Влюбенный_по_уши (СЕРЕБРЯНЫЙ_ВЕК) все записи автора Ночь. Город угомонился.
За большим окном
Тихо и торжественно,
Как будто человек умирает.

Но там стоит просто грустный,
Расстроенный неудачей,
С открытым воротом,
И смотрит на звезды.

"Звезды, звезды,
Расскажите причину грусти!"

И на звезды смотрит.

"Звезды, звезды,
Откуда такая тоска?"

И звезды рассказывают.
Всё рассказывают звезды.

Октябрь 1906

Та_Которая_Грезит (СЕРЕБРЯНЫЙ_ВЕК) все записи автора Он стал на утесе; в лицо ему ветер суровый
Бросал, насмехаясь, колючими брызгами пены.
И вал возносился и рушился, белоголовый,
И море стучало у ног о гранитные стены.

Под ветром уклончивым парус скользил на просторе,
К Винландии внук его правил свой бег непреклонный,
И с каждым мгновеньем меж ними все ширилось мере,
А голос морской разносился, как вопль похоронный.

Там, там, за простором воды неисчерпно-обильной,
Где Скрелингов остров, вновь грянут губящие битвы,
Ему же коснеть безопасно под кровлей могильной
Да слушать, как женщины робко лепечут молитвы!

О, горе, кто видел, как дети детей уплывают
В страну, недоступную больше мечу и победам!
Кого и напевы военных рогов не сзывают,
Кто должен мириться со славой, уступленной дедам.

Хочу навсегда быть желанным и сильным для боя,
Чтоб не были тяжки гранитные косные стены,
Когда уплывает корабль среди шума и воя
И ветер в лицо нам швыряется брызгами пены.

12 июля 1900
В. Брюсов

HeXeR (СЕРЕБРЯНЫЙ_ВЕК) все записи автора Как мягкий парус на уснувшей барке,
Плакучей ивы грустно никнут ветки,
И неподвижна тишина беседки, -
Тяжёлый полдень дремлет в нашем парке.

Не шевелится плющ на тонкой арке,
Упали в книгу золотые сетки,
Пастух пастушку в кружеве виньетки,
Склоня колени, молит о подарке.

Далёко мимо нас проходит время,
Часов исчезло сумрачное бремя,
И прошлого нам сладко утомленье.

Так крепко спят тревожные желанья,
И тихо нежит в робости молчанья
Твоей руки к моей прикосновенье.

vixen_white (СЕРЕБРЯНЫЙ_ВЕК) все записи автора В пустынной храмине
Троилась — ладаном.
Зерном и пламенем
На темя падала...

В ночные клёкоты
Вступала — ровнею.
— Я буду крохотной
Твоей жаровнею:

Домашней утварью:
Тоску раскуривать,
Ночную скуку гнать,
Земные руки греть!

С груди безжалостной
Богов — пусть сброшена!
Любовь досталась мне
Любая: большая!

С такими путами!
С такими льготами!
Пол-жизни?— Всю тебе!
По-локоть?— Вот она!

За то, что требуешь,
За то, что мучаешь,
За то, что бедные
Земные руки есть...

Тщета!— Не выверишь
По амфибрахиям!
В груди пошире лишь
Глаза распахивай,

Гляди: не Логосом
Пришла, не Вечностью:
Пустоголовостью
Твоей щебечущей

К груди...
— Не властвовать!
Без слов и на слово —
Любить... Распластаннейшей
В мире — ласточкой!

Берлин, 26 июня 1922

HeXeR (СЕРЕБРЯНЫЙ_ВЕК) все записи автора ДОМ МОЙ - В СЕРДЦЕ ТВОЕМ

I

Знаешь ли ты,
что такое горе,
когда тугою петлей
на горле?
Когда на сердце
глыбою в тонну,
когда нельзя
ни слезы, ни стона?
Чтоб никто не увидел,
избави боже,
покрасневших глаз,
потускневшей кожи,
чтоб никто не заметил,
как я устала,
какая больная, старая
стала...
Знаешь ли ты,
что такое горе?
Его переплыть
все равно что море,
его перейти
все равно что пустыню,
а о нем говорят
словами пустыми,
говорят:
'Вы знаете, он ее бросил...'
А я без тебя
как лодка без весел,
как птица без крыльев,
как растенье без корня...
Знаешь ли ты, что такое горе?
Я тебе не все еще рассказала,
знаешь, как я хожу по вокзалам?
Как расписания изучаю?
Как поезда по ночам встречаю?
Как на каждом почтамте
молю я чуда:
хоть строки, хоть слова
оттуда... оттуда...

