Galyshenka все записи автора Музыкальная карьера Сергея Прокофьева тесно связана с Русскими сезонами Сергея Дягилева, который привез в Европу не только балет, но и лучших представителей русского авангардного искусства.
В 1914 году блестяще сдав экзамены и получив премию Антона Рубинштейна, молодой музыкант решает ехать в Лондон, где проходили триумфальные гастроли русской оперы, возглавляемые Сергеем Павловичем Дягилевым. Это был четвертый сезон русских спектаклей, на который Дягилев привез оперы «Князь Игорь» и «Майскую ночь».

Прокофьев так описывает свою первую встречу с Дягилевым:
«Дягилев был страшно шикарен, во фраке и цилиндре, и протянул мне руку в белой перчатке, сказав, что рад со мной познакомиться, что он давно хотел этого, просит меня посещать его спектакли, а в один из ближайших дней надо серьезно потолковать со мной и послушать мои сочинения».

К тому времени, как Прокофьев появился в труппе Дягилева, Игорь Стравинский уже завоевал себе имя как композитор, написавший музыку к балетам «Жар-птица» (1910), «Петрушка» (1911), «Весна Священная» (1913). Музыка Стравинского была необычная, новаторская, с разнообразием тембров, необычным ритмом и метром, с использованием атональных созвучий. Порой она вызывала недоумение и споры, но, несмотря на это, была с триумфом принята европейской публикой. Как отмечает Сьенг Швейен, автор биографической книги о Дягилеве, «музыка Стравинского была встречена с энтузиазмом, что зависело не в последнюю очередь от Дягилева". Стравинский был близким другом Дягилева, они были знакомы друг с другом с самого детства.


На фотографии 1921 года рядом с Сергеем Дягилевым стоят композиторы: Эрнест Ансермет, Игорь Стравинский, Сергей Прокофьев.

Появление нового, несомненно талантливого и авангардистски настроенного композитора, не могло не заинтересовать Дягилева. Имея большой опыт работы над новым русским балетом, при встрече с Сергеем Прокофьевым в 1914 году Дягилев рекомендовал ему писать музыку для балета. Дягилев не скупился на предложения и проекты. Уже после первой встречи он рекомендовал Прокофьеву встретиться с поэтом Сергеем Городецким с тем, чтобы тот написал для молодого композитора либретто на тему русских сказаний, в которых прозвучала бы «пре-историческая» тема. Прокофьев без колебаний принял это предложение.
Так окончилась первая встреча Прокофьева с Дягилевым. Прокофьев был доволен настоящим и предчувствовал успешное будущее. Он записал в своем Дневнике: «Итак, я неожиданно сделал в Лондоне очень хорошую карьеру. Действительно, сразу, минуя всякие наши учреждения, выйти на европейскую дорогу, да еще такую широкую, как дягилевская — это очень удачно. Мне всегда казалось, что эта антреприза как раз для меня и я тоже нужен для этой антрепризы. А эта поездка в Лондон, которая не имела собственно никаких определенных перспектив, почему-то очень меня привлекла и представилась могущей принести мне много. У меня несомненно есть чутье. Я давно чувствовал, что с Дягилевым должно получиться»



Сергей Прокофьев рисунок Матисса

В письме от 11 декабря 1914 года Дягилев пишет Нувелю: «Я очень рад, что Прокофьев работает, и работает плодотворно. Я полагаюсь на Ваше мнение на этот счет. Я буду очень рад видеть Прокофьева здесь. Может быть он сможет приехать в Савой, а оттуда прямо в Рим, я смогу организовать его два концерта с большим симфоническим оркестром в зале Аугустео, если он приедет в январе, феврале или марте. Я думаю, это будет для него исключительно полезно (конечно, я оплачу ему проезд). Сейчас проходят прекрасные концерты Дебюсси и Стравинского. Зал огромный, оркестр прекрасный и публика очень внимательная»

Прокофьев откликнулся на призыв Дягилева, хотя начавшаяся война делала затруднительным путешествие по Европе. В Риме он играет два концерта, которые, как и было обещано, организованы Дягилевым. Около двух тысяч человек пришли, чтобы услышать музыку неизвестного, молодого русского композитора. Это было первое зарубежное выступление Прокофьева.

