Думаю, нет нужды говорить о том, насколько важны архивы для развития исторической науки. Именно в архивах хранится львиная доля документов, которые еще не введены в научный оборот и могут позволить пролить свет на "белые пятна" прошлого либо представить, казалось бы, известные события в неожиданном свете. В свою очередь, введение в оборот новых материалов - важный (хотя и не единственный) фактор, определяющий научную новизну исследования. А научная новизна является для исследовательской работы ключевым показателем - кому нужно повторение уже написанного?

Все это действительно так. Но, как часто бывает, ситуация сплошь и рядом оказывается доведена до абсурда. Признание важности работы в архиве принимает гротескные формы, превращаясь в архивопоклонство.

Что такое "архивопоклонство"? Это - ситуация, когда о качестве работы автоматически судят по использованию в ней архивных материалов. Причем не по качеству, а по самому факту использования. Именно поэтому историкам-аспирантам активно советуют пойти в ближайший архив. Даже если доступный архив им не нужен, а нужный недоступен. Даже если в диссертации будут всего три ссылки на архивные фонды, без которых можно было бы спокойно обойтись. Все равно считается, что это автоматически придаст работе солидности и научности.

Приведу один простой пример. Дело было на истфаке много лет назад, когда я бы еще аспирантом и только начинал свою преподавательскую карьеру. Мы с товарищем, как и весь коллектив кафедры, сидели на защите студенческих курсовых. Выступал первокурсник, рассказывая о том, что его работа написана на материалах из зарубежного архива. В аудитории - вздох восхищения. Кто-то робко задает вопрос:
- Скажите, а как Вам удалось попасть в этот архив?
- А это не я, у меня старший брат рядом живет, - честно отвечает первокурсник. - Он туда сходил и прислал мне копии по электронной почте.
Повисает гнетущая тишина. На лицах преподавателей сложные эмоции. С одной стороны, какая разница, сам добыл материалы или нет - они же использованы. С другой, ну это же читерство!
- Раз Вы не сами, это все-таки не вполне считается, - озвучивает, наконец, общее мнение доцент предпенсионного возраста.
Что мы имеем в итоге? В итоге вместо обсуждения достоинств и недостатков работы рассматривается проблема: своими ножками студент дошел до архива или не своими. И совершенно в стороне остается вопрос о том, КАК студент использовал присланные ему документы. Смог ли он их проанализировать? Или просто вставил цитаты в текст для красоты и солидности?
Вот это и называется "архивопоклонством". Сходил в архив - молодец. Что ты оттуда вынес - вторично.

Честно говоря, я бы вообще запретил студентам первого-второго курсов ходить в архивы. По крайней мере, пока не пройдут архивную практику. Потому что в архив надо идти, четко понимая, куда ты идешь и что там ищешь. Нужно сначала изучить все опубликованное по теме. Посмотреть, как работают с архивными материалами мэтры. Приобрести достаточную квалификацию для того, чтобы поиск был осознанным и целенаправленным, а критическая оценка найденного - качественной и профессиональной. А поход в архивы ради похода в архивы не имеет смысла.

Однако "архивопоклонство", как заразная болезнь, проникла повсеместно. Поход в архив "для галочки" считается необходимым. Помню, несколько лет назад я выступал на конференции с докладом об австро-венгерском военном планировании кануна Первой мировой войны. В зале сидит хорошо известный мне как-бы-историк. После завершения доклада он задает вопрос:
- А Вы работали в петербургских архивах?
Я понимаю, куда и почему он клонит, поэтому иду на провокацию.
- Зачем?
Разрыв шаблона. Пауза.
- Ну... там наверняка есть донесения российских агентов...
- Донесения российских агентов имеют ключевое значение, если мы изучаем представления российской стороны об австро-венгерском планировании. Или если мы изучаем работу российской разведки. (Или если у нас нет возможности поехать в Вену, а набить текст красивыми сносками надо, - хотел я добавить, но уже не стал). Если нам нужно планирование как таковое, надо идти к тем, кто этим планированием занимался - то есть в австрийские архивы, где я, собственно, в меру возможностей поработал.

Использование архивных документов - важная предпосылка для того, чтобы провести качественное исследование. Но далеко не единственная. Если человек не умеет грамотно работать с архивными документами, то количество не перейдет в качество, а итог окажется разочаровывающим.

