долгу не остался – зашел в тыл и отбил у них обоз с мужьями. Пришлось возвращаться.
А ну как с ним, с диким, придется в рукопашную? Сама-то она не дрогнет, а вот обмякнуть может. И очень запросто. Ольга даже укусила подушку от досады.
На половичке, у двери, взвизгнул и шевельнул лапками Петенька – видно, во сне выгонял лису из норы. Небо за окном начало мало-помалу сереть. Ветер угомонился, и было так тихо, что Ольга слышала, как стучат ей в голову мысли о диком мужике. И сам он зовет ее низким, протяжным, точно истома, голосом. И она бежит от него, бежит со всех ног к нему, к его голосу, телу, звериному запаху…
Ольга вскрикнула и проснулась. Стараясь не шуметь, встала с постели, быстро оделась, сняла со стены ружье, привесила на широкий пояс мешочек с порохом и пулями, охотничий нож, взяла на руки сонного Петеньку, и вылезла через окно в парк…

https://synthesizer.livejournal.com/1840940.html

Давным давно я написал рассказ. Он оказался фантастическим и его опубликовали в альманахе Бориса Стругацкого "Полдень XXI век". Я приобрел номер журнала с моим рассказом, который стал называться "Дикий мужик". То, что вы видите на картинке, вовсе не бдсм что-то неприличное, а иллюстрация к моему рассказу. А вот, собственно и сам рассказ (он уже был в моем журнале), чтобы вы могли, не отходя от иллюстрации, оценить - раскрыта ли тема сисек художником с той же полнотой, с какой это сделано в рассказе.

ДИКИЙ МУЖИК

Ольга проснулась затемно, и лежала в постели не шевелясь, не открывая глаз. За окном ветер плел небылицы деревьям в парке, и они сочувственно качали ему голыми ветвями. В этом году снега не было до середины декабря. Потом он выпал и тут же растаял. – Хорошо бы хоть немного снегу, хоть чуть-чуть, - подумалось ей. – На снегу следы будут. По следам идти не в пример легче. В сенях громко и толсто захрапели. Должно быть, кто-то из мужей. Василий, поди. Старый стал, беспомощный. Годы у него еще вполне подходящие, но… беспомощный. Надо б его к конюху в помощники отдать, а на его место… Храп сменился свистом, а свист вскоре истончился и вовсе затих.
Второй месяц слухи по уезду бродят. То в одной деревне бабу уведет, то в другой. А скольких обрюхатил, вор… Исправница уже с ног сбилась со своей командой, а изловить его не может. Сказывают – у него в лесу, в разных местах тайные землянки есть, а между ними ходы подземные. Но ведь и он не один – жен у него около пяти, ребятишки, скотина, птица… Как умудряется, подлец, от погони уходить… Не иначе нечистая сила ему помогает. Ну, да ничего. В поле его из лесу выгоним, а там от борзых не уйдет. Не уйдет… Ольга вспомнила свирепых Ленку и Наташку – гордость ее псарни – и плотоядно усмехнулась. – В лоскуты его порвут. Хотя… соседка ее, секунд-майорша Ковалева утверждала, что вор не токмо бабу, но любую тварь женского полу, хоть бы и божью коровку, может уболтать и уговорить до полного изнеможения всех сил. Мол, тайный язык ему ведом.
Значит, кобелями затравим - Колькой, Толиком и Мишаней. От этих спасу нет. Эти… А может и не надо его в лоскуты? Может… Она вдруг широко открыла в темноту глаза и тут же, обмирая от сладкого ужаса, зажмурилась своим мыслям. – Дикий мужик совсем не то, что домашний. По закону она его должна живым или мертвым властям отдать. А ей за это – именную грамотку, подписанную губернаторшей, или даже медальку. У нее этих грамоток полон сундук. Свои-то, домашние, которые на четвереньках, да под плеткой, да привязанные за руки за ноги к кровати – глаза б на них не смотрели. Вернее, насмотрелись до тошноты. На племя, конечно, годятся, а так, чтобы для удовольствия… никакого от них толку. Так, чтобы под ним истомиться до последней, самой маленькой жилочки … Ольгу даже в пот бросило от крамольных мыслей. Ведь если прознают, что она с диким мужиком путается – тотчас же в кандалы и в каторжные работы. А перед этим высекут прилюдно. Всем моим мужьям и велят по очереди нагайкой...
Чернота за окном выла ветром, скрипела старыми вязами, мигала неверными огоньками звезд. Мерзнущий от холода месяц натянул на себя облако. К несчастью, оно оказалось дырявым и месяц полз дальше по небу, собирая обрывки облаков. Где-то на дальнем краю усадьбы забрехала спросонок собака.
А если борзых не брать вовсе? Взять только Петеньку, любимого фокстерьера. Собака норная, бесстрашная – если придется по подземным ходам… взять двуствольный штуцер, с которым еще мать-покойница на медведя хаживала, сеть попрочнее… Нет, это безумие. Чистое безумие! Узнают, донесут и… выманить, прострелить ногу, чтоб уйти не смог, а потом уж… Но как выманить? Чай не волк – на кусок сырого мяса в капкане не кинется. Третьего дня две девки за хворостом в ближний лес пошли – так одна не вернулась. Увел он ее. Выскочил из зарослей орешника – и заграбастал. Она и пикнуть не успела. Да и как тут пикнешь – сам-то он огромный, косая сажень в плечах. В ручищах сила великая. Глаза огнем так и сверкают. Ольга представила, как он ее заграбастывает, как она стонет от сладкой боли в железном кольце его волосатых рук, и снова взмокла.
Но ведь это одной надо идти – без борзых, доезжачих, баб-загонщиц… Не смотря на свои тридцать пять, Ольга была еще крепкой, ловкой и сильной. На спор одной левой грудью могла любого из своих мужей на обе лопатки положить. Да и чужого… В отставку вышла четыре года назад - как раз после русско-сибирской кампании, в чине бригадирши. Тогда, во славу Государыни Александры Натальевны крепко потрепали они мужицкого царька всея Сибири, Серегу – и кабы не Уральские горы, не морозы трескучие, то и до столицы его… По совести сказать, и Серега в долгу не остался – зашел в тыл и отбил у них обоз с мужьями. Пришлось возвращаться.
А ну как с ним, с диким, придется в рукопашную? Сама-то она не дрогнет, а вот обмякнуть может. И очень запросто. Ольга даже укусила подушку от досады.
На половичке, у двери, взвизгнул и шевельнул лапками Петенька – видно, во сне выгонял лису из норы. Небо за окном начало мало-помалу сереть. Ветер угомонился, и было так тихо, что Ольга слышала, как стучат ей в голову мысли о диком мужике. И сам он зовет ее низким, протяжным, точно истома, голосом. И она бежит от него, бежит со всех ног к нему, к его голосу, телу, звериному запаху…
Ольга вскрикнула и проснулась. Стараясь не шуметь, встала с постели, быстро оделась, сняла со стены ружье, привесила на широкий пояс мешочек с порохом и пулями, охотничий нож, взяла на руки сонного Петеньку, и вылезла через окно в парк…

