Итоги жизни – это и есть сама жизнь. Вся сумма пережитых счастливых, и трудных, и несчастных, и ярких, и блеклых мгновений вся совокупность ми-нут, часов, дней, сама, так сказать, эссенция жизни – это и есть итоги жизни, ничего другого итогом жизни быть не может. Л. Лузгина.




НЕМНОГО О ИСТОРИИ ЖИТОМИРА И О НАШЕЙ СЕМЬЕ

Родился я в 1935 году 6 октября в городе Житомире. В этом году Житомир был городом областного подчинения. Киевской области, а в сентябре 1937 году приобрел статус областного центра. В этом году была открыта железная дорога Житоми𠬬– Фастов, которая связывает Житомир с Киевом.
Центром и сердцем культурной жизни был замок. Промыш-ленности в Житомире почти не было, он считался аграрным городом. Улицы с торговыми рядами и лавками.

О моем папе
Вернемся к моей семье. Отец мой Семен Бенционович Ший родился 26 февраля 1910 года в бедной религиозной се-мье. Отец его был портным и шил жилетки, конечно, он умел шить и брюки, и полный костюм, но тогда портные делились по квалификациям. В 13 лет мой отец окончил три класса и его отдали внаем к хозяину большой парикмахерской. Там он мыл зеркала, делал уборку, выполнял мелкие поручения, помогал по дому, смотрел, как стригут, бреют и обслуживают клиентов. В свободное от работы время он пел в синагоге, у него был прекрасный голос и замечательный музыкальный слух. За это, он получал деньги и отдавал их родителям. Мой отец быстро овладевал профессией в том объеме, которым владели профессиональные мастера. Через некоторое время, стал работать самостоятельно.
Когда ему исполнилось 18 лет, его забрали в армию. Служба проходила в Севастополе при штабе полка – парикмахера везде нужны. Кроме этого, он прекрасно играл на мандолине. Играл «по слуху», так как нотной грамоты не знал, играл виртуозно, говорю это без преувеличений. В его репертуаре были «Чардаш» музыка Монти, увертюра к оперетте «Сильва» и другие сложные произведения. Причем играл совершенно точно. Я его спрашивал:
– Где ты научился? – он отвечал:
– В основном сам, но кое-что мне показала тетя Фрида.
На службе в штабе он времени не терял. Начал учиться печатать на пишущей машинке, и вскоре печатал быстро всеми пальцами, – это принесло огромную пользу работе штаба, там было, что печатать. Вечерами в полковом клубе занимался ху-дожественной самодеятельностью. Он быстро подбирал нужные мелодии на пианино, но с гармонией, которую ему нужно было играть левой рукой, у него было не всё в порядке. Плохо чувствовал гармонию. Играл на бутылках, стаканах, придумывал разные номера. Начальство его ценило и предлага-ло остаться на сверхсрочную службу, но он отказался. Его тянуло домой в Житомир.
Вернувшись, продолжил работать в парикмахерской. Считался хорошим мастером, у него было много клиентов. Иногда его вызывали в военкомат печатать документы, когда там был аврал.

О моей маме
Моя мама Фрида Гершковна Вайнштейн (ее девичья фамилия) родилась 9 мая 1913 года в достаточно богатой семье торговца. Отец был владельцем двух магазинов и большим кус-ком земли, который сейчас занимает Парк Культуры и отдыха им. Ю. Гагарина. Он был женат на Риве Рубинштейн и фамилии они объединили. Писались Вайнштейн-Рубинштейн. У них родилось четверо детей: Марк, Лиза, Миша и Фрида. Именем моего дедушки назвали меня Гришей. У евреев принято называть детей именами умерших бабушек или деду-шек, давая полное имя, или, хотя бы, первые буквы.
Дедушку Герша я видел только на фотографии с золотыми цепями на жилетке, с бородкой. Красивое лицо. Он рано помер, в 36 лет от тяжелой болезни. Бабушка Рива ездила заграницу закупать товар для магазинов. Она была красивая, умная и гра-мотная женщина.
После революции, в период НЭПА (новая экономическая политика) у бабушки Ривы экспроприировали магазины и землю. Все, что было нажито честным трудом, постоянно думая, где и как купить товар, чтобы он был качественным и доступным по цене покупателям, работая с утра до ночи, постоянно в разъездах, – отобрали нагло и безобразно. Слушая этот рассказ, мне было больно и обидно, что сделала советская власть с моей любимой бабушкой.
Мой папа встретил красивую девушку и сразу влюбился. По-корил ее своим остроумием, веселыми рассказами, и, конечно же, своей музыкальностью. Вскоре они поженились, и эта де-вушка стала моей матерью. Звали ее Фаней. Через год родился я, Гриша. Роды были тяжелыми, не хотел вылизать из тепла и бесплатной пищи. Меня вытягивали щипцами за головку и при-жали один глаз, на который я не видел некоторое время. Но все закончилось благополучно.
Родители меня очень любили, особенно мама. Ей всегда каза-лось, что я голоден, не смотря на то, что я был довольно упитанным мальчиком, она звала меня кушать, когда я играл с моим другом Юзиком. Естественно, я не хотел идти, тогда мама выбегала во двор с тарелочкой, пытаясь меня покормить. Мне было стыдно и обидно перед ребятами.
Двор был дружным. Никто ни с кем не сорился. Через стенку с нами жила тетя Лиза с дядей Ароном, детьми и с бабушкой Ривой. Еще помню, что недалеко от нашего дома расположился зоопарк. Туда на велосипеде возил меня папа. По ночам львы ревели так, что не давали людям спать.
Родители работали, дети росли.

ВТОРАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА
В мирную жизнь Житомира, Вторая мировая война ворвалась в первые часы нападения на Советский Союз. На рассвете 22 июня 1941 года фашисты уже бомбили военный аэродром в Скоморохах и поселок Гуйва – это пригород Житомира. Там одна бомба попала в гарнизонный Дом Красной Армии, где проходил школьный выпускной бал. Первый сигнал тревоги прозвучал в Житомире в начале десятого утра, но житомиряне еще не поняли, что началась война. Они подумали – очередная учебная тревога ПВО, которые часто устраивались перед вой-ной. Но это оказались не учения, а налет немецких бомбардировщиков. Первая бомба, упавшая на город, попала в новый магазин «Люкс», заполненный покупателями. Погибло 100 человек, а в 12 часов по радио выступил нарком иностран-ных дел СССР В.М. Молотов и сообщил, что началась война с Германией.
В первый же день войны призвали моего отца. Мобилизован-ные вливались в состав тех воинских частей, которые накануне войны стояли в Житомире. Папа рассказывал, что они на грузо-вике въехали на мост через какую-то реку, и в него попала бом-ба. Мост рухнул, и грузовик с людьми упал в воду. Некоторые не умели плавать. Нескольких человек ему удалось спасти. Отец отлично плавал, их дом стоял над рекой.
Немцы все ближе и ближе подходили к Житомиру. В нача-ле июля началась эвакуация. В этот же день моя мама, захватив узелок с вещами, с буханкой хлеба и баночкой масла, пешком отправилась на железнодорожный вокзал, который находился довольно далеко от нашего дома. В одной руке узелок, а в дру-гой я – пятилетний мальчик. Помню, как будто это было вчера.
На перроне было много народу, ожидающих очередного поезда. Вокзал часто бомбили немецкие самолеты, мы прятались, прижавшись к стене.
На запасных путях стояли эшелоны с красноармейцами, ожи-дающими отправку на фронт. Вдруг на станции появилась большая толпа мужчин в тюремной одежде. Видимо их выпу-стили из тюрьмы, а может охрана тюрьмы уже разбежалась. Это были воры и уголовники. Когда к станции подошел первый поезд, они, схватив лежавшие на перроне узлы и чемоданы беженцев, сели в вагоны, никого к ним не допуская. «Чужих» они просто выкидывали из вагонов. Сесть нам удалось в товарный вагон следующего поезда.
Немецкие самолеты преследовали наш поезд, сбрасывая на него зажигательные бомбы. Несколько вагонов в задней части поезда загорелись. Машинист остановил поезд. Отцепил почти пол состава с горящими вагонами, и поехали дальше. Горящие товарные вагоны, остались догорать на путях.
Нам повезло, мы были в первой половине состава. Из тех счастливчиков, которым удалось эвакуироваться, не все верну-лись после войны назад в Житомир. Многие погибли на дорогах эвакуации от бомбежек, голода и болезней. Я не знаю, в каких мы городах останавливались, пересаживаясь в другие поезда, и спросить не у кого,– мамы давно нет. Я понимал, что мы удираем от немцев на восток.
На протяжении всего долгого и длинного пути нас беспощад-но бомбили. Поезд останавливался. Паника, крики, стоны. Люди выпрыгивали из вагонов. Кто залезал под вагоны, кто скатывался по насыпи, прятались в рельефы местности. Особенно было трудно людям с детьми. Они терялись. После налета звали, потерявшихся детей, искали, но не могли найти. В шоке, испуганные дети разбегались в разные стороны. Эшелон трогался, а родители оставались их искать.
Моя мама, как клещами, держала меня за руку, не отпуская ни на миг. Это не мама, а золото. Так хладнокровно ориентироваться в обстановке. Да и я не капризничал. В вагоне долго не могла разжать посиневшие пальцы.
По пути мы видели много убитых, искалеченных и изувечен-ных в результате налетов. На больших станциях поезд останав-ливался на более длительное время. Люди выбегали из вагонов что-нибудь купить поесть, набрать воды, кипятка.
На одной из станций в наш вагон вошла группа ребят в воен-ной форме. Они ехали в город Чкалов на ускоренные курсы подготовки летного состава. Один из них, очень симпатичный парень помогал, и приносил нам все, что было нужно из того, что продавалось на остановках. Сейчас я думаю, что это происходило благодаря маминой красоте, обаянию. Ведь ей тогда было всего 28 лет.
Мы вспоминали одну станцию, на которой продавали боль-шие арбузы, и этот парень принес нам большой красный арбуз. Мы с большим удовольствием ели его с хлебом.
На станции города Чкалова нас всех высадили. К нам подо-шел этот паренек и сказал, что у него нечего нам подарить, кроме куска мыла. Встал в строй и ребята ушли. Он даже не мог себе представить, каким ценным для нас, оказался этот подарок. Мама не успела спросить его имя и фамилию.
Нас - беженцев отвели в здание, где распределяли, куда кто поедет жить и работать, предварительно записав профессию каждого. Нас распределили в город Ачинск Новосибирской области. Затем нас отвели в баню.
Вот там, этот «подарок» оказался бесценным. Мы хорошо помылись, мама постирала нижнее белье, в складках которого уже появились гниды. Мыло помогло избавиться от них. Белье высохло. Мы оделись и прошли проверку, а тех, у кого нашли этих насекомых, оставили для дезинфекции.


Встреча с родственниками
Нас отправили в Ачинск. В нем был расположен военный госпиталь, воинская часть и еще какие-то предприятия. В этом городе мы встретили родственников по папиной линии: моих дедушку, бабушку, тетю Розу с детьми и мы поселились рядом с ними.
Я со своим братом Гариком очень подружились, играли вместе, почти не разлучаясь. Мама устроилась на работу в воинскую часть поваром. Она числилась вольнонаемной. Ей удавалось приносить, что-нибудь поесть мне и моему брату. Однажды, закончив смену, на КПП, ее задержал дежурный офицер и потребовал показать, что у нее в сумке. Там было что-то из еды. Он забрал это, и написал рапорт в штаб полка. Ей сделали внушение, для порядка, и на том все закончилось, но мама очень переживала. Дежуривший офицер ее домогался, и у него ничего не вышло. Он решил отомстить. Многие понимали, где «собака зарыта», и ей ничего не сделали. Вскоре маму назначили старшим поваром и присвоили звание “Отличный повар” с вручением нагрудного знака.
А вот еще один забавный случай. Однажды мама по-просила свою сотрудницу, чтобы я переночевал у нее. Мама должна была выйти в ночную смену. Сотрудница постелила мне на полу и велела ложиться спать. Я уснул, но проснулся от сильного скрипа кровати. Не понял почему,– было совсем темно. Заснул я только под утро. Больше я там не ночевал.
Летом мы с Гариком бегали на реку. Он прекрасно плавал, потому что родился и жил над рекой. Мне тоже захотелось искупаться. Я вошел в воду, но там оказалось глубоко, и я начал тонуть. Плавать я не умел. Гарик спас меня.
Когда начинало холодать, мы бегали на станцию за углем. У кого был огород, выкапывали картошку, овощи. Выпадал пер-вый снег, и мы под ним искали, оставленную картошку. Выка-пывали ее из мерзлой земли и пекли на костре. Было очень вкусно,– мы были всегда голодными. Так проходили дни и месяцы.