An indication of the usual patterns of deployment is provided in the eye witness account by Zarain Agha, who describes, the Ottoman mobilization for the siege of Baghdad in 1638. According to Zarain, the Ottoman army fielded for this campaign consisted of 108,589 men composed of: “35,000 footmen, in part Janissaries, and 73,589 light horses” © R. Murphey. Ottoman Warfare, p. 36
Проверил.

Во-первых, цитату за источник Мёрфи "слепил" сам (еще и упоминание второго типа пехоты, сейменов, из текста выкинул).
Во-вторых, номера страниц немножко не все :)
В-третьих, это не число участников похода (причем Мёрфи этим данным доверяет полностью - как же, такая точность! И даже делает на основании этой цифири далеко идущие выводы, включая численность сипахийского ополчения Порты), а погибшие в сражениях и при штурме (понятно, что писал реляцию оригинальную турок, отсюда и такие "дикие" преувеличения). Собственно, Зарайн тут же еще и выражает надежду, что все эти персоны, аки шахиды, попадут прямо в рай и повидают пророка Мухаммада...
В общем, исследователь явно поленился найти оригинал брошюры [вещь редкая, согласен, но все-таки изданная дважды в том же 1639-м, так что шансы были, хотя может и не в Чикаго...] и работал в лучшем случае то ли по памяти, то ли с чужого пересказа.
Причем ладно бы только книга об османском военном деле 1500-1700 гг. (Мёрфи вообще ее писал, такое ощущение, второпях и "на отвяжись"), но он и в диссертации об армии Мурада IV (p. 41-42) уже так "лажает"...

An indication of the usual patterns of deployment is provided in the eye witness account by Zarain Agha, who describes, the Ottoman mobilization for the siege of Baghdad in 1638. According to Zarain, the Ottoman army fielded for this campaign consisted of 108,589 men composed of: “35,000 footmen, in part Janissaries, and 73,589 light horses” © R. Murphey. Ottoman Warfare, p. 36
Проверил.

Во-первых, цитату за источник Мёрфи "слепил" сам (еще и упоминание второго типа пехоты, сейменов, из текста выкинул).
Во-вторых, номера страниц немножко не все :)
В-третьих, это не число участников похода (причем Мёрфи этим данным доверяет полностью - как же, такая точность! И даже делает на основании этой цифири далеко идущие выводы, включая численность сипахийского ополчения Порты), а погибшие в сражениях и при штурме (понятно, что писал реляцию оригинальную турок, отсюда и такие "дикие" преувеличения). Собственно, Зарайн тут же еще и выражает надежду, что все эти персоны, аки шахиды, попадут прямо в рай и повидают пророка Мухаммада...
В общем, исследователь явно поленился найти оригинал брошюры [вещь редкая, согласен, но все-таки изданная дважды в том же 1639-м, так что шансы были, хотя может и не в Чикаго...] и работал в лучшем случае то ли по памяти, то ли с чужого пересказа.
Причем ладно бы только книга об османском военном деле 1500-1700 гг. (Мёрфи вообще ее писал, такое ощущение, второпях и "на отвяжись"), но он и в диссертации об армии Мурада IV (p. 41-42) уже так "лажает"...

Продолжая начатый в предыдущих постах разговор, хочу сегодня побеседовать о причинах, по которым авторы исторических работ допускают фактические ошибки. Скажу пару слов и о выводах, которые читатель должен сделать из наличия таких ошибок в тексте статьи или книги. Под фактическими ошибками я подразумеваю однозначно ложные утверждения (например, названа неправильная дата, поступок одного исторического деятеля приписывается другому, неверно определен формальный объем полномочий органа власти и т.д.).

На мой взгляд, эти ошибки делятся на три категории:

1) Ошибки контекста. Автор хорошо знает свою "узкую" тему, но там, где возникает необходимость выходить за ее пределы, допускает ляпы. Например, при описании предыстории событий или каких-то параллельных процессов. Хороший пример - те самые три ошибки на страницу, о которых я недавно писал. Книга посвящена Франко-германской войне 1870-71 годов, и при описании европейской дипломатии 1850-60-х годов автор допускает один ляп за другим.

2) "Эстафетные ошибки", доставшиеся от других авторов. Особенно характерны для обобщающих трудов, охватывающих большие промежутки времени. Разумеется, информацию надо проверять. Но, когда пишешь, например, книгу под названием "Античная цивилизация", уточнить каждую деталь по нескольким текстам физически нет возможности. Тем более нет возможности стать узким специалистам по всем проблемам в рамках этой темы. Приходится полагаться на коллег, пишущих на более узкие темы, - а коллеги иногда косячат. Сюда же примыкают случаи, когда автор использованной "узкой" работы выразился неясно, туманно или метафорично и был неправильно понят.

