https://koznodej.livejournal.com/1702756.html

- А что с дядькой могло случиться, Шура? Он же еще молодой был?

- С дядькой случилась хуйня, - со значением вымолвил Азизян, и, помешкав, добавил. - Повесился.

- Да, - произнес я задумчиво. - Но от чего? Ведь он же был остроумный чувак, со своеобразным чувством юмора (дядька веселил мою подругу Нэнси, изображая пакистанского офицера: "Меня зовут полковник Тофик-Бей. Я преподаю топографию в Военной Академии Карачи. Вот мой курвиметр", - говорил "дядька", гримасничая, и доставал из пиджака сигару). Или ему, как и всем нормальным людям, все на это свете опротивело?

- Именно! Именно так, папа. Остохуело все человеку и пизда-нога!

Азизян опустил окурок в протянутую мной банку из-под пива "гиннес". Банку оставил один супергитарист-рогоносец, заходивший сюда со своей усатой козлихой поздравить хозяина с днем рождения.

- Да, Азизян, да... Я твоего дядьку очень хорошо понимаю. Он не боялся никого и ничего, но не мог ходить по улицам и ездить в транспорте без тошноты и содрогания, вот он и решился на штурм неба, подтер жопу визой в рай, совершил самый благородный теракт - погубил самого себя. Скiнчив життя самогубством.

- Да, папа, все так, все именно так.

https://koznodej.livejournal.com/1702517.html

- А что с дядькой могло случиться, Шура? Он же еще молодой был?

- С дядькой случилась хуйня, - со значением вымолвил Азизян, и, помешкав, добавил. - Повесился.

- Да, - произнес я задумчиво. - Но от чего? Ведь он же был остроумный чувак, со своеобразным чувством юмора (дядька веселил мою подругу Нэнси, изображая пакистанского офицера: "Меня зовут полковник Тофик-Бей. Я преподаю топографию в Военной Академии Карачи. Вот мой курвиметр", - говорил "дядька", гримасничая, и доставал из пиджака сигару). Или ему, как и всем нормальным людям, все на это свете опротивело?

- Именно! Именно так, папа. Остохуело все человеку и пизда-нога!

Азизян опустил окурок в протянутую мной банку из-под пива "гиннес". Банку оставил один супергитарист-рогоносец, заходивший сюда со своей усатой козлихой поздравить хозяина с днем рождения.

- Да, Азизян, да... Я твоего дядьку очень хорошо понимаю. Он не боялся никого и ничего, но не мог ходить по улицам и ездить в транспорте без тошноты и содрогания, вот он и решился на штурм неба, подтер жопу визой в рай, совершил самый благородный теракт - погубил самого себя. Скiнчив життя самогубством.

- Да, папа, все так, все именно так.

https://koznodej.livejournal.com/1702517.html

Разумеется, он изменился за те семь или восемь лет, что мы не виделись, кожа стала грубее и темнее, туловище сделалось более плотным, волосы, прежде неровно падавшие на его паталогический лоб, как у Бориса Карлова в роли Монстра, были теперь тщательно подстрижены.

Ощупывая его лицо глазами, я, наконец, обнаружил то, что ожидал найти - шрам на левой щеке в виде виселицы.

Это был след от железного крюка, на котором ему довелось провисеть некоторое время после падения с крыши. На свое счастье маленький Азизян был гораздо тщедушнее Азизяна зрелого, и мясо его щеки выдержало вес его тельца.

Шрам был на месте, но заметить его с первого раза было практически невозможно, отчасти из-за темно-кирпичного цвета кожи и отчасти из-за мимической складки, скрадывающей след от прокола. В кинофильме Бунюэля "Скромное обаяние буржуазии" у всех мужских персонажей на шее имеется сходная дырочка, но обнаружить ее можно, лишь только просматривая эту картину пятый или шестой раз, никак не раньше.

Азизян приблизился еще на несколько шагов, и я уловил запах тех же духов, что и от теток моего отрочества. Так пахли шиньоны, сумочки и шляпки тех, кому они больше не нужны.

- А-а! - произнес Азизян свои два междометия, обозначающие на его языке приветственный смешок, но без согласных звуков.

Я тотчас же вспомнил, как одно время он говорил исключительно не "ебать", а "ебать" - звуки напоминали голос некоего земноводного мутанта, плюс эти вечные солнцепоглощающие очки зеленого чудовища, впитывающего и умерщaляющего солнечный свет, когда он произносил это свое "ебать".

Ну зачем она тебе? - допытывался Нападающий. - Эта Донна Саммер живая, зачем, что ты сней делать будешь, если она к тебе возьмет да и припрется, как та дама с собачкой?

Ебать, - коротко отвечал Азизян. Сомневаюсь, чтобы он кого-либо "ебал" на самом деле.

Между прочим, звуки очень похожие на Азизяново "ебать", издает труба в одной из послевоенных пьес Дюка Эллингтона.

Произведение это, по структуре своей заурядный блюз, называется "Hy'a Sue". И что-то в нем, по крайней мере - сходство с Азизяном, всё-таки есть.

Азизян стоял спиною к толпе, и поэтому только я мог видеть его кощунственно улыбающийся ротик и слышать непристойные звуки, им издаваемые.

- Привет, Шура, - сказал я, глядя на Азизяна так, как будто он поднялся со дна морского с анчоусом во рту, но голос мой прозвучал равнодушно. Такие случаи происходят, пускай им нет рационального объяснения, я имею в виду, подумаешь о ком-нибудь и он - этот кто-нибудь - уже тут как тут, является и варит воду. Азизяна видеть я был несказанно рад.

Увидеть Азизяна после созерцания различных символов веры на шеях убийц и женственных задниц спекулянтов, было для меня большой радостью в этот такой обыкновенный день - день моей дробленой на множество дней жизни, оцененный работодателем в двенадцать американских долларов.

Давным давно, когда мы видели доллары только в кино, и возбуждали они нас не больше, чем собачьи соски, мы поднимались с Азиком по лестнице, ведущей в актовый зал школы №13, где репетировал со своим ансамблем Саша Навоз. Мы шли не спеша и плевали на картинки из жизни Ленина. Плевали старательно, я бы сказал, ритуально. Как следовало бы плевать сегодняшним тинэйджерам на теперешних великомученников.

Отхаркивая на последний портрет Ильича обильную порцию саливы, Азизян громко и смачно припечатал: "Обвафлился!"

Эхо азизянского голоса не успело смолкнуть в лестничном пролете, как, откуда не возьмись, нам навстречу шагнул директор школы по кличке Скорпион, большеголовый мужчина в кофейной тройке, с рябоватым лицом. Я тогда подумал, что в какой-то степени у нас будут неприятности, ведь наши слюни текли по стеклам картинок, как струйки дождя по осеннему стеклу, за которым капитан команды Сережа Мельничук занимался любовью с Сашей Минько.

Саша сам рассказывал, что в тот момент шел дождь, и на стадионе никого не было. Да! Но "дёрик", видимо, настолько обалдел от дикости им увиденного, что просто отказался поверить своим глазам и прохилял мимо нас с Азизяном вниз, не сказав ни слова.

И это только одна история из длинного и скабрезного ряда наших с Азизяном кощунств, глумлений, надругательств и диверсий. Его двуличная гомофобия в сочетании с порочностью и похотливостью.

Как только Азик возникал в окне своей детской спаленки с немецким полевым биноклем в одной руке и дымящимся хуем в другой, в доме через дорогу начинали дружно - одно за другим, гаснуть окна! Он причинял обывателям столько же неудобств, сколько в военное время стальные птицы толстого Германа), вкупе с моим восточным садизмом делали нас образцовыми вольными партизанами Люцифера в сонной, свернутой желеобразными, издающими вонь кольцами действительности, в мире добрых людей.

Действительность подражает искусству - сначала придумывают греки Илиаду, а потом обнаруживается Троя, Эдгар По в своем стихотворении "Улалюм" говорит о горе Вайанек, что стоит в том месте, куда дует северный ветер Борей, и этою горою оказывается вулкан Эребус в Антарктике.

Так и в случае с Азизяном - это не фамилия, а совершенно иррационально придуманная мною кличка. Он не армянин. Но как только мы начали называть Азизяна Азизяном, сразу же в его облике появилось что-то армянское, от эдакого революционера-террориста по типу легендарного товарища Камо.

Дядюшка Стоунз по своему обыкновению отреагировал на новое прозвище Азизяна стихами, которые он частенько напевал на мотив одной из песен группы "Слейд", начинавшей к тому времени уже выходить из моды:

Это Азизяка а-а-ха-а

Партии хуяка а-а-ха-а!..

Через некоторое время подлинная, украинская фамилия Азизяна была напрочь забыта.

Слово "Азизян" замелькало в доносах и попало в архивы КГБ, увлеченно занятого расшифровкой аббревиатур ЭйСи-ДиСи и вполне кашерной группы "Кисс" (Азизян любил "тяжеляк").

А стюардесса Таня Самофалл, показывая мне датский порнобуклет с мухами, говорила, что его подарил ей "этот мальчик-армянин с косым глазом, ну Саша... Азизов". Однако, уже при Горбатом мы стали называть Азизяна иначе - Яшико, по имени одного албанского композитора.

Самым удивительным последствием переименования "Саши с косым глазом" в Азизяна стала метаморфоза, постигшая его дядю, скромного жителя пограничного городка в Карпатах, весьма удаленного от воспетой Мандельштамом страны.

Этот импозантный мужчина в кожаной куртке и с подкрашенными в черный цвет волосами, уложенными в кок, прослышав, на какое слово отзывается его племянник, принял правила игры и включился в мистификацию с такой страстью, что за весьма короткий срок "обармяниться" совершенно.

Отчасти этому безрассудному для человека его лет увлечению способствовало присущее ему в избытке чувство юмора, а отчасти - потребность непрерывной деятельности, спасавшая многих советских бунтарей против системы от смертельной пустоты и скуки одиночества.

"Дядька", - как называл его Азик, был и радиохулиганом, и контрабандистом, и мотогонщиком, и даже изобретателем!

Теперь этот некогда неукротимый человек лежал под дождем в гробу, беспомощный и беззащитный. Поредевшие седые волосы - все, что осталось от прически бывшего "тедди-боя", щеголявшего густым и плотным "коком", плачевно облепили мокрый лоб.

Но и таким я узнал его. Мы общались в былые годы. Мне только было не понятно, одним ли сумасбродством его, чего уж тут греха таить, не совсем нормальных родичей, обязан он своим появлением у "Стереорая" post mortem или же здесь какая-то иная причина?

Вся надежда была на племянника. Азизян достал сигарету и щелкнув портсигаром, пригладил волосы, потом прикурил и, дважды глубоко затянувшись, нарушил молчание:

- Такова воля усопшего, папа. Ни хуя, как говорится, не попишешь. Как ты уже, наверное, изволил догадаться, мертвый господин в гробу - мой дядя Вячеслав. А эти двое, - он едва кивнул подбородком в сторону своих leibwache. - Хирам и Спорус, родственники жены брата. Поминки будем справлять в столовой "Алые паруса".

- А почему не в "офицерской", она же ближе, - чуть было не спросил я, мысленно сравнивая лобик племянника со лбом его дяди в гробу...


