
Предыдущее
здесь, - и огромная просьба ко всем вам, дорогие друзья: если можно, в комментариях под этой заметкой и ее продолжениями воздержитесь от текучки. Есть мнения, пожелания, оценки, - сколько угодно, любые, буду рад и благодарен. А все остальное (тут) буду убирать.
Мечтательный юристПомните максиму Барбары Такмэн о Первой Мировой, которая была неизбежна, хотя ее не хотел никто? Там так и было. А эта война была неизбежна, потому что ее хотели все. То есть, не все, конечно, обычному, далекому от политики обывателю она была совершенно ни к чему, индейцам, от политики еще более далеким, тоже, - но это никакой роли не играло. Ни обычных обывателей, ни (тем более) индейцев в таких случаях никто не спрашивает, им, как самый лучший вариант, не суют повестку в зубы.
В нашем же случае ни о каких повестках речь не шла. Излом времен, стремительно изменив вековую рутину, сформировал очень много горючего материала, и все чего-то хотели. Кто-то вдохновлялся чистой идеей, кто-то, не успевший подняться на первой волне самостийности, мечтал вклиниться в ряды более шустрых, у кого-то адреналин еще не успокоился, а были и такие, кто просто чуял поживу. В общем, желающих хватало, а не желающих никто не спрашивал.
Но скоро только сказки сказываются, в жизни же устроить войнушку хлопотно. Изыскать ресурсы, закупить-починить оружие, набрать рекрутов, более-менее обучить их, перед тем найдя профи, умеющих обучать, создать структуры, то-сё, - короче, логистика понад усе. Так что, реально началось лишь в марте 1827, и первым стартовал Сальвадор, где денег и людей было больше, чем в прочих субъектах федерации, а стало быть, оргвопросы решались быстрее. К тому же, хотя Гоголя там, конечно, не читали, но на сеньора Арсе, земляка и бывшего кумира, сердились всерьез, и судя по всему, исходили из бессмертного "Мы тебя породили, мы тебя и прибьем".
Однако не срослось. Шустрый, бойкий, торговый Сальвадор имел людей, имел деньги, но совершенно не имел опыта в таких делах, - в отличие от Гватемалы, где оседали отставные офицеры, сержанты, чиновники и прочий служилый люд, привыкший руководить и направлять. Так что, выступив в поход под музыку и аплодисменты, "экспедиционный корпус", - вернее, наспех сколоченная толпа вчерашних лавочников и подмастерьев, возглавленная вчерашними юристами, мнившими себя, как минимум, Цезарями, да еще и не ладившими друг с другом, - не только не сумели обуздать зарвавшегося земляка, но и получили по зубам.
Сил у федералов оказалось больше, оружие качественнее, выучка лучше, да и руководство тоже.Лично приняв командование, президент Арсе (как-никак, настоящий полковник, пусть и иррегулярных войск), без особого труда отбив вторжение, перешел в контратаку, на плечах отступавших ворвавшись в пределы Сальвадора, - и остановился, здраво рассудив, что армии нужна передышка, потому что сходу захватить столицу провинции, многолюдную, богатую, хорошо укрепленную, да еще и насквозь "либеральную" (после известий о поражении добровольцы там записывались в ряд сотнями), сходу не выйдет, а осада города, где припасов полные склады, дело сомнительное.
При таком раскладе куда разумнее было сперва заняться Гондурасом, благо, куда беднее и слабее, дабы, оккупировав его и набрав рекрутов, решить "сальвадорский вопрос" окончательно. Вполне здраво, - тем паче, что имелось и еще одно соображение. В отличие от либерального от ушей до копчика Сальвадора, в Гондурасе позиции консерваторов были получше. Не очень существенно, но все же первое самостийное правительство получилось коалиционным, и "вице" при президенте Дионисио де Эррере, пылком либерале, оказался полковник Хосе Хусто Милья, "сторонник порядка и враг всяких потрясений".
