"Вот между нами лежит пендеграс без халата" - моментально отреагировал Азизян, понимая чего ждут давние поклонники его гривуазного таланта.
*
ОТШЕЛЬНИК (14. III. ‘13)
Вороненый дедовский бинокль,
крепкой древесины подоконник,
видно как вытягивает ногу,
среди пляжа будущий покойник.
Плавает размокшею баранкой,
добиралась видно автостопом,
в голове егорушки и янки,
вылитый микроб под микроскопом.
Гравий под подошвой мокасина
хрустнул как раздавленный монокль,
слышно как надежная кузина
скальпелем взбивает гоголь-моголь.
Очень вы напомнили кого-то,
мать в кино снималась? То-то вижу!
Сделаем два, три, четыре фото.
Голову и плечи, но не ниже.
Трудности, они преодолимы,
в инглише сечете? - take it easy,
где бывали, в Иерусалиме?
в Иерусалиме, Симеизе...
А теперь - опля! Давайте сумку,
вам не тяжело, а нам приятно,
слушаете что, наверно Умку?
Надо же - все сходится. Занятно.
Что творится - строят, строят, строят.
Оценили Путина с Хирургом?
Выпьем - познакомлю вас с сестрою,
медсестрой известного хирурга...
Трупы как "куплеты про евреев",
никогда их не бывает "много".
Доживает гад до юбилея.
Хочется дожить до некролога.
*
Наш город не устроен для чудес
по воздуху летают лишь обертки
поганя синеву родных небес
в ускоренном режиме перемотки
а я мечтал о тихом городке
где происходят странные события
о гнездышке в уютном чердаке
над дикостью фабричной общежития
сказать по правде не известны по сей день
ни точный вес мой, ни моя комплекция,
ни то, как выгляжу в глазах других людей,
ни что на самом деле эта "швеция"
ну да - я знаю, как меня зовут
и за спиной, и в панибратской ласке,
я - карлсон, толстый карлсон и всё тут,
летающий толстяк из шведской сказки!
Плевать на пресловутый днепрогэс,
неподходящий город для чудес,
опасней непродуманных кроссвордов,
здесь я родился, умер и воскрес,
не надо мне венеций и одесс,
дразнили меня жертвою аборта...
Влетающий в квартиры толстячок,
сия мультипликация не нова,
вдруг полюбив, попался на крючок
уборщице (пиздец!) из Кишинева.
Похожа на эсэсовский костяк
своею параджановской улыбкой,
она плела: летающий толстяк,
слетай нам за еще одной бутылкой!
и я летел - послушный пионер,
для взрослых игр упитанный не в меру,
освобождая тесный шифоньер
для кобелей классической мегеры,
задумал я повеситься, карниз
был облюбован мною, вроде прочный,
но он не выдержал, и я свалился вниз,
перебудив гадюшник полуночный,
на крышу вылез, запустил мотор,
чтоб с высоты упасть небесной чушкой,
но не сумел перемахнуть забор,
подскакивая сломанной игрушкой,
как малодушный горе-террорист,
всю жизнь мечтающий отсюда смыться,
завидую всю жизнь худым как глист,
и не могу взлететь чтобы разбиться.
Разделена на несколько частей,
уборщица лежит в моей постели,
лишь ветерок ослабленных страстей,
сдувая кровь с опухших лопастей,
вращает мой бессмысленный
пропеллер...
