В этом очерке мы непосредственно подходим к истории ареста, суда и казни Иисуса Христа, которые стали прологом к главному событию христианской истории – воскресению.
События развиваются в среду, 3 апреля 33 года, когда апостолы начинают подготовку к празднованию Пасхи по поручению Христа. Иудейский Песах, день в память об исходе евреев из Египта во времена Моисея, - семейный праздник, как современный Новый Год или христианское Рождество (Исход 12:3), однако его разрешалось праздновать и несколькими семьями или маленькими общинами, если человек встречал его в дали от близких родственников.
В Иерусалиме в дни Пасхи непросто было арендовать помещение, поэтому, вероятно, Тайная вечеря происходила в доме одного из христиан. Достоверно известно, что в Иерусалиме были дом родителей Марка, будущего евангелиста (Деяния 12:12), дом Иакова, брата Иисуса, жившего недалеко от Храма (
Иероним Стридонский О знаменитых мужах 2), и, естественно, члена Синедриона Никодима.
Поскольку Иоанн смог войти в дом первосвященника, где допрашивали Иисуса, он – не был скомпрометирован, т.е. пасхальная трапеза была не у него в гостях. Иаков был среди 12 апостолов, и для визита к нему домой не нужна была бы конспиративная связь и следование за мужчиной с кувшином, которая упоминалась в прошлом очерке. Следовательно, наиболее вероятно место Тайной вечери – дом Марка, либо какого-то иного иерусалимского христианина, который в явном виде не упоминается в доступных источниках.
Песах был не просто праздничным застольем, а имел черты религиозного ритуала
[1]. Он напоминал о том, как Бог освободил еврейский народ из египетского плена и позволил создать собственное независимое государство, живущие по богоданным законам. В 33 году, когда Израиль был оккупирован и разделен на тетрархии праздник приобретал особый политический оттенок. Особенно в кругу членов Церкви, которые считали своего лидера – Мессией, царем, которому предстояло вновь освободить свой народ от владычества язычников.
Участникам надлежало вкусить специально приготовленные блюда – целиком зажаренного на деревянном вертеле теленка и козленка (песах), бездрожжевый хлеб (маца) и горькую приправу, обычно на основе хрена (марор). (Здесь и далее, если не оговорено иное, использовано описание обрядности из Талмуда - Псахим 10:5). Животное на Пасху надлежало забить в тот же день, по возможности в Иерусалимском Храме под руководством священнослужителей и съесть целиком в течение ночной трапезы. Кроме мацы и марора к столу подавались также сладкие приправы, в которые разрешалось макать хлеб, овощи, а также крепкое вино и воду, чтобы разбавлять напиток. В процессе трапезы выпиваются минимум 4 чаши вина, с которыми вместо тостов провозглашаются фразы из книги Исхода.
Трапеза начиналась с темнотой и торжественного омовения руки и, если участники проделали длительный путь, - ног. Затем садились за стол преломляли и благословляли хлеб, произносили положенные формулы, и только затем начиналась официальная трапеза с поеданием песаха (шулхан орух). Почетные распорядителем мероприятия должен быть глава семьи, владелец или арендатор дома. Прочие участники трапезы должны были прислуживать ему, наливать вино, подавать пищу даже помогать умыться перед началом трапезы.
Как мы помним из евангелий, Иисус изначально – ломает протокол, так как, опоясавшись, сам не только подает воду ученикам и умывает им ноги, чем вызывает недоумение и протесты (Иоанн 13:10-11). Этим эпизодом Христос еще раз подчеркивает свой отказ от лидерских позиций на земле, возможно, обращаясь мыслью в будущее, когда его ученикам предстоит возглавить церковь, и подает им пример личной скромности (ср. Лука 22:25-27).
В ходе дальнейшей трапезы можно выделить следующие основные события, которые упоминают Евангелия:
-причащение вином, символизирующим кровь Христа;
-пророчество Иисуса о предательстве или уход Иуды;
-длинная беседа с учениками, которая приводится у Иоанна.