https://synthesizer.livejournal.com/1840940.html

Тем временем в журнале Лиterraтура вышло собирание моих миниатюр под общим названием Проезжая мимо "Чеховской".

https://synthesizer.livejournal.com/1840728.html

В конце января, когда хвойные иголки в количестве двух или трех можно найти только под подушкой или в носках, новый год выходит тебе навстречу. Не тот, искрящийся снежинками новый год, который с друзьями, шампанским, фейерверками, салатом оливье и следами невесть откуда взявшейся помады на новом итальянском галстуке в горошек ты встречал за большим праздничным столом, а тот, который с черной соленой кашей на обледеневшем тротуаре по дороге на работу, новым начальником, к которому еще надо приноравливаться, переполненным вагоном метро, заиндевевшим окном троллейбуса, новой квартплатой и новыми зубами, на которые где-то надо срочно занять денег. Новый год, с которым ты остался один на один… Впрочем, все это в городе. В деревне нет никакого нового года, а есть лишь продолжение старого. Деревенское время, в отличие от городского, не разноцветные обрывки из разных мест понадерганные и связанные узелками новогоднего шоу по телевизору, а бесконечная, низачтонеразрывная нить, на которой, как на елочной гирлянде висит всё – и валенки, сохнущие у печки, и сама печка и мокрые насквозь обледенелые детские рукавички, и летние ситцевые сарафаны, и зимние овчинные тулупы, и засыпанная снегом собачья будка, и собака вместе с её брехней, и две сороки на крыше сарая, и стог сена, и сугроб, и дом с трубой, и дым из трубы, и крестины, и именины, и поминки, и сто пятьдесят без всякого повода, и даже сверчок, который теперь трещит в ласковом тепле нагретой печки, а летом звенел кузнечиком и следующей зимой снова будет сверчком.