До каких-то пор особых проблем сие обстоятельство не вызвало, но после переворота в Гватемале всем пришлось выбирать сторону, большинство видных консерваторов подали в отставку и отбыли в столицу Федерации. А теперь, - поскольку Сальвадор был объявлен "в состоянии мятежа", логика действий напрашивалась сама собой. Отменив отставку сеньора Милья с поста вице-президента "мятежной провинции", - и тем самым признав его законным президентом Сальвадора, дон Мануэль уполномочил полковника "восстановить закон и порядок", выделив на столько благое дело около 1000 штыков, примерно четверть армии, и ничуть не сомневаясь, что полковник, много лет служивший Короне и даже понюхавший пороху в Европе, располагая такими силами, решит вопрос быстро и наилучшим образом.
И бравый полковник не подвел. Максимально по тем временам быстро, а учитывая бездорожье, поразительно быстро, он прибыл под Комаягуа и 4 апреля атаковал столицу Гондураса, - не столько надеясь взять с налета, сколько ради разведки боем, - и убедился: укрепления хороши, с орудиями все в порядке, но гарнизон слаб. К тому же, по донесениям разведки, власти, не ожидая подобного, не успели озаботиться заготовкой припасов, - так что оставалось только, уподобившись мудрой обезьяне, блокировать центр провинции и ждать, пока осажденные вынесут ключи на блюде.
В городе, однако, тоже сидели не дураки. Без опыта войны в Европе, конечно, но элементарные вещи они понимали, - а потому президент Эррера принял решение послать в департаменты (где, в отличие от столицы, позиции либералов были очень прочны) призыв о помощи, выбрав в качестве посланника человека, которому доверял абсолютно – сына кузины, лейтенанта Франсиско Морасана. И этим выбором определив не судьбы не только Гондураса, но и всей Центральной Америки на много-много лет вперед. По сути, до дня сегодняшнего. О чем, сам, разумеется, даже не догадывался, - но мы-то знаем, а потому без отступления не обойтись.
Итак, Франсиско Морасан. Строго говоря, Хосе Франсиско Морасан, но сам он имя "Хосе" не любил, так что уважим волю покойного. Классический креол, с итальянскими (а может быть, и с корсиканскими, как полагал сам) корнями. Отпрыск приличной, зажиточной, уважаемой, даже влиятельной, - но только в маленькой Тегусигальпе, - семьи. Родился в 1792, нужды не знал, особого образования не получил, - папа считал, что торговцу науки во вред, - но до знаний был жаден, и когда отец решил, что семье нужен свой юрист, юный Панчо, юриспруденцию не любивший (но ведь решение отца – закон), работая клерком в нотариальных конторе Дионисио де Эрреры, маминого кузена, истинного сына Века Просвещегия,вызубрил весь свод законов, а параллельно, для души, прочитал все книги из дядиной библиотеки.
Информацию поглощал запоем, все подряд, - не только Сервантеса и Лопе де Вега, без которых человек всего лишь быдло безрогое, - но и Монтескье, Руссо, Токвиля (на все сто проникшись соответствующими идеями), а также Тацита, Цицерона, Плутарха etc. (на всю жизнь определившись с идеалами), - но больше всего тяготел к военному делу, особо восхищаясь Цезарем и Наполеоном, и, - подчас, в узком кругу, чтобы не засмеяли, - горько сетуя на "жестокую судьбу, приговорившую его к скучной бумажной жизни".
Тем не менее, с судьбой не спорят, - и человек просто жил, копаясь в бумагах конторы "Эррера и Морасан". Повзрослел, женился на ровне, - а когда мир изменился, естественно, с головой бросился в политику, которой раньше не было вовсе, а теперь стало сколько угодно, и у каждого желающего появился шанс. Тем паче, если желающий знает законы, умеет зажигать словом, а главное – родственник самого сеньора Эрреры, первого избранного главы независимого Гондураса.
Так что, карьера задалась сразу: сперва генеральный секретарь правительство, потом, без отрыва, спикер палаты представителей, и с делами справлялся, но ни от кого не скрывал, что штатской жизнью тяготится, а мечтает о военной карьере, в связи с чем, упросил дядю произвести его в офицерский чин, что дядя и сделал, не удержавшись, правда, от ворчания: дескать, взрослый же человек, семейный, а как какой-то chico, право слово. Впрочем, и сам племянник в душе все понимал, а потому новенький мундир надевал редко, только дома и ненадолго.