Логично предположить, что Иуда ушел, когда уже стемнело (Иоанн 13:10), но не ранее, чем был съеден песах, так как коллективное поедание мяса ягненка было центральной частью праздничной трапезы и уход кого-то до ее конца был событием чрезвычайным, которое вряд ли бы прошло незаметно для апостолов и вызвало бы массу вопросов. На это же указывает и тот факт, что Иисус подал Иуде кусок хлеба в соусе (26). Это означало, что либо участники трапезы собирают остатки марора с блюд, либо перешли к сладкому, т.е. хлеб уже макают в сладкую приправу. Наконец, последующая сцена евхаристии, где вино символизирует кровь, а плоть – хлеб, указывает на то, что мяса к тому моменту не было на столе. Иначе логичнее ему было бы быть символом плоти Христа, которого потом сравнят с тем самым жертвенным агнцем.
Итак, Иуда уходит с намерением донести о местопребывании Иисуса, а апостолы считают, что Христос отослал его купить что-то к празднику. Здесь, видимо, следует причащение вином. В иудейской традиции это обычная часть трапезы, в ходе которой участники начинают петь хвалу Богу ("халеллу", отсюда "аллелуйя"), повествующую об освобождении еврейского народа из Египта (Псалом 134). Однако Иисус делает необычное добавление к трапезе: он говорит, что вино символизирует его кровь, которая должна снова пролиться (Матфей 26:26-28). Причем он явно обращается к моменту своей смерти и призывает учеников впредь повторять такую трапезу хлебом и вином, в воспоминание о себе, как своего рода поминки (Лука 22:19).
Несмотря на все напряжение и трагизм момента он вряд ли бы четок и выверен, как последующий обряд церковной евхаристии, которая дошла до наших дней. Со временем право участвовать в ней стало признаком вхождения в церковь, что имело и символический характер (семейная трапеза= церковная служба, ergo церковь=семья), и утилитарный (членских билетов не было, а необходимость как-то выделять людей, покидающих церковь из-за разногласий, - возникла).
В ту весеннюю ночь сцена была во многом ситуативно и явно начата Иисусом экспромтом. На столе не был мяса жертвенного агнца, которому Христос вскоре должен был уподобиться, поэтому его плоть символизировал им же самим преломленный хлеб. Для торжественной неспешности – нет времени, ведь Иуде потребуется самое большее час, чтобы прийти к членам Синедриона, собрать отряд стражников и вернуться для ареста Иисуса.
Иисус несомненно испытывал тяжелейший стресс. "Душа моя скорбит смертельно" - чуть позже сказал он апостолам (Матфей 26:38). Рационально или путем предвидения он знал, что ему грозит арест, суд, возможно, побои и пытки, наконец страшная казнь. Ему предстояло оставить одну мать Марию, которая последовала за ним Иерусалим, видимо, окончательно порвав с детьми Иосифа от первого брака.
Его тревожила, наконец, судьба учеников и его собственной эсхатологической миссии. Он сделал, что мог, посеял семена покаяния и обновленной веры, но не знал – дадут ли они плоды. Иисус сознавал, что ученики после ареста, скорее всего впадут в панику и рассеются (Марк 14:27; Иоанн 16:32 ср. Лука 22:31-32). Порой ему кажется, что он не успел сказать ученикам за все годы Служения чего-то очень важного (Иоанн 16:12), а когда пытался говорить, то чувствовал, что ученики его не понимают или понимают превратно (Лука 22:38).
Всего, что он успел сделать за эти годы, и саму жизнь ждало тяжелейшее испытание, провал которого означал конец всего сущего и Страшный суд, на котором лишь немногие будут оправданы.