https://synthesizer.livejournal.com/1840547.html

Когда давно убранные на антресоли елочные зайцы, мишки, космонавты и серебряные шары, поворочавшись с одного сверкающего боку на другой, наконец впадают в спячку; когда наступает просто зима – та самая, которая до весны месяц или всего три недели и которая никогда не кончится; когда снег за окном уже не идет, но только падает, падает и падает от усталости; когда по ночам снятся маленькие, юркие, точно серые мыши, нахально бегающие по твоей по груди, шевелящие усами сны, от которых вдруг просыпаешься в холодном поту, пробормочешь со страху: «И остави нам долги наша яко же и мы…» и опять проваливаешься…

https://synthesizer.livejournal.com/1840219.html

И все же роман Водолазкина "Брисбен" я дочитал. Сам не знаю зачем. Можно было этого не делать. Из всей книги мне запомнилась лишь одна фраза - немец спрашивает главного героя "Вы, русские, еще римляне или уже итальянцы?" Над ней я подумал минуты две и понял, что она мне разонравилась. Сочинил ее автор для красного словца. Хоть и была у нас империя, а римлянами... Нет, в нашей империи настоящими квиритами мы не были никогда. Впрочем, на итальянцев мы тоже мало похожи. Наши макароны и в подметки не годятся итальянским.

https://synthesizer.livejournal.com/1839875.html

В городе книжки читаются все больше те, которые можно на бегу читать. Или вовсе газеты. Там, внутри этих детективов и глянцевых журналов все несвежее, жареное - вроде привокзальной шаурмы и чебуреков. Потом в голове от этого изжога и разлитие мозговой желчи. Ну, это в городе, а в деревне, когда темнеет вечер синий, и в ближайшую оперу хоть три года скачи – ни до какой не доскачешь, когда веселым треском трещит натопленная печь, когда за окном сугроб достает до самого подоконника – вот тогда хорошо дремать над «Философическими письмами» Чаадаева или «Опавшими листьями» Розанова и размышлять о судьбах России. «Россия пуста. Боже, Россия пуста. Продали, продали, продали…» сегодня на рынке две румяных от мороза бабы из Ростова Великого три свежих щуки с икрой. Они каждый Божий день, кроме понедельника, приезжают в Александров из Ростова на электричке, торговать рыбой. Долго с ней потом возились, с этой икрой – протерли через сито, обдали кипятком, промыли, посолили, добавили подсолнечного масла и тщательно перемешивали, прежде чем поставить в холодильник. Если верить рецепту, то меньше чем через шесть часов икра не просолится и есть ее нельзя, а потому надо терпеть еще часа два. Чижик, напевшись за день, спит без задних ног в своей клетке. Во дворе воет на луну собака, оконное стекло все в хрустальных сверкающих зарослях. Ветер утих и на снегу разбросаны в беспорядке обломки черных теней рябиновых веток. Второй час ночи. Наконец-то. Теперь можно. Сначала на горбушку черного хлеба намазываем масло. Ничего, что толсто и неаккуратно. Потом икру. У нее цвет гречишного меда. На подоконнике теща вырастила зеленый лук. Отрываем перышко, мелко его режем, посыпаем бутерброд, который тут же подпрыгивает ко рту, но… почтительно замирает на мгновение, пропуская перед собой рюмку водки. «Я считаю наше положение счастливым, если только мы сумеем правильно оценить его», - пишет Чаадаев и он таки прав. Все дело в правильной оценке. Важно, однако, чтобы между первой и второй оценкой не было большого перерыва. «…мы призваны решить большую часть проблем… завершить большую часть идей… ответить на важнейшие вопросы, какие занимают человечество». Тут и спорить нечего! Решим, завершим и ответим, но не сейчас, когда икра с маслом еще тают на языке, а шустрая водка уже скатилась кубарем по пищеводу.