Я пошел в школу
1943 году мы с Гариком пошли в школу. Книжек не было, чернил тоже не было. Каждый писал на газетах между строк. Зато на Новый Год, нам давали по два пряника, которые трудно было раскусить, и по две конфетки.
Недалеко от нас был Детдом. Там жили дети, у которых не было родителей по разным причинам: потерялись, погибли, бросили. Ребята рассказывали, что не на всех хватало кроватей, и они спали на сдвинутых стульях. Плохо кормили, а некоторые воспитательницы, воровали хлеб, мясо и другие продукты, чтобы кутить с ходячими ранеными. Ребята постарше считали месяцы, когда им исполнится 17 лет, чтобы уйти на фронт.
Внезапно нам с мамой пришла посылка от дяди Марка. В ней было письмо и мандарины. Он писал, что нашел нас через Министерство Вооруженных Сил, где служит инспектором. Скоро узнает, что с нашим папой, и, если он жив, то передаст ему наш адрес. Дядя Марк писал, что нашел бабушку Риву и тетю Лизу с детьми. Они живут в городе Чкалове. Это настоящий праздник!

Нашелся наш папа
В 1944 году нашелся, и наш папа Он служил в Прикарпат-ском военном округе, в штабе. Когда освободили город Львов, папа незамедлительно связался с нами, и пообещал вскоре нас туда вызвать. Для того, чтобы нас вызвать, требовалось разре-шение начальства. Вызов мы получили, и на этом наша жизнь в Ачинске закончилась. Я не помню, как мама увольнялась, или переводилась, но жалко было расставаться с Гариком.
Дорога во Львов была долгой, и когда мы проехали Сибирь, она стала напоминать нам эвакуацию: разрушенные дома, ство-лы обгоревших деревьев и, даже трупы, запорошенные снегом.
На львовском вокзале нас встретил отец с его другом. Оба с пистолетами. Встреча была очень трогательная. Обнимались, плакали, долго не могли насмотреться друг на друга. Нас отвез-ли в квартиру, где мы будем жить. Она оказалась просторной и очень красивой. Высокие потолки, паркетный пол, балкон. Мы не представляли, что бывают такие квартиры. Туалет в коридоре, большой двор, который закрывается железными воротами.
В квартире было все необходимое, – папа позаботился. Подо-роге с вокзала домой нам встречались высокие красивые здания с остроконечными крышами, а возле них стояли и ходили жен-щины в белых шляпах, похожие на крылья птицы. Папа объяснил, что эти высокие здания – костелы, где молятся католики, женщины-монашки.

Моя жизнь во Львове
Меня определили в русскую школу №10 и возили туда, так как в городе еще было опасно, на русских могли напасть ОУНОвцы. Занятия я часто пропускал по болезни. Вот интересно, когда мы жили в холоде и в голоде, я ни разу не болел, а в тепличных условиях, стал болеть часто и серьезными болезнями. Из больницы не выпазил. Меня на санях, запряженных лошадью, туда возил папин друг дядя Вася. Он говорил по-польски лечащему врачу, профессору, что, если со мной, что-нибудь случится, то он его убьет. Я дважды болел брюшным тифом и постоянно фолликулярными ангинами. Уроками я не занимался, учитель ко мне не приходил. Приносили бумагу и карандаши. Рисовать я любил, и у меня неплохо получалось. То, что много пропускал занятий, отражалось негативно на моей успеваемости.
Развлечений у меня почти не было. Папа иногда брал меня с собой на службу, там был красивый двор с бассейном и в нем плавали карпы. Впервые в жизни я поймал крупного карпа, а дядя Вася - повар, сказал, что он мне его поджарит. Всякий раз, когда я приходил к папе на работу, дядя Вася угощал меня пищей, которую я никогда не ел. Действительно, он был генеральский повар.

Папа служил в штабе округа
Папу уважали в штабе. Он был прекрасный парикмахер. Об-служивал генералов округа и тех, кто приезжал из Москвы, высший комсостав и обслуживающий персонал, никому не отказывал. Ему хотели присвоить офицерское звание, но он отказался, мотивируя тем, что по своей натуре сугубо гражданский человек, и благодарил за доверие.
Ему предлагали должность в секретариате. Часто приходилось печатать важные документы, и он это делал виртуозно. Пишу без преувеличений, – сам видел и удивлялся. Очень был способный человек.
Моя «работа» была – болеть. Постоянные ангины не проходи-ли бесследно, они давали осложнения. Стали болеть ноги, опу-хать суставы. Врачи определили ревматизм. Нужно ноги держать в тепле. Оставаясь дома, я слушал радио, очень любил песни военных лет и быстро их запоминал. Любил, когда поет С. Я. Лемешев и я всегда ему подпевал, не подозревая, что у меня хороший голос. Папа услыхал, как я пою «Вдоль по улице метелица метет»:
– Гриша, у тебя прекрасный голос и замечательный музыкальный слух, – сказал он.
С тех лор, где бы в гостях я с ним не был, он меня просил петь.
В школу без сопровождения я не ходил. Обстановка в городе была небезопасной. Могли напасть ОУНОвцы, их бродило мно-го. Их называли бандеровцами. ОУН – это организация украин-ских националистов, а Бандера Степан Андреевич, идеолог и теоретик украинского национализма. Впоследствии он стал во-ждем украинских националистов. При освобождении Западной Украины, в том числе и Львова, бандеровцы переходили, то на сторону советских войск,– они боролись за независимую Укра-ину,– то на сторону фашистов. В итоге, освободив Львов, Советское правительство объявило, что Западная Украина Советское государство. Бандеровцы стали вести партизанскую войну. Охотились за руководителями, представляющими советскую власть, писателями, поэтами и рядовыми жителями. Часто поднимали восстания против, как они говорили, «Советов». Мой отец вместе с другими уезжал на их подавление. Была настоящая война. Были жертвы с обеих сторон. ОУН – организация жестокая и кровожадная. Погубила много талантливых людей, особенно евреев. Просуществовала долго. В 1959 г. Степан Бандера был убит агентом КГБ Богданом Сташинским.
День Победы
В один из дней конца апреля или в начале мая 1945 года, я точно не помню, утром прогремели выстрелы. В чем были, вы-скочили на балкон и увидели странное зрелище. Все военные, которые жили в нашем доме и вокруг нашего дома, стреляли в воздух и кричали: «ПОБЕДА». Вы не представляете, что твори-лось на улицах: люди целовались, обнимались, плакали. «Ра-дость со слезами на глазах».
ОУНОвцы продолжали партизанскую войну с большей яро-стью. Против них продолжались боевые операции в городе и за его пределами.
Через несколько месяцев стали демобилизовывать людей старшего возраста. Был такой случай. Папа встретил знакомого старшину и пригласил к нам в гости. Сидели допоздна. У гостя было много наград. Он рассказывал, где воевал, и за что получил столько наград, скоро демобилизуется и не знает, куда ему податься. Всю его семью расстреляли фашисты. Старшина остался у нас ночевать. Во сне он кричал что-то об атаке.
Папа тоже хотел подать рапорт об увольнении, чтобы уехать в Житомир, мотивируя тем, что в Львове будет постоянная война, да и климат плохо влияет на мое здоровье. Мама его вся-чески отговаривала:
– Житомир полностью разрушен, скоро все кончится и будет здесь нормальная жизнь, – уговаривала его она.
Рапорт не подписали. Только в начале 1948 года, папа уволился. Ему подарили напамять печатную машинку, и мы уехали в город Житомир. Это была большущая глупость.
ВОЗВРАЩЕНИЕ В ЖИТОМИР
Вернувшись в Житомир, первое, что мы увидели – зто разру-шенный вокзал и улицу Ленина. На участке от площади Розы Люксембург, где был наш дом, до Московской улицы почти не осталось домов – сплошные руины, ни одного целого дома. В Военном госпитале трехэтажный лечебный корпус, уникаль-ный памятник архитектуры XVII века разрушен и т.д. Всего в Житомире было разрушено 533 дома, 31 предприятие, 16 школ, 3 техникума, 2 института, больница, поликлиника, железнодорожный узел. Население города после войны уменьшилось вдвое, всего 53 тысячи жителей. Вот такую цену пришлось заплатить Житомиру за победу над коварным врагом, кто пережил эту страшную трагедию, День Победы – это не просто праздник избавления от страшного смертельного врага, а от опасности, которую страна не знала за всю историю.

Незабываемая встреча
За пару лет до нашего приезда в Житомир возвратился воен-ный госпиталь, где дядя Миша, был начальником терапевтиче-ского отделения. Во время эвакуации ему разрешили взять его мать, то есть Риву и тетю Лизу с детьми. Они жили вместе. Так же они возвратились в Житомир. Им дали квартиру на улице Базарной (Первомайской). Эта улица не была разрушена. Там стояли одноэтажные дома. В начале улицы жили военные и гражданские врачи. Дядя Миша выделил им большую комнату. Мы поехали к ним.
Нас встретили с радостью, особенно, моя любимая бабушка Рива. Так получилось, что в одной комнате жили семь человек с удобством во дворе. Ну, как говорится: «в тесноте, да не в обиде». Через стенку в двух комнатах жили дядя Миша с двумя сыновьями Яшей и Лелей. С ними жила и тетя Клара,- родная сестра умершей в эвакуации жены дяди Миши. Она решила заменить Яше и Леле их мать. По неизвестным причинам, тетя Клара всячески настраивала детей против семьи тети Лизы.
Мой папа и дядя Миша были большими друзьями и любили друг друга. Братья меня встретили, как чужого.
В Житомире мы не были знакомы, жили в разных местах. Они были старше меня на год и три месяца. Леля, еще до нашего приезда закончил два класса музыкальной школы, его отчислили за то, что он увлекался игрой эстрадной музыки. Он прекрасно играл на фортепиано, у него был абсолютный музыкальный слух. Все свободное время он занимался на пианино, которое стояло у него в комнате. Леля даже кушал на пианино, закрыв его крышкой. Кто его слушал, никогда бы не поверил, что этот мальчик учился всего два года в музыкальной школе. Он играл по нотам и по слуху, играл все правильно.
Жизнь семи человек в одной комнате была нелегкой. Соору-дили ширму, отделили небольшую территорию для нашей спальни. Папа хлопотал о выделении нам квартиры, но дело решалось медленно.

Тетя Клара
Меня определили учиться в школу №15.. С первых же дней я проявил себя драчуном и слабым, а точнее, плохим учеником. Постоянные болезни, больницы сказались на моей успеваемо-сти.
Братья про это рассказывали тете Кларе, она воспринимала это с удовольствием. Даже тогда, когда дядя Миша бывал в командировках, она обязательно напоминала братьям, чтобы в письмах к папе, они обязательно писали, как Гриша плохо учится, тем самым, напоминая о своем превосходстве в воспитании его детей.
В этой связи, хочу добавить, что тетя была старой девой и, как говорят, «положила глаз» на дядю Мишу, стараясь заменить детям не только маму, но и жену. Ничего не вышло, и она осталась прислугой у детей на всю, оставшуюся жизнь. Тетя Клара натравливала близнецов против родни со стороны их папы: высмеивали их, придумывали им всякие клички, унижали их. Больше всех доставалось беззащитной семье тети Лизы, которая еле-еле сводила концы с концами.