II

Мне казалось, нельзя,
чтоб 'Выхода нет'.
А вот оказалось, случается.
На год,
на два,
на десять лет
выхода нет!
А жизнь не кончается.
А жизнь не кончается все равно,
а люди встречаются,
пьют вино,
смотрят кино,
в автобусах ездят,
ходят по улицам
вместе... вместе...
Называют друг друга:
'Моя!'
'Мой!'
Говорят друг другу:
'Пойдем домой!'
Домой...
А ты мне: 'Куда пойдем?'
У бездомных разве бывает дом?

III

Дом — четыре стены...
Кто сказал, что четыре стены?
Кто придумал, что люди
на замок запираться должны?
Разве ты позабыл,
как еловые чащи темны
и какие высокие звезды
для нас зажжены?
Разве ты позабыл, как трава луговая
мягка,
как лодчонку рыбачью
качает большая река,
разве ты позабыл
полыханье и треск
сушняка?
Неужели так страшно,
если нет над тобой
потолка?
Дом — четыре стены...
Ну, а если у нас их нет?
Если нету у нашего дома
знакомых примет,
ни окон, ни крыльца,
ни печной трубы,
если в доме у нас
телеграфные стонут столбы,
если в доме у нас,
громыхая, летят поезда?..
Ни на что, никогда
не сменяю я этой судьбы,
в самый ласковый дом
не войду без тебя
никогда.

IV

Помню первую осень,
когда ты ко мне постучал,
обнимал мои плечи,
гладил волосы мне
и молчал...
Я боялась тебя,
я к тебе приручалась с трудом,
я не знала, что ты
мой родник,
хлеб насущный мой,
дом!
Я не знала, что ты —
воскресение, родина, свет!..
А теперь тебя нет,
и на свете приюта мне нет!
Ты не молод уже,
мой любимый?
А я молода?
Ты устал, мой любимый?..
А я? — хоть бы день без труда,
хоть бы час без забот...
Все равно –
в самый ласковый дом
без тебя не войду...
Дом мой – в сердце твоем!
Ты не думай, я смелая,
не боюсь ни обиды, ни горя,
что захочешь –
все сделаю, -
слышишь, сердце мое дорогое?
Только б ты улыбнулся,
только б прежним собой
становился,
только б не ушибался,
как пойманный сокол не бился...
...Знаешь ли ты,
что такое горе?
Его переплыть
все равно что море,
его перейти
все равно что пустыню,
да ведь нет другой дороги
отныне,
и нашла бы – так я не пойду
другою...
Знаешь ли ты,
что такое горе?

А знаешь ли ты,
что такое счастье?

HeXeR (СЕРЕБРЯНЫЙ_ВЕК) все записи автора МОЕЙ ЦАРЕВНЕ Я плакал на заре, когда померкли дали, Когда стелила ночь росистую постель, И с шепотом волны рыданья замирали, И где-то вдалеке им вторила свирель. Сказала мне волна: «Напрасно мы тоскуем»,— И, сбросив свой покров, зарылась в берега, А бледный серп луны холодным поцелуем С улыбкой застудил мне слезы в жемчуга. И я принес тебе, царевне ясноокой, Тот жемчуг слез моих печали одинокой И нежную вуаль из пенности волны. Но сердце хмельное любви моей не радо... Отдай же мне за все, чего тебе не надо, Отдай мне поцелуй за поцелуй луны. ‹1913—1915›

von_zeppelin (СЕРЕБРЯНЫЙ_ВЕК) все записи автора Извиняюсь, если уже было...
Некоммерческая электронная библиотека "Im Worden" представляет вашему вниманию уникальную коллекцию записей голосов великих русских писателей и поэтов XIX-XX столетий. На страницах этой библиотеки вы можете услышать как читает свои стихи Анна Андреевна Ахматова, Иосиф Александрович Бродский, Иван Алексеевич Бунин, Валерий Яковлевич Брюсов, Николай Степанович Гумилёв,  Сергей Александрович Есенин, Владимир Владимирович Маяковский, Александр Иванович Куприн, Владимир Владимирович Набоков, Арсений Александрович Тарковский и многие другие...