Что ж, мелкая слабость, вполне простительная хорошему человеку из хорошей семьи. Это через 150 долгих лет сеньор Альваро Контрерас, видный гондурасский юрист, журналист и политик отольет в бронзе: "Исключите гений Морасана, и вы убьете душу Центральной Америки", - а пока что новенький мундир с эполетами, но без орденов, и треуголка с кокардой обитали в гардеробной исключительно для души. И вот тут-то пришел полковник Милья, а нам пора возвращаться туда, где стреляют…
Обретение себяИтак, выбравшись из Комаягуа, лейтенант Морасан, загоняя коня, помчался по малым городкам, начав с родной Тегусигальпы, и всего за несколько дней, чисто на красноречии и обаянии, собрал более трехсот волонтеров, вслед за тем развернувшись к столице, надеясь ударом в тыл противнику снять блокаду или хотя бы, прорвавшись с обозом, укрепить оборону. Но не вышло. Враг оказался сильнее, отряд, понеся потери, отошел в леса, и по всей логике должен был разбежаться, - однако (тут впервые блеснул тот самый "гений Морасана") не разбежался. Командир сумел удержать растерянных бойцов, пресек панику и отошел, приводить "полк" в порядок.
А вот у осажденных шансов теперь не оставалось никаких. а 10 мая, после 36 дней осады и короткого штурма, Комаягуа пал. Президента Эрреру увезли в Гватемалу, а уцелевшие солдаты (кто еще желал сражаться) малыми группами двинулись на юг провинции, лесными тропами пробираясь в лагерь Морасана, - решением подчиненных (так тогда было заведено) уже полковника. Однако оставаться на гондурасской территории было невозможно, - Милья уже готовился к походу, чтобы зачистить остатки "мятежников", - и дон Франсиско приказал уходить в Никарагуа.
Решение вновь было идеальное. Связываться с этой провинцией, насквозь либеральной и куда более сильной, чем Гондурас, полковник Милья не рискнул, и президент Арсе, по рукам и ногам связанный Сальвадором, тоже, а стало быть, там можно было передохнуть, благо власти помогали, чем могли, - и в начале ноября, имея уже более 500 штыков, полковник Морасан вновь двинулся в родные края, с момента перехода границы обрастая добровольцами, готовыми защищать Конституцию, но главное, Гондурас, поскольку окупанты успели показать себя, мягко скажем, не лучшим образом.
Армия шла на Тегусигальпу, и "президент" Милья, правильно понимая, что второй город провинции сдавать нельзя, собрав максимум войск, пошел на перехват, успев перекрыть противнику путь близ городка Ла-Тринидад, - где 11 ноября и произошло первое по-настоящему крупное сражение года. По всем показателям, - опыт командующего, качество личного состава, двойной перевес в живой силе у "федералов", - шансов у Морасана не было, и тем не менее, спустя пять часов нешуточной драки войска Мильи побежали, да так, что собрать их и привести в порядок дон Хусто не смог.
На следующий день Морасан вошел в Тегусигальпу, а через две недели легко занял и Комаягуа, который "федералам" просто некем было защищать, - и в тот же день дон Франсиско был объявлен "временным главой" Гондураса, заявив, что отныне провинция станет центром Сопротивления, - и не пассивного, как обороняющийся Сальвадор, а "наступающего".
В Гватемале "гондурасское фиаско", ясен пень, восприняли крайне болезненно. Репутация Хусто Милья, качество его войск, да плюс к тому двойной перевес в живой силе давали Центру основания надеяться на полный успех, а вышло как вышло. Конечно, допускали фактор случайности, конечно, причиной поражения объявили "жестокую мигрень", якобы поразившую дона Хусто накануне битвы, а срочно мобилизованные "золотые перья" всех не запрещенных газет вовсю соревновались, кто лучше обзовет "канцелярскую крысу" и "корову под седлом", имея в виду, разумеется, Морасана, - но это для широких масс.
А вот серьезные люди к нежданной проблеме отнеслись серьезно. Правительство добилось у дружественных англичан нового займа, - под дикие проценты, правда, но с отсрочкой первой выплаты на пять лет, - Семья мобилизовала все немалые средства, втрое повысив жалованье потенциальным рекрутам, в строй встали все отставные офицеры бывшей испанской армии, вплоть до дряхлых стариков, - и в течение пары месяцев армия Федерации выросла с 3500 штыков, оставшихся в строю после провала в Гондурасе, до семи тысяч.