Бабушка Рива не могла без работы
Бабушка Рива постоянно трудилась. Не могла жить без тор-говли. Ее познакомили с одним барыгой, который продавал, инкогнито, по знакомству, мануфактуру спекулянтам, а они, спекулянты, перепродавали ее на базаре и имели определенный доход. Их, конечно, отлавливали. Риву несколько раз арестовы-вали, и дяде Мише приходилось ее освобождать. Он говорил, что она позорит его, вредит его карьере. Бабушка, молча, слушала, посидела пару дней дама, а затем продолжила свои «походы». Ее уже не трогали,– знали, чья она мать. Каждый раз, когда она приходила с базара, то приносила мне вкусную и свежую еду. Бабушка меня очень любила, и я ее очень люблю, до сих пор.

Учёба в школе
Школа № 15 была семилеткой, то есть, в ней заканчивали семь классов. Добавлю, что обязательным образованием в то время было семь классов, и что мальчики и девочки учились в разных школах. С этим я и сейчас согласен. Было больше уважения мальчиков к девочкам и наоборот. В школе была художественная самодеятельность, и туда отбирали учащихся. Прослушали и меня. Подошла моя очередь и меня позвали на сцену. Руководитель нажал на несколько клавиш, и я их пропел. Он внимательно посмотрел на меня и сказал, не-много заикаясь:
– Подожди меня в зале. Я окончу проверку и к тебе подойду. Поговорим. – Звали его Сергей Андреевич. Он подошёл, сел рядом:
– У тебя хороший музыкальный слух и замечательный голос, красивый тембр. Тебе не надо петь в хоре, ты должен петь один, а в хоре ты будешь выделяться. Нельзя перетруждать твой голос. Береги его.– Мы попрощались. Позже я узнал, что он работает в музыкальном училище завучем.
Рядом, по той же улице, была школа №25. Она была десяти-леткой. Кто хотел продолжить учёбу, мог перейти после окончания 15 школы в школу №25. Некоторые, а может большинство, шли учиться в техникумы, ФЗУ или в другие учебные заведения, куда принимали после семи классов. Ребята этих школ общались между собой и знали, что происходит в каждой из них. Мои братья учились в 25 школе, и, конечно же, узнали, что у меня хороший голос, и что Сергей Андреевич уделил мне особое внимание.
Уже окончились занятия, и я собрался идти домой, когда уви-дел, что ждут меня мои братья. Мы поздоровались, и Лёля спросил, почему я к ним не захожу?
– Я без приглашения в гости не хожу.– Приходи, попоем,– пригласил он. Вечером я зашёл к ним, предварительно пошу-тив, сказал маме, что я иду налаживать дипломатические отно-шения. У них были дома все. Поздоровался с теми, кого не ви-дел, и они стали меня расспрашивать об эвакуации, о том, о сём. Я не стал особенно распространяться, зная, что с ними говорить надо осторожно, стараясь больше слушать:
–Ну, а какие песни ты знаешь, какие любишь петь?– я от-ветил:
– В основном слушал песни по радио, – это было моим един-ственным развлечением в больнице, когда я там лежал или дома.
– Ты, Лёля, играй, а я тебе подпою,– и начал подпевать одну, другую.
– Пой громче, не стесняйся.–. Мы спели столько песен, что их было бы достаточно на целое отделение концерта. Дома рас-спрашивали, как ко мне отнеслись?
– Нормально, – ответил я.
Каждый день, идя в школу, родители давали нам с собой бу-терброд. Были учащиеся, у родителей которых не было, что им дать.
Одним из них был мальчик по фамилии Деминштейн. Вид у него был измученный и одет он был хуже всех. Узнал, что его отец парикмахер, и что у них большая семья, предложил ему половину бутерброда, но он отказался. Я стал его уговаривать:
– Мой отец тоже парикмахер и мы, вроде бы, родственники.– Наконец, еле уговорил. Нам хватило бутерброда на двоих.
Курильщики
Дети военных лет, почти все курили с детства. На каждой пе-ремене невозможно было попасть в туалет. Дым стоял столбом. Курили они самокрутки с махоркой и табаком. Особенно в зим-нее время, когда долго стоишь на холоде, и ждёшь, пока освободится уборная. Я подговорил несколько ребят со старших классов, проделать такую шутку. Пацаны не только курили, но одновременно, писали. В это время быстро снимали с них шапки и подставляли под струю. Писающие сразу не могли остановиться, и шапки наполнялись мочой. Дальше, что было вы, дорогой читатель, можете себе пофантазировать. Смеялась вся школа. Я был хулиганом, в эвакуации меня вос-питывала улица.

Изя Ладензон. Мои родственники
В классе я подружился с хорошим, скромным мальчиком Он хорошо учился и предложил мне свою помощь. Я с удовольствием её принял. Два - три раза в неделю я к нему приходил. Этот мальчик – Изя Ладензон. Отец его погиб на фронте. Был у него старший брат Борис и очень гостеприимная мама. Мы не только учили уроки, но и занимались спортом: играли в футбол, баскетбол. К дереву было прибито ведро без дна, и мы туда забрасывали мячи. Братья увлекались шахматами. Изя. постоянно меня подбадривая, говорил:
– Гриша, ты очень способный и очень ленивый мальчик. – Мы с ним дружим, по сей день. Старший брат его Борис был всесторонне развитым. Сейчас ему 80 лет, а он бегает каждое утро по 5 километров и делает различные виды зарядок.
В школе меня все знали благодаря моему голосу. Был ещё один мальчик с хорошим голосом. Мы с ним пели дуэтом песню «Эх, дороги», а в основном, я пел один. Часто заходил к Леле, чтобы разучить новую песню.
С Гариком, к сожалению, я встречался редко. Они жили далеко от нас. Квартира у них была в старом доме, одна большая комната и коридор. Жили бабушка и дедушка, тётя Роза с тремя детьми: Кеней, Гариком и Димой. Папа их при-езжал довольно редко из длительных командировок. Я его плохо помню. Слышал, что по национальности он русский и, что он любил выпить. Он помог эвакуироваться всей семье и, тем самым, спас их от гибели. Помог им возвратиться в Житомир. Тётя Роза вскоре умерла. У неё были проблемы с лёгкими и трое детей остались на иждивении у бабушки с дедушкой. Папа им оказывал небольшую денежную помощь. У нас самих не было денег.
У папы был брат Бума – они были близнецами. Жил Бума в городе Хмельницке. Вернулся с войны инвалидом. Получил ранение в ногу и ходил в ортопедическом ботинке. Классный был человек. Уже, будучи дома, соседи ему рассказали, что жена в его отсутствии вела себя непристойно. Подробности я не знаю. Мама говорила, что она была красивая женщина. Осталась ли она при немцах, или эвакуировалась,– мне не известно. Дядя Бума с ней расстался, и сошёлся с другой женщиной. У них родился сын Яша. Бума к нам приезжал часто. Он работал старшим контролёром на юго-западной железной дороге. Хорошо рисовал. В отличие от моего отца, любил в компании выпить и, вообще, был оптимистом.
У моего папы был ещё и старший брат, звали его Дузя. Он слу-жил в органах. Погиб в первые дни войны на фронте. Его жена, Клара, рано осталась вдовой с дочерью Идой на руках. Жили они в Киеве на Подоле. Я к ним часто приезжал, Клара была прелесть. Очень гостеприимная. В процессе моего повество-вания, я буду возвращаться к развитию событий в их жизни.

ОЧЕВИДЦЫ
По возможности мы ходили в гости к знакомым моих родите-лей. Были и такие, кто остался в оккупации. Они нам рассказали, что происходило в Житомире во время войны от начала и до кон-ца. Я постараюсь передать коротко, потому что говорили долго.
9 июля 1941 года в первой половине дня, Житомир был оккупи-рован. С целью запугивания населения, на центральной площади фашисты проводили публичные казни. В городе стали делать облавы для отправки молодёжи на принудительные работы в Германию. Особенно жестоким было отношение к людям еврейской национальности. Их убивали только потому, что они евреи. На 10-том километре от центра города выкопали шесть больших котлованов. Мужчин расстреливали, а детей и женщин закапывали живыми. Верхний слой земли ещё долго шевелился от движения, закопанных живыми людей. Два с половиной года Житомир находился под фашисткой оккупацией. Дважды пришлось освобождать город. Первая попытка закончилась неудачей в ноябре 1943 году. Немцев выгнали, наконец, в ночь с 31 декабря 1943 года на 1 января 1944 года.
Я спросил о судьбе моего друга детства Юзика.
Он гулял во дворе, когда зашло несколько фашистов и поли-цай.
– Вот гуляет маленький юда, – сказал он и указал на Юзика. Один из фашистов схватил Юзика за ноги и, сразмаху, ударил его об угол дома, да так, что голова раскололась на две части. А родителей расстреляли.
Через несколько, лет я познакомился с одним мальчиком по имени Лёня. Он рассказал жуткую историю из его жизни при фашистах. Сотни евреев собрали на площади и погнали в сторо-ну Богунии, - район в Житомире по шоссе на Львов. В толпе были женщины, старики, дети и вся его семья. Лёне тогда было 11 лет. Там был вырыт длинный ров. Фашисты и полицаи построили всех в ряд и стали обыскивать каждого, даже заглядывали в рот. Была паника, визги, крики. Ужас! Прогремело несколько выстрелов. Очнулся Лёня в яме. Было уже темно. Стал выпазить по трупам и звать маму, бабушку, но ответа не последовало. Понял, что нет их в живых и стал ползти по горе трупов к тому месту, где можно было выбраться. Вылез из ямы и спрятался за дерево. Дальше он не стал рассказывать, ему было тяжело. У него на глазах появились слёзы.