Вот, на мой взгляд, наиболее интересные:

> Читает автор
О публикации: Стихотворения: Слаб голос мой, но воля не слабеет...; Ветер войны; Но я предупреждаю вас (шестая часть из стиха "В 40-м году"); Полночные стихи; Привольем пахнетдикий мед...; Мне голос был, он звал утешно...; Вот она, продоносная осень; Родная земля. Проза: Об Александре Блоке; Из очерка "Амадео Модильяни".

> Читает автор   
О публикации: "О доблестях, о подвигах, о славе...", "На поле Куликовом" и "В ресторане". Записано 21 июня 1920 года в гостиной Дома искусств.

> Читает автор
О публикации: Бродский перевел не оригинал «Лили Марлен», написанный Хансом Ляйпом (Hans Leip) в 1915 году, а случайно услышанное переложение песенки, сделанное Львом Копелевым в 1942-ом. Тем не менее, лично у меня нет сомнений, что по-русски «Лили Марлен» должна звучать именно так, как перевел Бродский.

> Читает автор   
О публикации: Ивана Алексеевича Бунина записывали в 1909 году. Бунин читает стихотворения: "Христос", "Одиночество", "Песня".

> Читает автор    
О публикации: запись была сделана на фонограф в петроградском "Институте живого слова" 11 февраля 1920 г.

> Читает автор    
О публикации: Все, известные на сегодняшний день записи голоса Есенина: Я покинул родимый дом....; Разбуди меня завтра рано...; Исповедь хулигана; Монолог Хлопуши; Видели ли вы, Как бежит по степям...; Мир таинственный, мир мой древний...
   
> Читает автор    
О публикации: Набоков читает перевод на английский и оригинал стихотворения "К моей юности". Nabokov read translation of his Russian poem "To My Youth" and original in Russian.

> Читает автор
О публикации: Балет; «Я в детстве заболел...»; «Вечерний, сизокрылый...»; Жизнь, жизнь («Предчувствиям не верю и примет...»); «Я учился траве...»; «Сирени, вы, сирени...»; Проводы; Первые свидания; Эвридика («У человека тело...»); К стихам; Словарь; Степь; Из цикла «Степная дудка» два стихотворения; Земля; Иванова ива; Земное; Стихи из «Детской тетради»; «Мы шли босые, злые...»; «Вся Россия голодала...»; Верблюд; Анжело Секки; Вещи; Дом напротив; Стань самим собой; Детство Жанны, «С утра я тебя дожидался вчера...».