…Но трапеза кончается. Апостолы пьют вино, доедают хлеб и покидают гостеприимный дом, уходя в ночь. У входа, они вновь поют "халеллу" (Матфей 26:30), причем, согласно церковному преданию с ними пел сам Христос (
Иустин Философ Диалог с Трифоном-иудеем 106). Затем отправляются прочь к месту, где им предстоит провести ночь. В Гефсиманский сад близ Вифании и протока Кедрон.
Здесь уместен и важен вопрос: была ли "длинная речь" Иисуса, которая дана в Евангелии от Иоанна? Времени было немного, Иисус был охвачен сильнейшими эмоциями, возможно, даже отчаянием. Свершалось то, чего мог бояться человек и учитель: ученик его предает, ему предстоят арест и мучительная казнь, а ученики в момент опасности разбегутся, оставив его одного (Марк 14:27). Согласно тексту Евангелий, Иисуса даже предстояло увидеть, как Петр, один из любимых его учеников, будет отрекаться, спасая собственную жизнь (29-30).
Следует помнить, что евангелие Иоанна традиционно вызывает сомнение в аутентичности приводимых там речей Христа. В синоптических евангелиях они обычно состоят из "кирпичиков", притч и речений, которые можно переставлять местами, не нарушая смысл. Вполне вероятно, что, путешествуя с проповедями, Иисус использовал эти "домашние загототовки" не раз, и не два, так что ученики могли их запомнить. Именно такие "кирпичики" в памяти было легче всего удержать, и они могли быть донесены учениками вплоть до составления первых евангелий или сборников изречений Спасителя.
Однако Иоанн дает материал в ином виде. Иисус выступает с длинными и цельными речами, где прослеживается общая идея, способы аргументации и даже образный ряд. Запомнить такие речи одномоментно было бы нелегко, из-за чего высказывается подозрение, что оригинальный материал Иоанн – это послепасхальные откровения христиан, пророчествующих "в Духе" или автоматическую речь в состоянии религиозного экстаза. Естественно, с исторической точки зрения подобного рода речения нельзя было бы рассматривать в качестве достоверного источника.
Однако, приводимые у Иоанна речи не похожи по форме на пророчества в измененном состоянии сознания, в том виде – в каком они изучены современной науке. Для подобного экстаза характерна речь с преобладание правополушарной активности, отличающаяся аномальной фонетикой и грамматикой, в чем-то близкая к детской речи
[2]. Логически выверенные высказывания для такой речи нехарактерны. Между тем, данные для речей Иисуса у Иоанна характерно именно логичное последовательное изложение, достаточно структурированное устойчивое по тематике, содержащее риторические повторы. Это полемическая речь философа, схожая с полемическими трудами элиноязычных евреев Филона Александрийского, Иосифа Флавия, апостола Павла, нежели религиозный экстаз.
Но нельзя и считать первых христиан глупее себя. Из доступных источников мы знаем, что отношение к речам, произнесенным "в духе" - было настороженным. В рамках их мировоззрения человек вполне мог быть одержим бесом, который мог говорить провокационные и еретические вещи его устами. Прихожане обращались к апостолам с вопросами о том, кому из проповедующих в таком состоянии можно позволять говорить в церкви, а кому запрещать (1 Иоанна 4:1, ср. 1 Коринфянам 14:28-31).
Хотя случаев откровенный, пророческих видений (2 Коринфянам 12:2-3) и множество явлений самого Иисуса (1 Коринфянам 15:6), они практически не использовались в церковной литературе. Исключением стал Апокалипсис, написанный не ранее 69 года, но и там рассказ в форме описания сна или видения – скорей литературный прием. Иоанн мог опасаться ареста за антигосударственную пропаганду (в книге предсказывалось падение Рима, отделение Израиля и распад государства), поэтому маскировал своей рассказ с помощью образов понятных христианам, но нейтральных для языческих представителей властей. После Иоанна тема "видений" исчезала из церковной литературы вплоть до написания во II веке "Пастыря" Гермы, но и там в видении автора/лирического героя нет попыток ни малейших попыток говорить от имени Бога. Слишком серьезно было отношение к Слову в церковной традиции.
