Худая память - что дырявое решето: и много в неё положишь, да мало потом возьмёшь.
Жили на белом свете Авось да Небось...
Мечтательный Авось только и делал, что планы строил. Намечтает с три короба и лежит в тенёчке под берёзой, с божьей коровкой на травинке играет - лепота! Будто бы и сбылось всё по мечтанию этому. А то пойдёт свои небылицы по людям сказывать - те над ним смеются, дескать - "Ну, как не выйдет эдак-то - вон у Фрола в соседней деревне прошлым летом какая оказия вышла, а ведь тоже - вроде всё по плану ладил..."
Авось - знай, смеётся в ответ, он-то о прошлом не ведает, назад не глядит, ему фроловы промашки не наука. А короба те с мечтами своими Авось дома, под лавкой в сенях хранил, и долгими зимними вечерами разворачивал бересту за берестой - где, значит, планы-то его острым камушком начерчены были.
Отцу с матерью поможет - дров наколет, печку истопит, золу выгребет, воды принесёт - и опять за своё. За несколько лет, что вошёл он в года свои молодые - много берестяных свитков накопилось - уж и не помещаются под лавкой-то. Решил Авось ближней весной-летом большой короб соорудить под свои прожекты - это он слово такое иноземное давеча на базаре услышал, когда прилюдно планами своими берестяными перед честнЫм народом махал, к светлой жизни призываючи.
Наступила весна. Дело заладилось, и вот уж готов во дворе отдельный, большой короб, словно дворец какой. Тут тебе и хранилище под мечты - надо-о-олго хватит, тут и лавка с удобным подголовником - это Авось в местном музее подсмотрел - каковы мебели-то раньше были. Сделал, как у барина - знай, лежи и мечтай, никто тебе не мешает.
У местного дьячка выведал книжные секреты - как это так получается, что гусиным пером можно буквенный след оставлять. Ну, за эдаким-то орудием за семь вёрст ходить не надо: уж чего-чего, а гусей в округе было навалом - чай, от двух-трёх перьев ни один не обеднеет.
Вот с бумагой - беда: та, что у дьячка - вся наперечёт, нипочем не захотел ею с Авосем делиться - ни за пятак, что с прошлой ярмарки в кафтане у Авося завалялся, ни за подённую работу, на которую наш могутный Авось был горазд, если дело касалось его мечты и на которой он уже заработал и на топор, и на пилу, и на гвозди и гвоздики, чтобы сладить свой короб-терем.
Что тут делать? Чешет Авось затылок - а ничего не выходит: ни одна залётная мечта к делу не годится, а памяти-то нет - она до тех пор Авосю была без надобности: всё, что требовалось, он у других мог тут же подглядеть. Авось так и короб-то свой новейший строил - поглядывая через плетень, как по соседству дядька Еремей новую избу ладит.
Ох-ох-ох, раз выпала нужда - иди пО людям, глядишь, не обидят.
Беспечным был наш Авось, но не злым - за то люди-то его и всерьёз вроде не принимали, но и зла не держали за балабольство его бесконечное.
Откуда начать? Улица-то во-оот какая длинная, да и то сказать - во всей деревне, почитай, дворов сто, не менее. Решил Авось покамест силушки набраться, в соседний лесок сходить да под своей любимой берёзой помечтать - она всегда его в трудные, пасмурные времена выручала - и сегодня поможет.
Дошёл он до берёзы своей, а та уж нежный сок по веткам пустила, берёзовые почки напитала - вот-вот нежные листочки проклюнутся - только солнышка подавай.
Солнце - друг всей округе. Сызмальства наш Авось Солнцу верил пуще, чем себе: как ни закатится оно в багровые облака на вечерней заре, а утром, чуть свет забрезжит - снова, что весёлый масленичный блин, из-за елового леса выкатывается - смотрите, любо-дорого! Вот и сейчас Солнышко протянуло лучи к берёзе и её белоствольным подругам, расшевелило светом колючие ветки нахмуренных после ночи елей, заиграло солнечными зайчиками на конопатом носу Авося. Пора - скоро и день на дворе.
Самый крайний к лесу домишко был знаком Авосю давно - жила тут бабка Наталья, к ней и ближние, и дальние ребятишки частенько прибегали со своими детскими затеями. Кого букве научить, кому куклу из лоскутков сладить, а кого и на разум наставить - дитё родителю-то не всегда верит, сомневается, а уж старый человек не соврёт: и бывальщину скажет, и поговорку толковую к месту припомнит, и на ум наведёт.
Сам Авось нередко у бабки этой вечерял, сказки её слушал, тут и писать на бересте научился.
Заскрипела бабкина калитка - ну, вот и она, вышла встречать добра молодца - ишь, какой вымахал, а ведь ещё недавно, помнится, под стол пешком ходил, в одной рубашонке бегал, только пятки по пыльной дороге сверкали. Этого самого Авося бабка Наталья ещё с тех пор выглядела среди прочих ребятишек: глазки карие, смышлёные, на науку горазд, беспокоен только - всё бежит, всё торопится увидеть, разглядеть.