Fankris (СЕРЕБРЯНЫЙ_ВЕК) все записи автора Вы ушли,
как говорится,
в мир иной.
Пустота...
Летите,
в звезды врезываясь.
Ни тебе аванса,
ни пивной.
Трезвость.
Нет, Есенин,
это
не насмешка.
В горле
горе комом -
не смешок.
Вижу -
взрезанной рукой помешкав,
собственных
костей
качаете мешок.
- Прекратите!
Бросьте!
Вы в своем уме ли?
Дать,
чтоб щеки
заливал
смертельный мел?!
Вы ж
такое
загибать умели,
что другой
на свете
не умел.
Почему?
Зачем?
Недоуменье смяло.
Критики бормочут:
- Этому вина
то...
да се...
а главное,
что смычки мало,
в результате
много пива и вина.-
Дескать,
заменить бы вам
богему
классом,
класс влиял на вас,
и было б не до драк.
Ну, а класс-то
жажду
заливает квасом?
Класс - он тоже
выпить не дурак.
Дескать,
к вам приставить бы
кого из напостов -
стали б
содержанием
премного одарённей.
Вы бы
в день
писали
строк по сто,
утомительно
и длинно,
как Доронин.
А по-моему,
осуществись
такая бредь,
на себя бы
раньше наложили руки.
Лучше уж
от водки умереть,
чем от скуки!
Не откроют
нам
причин потери
ни петля,
ни ножик перочинный.
Может,
окажись
чернила в "Англетере",
вены
резать
не было б причины.
Подражатели обрадовались:
бис!
Над собою
чуть не взвод
расправу учинил.
Почему же
увеличивать
число самоубийств?
Лучше
увеличь
изготовление чернил!
Навсегда
теперь
язык
в зубах затворится.
Тяжело
и неуместно
разводить мистерии.
У народа,
у языкотворца,
умер
звонкий
забулдыга подмастерье.
И несут
стихов заупокойный лом,
с прошлых
с похорон
не переделавши почти.
В холм
тупые рифмы
загонять колом -
разве так
поэта
надо бы почтить?
Вам
и памятник еще не слит,-
где он,
бронзы звон,
или гранита грань?-
а к решеткам памяти
уже
понанесли
посвящений
и воспоминаний дрянь.
Ваше имя
в платочки рассоплено,
ваше слово
слюнявит Собинов
и выводит
под березкой дохлой -
"Ни слова,
о дру-уг мой,
ни вздо-о-о-о-ха "
Эх,
поговорить бы иначе
с этим самым
с Леонидом Лоэнгринычем!
Встать бы здесь
гремящим скандалистом:
- Не позволю
мямлить стих
и мять!-
Оглушить бы
их
трехпалым свистом
в бабушку
и в бога душу мать!
Чтобы разнеслась
бездарнейшая погань,
раздувая
темь
пиджачных парусов,
чтобы
врассыпную
разбежался Коган,
встреченных
увеча
пиками усов.
Дрянь
пока что
мало поредела.
Дела много -
только поспевать.
Надо
жизнь
сначала переделать,
переделав -
можно воспевать.
Это время -
трудновато для пера,
но скажите
вы,
калеки и калекши,
где,
когда,
какой великий выбирал
путь,
чтобы протоптанней
и легше?
Слово -
полководец
человечьей силы.
Марш!
Чтоб время
сзади
ядрами рвалось.
К старым дням
чтоб ветром
относило
только
путаницу волос.

Для веселия
планета наша
мало оборудована.
Надо
вырвать
радость
у грядущих дней.
В этой жизни
помереть
не трудно.
Сделать жизнь
значительно трудней.


Владимир Маяковский,
1926


А почему, собственно, Владимира Маяковского нету в списке? Чем он не автор серебряного века?

R-T (СЕРЕБРЯНЫЙ_ВЕК) все записи автора Вы думаете, это бредит малярия?

Это было,
было в Одессе.

"Приду в четыре",- сказала Мария.
Восемь.
Девять.
Десять.

Вот и вечер
в ночную жуть
ушел от окон,
хмурый,
декабрый.

В дряхлую спину хохочут и ржут
канделябры.

Меня сейчас узнать не могли бы:
жилистая громадина
стонет,
корчится.
Что может хотеться этакой глыбе?
А глыбе многое хочется!

Ведь для себя не важно
и то, что бронзовый,
и то, что сердце - холодной железкою.
Ночью хочется звон свой
спрятать в мягкое,
в женское.

И вот,
громадный,
горблюсь в окне,
плавлю лбом стекло окошечное.
Будет любовь или нет?
Какая -
большая или крошечная?
Откуда большая у тела такого:
должно быть, маленький,
смирный любёночек.
Она шарахается автомобильных гудков.
Любит звоночки коночек.

Еще и еще,
уткнувшись дождю
лицом в его лицо рябое,
жду,
обрызганный громом городского прибоя.

Полночь, с ножом мечась,
догнала,
зарезала,-
вон его!

Упал двенадцатый час,
как с плахи голова казненного.

В стеклах дождинки серые
свылись,
гримасу громадили,
как будто воют химеры
Собора Парижской Богоматери.