1993

https://koznodej.livejournal.com/1702369.html

Разумеется, он изменился за те семь или восемь лет, что мы не виделись, кожа стала грубее и темнее, туловище сделалось более плотным, волосы, прежде неровно падавшие на его паталогический лоб, как у Бориса Карлова в роли Монстра, были теперь тщательно подстрижены.

Ощупывая его лицо глазами, я, наконец, обнаружил то, что ожидал найти - шрам на левой щеке в виде виселицы.

Это был след от железного крюка, на котором ему довелось провисеть некоторое время после падения с крыши. На свое счастье маленький Азизян был гораздо тщедушнее Азизяна зрелого, и мясо его щеки выдержало вес его тельца.

Шрам был на месте, но заметить его с первого раза было практически невозможно, отчасти из-за темно-кирпичного цвета кожи и отчасти из-за мимической складки, скрадывающей след от прокола. В кинофильме Бунюэля "Скромное обаяние буржуазии" у всех мужских персонажей на шее имеется сходная дырочка, но обнаружить ее можно, лишь только просматривая эту картину пятый или шестой раз, никак не раньше.

Азизян приблизился еще на несколько шагов, и я уловил запах тех же духов, что и от теток моего отрочества. Так пахли шиньоны, сумочки и шляпки тех, кому они больше не нужны.

- А-а! - произнес Азизян свои два междометия, обозначающие на его языке приветственный смешок, но без согласных звуков.

Я тотчас же вспомнил, как одно время он говорил исключительно не "ебать", а "ебать" - звуки напоминали голос некоего земноводного мутанта, плюс эти вечные солнцепоглощающие очки зеленого чудовища, впитывающего и умерщaляющего солнечный свет, когда он произносил это свое "ебать".

Ну зачем она тебе? - допытывался Нападающий. - Эта Донна Саммер живая, зачем, что ты сней делать будешь, если она к тебе возьмет да и припрется, как та дама с собачкой?

Ебать, - коротко отвечал Азизян. Сомневаюсь, чтобы он кого-либо "ебал" на самом деле.

Между прочим, звуки очень похожие на Азизяново "ебать", издает труба в одной из послевоенных пьес Дюка Эллингтона.

Произведение это, по структуре своей заурядный блюз, называется "Hy'a Sue". И что-то в нем, по крайней мере - сходство с Азизяном, всё-таки есть.

Азизян стоял спиною к толпе, и поэтому только я мог видеть его кощунственно улыбающийся ротик и слышать непристойные звуки, им издаваемые.

- Привет, Шура, - сказал я, глядя на Азизяна так, как будто он поднялся со дна морского с анчоусом во рту, но голос мой прозвучал равнодушно. Такие случаи происходят, пускай им нет рационального объяснения, я имею в виду, подумаешь о ком-нибудь и он - этот кто-нибудь - уже тут как тут, является и варит воду. Азизяна видеть я был несказанно рад.

Увидеть Азизяна после созерцания различных символов веры на шеях убийц и женственных задниц спекулянтов, было для меня большой радостью в этот такой обыкновенный день - день моей дробленой на множество дней жизни, оцененный работодателем в двенадцать американских долларов.

Давным давно, когда мы видели доллары только в кино, и возбуждали они нас не больше, чем собачьи соски, мы поднимались с Азиком по лестнице, ведущей в актовый зал школы №13, где репетировал со своим ансамблем Саша Навоз. Мы шли не спеша и плевали на картинки из жизни Ленина. Плевали старательно, я бы сказал, ритуально. Как следовало бы плевать сегодняшним тинэйджерам на теперешних великомученников.

Отхаркивая на последний портрет Ильича обильную порцию саливы, Азизян громко и смачно припечатал: "Обвафлился!"

Эхо азизянского голоса не успело смолкнуть в лестничном пролете, как, откуда не возьмись, нам навстречу шагнул директор школы по кличке Скорпион, большеголовый мужчина в кофейной тройке, с рябоватым лицом. Я тогда подумал, что в какой-то степени у нас будут неприятности, ведь наши слюни текли по стеклам картинок, как струйки дождя по осеннему стеклу, за которым капитан команды Сережа Мельничук занимался любовью с Сашей Минько.

Саша сам рассказывал, что в тот момент шел дождь, и на стадионе никого не было. Да! Но "дёрик", видимо, настолько обалдел от дикости им увиденного, что просто отказался поверить своим глазам и прохилял мимо нас с Азизяном вниз, не сказав ни слова.

И это только одна история из длинного и скабрезного ряда наших с Азизяном кощунств, глумлений, надругательств и диверсий. Его двуличная гомофобия в сочетании с порочностью и похотливостью.

Как только Азик возникал в окне своей детской спаленки с немецким полевым биноклем в одной руке и дымящимся хуем в другой, в доме через дорогу начинали дружно - одно за другим, гаснуть окна! Он причинял обывателям столько же неудобств, сколько в военное время стальные птицы толстого Германа), вкупе с моим восточным садизмом делали нас образцовыми вольными партизанами Люцифера в сонной, свернутой желеобразными, издающими вонь кольцами действительности, в мире добрых людей.

Действительность подражает искусству - сначала придумывают греки Илиаду, а потом обнаруживается Троя, Эдгар По в своем стихотворении "Улалюм" говорит о горе Вайанек, что стоит в том месте, куда дует северный ветер Борей, и этою горою оказывается вулкан Эребус в Антарктике.

Так и в случае с Азизяном - это не фамилия, а совершенно иррационально придуманная мною кличка. Он не армянин. Но как только мы начали называть Азизяна Азизяном, сразу же в его облике появилось что-то армянское, от эдакого революционера-террориста по типу легендарного товарища Камо.

Дядюшка Стоунз по своему обыкновению отреагировал на новое прозвище Азизяна стихами, которые он частенько напевал на мотив одной из песен группы "Слейд", начинавшей к тому времени уже выходить из моды:

Это Азизяка а-а-ха-а

Партии хуяка а-а-ха-а!..

Через некоторое время подлинная, украинская фамилия Азизяна была напрочь забыта.

Слово "Азизян" замелькало в доносах и попало в архивы КГБ, увлеченно занятого расшифровкой аббревиатур ЭйСи-ДиСи и вполне кашерной группы "Кисс" (Азизян любил "тяжеляк").

А стюардесса Таня Самофалл, показывая мне датский порнобуклет с мухами, говорила, что его подарил ей "этот мальчик-армянин с косым глазом, ну Саша... Азизов". Однако, уже при Горбатом мы стали называть Азизяна иначе - Яшико, по имени одного албанского композитора.

Самым удивительным последствием переименования "Саши с косым глазом" в Азизяна стала метаморфоза, постигшая его дядю, скромного жителя пограничного городка в Карпатах, весьма удаленного от воспетой Мандельштамом страны.

Этот импозантный мужчина в кожаной куртке и с подкрашенными в черный цвет волосами, уложенными в кок, прослышав, на какое слово отзывается его племянник, принял правила игры и включился в мистификацию с такой страстью, что за весьма короткий срок "обармяниться" совершенно.

Отчасти этому безрассудному для человека его лет увлечению способствовало присущее ему в избытке чувство юмора, а отчасти - потребность непрерывной деятельности, спасавшая многих советских бунтарей против системы от смертельной пустоты и скуки одиночества.

"Дядька", - как называл его Азик, был и радиохулиганом, и контрабандистом, и мотогонщиком, и даже изобретателем!

Теперь этот некогда неукротимый человек лежал под дождем в гробу, беспомощный и беззащитный. Поредевшие седые волосы - все, что осталось от прически бывшего "тедди-боя", щеголявшего густым и плотным "коком", плачевно облепили мокрый лоб.

Но и таким я узнал его. Мы общались в былые годы. Мне только было не понятно, одним ли сумасбродством его, чего уж тут греха таить, не совсем нормальных родичей, обязан он своим появлением у "Стереорая" post mortem или же здесь какая-то иная причина?

Вся надежда была на племянника. Азизян достал сигарету и щелкнув портсигаром, пригладил волосы, потом прикурил и, дважды глубоко затянувшись, нарушил молчание:

- Такова воля усопшего, папа. Ни хуя, как говорится, не попишешь. Как ты уже, наверное, изволил догадаться, мертвый господин в гробу - мой дядя Вячеслав. А эти двое, - он едва кивнул подбородком в сторону своих leibwache. - Хирам и Спорус, родственники жены брата. Поминки будем справлять в столовой "Алые паруса".

- А почему не в "офицерской", она же ближе, - чуть было не спросил я, мысленно сравнивая лобик племянника со лбом его дяди в гробу...


1993

https://koznodej.livejournal.com/1702369.html

Разумеется, он изменился за те семь или восемь лет, что мы не виделись, кожа стала грубее и темнее, туловище сделалось более плотным, волосы, прежде неровно падавшие на его паталогический лоб, как у Бориса Карлова в роли Монстра, были теперь тщательно подстрижены.

Ощупывая его лицо глазами, я, наконец, обнаружил то, что ожидал найти - шрам на левой щеке в виде виселицы.

Это был след от железного крюка, на котором ему довелось провисеть некоторое время после падения с крыши. На свое счастье маленький Азизян был гораздо тщедушнее Азизяна зрелого, и мясо его щеки выдержало вес его тельца.

Шрам был на месте, но заметить его с первого раза было практически невозможно, отчасти из-за темно-кирпичного цвета кожи и отчасти из-за мимической складки, скрадывающей след от прокола. В кинофильме Бунюэля "Скромное обаяние буржуазии" у всех мужских персонажей на шее имеется сходная дырочка, но обнаружить ее можно, лишь только просматривая эту картину пятый или шестой раз, никак не раньше.

Азизян приблизился еще на несколько шагов, и я уловил запах тех же духов, что и от теток моего отрочества. Так пахли шиньоны, сумочки и шляпки тех, кому они больше не нужны.

- А-а! - произнес Азизян свои два междометия, обозначающие на его языке приветственный смешок, но без согласных звуков.

Я тотчас же вспомнил, как одно время он говорил исключительно не "ебать", а "ебать" - звуки напоминали голос некоего земноводного мутанта, плюс эти вечные солнцепоглощающие очки зеленого чудовища, впитывающего и умерщaляющего солнечный свет, когда он произносил это свое "ебать".

Ну зачем она тебе? - допытывался Нападающий. - Эта Донна Саммер живая, зачем, что ты сней делать будешь, если она к тебе возьмет да и припрется, как та дама с собачкой?

Ебать, - коротко отвечал Азизян. Сомневаюсь, чтобы он кого-либо "ебал" на самом деле.

Между прочим, звуки очень похожие на Азизяново "ебать", издает труба в одной из послевоенных пьес Дюка Эллингтона.

Произведение это, по структуре своей заурядный блюз, называется "Hy'a Sue". И что-то в нем, по крайней мере - сходство с Азизяном, всё-таки есть.

Азизян стоял спиною к толпе, и поэтому только я мог видеть его кощунственно улыбающийся ротик и слышать непристойные звуки, им издаваемые.