https://synthesizer.livejournal.com/1839690.html

Читаю материалы по истории Яранска. В шестидесятых годах прошлого века энтузиасты организовали в городе народный университет, в котором местные и приглашенные лекторы читали лекции на самые различные темы – экономические, международные, о музыке, о живописи и о королях с капустой. Телевизоров тогда не было почти ни у кого и даже радио, особенно, в районе, тоже было далеко не у всех. Что говорить про радио, если район по-настоящему электрифицировали к концу шестидесятых. Ну, да не об этом речь. Среди лекционных тем были, конечно, и необходимые вроде «О красоте коммунистической морали» и прочая советская дребедень, но более всего заинтересовала меня лекция на тему «Как и о чем мечтать». Вот ее бы я послушал с удовольствием. Теперь таких лекций не услышишь. Нынешней власти наплевать, как и о чем мы мечтаем, а тогда партия и правительство в своей неустанной заботе о советских людях доходили даже до таких, можно сказать, нематериальных тонкостей нашей жизни.

https://synthesizer.livejournal.com/1839486.html

В литровую бутыль с широким горлом кладем две пригоршни кисло-сладкого чернослива, пригоршню сушеных груш, две-три пригоршни сушеного липового цвета, три или четыре высушенных гвоздичных почки, несколько душистых перечных горошин и совсем чуть-чуть ванили, но не ванилина с сахаром из пакетика, а настоящей стручковой бурбонной ванили. Все заливаем водкой и убираем в темное место, котором забываем на месяц или полтора. Даже по рукам себя бьем, чтобы отбить память. Потом достаем, фильтруем в графин, из графина наливаем в рюмку, вдыхаем пряный экзотический аромат и смотрим на просвет.
Ежели посмотреть против света, то получается авантюрин, но не совсем авантюрин, поскольку багровые тона, хоть и присутствуют, но не так, чтобы уж очень, а, скорее, как говорил Павел Иванович Чичиков, «искрасна, но не к бутылке, а к бруснике». Впрочем, если наклонить голову, прищуриться и посмотреть с другой стороны… Такие появляются теплые бархатные переливы, как на пышных старинных платьях, которые любили носить купеческие жены и дочки. Переливы, которые бывают, когда она, смущаясь и пунцовея, подаст тебе чашку чаю, потянется за молочником… и тут бархат на лифе ее платья, украшенного бантиками, какими-то особенными защипами и тонкой кружевной каемкой по периметру волнующего декольте, чуть натянется и блеснет так, что хоть вставай из-за стола и иди курить на улицу.
Что же до вкуса, то он получается насыщенным. Есть в нем этакая сладкая кислинка и острота, и даже некоторая жгучесть. Как попадет на язык, то не сразу и разберешь, что там такое, а как войдешь во вкус… Напоминает поцелуй, сорванный с губ женщины, на вид строгой, интеллигентной, почти не пользующейся косметикой, а только капелькой пряных духов, до запаха которых еще надо дотянуться носом. Такие бывают среди библиотекарей и учительниц русского языка и литературы. У них обычно полон рот стихов Мандельштама или Ахматовой, а за щекой может лежать, точно долгоиграющий леденец, целый абзац заранее разгрызенного чеховского рассказа. Сорвешь этот поцелуй где-нибудь в учительской, после педсовета, когда все уже уйдут, а она замешкается, собирая тетрадки, и только тогда поймешь, что это было, когда переведешь дух и вдруг почувствуешь, что и на губах, и на языке, которым ты так смело слизывал то ли руки под темной вуалью, то ли терпкую печаль, то ли ворованный воздух… начинается такой пожар, который унять можно еще тремя, а то и пятью рюмками. И даже после этих пяти или десяти поцелуев очнешься лишь тогда, когда откроется дверь и войдет уборщица в синем халате с преогромной шваброй или вбежит, запыхавшись, белобрысый малец из шестого класса, чтобы спросить что сегодня задали по литературе. Вот эта разница между купеческим цветом и интеллигентным вкусом… От нее и сходим с ума.
Вообще говоря, настойка должна иметь женский, коварный характер. Это в спирте все мужское и примитивное – два атома углерода, шесть водорода и один кислорода. Связи грубые, ковалентные. Никаких внебрачных тонких взаимодействий, типа вандерваальсовых или диполь-дипольного притяжения. Как поется в песне: «выпил и упал – вот и весь сказ». Другое дело настойка. Только что ты еще сидел и рассказывал какой-то анекдот или, принимая красивые, томные позы, декламировал «когда, закрыв глаза, я, в душный вечер лета, вдыхаю аромат твоих нагих грудей…» как вдруг оказывается, что ноги и руки тебя совершенно перестали слушаться, а руки так и вовсе забрели черт знает куда и уже что-то расстегивают, расстегивают… или это руки жены, которая укладывает тебя спать на диван лицом к цветам на обивке.