Проклятая!
Что же, и этого не хватит?
Скоро криком издерется рот.
Слышу:
тихо,
как больной с кровати,
спрыгнул нерв.
И вот,-
сначала прошелся
едва-едва,
потом забегал,
взволнованный,
четкий.
Теперь и он и новые два
мечутся отчаянной чечеткой.

Рухнула штукатурка в нижнем этаже.

Нервы -
большие,
маленькие,
многие!-
скачут бешеные,
и уже

у нервов подкашиваются ноги!

А ночь по комнате тинится и тинится,-
из тины не вытянуться отяжелевшему глазу.

Двери вдруг заляскали,
будто у гостиницы
не попадает зуб на зуб.

Вошла ты,
резкая, как "нате!",
муча перчатки замш,
сказала:
"Знаете -
я выхожу замуж".

Что ж, выходите.
Ничего.
Покреплюсь.
Видите - спокоен как!
Как пульс
покойника.
Помните?
Вы говорили:
"Джек Лондон,
деньги,
любовь,
страсть",-
а я одно видел:
вы - Джоконда,
которую надо украсть!
И украли.

Опять влюбленный выйду в игры,
огнем озаряя бровей загиб.
Что же!
И в доме, который выгорел,
иногда живут бездомные бродяги!

Дразните?
"Меньше, чем у нищего копеек,
у вас изумрудов безумий".
Помните!
Погибла Помпея,
когда раздразнили Везувий!

Эй!
Господа!
Любители
святотатств,
преступлений,
боен,-
а самое страшное
видели -
лицо мое,
когда
я
абсолютно спокоен?

И чувствую -
"я"
для меня мало.
Кто-то из меня вырывается упрямо.

Allo!
Кто говорит?
Мама?
Мама!
Ваш сын прекрасно болен!
Мама!
У него пожар сердца.
Скажите сестрам, Люде и Оле,-
ему уже некуда деться.
Каждое слово,
даже шутка,
которые изрыгает обгорающим ртом он,
выбрасывается, как голая проститутка
из горящего публичного дома.
Люди нюхают -
запахло жареным!
Нагнали каких-то.
Блестящие!
В касках!
Нельзя сапожища!
Скажите пожарным:
на сердце горящее лезут в ласках.
Я сам.
Глаза наслезнённые бочками выкачу.
Дайте о ребра опереться.
Выскочу! Выскочу! Выскочу! Выскочу!
Рухнули.
Не выскочишь из сердца!

На лице обгорающем
из трещины губ
обугленный поцелуишко броситься вырос.

Мама!
Петь не могу.
У церковки сердца занимается клирос!

Обгорелые фигурки слов и чисел
из черепа,
как дети из горящего здания.
Так страх
схватиться за небо
высил
горящие руки "Лузитании".

Трясущимся людям
в квартирное тихо
стоглазое зарево рвется с пристани.
Крик последний,-
ты хоть
о том, что горю, в столетия выстони!


Владимир Маяковский.
1914-1915

contredanse (СЕРЕБРЯНЫЙ_ВЕК) все записи автора ПАМЯТЬ

Только змеи сбрасывают кожи,
Чтоб душа старела и росла.
Мы, увы, со змеями не схожи,
Мы меняем души, не тела.

Память, ты рукою великанши
Жизнь ведешь, как под уздцы коня,
Ты расскажешь мне о тех, что раньше
В этом теле жили до меня.

Самый первый: некрасив и тонок,
Полюбивший только сумрак рощ,
Лист опавший, колдовской ребенок,
Словом останавливавший дождь.

Дерево да рыжая собака -
Вот кого он взял себе в друзья,
Память, память, ты не сыщешь знака,
Не уверишь мир, что то был я.

И второй... Любил он ветер с юга,
В каждом шуме слышал звоны лир,
Говорил, что жизнь - его подруга,
Коврик под его ногами - мир.

Он совсем не нравится мне, это
Он хотел стать богом и царем,
Он повесил вывеску поэта
Над дверьми в мой молчаливый дом.