- Привет, Шура, - сказал я, глядя на Азизяна так, как будто он поднялся со дна морского с анчоусом во рту, но голос мой прозвучал равнодушно. Такие случаи происходят, пускай им нет рационального объяснения, я имею в виду, подумаешь о ком-нибудь и он - этот кто-нибудь - уже тут как тут, является и варит воду. Азизяна видеть я был несказанно рад.

Увидеть Азизяна после созерцания различных символов веры на шеях убийц и женственных задниц спекулянтов, было для меня большой радостью в этот такой обыкновенный день - день моей дробленой на множество дней жизни, оцененный работодателем в двенадцать американских долларов.

Давным давно, когда мы видели доллары только в кино, и возбуждали они нас не больше, чем собачьи соски, мы поднимались с Азиком по лестнице, ведущей в актовый зал школы №13, где репетировал со своим ансамблем Саша Навоз. Мы шли не спеша и плевали на картинки из жизни Ленина. Плевали старательно, я бы сказал, ритуально. Как следовало бы плевать сегодняшним тинэйджерам на теперешних великомученников.

Отхаркивая на последний портрет Ильича обильную порцию саливы, Азизян громко и смачно припечатал: "Обвафлился!"

Эхо азизянского голоса не успело смолкнуть в лестничном пролете, как, откуда не возьмись, нам навстречу шагнул директор школы по кличке Скорпион, большеголовый мужчина в кофейной тройке, с рябоватым лицом. Я тогда подумал, что в какой-то степени у нас будут неприятности, ведь наши слюни текли по стеклам картинок, как струйки дождя по осеннему стеклу, за которым капитан команды Сережа Мельничук занимался любовью с Сашей Минько.

Саша сам рассказывал, что в тот момент шел дождь, и на стадионе никого не было. Да! Но "дёрик", видимо, настолько обалдел от дикости им увиденного, что просто отказался поверить своим глазам и прохилял мимо нас с Азизяном вниз, не сказав ни слова.

И это только одна история из длинного и скабрезного ряда наших с Азизяном кощунств, глумлений, надругательств и диверсий. Его двуличная гомофобия в сочетании с порочностью и похотливостью.

Как только Азик возникал в окне своей детской спаленки с немецким полевым биноклем в одной руке и дымящимся хуем в другой, в доме через дорогу начинали дружно - одно за другим, гаснуть окна! Он причинял обывателям столько же неудобств, сколько в военное время стальные птицы толстого Германа), вкупе с моим восточным садизмом делали нас образцовыми вольными партизанами Люцифера в сонной, свернутой желеобразными, издающими вонь кольцами действительности, в мире добрых людей.

Действительность подражает искусству - сначала придумывают греки Илиаду, а потом обнаруживается Троя, Эдгар По в своем стихотворении "Улалюм" говорит о горе Вайанек, что стоит в том месте, куда дует северный ветер Борей, и этою горою оказывается вулкан Эребус в Антарктике.

Так и в случае с Азизяном - это не фамилия, а совершенно иррационально придуманная мною кличка. Он не армянин. Но как только мы начали называть Азизяна Азизяном, сразу же в его облике появилось что-то армянское, от эдакого революционера-террориста по типу легендарного товарища Камо.

Дядюшка Стоунз по своему обыкновению отреагировал на новое прозвище Азизяна стихами, которые он частенько напевал на мотив одной из песен группы "Слейд", начинавшей к тому времени уже выходить из моды:

Это Азизяка а-а-ха-а

Партии хуяка а-а-ха-а!..

Через некоторое время подлинная, украинская фамилия Азизяна была напрочь забыта.

Слово "Азизян" замелькало в доносах и попало в архивы КГБ, увлеченно занятого расшифровкой аббревиатур ЭйСи-ДиСи и вполне кашерной группы "Кисс" (Азизян любил "тяжеляк").

А стюардесса Таня Самофалл, показывая мне датский порнобуклет с мухами, говорила, что его подарил ей "этот мальчик-армянин с косым глазом, ну Саша... Азизов". Однако, уже при Горбатом мы стали называть Азизяна иначе - Яшико, по имени одного албанского композитора.

Самым удивительным последствием переименования "Саши с косым глазом" в Азизяна стала метаморфоза, постигшая его дядю, скромного жителя пограничного городка в Карпатах, весьма удаленного от воспетой Мандельштамом страны.

Этот импозантный мужчина в кожаной куртке и с подкрашенными в черный цвет волосами, уложенными в кок, прослышав, на какое слово отзывается его племянник, принял правила игры и включился в мистификацию с такой страстью, что за весьма короткий срок "обармяниться" совершенно.

Отчасти этому безрассудному для человека его лет увлечению способствовало присущее ему в избытке чувство юмора, а отчасти - потребность непрерывной деятельности, спасавшая многих советских бунтарей против системы от смертельной пустоты и скуки одиночества.

"Дядька", - как называл его Азик, был и радиохулиганом, и контрабандистом, и мотогонщиком, и даже изобретателем!

Теперь этот некогда неукротимый человек лежал под дождем в гробу, беспомощный и беззащитный. Поредевшие седые волосы - все, что осталось от прически бывшего "тедди-боя", щеголявшего густым и плотным "коком", плачевно облепили мокрый лоб.

Но и таким я узнал его. Мы общались в былые годы. Мне только было не понятно, одним ли сумасбродством его, чего уж тут греха таить, не совсем нормальных родичей, обязан он своим появлением у "Стереорая" post mortem или же здесь какая-то иная причина?

Вся надежда была на племянника. Азизян достал сигарету и щелкнув портсигаром, пригладил волосы, потом прикурил и, дважды глубоко затянувшись, нарушил молчание:

- Такова воля усопшего, папа. Ни хуя, как говорится, не попишешь. Как ты уже, наверное, изволил догадаться, мертвый господин в гробу - мой дядя Вячеслав. А эти двое, - он едва кивнул подбородком в сторону своих leibwache. - Хирам и Спорус, родственники жены брата. Поминки будем справлять в столовой "Алые паруса".

- А почему не в "офицерской", она же ближе, - чуть было не спросил я, мысленно сравнивая лобик племянника со лбом его дяди в гробу...


1993

https://koznodej.livejournal.com/1702369.html

Разумеется, он изменился за те семь или восемь лет, что мы не виделись, кожа стала грубее и темнее, туловище сделалось более плотным, волосы, прежде неровно падавшие на его паталогический лоб, как у Бориса Карлова в роли Монстра, были теперь тщательно подстрижены.

Ощупывая его лицо глазами, я, наконец, обнаружил то, что ожидал найти - шрам на левой щеке в виде виселицы.

Это был след от железного крюка, на котором ему довелось провисеть некоторое время после падения с крыши. На свое счастье маленький Азизян был гораздо тщедушнее Азизяна зрелого, и мясо его щеки выдержало вес его тельца.

Шрам был на месте, но заметить его с первого раза было практически невозможно, отчасти из-за темно-кирпичного цвета кожи и отчасти из-за мимической складки, скрадывающей след от прокола. В кинофильме Бунюэля "Скромное обаяние буржуазии" у всех мужских персонажей на шее имеется сходная дырочка, но обнаружить ее можно, лишь только просматривая эту картину пятый или шестой раз, никак не раньше.

Азизян приблизился еще на несколько шагов, и я уловил запах тех же духов, что и от теток моего отрочества. Так пахли шиньоны, сумочки и шляпки тех, кому они больше не нужны.

- А-а! - произнес Азизян свои два междометия, обозначающие на его языке приветственный смешок, но без согласных звуков.

Я тотчас же вспомнил, как одно время он говорил исключительно не "ебать", а "ебать" - звуки напоминали голос некоего земноводного мутанта, плюс эти вечные солнцепоглощающие очки зеленого чудовища, впитывающего и умерщaляющего солнечный свет, когда он произносил это свое "ебать".

Ну зачем она тебе? - допытывался Нападающий. - Эта Донна Саммер живая, зачем, что ты сней делать будешь, если она к тебе возьмет да и припрется, как та дама с собачкой?

Ебать, - коротко отвечал Азизян. Сомневаюсь, чтобы он кого-либо "ебал" на самом деле.

Между прочим, звуки очень похожие на Азизяново "ебать", издает труба в одной из послевоенных пьес Дюка Эллингтона.

Произведение это, по структуре своей заурядный блюз, называется "Hy'a Sue". И что-то в нем, по крайней мере - сходство с Азизяном, всё-таки есть.

Азизян стоял спиною к толпе, и поэтому только я мог видеть его кощунственно улыбающийся ротик и слышать непристойные звуки, им издаваемые.

- Привет, Шура, - сказал я, глядя на Азизяна так, как будто он поднялся со дна морского с анчоусом во рту, но голос мой прозвучал равнодушно. Такие случаи происходят, пускай им нет рационального объяснения, я имею в виду, подумаешь о ком-нибудь и он - этот кто-нибудь - уже тут как тут, является и варит воду. Азизяна видеть я был несказанно рад.

Увидеть Азизяна после созерцания различных символов веры на шеях убийц и женственных задниц спекулянтов, было для меня большой радостью в этот такой обыкновенный день - день моей дробленой на множество дней жизни, оцененный работодателем в двенадцать американских долларов.

Давным давно, когда мы видели доллары только в кино, и возбуждали они нас не больше, чем собачьи соски, мы поднимались с Азиком по лестнице, ведущей в актовый зал школы №13, где репетировал со своим ансамблем Саша Навоз. Мы шли не спеша и плевали на картинки из жизни Ленина. Плевали старательно, я бы сказал, ритуально. Как следовало бы плевать сегодняшним тинэйджерам на теперешних великомученников.

Отхаркивая на последний портрет Ильича обильную порцию саливы, Азизян громко и смачно припечатал: "Обвафлился!"

Эхо азизянского голоса не успело смолкнуть в лестничном пролете, как, откуда не возьмись, нам навстречу шагнул директор школы по кличке Скорпион, большеголовый мужчина в кофейной тройке, с рябоватым лицом. Я тогда подумал, что в какой-то степени у нас будут неприятности, ведь наши слюни текли по стеклам картинок, как струйки дождя по осеннему стеклу, за которым капитан команды Сережа Мельничук занимался любовью с Сашей Минько.

Саша сам рассказывал, что в тот момент шел дождь, и на стадионе никого не было. Да! Но "дёрик", видимо, настолько обалдел от дикости им увиденного, что просто отказался поверить своим глазам и прохилял мимо нас с Азизяном вниз, не сказав ни слова.

И это только одна история из длинного и скабрезного ряда наших с Азизяном кощунств, глумлений, надругательств и диверсий. Его двуличная гомофобия в сочетании с порочностью и похотливостью.

Как только Азик возникал в окне своей детской спаленки с немецким полевым биноклем в одной руке и дымящимся хуем в другой, в доме через дорогу начинали дружно - одно за другим, гаснуть окна! Он причинял обывателям столько же неудобств, сколько в военное время стальные птицы толстого Германа), вкупе с моим восточным садизмом делали нас образцовыми вольными партизанами Люцифера в сонной, свернутой желеобразными, издающими вонь кольцами действительности, в мире добрых людей.

Действительность подражает искусству - сначала придумывают греки Илиаду, а потом обнаруживается Троя, Эдгар По в своем стихотворении "Улалюм" говорит о горе Вайанек, что стоит в том месте, куда дует северный ветер Борей, и этою горою оказывается вулкан Эребус в Антарктике.