https://synthesizer.livejournal.com/1839132.html

Закрылся первый в России поэтический журнал "Арион". Четверть века он выходил и семнадцать лет я в нем печатался. Это все же гибель, а не естественная смерть от старости. И «Октябрь» тоже погиб, а не умер. Все эти разговоры о том, что «толстяки» себя изжили… не изжили. Если бы изжили, то все публиковались бы в своих блогах или сразу относили бы все в книжные издательства. Особенно, поэтов встречали бы в издательствах с распростертыми объятиями. Но где же взять денег на издание журналов… С одной стороны, у «толстяков» есть в интернете довольно большая аудитория, если судить по статистике посещений ЖЗ. Эта аудитория с удовольствием читает то, что публикуется, но платить ее за это чтение не заставишь. Или заставишь 5% читателей, которых и заставлять не надо. Уже то хорошо, что на возвращение к жизни ЖЗ собрали денег. Просить и требовать у государства – пусть даст денег библиотекам на подписку… Предположим, что оно даст и… Я совсем не уверен, что библиотеки подпишут именно эти журналы, а не журналы с кроссвордами и судоку. Сколько процентов библиотек их подпишет… Кто ж это может сказать. Если дать денег на подписку конкретных журналов, то сразу возникает вопрос – кто войдет в список обязательных к подписке литературных журналов. Тут-то все и заверте..., как писал Аверченко. И вообще – как только государство дает деньги на что угодно – так тебя сразу обяжут проводить политику партии и правительства. Или как-нибудь намекнут, что хорошо бы не печатать того или этого, а печатать… Короче говоря, это мы не раз проходили. С другой стороны – выходит, что бумажные издания слишком дороги для такого рода журналов. Их надо печатать методом print on demand, а все, кто может обойтись без бумаги, пусть читают в электронном виде на сайтах самих журналов или на сайте того же ЖЗ. С третьей стороны, в этом случае бумажные версии будут тогда стоить очень дорого. Кто их будет покупать. Только эстеты и авторы. Собственно говоря, некоторые журналы уже продают авторам номера, в которых они напечатаны. Правда, за символические деньги. А что делать… С четвертой стороны, все кричат, что нужен новый формат и время изменилось. Время изменилось, а литература так и осталась литературой – все те же слова, предложения из которых составляют стихотворения, рассказы, повести и романы. Пусть ваш журнал будет тоньше в пять раз и читаете вы его в телефоне – все равно это литературный журнал и напечатанный в нем рассказ все равно рассказ. Получается, что надо журналам искать… получается, что надо искать одновременно спонсоров, читателей, которые согласятся платить хотя бы за вход в ЖЗ и… печатать рекламу. Хотя бы писчебумажных принадлежностей, или справочников или учебников. Я не пишу книг, потому что издательства захотят рекламировать книги, которые редакции журнала могут и не понравиться. Еще эту рекламу поди найди и уломай рекламодателя. У «Ариона», кстати говоря, спонсор был и хороший, но… был. Сейчас, конечно, мне скажут, что спонсоров искать сложно, что государство… нечего и говорить о государстве, что платить никто за чтение ЖЗ не станет, что есть еще и сотрудникам редакций, без которых никакой настоящий журнал не может существовать, тоже нужно платить зарплату, что аренда..., что… Вот и получается, что литературным журналам только и остается, что ждать, когда про них напишут «это было национальное достояние», «катастрофа» и «Саша, мы все про…» или Федя, или Лев, или Антон Павлович. Вот такой вот сумбур вместо музыки, как писала газета «Правда» в тридцать шестом году.