Об отношении Дягилева к начинающему композитору
свидетельствует следующее письмо Стравинскому от 8 марта 1915 года. «У нас много новостей, и первая это — Прокофьев.
Он вчера играл концерт в зале Аугустео и это был безусловный успех. Но это не то, о чем я хочу сообщить. Он привез мне часть музыки своего нового балета. Сценарий — типично петербургская историйка, он подходит к Мариинскому театру десятилетней давности, но не для нас. Он сказал, что не намерен писать специальное «русское» сочинение, а просто пишет музыку. Но на самом деле это очень бедная музыка. Мы должны взять его на два-три месяца. И я надеюсь на Вашу помощь. Он талантлив.
Но что я могу поделать, если он считает, что его авангардизм порожден влиянием музыки Черепнина? Он очень легко поддается влияниям, и он очень симпатичен. Я посылаю его Вам. Он должен совершенно измениться. А иначе мы совершенно потеряем его»
Кстати в воспоминаниях Стравинского о Прокофьеве практически нет упоминаний.

Но Прокофьев уже получил место в Дягилевском окружении. Об этом свидетельствуют
Дягилевские слова Прокофьеву: «После Стравинского в России остался только один композитор — это вы. Больше там нет никого. В Петрограде у вас не умеют ценить ничего русского, это болото, из которого вас обязательно надо вытащить, иначе оно
вас засосет».

Итак, Дягилев поручает Прокофьева Стравинскому. Последний как раз приезжает в Рим и привозит с собой собрание русских сказок Афанасьева. Втроем — Дягилев, Стравинский и Прокофьев — они стали просматривать все пять томов этой книги.
Прокофьев вспоминал: «Мы читали их три дня и выкопали сказку (о шуте), на которую еще Стравинский указывал Дягилеву, как на балетный сюжет. Но сказка, состоя из целого ряда приключений, никак не укладывалась на сцену. В один прекрасный день Мясин попытался распределить одно из приключений в три картины, тогда я присоединил к этому другое, представил их хронологическую последовательность, оба приключения отлично соединялись — и сюжет был готов в каких-либо пять минут, изумительно улегшись в шесть картин. Последующие три-четыре дня мы посвятили отделке и разработке этих картин, причем горячее и очень полезное участие оказывал Дягилев, а Мясин очень позабавил нас, придумав для начала танец мытья пола.
Меня очень занимал этот сюжет, а Дягилев ужасно радовался, что этот сюжет как раз для меня».


Михаил Ларионов, Сергей Прокофьев и Сергей Дягилев на репетиции балета «Шут». Рисунок М. Ф. Ларионова. 1921 г.


Цирк Дягилева. Справа налево: внизу – Сергей Дягилев, Игорь Стравинский, Сергей Лифарь; вверху – дирижер Эрнесто Ансерме, Мизия Серт, Пабло Пикассо, Гийом Аполлинер. Рисунок М. Ф. Ларионова. 1924 г.

В результате Прокофьев начал работать над балетом под названием «Шут». Дягилев после долгих споров подписал с Прокофьевым контракт на 3 тысячи рублей. При этом он сказал: «Только, пожалуйста, пишите музыку, которая будет действительно русской».
«Шут» с его подчеркнутым примитивизмом и клоунадой был ответом на призыв

«Мало-по-малу, — писал Прокофьев, — я собирал тематический материал для «Шута», надеясь делать его по возможности истинно русским. В детстве в Сонцовке я часто слышал хоровое пение девушек, поющих в субботние и воскресные дни. Правда, местное пение было достаточно бедным, но оно не вдохновило меня и я не запомнил ни одной мелодии. Но очевидно бессознательно я усвоил народные песни, и теперь русская национальная тематика стала мне доступнее.
Это было, как если бы я неожиданно обнаружил клад, или как из зерен, посеянных на девственной почве, вдруг взошли роскошные плоды. К концу лета шесть сцен были завершены».