Так и в случае с Азизяном - это не фамилия, а совершенно иррационально придуманная мною кличка. Он не армянин. Но как только мы начали называть Азизяна Азизяном, сразу же в его облике появилось что-то армянское, от эдакого революционера-террориста по типу легендарного товарища Камо.

Дядюшка Стоунз по своему обыкновению отреагировал на новое прозвище Азизяна стихами, которые он частенько напевал на мотив одной из песен группы "Слейд", начинавшей к тому времени уже выходить из моды:

Это Азизяка а-а-ха-а

Партии хуяка а-а-ха-а!..

Через некоторое время подлинная, украинская фамилия Азизяна была напрочь забыта.

Слово "Азизян" замелькало в доносах и попало в архивы КГБ, увлеченно занятого расшифровкой аббревиатур ЭйСи-ДиСи и вполне кашерной группы "Кисс" (Азизян любил "тяжеляк").

А стюардесса Таня Самофалл, показывая мне датский порнобуклет с мухами, говорила, что его подарил ей "этот мальчик-армянин с косым глазом, ну Саша... Азизов". Однако, уже при Горбатом мы стали называть Азизяна иначе - Яшико, по имени одного албанского композитора.

Самым удивительным последствием переименования "Саши с косым глазом" в Азизяна стала метаморфоза, постигшая его дядю, скромного жителя пограничного городка в Карпатах, весьма удаленного от воспетой Мандельштамом страны.

Этот импозантный мужчина в кожаной куртке и с подкрашенными в черный цвет волосами, уложенными в кок, прослышав, на какое слово отзывается его племянник, принял правила игры и включился в мистификацию с такой страстью, что за весьма короткий срок "обармяниться" совершенно.

Отчасти этому безрассудному для человека его лет увлечению способствовало присущее ему в избытке чувство юмора, а отчасти - потребность непрерывной деятельности, спасавшая многих советских бунтарей против системы от смертельной пустоты и скуки одиночества.

"Дядька", - как называл его Азик, был и радиохулиганом, и контрабандистом, и мотогонщиком, и даже изобретателем!

Теперь этот некогда неукротимый человек лежал под дождем в гробу, беспомощный и беззащитный. Поредевшие седые волосы - все, что осталось от прически бывшего "тедди-боя", щеголявшего густым и плотным "коком", плачевно облепили мокрый лоб.

Но и таким я узнал его. Мы общались в былые годы. Мне только было не понятно, одним ли сумасбродством его, чего уж тут греха таить, не совсем нормальных родичей, обязан он своим появлением у "Стереорая" post mortem или же здесь какая-то иная причина?

Вся надежда была на племянника. Азизян достал сигарету и щелкнув портсигаром, пригладил волосы, потом прикурил и, дважды глубоко затянувшись, нарушил молчание:

- Такова воля усопшего, папа. Ни хуя, как говорится, не попишешь. Как ты уже, наверное, изволил догадаться, мертвый господин в гробу - мой дядя Вячеслав. А эти двое, - он едва кивнул подбородком в сторону своих leibwache. - Хирам и Спорус, родственники жены брата. Поминки будем справлять в столовой "Алые паруса".

- А почему не в "офицерской", она же ближе, - чуть было не спросил я, мысленно сравнивая лобик племянника со лбом его дяди в гробу...


1993

https://koznodej.livejournal.com/1702369.html

https://koznodej.livejournal.com/1702050.html

https://koznodej.livejournal.com/1702050.html

В кратком ослеплении амока я резко погрузил пальцы в картонную коробку с дисками, такими привычными на ощупь, лапаными-перелапанными, забыв про азиата-телохранителя.

Тот отшатнулся, принял боксерскую стойку и глухо спросил: "Ти что ищешь?"

Он произнес эти слова в точности с таким же акцентом, как у Петра Лещенко в его песенке "Кавказ". Это на самом деле самая лучшая его песня, и поэтому она до сих пор как бы под запретом. Чтобы не обижались.

Ти што там ищешь, э? - повторил халатник-бодигард после того как я, не ответив ему, только смерил его фигуру неприязненным взглядом и нахмурил свои и без того сросшиеся брови. А что если Лу выступает с таким вот...

- Далиду, - промолвил я, стараясь быть спокойным как Джеймс Браун на допросе в НКВД.

- Далиду, - повторил я совсем уже четко и спокойно, делая вид, что не почувствовал, как мои пальцы защемило между "компашек", потому что азиат их внезапно сдвинул. Восточное коварство. Если я сейчас вскочу ему на загривок, он доставит меня прямо к шатру Хекматиара.

- А что он поет - этот твой Далиду? - как ни в чем не бывало поинтересовался горец.

- "Крестного отца", - также равнодушно ответил я.

А, - сказал горец и в очередной раз отошел прочь. Видимо, он в самом деле дожидался своих хозяев, у которых, как и у всякого, кто может позволить себе содержать охрану, были шансы "с жизнию расстаться".

В пустой и тихий, как всегда по вторникам, "Стереорай" влетела стайка мокроволосых сосунков.

На улице снова начинался дождик. Как-то незаметно просто середина сентября превратилась в осень, и еще одно лето осталось позади. В лесу, где я бегаю по утрам, падают листья.

На сосунках висело множество значков с серпом и молотом, с Лениным - такие мы с Тодыкой Игорем, будучи в возрасте этих юнцов, подкладывали на трамвайные рельсы, чтобы потом смотреть, на что похоже получилось расплющенное лицо вождя.

Советская символика соседствовала на их худой одежонке, прикрывающей недоразвитые туловища, с булавками и вшивенькими нашивками с примелькавшимися именами профессиональных панков.

В их компании отсутствовали плутовато-мученические лица восточного типа, это были незначительные, доверчивые, беспонтовые физиономии русских подростков... Что я там говорил про решение славянского вопроса?

- Да здесь все западное у них! - громко и задиристо произнес низкорослый вожак, мальчик с пегими крашеными волосами и усиками под Петровича, и тут же справился у меня, словно он был командир революционного патруля:

- А где у вас наши русские группы?

- Там, - я указал рукою направо, в дальний угол нашего стеклянного зверинца, где, уткнувшись эспаньолкой в живот, дремал бывший цензор газеты "Криворожская правда" Коваленко.

Вот так - родители воруют, а деточки тратят родительские тити-мити на бесстыжих крикливых тварей вроде Диаманды Галас. Но юнцам была нужна не Диаманда, они нашли то, что хотели и с такой удручающе фальшивой и глупой восторженностью, как дикари и слабоумные, вертели в руках коробочку с надписью "Егор и Опиздиневшие". Дьявольски смело. Его сатанинское величество заказывает Опиздиневших.

Один из таких "панков по жизни", причастных к оппозиционному истеблишменту, тоже появляется в "Стереорае" между манифестациями, где хитрые нарциссы, помешанные на революционном омоложении, задрачивают безмозглые массы; появляется в зловонных кедах, но со свитою, и оставляет в карманах хозяина долларов порой до пятисот.

А ведь на эти деньги спокойно можно было вооружить сотню орлят, которые бы не пиздоболили, а творили бы возмездие богатым гадам! Я бы и сам давно эмигрировал в единственную достойную белого человека эмиграцию - в казармы. Как уходили в вермахт разочарованные консервативные революционеры - Юнгер, Готфрид Бенн, когда увидели, что плутократия в очередной раз обманула своих противников.

Русские консерваторы то и дело пытаются "склеить" какую-нибудь звезду и перетащить в свой лагерь, чтобы оттуда призывать "встать с колен" остатки светлокожей черни, давно уже опустившейся с колен на четвереньки. Нагло льстя и оберегая взаимное невежество, им удается поддерживать полуэрекцию убогого чучела "русского рока", навешивая на него то кольчугу, то фальшивые "георгии", а то и неправильно понятую свастику.

Малолетки, конечно, не стали покупать "Опиздиневших" и убрались так же поспешно и шумно, как и появились, чтобы через час показаться в другом месте, а с наступлением темноты они обернутся мерзкими тинэйдж-вервольфами и кого-нибудь зверски изобьют, мстя за свою ущербность. Носятся по своей резервации и воображают себя "ангелами ада", "оседлавшими бурю", "рожденными то-то и то-то"... Нет, это уже нисколько не смешно, ничего нет смешного в этом, но и не страшно уже.

Извращенная подвижность - это вообще характернейшая черта нашего времени.

Непрерывное передвижение суетливых людишек сделалось чем-то обыденным, вроде неподвижности надгробий на кладбище, но перемещаться они могут, если им дозволено, строго в пространстве, не вырываясь ни на волос за пределы той грядки, где потеет их звено или бригада.

Они носятся, как водомерки по поверхности морей и океанов, образуют скопления, словно тля, сигают из Алжира в Данию, шныряют по Европе, кочевники-извращенцы. А те из них, кто заживо погребен в нищете, парализован экономически, те путешествуют при помощи видео, расширяют сферу познаваемого, штудируя каталоги пластинок, модной одежды, следя за хит-парадами и результатами матчей, будучи в состоянии позволить себе только одноразовую сорочку и туфельки для усопших, они смотрят на мир из гробов сквозь стеклянное очко по центру крышки.

Если бы не мое жгучее желание мгновенного крушения всего окружающего, способного преобразить мерзость запустения в арену упоительных катастроф, я бы, наверное, стал выражать недовольство, когда в те же двери, куда только что вышли пообедать мои коллеги, не считая дремлющего на своем стуле бывшего цензора, азиат-телохранитель и еще какой-то колченогий мужчина в болотном жакете с манжетами деловито и молча внесли в помещение магазина "Стереорай" и расставили по углам два огромных, в человеческий рост, похоронных венка.

Я вышел из-за прилавка и посмотрел на улицу.

Обе урны - одна возле входа, другая у остановки 28-го автобуса, были кем-то подожжены, они пылали, испуская при этом обильный дым.

Установив венки, азиат с хромоножкой теперь также молча раскрывали двери центрального входа, было видно, что они готовились к появлению каких-то гостей.

Сквозняк, возникший благодаря распахнутым дверям, донес до моих ноздрей довольно приятный аромат дыма. Похоже, в урны, прежде, чем их подпалить, плеснули дорогих духов, и приличную порцию!

Вдруг непонятно откуда взялась молодая женщина в черной блузке - она несла в руке черную масленку, вернее лейку, и кого-то мне напоминала.

Водою из лейки она погасила пылающий в урнах мусор, и я вспомнил, на кого она похожа - на Линду Маккартни во-первых, а во-вторых, на жену Коршуна, старшего брата Азизяна, дамскую парикмахершу.

Следом за нею крыльцо магазина и прилегающую к нему остановку стали заполнять наряженные во все траурное персонажи, появились даже факельщики!

И, наконец, четверо дядек, похожих на испанских танцоров, поднесли гроб, который (это было мне отчетливо видно), несмотря на дым факелов и благовоний, не был пуст.

Немного погодя от собрания скорбящих, непонятно как и зачем оказавшихся в конце сентября возле магазина "Стереорай", отделилась статная фигура мужчина в солнцезащитных очках, несмотря на облачное небо над его остриженной под умеренного панка головой необычной формы.