Я люблю избранника свободы,
Мореплавателя и стрелка,
Ах, ему так звонко пели воды
И завидовали облака.

Высока была его палатка,
Мулы были резвы и сильны,
Как вино, впивал он воздух сладкий
Белому неведомой страны.

Память, ты слабее год от году,
Тот ли это или кто другой
Променял веселую свободу
На священный долгожданный бой.

Знал он муки голода и жажды,
Сон тревожный, бесконечный путь,
Но святой Георгий тронул дважды
Пулею не тронутую грудь.

Я - угрюмый и упрямый зодчий
Храма, восстающего во мгле,
Я возревновал о славе Отчей,
Как на небесах, и на земле.

Сердце будет пламенем палимо
Вплоть до дня, когда взойдут, ясны,
Стены Нового Иерусалима
На полях моей родной страны.

И тогда повеет ветер странный -
И прольется с неба страшный свет,
Это Млечный Путь расцвел нежданно
Садом ослепительных планет.

Предо мной предстанет, мне неведом,
Путник, скрыв лицо; но все пойму,
Видя льва, стремящегося следом,
И орла, летящего к нему.

Крикну я... но разве кто поможет,
Чтоб моя душа не умерла?
Только змеи сбрасывают кожи,
Мы меняем души, не тела.


Николай Гумилев
<Апрель 1921>

Frau_Eva (СЕРЕБРЯНЫЙ_ВЕК) все записи автора Я видел юношу-пророка,
Припавшего к стеклянным волосам лесного водопада,
Где старые мшистые деревья стояли в сумраке важно, как старики,
И перебирали на руках четки ползучих растений.
Стеклянной пуповиной летела в пропасть цепь
Стеклянных матерей и дочерей
Рождения водопада, где мать воды и дети менялися местами.
Внизу река шумела.
Деревья заполняли свечами своих веток
Пустой объем ущелья, и азбукой столетий толпилися утесы.
А камни-великаны — как плечи лесной девы
Под белою волной,
Что за морем искал священник наготы.
Он Разиным поклялся быть напротив.
Ужели снова бросит в море княжну? Противо-Разин грезит.
Нет! Нет! Свидетели — высокие деревья!
Студеною волною покрыв себя
И холода живого узнав язык и разум,
Другого мира, ледян<ого> тела,
Наш юноша поет:
«С русалкою Зоргама обручен
Навеки я,
Волну очеловечив.
Тот — сделал волной деву».
Деревья шептали речи столетий.
Лето — осень 1921

Ларва (СЕРЕБРЯНЫЙ_ВЕК) все записи автора Я научилась просто, мудро жить,
Смотреть на небо и молиться Богу,
И долго перед вечером бродить,
Чтоб утомить ненужную тревогу.

Когда шуршат в овраге лопухи
И никнет гроздь рябины желто-красной,
Слагаю я веселые стихи
О жизни тленной, тленной и прекрасной.

Я возвращаюсь. Лижет мне ладонь
Пушистый кот, мурлыкает умильней,
И яркий загорается огонь
На башенке озерной лесопильни.

Лишь изредка прорезывает тишь
Крик аиста, слетевшего на крышу.
И если в дверь мою ты постучишь,
Мне кажется, я даже не услышу.

1912

Ларва (СЕРЕБРЯНЫЙ_ВЕК) все записи автора Сколько просьб у любимой всегда !
У разлюбленной просьб не бывает.
Как я рада, что нынче вода
Под бесцветным ледком замирает.

И я стану - Христос помоги ! -
На покров этот, светлый и ломкий,
А ты письма мои береги,
Чтобы нас рассудили потомки,

Чтоб отчетливей и ясней
Ты был виден им, мудрый и смелый,
В биографии славной твоей
Разве можно оставить пробелы ?

Слишком сладко земное питье,
Слишком полны любовные сети.
Пусть когда-нибудь имя мое
Прочитают в учебнике дети,

И, печальную повесть узнав,
Пусть они улыбнуться лукаво...
Мне любви и покоя не дав,
Подари меня горькою славой.