Пример - книга Э. Бриггс и П. Клэвин "Европа нового и новейшего времени". Фраза, касающаяся государственного устройства Германской империи: "Рейхстаг, составленный из политических партий, мог не утвердить правительство, но при этом канцлер рейхстага должен был обязательно происходить из Пруссии, а все министры были ответственны лишь перед императором". В одном этом предложении - пять фактических ошибок (на моей памяти это рекорд). Думаю, по крайней мере часть из них - на совести кого-то из историков, чьими трудами пользовались авторы. Вообще говоря, при написании обзорной работы отдельные ляпы практически неизбежны.

3) Ошибки, связанные непосредственно с темой исследования. Из трех перечисленных категорий эта - самая непростительная. Возьмем тот же труд по Франко-германской войне. 14 августа спешащий к полю боя 8-й корпус Гебена помещается в состав 2-й немецкой армии. Несколько страниц спустя автор на голубом глазу заявляет, что 17 августа все тот же 8-й корпус был передан приказом Мольтке из 1-й армии в состав 2-й. Здесь мы уже видим внутреннее противоречие; проблема в том, что это - противоречие между двумя ложными утверждениями.

По-человечески желание автора отобрать несчастных солдат у Штайнмеца и вручить их "красному принцу" вполне понятно. Однако 8-й корпус не был в составе 2-й армии - ни 14-го, ни 17-го. Накануне сражения при Гравелотте - Сен-Прива Мольтке, действительно, вывел Гебена из подчинения 1-й армии, однако оставил его корпус в распоряжении верховного командования. В результате на следующий день с 8-м корпусом случилась весьма темная история - формально в состав 1-й армии он возвращен не был, однако верховное командование не дало ему в ходе битвы ни одного указания, а Штайнмец, напротив, распоряжался так, словно вчерашнего приказа не было вовсе.

Так ли важно, в составе какой армии был 8-й корпус? Вообще-то, да. В критически важной Мецской операции 14-18 августа принимали участие в общей сложности две немецкие армии и девять корпусов. Если не понимать, кто чем командовал, анализ сражений становится попросту невозможен.

Почему возникают такие ошибки? Как правило, потому, что автор либо не до конца разобрался в проблеме, либо запутался при обработке материала, либо положился на ненадежный источник. В общем, не очень уважительные причины.

Теперь второй вопрос: если читатель нашел у автора фактическую ошибку, какие выводы он должен сделать? Во многом это зависит от характера как ошибки, так и самого текста. Принцип "единожды солгав, кто тебе поверит" здесь не работает, необходим дифференцированный подход. Как я уже сказал, обобщающие труды на широкие темы редко обходятся без ошибок в деталях - именно поэтому они регулярно оказываются под огнем критики со стороны "узких" специалистов. Недостаточно хорошее знание контекста (ошибки 1-го типа) подрывают доверие к сделанным автором широким обобщениям, но свой непосредственный предмет исследования он может знать неплохо. Самый неприятный и подрывающий доверие к тексту тип ошибок - третий.

Конечно, от ляпов не застрахованы даже мэтры, и наличие единичных ошибок не обесценивает весь труд. Однако если эти ошибки слишком грубы, и их слишком много, читатель вправе задаться вопросом, есть ли у него вообще шанс отделить зерна от плевел, и закрыть книгу.

Продолжая начатый в предыдущих постах разговор, хочу сегодня побеседовать о причинах, по которым авторы исторических работ допускают фактические ошибки. Скажу пару слов и о выводах, которые читатель должен сделать из наличия таких ошибок в тексте статьи или книги. Под фактическими ошибками я подразумеваю однозначно ложные утверждения (например, названа неправильная дата, поступок одного исторического деятеля приписывается другому, неверно определен формальный объем полномочий органа власти и т.д.).

На мой взгляд, эти ошибки делятся на три категории:

1) Ошибки контекста. Автор хорошо знает свою "узкую" тему, но там, где возникает необходимость выходить за ее пределы, допускает ляпы. Например, при описании предыстории событий или каких-то параллельных процессов. Хороший пример - те самые три ошибки на страницу, о которых я недавно писал. Книга посвящена Франко-германской войне 1870-71 годов, и при описании европейской дипломатии 1850-60-х годов автор допускает один ляп за другим.