Короткие рукава его темно-темно синей рубашки позволяли видеть загорелые сильные руки, в нагрудном кармане, заполняя его как-то сексуально туго, виднелся портсигар.

Он переступил порог и, несмотря на мрачную сцену за его спиной, растянул свои тонкие губы пластикового утенка и улыбнулся.

Улыбка была адресована мне.

Он, прочитавший за свою жизнь только три книги, я с точностью могу перечислить какие - "Остров Сокровищ", "ЦРУ против СССР" и "Молль Флендерс", был похож на военного журналиста, на писателя-авантюриста.

Но это был не писатель, это был Азизян.


1993

https://koznodej.livejournal.com/1701803.html

В кратком ослеплении амока я резко погрузил пальцы в картонную коробку с дисками, такими привычными на ощупь, лапаными-перелапанными, забыв про азиата-телохранителя.

Тот отшатнулся, принял боксерскую стойку и глухо спросил: "Ти что ищешь?"

Он произнес эти слова в точности с таким же акцентом, как у Петра Лещенко в его песенке "Кавказ". Это на самом деле самая лучшая его песня, и поэтому она до сих пор как бы под запретом. Чтобы не обижались.

Ти што там ищешь, э? - повторил халатник-бодигард после того как я, не ответив ему, только смерил его фигуру неприязненным взглядом и нахмурил свои и без того сросшиеся брови. А что если Лу выступает с таким вот...

- Далиду, - промолвил я, стараясь быть спокойным как Джеймс Браун на допросе в НКВД.

- Далиду, - повторил я совсем уже четко и спокойно, делая вид, что не почувствовал, как мои пальцы защемило между "компашек", потому что азиат их внезапно сдвинул. Восточное коварство. Если я сейчас вскочу ему на загривок, он доставит меня прямо к шатру Хекматиара.

- А что он поет - этот твой Далиду? - как ни в чем не бывало поинтересовался горец.

- "Крестного отца", - также равнодушно ответил я.

А, - сказал горец и в очередной раз отошел прочь. Видимо, он в самом деле дожидался своих хозяев, у которых, как и у всякого, кто может позволить себе содержать охрану, были шансы "с жизнию расстаться".

В пустой и тихий, как всегда по вторникам, "Стереорай" влетела стайка мокроволосых сосунков.

На улице снова начинался дождик. Как-то незаметно просто середина сентября превратилась в осень, и еще одно лето осталось позади. В лесу, где я бегаю по утрам, падают листья.

На сосунках висело множество значков с серпом и молотом, с Лениным - такие мы с Тодыкой Игорем, будучи в возрасте этих юнцов, подкладывали на трамвайные рельсы, чтобы потом смотреть, на что похоже получилось расплющенное лицо вождя.

Советская символика соседствовала на их худой одежонке, прикрывающей недоразвитые туловища, с булавками и вшивенькими нашивками с примелькавшимися именами профессиональных панков.

В их компании отсутствовали плутовато-мученические лица восточного типа, это были незначительные, доверчивые, беспонтовые физиономии русских подростков... Что я там говорил про решение славянского вопроса?

- Да здесь все западное у них! - громко и задиристо произнес низкорослый вожак, мальчик с пегими крашеными волосами и усиками под Петровича, и тут же справился у меня, словно он был командир революционного патруля:

- А где у вас наши русские группы?

- Там, - я указал рукою направо, в дальний угол нашего стеклянного зверинца, где, уткнувшись эспаньолкой в живот, дремал бывший цензор газеты "Криворожская правда" Коваленко.

Вот так - родители воруют, а деточки тратят родительские тити-мити на бесстыжих крикливых тварей вроде Диаманды Галас. Но юнцам была нужна не Диаманда, они нашли то, что хотели и с такой удручающе фальшивой и глупой восторженностью, как дикари и слабоумные, вертели в руках коробочку с надписью "Егор и Опиздиневшие". Дьявольски смело. Его сатанинское величество заказывает Опиздиневших.

Один из таких "панков по жизни", причастных к оппозиционному истеблишменту, тоже появляется в "Стереорае" между манифестациями, где хитрые нарциссы, помешанные на революционном омоложении, задрачивают безмозглые массы; появляется в зловонных кедах, но со свитою, и оставляет в карманах хозяина долларов порой до пятисот.

А ведь на эти деньги спокойно можно было вооружить сотню орлят, которые бы не пиздоболили, а творили бы возмездие богатым гадам! Я бы и сам давно эмигрировал в единственную достойную белого человека эмиграцию - в казармы. Как уходили в вермахт разочарованные консервативные революционеры - Юнгер, Готфрид Бенн, когда увидели, что плутократия в очередной раз обманула своих противников.

Русские консерваторы то и дело пытаются "склеить" какую-нибудь звезду и перетащить в свой лагерь, чтобы оттуда призывать "встать с колен" остатки светлокожей черни, давно уже опустившейся с колен на четвереньки. Нагло льстя и оберегая взаимное невежество, им удается поддерживать полуэрекцию убогого чучела "русского рока", навешивая на него то кольчугу, то фальшивые "георгии", а то и неправильно понятую свастику.

Малолетки, конечно, не стали покупать "Опиздиневших" и убрались так же поспешно и шумно, как и появились, чтобы через час показаться в другом месте, а с наступлением темноты они обернутся мерзкими тинэйдж-вервольфами и кого-нибудь зверски изобьют, мстя за свою ущербность. Носятся по своей резервации и воображают себя "ангелами ада", "оседлавшими бурю", "рожденными то-то и то-то"... Нет, это уже нисколько не смешно, ничего нет смешного в этом, но и не страшно уже.

Извращенная подвижность - это вообще характернейшая черта нашего времени.

Непрерывное передвижение суетливых людишек сделалось чем-то обыденным, вроде неподвижности надгробий на кладбище, но перемещаться они могут, если им дозволено, строго в пространстве, не вырываясь ни на волос за пределы той грядки, где потеет их звено или бригада.

Они носятся, как водомерки по поверхности морей и океанов, образуют скопления, словно тля, сигают из Алжира в Данию, шныряют по Европе, кочевники-извращенцы. А те из них, кто заживо погребен в нищете, парализован экономически, те путешествуют при помощи видео, расширяют сферу познаваемого, штудируя каталоги пластинок, модной одежды, следя за хит-парадами и результатами матчей, будучи в состоянии позволить себе только одноразовую сорочку и туфельки для усопших, они смотрят на мир из гробов сквозь стеклянное очко по центру крышки.

Если бы не мое жгучее желание мгновенного крушения всего окружающего, способного преобразить мерзость запустения в арену упоительных катастроф, я бы, наверное, стал выражать недовольство, когда в те же двери, куда только что вышли пообедать мои коллеги, не считая дремлющего на своем стуле бывшего цензора, азиат-телохранитель и еще какой-то колченогий мужчина в болотном жакете с манжетами деловито и молча внесли в помещение магазина "Стереорай" и расставили по углам два огромных, в человеческий рост, похоронных венка.

Я вышел из-за прилавка и посмотрел на улицу.

Обе урны - одна возле входа, другая у остановки 28-го автобуса, были кем-то подожжены, они пылали, испуская при этом обильный дым.

Установив венки, азиат с хромоножкой теперь также молча раскрывали двери центрального входа, было видно, что они готовились к появлению каких-то гостей.

Сквозняк, возникший благодаря распахнутым дверям, донес до моих ноздрей довольно приятный аромат дыма. Похоже, в урны, прежде, чем их подпалить, плеснули дорогих духов, и приличную порцию!

Вдруг непонятно откуда взялась молодая женщина в черной блузке - она несла в руке черную масленку, вернее лейку, и кого-то мне напоминала.

Водою из лейки она погасила пылающий в урнах мусор, и я вспомнил, на кого она похожа - на Линду Маккартни во-первых, а во-вторых, на жену Коршуна, старшего брата Азизяна, дамскую парикмахершу.

Следом за нею крыльцо магазина и прилегающую к нему остановку стали заполнять наряженные во все траурное персонажи, появились даже факельщики!

И, наконец, четверо дядек, похожих на испанских танцоров, поднесли гроб, который (это было мне отчетливо видно), несмотря на дым факелов и благовоний, не был пуст.

Немного погодя от собрания скорбящих, непонятно как и зачем оказавшихся в конце сентября возле магазина "Стереорай", отделилась статная фигура мужчина в солнцезащитных очках, несмотря на облачное небо над его остриженной под умеренного панка головой необычной формы.

Короткие рукава его темно-темно синей рубашки позволяли видеть загорелые сильные руки, в нагрудном кармане, заполняя его как-то сексуально туго, виднелся портсигар.

Он переступил порог и, несмотря на мрачную сцену за его спиной, растянул свои тонкие губы пластикового утенка и улыбнулся.

Улыбка была адресована мне.

Он, прочитавший за свою жизнь только три книги, я с точностью могу перечислить какие - "Остров Сокровищ", "ЦРУ против СССР" и "Молль Флендерс", был похож на военного журналиста, на писателя-авантюриста.

Но это был не писатель, это был Азизян.


1993

https://koznodej.livejournal.com/1701803.html

В кратком ослеплении амока я резко погрузил пальцы в картонную коробку с дисками, такими привычными на ощупь, лапаными-перелапанными, забыв про азиата-телохранителя.

Тот отшатнулся, принял боксерскую стойку и глухо спросил: "Ти что ищешь?"

Он произнес эти слова в точности с таким же акцентом, как у Петра Лещенко в его песенке "Кавказ". Это на самом деле самая лучшая его песня, и поэтому она до сих пор как бы под запретом. Чтобы не обижались.

Ти што там ищешь, э? - повторил халатник-бодигард после того как я, не ответив ему, только смерил его фигуру неприязненным взглядом и нахмурил свои и без того сросшиеся брови. А что если Лу выступает с таким вот...

- Далиду, - промолвил я, стараясь быть спокойным как Джеймс Браун на допросе в НКВД.

- Далиду, - повторил я совсем уже четко и спокойно, делая вид, что не почувствовал, как мои пальцы защемило между "компашек", потому что азиат их внезапно сдвинул. Восточное коварство. Если я сейчас вскочу ему на загривок, он доставит меня прямо к шатру Хекматиара.

- А что он поет - этот твой Далиду? - как ни в чем не бывало поинтересовался горец.

- "Крестного отца", - также равнодушно ответил я.

А, - сказал горец и в очередной раз отошел прочь. Видимо, он в самом деле дожидался своих хозяев, у которых, как и у всякого, кто может позволить себе содержать охрану, были шансы "с жизнию расстаться".

В пустой и тихий, как всегда по вторникам, "Стереорай" влетела стайка мокроволосых сосунков.

На улице снова начинался дождик. Как-то незаметно просто середина сентября превратилась в осень, и еще одно лето осталось позади. В лесу, где я бегаю по утрам, падают листья.

На сосунках висело множество значков с серпом и молотом, с Лениным - такие мы с Тодыкой Игорем, будучи в возрасте этих юнцов, подкладывали на трамвайные рельсы, чтобы потом смотреть, на что похоже получилось расплющенное лицо вождя.