КВАРТИРНЫЙ ВОПРОС
На первом плане стоял квартирный вопрос. Больше жить в таких условиях было немыслимо ни нам, ни Лизе с семьёй. Случайно мы узнали, что напротив нас в переулке ос-вобождается квартира. В ней проживает чиновник с семьёй и его эта квартира не устраивает. Отец пулей помчался туда. Познакомился с хозяином, рассказал ему положение дел, где служил, кем работал, кого обслуживал. Очень попросил его похлопотать, чтобы эту квартиру дали нам. Пообещал, что услуги моего папы ему тоже пригодятся.
Полищук, такой была фамилия чиновника, оказался порядоч-ным человеком и квартиру нам дали. Прежде чем съехать, По-лищук предупредил о сырости, особенно, в осеннее и зимнее время года и пообещал своё содействие в ремонте квартиры.
Сырость – это мягко сказано. По стенам текла вода. Жить в таких условиях было совершенно невозможно, особенно мне с моим ревматизмом. Стали бить тревогу. Управдомами сослался на то, что у него нет денег на закупку нужных строительных материалов. Требуется капитальный ремонт. Пришли журналисты и с ними прораб. Обследовали каждый метр. Пригрозили прорабу и управдомами, что если не будут приняты экстренные меры по ремонту квартиры, то пришлют прокурор-скую проверку, а они найдут, за что их наказать.
После такого «наезда», – пошло, поехало. Появились нужные материалы и прораб с рабочими. Управдом попросил папу, что-бы он позвонил по какому-то телефону и сказал, что всё в по-рядке. Папа пообещал обязательно позвонить, когда закончат работу и пришлют комиссию по приёму проделанной работы.
Квартира состояла из двух комнат и большой кухни с погре-бом. Водопровод- колонка была в 30 метрах от дома и страшная деревянная, загаженная уборная. Мы с мамой часто вспоминали о львовской квартире с паркетными полами, с тёплым туалетом, где унитаз был с тремя педалями: одна сливала водой, вторая щёточкой подтирала, а третья подмывала.
Через стенку с нами жил капитан с семьёй, в туалете он на-жал на педаль, щетка его мазнула. От неожиданности он подскочил и нагнулся посмотреть, что это. Нажал на педаль, и щётка мазнула его два раза по губам. Молчал бы, а он не сдержался и рассказал об этом жене. Она две недели его к себе не подпускала. Узнав про это, мы долго смеялись, а теперь заплакали. Неужели, нельзя было поехать в Житомир на пару дней на разведку. Узнать обстановку. Неужели отцом повелевала боязнь остаться в Львове из-за бандеровцев, и ещё много «неужели».
Приезд в Житомир коренным образом изменил нашу жизнь, отнюдь, не в лучшую сторону. Работы у парикмахеров было немного. Мама не работала. Денег хватало на пропитание, а на одежду денег не хватало, приходилось экономить, чтобы купить необходимое. Я рос, одежда снашивалась, дряхлела, а новую купить было не за что. Плохо был одет и это меня страшно унижало.
Наконец, закончили ремонт, и мы переехали в нашу квар-тиру. Нужно было пилить дрова, носить воду. Всё это было на мне. У меня был товарищ, он мне помогал пилить, а я помогал ему. Вот так мы кооперировались. Складывал дрова в сарае, который тоже требовал ремонта Уголь, дрова, водопровод на улице, – всё как во время эвакуации. Вот так мы жили. Долго. День через день я приходил к Лёле попеть, у нас уже был большой репертуар и мы его обновляли новыми песнями, а день через день я приходил к Изе Ладензону, чтобы догонять, пропущенные знания. Не знаю за что, но меня в классе уважали, и приглашали к ним домой делать уроки.

Наш первый концерт
Как-то дядя Миша предложил нам с Лёлей выступить на кон-церте в госпитале и спеть пару песен. Мы начали выбирать, какие песни петь. Решили одну песню грустную о войне, а другую веселую. Грустная песня называлась «Галиночка», а другая песня называлась «Сирень, черёмуха». На концерте был весь медицинский персонал и ходячие больные, раненные на войне. Был полный зал народу. Когда я начал петь «Галиночку», наступила полная тишина и, когда закончил петь, тоже была тишина. Я и Лёля застыли. Нам показалось, прошла целая вечность. Раздался шквал аплодисментов и крики: «Браво»! Не давали начать другую песню. Ведущий концерта попросила нас спеть последний куплет. Содержание этой песни очень трогательное. Галиночка жила с отцом и он её безумно любил. Война их разлучила. Когда отец вернулся с фронта, то узнал, что фашист заколол её штыком. Красивая мелодия. Говорили, что некоторые плакали. Спел вторую песню, и зал долго не отпускал нас со сцены. Так прошёл наш первый концерт, и дяде Мише за нас не было стыдно.
Кроме меня эту песню никто не пел. Я её нигде не слыхал, ни по радио, ни по телевидению, в концертах, посвящённых Дню Победы. Нам её привёз из Ленинграда двоюродный брат Лёли Борис Бихман. Он учился там, в институте, умел играть на аккордеоне и, вообще, был очень способный человек. Борис пополнил наш репертуар многими песнями, которые я исполнял многие годы, и которые я больше нигде не слышал. Я благодарен ему за это.
Я уже писал, что улица, где мы жили, была заселена, в основ-ном, врачами, многие из них работали в госпитале. После кон-церта к Лёле стали приходить их дети, которые учились играть, кто на скрипке, кто на трубе и т. д. Среди них выделялся Жора Бадьян, который очень хорошо играл на скрипке. Отец застав-лял его заниматься по два, три часа в день. Жора хорошо учился в школе. Пел со мной дуэтом. Выступал в комических сценках, очень здорово свистел всеми пальцами, да так пронзи-тельно, что уши закладывало.
К нам приходили ребята отовсюду. Нужно было место для ре-петиций. Госпиталь, при всём желании заведующего клубом, не мог нам помочь,– ведь это воинская часть. У него на складе были кое-какие инструменты, и он готов был их нам дать. Я там увидел новенький саксофон-сопрано. Заведующий клубом мне его дал на длительное пользование, и я стал я его осваивать. Получалось, но больше всего меня тянуло к барабанам. Любовался, как барабанщики играют в эстрадных оркестрах, в цирках. Везде они сидят впереди или на возвышенности, привлекая к себе внимание своим артистизмом и техникой. Понимаешь, что они играют одну из главных ролей в оркестре. Играют и ногами, и руками, и по нотам, задавая ритм и настроение оркестру. Достаточно вспомнить фильм «Музыкальная история», где музыканты воюют за барабанщика, вытаскивая его из оркестровой ямы, и несут в эстрадный оркестр. Какое огромное значение играет барабанщик в оркестре цирка, где кроме игры вместе с оркест-ром, он подчёркивает разные трюки фокусника, клоуна, или, когда выскакивают на манеж джигиты на лошадях. Барабанщик сам играет напротяжении 30 минут лезгинку в бешеном темпе. Очень сложный инструмент. Скажу вам совершенно точно, что класс ударных инструментов в консерватории по сложности стоит на втором месте после скрипки. Я говорю «барабанщик», а ведь правильно говорить «ударник», потому что в музыкальных учебных заведениях называют «класс ударных инструментов», а их насчитывается больше 28 видов, и все они звучат при помощи удара.

Дворец пионеров
Однажды меня вызвал директор школы и сказал, что ему зво-нили из Дворца пионеров и просили, чтобы я пришёл к ним. Они хотят меня послушать. Попросил Лёлю пойти со мной. Нас повели в зал две женщины и мужчина.
– Скажи, мальчик, что ты будешь петь, и этот дядя тебе сак-компанирует, – сказала одна из них, и назвала его по имени отчеству,– я ответил:– со мной пришёл аккомпаниатор,– и указал на Лёлю. Они переглянулись удивленно. Лёля сел за пианино и начал играть вступление к песне композитора Леонкавалло «Скажите девушки», как было написано в нотах. Я начал петь с чувством, стараясь передать содержание и мелодию песни. Мы выбрали эту песню, потому что она считается классикой, и её гораздо тяжелее спеть, чем другие песни. Когда мы закончили, они стали тихо делиться мнениями. Я подошёл к фортепиано и стал ждать, что они ска-жут. Ждали недолго.
– Знаете, мальчик, как вас там, Ший, – сказала она неприят-ным тоном, очевидно, чтобы меня принизить.
–А вы других песен не знаете?– знаю много,– ответил я.
– Так спойте какую-нибудь пионерскую,– я не знаю, не приходилось петь.
– Вы должны петь песни по содержанию, соответствующие вашему возрасту,– вмешалась в разговор другая.– Будут учить вас петь, и песни подберут, соответствующие возрасту,– уверенно заключила женщина. Позднее я узнал, что это была директриса.
–Что касается аккомпанемента, то у меня никаких замечаний нет, – вмешался в разговор мужчина. – Талантливый мальчик.
– Из того, что мы вам сказали, вы должны сделать правильный вывод. Ну, что вы скажите?– обратилась ко мне директриса:
–Учить меня петь не надо. Пою песни, которые мне нравят-ся, и посещать занятия у меня нет времени. Должен учить уроки. В первом и втором классе писал на газетах между строк, долгое время лежал в больницах. Так что, извините, мне нужно догонять упущенное – С нами попрощались, и мы пошли домой.
По дороге Лёля сказал, что о моём голосе не сказали ни слова. После такого прослушивания я всю ночь не спал. На сле-дующий день после уроков ко мне подошёл директор и спросил:
–Ты, что там наговорил?– ничего,– ответил я.
– Больше в школе я петь не буду.
Узнав об этом, руководитель хора Сергей Андреевич, нашёл меня, и я ему рассказал о том, что произошло. Он возмутился:
– Я позвоню им с работы. Великие специалисты! Они будут учить петь. У Шия с этим всё в порядке.
О каком возрасте может идти речь? Кто может установить черту, до которой нельзя петь о любви, а после которой можно? Разве мальчики и девочки не влюблялись в младших классах? О каком возрасте может идти речь для детей войны? Они с 10 лет работали на заводах и фабриках наравне с взрослыми, по 12 часов в сутки. Некоторые спали на заводе, чтобы не терять вре-мя на ходьбу домой. Купались в общей бане. Писали на газетах между строк огрызками карандаша. Жили в холоде и в голоде. Да, вообще, педагоги должны знать, что чувство любви прихо-дит в разном возрасте. Есть люди, дожившие до старости, и не испытали этого чувства, данного Всевышним.
Недавно смотрел и слушал концерт, посвященный 68 годов-щине Великой Победы над фашизмом. Выступал детский ан-самбль «Непоседы». Мальчик с девочкой дошкольного возрас-та одетые в костюмы лётчиков, держались за ручки и пели песню из кинофильма «Небесный тихоход», первым делом са-молёты, ну, а девушки потом и т. д. Вся песня о любви и ничего страшного в этом нет. Выглядело даже забавно. Много раз я слышал песни о любви, которые поют школьники. Когда я пел «Скажите девушке» мне уже было 13 лет, и я считал себя взрослым человеком после того, что я пережил во время войны. Педагогика, которая устанавливает возраст любви – это чушь. Педагоги, которые вгоняют любовь в определенные рамки – это вредители, особенно старые девы.
Так было в советское время. На всё были инструкции партии, и они должны были выполняться безоговорочно. Людям не надо было думать и, ни в коем случае, нарушать их, особенно педагогам.
Больше во Дворец я не ходил. Правда, один раз, меня попро-сили спеть по радио песню о футболистах. Очень попросили. Я пришёл во Дворец и выучил мелодию за 20 минут, а слова учить наизусть не надо было,– это же радио. Руководитель был удивлён, что я так быстро запомнил мелодию.
. Несколько слов нужно сказать о Яше, брате – близнеце Лёли. Его учили играть на скрипе, но он не хотел и, не любил на ней играть. У него был противный звук, и всё время он играл одну и ту же детскую песенку. Тётя Клара заставляла его заниматься, а он ей говорил:
– Ква,- так он сокращённо называл тётю, букву «л» он не вы-говаривал. –Я лучше пойду дров нарублю.

О ВСЕСТОРОННЕМ РАЗВИТИИ
Уважаемый читатель может подумать, что основным видом отдыха у нас была художественная самодеятельность. Мы не были фанатами – развивались гармонично: делали физическую работу дома, бегали, прыгали, лазили по деревьям, особенно в садах, где были фрукты. Нас гоняли, ловили, наказывали.
На бульваре открылся летний кинотеатр, и там, показывали заграничные фильмы такие как «Девушка моей мечты», «Судьба солдата в Америке», «Пэтэр» и другие. Денег на билет у меня не было, приходилось пробираться «зайцем». Бывало, приходилось залазить высоко на деревья, которые росли вокруг кинотеатра и смотреть.
Часто вечерами я бегал во двор Дома Офицеров. Там была летняя танцплощадка, обнесённая дощатым забором. Между досками были большие щели. Можно было увидеть, как играли музыканты, и как играл барабанщик, сидя на возвышенности. Оркестр играл знакомые мелодии и один из музыкантов пел. Микрофонов не было, он это делал просто для себя. Звали этого хорошего музыканта Борис Набедрик. Интересно, что его отец был владельцем парикмахерской, в которой работал мой папа «мальчиком».
И ещё. Случайно я увидел барабанщика из оркестра у нас в переулке. В соседнем доме жили его родственники. Я не постеснялся и подошёл к нему. Поздоровался. Он был маленького роста, в военной форме. Рассказал о моей мечте научиться играть на барабанах.
– Я знаком с твоим отцом и готов тебе помочь, но знай, что это не так просто, как кажется. Нужно проявить терпение, настойчивость,– предупредил он..
– А пока я тебе скажу, что нужно делать.