Сохранившиеся эскизы М.Ларионова, по которым в Пермском академическом театре оперы и балета им. П.И.Чайковского восстановили шесть полных перемен картин (одноактный балет «Шут», постановка 2011 года, Пермь)




Шут (Прокофьев\, Мирошниченко)




Prokofiev «Chout» (Xenia Barbasheva and Alexander Taranov)




17 мая 1921 года в Париже состоялась премьера балета. Дягилев всегда предпочитал делать премьеры в Париже. Он считал, что Париж задает тон, потому что французская критика ценит инновации в музыке. И на этот раз французская публика не обманула его. Как вспоминает Прокофьев, музыка была хорошо принята, хотя были и критические замечания в прессе.
В своих Дневниках Прокофьев рассказывает о парижской премьере «Шута», на которой он сам дирижировал. «Критики были хорошие, а некоторые очень длинные и совсем отличные. Успех у музыкантов чрезвычайный. Ravel сказал, что это гениально. Стравинский, что это единственно модерная вещь, которую он слушает с удовольствием»



С. Дягилев, И. Стравинский, С. Прокофьев.


Рисунок Жана Кокто: Дягилев и Стравинский

Дягилев часто беседовал с Прокофьевым о музыке. Речь шла не только о конкретных музыкальных произведениях, но и о музыке вообще. «Дягилев говорил всегда горячо, убежденно, иногда истины, казавшиеся абсурдными, но возражать на них не было возможности, потому что он немедленно подкреплял их кучей всяких логических доказательств, которые с необыкновенной ясностью доказывали обоснованность этого абсурда… Что касается меня, то, конечно, мой стиль — гротеск, гротеск и гротеск, а
не ходульное повествование о вагнеровских героях».

В своей «Автобиографии» Прокофьев приводит еще один не лишенный
парадоксальности разговор о музыке: «В искусстве, — говорил Дягилев, — надо знать, как ненавидеть, иначе музыка потеряет индивидуальность».
На это Прокофьев возражал: «Но тогда музыка станет узкой, ограниченной».
Но Дягилев не отступался: «Пушки стреляют далеко, потому что они не рассеивают по
сторонам свои заряды».

О дружеском отношении Дягилева свидетельствуют и высказывания современников на эту тему. С. Л. Григорьев пишет в своих воспоминаниях: «Дягилев очень любил Прокофьева и вел с ним долгие беседы, когда тот приезжал из России. Чувствуя себя в изгнании, Дягилев жаждал получить любые, даже малейшие новости о культурной жизни России»

В 1918 году начинается новый период в жизни и творчестве композитора. Работать в России становится трудно, Прокофьев совершает длительную гастрольную поездку в Америку. Выехав в мае 1918 года во Владивосток, он через Токио, Сан-Франциско прибывает в июле месяце в Нью-Йорк. В течение девяти лет, с 1918 по 1927 он не возвращался в Россию.
Но контакты с Дягилевым не прерываются. В мае 1920 году Прокофьев приезжает в Париж. Дягилев принял его как родного. «Сережа Прокофьев приехал», — громко кричал он в фойе гостиницы “Hotel Scribe”. Они расцеловались.
Начиная с этого времени, Прокофьев постоянно встречается и работает с Дягилевым и Стравинским. В июне 1922 года Дягилев заказывает ему новую работу — оперу «Любовь к трем апельсинам».
Летом 1925 года он получает заказ от Дягилева на балет не только на русскую, но и на советскую тему. «Писать иностранный балет, для этого у меня есть Орик; писать русский балет на сказки Афанасьева или из жизни Ивана Грозного, это никому не интересно; надо, Сережа, чтобы Вы написали современный русский балет». «Большевицкий?» «Да». Признаться, я был довольно далеко от этого, хотя мне сразу представилось, что что-то из этого сделать можно».