Советская символика соседствовала на их худой одежонке, прикрывающей недоразвитые туловища, с булавками и вшивенькими нашивками с примелькавшимися именами профессиональных панков.

В их компании отсутствовали плутовато-мученические лица восточного типа, это были незначительные, доверчивые, беспонтовые физиономии русских подростков... Что я там говорил про решение славянского вопроса?

- Да здесь все западное у них! - громко и задиристо произнес низкорослый вожак, мальчик с пегими крашеными волосами и усиками под Петровича, и тут же справился у меня, словно он был командир революционного патруля:

- А где у вас наши русские группы?

- Там, - я указал рукою направо, в дальний угол нашего стеклянного зверинца, где, уткнувшись эспаньолкой в живот, дремал бывший цензор газеты "Криворожская правда" Коваленко.

Вот так - родители воруют, а деточки тратят родительские тити-мити на бесстыжих крикливых тварей вроде Диаманды Галас. Но юнцам была нужна не Диаманда, они нашли то, что хотели и с такой удручающе фальшивой и глупой восторженностью, как дикари и слабоумные, вертели в руках коробочку с надписью "Егор и Опиздиневшие". Дьявольски смело. Его сатанинское величество заказывает Опиздиневших.

Один из таких "панков по жизни", причастных к оппозиционному истеблишменту, тоже появляется в "Стереорае" между манифестациями, где хитрые нарциссы, помешанные на революционном омоложении, задрачивают безмозглые массы; появляется в зловонных кедах, но со свитою, и оставляет в карманах хозяина долларов порой до пятисот.

А ведь на эти деньги спокойно можно было вооружить сотню орлят, которые бы не пиздоболили, а творили бы возмездие богатым гадам! Я бы и сам давно эмигрировал в единственную достойную белого человека эмиграцию - в казармы. Как уходили в вермахт разочарованные консервативные революционеры - Юнгер, Готфрид Бенн, когда увидели, что плутократия в очередной раз обманула своих противников.

Русские консерваторы то и дело пытаются "склеить" какую-нибудь звезду и перетащить в свой лагерь, чтобы оттуда призывать "встать с колен" остатки светлокожей черни, давно уже опустившейся с колен на четвереньки. Нагло льстя и оберегая взаимное невежество, им удается поддерживать полуэрекцию убогого чучела "русского рока", навешивая на него то кольчугу, то фальшивые "георгии", а то и неправильно понятую свастику.

Малолетки, конечно, не стали покупать "Опиздиневших" и убрались так же поспешно и шумно, как и появились, чтобы через час показаться в другом месте, а с наступлением темноты они обернутся мерзкими тинэйдж-вервольфами и кого-нибудь зверски изобьют, мстя за свою ущербность. Носятся по своей резервации и воображают себя "ангелами ада", "оседлавшими бурю", "рожденными то-то и то-то"... Нет, это уже нисколько не смешно, ничего нет смешного в этом, но и не страшно уже.

Извращенная подвижность - это вообще характернейшая черта нашего времени.

Непрерывное передвижение суетливых людишек сделалось чем-то обыденным, вроде неподвижности надгробий на кладбище, но перемещаться они могут, если им дозволено, строго в пространстве, не вырываясь ни на волос за пределы той грядки, где потеет их звено или бригада.

Они носятся, как водомерки по поверхности морей и океанов, образуют скопления, словно тля, сигают из Алжира в Данию, шныряют по Европе, кочевники-извращенцы. А те из них, кто заживо погребен в нищете, парализован экономически, те путешествуют при помощи видео, расширяют сферу познаваемого, штудируя каталоги пластинок, модной одежды, следя за хит-парадами и результатами матчей, будучи в состоянии позволить себе только одноразовую сорочку и туфельки для усопших, они смотрят на мир из гробов сквозь стеклянное очко по центру крышки.

Если бы не мое жгучее желание мгновенного крушения всего окружающего, способного преобразить мерзость запустения в арену упоительных катастроф, я бы, наверное, стал выражать недовольство, когда в те же двери, куда только что вышли пообедать мои коллеги, не считая дремлющего на своем стуле бывшего цензора, азиат-телохранитель и еще какой-то колченогий мужчина в болотном жакете с манжетами деловито и молча внесли в помещение магазина "Стереорай" и расставили по углам два огромных, в человеческий рост, похоронных венка.

Я вышел из-за прилавка и посмотрел на улицу.

Обе урны - одна возле входа, другая у остановки 28-го автобуса, были кем-то подожжены, они пылали, испуская при этом обильный дым.

Установив венки, азиат с хромоножкой теперь также молча раскрывали двери центрального входа, было видно, что они готовились к появлению каких-то гостей.

Сквозняк, возникший благодаря распахнутым дверям, донес до моих ноздрей довольно приятный аромат дыма. Похоже, в урны, прежде, чем их подпалить, плеснули дорогих духов, и приличную порцию!

Вдруг непонятно откуда взялась молодая женщина в черной блузке - она несла в руке черную масленку, вернее лейку, и кого-то мне напоминала.

Водою из лейки она погасила пылающий в урнах мусор, и я вспомнил, на кого она похожа - на Линду Маккартни во-первых, а во-вторых, на жену Коршуна, старшего брата Азизяна, дамскую парикмахершу.

Следом за нею крыльцо магазина и прилегающую к нему остановку стали заполнять наряженные во все траурное персонажи, появились даже факельщики!

И, наконец, четверо дядек, похожих на испанских танцоров, поднесли гроб, который (это было мне отчетливо видно), несмотря на дым факелов и благовоний, не был пуст.

Немного погодя от собрания скорбящих, непонятно как и зачем оказавшихся в конце сентября возле магазина "Стереорай", отделилась статная фигура мужчина в солнцезащитных очках, несмотря на облачное небо над его остриженной под умеренного панка головой необычной формы.

Короткие рукава его темно-темно синей рубашки позволяли видеть загорелые сильные руки, в нагрудном кармане, заполняя его как-то сексуально туго, виднелся портсигар.

Он переступил порог и, несмотря на мрачную сцену за его спиной, растянул свои тонкие губы пластикового утенка и улыбнулся.

Улыбка была адресована мне.

Он, прочитавший за свою жизнь только три книги, я с точностью могу перечислить какие - "Остров Сокровищ", "ЦРУ против СССР" и "Молль Флендерс", был похож на военного журналиста, на писателя-авантюриста.

Но это был не писатель, это был Азизян.


1993

https://koznodej.livejournal.com/1701803.html

https://koznodej.livejournal.com/1701465.html

https://koznodej.livejournal.com/1701274.html

https://koznodej.livejournal.com/1700866.html

Итак, мы остановились на тех двоих, кого зовут Немец или Тапир. Возможно, кто-то и удивится, что это - клички или фамилии? Я предпочел бы не уточнять, поскольку оба мальчика на сегодняшний день живы, или, по крайней мере, делают вид, что живы, и Тапир, и Немец. Толя Немец и Лева Тапир.

Лева Тапир принадлежит к поколению послевоенных невежд, полуслепых, полуглухих идиотов, узнававших об окружающем мире из передач "Голоса Америки" и радио "Свобода", такой, в некотором роде, "радионяни" для детей изрядного возраста. Постоянное прослушивание джазовых программ Вилиса Коновера и молитвенное созерцание образов сильно загримированного Элвиса сделало из ребят вроде Тапира умственных лентяев, мечтателей-онанистов, уверенных в неуклонном изменении мира к лучшему путем внедрения новых технологий, улучшения качества звукозаписи и прочих младенческих наивностей.

Вот была пленка "Тип-6" - толстая, а потом появился "Тип-10" - более тонкая, больше информации вмещает - рассуждал Вова, усматривая в этом неопровержимые признаки прогресса. Однако, в их музыкальных вкусах господствовал тупой культ "старого доброго рок-н-ролла" - музыки "белого отребья" Америки и предсказуемых остопиздевших соло на саксофоне и трубе бесчисленных потомков дяди Тома.

Это вообще любопытное наблюдение - если нациям Западной Европы грозит вытеснение неграми физическое, то белым в бывшем Союзе угрожает вытеснение остатков разума (на физическое засилие негров не хватит по причине величины), подмена негроидным мышлением в головах - вытеснение психическое. Пионерами грядущей расы дегенератов у нас оказались носители инородного мышления, вроде Левы Тапира - джазмены и рок-н-ролльщики. Пока что негры у нас в подавляющем меньшинстве, как и крайне правые экстремисты, но и христиане были сперва ничтожной сектой, состоявшей из отбросов тогдашнего общества...

Потом у нас и без "негров" есть кому вытеснять, - подумал я, наблюдая, как к прилавку снова приближается уже знакомый мне курчавый азиатского вида друг в пылающе-малиновом пиджаке, чего он здесь крутится?

Ничто не мешало Тапиру и его товарищам при советской власти чувствовать себя избранными, аристократами духа. Даже иллюзия преследований существовала, что весьма льстило их самолюбию. Можно было часами разглядывать обложки дисков, любуясь сохранностью уголков и торца, с упрямством идиота заставлять себя прослушивать, как бесцветный поборник трезвости Пат Бун в тысячный раз перепевает песню из голливудского боевика, и убеждать себя, что она тебе безумно нравится, что это и есть - счастье. И запретное, и безопасное одновременно. И вдруг обнаружилось, что все то, чему они поклонялись, не что иное, как презренный, ничего не стоящий ширпотреб, валяющийся в сохранности на помойках не знавшего особых потрясений Запада, и поэтому никому не нужный. А все их сусальные рассказы про "стиляг", диски на "костях" и Билла Хейли вызывают только холодное отвращение, какое чувствуешь к инвалиду, листающему порнографию, и никого не колышет их ненависть к пришедшим позднее Битлз и Стоунз, они-то ко времени начала битломании успели уже поспиваться, облысеть, впасть в депрессию, короче, тем или иным образом почувствовать свое бесповоротное ничтожество. Но все-таки, пока еще существовала упорядоченная советская система, они могли позволить себе повыебываться... Например, провести вечер, расставляя колонки, улучшая "разброс каналов", листая каталоги "Хай-Фай".

И вот Мишка-сатана лишил их иллюзий. Можно все. Кто слушал Майлза Дэвиса, только чтобы не тянуло ебаться в очко, понял, что так и подохнет, проведя жизнь целкой поневоле. Продается "Майн Кампф" - никому на хуй не нужен... Советские музыкантишки корешатся с западными - и выясняется, что и те, и другие одинаково низкосрущие, убогие и несвободные... Армянин-сексолог рекламирует такой "майн-кампф", что вы сгниете, если прочитаете!

С ужасом думаю о судьбе, которая бы постигла их, если бы хрущевская оттепель не была прервана. В этом случае жесточайший personality crisis обрушился бы на их телячьи головы лет на 20 раньше, то есть где-то в начале семидесятых годов. Будучи в ту пору людьми гораздо более нежного, уязвимого возраста, они могли бы не вынести крушения иллюзий.

Парадоксальным образом система в лице реакции в очередной раз спасла или, по меньшей мере, отсрочила гибель своих наиболее бесполезных, если не вредных, противников. Им бы благодарить следовало и партию, и КГБ, за цензуру и железный занавес, а не призывать Запад отомстить за их же собственную ущербность.