Однако и Морасан не груши околачивал. Лично он, похоже, всегда верил в себя, но теперь, после Ла-Тринидад в бывшего провинциального юриста, мало известного даже в Гондурасе, поверили (пусть за неимением лучшего, но лучшего ж не было!). И не только личный состав войск. В ставку по умолчанию признанного вождя Сопротивления, кто, выбравшись из глубокой тени, кто вернувшись из эмиграции, потянулись влиятельные персоны, в том числе, полковник Николас Рауль (тот самый, с которого, если помните, вся катавасия началась), тотчас произведенный в генералы и занявший пост начальника штаба.
Его появление вывело сюжет на принципиально новый уровень. "Опыт и знания этого военачальника (самого образованного из всех приезжавших в Центральную Америку), которые я старался перенять по мере моих сил и возможностей, - писал много позже дон Франсиско, - в огромной степени помогли мне в том, что я понял основы военной науки, как искусства, что меня никогда не захватывали врасплох, что я не знал поражений за 13 лет почти непрерывной войны, вызванной внутренними трудностями республики".
В итоге, к марту 1828 обе стороны были готовы к очередному туру схватки, надеясь, что он станет решающим, и в апреле лично дон Мануэль Арсе двинулся на Сальвадор с севера, усилив осаду его столицы, и в это же время, с востока, на сальвадорскую территорию вступили войска Морасана, - примерно 1400 штыков и сабель. В отличие от "федералов", которых везде и всюду именовали не иначе, как "гватемальцы", это была "центральноамериканская" армия, - никарагуанцы, гондурасцы, сальвадорцы, - и они, в большинстве, шли не ради жалованья, - так что, дон Франсиско, оставивший Гондурас на попечение надежных людей, в своих солдатах, которых знал по именам, был уверен.
Если по науке, - военной науке, разумеется, - президенту Арсе навязывали войну на два фронта, что всегда неприятно. Развернуться навстречу армии Морасана означало снять осаду Сан-Сальвадора, куда мгновенно хлынули бы обозы и какие-никакие, но подкрепления. Это с одной стороны. А с другой, дожидаться удара с тыла тоже не было никакого резона, тем паче, что армия Морасана понемногу, но росла. Тем не менее, безусловное численное превосходство упрощало задачу, и дон Мануэль, выделив 2500 штыков в отдельный корпус, приказал "найти интвервентов, уничтожить их или, по крайней мере, достойно проучить".
Офицеры щелкнули каблуками, - да вот беда: "корова под седлом" вновь показала, что умеет бодаться. Измотав "федералов" короткими, неожиданными и болезненными атаками, но до поры-времени не принимая боя, Морасан дал сражение только тогда, когда сам счел это нужным, - 6 июля при Эль-Гуачо, - практически точь в точь повторив Ла-Тринидад, с той лишь разницей, что "гватемальцы" на сей раз не разбежались, хотя и понесли солидные потери.
Потери, впрочем, были и у либералов, в связи с чем наступление приостановилось, ибо сил хватало только на добивание огрызающихся остатков разбитой под Эль-Гуачо армии, но добивали настолько на совесть, что, в конце концов, сеньор Арсе, оставив под Сан-Сальвадором около трети армии, повел в последний и решительный бой три дивизии, почти 5000 пехоты и кавалерии при мощном орудийном парке. Однако не нашел взаимности: вождь либералов, которому "последний и решительный" без гарантий был совершенно ни к чему (притом, что время работало на него), растворился в лесах. Вернее, спокойно отошел в Гондурас, где генерал Рауль уже подготовил солидные резервы, - а 20 сентября в ставку президента прибыл фельдъегерь с известием, что его войска, осаждавшие Сан-Сальвадор, атакованы летучими отрядами, оставленными "коровой под седлом" тревожить врага с тыла,и капитулировали.