Так возник замысел балета «Стальной скок».
Хореографию балета делал Мясин, который увлекся идеей представить атмосферу современного промышленного прогресса. В своих воспоминаниях Мясин тепло отзывается о молодом Прокофьеве. «Я познакомился с Прокофьевым в Риме, и уникальное смешение в нем мальчишеской воодушевленности и русской силы показалось мне очень трогательным. Умелый и яркий рассказчик, он обладал великолепным чувством юмора и обожал розыгрыши. Он приехал в Монте-Карло через несколько дней, полный идей для нового балета, которые он изложил после того, как проиграл нам партитуру на пианино в комнате для репетиций Театра Оперà. Хотя музыку, с ее истинно русской глубиной чувств и богатым разнообразием фразировок, навеяли ему, по его словам, былины о легендарных богатырях и героических основателях Древней Руси, он хотел, чтобы балет выявил суть современных общественных отношений в новой России…».

Костюм для рабочего, созданный по эскизу Георгия Якулова для балета «Стальной скок»







Центр Помпиду, Париж. Фрагмент реконструкции постановки 1927 г. балета «Стальной скок»

Балет был поставлен первоначально в Париже в июне 1927 года. Он имел прекрасное оформление и, как все дягилевские постановки, был принят с успехом. Затем он был представлен в Лондоне, а уже затем в Москве, в Большом театре.
В мае 1927 года состоялась неожиданная встреча Дягилева с А. Луначарским. Прокофьев подробно рассказывает об этой встрече со слов Дягилева: «Сначала я его вежливо слушал, но его рассуждения оказались в стиле либерального интеллигента дореволюционного периода». Луначарский нападал на гнилой Запад, но Дягилев отметил, что это старо, а советский наркомпрос должен отправляться за талантами как в лес за грибами — сегодня он найдет рыжика под одним деревом, а завтра белый гриб под другим; так нет и гнилого Запада, но таланты рождаются то тут, то там, и в разном виде. Луначарский очень расшаркивался перед Дягилевым, и в конце разговора его жена резюмировала, что если бы она была слепой и присутствовала при этом разговоре, то, не сомневаюсь, сказала бы, что советский министр — это Дягилев, а представитель буржуазного искусства — Луначарский».

По приезду в Москву Луначарский поставил все на свои места. От его либерализма не осталось ни следа. 25 июня 1927года в газете «Вечерняя Москва» (№141) он публикует статью о Дягилеве — «Развлекатель позолоченной толпы». Нарком не удержался от идеологических штампов, называя Дягилева Агасфером, вечным странником из ветхозаветной легенды. «Но скажите, — пишет он, — как может иначе говорить и думать человек, гонимый вихрем новаторских вожделений своей публики, наподобие Франчески и Паоло, вечно уносимых вперед вихрем пламени в дантовском аду? Ведь в ушах Дягилева раздается, как у Агасфера, постоянный приказ: «Иди!». И он идет, покидая часто красивую и плодородную местность, и пускается в пустыни в погоню за мреющими миражами»

Дягилев подумывал о приезде в Советский Союз. Ему хотелось увидеть родину, и он советовался с Прокофьевым на эту тему. Владимир Маяковский даже выхлопотал
ему визу на въезд и на выезд из СССР. К счастью, у Дягилева хватило здравого смысла не делать этого. Бывали случаи, когда люди въезжали в СССР, а обратный вход был им закрыт.

А пока, вслед за «Стальным скоком», Дягилев заказывает Прокофьеву очередной балет, на этот раз на библейскую тему— «Блудный сын» (1929). Сценарий был написан Б. Кохно. В основе балета лежала известная библейская история. В этом балете присутствовали глубокий драматизм и эмоциональность. Его премьера прошла в Париже в мае 1929 года. Она была принята с большим успехом благодаря музыке Прокофьева и замечательной хореографии Баланчина, и красочному художественному оформлению Жоржа Руо.