Мечтать-то его она сама и научила, чтобы урезонить маленько ум-то его беспокойный. Да перестаралась, видно, в этой науке - вон он какой вымахал, а ещё ни одной мечты к делу не приложил.
Поведал Авось бабке Наталье свою нужду - глаза виноватые, как у кутёнка, даром, что детинушка - косая сажень в плечах. Надеется малОй - бабкины советы его никогда не подводили.
Прошли в избу - Авось вдохнул знакомый смоляной запах соснового пола, который не раз драил песочком до молочной белизны, когда бабка Наталья готовилась к большим весенним праздникам.
Весело тогда было! На ближайшей к дому лесной опушке водили они хороводы, и все деревенские ребятишки, от мала до велика, сбегались, чтобы станцевать да покружиться вместе. Кто налаживал свирель, гудок из тонкой тростниковой веточки, подпевая нежной мелодией хороводным песням, кто прибегал побаловаться, поглазеть да поиграть в горелки - только до сих пор у нашего беспамятного Авося, словно воочию, стоят перед глазами эти весёлые дни и вечера весенних закличек Весны.
Так, всё в избе по-прежнему - и сухие травы, пучками развешанные по стенам и придающие дому тот неповторимый аромат, который, казалось, и научил его мечтать зимою о тёплом лете. И тканые пестрорядные дорожки через всю горницу, от порога к окошкам. И чугунки - раз, два, три - на месте, закоптились только без меры - он в своих мечтаниях давненько к бабке-то не заглядывал, не помогал.
А она - вроде и меньше стала, руки в прожилках, а глаза по-прежнему молодые за задорные. Что удумает, какой секрет поведает Авосю?
Вроде кажется - уж все секреты рассказаны, да жизнь подкинула новую задачку, и на тебе! - готовых ответов в берестяной кладовой не нашлось.
"Ну, что, чай, помнишь сундуки-то мои старозаветные?" - Наталья лукаво глянула на своего ученика весёлыми, чуть насмешливыми глазами.
Ещё бы не помнить! Каждый раз, когда бабка по необходимости приоткрывала один из своих сундуков - носы всех ребятишек, которые находились в горнице, моментально оказывались возле открытой крышки сундука.
Пока Наталья искала нужную вещь - она успевала ответить на многочисленные ребячьи "для чего" и "зачем", которые сыпались, как горох из передника.
Сундуков было три: в самом большом и неподъёмном, окованном по углам и подзамочью медными накладками - хранилась уйма старинной одежды, названия которой ребятам запомнить так и не удалось - но вид её, часто причудливый и незнакомый, навсегда запечатлелся в их памяти, как запоминается сказка, поразившая детское воображение.
На ощупь эта одежда была знакома не многим, а только тем из ребят, кто накрепко прикипел к бабке Наталье с малых лет и потому пользовался особым доверием, участвуя в важных хозяйственных делах этого маленького дома.
По лету одним из таких дел было аккуратное и бережное просушивание на солнце этих одёжных сокровищ, которыми Наталья очень дорожила - поэтому каждый раз Авось с превеликой осторожностью переносил и раскладывал содержимое сундука для просушки во дворе.
Бережное складывание одежды обратно в сундук доверялось ещё более умелым рукам, которые с любовью могли расправить неправильную складочку или старинное кружево, чтобы до следующего летнего осмотра это тканое и шитое богатство сохранило и свой вид, и вечно возрождающий дух старины.
Среди девчушек, что крутились возле бабки Натальи, такими умелыми руками и бережным отношением выделялись две сестры, что жили по соседству с Авосем в большой и работящей семье - Маруся и Аннушка.
Маруся была ловкой и подвижной, всё успевающей - ей бабка Наталья передала все "печные" секреты - и какая каша сколько воды просит, и про то, как из одинаковых огородных растений сварганить несколько непохожих похлёбок, а уж про закваски и разносолы бабка Наталья рассказала обоим сёстрам, когда те подросли и вошли в девичью пору.
Но Аннушка... В одно мгновение Авось представил Аннушку - такую, какой она стала сейчас. Внимательная, справедливая, заботливая, трудолюбивая и безотказная, а уж к рукоделью мастерица! - наверное, эти лучшие качества старшей сестры помогут ей стать в будущем лучшей матерью и хозяйкой дома... Авось вздохнул - именно такую жену намечтал он в зимние вечера, да что проку? Чем он сам может похвалиться, куда молодую жену привести? У него пока, кроме нового короба для его берёзовых грамоток с мечтами - ничего...