2) "Эстафетные ошибки", доставшиеся от других авторов. Особенно характерны для обобщающих трудов, охватывающих большие промежутки времени. Разумеется, информацию надо проверять. Но, когда пишешь, например, книгу под названием "Античная цивилизация", уточнить каждую деталь по нескольким текстам физически нет возможности. Тем более нет возможности стать узким специалистам по всем проблемам в рамках этой темы. Приходится полагаться на коллег, пишущих на более узкие темы, - а коллеги иногда косячат. Сюда же примыкают случаи, когда автор использованной "узкой" работы выразился неясно, туманно или метафорично и был неправильно понят.

Пример - книга Э. Бриггс и П. Клэвин "Европа нового и новейшего времени". Фраза, касающаяся государственного устройства Германской империи: "Рейхстаг, составленный из политических партий, мог не утвердить правительство, но при этом канцлер рейхстага должен был обязательно происходить из Пруссии, а все министры были ответственны лишь перед императором". В одном этом предложении - пять фактических ошибок (на моей памяти это рекорд). Думаю, по крайней мере часть из них - на совести кого-то из историков, чьими трудами пользовались авторы. Вообще говоря, при написании обзорной работы отдельные ляпы практически неизбежны.

3) Ошибки, связанные непосредственно с темой исследования. Из трех перечисленных категорий эта - самая непростительная. Возьмем тот же труд по Франко-германской войне. 14 августа спешащий к полю боя 8-й корпус Гебена помещается в состав 2-й немецкой армии. Несколько страниц спустя автор на голубом глазу заявляет, что 17 августа все тот же 8-й корпус был передан приказом Мольтке из 1-й армии в состав 2-й. Здесь мы уже видим внутреннее противоречие; проблема в том, что это - противоречие между двумя ложными утверждениями.

По-человечески желание автора отобрать несчастных солдат у Штайнмеца и вручить их "красному принцу" вполне понятно. Однако 8-й корпус не был в составе 2-й армии - ни 14-го, ни 17-го. Накануне сражения при Гравелотте - Сен-Прива Мольтке, действительно, вывел Гебена из подчинения 1-й армии, однако оставил его корпус в распоряжении верховного командования. В результате на следующий день с 8-м корпусом случилась весьма темная история - формально в состав 1-й армии он возвращен не был, однако верховное командование не дало ему в ходе битвы ни одного указания, а Штайнмец, напротив, распоряжался так, словно вчерашнего приказа не было вовсе.

Так ли важно, в составе какой армии был 8-й корпус? Вообще-то, да. В критически важной Мецской операции 14-18 августа принимали участие в общей сложности две немецкие армии и девять корпусов. Если не понимать, кто чем командовал, анализ сражений становится попросту невозможен.

Почему возникают такие ошибки? Как правило, потому, что автор либо не до конца разобрался в проблеме, либо запутался при обработке материала, либо положился на ненадежный источник. В общем, не очень уважительные причины.

Теперь второй вопрос: если читатель нашел у автора фактическую ошибку, какие выводы он должен сделать? Во многом это зависит от характера как ошибки, так и самого текста. Принцип "единожды солгав, кто тебе поверит" здесь не работает, необходим дифференцированный подход. Как я уже сказал, обобщающие труды на широкие темы редко обходятся без ошибок в деталях - именно поэтому они регулярно оказываются под огнем критики со стороны "узких" специалистов. Недостаточно хорошее знание контекста (ошибки 1-го типа) подрывают доверие к сделанным автором широким обобщениям, но свой непосредственный предмет исследования он может знать неплохо. Самый неприятный и подрывающий доверие к тексту тип ошибок - третий.

Конечно, от ляпов не застрахованы даже мэтры, и наличие единичных ошибок не обесценивает весь труд. Однако если эти ошибки слишком грубы, и их слишком много, читатель вправе задаться вопросом, есть ли у него вообще шанс отделить зерна от плевел, и закрыть книгу.

Я написал этот текст некоторое время назад, но до поры до времени решил придержать в резерве. А то у нас народ всюду ищет двойной смысл и намеки - решат еще, что это я так Мединского пытаюсь оправдать. Нет, текст был написан на злобу моего личного дня, в котором, к счастью, есть много чего интересного помимо топовых тем блогосферы.