Серж Лифарь (Блудный сын) и Михаил Фёдоров (Отец) в финальной сцене балета "Блудный сын"




Хореография Джорджа Баланчина Михаил Барышников

Дягилев в интервью для газеты«Оbserver» дал высокую оценку балета. «Я рад, что являюсь крестным отцом этого балета, третьего балета Прокофьева, и — не колеблюсь заявить, такого прекрасного. Никогда еще композитор не был так прозрачен, прост, мелодичен и нежен, как в «Блудном сыне». В трех картинах балета, сочиненного Борисом Кохно, встречается несколько восхитительных моментов, например в сцене любви и сцене прощания. В нынешнее время, когда мы испытываем недостаток чувств, представляется просто невероятным, что Прокофьев смог найти такое музыкальное выражение»


Сергей Дягилев Рисунок М. Ф. Ларионова


Сергей Прокофьев рисунок Верейского

Таким образом, от Дягилева Прокофьев позаимствовал любовь к балету. Позднее в 1934 году Прокофьев пишет музыку к балету «Ромео и Джульетта», очевидно, к лучшему балету на шекспировскую тему.

Прокофьев всегда высоко ценил Дягилева. Его преждевременная и неожиданная смерть поразила его. Он писал Нувелю:
«Какой ужас — кончина Сергея Павловича. Он такой живой, жизненный человек, и впечатления от него были всегда так ярки, что мне, не бывшему близ него в момент смерти, как-то невозможно поверить, что Дягилева больше нет!»23. (25 августа 1929).

В другом письме, адресованном Асафьеву от 29 августа1929 года, он пишет: «Ты поймешь, какое ужасное впечатление произвело известие о смерти Дягилева. Смерть его поразила меня не с точки зрения моих музыкальных отношений с ним…, ни даже с точки зрения личных отношений, так как образ Дягилева до того ярок и живуч, что я еще неясно представляю его ушедшим; но скорее поразило исчезновение громадной и несомненно единственной фигуры, размеры которой увеличиваются по мере того, как она удаляется».

В «Автобиографии» Прокофьева есть еще одно высказывание по поводу смерти Дягилева.
«В августе 1929 года Дягилев умер в Венеции. Здесь в России его работа недостаточно оценена, часто высказывается взгляд, что он был импресарио, который эксплуатировал талант художников. Но его влияние на искусство, его заслуги в популяризации России не могут быть переоценены. После своей смерти он не оставил никаких денег только очень интересную коллекцию книг и эскизов художников, которые работали вместе с ним».


Сергей Дягилев. Эскиз Лагерфельда для "L'Allure de Chanel



Из статьи "Балеты Сергея Прокофьева для «Русских сезонов» Сергея Дягилева"| ШЕСТАКОВ Вячеслав Павлович

Упоминаются в переписке:
Вальтер Фёдорович Нувель (Нувёль; 1871—1949) — деятель художественного общества «Мир искусства», организатор музыкальных вечеров и других предприятий объединения.

Бори́с Влади́мирович Аса́фьев (литературный псевдоним — И́горь Гле́бов; 1884—1949) — русский советский композитор, музыковед, музыкальный критик, педагог, общественный деятель, публицист. Академик АН СССР (1943)

Сергей Леонидович Григорьев (1883, Тихвин — 1968, Лондон) — русский танцовщик, артист балета, режиссёр, вынужденный эмигрант. Окончил Петербургское театральное училище в 1900 г. С 1900 до 1912 г. артист балета Мариинского театра.

Леони́д Фёдорович Мя́син (9 августа 1896, Москва — 15 марта 1979, Кёльн, Германия) — танцовщик и хореограф русского происхождения. За свою долгую жизнь он сочинил более 70 балетов.

http://www.culturalresearch.ru/files/open_issues/04_2013/IJCR_04(13)_2013_shestakov.pdf
https://diaghilevcenter.wordpress.com/2015/04/11/1...ля-родился-сергей-прокофьев-2/
http://sputnikipogrom.com/culture/27927/prokofiev/#.Vxs3bqjMiw8