1913

Ларва (СЕРЕБРЯНЫЙ_ВЕК) все записи автора Мне тебя уже не надо,
Милый - и не оттого что
С первой почтой - не писал.

И не оттого что эти
Строки, писанные с грустью,
Будешь разбирать - смеясь.

(Писанные мной одною -
Одному тебе! - впервые! -
Расколдуешь - не один.)

И не оттого что кудри
До щеки коснутся - мастер
Я сама читать вдвоем! -

И не оттого что вместе
- Над неясностью заглавных! -
Вы вздохнете, наклонясь.

И не оттого что дружно
Веки вдруг смежатся - труден
Почерк, - да к тому - стихи!

Нет, дружочек! - Это проще,
Это пуще, чем досада:

Мне тебя уже не надо -
Оттого что - оттого что -
Мне тебя уже не надо!

3 декабря 1918

Недотыкомка_Андалузская (СЕРЕБРЯНЫЙ_ВЕК) все записи автора Широк и желт вечерний свет,
Нежна апрельская прохлада.
Ты опоздал на много лет,
Но все-таки тебе я рада.

Сюда ко мне поближе сядь,
Гляди веселыми глазами:
Вот эта синяя тетрадь -
С моими детскими стихами.

Прости, что я жила скорбя
И солнцу радовалась мало.
Прости, прости, что за тебя
Я слишком многих принимала.

Июль 1915, Слепнево

Недотыкомка_Андалузская (СЕРЕБРЯНЫЙ_ВЕК) все записи автора Это и много и мало.
Это и просто и темно.
Та, что была вероломной,
За вечер -- верная стала.

Белой монашкою скромной,
-- Парой опущенных глаз. --
Та, что была неуемной,
За вечер вдруг унялась.

Начало января 1919

Потерянные_в_мечтах (СЕРЕБРЯНЫЙ_ВЕК) все записи автора Моим стихам,написанным так рано,
Что и не знала я,что я-поэт,
Сорвавшимся,как брызги и фонтан,
Как искры из ракет,

Ворвавшимся,как маленькие черти,
В святилище,где сон и фимиам,
Моим стихам о юности и смерти
-Нечитанным стихам!-

Разбросанным в пыли по магазинам
(Где их никто не брал и не берёт!)
Моим стихам,как драгоценным винам,
Настанет свой черёд.

Май 1913
Коктебель

rhododendron593 (СЕРЕБРЯНЫЙ_ВЕК) все записи автора ***
Мелодия становится цветком,
Он распускается и осыпается,
Он делается ветром и песком,
Летящим на огонь весенним мотыльком,
Ветвями ивы в воду опускается...

Проходит тысяча мгновенных лет
И перевоплощается мелодия
В тяжёлый взгляд, в сиянье эполет,
В рейтузы, в ментик, в “ваше благородие”,
В корнета гвардии -- о, почему бы нет?..

Туман... Тамань... Пустыня внемлет Богу.
Как далеко до завтрашнего дня!..

И Лермонтов один выходит на дорогу,
Серебряными шпорами звеня.


В этом стихотворении, написанном в эмиграции, поэзия М.Ю. Лермонтова и музыка -- две страсти Г.Иванова -- соединены. Сближение поэтом своей судьбы с судьбой великого предшественника носит в какой-то мере биографический характер: трагедия эмиграции первого близка одиночеству второго. Процесс перевоплощения Г.Иванова в Лермонтова динамичен: поэтическая ткань трёх первых строф туманна, пронизана сквозными образами-миражами. На фоне этого и совершается “выход” Лермонтова как бы из тумана. Г.Иванов удивительно передаёт нам своё душевное состояние -- внезапного оцепенения, ощущения присутствия какой-то важной мысли, отрешённости. Но, блуждая, сознание поэта, а вслед за ним и наше сознание “цепляется” за определённые детали совсем непоэтического характера: эполеты, рейтузы, ментик, шпоры. В этих сквозных образах сконцентрированы так называемая “тоска по мировой культуре” и обыкновенная горькая русская тоска. Последняя строфа утверждает мотивы дороги и одиночества, являющиеся центральными в поэзии Лермонтова. Попытка осмысления вечности через вещь, детали, дающие представление о глубине творчества Лермонтова, делают стихотворение как бы фрагментом перед лицом вечности. Можно сказать, что творение Г.Иванова вбирает и мандельштамовскую смысловую насыщенность, и фрагментарность стихов Анны Ахматовой.