Итак, сегодня у нас в гостях Джеффри Вэвро (Geoffrey Wawro) - человек, весьма известный среди исследователей военного искусства XIX века. Он родился в 1960 году, сделал успешную академическую карьеру, преподавал в ряде американских вузов (в том числе в Военно-морском колледже США), сейчас является профессором Университета Северного Техаса. Опубликовал несколько монографий, активно выступал в исторических передачах на телевидении и со статьями в прессе, являлся одним из редакторов военно-исторической серии Кембриджского университетского издательства. Получил ряд международных наград за свои сочинения.

Его монография, посвященная Франко-германской войне, увидела свет в 2003 году в издательстве Cambridge University Press. В процессе ее написания автор не только знакомился уже опубликованными материалами, но и работал в архивах нескольких стран. Книга удостоилась весьма хвалебных отзывов; по словам одного из рецензентов, она отличается "острым критическим взглядом, открывающим свежую перспективу (...) и выдерживает сравнение с классическим трудом Говарда".

На самом деле, те исследователи, в работах которых мне встречались упоминания труда Вэвро, отзывались о нем весьма критически. Я бы даже сказал, жестко. Поэтому я до определенного момента не прикасался к этой книге. Но все же профессиональная добросовестность взяла верх. В конечном счете, современных обобщающих работ о Франко-германской войне не так уж много. А вдруг речь идет о качественном исследовании, в котором есть отдельные недостатки (а кто же от них застрахован!)

Однако уже с первых страниц стало ясно: резкость собратьев по цеху вполне оправданна. Так, описывая предысторию войны, Вэвро на одной странице допускает три грубые фактические ошибки, которые недопустимы даже в студенческой курсовой.

1. В 1859 году, после победы над Австрией, Наполеон III получил от Сардинского королевства Ниццу и Савойю в обмен на Ломбардию.

2. В 1861 году в состав Итальянского королевства была включена Венеция.

3. В 1850-е годы Бисмарк являлся прусским послом в Париже.

Я специально не затрагиваю интерпретацию автором различных событий и процессов той эпохи (и не потому, что мне нечего сказать на этот счет). Я говорю только о фактических ошибках, которых не допустит человек, прочитавший хотя бы один труд по европейской дипломатии середины XIX века. Если копнуть глубже, то обнаруживается незнание контекста, слабое знакомство с историографией, неумение работать с источниками и склонность к поспешным выводам.

Стоит отметить, что Вэвро реально работал с документами из разных архивов. И это особенно обидно, поскольку местами он дает интересную информацию - но доверять ей уже невозможно. Например, автор публикует весьма ценные (на первый взгляд) сведения о реформе кавалерии... и тут же пишет, что эта реформа коснулась всех семнадцати прусских корпусов, существовавших после 1866 года. Достаточно заглянуть в любой справочник, чтобы узнать, что никаких семнадцати там не было и близко, армия Северогерманского союза состояла на 1870 год из тринадцати корпусов!

Может, проблема только в "периферийных" сюжетах, а сама война описана корректно? Читаем описание битвы при Шпихерне 6 августа 1870 года; красивое, подробное, с тщательным анализом. И спотыкаемся о фразу: "К полю боя начали подходить передовые части армии Фридриха Карла - 3-й корпус Альвенслебена и 8-й корпус Гебена". У немцев было всего три армии и всего пятнадцать корпусов к началу войны. Не знать, что 8-й корпус входил в состав 1-й армии Штайнмеца, а не 2-й армии Фридриха Карла - это просто за пределами добра и зла.

И при этом - куча званий, наград, публикация монографии в одном из самых авторитетных издательств и хвалебные отзывы о ней.

К сожалению, Вэвро - отнюдь не единичный пример. В первую очередь в США (но также и в Западной Европе, и в нашей стране) существует целая категория историков, которые делают упор, в первую очередь, на внешнюю сторону своей работы. Они в изобилии выпускают книги на популярные темы, причем обращают куда больше внимания на литературную форму, чем на содержание. Они много и охотно общаются с прессой, охотятся за призами и званиями. И при этом их работы наполнены такими дикими ляпами, что читать их просто не имеет смысла - потому что неясно, в чем автору вообще можно верить, а в чем нет.

Я написал этот текст некоторое время назад, но до поры до времени решил придержать в резерве. А то у нас народ всюду ищет двойной смысл и намеки - решат еще, что это я так Мединского пытаюсь оправдать. Нет, текст был написан на злобу моего личного дня, в котором, к счастью, есть много чего интересного помимо топовых тем блогосферы.