Вся стратегия дона Мануэля рухнула, - а между тем, Морасан вновь перешел границу, ведя за собой уже более 3000 бойцов, и президент почувствовал себя худо. В буквальном смысле слова. Позже злые языки язвили, что-де "притворно", но не думаю: трусом сеньора Арсе не считали даже враги, а в сложившейся ситуации кто угодно захворает. Но, как бы то ни было, дон Мануэль отбыл с фронта в Гватемалу, поправлять здоровье, оставив войска на полковника Антонио де Айсинена, поклявшегося победить или погибнуть, - что вполне понятно: для члена Семьи, поставившей на карту все, третьего варианта не было. Хотя…
Хотя нет, был, и это выяснилось очень скоро. Двинувшись к рубежам Гондураса, храбрый полковник 9 октября столкнулся с войсками Морасана, дал "последний и решительный", проиграл вдребезги, возглавил последнюю атаку, получил семь ранений, и безусловно, погиб бы, как обещал, если бы не врач, занявшийся им по приказу дона Франсиско. Он сделал все, что мог, никто не смог бы упрекнуть его, и впоследствии не упрекал, - но отныне на территории Сальвадора федеральных войск не было.
Уже не сильно спеша, генерал (да, теперь генерал!) Морасан двинулся на Сан-Сальвадор и 23 октября триумфально вошёл в истерически ликующий город, где в тот же день состоялось подписание договора об объединении войск Гондураса и Сальвадора в единую Ejército Protector de la Ley - "Армию – Защитницу Закона". защитницу законов". Кто за идею, кто за лидера, а кто — за военную добычу. Теперь времени хватало на все, можно было спокойно, без спешки готовиться к финальному выяснению отношений с консерваторами на всей территории бывшей генерал-капитании.
Победители судятДалее, наверное, без деталей. Все и так понятно. В Сальвадоре, Гондурасе и Никарагуа – рекрутские наборы, настолько успешные, насколько могут быть успешными рекрутские наборы на побеждающей стороне, муштра, стрельбища, караваны с оружием, благо либеральный бизнес, долго выжидаший, определился и тряхнул мошной. А в Гватемале, наоборот, смятение умов, и не только умов. Сусеки Семьи поопустели, теперь деньги пришлось просить у церкви, которая благословлять горазда, а одалживать не любит, да и население стало бояться меньше: загнанные либералы понемногу полезли из-под шконки, а консерваторы, надежа и опора, приуныли. Так что, теперь на рекрутских участках мелькали, в основном, краснокожие, - что происходит, они не совсем понимали, но падре призвали "защищать Матерь Божию".
Короче, обе стороны делали все, что могли, но в начале 1829, когда авангард Армии Защитников закона перешел границу, стало ясно, что "защитники" могут больше. Несколько небольших городков сдались без боя, затем, когда подошли основные силы, пошло еще успешнее. Стычка за стычкой, бой за боем, - сплошь победы. Восстания в департаментах, дезертирство, портреты президента на свалках, - в общем, всего недели через три зоной боев стали предместья Сьюдад-Гватемала, и даже небольшой сбой тенденции, 15 февраля под Миско (в столице по этому поводу гремели колокола, славя Богородицу), оказался мелким огрехом: после разгрома 6 марта при Сан-Мигелито, а затем, 15 марта, при Лас-Чаркас, федеральная армия практически перестала существовать.
Всем было понятно: спектакль на исходе, и уже ничего не поделаешь. Пытаясь как-то навести порядок, сеньор Мариано Айсинена, исполнявший обязанности главы государства (президент Арсе все еще болел), попытался закрутить гайки до упора, 18 марта подписав указ "Во имя святости алтарей", после чего все либералы столицы и все военные, внушавшие хоть какие-то подозрения, оказались вне закона и на нарах, а за любую помощь "предателям веры", то есть, либералам, полагалась смерть. Но это была уже агония.
12 апреля, получив ультиматум, - капитуляция, а что дальше, посмотрим, или штурм и смерть всей Семьи, от мала до велика, - сеньор Айсинена не стал искушать судьбу. Победители без боя вошли в столицу, и на Центральной площади был во всеуслышание зачитано обращение генерала Морасана ко всем провинциям Федерации, завершавшееся жестко: "Все позади. Высокомерная голова аристократии, унижавшая свободного человека и готовившая ему будущее без света и надежды, ныне склонилась навсегда"..
Слову соответствовало дело. В первый же день (по рекомендации Морасана) пост временного президента Федерации занял сеньор Хосе Баррундиа, некогда смещенный путчистами, а первым же актом "временных" под арест отправилось все федеральное правительство, включая Мануэля Арсе (его в тюрьму несли на носилках), а также все правительство провинции, - в том числе, естественно, дон Мариано Айсинена, - и несколько ключевых членов Семьи, никаких постов не занимавших, но имевших особое влияние. Далее, вторым актом, "преступными и недействительными" объявили все решения бывших федеральных властей, принятые после 6 сентября 1826, и плюс к тому, закрыли все газеты, "служившие преступному режиму", - а все газеты, "преступным режимом" запрещенные, наоборот, разрешили.