"Что призадумался?" - бабка Наталья прервала его привычные грёзы. "Держи-ка крышку, сынок," - она приоткрыла средний сундук, о содержании которого Авось почти не знал. Судя по всему, этот сундук был предназначен только для женских секретов и хитростей, потому что именно возле него чаще всего хороводились девчонки, приходившие к бабке Наталье на зимние посиделки, чтобы долгими вечерами попеть старинные песни да научиться затейливому рукоделью.
"Вот, милый - всё, чем могу помочь твоей докуке," - бабка Наталья протянула Авосю небольшой свёрток - "да ты разверни, разверни," - заторопила она.
Авось, ещё не вполне сумевший отогнать неотвязные мысли об Аннушке, с недоумением разглядывал аккуратную стопку лоскутков из неотбеленного льна, приятно холодившего руку.
"Хм, бабка моя дорогая, уж не со старости ли да немощи своей ты меня с девицами перепутала? На что мне эдакие финтифлюшки - не кукол ли насоветуешь тряпичных крутить? Впрочем, с тебя, затейницы, станется!" - и он с любовью обнял её за плечи. "Ну, говори, чего удумала."
"А вот, касатик, что. Не помнишь ли ты ненароком, что лежит у меня в третьем, самом заповедном сундуке, кроме жемчугов да нарядных праздничных уборов, в которых вы, мужское племя, ровным счётом ничего не смыслите?"
Авось слегка взъерепенился: "Что это ты, матушка, за беспамятного меня держишь? Как мне не помнить? За порядок в этом сундуке отвечали я да Аннушка. Она, разумеется, за ваши красовитые затеи - кички, убрусы и прочие причуды, а я - помнишь ли ты сама-то? - главный книгочей из твоих воспитанников. Мне и доверено было ухаживать за второй половиной сокровищ. Книги там, книги! Все их по сей день, каждую страничку - помню".
"Ох, голубчик ты мой, не взыщи, что с меня, старой насмешницы, взять?" - то ли в шутку, то ли всерьёз продолжила свои речи бабка. "Мудра твоя затея - новые листы под самодельные чернила добыть. Мы ведь в наших-то лесах - не бояре, нам караванами восточные шелка да рисовую бумагу не возят. Только и есть - что само у нас растёт-водится. Вот ленок-то, глядишь, и сгодится. Только тут моей бабьей, женской хитрости мало - винюсь за гордыню - тут мужская смекалка нужна."
"Постой-постой, бабка Наталья - уж не хочешь ли ты сказать, что на этих-то вот холстах и писать можно, если поколдовать над ними немного?"
"Кто знает, что из этого может получиться? На то ты и мечтатель, чтобы пробовать да гадать о незнаемом, - Наталья заботливо поправила на молодце кафтан - ступай домой, скоро солнышко сядет, а утро вечера, как ты помнишь - мудренее".
"И то правда", - откликнулся Авось - "спасибо тебе великое за подсказки, только знаешь, дорогая моя, есть и ещё к месту поговорка - "один в поле не воин".
Бабка Наталья вздохнула: "Что уж тут скажешь? На этом наша женская власть заканчивается, тут тебе ни я, ни расторопная Марьюшка с трудолюбивой Анной не в помощь, тут молодецкая удаль да мужская хватка нужны. Вот что: помнишь ли ты молодца, что у нас, в прежние беззаботные времена, к любому делу был пригоден - всё у него в руках ладилось, чему ни научишь?"
"Как не помнить? Мы с ним по тем временам и дружили крепко, многому от него научился, на его сноровку глядючи. Он ведь, кажется, из лесных жителей - не деревенский? Только вот имя его запамятовал".
"А имени его ты и не знал. У меня память нынче на имена не та, что прежде - но не в этом дело: ведь его тогда вся ребячья ватага, что здесь обитала зимы и вёсны - решила не по имени, а иначе называть.
Прозвище ему придумали - "Небось", чтобы, значит, вам с ним, по дружбе, созвучнее было - "Авось да Небось".
А он и не обижался, да и словечко это - "небось" - он сам к нам и принёс. Бывало, намечтаешь ты какую затею, а как делать её, с какой стороны подойти - не ведаешь.
А он тут как тут: "Небось, справимся." И - за дело, а дело у него в руках горело - не зря он всё детство с колыбели в лесной заимке провёл, многому у взрослых научился, плечом к плечу работал.
Он и сейчас там с родными живёт - ты в деревне-то знающих людей поспрашивай, они тебя к нему и выведут. Да от меня его родителям в ножки кланяйся: такого умелого и трудолюбивого сына - талант надо иметь, чтобы вырастить".
Шёл Авось в сторону родного дома, вспоминая своего друга детства - и словно на крыльях летел, и детскими забавами казались ему теперь и его берестяные грамотки, и новый короб.
Теперь он точно знал: любая хорошая идея - возможность, осуществимая благодаря мастерству и опыту.
https://romashka-zel.livejournal.com/597980.html