Итак, сегодня у нас в гостях Джеффри Вэвро (Geoffrey Wawro) - человек, весьма известный среди исследователей военного искусства XIX века. Он родился в 1960 году, сделал успешную академическую карьеру, преподавал в ряде американских вузов (в том числе в Военно-морском колледже США), сейчас является профессором Университета Северного Техаса. Опубликовал несколько монографий, активно выступал в исторических передачах на телевидении и со статьями в прессе, являлся одним из редакторов военно-исторической серии Кембриджского университетского издательства. Получил ряд международных наград за свои сочинения.

Его монография, посвященная Франко-германской войне, увидела свет в 2003 году в издательстве Cambridge University Press. В процессе ее написания автор не только знакомился уже опубликованными материалами, но и работал в архивах нескольких стран. Книга удостоилась весьма хвалебных отзывов; по словам одного из рецензентов, она отличается "острым критическим взглядом, открывающим свежую перспективу (...) и выдерживает сравнение с классическим трудом Говарда".

На самом деле, те исследователи, в работах которых мне встречались упоминания труда Вэвро, отзывались о нем весьма критически. Я бы даже сказал, жестко. Поэтому я до определенного момента не прикасался к этой книге. Но все же профессиональная добросовестность взяла верх. В конечном счете, современных обобщающих работ о Франко-германской войне не так уж много. А вдруг речь идет о качественном исследовании, в котором есть отдельные недостатки (а кто же от них застрахован!)

Однако уже с первых страниц стало ясно: резкость собратьев по цеху вполне оправданна. Так, описывая предысторию войны, Вэвро на одной странице допускает три грубые фактические ошибки, которые недопустимы даже в студенческой курсовой.

1. В 1859 году, после победы над Австрией, Наполеон III получил от Сардинского королевства Ниццу и Савойю в обмен на Ломбардию.

2. В 1861 году в состав Итальянского королевства была включена Венеция.

3. В 1850-е годы Бисмарк являлся прусским послом в Париже.

Я специально не затрагиваю интерпретацию автором различных событий и процессов той эпохи (и не потому, что мне нечего сказать на этот счет). Я говорю только о фактических ошибках, которых не допустит человек, прочитавший хотя бы один труд по европейской дипломатии середины XIX века. Если копнуть глубже, то обнаруживается незнание контекста, слабое знакомство с историографией, неумение работать с источниками и склонность к поспешным выводам.

Стоит отметить, что Вэвро реально работал с документами из разных архивов. И это особенно обидно, поскольку местами он дает интересную информацию - но доверять ей уже невозможно. Например, автор публикует весьма ценные (на первый взгляд) сведения о реформе кавалерии... и тут же пишет, что эта реформа коснулась всех семнадцати прусских корпусов, существовавших после 1866 года. Достаточно заглянуть в любой справочник, чтобы узнать, что никаких семнадцати там не было и близко, армия Северогерманского союза состояла на 1870 год из тринадцати корпусов!

Может, проблема только в "периферийных" сюжетах, а сама война описана корректно? Читаем описание битвы при Шпихерне 6 августа 1870 года; красивое, подробное, с тщательным анализом. И спотыкаемся о фразу: "К полю боя начали подходить передовые части армии Фридриха Карла - 3-й корпус Альвенслебена и 8-й корпус Гебена". У немцев было всего три армии и всего пятнадцать корпусов к началу войны. Не знать, что 8-й корпус входил в состав 1-й армии Штайнмеца, а не 2-й армии Фридриха Карла - это просто за пределами добра и зла.

И при этом - куча званий, наград, публикация монографии в одном из самых авторитетных издательств и хвалебные отзывы о ней.

К сожалению, Вэвро - отнюдь не единичный пример. В первую очередь в США (но также и в Западной Европе, и в нашей стране) существует целая категория историков, которые делают упор, в первую очередь, на внешнюю сторону своей работы. Они в изобилии выпускают книги на популярные темы, причем обращают куда больше внимания на литературную форму, чем на содержание. Они много и охотно общаются с прессой, охотятся за призами и званиями. И при этом их работы наполнены такими дикими ляпами, что читать их просто не имеет смысла - потому что неясно, в чем автору вообще можно верить, а в чем нет.

Курбатов О.А. Военные реформы в России второй половины XVII в. Конница
Это фактически его диссер с дополненными статьями. Рекомендую категорически!

Курбатов О.А. Военные реформы в России второй половины XVII в. Конница
Это фактически его диссер с дополненными статьями. Рекомендую категорически!

Армия великого везира, Малороссийская кампания летом 1674 г. (взятие Ладыжина и Умани):

1500 от султана (гвардейская кавалерия?)

