там реплики читают по складам
оплакивая прерванные туры
шо стоят ваши синие, мадам?
ответ таков - придурок, это куры!

змеиный взгляд на теле розмари
прикидывает степень лацераций
не повредив зачатое внутри
мешая богословам разобраться

когда она восстанет ото сна
наполнив очи материнской лаской
листвою черной черная весна
прошелестит над черною коляской

пронзая гомон оркестровых ям
телепатически несется оклик
шо стоят ваши синие мадам
парит застывший в воздухе биноклик

чтобы увидеть надо досмотреть
чтобы ответить надо наклониться
чтобы родиться надо умереть
чтобы доехать надо расплатиться

шофер мурлычет вычурный мотив
шикуя фразировкой бинга кросби
чужое сердце там остановив
где остановка якобы по просьбе.

никнут по нотам лютики
спрятались и ромашки
в воздухе словоблудие
фокса и промокашки

словно сачок нависло
это оцепенение
лица в буквальном смысле
кроет озеленение

падают падают падают
бабочки не взлетая
радуют радуют радуют
бабушки отцветая

оповещает визбор
санька съездил в париж
ждут постояльцев избы
без односкатных крыш

жмутся в оконной раме
стойкие дежавю
жгут на полгода ранее
сброшенную листву

устав от прошлых сезонов
как мелочью кошельки
дно холодных плафонов
заполнили мотыльки

курсантами школы летной
своё налетав слегли
и в небе бесповоротно
меняют курс журавли.



*

чей-то мальчик котенка кастрирует
чья-то девочка ходит в купель
чья-то дура альбом иллюстрирует
хохлому выдавая за гжель

кто-то пост соблюдает для галочки
под влиянием смачных легенд
заразила волшебною палочкой
тётя тряпа - британский агент

если вы упадете и тресните
как спортсмен у подножия альп
вы потом по-любому воскреснете
уверяет отец поликарп

полстраны в унисон медитирует
с выражением добрых щенков
и тарковского вновь консультирует
бородатый эксперт ямщиков

по весне умирает рождается
продувая пастушьи рога
если милка моя пробуждается
перво-наперво дрыгнет нога

а за ней остальные конечности
пятерни от перста до перста
без подобных мгновений нет вечности
и вселенная в общем пуста.

всё тот же след всё тот же сквот
где по подушкам на полу
как умирашек на тот свет
их выпроваживает Тот

вслед за командою лети
привычно следует лечу
позавтракать до десяти
затем в монако и к врачу

покорно выпустив шасси
они крылатые парят
икары авиаруси
про них порою говорят

я этот лапотный jet set
вблизи когда-то наблюдал
я видел восковой корсет
в котором маялся дедал

устав от диабетных стоп
взмывают люди в пустоту
поджав колеса на лету
как опытный аэрантроп

сожрав колеса на ходу
подсказывает эккерстайн
летят ни разу не в бреду
чтобы не выболтали тайн

чтобы увидеть на песке
чтобы запомнить на снегу
что говорить о той ноге
вполне себе понять могу.

да под визги кретинки
без практически стен
что поет про ботинки
и нравится всем

чтобы стало противней
по осколкам стекла
не в такой ли квартире
ты зачата была

телевизор в рассрочку
на сберкнижке пятьсот
загадав себе дочку
снесли яицо

лебединая выя
блеск родительских лбов
за кордоном россия
за кордоном любовь

молодой могилевский
из квартиры соседней
на окне занавески
горбачевские бредни

примадонна в уборной
над созданием лица
не хотела упорно
заводить ты птенца

и сквозь будней полуду
но тебе лишь одной
стал мерещиться всюду
птенец заводной

промеж брусьев оглобель
распятый гимнаст
агузаровский шнобель
и отцовский джеймс ласт

каббалистом над огненной буквою Вав
задремала лебедушка поколдовав.

а когда-то эти анненербе
были для него сплошные нервы
лекции пророчества команды
холуям пинки и реприманды

тайным пунктом в молотова пакте
кто-то между тем сплетает лапти
дайвером скользя по рыбьим тропам
стягивает петлю риббентропа

и манят распахнутые окна
словно конопляные волокна
если вы товарищ поспешите
вы поаккуратней причешите

сделав шаг во вне по доброй воле
сообразно ребусу и роли

столько лет по-южински кукуя
про орла живущего рискуя.

Время убивает нас, делая крепче произведения искусства.

"Луна в сточной канаве" - высочайший пример обращения с бриллиантовой прозой Дэвида Гудиса, и, возможно, лучшая постановка по мотивам его книг, в том же смысле, в каком Long Good Bye с Элиотом Гулдом, все-таки, самый оригинальный опыт экранизации Чендлера.

Лучшее не означает гениальное. Речь не идет о соперничестве "Луны" с Nightfall или Burglar.

Перед нами винтажный second best начала восьмидесятых в одном ряду с такими безнадежно-пленительными аттракционами, как "Керель", "Жить и умереть в Лос-Анджелесе" и Beyond.

Из нафталина почему-то вспоминается Recours en grâce - забытый фильм Ласло Бенедека.

Девяносто девять процентов зрительской родни обитало в сельской местности, потому и провалились почвенные "Печки-лавочки", чей пролог напоминает немецкие фильмы о расовом неравенстве.

Цветную "Родню" встретили с куда большим энтузиазмом. Примерно, как позднее "Заставу Ильича", обнаружив в стилизованных под хронику сценах обитателей самой большой деревни, переодетых и загримированных под иностранок и иностранцев.