О нашем ансамбле
К нам продолжали приходить ребята и девочки. Некоторые были старше нас. Их тянула к нам свобода творчества, в хоро-шем смысле этого слова. С нами учился самый высокий маль-чик в нашем классе Коля Абрамов. Он сочинял хорошие стихи, фельетоны, в которых высмеивал лодырей, пьянчуг, расхитите-лей государственного имущества и другие пороки. Делал он это остроумно и смешно,– он вёл программу концерта. К нам пришли две девушки Ева и Валя. Они замечательно пели дуэтом и были красивые. С Евой я пел «Летят перелётные пти-цы». Ева была очень красивая и в неё все были влюблены, кроме меня. К нам пришёл потрясающий парень Толя Рюмин. Он был постарше нас, и был всесторонне развитым человеком. Хороший голос, начитанный, замечательный спортсмен, у него мы многому могли научиться. Таким образом, у нас сложился дружный коллектив. Были все жанры, даже была танцевальная пара. Мы давали концерты и проходили, как сейчас говорят: «на ура». Нужно обязательно сказать, что некоторые участники ансамбля впоследствии стали известными и заслуженными людьми. Я с ними сотрудничал и был в дружеских отношениях. Дальше я их обязательно назову.
В тот день, когда мы вернулись из Дворца Пионеров, у братьев произошло важное событие. Дядя Миша привёл в дом женщину и объявил её своей женой. Она была моложе дяди, некрасивая с длинным носом, и звали её Леонтина Семёновна. О том, как это событие восприняли дети, особенно, тётя Клара, вы себе можете представить. Описывать я не стану. Волновало меня только то, что нам не было где репетировать, ведь мы до этого собирались у Лёли, а как будет дальше? Ведь музыка и лишний шум мог ей не понравиться. Волнения были напрасны. Против детей мачеха не пошла.

Школа № 25
Прошло время. Я окончил школу № 15. и перевёлся в школу №25 – решили продолжить образование. Со мной перевелись мои старые друзья и Изя Ладензон. Мы были зачислены в тот класс, где учились мои братья.
Другие учителя, другие учащиеся.
Скажу вам откровенно, что я учиться не любил и учителей не любил, кроме некоторых. Они мне отвечали взаимностью. Ребя-та в классе были хорошие, среди них выделялся Шурик Рушай-ло. Он сыграл большую роль в моей ученической жизни. Хоро-шо учился, был старостой класса, организовывал внеклассные мероприятия, заботился об общей успеваемости класса. Кри-стально честный человек, и делал всё это не ради того, чтобы завоевать любовь учителей, а от всей души. Его все уважали и любили. Скажу без преувеличения, что он был старостой всех старших классов. Я о нём вспоминаю с большой теплотой. Мы с ним быстро подружились по разным причинам. Шурик хотел меня вытащить из посредственных учеников в хорошие. У меня не было нужных принадлежностей для учёбы в старших классах, не было нужных карандашей, готовальни для черчения и некоторых учебников, а главное, особого желания учиться, что происходило от моей глупости и лени. Счастье, что я вовремя спохватился.
Шурик жил близко от меня. У них был собственный дом, уцелевший во время войны. Я часто приходил проконсультироваться с ним по разным вопросам, касающихся учёбы. Жили они не бедно. Мама его была очень добрая, и гостеприимная женщина. Всегда старалась угостить, чем - нибудь вкусненьким. Отец Шурика погиб на фронте. Мама рас-спрашивала обо мне, а Шурик старался приукрасить мои способности, особенно то, что я хорошо пою. Меня попросили спеть. Я застеснялся, но Шурик настоял. Начал петь песню на еврейском языке «Папирэны киндэр», что означает – бумажные дети. Песня эта похожа на молитву. Мама плакала, а Шурик побледнел. После меня просили ещё попеть, и я пообещал:
– В следующий раз приду с аккомпаниатором, то бишь с Лё-лей, и мы попоём.– Пианино у них было.
Я очень стеснялся своей одежды. Шурик видел это, а вида не подавал. С тех пор мы подружились с Шуриком на долгие го-ды.
Мальчики и девочки учились в разных школах и, когда в нашей школе устраивали вечери, то приглашали девочек из школы №14. Эта школа считалась элитной. На вечерах давали совместные концерты. Организатором подобных мероприятий был Шурик Рушайло, и я никак не мог отказать ему, петь в кон-церте. Выйдешь на сцену, и долго с неё уйти не можешь.
Вообще мне нравились другие женские школы: №7 и №17. Там были девочки попроще и не надо было петь, тем не менее, Шурику я не мог отказать.
На одном из таких вечеров, которые проходили в нашей школе, присутствовала директриса женской школы № 14. Она была дочерью нашего первого секретаря обкома партии дважды Героя Советского Союза Фёдорова, – легендарная личность. Организатор и руководитель одного из партизанских соединений во время войны. После моего выступления меня подозвали к ней, и она меня попросила:
– Когда у нас в школе будут проводиться вечера, чтобы вы пели, – это моя личная просьба,– Сказала она с красивой белозубой улыбкой. Если бы я был умнее и находчивей, то нашёл момент и попросил её помочь с квартирой. Впрочем – это мой бред.

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ МОЕЙ СЕСТРИЧКИ
25 апреля 1949 года родилась моя сестричка Аллочка на 14 лет моложе меня. Мама рожала её в страшных мучениях. Долго лежала в больнице, и когда её привезли домой, она сильно страдала от боли, да так кричала, что я от страха уходил из дома. Ужасно было слышать эти вопли, и я сильно переживал. Жалко было маму, ведь мы с ней столько прошли вместе. Сердце разрывалось на части. Приходили врачи – гинекологи. Давали обезболивающие лекарства и стоны, наконец, утихли.
Первое время я ревновал – малышке уделялось большая часть внимания, но это быстро прошло. Алла росла симпатичной де-вочкой и, я бы сказал, талантливой. Когда ей было 8 месяцев, она, держась за перила кроватки, пела: «Ах, Самара-городок».
Рождение Аллочки дало какой-то взрыв, толчок к пересмотру своего поведения и отношения к дальнейшей жизни. Ответ-ственность за самого себя. Всё, что в моей жизни было и будет – это «Я». Нужно немедленно распределить своё время на учебу, музыку и свободное время. Одним словом «повзрослел». Это не фантастика, так произошло со мной на самом деле. Я дал себе клятву, что сделаю всё, чтобы жить нормальной жизнью: окончить школу, получить аттестат зрелости, получить высшее образование. Оно зависело не только от знаний, но больше от национальности, от взяток или блата. Я уже много слышал по этому поводу.
Больше стал уделять времени учёбе, перестал получать двой-ки, и обнаружил, что легко и быстро усваивал материал, гораздо быстрее, чем те, кто мне помогал. Учителя, возможно, по привычке, занижали мне оценки. Это заметил и Шурик Ру-шайло. Осторожно намекнул классной руководительнице Наталье Михайловне.

Наши учителя
В этой связи хочу сказать, что учителя, в основном, были прекрасно знающие свой предмет, интересно и увлекательно излагали материал, отличались своеобразной методикой преподавания, иногда даже странной. Хочу вспомнить некоторых из них, правда, не всех помню по имени отчеству, – прошло 60 лет, но суть не в этом, а в методах преподавания. Историю преподавал Соломон Моисеевич Бенемович. Фронтовик, раненый в руку. Когда был его урок, открывалась дверь, летел портфель на стол, а за тем он входил сам. Очень интересно излагал материал. Учил нас конспектировать основные тезисы не под диктовку, а самостоятельно мыслить, что главное, в изложенной теме. Давал больше, чем было в учебнике. Однажды он меня вызвал отвечать, а я не был готов к уроку. Мне подсказывали со всех сторон, я что-то мямлил. Соломон Моисеевич меня остановил и сказал:
– Не мучайся. Я тебе поставлю тройку за то, что ты хорошо поешь
– Не ставьте мне ничего,– попросил я. – На следующий раз я выучу то, что было задано на сегодня, и что будет задано на следующий раз. За оценку моего пения большое вам спасибо.
– Молодец. Хорошо сказал, – улыбнулся он.
В те далёкие времена не было отдельно кабинета физики, хи-мии. Все необходимые наглядные пособия учитель, с помощью учеников, приносил в класс.
Физику преподавал учитель по фамилии Бычинскикий. Ни один урок не проходил без опытов. Многое изготавливал он сам. Для одного из опытов потребовалось электричество. Вклю-чил свет, а лампочка не загорелась. Вывинтил лампочку из па-трона и, чтобы проверить, есть ли ток в сети, послюнявил палец и засунул его в патрон. Мы обалдели, ток был,– лампочка перегорела. Кроме того, что он хорошо знал и любил свой предмет, он был замечательный художник-профессионал.
.Интересно преподавал математику Яков Львович Вулах. Он требовал от учащихся самостоятельно мыслить. Вечно опазды-вал на урок, даже тогда, когда должна быть контрольная работа. Ребята жаловались, что не успеют, а он отвечал:
– Кто знает, тот успеет.
На вопрос: – Почему вы редко ставите пятёрки? – он отвечал:
– Бог знает на пять, я на четыре, вы…,– и так далее.
Будучи уже в довольно зрелом возрасте, он заочно окончил МГУ, механико-математический факультет.
Химию преподавал завуч, фамилию его не помню, но кличка его была «Лопух». Очень нудно проводил уроки. Ребята узнали, что он любил играть на балалайке. Боря Кутовой тоже играл на ней. Однажды он принёс её с собой в класс, и на уроке химии, как бы невзначай, зацепил струны. Завуч сразу насторожился и спросил:
– У кого балалайка, давай её сюда,– и играл целый урок, а мы внимательно слушали. Хорошо играл.