3500 у великого везира

Египетский паша: 3000

Другой египетский паша: 2600

Дияр-Беки-паша: 1500

Юсуф-паша: 1480

Масаип-паша: 3000

Каймакан Кара-Мустафа-паша (будущий великий везир): 3200

Дефтердар (министр финансов Порты): 3000

Мешанчи-паша: 1500

Кайсер-паша: 1300

Каплан-Мустафа-паша: 3000

Хусейн-паша слепой (наместник Дамаска?): 860

Сейдиулу-паша: 1860

Боснийский паша: 2500

Румелийский ("урумелский") бей [румелийский бейлербей Сиди-Заде-Мухаммед-паша]: 160

Арнаутский бей: 60

Беломорский (Эгеида?) бей Атан-паша: 280

Пелопоннесский бей Мора-паша: 320

Не названные по имени семь пашей: 180; 250; 320; 260; 200; 380; 280

Не названные по имени трое беев: 60; 130; 170

Янычары: 8000 во главе с агою

"Вотчинные дворяне" (заимы с джебелю?): 2000

Сипахи: 3000

Джебеджи ("надзиралщики" за порохом и оружием): 1200

Артиллеристы: 1000

Итого: 52050 чел.

Татар: 35000 чел.

Армия великого везира, Малороссийская кампания летом 1674 г. (взятие Ладыжина и Умани):

1500 от султана (гвардейская кавалерия?)

3500 у великого везира

Египетский паша: 3000

Другой египетский паша: 2600

Дияр-Беки-паша: 1500

Юсуф-паша: 1480

Масаип-паша: 3000

Каймакан Кара-Мустафа-паша (будущий великий везир): 3200

Дефтердар (министр финансов Порты): 3000

Мешанчи-паша: 1500

Кайсер-паша: 1300

Каплан-Мустафа-паша: 3000

Хусейн-паша слепой (наместник Дамаска?): 860

Сейдиулу-паша: 1860

Боснийский паша: 2500

Румелийский ("урумелский") бей [румелийский бейлербей Сиди-Заде-Мухаммед-паша]: 160

Арнаутский бей: 60

Беломорский (Эгеида?) бей Атан-паша: 280

Пелопоннесский бей Мора-паша: 320

Не названные по имени семь пашей: 180; 250; 320; 260; 200; 380; 280

Не названные по имени трое беев: 60; 130; 170

Янычары: 8000 во главе с агою

"Вотчинные дворяне" (заимы с джебелю?): 2000

Сипахи: 3000

Джебеджи ("надзиралщики" за порохом и оружием): 1200

Артиллеристы: 1000

Итого: 52050 чел.

Татар: 35000 чел.

Диссертационный совет Белгородского госуниверситета признал опус Мединского вполне себе научным и не стал лишать министра степени. За это решение высказались 19 членов совета, трое воздержались. Против не выступил никто.

Собственно, ожидать иной результат было бы наивно. И не потому, что членов диссертационного совета запугали или подкупили. Все гораздо проще и трагичнее.

Как я уже писал почти год назад, никакого противостояния в стиле "ученые против халтурщика Мединского" не существует. Линия фронта проходит через саму академическую среду. На одной стороне - те, кто пытается заниматься наукой и хоть как-то поддержать ее стандарты. На другой - те, кто озабочен выживанием или карьерой, а о науке и тем более каких-то стандартах имеют весьма смутное представление. Увы, первые у нас в явном меньшинстве.

За последние месяцы в защиту Мединского выступило в печати множество граждан со степенями, званиями и должностями. Вы думаете, все они сделали это потому, что кто-то (фигурально выражаясь) принес им конверт с баксами или пригрозил выкинуть с работы? Повторюсь, все гораздо проще. Многие из них вполне искренне не понимают, а что такого-то в диссертации министра? Почему эти странные люди к ней прицепились? Ну, ошибся автор в каких-то деталях, в конце концов, все мы человеки. Не лишать же его за это степени.

Беда в том, что у многих членов наших диссоветов собственные работы были примерно такого же качества, что и у Мединского. И они не видят в этом ничего плохого. Не знают и не хотят знать, как (и зачем) можно (и нужно) иначе.