Наше внимание не может не привлечь третья строфа, состоящая из заимствованной Г.Ивановым строки лермонтовского стихотворения “Выхожу один я на дорогу...” (1841), рождающая ассоциации, связанные с главой “Тамань” из романа “Герой нашего времени”. В результате прямого попадания в некие нервные центры поэту удаётся воссоздать глубину творчества М.Ю. Лермонтова. Причём цитата, никак не выделенная, не взятая в кавычки, размыкает временные и пространственные рамки, частные поэтические системы. Лирическое своеволие Г.Иванова позволяет использовать этот приём ради достижения гармонии, поистине вселенской.

Устройство ивановского стиха просто: оригинальная рифмовка, неожиданное -- различающееся в первой и второй строфах -- чередование рифм. Стихотворный размер -- “окрылённый”, песенный, создающий благодаря многостопности элегическое настроение.

Как известно, заимствование выражений и мыслей из стихов предшественников и современников является методом стихосложения Г.Иванова. Большинство его творений -- “лоскутные” стихи, или центоны, составленные из отдельных строк произведений разных авторов. За этот приём авторы отзывов на его сборники прозвали поэта ремесленником, эпигоном. Поздние стихи Г.Иванова показали, что он -- поэт от Бога и вдохновение ему не чуждо.

Потерянные_в_мечтах (СЕРЕБРЯНЫЙ_ВЕК) все записи автора Ты,меня любивший фальшью
Истины-и правдой лжи,
Ты,меня любивший-дальше
Некуда!-За рубежи!

Ты,меня любивший дольше
Времени.-Десницы взмах!-
Ты меня не любишь больше:
Истина в пяти словах.

12 декабря 1923

Руссукр (СЕРЕБРЯНЫЙ_ВЕК) все записи автора

Булат Окуджава

 

Дежурный по апрелю.

 

 

 

Ах, какие удивительные ночи!

Только мама моя в грусти и в тревоге:

"Что же ты гуляешь, мой сыночек,

одинокий, одинокий?"

 

Из конца в конец апреля путь держу я       

 

 

Стали звезды и круглее и добрее.

"Мама, мама, это я дежурю,

я дежурный по апрелю!"

 

Мама, мама, это я дежурю,

я дежурный по апрелю".

           

 

"Мой сыночек, вспоминаю все, что было,

стали грустными глаза твои, сыночек.

Может быть, она тебя забыла,

знать не хочет, знать не хочет?"

 

Из конца в конец апреля путь держу я.

Стали звезды и круглее и добрее .

"Что ты, мама, просто я дежурю,

я дежурный по апрелю.

1960г.

-----------------------------------------------

Булат Окуджава, на наш взгляд, продолжатель традиций «Серебряного века».

Девятиклассником доброволец Окуджава ушел на фронт. Для поколения молодежи 60-70х годов он был поистине  властителем дум. Его многие песни и «Дежурный по апрелю» ,конечно же,  довелось петь студентом в походах у костра .С моим другом по диалогу в лиру Юрий_Косаговский завязался разговор на тему, которую можно обозначить в самом общем виде «поэт и общество».Поэт, композитор и художник Ю_К, который имел счастье быть лично знакомым с Окуджавой , в своеобразном рассказе-эссе вспомнил о личных встречах с замечательным человеком о моем знакомстве с Окуджавой - "это был красноречивый жест всем прячущимся... (есть там и фрагмент  о преемственности Пастернак -Окуджава)

Было бы здорово, если бы читатели просто напомнили названия песен, которые сохранились в их памяти.

А, склонным к серьезным размышлениям, поставлю иной непростой вопрос :

Общество перестало нуждаться в таких поэтах или ожидает их появления?

   

[http://fro196.narod.ru/library/okujava/10.htm] - стихи и песни Б.Окуджавы