ЗАНЯТОСТЬ И КУЛЬТУРНАЯ ПРОГРАММА
С утра до вечера я был занят. Школа, уроки, репетиция, упражнения для игры на барабанах. Мог уже свободно заме-нить ударника в оркестре Дома офицеров. Важно было усвоить многообразные ритмические рисунки в разных танцах.
Сегодня на дискотеках, вообще, нет разнообразия движе-ний..Трясутся, размахивают руками. Если танец медленный,– прижмутся друг к другу и стоят, обнявшись. Танец предпола-гает совокупность определённых движений, синхронных с партнёром или небольшая импровизация. Танцам обучались ещё с дворянских времён. В послевоенные годы танцевали: вальс, вальс- бостон, танго, фокстрот, падеспань, краковяк, падэпатынер, польку. Этим танцам надо было учиться. Последними из них были твист, рокен-рол, а после началось безобразие. Ничего общего с танцами. Редко, кто из молодёжи умеет танцевать вальс. Мне можно верить. Я 14 лет проработал руководителем эстрадного оркестра на танцплощадке в парке культуре им. Ю. Гагарина.
Важным событием культурной жизни Житомира того време-ни, был приезд всемирно известного пианиста Святослава Рих-тера. Он родился и жил в Житомире. Старые музыканты знали его с детства. Они рассказывали, что он был озорным мальчи-ком, цеплялся за «конку», так называли трамвай. Кстати, первый трамвай пустили в Житомире. Приезжал С. Рихтер, чтобы посетить своих тётушек, и, одновременно давал один концерт в музыкальном училище. С ним приезжал его импресарио, полный рыжий человек и настройщик. Желающих послушать был полный зал и коридор. Я попасть на концерт не старался, – не очень любил классическую музыку.
Наша концертная бригада, как мы её называли, была востре-бована. Нас приглашали школы, разные организации, клубы. Нами заинтересовался горком комсомола во главе с первым секретарем Вилланом Фёдоровичем Бутенко. Он нас послушал и сказал:
– Концерт хороший, свежий репертуар, разнообразие жанров, есть чему поучиться профессиональным бригадам.
Свежий репертуар, потому что для нас писали наши авторы: Дима Квиселевич, сын учителя английского языка, впоследствии доктор филологии, мой товарищ Николай Абрамов наш одноклассник, Михаил Пресман наш друг из Киева. Они писали репризы, фельетоны и сами их исполняли. У нас были все жанры, и даже танцевальная пара. С оркестром у нас не всё ладилось. Не могли найти аранжировщика, который смог бы в лёгкой форме, расписать партии для инструментов. Что касается солистов, то скажу без преувеличения – они были просто замечательные: Ева Яхнис, Ольга Комарова, Валентина Лисёнкова, Валентина Рудницкая, Анатолий Рюмин. Пели соло и дуэтом. У них были не только красивые голоса, но и сами они были красивыми.
Творческие отношения рождали симпатии и, даже, любовь. Девочки любили петь со мной дуэтом, но не больше. Воз-можно, я не понимал ничего подобного. Но нет, думаю, что по-нимал и пользовался взаимностью. Это было настолько явно и убедительно, что не заметить и не почувствовать я не мог. Во-обще, я был чёрствым и тупым в таких тонких вопросах. Возможно потому, что я сам себе не нравился в бедной одежде, сын парикмахера,– это не придавало уверенности, почти все дети врачей, военных, а я…
Валя Лисёнкова была на нашем концерте и ей очень понравилось. Решила нас найти и прослушаться. Прекрасный голос,– просто соловей. Красивая и стройная. Находка. С готовым репертуаром. Рассказала, что она дочь военного и, где она живёт. Я стоял в стороне и слушал. В какой-то миг сердце моё дрогнуло. Почувствовал, что меня к ней влечёт. Ничего не испытывал подобного. Отошёл подальше. Мне показалось, что все на меня смотрят.
Когда закончили с ней разговаривать, она подошла ко мне и попросила проводить её домой. После небольшой паузы я отве-тил:
– Я не смогу без тебя жить после этого.
– Прекрасно,– сказала она, и мы пошли.
Прошло много лет, но я помню, то дерево, где мы стояли. На следующий день она пришла репетировать. Начала петь песню из кинофильма, который я смотрел, и слова этой песни я знал. Валя начала петь первый куплет:
– Коль жить, да любить, все печали растают, как тают весною снега. Звени дорогая, звени золотая, моя дорогая тайга. – И тут я вступил. От неожиданности все повернулись в мою сторону. Я стоял в углу:
– И пусть не меня, а её за рекою любая минует гроза. За то, что нигде не дают мне покоя её голубые глаза.
– Я так пел, что у меня мурашки по телу бегали. Всю душу вложил. Как-будто мы уже репетировали. Раздались аплодис-менты. Валя подошла ко мне, и при всех меня поцеловала, тихо сказав при этом:
– Я тебя не отпущу.
Горком комсомола, договорился с крымским горкомом о нашем приезде с концертами. Отца Вали, намечалось перевести на службу в г.Саратов. Это могло произойти в любую минуту. Отец был предупреждён. Валя боялась, что больше меня никогда не увидит, а ей многое нужно мне сказать.
После репетиции мы пошли в сад, и она стала меня уговари-вать, чтобы я приехал к ней, и мы вместе будем поступать учиться на артистов, а если мы больше не увидимся, то она умрёт. Начала меня обнимать и целовать, да так, что я чуть не потерял сознание. Напор был очень сильный, а я был уже «взрослый» мальчик и боялся совершить роковую ошибку, но этого не произошло. Валя убеждала меня стать артистом, что мы будем вместе работать, что у меня есть все данные. Умею петь и танцевать. Я ответил:
–У меня нет, и не будет роста, чтобы играть героя - любовни-ка, а играть на втором плане я не хочу. Да и это, мы говорим о далёком будущем. – Будем постоянно переписываться и воз-можно встретимся.– Так мы расстались. Впоследствии я узнал, что она окончила консерваторию, поет в театре оперы и балета города Саратова. Вот такая история.
. Наша бригада поехала в Крым. Нас встретили с радостью. Создали прекрасные условия для жизни и выступлений. Концерты проходили с успехом. В каждом городе нам устраивали интересные экскурсии. Время быстро пролетело, и мы с почётом вернулись в Житомир.
Для нас была открыта зелёная улица, но часто выступать мы не могли, – нужно было учиться. Репетициям стал уделять меньше времени, там было всё в порядке. На всякий случай, продолжал заниматься барабанами. И эти занятия мне пригоди-лись. Я стал заниматься нотной грамотой и быстро превзошёл всех житомирских ударников. Говорю без преувеличения.

ДАЛЬНЕЙШИЕ ШАГИ
Будущее, после окончания школы, я себе не представлял. Нужно было нажать на настоящее, т.е. на учебу. В этом у учителей насчёт меня сложились определённые стереотипы,– некоторые из них занижали мне оценки. С этим пытался разо-браться мой друг, но ничего не вышло. Учительская солидарность. Особенно ко мне придиралась учительница английского языка. Бездарно вела уроки. Все знали, что уроки в старших классах нужно вести на английском языке, или 75% на английском. Она говорила несколько простейших предложений, а весь урок тараторила по-русски. А внешность противная. На уроках я на неё старался не смотреть.
Она чувствовала мою ненависть к ней и сильно ко мне придиралась. Просто прессовала меня. Больше я над собой издеваться не мог позволить. То я не так сяду, то не туда повер-нусь, то не туда смотрю. На одном из таких уроков терпение лопнуло. Я собрал свой портфель, подошёл к её столу и запел во весь голос:
– О, Баядера, ты не любишь меня. – Вышел из класса. За мной пошли Борис Колодеж и Гриша Айзенберг
.Я и Борис в эту школу не возвратились, а Гришу Айзенберга удалось вернуть.
Мы с Борисом сели в спокойной обстановке и обдумали дальнейшие шаги:
-– Прежде всего, мы должны рассказать родителям, почему мы решили уйти из этой школы. Без родителей документы нам не отдадут. Оформление займёт определённое время. Я предла-гал продолжить учёбу в школе рабочей молодёжи № 24. Она работает в две смены: утром и вечером. Далее, нужно продумать версию, из-за которой, мы не хотим продолжать учёбу в 25 школе. У меня, такая версия есть.– Пока будут готовить документы, мы сможем уже начать посещать школу рабочей молодёжи. Учеба в такой школе, входит в трудовой стаж..Нужно обязательно поступить в комсомол, иметь спортивный разряд, и будет легче поступить в институт.– Рассказал я Борису и он со мной согласился.
На второй день, после того, как я ушел со школы, я всё объяснил маме и попросил пойти со мной в школу, чтобы забрать документы. Говорить ей ничего не придется, говорить буду я.
Утром пришли в школу, подождали классную руководитель-ницу. Меня окружили мои одноклассники. Я им ничего не отвечал, только попросил их разойтись. К нам подошла моя классная руководитель:
– Мы пришли, чтобы забрать документы. Продолжать учёбу я буду в другой школе. Говорить о причине, из-за которой я пере-вожусь в другую школу, я буду в присутствии директора шко-лы. Наталья Михайловна узнает, когда директор сможет нас принять. Ждать пришлось недолго.
– В чём проблема, Ший, почему взбунтовался?– Cпросил ди-ректор, и внимательно посмотрел на нас.
– Я не могу и не хочу учиться в школе, где большинство учи-телей, не объективно оценивают знания учащихся, и предвзято к ним относятся. Если ученика, заклеймили «троечником», то выбраться в «хорошисты» очень сложно. Особенно, если ученик из бедной семьи, и его родители не входят в родительский комитет класса или школы. Их не интересует участие в общественной работе на благо школы и её престижа. Правильно сделал домашнее задание,– значит, кто-то помог. Хорошо написал контрольную работу,– значит, у кого-то списал. Не так сидит, ни туда смотрит. Некоторые учителя заранее определяют место учащегося в ту или иную категорию оценок. Например, многоуважаемый Яков Львович, постоянно опаздывал на урок, когда должна быть контрольная работа. Ребята волнуются, что не успеют написать, а он говорит:
–Тот, кто знает, тот успеет.– Так остальные могут и не пи-сать? –На контрольную работу всем выделено одно время – 45 минут. Одни напишут быстрее, а другим нужно подумать.
Или еще, на мой взгляд, глупая шутка Якова Львовича:
– Бог знает на отлично, я на хорошо, а вы …
– Некоторые учителя забывают, что дети войны, такие как я, пережили бомбежку, взрывы, голод, холод и нищету, из которой до сих пор не можем выбраться. Два года я нагонял упущенное, благодаря Шурику Рушайло, Изе Ладензону, для того, чтобы меня унижали, как это делает учительница английского языка? Бездарно проводит уроки. За весь урок говорит всего пару предложений на английском языке, состоящих из трёх - четырёх слов. Да я знаю больше её во много раз. Я пою песни на английском языке. Она явно ко мне придирается. Не так сижу, не туда смотрю. Даже, подхалимы её не любят. Мне не нужен

Юбилеи

ДЕЛО ЕГО ЖИЗНИ

Исполнилось 85 лет известному военному
дирижеру, заслуженному артисту Литвы И.М.МАНЖУХУ
Научно-популярный журнал "Оркестр" Москва № (18-19)
июнь 2010г.г.