Все последние десятилетия шел процесс превращения среднестатистического российского преподавателя высшей школы в нищего, задерганного начальством и бюрократией, всего боящегося халтурщика. Серьезная научная работа? На это нет ни времени, ни денег, ни квалификации. Солидарность и совместные действия? Об этом страшно и помыслить! Для члена диссовета верх гражданского мужества - воздержаться или не прийти на заседание. Большинство же не сделает и этого; они уже давно привыкли голосовать "как надо" и делают это в автоматическом режиме, не задумываясь.

Кто-то наверняка напишет, что своим решением члены диссовета из Белгорода покрыли себя позором. Я вас уверяю: с их (совершенно искренней) точки зрения покрыл бы себя позором тот, кто лишил бы министра ученой степени. И это ни в коем случае не белгородский феномен - то же самое происходит по всей стране.

Кто-то наверняка напишет, что академическое сообщество прогнило. Да нет никакого сообщества. Есть масса людей, не связанных между собой ничем, кроме рода занятий. Многие из этих граждан (особенно из числа заседающих во всевозможных диссертационных, ученых и прочих советах) живут по принципам "лишь бы не было войны", "нет смысла плыть против течения" и "подписано - и с плеч долой".

Завершу на оптимистической ноте. Я ни в коем случае не хочу сказать, что у нас нет настоящих исследователей и хороших научных коллективов. Такие островки, безусловно, имеются - и это хорошо. Однако ситуация с диссертацией Мединского еще раз показывает масштаб кризиса в нашей научной сфере. Как преодолевать этот кризис - отдельный большой и трудный разговор.

Диссертационный совет Белгородского госуниверситета признал опус Мединского вполне себе научным и не стал лишать министра степени. За это решение высказались 19 членов совета, трое воздержались. Против не выступил никто.

Собственно, ожидать иной результат было бы наивно. И не потому, что членов диссертационного совета запугали или подкупили. Все гораздо проще и трагичнее.

Как я уже писал почти год назад, никакого противостояния в стиле "ученые против халтурщика Мединского" не существует. Линия фронта проходит через саму академическую среду. На одной стороне - те, кто пытается заниматься наукой и хоть как-то поддержать ее стандарты. На другой - те, кто озабочен выживанием или карьерой, а о науке и тем более каких-то стандартах имеют весьма смутное представление. Увы, первые у нас в явном меньшинстве.

За последние месяцы в защиту Мединского выступило в печати множество граждан со степенями, званиями и должностями. Вы думаете, все они сделали это потому, что кто-то (фигурально выражаясь) принес им конверт с баксами или пригрозил выкинуть с работы? Повторюсь, все гораздо проще. Многие из них вполне искренне не понимают, а что такого-то в диссертации министра? Почему эти странные люди к ней прицепились? Ну, ошибся автор в каких-то деталях, в конце концов, все мы человеки. Не лишать же его за это степени.

Беда в том, что у многих членов наших диссоветов собственные работы были примерно такого же качества, что и у Мединского. И они не видят в этом ничего плохого. Не знают и не хотят знать, как (и зачем) можно (и нужно) иначе.

Все последние десятилетия шел процесс превращения среднестатистического российского преподавателя высшей школы в нищего, задерганного начальством и бюрократией, всего боящегося халтурщика. Серьезная научная работа? На это нет ни времени, ни денег, ни квалификации. Солидарность и совместные действия? Об этом страшно и помыслить! Для члена диссовета верх гражданского мужества - воздержаться или не прийти на заседание. Большинство же не сделает и этого; они уже давно привыкли голосовать "как надо" и делают это в автоматическом режиме, не задумываясь.

Кто-то наверняка напишет, что своим решением члены диссовета из Белгорода покрыли себя позором. Я вас уверяю: с их (совершенно искренней) точки зрения покрыл бы себя позором тот, кто лишил бы министра ученой степени. И это ни в коем случае не белгородский феномен - то же самое происходит по всей стране.

Кто-то наверняка напишет, что академическое сообщество прогнило. Да нет никакого сообщества. Есть масса людей, не связанных между собой ничем, кроме рода занятий. Многие из этих граждан (особенно из числа заседающих во всевозможных диссертационных, ученых и прочих советах) живут по принципам "лишь бы не было войны", "нет смысла плыть против течения" и "подписано - и с плеч долой".

Завершу на оптимистической ноте. Я ни в коем случае не хочу сказать, что у нас нет настоящих исследователей и хороших научных коллективов. Такие островки, безусловно, имеются - и это хорошо. Однако ситуация с диссертацией Мединского еще раз показывает масштаб кризиса в нашей научной сфере. Как преодолевать этот кризис - отдельный большой и трудный разговор.