Ведь капитулируй Советы где-то сразу после пражской весны, не было бы ни Солженицына, ни Б.Г., ни Бродского, ни даже Виктюка, то есть они, конечно, существовали бы, но не в таком полубожественном качестве, а как существуют их товарищи по оружию "в мире чистогана". Представляю какого-нибудь обожествленного барда поющим в переходе. "Благородная душа", восхищались бы им другие клошары-босяки, - "Никогда не мочится в сточные решетки, всегда отойдет в сторону, на край котлована, как Гамлет".

Азиат начинал меня бесить своими громкими шмотками, золотыми цепочками, словно глисты, вылезшими из его волосатого дупла, каким-то, мой нос его уже улавливал, каким-то материнским парфюмом. Ну да, от него пахло богатой усатой вдовой.

Совсем непохожий ни на "женихов Элвиса", вроде Тапира, ни на хамоватых и чванных любителей шашлычного джаз-рока, он, тем не менее, ковырял пальцем в компактах, просунув язык за нижнюю губу...

Толя Немец с Левой Тапиром не знаком, но меж ними много общего, включая украинское происхождение. Так же, как Тапир не терпит Битлз и Стоунз, Немец тупо отвергает все, что существовало до эпохи биг-бита и, особенно, негров, которых предпочитает называть по-английски "блэки". Его жена, у которой не хватает мизинца на одной ноге, читала ему статейки из "Кобета и Жиче" вслух, новости вроде - "Джон Леннон начал лысеть", они вместе листали "Ньюсвик" и видели там рекламу "тампакс", как видят полную луну оборотни, обливаясь потом и ожидая, когда же... Впрочем, от тоски и скуки наша парочка готова была прекратиться в кого угодно, хотя бы и в ликантропов, только бы перестать быть самими выебанными собой.

Однако, глядя на рекламу "тампакс" не становятся вервольфами. Так прошло сколько-то лет, мадам Немец довольствовалась обыкновенной ватой, дешевой и надежной. А когда "тампакс" оказался доступен, как "Правда", мадам поняла, что он ей скоро не понадобится, что ей осталось недолго, и она бросила Немца с его живописью, дросселем для размагничивания пленки, пластмассой и подпиской "Нашего современника", в котором он пытался найти опору и утешение в полуосвещенных развалинах того, чему рано или поздно суждено было развалиться, как осыпается ледяная корка с морозильника, когда оттаивает холодильник.

И сейчас Лиля наверняка где-то скребет ковер задранной вверх беспалой ножкой и приглядывает себе какого-нибудь дяденьку или юнца, какая разница. Истинно говорю вам, пока не вырежут всех до единого славян, ни покоя, ни порядка в Европе не будет!

Наверное, кавказская обезьяна еще и вооружена - вибратором или репликой парабеллума, выполненной из замороженного говна. Это чей-то телохранитель, дошло, наконец, до меня, и скорее всего поблизости шастает его патрон, и скоро он появится в "Стереорае".

Понятно. Были маленькие сволочные людишки с маленьким барахлишком, их не надо было охранять, хотя они и бздели за свою шкуру и за свое имущество, потом появились большие богатые сволочи, но бздят они за свое имущество и жирную жопу в точности, как маленькие сволочные людишки.

Как же я ненавижу всякие безделушки, помойный антиквариат, модерн, сецессион, баухауз - такой же для своего времени ширпотреб, как сегодняшние кока-кола и похожая на бультерьера Мадонна. И почти все и повсюду об этом знают, в этом разбираются. Что за плебейские желания - собрать, сберечь, изучить! Но зато только мне и отдельным посвященным мною глубинным личностям ведомы строки Азизяна:

Я увидел - здесь хуйня

Ебанул ногой коня

Эти исполненные демонической решимости слова произносит В. И. Ленин, рассказывая о своей встрече с жандармами, крайне нежелательной для него в ночь накануне октябрьского восстания. В них - железная воля героя, искоренившего в себе все "человеческое, слишком человеческое" ради достижения великой цели.

"Ебанул ногой коня!"

Ненависть к детям и животным, этим двум фетишам обреченной буржуазии, в равной мере свойственна средневековой элите в лице тамплиеров и барона де Рэ, тайным сектам Галиции, рискуя жизнью сохранившим наводящие ужас на обывателя ритуалы местной аристократии.

Но мне - одинокой подопытной обезьяне из "Стереорая" до них далеко. И все мое обостренное чувство собственного ничтожества навалилось, облепило меня, словно проклятая шкура кентавра, надетая Гераклом, лишь из-за того, что пульсирующая пизда Лу сейчас показана кому-то другому, сжимающему ее ножки в белых носочках и облизывающемуся... Кому? Кому? Gotta move... Рогоносец, пытающийся облепить размеры достоинства своего соперника, похож на слепого, пытающегося угадать величину наваленной им кучи.

Гадящему слепому подобен обманутый мужчина.


1993

https://koznodej.livejournal.com/1700673.html

Много полок
под множеством книг
мимо тёлок
проходит старик

https://koznodej.livejournal.com/1700466.html

https://koznodej.livejournal.com/1700301.html

Кислые слюни заполняют мой рот, и я чувствую, как начинает вибрировать веко моего левого глаза. Со стороны я должен походить на чудовище в заключительной сцене "Франкенштейна", когда крестьяне подожгли мельницу, куда я от них забрался. Во взгляде моих глаз перемешались нечеловеческая злоба, страх и... недоумение. Откуда им стало известно, что я боюсь высоты и огня, откуда?

О, как я был прав, когда ничего не желал делать, никому не желал нравиться и половину года проводил на пляже, а в пору рабского труда и бессмысленного мельтешения людишек спал, как благополучный вампир в своей крипте.

Но вот однажды, укладываясь во гроб, я обнаружил, что кто-то успел нагадить в заполнявшую его садовую землю. Зловоние показалось мне столь отвратительным, что я ушел прочь из своего замка "на черной горе", как из навечно оскверненного места. И с того момента я существую в области оскверненных сумерек, где на всем живом и мертвом лежит какая-то мертвенно-прохладная, повергающая в оцепенение тень... В данную минуту все пляжи, губы, соски, лепестки и водопады того, теперь иного для меня мира, заслоняет ядовитый, прямо-таки нарывно-малиновый пиджак бесшумно подошедшего к прилавку азиата, обладателя поросшей курчавым черным волосом головы с бараньими глазами и тяжеленной желто-говенного цвета цепи, спускающейся до самого его овечьего брюха.

Блеск богомерзкого металла так гадок, что, кажется, это сочится обратно наружу впитанный им свет безблагодатного, фальшивого солнца над нашим миром.

Я видел закат этого солнца мертвых по телевизору. Солнце садилось над Невой, телевизор показывал скверно, и краски были какие-то предсмертные, изображение казалось израненным. На двухпалубный прогулочный пароходик, почему-то мне хочется назвать его vaporetto, поднимались по трапу питерские геи. На борту убогого суденышка предполагалось совершить прогулку по Неве и отметить отмену статьи, преследующей за однополую любовь. Повторяю, изображение было какое-то исковерканное, и мне казалось, что эти самого обыкновенного вида люди поднимаются по лестнице в душегубку, что их умертвят на борту этого коварно безобидного "вапоретто", а потом кремируют в топках и развеют пепел над этой вечно холодной, непонятной и ненавистной мне рекой. А косоротый и косноязычный комментатор "шестисот секунд" деланно брезгливой скороговоркой предлагал всем "голубым" покончить с собой. Позднее косоротый обосрется во время "октябрьских событий" и пропадет, подобно мноожеству своих предшественников, надолго.

Но это израненное, инфецированное солнце, ощупывающее своими лучами изделия из золота, солнце ползучих гадов всё равно дает о себе знать сквозь бетонные перекладины второго этажа над моей головой.

Эпоха панибратства и терпимости на самом деле кончилась давно, или позавчера, когда после трех рюмок каждый признавал за своим ближним право на оргазм, и все давали друг другу куда угодно, куда попросят, только бы кончать, кончать среди куриных пупков, увядших букетов, сдвинутых набекрень париков на потных лысых головах, скользких, и по-ленински выпуклых.

Пожалуй, только радиоглушение - единственная фонограмма, под которую давно никто ничего ни с кем не делает. А когда-то существовали любители и этой бесплатной "музыки" для полуночников. Возможно и глушение упразднили, потому что все они вымерли, или готовятся умирать.

И эти просроченные японские календари с гладкими загорелыми телами, неизменно застывшим взором наблюдавшими твои ноги, охватившие любовника, скрещенные на пояснице, словно кости под черепом.

Александрийская эпоха осталась позади - позавчера. Вчерашний день - когда упрямство и недоверие окончательно извратили наши желания - всем захотелось оказаться вдруг не выебанными, а объебанными, то есть маяться в бесконечной аноргазменной полудреме, помутненными глазами дебила провожая скользящих мимо насекомых-кочевников, новых оккупантов, на этот раз всамделишных, не целлулоидных "фрицев" на киноэкране.

И, наконец, сегодняшний день - это время гниения заживо, когда отмирание старого (старое - это мы, все мы) делается повседневной реальностью, и мы уже ничего не боимся, не все умираем, но все изменяемся и никого не отпугиваем своим видом, скорее приглашаем на пир пир победителей-стервятников. Любителей падали в желудке и на палке. Ибо мы - полудохлые сперматозоиды - томимся здесь еще с прежней ебли, и сейчас нас будут кушать сперматозоиды-киллеры нового нашествия. Мы начинаем вонять...

- Скажите, пожалуйста, есть у вас Жанна Бичевская? - кажется, в этом месте поток моих мыслей прервал вопрос, заданный женским голосом.

Ее черный жакет был надет поверх такой же черной футболки. Она была высокого роста, русые волосы зачесаны назад. Я существовал для нее, как фен для сушки рук в туалете. Она была моих лет, у нее были деньги и желание их истратить. Моих средств хватило бы на пакет томатного сока, четыре сосиски, два банана, батон, кофе и зубочистку (бесплатно, я ею уже месяц мою и уши, наматывая волокна хлопка) и бесплатный проезд в лифте с надписью Judenkaput.

Напротив, - сказал ей я.

Што - "напротив"? - переспросила она сквозь китайские очки.

Напротив есть, - пояснил я и пригласил ее жестом к противоположному прилавку. Таким жестом певица Бичевская показывала на Ельцина, когда пела на демократических баррикадах в 91-ом году: "С нашим атаманом (жест) не приходится тужить". И точно так же - оттопырив большой палец, парни на рисунках Финского Тома дают понять, что хотят, чтобы их полюбили.

Она отошла туда, куда ей показали. Теперь я видел ее в полный рост, мокасин на ее левой ноге треснул по шву в том месте, где выпирала "косточка". Не все умрем, но все (жест большим пальцем) изменимся.

Итак, мы начинаем вонять. Мы воняем поголовно, но к счастью, возможно кого-то это и утешит, мы воняем по-разному. Некоторые воняют сильнее других. Некоторые мертвее всех мертвых. Вот для примера Немец. Или Кефир, то есть Тапир...