Недавно, вернувшись вечером домой из Петах-Тиквы, где работаю в консерватории (преподаю кларнет и саксофон, а также руковожу детскими духовыми оркестрами), я обнаружил в почтовом ящике конверт... Взял его в руки - и обрадовался! Ведь пришел он из Америки от Иосифа Моисеевича Манжуха, моего первого Учителя (именно с большой буквы!) и фактически второго отца - так много сделал он для меня в жизни и в профессиональном становлении. Нашей дружбе уже более 45 лет. Обычно (так было и до его отъезда за океан) мы чаще перезванивались, обменивались письмами - реже.
Новости, о которых ныне подробно сообщил мне, Иосиф Манжух, заставили вновь, как это было уже не раз, по-хорошему позавидовать силе его характера, целеустремленности, не по возрасту молодой энергичности. Но главное - преданности музыке, которой когда-то в юности посвятил он свою жизнь.
... Я знал, что, поселившись в Вашингтоне, Манжух начал писать инструментовки для оркестра колледжа, в котором работал бесплатно - как волонтер. Потом диапазон его деятельности расширился: он стал инструментовать произведения для различных ансамблей, коллектива русских народных инструментов и хора, созданных в местной общине выходцев из бывшего СССР. А затем, как с удовлетворением рассказал Иосиф Моисеевич в последнем письме, "установились творческие отношения с клязмер-бэндом - еврейским оркестром народных инструментов". Для него Манжух сделал уже более 100 инструментовок. Завидная цифра даже для молодого музыканта, а ведь автору было уже за 80. Интересная и очень значимая деталь к портрету этого человека: по его предложению деньги, вырученные от концертов коллектива, перечислялись семьям жертв трагедии 11 сентября в Нью-Йорке.
И, конечно же, - сольные выступления перед слушателями в различных концертах с новыми программами. Например, знаменитые традиционные Вашингтонские Цветаевские костры, посвященные творчеству поэта. Их организаторами 13 лет назад стали сотрудники местного Музея русской поэзии и музыки. Ежегодно в первое воскресенье октября известные музыканты и чтецы-иммигранты исполняют произведения, отвечающие главным темам. Ими были: в 1996-м - "Стихи и песни Марины Цветаевой", в 1997-м, в честь 850-летия российской столицы, - "Цветаева и Москва", в 1998-м - "Сестры Марина и Анастасия Цветаевы". А потом - "Цветаева и Пушкин", "Цветаева и Пастернак", "Проза Марины Цветаевой", "Цветаева и Ахматова"... В 2002-м, к 110-летию поэта, инициативная группа, в которой был и Иосиф Манжух, выступила с предложением провести "Всемирный Цветаевский костер". Он состоялся в 35 городах 14 стран. В Вашингтоне в тот октябрьский день в концерте солировал на блокфлейте мой Учитель.
И еще одну тяжелую ношу взвалил Иосиф Моисеевич на свои плечи. Он решил написать книгу воспоминаний "ХХ век. Глазами военного дирижера". Не только для своих внуков, которым очень хочется подробно узнать о жизни их деда раньше, в далекой России. Не только для нынешних курсантов Московского института военных дирижеров, который когда-то, после второй мировой войны, он заканчивал сам, и воспитанников других музыкальных учебных заведений. Для всех, кому дороги и военная музыка, и история страны, в которой они родились и выросли. Манжух прислал мне наброски первых глав своей книги. Прочитав их, понял, какой титанический труд предстоит ему. Ведь приходится Иосифу Моисеевичу обращаться не только к собственной памяти и письмам сослуживцев, которых он попросил поделиться воспоминаниями о пережитом. Автор связался с рядом архивов, стал завсегдатаем библиотеки в Вашингтоне - полученные документы и книги помогут полнее воссоздать минувшее время, объективно рассказать о многих знаменитых музыкантах и деятелях культуры, с которыми встречался на жизненном пути.
...Я познакомился с И.М.Манжухом летом 1964 года. Меня, 12-летнего мальчишку, отец, музыкант оркестра Житомирского военного училища, Турчинский Роман Иосифович, взял с собой в отпуск в Вильнюс. Он собирался навестить своего старого друга-сослуживца Савелий Грищенко. Мы попали на генеральную репетицию Республиканского праздника песни в вильнюсском парке "Вингис". А после красочного действа к нам подошел папин друг - он и познакомил нас с военным дирижером Манжухом. Нам сразу же пришелся по душе этот обаятельный человек, который живо интересовался всем, что касалось нашей семьи. Узнав, что я занимаюсь в музыкальной школе на кларнете, Иосиф Моисеевич предложил побывать на репетиции оркестра дивизии, которым он руководил. Игра этого музыкального коллектива очень понравилась отцу - ведь этот оркестр был, как нам рассказали, лучшим в Прибалтийском военном округе: месяцем раньше он первенствовал на конкурсе в Риге.
И тут состоялся разговор, определивший, как я убедился позднее, мою судьбу. А тогда я обратил внимание на то, что среди музыкантов оркестра было несколько ребятишек чуть постарше меня. "Это наши воспитанники,- пояснил Манжух. И предложил: - Приезжай к нам через год. Воспитанником военного оркестра можно стать только с 13 лет"... А год спустя я приехал в Вильнюс, впервые оказавшись так далеко от родителей и своей семьи. Отеческую заботу обо мне проявил Иосиф Моисеевич. Он сразу же записал меня в музыкальную школу, считая, что оркестр оркестром, умение хорошо играть на своем инструменте важно для исполнителя, но чтобы совершенствовать мастерство, двигаться вперед, необходимо в полном объеме овладеть теорией музыки и сольфеджио. А на репетициях не выпускал меня из поля зрения - подсказывал, как лучше исполнить тот или иной фрагмент произведения. На выходные приглашал к себе домой. Мы часто ездили на "Зеленые озера" - место отдыха горожан, ходили в лес по грибы. Но мне особенно запомнились наши беседы о жизни, о профессии. Иосиф Моисеевич разговаривал со своим воспитанником как равный с равным, как со взрослым человеком. И зачастую ссылался на примеры из собственной биографии. Так я многое узнал о его творческом пути.
Мой Учитель родился в августе 1924 года в городе Чарджоу (Туркменистан) в семье музыканта. Когда родители, спасаясь от голода и набегов басмачей, перебрались в Ашхабад, отец поступил в оркестр местного оперного театра, где играл на ударных инструментах, и подрабатывал в качестве валторниста в оркестре парка культуры и отдыха. Интересно, что три сына Манжуха-старшего тоже приобщились к музыке. Первенец, Владимир, спустя годы прекрасно овладел трубой, был солистом военных оркестров. Самый младший, Рафаил, получил образование в музыкальном училище по классу скрипки, стал военным дирижером: служил в Прибалтике, в Северной группе войск в Польше, в Прикарпатском округе почти 10 лет руководил оркестром Житомирского высшего командного училища радиоэлектроники, преподавал в местном музыкальном училище. А что же Иосиф?
Его путь в музыку начался в Ашхабаде. Каждый вечер Манжух приходил в парк на выступления оркестра, в котором играл его отец. Мальчишку приметил дирижер, старый русский капельмейстер Кондаков и предложил поработать - раздавать и собирать ноты. А потом он стал учиться играть на альте и валторне. Прошло время, и Иосифу доверили исполнять на концертах соло валторны из "Севильского цирюльника" Россини...
Если вдуматься и внимательно проанализировать события, наполнившие жизнь Иосифа Манжуха в те далекие годы, приходишь к выводу: ему крупно повезло на учителей. И в Ашхабаде, где музыканты паркового оркестра помогали любознательному и старательному мальчику прикоснуться к азам исполнительского мастерства. И в Тамбове - туда потом перебралась семья Манжухов: здесь младших сыновей отец определил в музыкальную школу, а затем и в училище. Директором в нем был Марк Наумович Реентович. Эту фамилию знала буквально вся страна по прославленному ансамблю скрипачей Большого театра - им руководил Юлий Реентович - и ансамбль виолончелей, который возглавлял Борис Реентович. В этой династии был и четвертый брат - Иосиф Наумович. Он вел в музыкальном училище в Тамбове класс виолончели, у него и начал заниматься тезка - Иосиф Манжух.
...В августе 1942-го Иосифа призывают в армию (гор.Саранск), куда он после начала войны переехал к отцу и старшему брату - музыкантам оперного театра. Здесь в городском духовом оркестре Манжух выучился играть на трубе, а в опере ему поручили исполнять на виолончели легкие партии. Иосиф попал служить в 1-ю гвардейскую учебно-минометную бригаду, штаб которой находился на одной из железнодорожных станций в Горьковской области. Каждую неделю бригада отправляла на фронт эшелон реактивных минометов - знаменитых "Катюш", смонтированных в кузовах машин Горьковского автозавода.
В бригаде был свой оркестр, он обычно играл бравурные марши на построениях и смотрах. Спустя какое-то время на должность дирижера прибыл из Москвы подполковник С.А.Панфилов. В столице он возглавлял образцовый оркестр Академии имени Фрунзе, но чем-то не угодил высокому армейскому начальству и был переведен в 1-ю учебно-минометную бригаду. Новый дирижер горячо взялся за работу. Решив полностью обновить репертуар, творчески использовать в нем произведения классической и популярной музыки, Сергей Александрович добился увеличения штатного расписания коллектива, организовал в оркестре эстрадную группу и начал формировать струнную группу. Кто-то из офицеров рассказал дирижеру, что есть, мол, у них солдат, который раньше, на "гражданке", играл в солидных оркестрах на трубе и виолончели. Подполковник Панфилов вызвал Иосифа на прослушивание и, поняв, что перед ним оказался талантливый парень, перевел Манжуха в состав музыкального коллектива. Более того - Сергей Александрович стал давать ему уроки игры на трубе по популярной тогда системе Арбана (школа для трубы).
В оркестре С.Панфилова Иосиф прослужил до окончания войны - участвовал в концертах для жителей близлежащих городов и поселков, вместе с эстрадной группой выступал в госпиталях, в батареях 1-й учебно-минометной и в соседних воинских частях. Сергей Александрович подсмотрел в своем воспитаннике не только исполнительский талант, но и качества, необходимые дирижеру. Манжух все больше стал проявлять умение руководить людьми, стремление к новаторству, особое чутье, отличающее настоящего мастера, при поиске "своего композитора" и произведений, которые составят репертуарный облик музыкального коллектива. Потому Панфилов, вручив Иосифу прекрасную характеристику, отправил его учиться дальше - в Москву, в Институт военных дирижеров.
Манжуху, как и 14-ти его сокурсникам выпуска 1949 года, довелось встретиться в аудиториях вуза с преподавателями из Московской государственной консерватории и из Большого театра. 37 ведущих специалистов Москвы, которые учили будущих дирижеров профессиональному мастерству и передавали им жизненный опыт, сумел собрать в Институте его начальник генерал Иван Васильевич Петров. Во время войны он был дирижером Образцового оркестра Военно-политической академии. При эвакуации академии в Ташкент Петров вместе с оркестром сумел вывезти из Москвы семью выдающегося композитора Д.Д.Шостаковича и на первых порах очень помогал ей. После возвращения в столицу композитор начал шефствовать над институтом: в течение нескольких лет возглавлял экзаменационные комиссии для выпускников, рекомендовал в штат преподавателей музыкальную элиту страны.
На всю жизнь запомнил Манжух уроки своих институтских учителей. Основами дирижирования, правильной постановкой корпуса, рук и головы Иосиф овладевал в классе профессора В.Дубровского, руководителя оркестра филиала Большого театра, технику осваивал у доцента А.Цейтлина и профессора Г.Гамбурга, дирижера симфонического оркестра Московской филармонии. А подполковник Х.Ханаян, один из лучших дирижеров Военно-оркестровой службы армии, обучал студентов института особенностям и приемам работы с музыкальным коллективом при исполнении гимнов, маршей, строевых песен.
Класс игры на духовых инструментах Иосиф проходил у профессоров Н.Цыбина (флейта), В.Солодуева (валторна), М.Табакова (труба) и доцента А.Седракяна (тромбон). Имя последнего из них осталось в истории отечественной музыки благодаря также и уникальной находке, которую он совершил. В сфере интересов Седракяна было творчество композитора Римского-Корсакова - он изучал собрания документов в архивах, горы нот в частных коллекциях известных исполнителей, рылся в заброшенных книгохранилищах, куда отправляли предназначенную к переработке списанную из различных библиотек литературу. Однажды Седракяну сообщили, что в Ленинграде, на чердаке одного из домов в центре города, случайно обнаружили свалку... старинных бумаг - писем, нот, альбомов, каких-то брошюр. Исследователь срочно отправился в командировку на берега Невы. Сутками он находился на том чердаке, разбирая и просматривая документы. И ему повезло: среди бумаг он обнаружил ноты не известного до тех пор концерта для тромбона и духового оркестра Н.Римского-Корсакова. Вернувшись в Москву, Седракян передал находку лучшему из своих воспитанников, И.Манжуху, поручил оркестровать ноты, а затем и продирижировать на концерте выпускников Института в Зале имени П.И.Чайковского.
