Я-Крис все записи автора

Документальный фотограф Екатерина Соловьева показывает фотоархивы, найденные в течение 2021 года в Костромской области, - огромный изобразительный пласт деревенской жизни с 1930-х по 1980-е годы. Публикуем ее находки, сделанные в фотолаборатории села Спас.

В конце 90-х моя семья купила дом в глухом углу Тверской области. Дом продавала последняя наследница некогда большой многодетной семьи. Женщина показывала нам дом, не скрывая отвращения к своему нищему деревенскому детству. Получив у нотариуса десяток заветных зеленых бумажек, она в тот же день села на поезд и уехала в Минск, где проживала с мужем.

Наследница оставила в доме все - фотографии родных, себя маленькой, свои игрушки, письма, альбомы, рисунки, тетради, елочные шары.

Она оставила нам, чужим людям, свое ненавистное детство. Для меня, двадцатилетней, этот случай послужил прививкой. Прививкой от забвения.

Начались поездки по русским деревням. Расспросы, записи, посиделки за рюмкой, долгие вечера, дни и недели. Люди, их истории, - сначала с блокнотом, потом с камерой. Бесконечная череда мертвых и полумертвых поселений. Хлопающие пустыми ставнями дома, молчаливо хранящие семейные саги, пожелтевшие фотографии, а иногда и плотные, слипшиеся в единую почти массу негативы, на которых неизвестные фотографы запечатлевали мгновения ушедшей в небытие жизни.

Русский Китеж-град - эта банальная аналогия стала преследовать меня в моих странствиях. Возможно ли хоть на мгновение поднять его со дна, чтобы забрать и сохранить визуальное наследие? Чтобы увидеть ту реальность глазами самих жителей?



Фото: Петр Марьин

Село Спас

В июльской экспедиции по Пыщуганью и Вохме наш экипаж слегка отклонился от маршрута и случайно заехал в село Спас в тридцати километрах от Вохмы - по грунтовке и дороге из бетонных плит. Наше внимание привлек дом с интересными наличниками и надписью на фасаде о том, что «мастер Демитрей выполнил обшивку сего дома в 1925 году».

Пока мы стояли и фотографировали, к нам подъехал на мопеде местный житель средних лет. Он представился Александром и сходу объявил, что это дом его отца. Дом в плачевном состоянии, пояснил наш новый знакомец, его уже не спасти. Открыл своим ключом, пустил внутрь.

Мы ходили по тронутому грибом дому, вдыхали плесневую сырость. Видно было, что жили хорошо - добротная мебель и утварь, порядок в шкафах...

Помня о недавно найденном на Совеге архиве школьного учителя и фотографа Филаретыча, вдруг спросила: «А никто у вас в семье не занимался фотографией случайно?» Александр странно и долго посмотрел на меня и молча открыл небольшую дверцу в углу комнаты: «Проходите».

За дверцей располагалась целая и практически нетронутая фотолаборатория: увеличитель, рамки, рамка для контактных отпечатков, световой стол для печати контактов, ванночки, пинцеты, прищепки с грузом, химикаты... Рядом коробка с рулончиками пленки. На пленках - портреты на документы. Сотни. Временной срез архетипов Спаса и окрестностей.



Фото: Петр Марьин

Лаборатория Марьина

Оборудование принадлежало отцу Александра, Петру Григорьевичу Марьину. После окончания Великой Отечественной войны он остался служить в Дрездене и вернулся в родное село Спас только в 1949-м. Вернулся и занялся любимым делом - фотографией. Снимал семью, друзей, жизнь деревни, то, что когда-то называлось словом «жанр». А к 1960 годам открыл в своем родовом доме фотоателье: повесил за печкой самодельный фон-экран из плотного белого полотна, установил свет на деревянных треногах собственного изготовления и стал снимать односельчан на документы.


Петр Марьин (справа)

Клиентов у Петра Григорьевича было хоть отбавляй - в те годы моста через речку Вохму не существовало в природе, и целый куст деревень вплоть до 1990-х годов оставался отрезанным от райцентра - города Вохмы, где и было основное ателье. Добираться туда было трудно: пока переправишься, доедешь до города, сфотографируешься, доберешься назад домой. А через три дня снова этот путь придется проделать, чтобы фотографии забрать.

Карточки на права, паспорт, комсомольский, военный, студенческий и прочие билеты нужны всегда. За одно фото Петр Григорьевич брал 25 копеек.

Я забрала пленки, отсканировала примерно половину и приехала в Спас снова уже осенью. Целый вечер я провела с Александром, атрибутируя портреты. Они с женой Ириной наперебой вспоминали односельчан, большинство из которых оказались живы и здоровы.

«Село у нас небольшое, окрестные деревни и того меньше, поэтому мы тут почти все родственники, - рассказывал Александр. - Фамилий, то есть кланов, можно по пальцам одной руки перечислить: Скрябины, Плюснины, Дворецкие, Агарковы, Поповы. Поэтому всем давали прозвища или даже клички по имени отца, по названию деревни или по манере поведения, - чтобы не запутаться.