Новому поколению импонировал вид потенциальных родителей, скучающих в позах Антониони, пока играет Луи Прима.

Отсутствие сложных танцевальных номеров придавало юным следопытам уверенности в себе, в отличии от хореографии западного мюзикла, оно не угнетало, поскольку копировать позы намного проще, чем движения.

Городское почвенничество - палка о двух концах. Магия деревенского обаяния не срабатывает в райцентрах.

Покажи режиссер хрущевских "двадцатилетних" в их натуральном виде, как это сделал Шукшин, его бы деликатно не заметили.

С аналогичной целью нынешний зритель смотрит "печки-лавочки" конца восьмидесятых, любуясь своим "бурковым", запоминая спрыснутый "Прелестью" ирокезик на голове, давно превратившейся в седовласый скальп.

Свободный от бремени дарвинизма, сам себе хозяин и барин, раскрепощенный потомок крепостных выбирает себе достойных предшественников. Человек ищет своих.

они пока обнажены
согласно нравам общежития
как две великие княжны
что таки дожили до вскрытия

поповну мучает вопрос
зудит колпак по-колпаковски
княжон вскрывали в чаринг кросс
а укокошили в свердловске

к супругу ходит хлебодар
в таком же вороненом джипе
и переводит гонорар
за роль в крутом пасхальном клипе

киша в отрыжной шаурме
чернь перечитывает святцы
и в горнолыжной кутерьме
они втроем друг другу снятся

баранов гонят пастухи
адам змеюгу матюкает
давно отпущены грехи
а тот его не отпускает.

К счастью, Немен - уникальный артист, сознательно избравший для себя псевдоним Одиссея и Дьявола, неуязвим под скальпелем осквернителей праха, а стало быть, неуловим в богатстве нюансов, в отличие (салют, Муса!) от догматичных узурпаторов его наследия.

Пока у артиста есть, чем наc изумить - и мы и он частично бессмертны.

Одна из моих любимых ранних вещей нашпигована цитатами, как песенник семиклассницы - тут и Baby Please Don't Go в прочтении Them, и Джеймс Браун, пропущенный через Феррера и Джонса гениальным Вуячичем, "чтоб обманывать славян" - в общем масса всего. "Но тебе, Луи Сайфер, незачем об этом знать. Пусть тайная любовь остается тайной" - иначе мы будем... и т.д.

как гамлет пенсионных лет
заучил старый чорт говнистый
не старперское панкс нот дэд
а новейшие жаргонизмы

не хватает дрожащих рук
чтоб старухе попасть в розетку
и глядит она на утюг
как на теннисную ракетку

сказанёт кандидат наук
разбираюсь и в джазе я
и кивнет малохольный внук
там врожденное косоглазие

им тепло небось соплякам
балаболить про секс и дрогс
а чувствительный к сквознякам
пожилой человек продрог.

я помню многих там внизу
им помогли потом подняться
кто рос при приговском азу
привык собака прибедняться

жуя простую колбасу
с таким невыразимым горем
как то исподнее в тазу
что замочили при егоре

кто под кобзона и леща
был папой с мамою состряпан
кто пёр с горбушки трепеща
кретина бифхарта и заппу

кто громко прыгал и кричал
новинки дома изучая
кто много денег получал
как летчик высоко летая.

Вообще, этот рынок инструкторов и тренеров напоминает рынок домработниц и педикаторов в творческой среде прошлых десятилетий, когда время, бабки и здоровье гробили не на пилатес, а на культуризм - развитие мускулатуры у проросшего корнеплода.

как певец без яичек
как яички без Демиса
кто-то слепит куличик
кто-то крякнув разденется

и обратно наденет
прибитый диагнозом
как больной академик
отравленный кактусом

похиляет гонимый
тщеславною сукою
заниматься своей
ненавистной наукою

разминает скелет
старушенция йогою
бродит голем-сосед
словно тень синагогою

словно сдохшего цуцика
кучки в кустах
все всегда остаются
на прежних местах

декабристы стесняются
спящего Герцена
ничего не меняется
в мире без Мэнсона.

расправляются стены как плечи
двери скрип издают словно кости
и слышны минимальные течи
словно эхо бессмысленной злости

не слышны были вроде они же
холодней будто стало немного
и меркурий спускается ниже
словно кетчуп в футляре хот-дога

приготовлен оплачен и съеден
таковы и у нас три этапа
перегонки сосисочной снеди
сквозь кишку аварийного трапа

пустоту осязая на ощупь
освещение теплится в небе
и пустынна воскресная площадь
словно взлетное поле в Энтеббе.

вон чернеет высотного крыша
как небесного леса опушка
полетит вверхтормашки афиша
как летела туда же горбушка

тяжела журналистская лира
тиражей броневые подшивки
через год опустеет квартира
словно текст где убрали ошибки

кто-то пел "обмозгуй хорошенько"
репортажи бубнил марик дейч
и совсем молодой малашенко
отзывался на ник малафеич

по-хозяйски вручив оба глаза
малхомовес покинул распитие
кто не умер от водки и газа
по-иному трактует событие.

разыграется гормон
побежит лотреамон

для своих немного ню
там солидное меню

вагнер юнгер головня
календарная хуйня

если печень барахлит
это прерафаэлит

срёт валькирия на плешь
это поздний джонни кеш

все мечтают проглотить
что успели подхватить

на халяву как всегда
в девяностые года.