Логичнее предположить, что Иоанн не размещал в книге не сомнительный материал, собранный с бору по сосенке, а собственные конспекты речей Иисуса, которые он произносил в обстановке, позволяющей спокойно записывать за ним. Например, встреча с священником Никодимом (Иоанн 3) могла фиксироваться его учеником Иоанном, так как проходила неспешным вечером, с закрытом помещении, где не мешали ветер и посторонний шум. В худшем случае Иоанн мог произнесенные в действительности речь – помещать в полемический контекст, как в случае спорой Иисуса с фарисеями (например, 5:16-47). Также у апостолов была полная возможность вести конспекты проповедей Иисуса в Салиме, где, согласно нашей хронологии, он провел более года вплоть до ухода в свой последний путь.
Вероятнее всего, речь из Иоанна была произнесена Иисусом действительно, но не в Иерусалиме, в ночь Пасхи, а перед отправкой в путь. На это косвенно указывает, например, фрагмент "теперь иду к пославшему меня" (16:5), т.е. отправляет, чтобы принять смерть и отправиться к Богу. Здесь Христос говорит, что намерен идти фактически на встречу смерти, между тем, в вечер Пасхи – уходя в сторону Гефсиманского сада, он отдалялся бы от нее, так как Иуда и стражники искали бы его в первую очередь вовсе не там. Более того, если бы он не остался там ждать, а ушел дальше на Восток, то у него были все шансы избежать ареста. Однако из Салима он уходил именно "на смерть", туда, где Синедрион разыскивал его для ареста и казни, где был римский гарнизон, а сотни учеников и сторонников не могли ничем помочь.
Непосредственно в пасхальную ночь за евхаристией могла, как максимум, следовать краткая беседа, подобная приведенной у Луки (22:25-32), а скорее всего – лишь разговор о явно предсказанных Иисусом предательстве и смерти и клятве Петра остаться верным до конца. Она была логичной вдвойне, так как формат "шулхан орух" предполагал вопросы младших к страшим. В традиционном формате за ними должен был следовать рассказ об исходе из Египта, но в Тайную Вечерю – Иисуса пытался рассказать ученикам о новой Пасхе и новом грядущем освобождении.
Затем они покинули дом и по ночным дорогам ушли в Гефсиманский сад. Там они, вероятно, расположили на ночлег. Апостолы развели костер, а Иисус отошел прочь, чтобы молиться. Из описаний Евангелий непонятно, как расположились апостолы. Не то Иисус отошел один, а прочие были у огня, не то с ним вначале отошли трое ближайших учеников (Петр, Иоанн, Иаков), от которых Спаситель затем немного отдалился и начал молиться.
Учеников клонило в сон, но до них долетали отдельные слова молитвы:
-Отче Мой! Если возможно, да минует меня чаша сия - словно в отчаянии просил Христос (Матфей 26:39). – Впрочем, не как я хочу, но как ты.
От волнения у него начинает идти кровавый пот (Лука 22:44), редкий феномен, который фиксировался медициной у людей в состоянии крайнего стресса и нервного истощения.
Мы не знаем, услышал ли Иисус тогда ответ. Матфей пишет, что к нему приходил ангел и укреплял его дух (43), но, возможно, это лишь казалось апостолу в полусне, ведь точно видеть происходящее он не мог.
Затем Иисус возвращается к огню. Вскоре в свете костра появляется Иуда и целует в виде приветствия Христа.
Ночь подходит к концу...
[1]Достаточно подробно трапеза описана, например, у
Мень А. Сын Человеческий. Москва, 1991. Глава 15.
[2]Воронкина М. А. Пророческая речь в религиозном ритуале // Известия Российского Государственного Педагогического Университета им. А. И. Герцена. №96, 2009. С. 161-162.
https://mendkovich.livejournal.com/766415.html