На этом притормозили. Никаких репрессий "по квадратам", тем более, никаких расстрелов, наоборот, по столице поползли слухи о возможных "жестах доброй воли" и стремлении новых властей "к продуктивному диалогу во имя гражданского мира". Тенденция обнадеживала, и когда "вся Гватемала" получила красиво оформленные приглашения в президентский дворец на прием для "важного разговора о судьбах Отечества", 19 апреля в резиденцию генерала Морасана явились все стопы и сливки общества, - депутаты, советники, "политические шефы", судьи и прочий "высший свет", - естественно, сплошь консерваторы, потому что вышедшие из подполья либералы и без приглашений дневали-ночевали во дворце. Ну и…
Ровно в 10.00 утра, как указывалось в приглашении, нарядная публика собралась во дворе правительственной резиденции, оживленно обсуждая, чем дело кончится. Ждали торжественной речи Освободителя, потом примирительной речи "временного президента", а затем фуршета с напитками и обстоятельного обсуждения насчет дележа мест в новых структурах, поскольку "куда ж они без нас денутся?", в целом сходясь на том, что "консервативные ценности" безупречны, но, поскольку нужно жить в соответствии с духом времени, "либеральные ценности", если присмотреться, тоже не лишены положительного содержания.
И вот в разгар этих приятных разговоров двор оцепили солдаты, сообщившие собравшимся, что имеют приказ уважитедьно сопроводить их в тюрьму, куда все "сливки" и "столпы", - примерно полтораста душ, - слегка повозмущавшись, проследовали. Брать под стражу, - "исключительно из уважения к сану", - не стали только лиц духовного звания, о чем, однако, им сообщили уже у тюремных ворот.
"Вся Гватемала" вздрогнула, почтенные сеньоры и прелестные сеньориты оделись в траур, но, как оказалось, зря. Тюрьма не сахар, конечно, но если со свиданиями и передачами, жить можно. К тому же, помариновав, заключенных начали понемногу выпускать, - сразу после 4 июня, когда правительство издало закон, согласно которому экс-президент и все сколько-то видные члены Семьи, уже приговоренные к расстрелу, получили помилование, но при условии возвращения всего жалованья, полученного после переворота, выплаты штрафа в 50% стоимости имущества и бессрочной высылкой в США, причем менять страну проживания им запрещалось, а за нарушение грозила полная конфискация.
Прочий "высший свет" отделался, можно сказать, легким испугом, но и этого хватило надолго. Теперь признаки недовольства новыми веяниями позволяла себе только церковь, - и достаточно активно. То есть, высшие иерархи, разумеется, проявляли разумную осторожность, постоянно твердя, что "Церковь вне политики", но мелкие падре, - полунищие, а потому любимые прихожанами, как смуглыми, так и краснокожими, - мутили воду вовсю, стращая паству гневом Господним и всячески провоцируя.
Паства внимала, бурлила, накалялась, и поскольку все понимали, что без щелчка сверху сельский попик рта не раскроет, в июле правительство, делавшее вид, что ничего не видит, нанесло удар: Ассамблея приняла декрет о бессрочной высылке в Гавану архиепископа Гватемалы, его викария, пяти епископов, трех "генералов" монашеских орденов плюс 260 священников и монахов, как "вредных и нежелательных граждан", а также о конфискации всех монастырских земель и 50% собственности церкви в целом.
Излишне говорить, что чистка не ограничилась Гватемалой. Примерно то же, параллельно с событиями в центре, происходило и в других субъектах федерации, - хотя везде, кроме Гондураса, куда мягче. И вот когда все завершилось, 22 июля, по итогам срочных выборов, в Сьюдад-Гватемала, в максимально торжественной обстановке, с оркестрами и фейерверками, состоялось открытие первого заседание легитимного Федерального Конгресса, вошедшего в историю под названием Convención de los ganadores, а если проще - Съезд победителей.
Продолжение следует. https://putnik1.livejournal.com/9095110.html