https://synthesizer.livejournal.com/1839020.html

Закрылся первый в России поэтический журнал "Арион". Четверть века он выходил и семнадцать лет я в нем печатался. Это все же гибель, а не естественная смерть от старости. И «Октябрь» тоже погиб, а не умер. Все эти разговоры о том, что «толстяки» себя изжили… не изжили. Если бы изжили, то все публиковались бы в своих блогах или сразу относили бы все в книжные издательства. Особенно, поэтов встречали бы в издательствах с распростертыми объятиями. Но где же взять денег на издание журналов… С одной стороны, у «толстяков» есть в интернете довольно большая аудитория, если судить по статистике посещений ЖЗ. Эта аудитория с удовольствием читает то, что публикуется, но платить ее за это чтение не заставишь. Или заставишь 5% читателей, которых и заставлять не надо. Уже то хорошо, что на возвращение к жизни ЖЗ собрали денег. Просить и требовать у государства – пусть даст денег библиотекам на подписку… Предположим, что оно даст и… Я совсем не уверен, что библиотеки подпишут именно эти журналы, а не журналы с кроссвордами и судоку. Сколько процентов библиотек их подпишет… Кто ж это может сказать. Если дать денег на подписку конкретных журналов, то сразу возникает вопрос – кто войдет в список обязательных к подписке литературных журналов. Тут-то все и заверте..., как писал Аверченко. И вообще – как только государство дает деньги на что угодно – так тебя сразу обяжут проводить политику партии и правительства. Или как-нибудь намекнут, что хорошо бы не печатать того или этого, а печатать… Короче говоря, это мы не раз проходили. С другой стороны – выходит, что бумажные издания слишком дороги для такого рода журналов. Их надо печатать методом print on demand, а все, кто может обойтись без бумаги, пусть читают в электронном виде на сайтах самих журналов или на сайте того же ЖЗ. С третьей стороны, в этом случае бумажные версии будут тогда стоить очень дорого. Кто их будет покупать. Только эстеты и авторы. Собственно говоря, некоторые журналы уже продают авторам номера, в которых они напечатаны. Правда, за символические деньги. А что делать… С четвертой стороны, все кричат, что нужен новый формат и время изменилось. Время изменилось, а литература так и осталась литературой – все те же слова, предложения из которых составляют стихотворения, рассказы, повести и романы. Пусть ваш журнал будет тоньше в пять раз и читаете вы его в телефоне – все равно это литературный журнал и напечатанный в нем рассказ все равно рассказ. Получается, что надо журналам искать… получается, что надо искать одновременно спонсоров, читателей, которые согласятся платить хотя бы за вход в ЖЗ и… печатать рекламу. Хотя бы писчебумажных принадлежностей, или справочников или учебников. Я не пишу книг, потому что издательства захотят рекламировать книги, которые редакции журнала могут и не понравиться. Еще эту рекламу поди найди и уломай рекламодателя. У «Ариона», кстати говоря, спонсор был и хороший, но… был. Сейчас, конечно, мне скажут, что спонсоров искать сложно, что государство… нечего и говорить о государстве, что платить никто за чтение ЖЗ не станет, что есть еще и сотрудникам редакций, без которых никакой настоящий журнал не может существовать, тоже нужно платить зарплату, что аренда..., что… Вот и получается, что литературным журналам только и остается, что ждать, когда про них напишут «это было национальное достояние», «катастрофа» и «Саша, мы все про…» или Федя, или Лев, или Антон Павлович. Вот такой вот сумбур вместо музыки, как писала газета «Правда» в тридцать шестом году.

https://synthesizer.livejournal.com/1839020.html

Зима пахнет выпавшим ночью снегом и печным дымом, сухим морозным шампанским воздухом от которого щиплет в носу, разогретым березовым дегтем для смоления лыж, тестом для рулета с яблочным повидлом, но не с маком и все потому, что яблочное повидло нужно куда-то девать, а то оно уже почти захватило погреб и вот-вот выберется в дом, сладковатой книжной пылью альманаха «Искатель» сорокалетней давности с космической ракетой на обложке и рассказами Гарднера или Хайнлайна о далеких планетах и о молодых бесстрашных звездолетчиках, которыми мы тогда были, высохшими мандариновыми шкурками, забытыми в кармане мехового жилета, лыжной мазью и просмоленными лыжами, на которые нужно встать и с удовольствием, с наслаждением даже, пробежать километров десять или хотя бы пять по сверкающему снежному полю, но… лень, ломкими заледеневшими простынями, наволочками и пододеяльниками в цветочек, когда они начинают оттаивать дома в тепле и пахнуть этими цветами, мокрыми валенками и рукавицами, сушащами… тьфу, сушащими… Короче говоря, огненными щами из квашеной капусты, горчицей, густо намазанной на ломтик ломоть соленого сала с чесноком, которое пахнет само по себе и которое лежит на горбушке бородинского хлеба, которая тоже умеет пахнуть и… нет, рюмкой рябиновки зима не пахнет потому, что пахла ей вчера, а сегодня надо садиться за руль и ехать в город, чтобы завтра утром еще затемно втиснуться в переполненный вагон метро и к девяти быть на работе.

https://synthesizer.livejournal.com/1838829.html