Не успел я отделаться от фанатки советской разновидности Джоан Баэз, как от стены с плакатом Махмуда Эсамбаева отделилась еще одна девушка в тяжелых ботинках укладчика асфальта. Это было светловолосое, большеглазое существо невыразительного вида, немного похожее на мальчика, на рыжую Риту Павоне. Наверняка младший сотрудник какой-нибудь фирмы, чьи препараты сделают вас стройным и сильным.

Что-то сектантское есть в этих акакий-акакиевичах женского пола.

И действительно - в ее детских глазах светилась беззаветная преданность боссу, корпорации, новому мировому порядку, всему, что легко заменили бы комсомольские иконы, родись она хотя бы в один год со мною. Девушка кормовой породы людей. Но я представил вдруг ее, ласкающей своей лапкой член у шефа в офисе - что-то в этом было неотразимое. В ее невинности бесполой. Беленькую дамскую сумочку девушка сжимала двумя руками, точно это была не сумочка, а аптечка.

- Это у вас - начала она с усмешкой, слегка наклонив набок головку, - там кто... Элвис Пресли?

- Где? - спросил я неожиданно громко, как будто на мне были надеты наушники.

- Там. В коробке, - она показала пальцем с коротким ноготком поверх моей головы на изображение Элвиса, развратно грызущего микрофон, и вытянула при этом шею, повязанную старомодной косынкой; на шее у нее я отметил две почти симметричные шишечки, похожие на электроды у созданного Франкештейном чудовища.

Это Председатель Мао, - неудачно сострил я (ведь девушка явно не могла помнить, кто такой этот Мао) только потому, что вспомнил, как один знакомый художник нарисовал Элвиса в стиле плакатов культурной революции, в "сталинке", на трибуне...

Насколько я знаю, единственный случай в Элвисиане. Он мне его как бы подарил, но я из боязни, что картину изорвет ребенок моей хозяйки, не взял ее тотчас же... Потом художник свалит на Запад.

- Да ладно вам... - хихикнула "Рита", - Это Элвис Пресли. А у вас есть рок-опера "Кошки"?

- Там есть, - ответил я.

- "Там" это где?

Напротив. За вашей спиной.

Она уже повернулась в нужном направлении, когда я добавил ей во след:

- На расстоянии одного лягушачьего прыжка.

- Да ладно вам! - она снова тряхнула головой и усмехнулась.

По-моему, такая усмешка по-английски называется "чакл" или "гигл" удачно передает фонетически... Нет, такое сложное предложение мне не закончить. Босс наверняка охуевает от этой ее манеры усмехаться, глядя в глаза, и девочка, судя по всему, хорошо об этом знает.

1993

https://koznodej.livejournal.com/1699878.html

Кислые слюни заполняют мой рот, и я чувствую, как начинает вибрировать веко моего левого глаза. Со стороны я должен походить на чудовище в заключительной сцене "Франкенштейна", когда крестьяне подожгли мельницу, куда я от них забрался. Во взгляде моих глаз перемешались нечеловеческая злоба, страх и... недоумение. Откуда им стало известно, что я боюсь высоты и огня, откуда?

О, как я был прав, когда ничего не желал делать, никому не желал нравиться и половину года проводил на пляже, а в пору рабского труда и бессмысленного мельтешения людишек спал, как благополучный вампир в своей крипте.

Но вот однажды, укладываясь во гроб, я обнаружил, что кто-то успел нагадить в заполнявшую его садовую землю. Зловоние показалось мне столь отвратительным, что я ушел прочь из своего замка "на черной горе", как из навечно оскверненного места. И с того момента я существую в области оскверненных сумерек, где на всем живом и мертвом лежит какая-то мертвенно-прохладная, повергающая в оцепенение тень... В данную минуту все пляжи, губы, соски, лепестки и водопады того, теперь иного для меня мира, заслоняет ядовитый, прямо-таки нарывно-малиновый пиджак бесшумно подошедшего к прилавку азиата, обладателя поросшей курчавым черным волосом головы с бараньими глазами и тяжеленной желто-говенного цвета цепи, спускающейся до самого его овечьего брюха.

Блеск богомерзкого металла так гадок, что, кажется, это сочится обратно наружу впитанный им свет безблагодатного, фальшивого солнца над нашим миром.

Я видел закат этого солнца мертвых по телевизору. Солнце садилось над Невой, телевизор показывал скверно, и краски были какие-то предсмертные, изображение казалось израненным. На двухпалубный прогулочный пароходик, почему-то мне хочется назвать его vaporetto, поднимались по трапу питерские геи. На борту убогого суденышка предполагалось совершить прогулку по Неве и отметить отмену статьи, преследующей за однополую любовь. Повторяю, изображение было какое-то исковерканное, и мне казалось, что эти самого обыкновенного вида люди поднимаются по лестнице в душегубку, что их умертвят на борту этого коварно безобидного "вапоретто", а потом кремируют в топках и развеют пепел над этой вечно холодной, непонятной и ненавистной мне рекой. А косоротый и косноязычный комментатор "шестисот секунд" деланно брезгливой скороговоркой предлагал всем "голубым" покончить с собой. Позднее косоротый обосрется во время "октябрьских событий" и пропадет, подобно мноожеству своих предшественников, надолго.

Но это израненное, инфецированное солнце, ощупывающее своими лучами изделия из золота, солнце ползучих гадов всё равно дает о себе знать сквозь бетонные перекладины второго этажа над моей головой.

Эпоха панибратства и терпимости на самом деле кончилась давно, или позавчера, когда после трех рюмок каждый признавал за своим ближним право на оргазм, и все давали друг другу куда угодно, куда попросят, только бы кончать, кончать среди куриных пупков, увядших букетов, сдвинутых набекрень париков на потных лысых головах, скользких, и по-ленински выпуклых.

Пожалуй, только радиоглушение - единственная фонограмма, под которую давно никто ничего ни с кем не делает. А когда-то существовали любители и этой бесплатной "музыки" для полуночников. Возможно и глушение упразднили, потому что все они вымерли, или готовятся умирать.

И эти просроченные японские календари с гладкими загорелыми телами, неизменно застывшим взором наблюдавшими твои ноги, охватившие любовника, скрещенные на пояснице, словно кости под черепом.

Александрийская эпоха осталась позади - позавчера. Вчерашний день - когда упрямство и недоверие окончательно извратили наши желания - всем захотелось оказаться вдруг не выебанными, а объебанными, то есть маяться в бесконечной аноргазменной полудреме, помутненными глазами дебила провожая скользящих мимо насекомых-кочевников, новых оккупантов, на этот раз всамделишных, не целлулоидных "фрицев" на киноэкране.

И, наконец, сегодняшний день - это время гниения заживо, когда отмирание старого (старое - это мы, все мы) делается повседневной реальностью, и мы уже ничего не боимся, не все умираем, но все изменяемся и никого не отпугиваем своим видом, скорее приглашаем на пир пир победителей-стервятников. Любителей падали в желудке и на палке. Ибо мы - полудохлые сперматозоиды - томимся здесь еще с прежней ебли, и сейчас нас будут кушать сперматозоиды-киллеры нового нашествия. Мы начинаем вонять...

- Скажите, пожалуйста, есть у вас Жанна Бичевская? - кажется, в этом месте поток моих мыслей прервал вопрос, заданный женским голосом.

Ее черный жакет был надет поверх такой же черной футболки. Она была высокого роста, русые волосы зачесаны назад. Я существовал для нее, как фен для сушки рук в туалете. Она была моих лет, у нее были деньги и желание их истратить. Моих средств хватило бы на пакет томатного сока, четыре сосиски, два банана, батон, кофе и зубочистку (бесплатно, я ею уже месяц мою и уши, наматывая волокна хлопка) и бесплатный проезд в лифте с надписью Judenkaput.

Напротив, - сказал ей я.

Што - "напротив"? - переспросила она сквозь китайские очки.

Напротив есть, - пояснил я и пригласил ее жестом к противоположному прилавку. Таким жестом певица Бичевская показывала на Ельцина, когда пела на демократических баррикадах в 91-ом году: "С нашим атаманом (жест) не приходится тужить". И точно так же - оттопырив большой палец, парни на рисунках Финского Тома дают понять, что хотят, чтобы их полюбили.

Она отошла туда, куда ей показали. Теперь я видел ее в полный рост, мокасин на ее левой ноге треснул по шву в том месте, где выпирала "косточка". Не все умрем, но все (жест большим пальцем) изменимся.

Итак, мы начинаем вонять. Мы воняем поголовно, но к счастью, возможно кого-то это и утешит, мы воняем по-разному. Некоторые воняют сильнее других. Некоторые мертвее всех мертвых. Вот для примера Немец. Или Кефир, то есть Тапир...

Не успел я отделаться от фанатки советской разновидности Джоан Баэз, как от стены с плакатом Махмуда Эсамбаева отделилась еще одна девушка в тяжелых ботинках укладчика асфальта. Это было светловолосое, большеглазое существо невыразительного вида, немного похожее на мальчика, на рыжую Риту Павоне. Наверняка младший сотрудник какой-нибудь фирмы, чьи препараты сделают вас стройным и сильным.

Что-то сектантское есть в этих акакий-акакиевичах женского пола.

И действительно - в ее детских глазах светилась беззаветная преданность боссу, корпорации, новому мировому порядку, всему, что легко заменили бы комсомольские иконы, родись она хотя бы в один год со мною. Девушка кормовой породы людей. Но я представил вдруг ее, ласкающей своей лапкой член у шефа в офисе - что-то в этом было неотразимое. В ее невинности бесполой. Беленькую дамскую сумочку девушка сжимала двумя руками, точно это была не сумочка, а аптечка.

- Это у вас - начала она с усмешкой, слегка наклонив набок головку, - там кто... Элвис Пресли?

- Где? - спросил я неожиданно громко, как будто на мне были надеты наушники.

- Там. В коробке, - она показала пальцем с коротким ноготком поверх моей головы на изображение Элвиса, развратно грызущего микрофон, и вытянула при этом шею, повязанную старомодной косынкой; на шее у нее я отметил две почти симметричные шишечки, похожие на электроды у созданного Франкештейном чудовища.

Это Председатель Мао, - неудачно сострил я (ведь девушка явно не могла помнить, кто такой этот Мао) только потому, что вспомнил, как один знакомый художник нарисовал Элвиса в стиле плакатов культурной революции, в "сталинке", на трибуне...

Насколько я знаю, единственный случай в Элвисиане. Он мне его как бы подарил, но я из боязни, что картину изорвет ребенок моей хозяйки, не взял ее тотчас же... Потом художник свалит на Запад.

- Да ладно вам... - хихикнула "Рита", - Это Элвис Пресли. А у вас есть рок-опера "Кошки"?

- Там есть, - ответил я.

- "Там" это где?

Напротив. За вашей спиной.

Она уже повернулась в нужном направлении, когда я добавил ей во след:

- На расстоянии одного лягушачьего прыжка.

- Да ладно вам! - она снова тряхнула головой и усмехнулась.

По-моему, такая усмешка по-английски называется "чакл" или "гигл" удачно передает фонетически... Нет, такое сложное предложение мне не закончить. Босс наверняка охуевает от этой ее манеры усмехаться, глядя в глаза, и девочка, судя по всему, хорошо об этом знает.

1993

https://koznodej.livejournal.com/1699878.html