Например, главу семейства звали Виктор, значит все его дети - Викторенки. Или дед один давным-давно нахамил кому-то - всё, его потомки Хамята! У одного здоровенного мужика было прозвище Слон. И всё, дети его - Слоненки. Старший Слоненок, средний Слоненок и так далее. А еще поговорка у нас ходила про приезжих невест из Костромы: "Кабы не костромские дурочки, то многим не жаниваться было". Свои-то бабы здешних мужиков как облупленных знают».

Утром мы пошли в дом его отца, откуда Александр разрешил вывезти всю фотолабораторию. Нашлась даже та самая шторка-экран, на фоне которой сняты все портреты из найденного архива. Александр рассказал, что если на фотографии над шторкой стоит портрет Гагарина и ходики, то это 1970-е, а если портрет девушки и обычные часы - то 1990-е. Жаль, что ни портреты, ни ходики, ни часы не сохранились.

Конечно, я спросила, все ли это пленки. Конечно же, Александр ответил, что это лишь малая часть, остальное выкинули. Поднялись на чердак. Чемодан с подшивкой журнала «Человек и закон» не выкинули, сундук тряпья не выкинули, овечью шерсть и сухой хмель, заготовленный для пива на свадьбу, которая была 30 лет назад, - не выкинули. А пленки выкинули.


Серега Хаменок
«Дедушка был хам. Хамское поведение, и такое поколение - все Хамята. Фамилий было мало, и всем давали прозвища. По названию деревни, по имени отца или по поведению».


Коля
«Где Коля - там весело. Смешной, пришел на день пожилого человека - на ура прошел. Танцевать как выйдет... Брат того, кто с пивом. Тоже Николай Геннадиевич. От разных матерей. Копия мамы. Работал Коля, Сельпо - кличка. Потом сельпо не стало, и его переименовали в Райпо».


Корепин
«Военный, имеет научную степень. Его мама одного мужа сковородкой убила, а второго отправила в дурдом. А сын умный, окончил военное училище. Защитил диссертацию, семья хорошая».


Светка
«Несчастная любовь. Влюбилась в школе, погуляла, он поматросил и бросил, нажили троих детей, ее лишили прав. Отец, мать умерли - оба работяги, судьба тяжелая. Купили мотоцикл "Урал", выпили, поехали и разбились. Она живет, но за могилами родителей не ухаживает».


Жена Васи
«Жена Васи, у которого пять детей. Приехала с Костромы, тогда посылали на село работать, с ткацкой фабрики, например».


Алексей Милетеевич Аверкиев
«Получил поленом по голове, становилось все хуже - и умер».


Танюха
«Танюха - участница художественной самодеятельности. Хорошо поет. Сейчас толстая, а была худая».


Нафанаил Васильевич Попов
«Самый старый в селе - Попов Нафанаил Васильевич 1936 года рождения. До сих пор жив и здоров. Усадьба их с женой - такой порядок, все ухоженное. Все время что-то делают, работают. Рукомойник из чистой меди. Всю траву в картошке выпалывают» .


Слоненок
«Служил на зоне. Отца кличка - Слон, а это - Слоненок. В Петербурге квартира».


Николай Александрович Дворецкий
«Недавно умер. Кличка - Есенин, все время читал стихи, как выпьет. 1959 года рождения. Уехал под Кострому куда-то. Двухэтажный дом остался, живет там его сын».


Портрет неизвестной


Николай Геннадьевич Плюснин
«Участвовал в варке "тщанного пива". Когда пиво варилось в огромном чане, а вода для него нагревалась горячими камнями, которые бросали прямо в чан. В процессе варки участвовала вся деревня, и длился он неделю».


Аркадий Филенский
«Из деревни Филенки. Грамотный, но чудной, все знал, что в мире делается. Образованный. Все по-своему трактовал».


Николай Подобин
«Электромонтер, разрядом сожгло руки» . Фото: Петр Марьин / из личного архива Екатерины Соловьевой

Одуванчик

Каждый архив, найденный в заброшенном доме или отданный людьми за ненадобностью, обязательно таит какую-то загадку. Среди многочисленных пленок, обнаруженных в деревенской фотолаборатории Петра Марьина, выделялась одна - в отличие от других, просто скрученных в тугие рулончики, она была завернута в газетную вырезку и перевязана черной ниткой.

Вырезка оказалась газетной заметкой под названием «Одуванчик» и содержала информацию о полезных свойствах главного русского сорняка. На обратной стороне вырезки можно было найти дату - 24 мая 2001 года.

Пленка сохранилась плохо - эмульсия где частично, а где полностью вздулась и пошла пузырями, кое-где слезла совсем. Но даже через эти артефакты времени стало сразу ясно - на кадрах не съемка на документы, а нечто более пикантное.

Очень красивая обнаженная девушка позировала неизвестному фотографу на железной кровати на фоне ковра. Рядом красовался также старинный радиоприемник.

Сын фотографа, Александр, предположил, что пленка была снята в Твери, дальним родственником, который любил снимать свою красавицу-жену, отличавшуюся раскованным нравом.


Фото: Петр Марьин / из личного архива Екатерины Соловьевой