С этим произведением у И.Манжуха связано немало, скажем откровенно, грустных воспоминаний. На последнем курсе института он много занимался у профессора Е.Макарова. Под его руководством Иосиф инструментовал дипломные работы: фрагмент "Полтавский бой" из оперы Чайковского "Мазепа" и "Пассакалию", автором которой был сам Макаров. Перед самым экзаменом профессор рассказал Манжуху, что услышал недавно на каком-то концерте еврейскую музыку - симфониетту "Фрейлекс" композитора М.Вайнберга. Макаров был поражен красотой этой музыки, он посоветовал Иосифу подготовить симфониетту в качестве дипломной работы. И дал домашний адрес автора произведения: надо было забрать партитуру. Манжух отправился на Цветной бульвар, в старый кирпичный одноэтажный дом напротив Еврейского театра. Когда он вошел в квартиру, то увидел на стене большой портрет С.Михоэлса. Понял, что оказался в доме совсем недавно убитого в Минске гениального актера. А М.Вайнберг, как пояснила вдова, был зятем их семьи...
Над партитурой Иосиф работал день и ночь. Подготовив все партии, он показал плод своих усилий профессору Макарову и дирижеру Панфилову, в оркестре которого играл во время войны, - он теперь вновь служил в Москве. Оба высоко оценили работу Манжуха, и посоветовали представить ее как дипломную. Но... вмешалось высокое армейское музыкальное начальство, категорически запретившее исполнять "крамольную" еврейскую симфониетту в военном институте. Диплом спас концерт для тромбона с духовым оркестром Н.Римского-Корсакова. К сожалению, национальный вопрос помешал и становлению его карьеры в Москве. Узнав, что С.Панфилов собрался ходатайствовать оставить Манжуха в Москве, руководители музыкальной службы Московского военного округа, возмутились. В результате Панфилова вызвали "на ковер", пригрозив в беседе "служебной немилостью", а Иосиф отправился в войска.
...Первым местом службы молодого лейтенанта Манжуха оказался 12-й гвардейский пехотный полк 5-й гвардейской дивизии. Дислоцировался он в городе Гвардейск Калининградской области. Приехал он с женой Мирой и с маленькой дочерью, с одним чемоданом в руках. Но сразу же приступить к работе в оркестре не удалось - оркестра просто не существовало! В разговоре с полковником Ц.Гореликом, героем боев в Сталинграде, где он командовал ротой бронетанковых ружей, выяснилось: должности, согласно штатному расписанию, занимают... футболисты и другие спортсмены. Музыканты отсутствовали. Пришлось Иосифу, прежде всего, заняться комплектацией оркестра. Договорился с начальством, что на должности сверхсрочников привезет профессионалов - музыкантов из оперного театра города Саранска, который недавно был закрыт. 13 человек с семьями и инструментами - в том числе отец Манжуха и его брат Владимир - вскоре прибыли в Гвардейск. В свободное от службы и репетиций время "сверхсрочники" ремонтировали выделенные под жилье 13 брошенных домов. А дирижер оркестра тем временем объезжал подразделения 5-й дивизии: искал солдат срочной службы, обладающих музыкальными способностями. Потом на специальных занятиях Манжух готовил из них резерв для своего коллектива.
Прошел год, и усилия дирижера и музыкантов принесли плоды. На окружном конкурсе в Риге оркестр занял 1-е место и завоевал приз - "Бунчук". А в 1951-м в дивизии прошла инспекторская проверка. Побывал в Гвардейске и командующий Прибалтийским военным округом маршал И.Х.Баграмян. Всем было известно, что он страстно любит духовую музыку - потому Манжух и его коллектив подготовили для концерта Торжественную увертюру Чайковского "1812 год", фанфарный марш С.Чернецкого "Слава Родине", армянский танец А.А. Спендиарова "Пастух-чабан". Маршал остался доволен. Пригласив к себе дирижера, поинтересовался, в чем нуждается оркестр. Волнуясь, лейтенант Манжух перечислил: мол, необходим новый комплект инструментов для духового оркестра, также комплект инструментов для недавно созданного ансамбля русских народных инструментов, нужна парадная форма с фуражками, золотыми ремнями и белыми перчатками - оркестр не может выступать в кирзовых сапогах, а солдаты - в обмотках. Баграмян отдал необходимые распоряжения начальнику вещевой службы округа. Проверил маршал выполнение своего приказа через какое-то время на репетиции парада по случаю приезда в Калининград Н.Хрущева, потребовав вывести оркестр к трибуне. В прекрасном обмундировании, с начищенными до блеска инструментами, с бунчуком и литаврами, музыканты заиграли вступление к русской песне "Недаром помнит вся Россия про день Бородина"...
В 1959 году Манжух получил новое назначение - в столицу Литвы. Думаю, он прекрасно понимал, какие перспективы для творчества открываются перед ним в городе, где есть и музыкальное училище, и консерватория, где живут и трудятся десятки композиторов и профессиональных исполнителей. Приняв оркестр дивизии в плачевном состоянии, Иосиф осознал: многое здесь придется менять, а, прежде всего, следует, по возможности, обновить состав коллектива, ввести новые инструменты, значительно расширить репертуар за счет лучших произведений литовской музыки. В осуществлении поставленных перед собой задач дирижер добился замечательных результатов.
За 3 года моей службы воспитанником в оркестре И.Манжуха к нам дважды с инспекторской проверкой приезжал начальник Военно-оркестровой службы Советской Армии генерал-майор Н.Назаров. Почему так часто? Видимо, никак не мог понять, что же помогло молодому дирижеру столь быстро вывести заурядный прежде оркестр в число лучших в округе. Инспектора из Москвы удивил состав нашего коллектива. Уже тогда Манжух создал группу саксофонов, новаторски опередив время, - повсеместно в армейских оркестрах эти инструменты стали вводить лишь в середине 70-х годов. Появились у нас в составе фагот и гобой и, что удивляло тогда специалистов, виолончель, скрипки и контрабас. Они вносили в исполнявшуюся музыку дополнительные краски и очень хорошо сочетались со звучанием духовых инструментов. Музыкантов у нас было более 30, что позволяло играть очень сложные произведения, что было раньше под силу только штабным оркестрам со значительно большим, по сравнению с дивизионным, штатом. Поразился генерал и другим новшествам, автором которых был дирижер. Например, новизне аранжировок уже известных композиций, придававших им свежее и оригинальное звучание. Или впервые показанное при выступлении духового оркестра на открытой площадке театрализованное, говоря современным языком, дефиле-шоу - музыканты, исполняя мелодии, маршировали, перестраиваясь на ходу в различные фигуры. Каждое движение было продумано и отточено до совершенства. Сегодня все духовые оркестры просто обязаны это делать, а в то время дефиле считалось экзотической новинкой...
А теперь о другой очень важной составляющей деятельности дирижера И.Манжуха в Вильнюсе. Он часто повторял своим подчиненным: "Не забывайте, где мы проходим службу", считая, что литовская национальная музыка, произведения местных композиторов должны занимать в репертуаре коллектива почетное место. В оркестре появились талантливые исполнители-литовцы: В.Сирейка(контрабас), В.Жиленес и А.Дигрис(скрипка),В.Каплунас(виолончель), Г.Стравинскас (флейта), И.Муллер и И.Гуогис (кларнет), А.Янцикявичюс (саксофон), Э.Ганусаускас (гобой), З.Якученис (фагот),А.Мингела (труба). С их помощью Манжуху удалось близко познакомиться с некоторыми местными композиторами и музыкантами и привлечь их к сотрудничеству.
Следует отметить и других музыкантов оркестра, прекрасно владеющими своими инструментами: трубачей-В.Манжуха, С.Дичковского, В.Казарина, флейтиста Г.Асса, саксофонистов - И.Сапрыгина, И.Манжуха, Э.Стонкуса,баритониста- С.Василяускаса, кларнетисов - В.Финогина, В.Романова, Б.Шапиро, валторнистов -А.Воробьева и С.Грищенко, тромбонистов – В.Глушкова, Г.Ветрова, Э.Кобзева, С.Нарушкевича, тубистов - В.Симоненко,А.Рыбакова (пусть меня простят те, кого я не вспомнил).
Был у нас еще и свой "домашний композитор" - Н.Бутко, который просто превосходно писал музыку для оркестра русских народных инструментов. Кстати, кроме духового и эстрадного оркестров, у нас был и оркестр русских народных инструментов. С этим коллективом мы объездили с концертами не только всю Литву, но и соседние районы Белоруссии. Почти все музыканты в оркестре владели двумя инструментами. Я сам тоже освоил балалайку-секунду, и совсем неплохо играл на ней.
У нас служил профессиональный композитор Ю.Иозапайтис, который, занимался в Литовской консерватории по классу композиции и писал пьесы и марши для коллектива. Ныне он популярный композитор, творчество его увенчано многими призами и наградами. В 1974 году Ю.Иозапайтис стал победителем конкурса вокальных произведений. Четыре года спустя как автор лучшей симфонии получил республиканскую Государственную премию. В 2001-м отмечен премией Союза литовских композиторов за лучшие работы года. Через год он - лауреат Национальной премии Литвы. В 2004-м на международном конкурсе "Симфония Балтики" в Риге завоевал первое место за песню "Башня Контрапункт"...
Сотрудничали с Манжухом и известный уже тогда солист Литовского театра оперы и балета В.Прудников (бас), заслуженный артист Литвы, профессор консерватории С.Вайнюнас, профессор Т.Макачинас и заслуженный деятель искусств Литвы Б.Горбульскис. С последним у Иосифа Моисеевича установились особенно теплые отношения. Горбульскис, автор оперы, пяти оперетт, двух симфоний, более десятка концертов для отдельных инструментов с оркестром, свыше 250 эстрадных песен (с 1960 года он был председателем Секции легкой музыки при Союзе композиторов республики), произведений к театральным постановкам и радиоспектаклям, много писал для духовых оркестров. Два его сочинения - "Молодежная увертюра" и "Сюита для духового оркестра" - впервые были представлены слушателям в исполнении оркестра Манжуха. Кстати, нашему коллективу предложили - и это яркое свидетельство высокого профессионального уровня музыкантов и дирижера, авторитета оркестра в республике - записать ряд произведений этих трех композиторов (из нашего репертуара!) на литовском радио. Оркестр был желанным гостем и на республиканском телевидении.
Впрочем, о высоком исполнительском уровне оркестра хорошо говорит даже простой перечень некоторых сложнейших сочинений, которые постоянно звучали на наших концертах в Вильнюсе и других городах республики. Это - "Неоконченная симфония" Ф.Шуберта, "Органная токката и фуга" И.С.Баха, симфоническая поэма "Влтава" Б.Сметаны, Рапсодия на литовские темы для скрипки с оркестром С.Вайнюнаса, "Праздничная увертюра" Т.Макачинаса, Увертюра к опере "Сорока-воровка" и некоторые другие произведения Д.Россини, Финал 4-й симфонии П.Чайковского, "Славянские танцы" Д.Дворжака...
Еще одно огромное достижение Иосифа Моисеевича в том, что ему удалось привлечь к совместным выступлениям со своим коллективом известных в то время музыкантов-исполнителей. Начало этому положил лауреат Всесоюзного конкурса исполнителей на духовых инструментах тромбонист М.Дубирный. А потом много раз выходил на концертную сцену вместе с оркестром блестящий скрипач заслуженный артист Литвы профессор консерватории А.Ливантас. Он учился в Москве в классе знаменитого Д.Ойстраха, приехав в Литву стал концертмейстером Театра оперы и балета и оркестра филармонии, преподавал в Каунасской и Вильнюсской консерваториях. Ливантас солировал при исполнении Рапсодии на литовские темы для скрипки с оркестром С.Вайнюнаса.
На протяжении всей службы И.М.Манжуха в Вильнюсе на посту военного дирижера дивизии его коллектив постоянно занимал первые места на окружных конкурсах. Оркестр участвовал в ежегодных фестивалях песни в парке "Вингис" - там было огромное поле, где размещались тысячи хористов. Музыканты были частыми гостями на фабриках и заводах, коллектив побывал с концертами практически во всех городах Литвы. После выступлений в дивизию всегда приходили хвалебные отзывы и благодарности за шефскую работу от ЦК КП республики, министерства культуры, местных партийных и советских органов, от общественных организаций. В эти годы в Вильнюсе не проходило ни одного политического мероприятия, парада или демонстрации, в которых не участвовал бы со своим коллективом И.М.Манжух. Его вклад в развитие музыкального - в том числе и национального, литовского, - искусства был по достоинству оценен в республике: в 1962 году ему присвоили звание заслуженного артиста ЛитССР...Нельзя не сказать и ещё об одном знаменательном моменте в культуре Литвы, к которому И.М.Манжух имел непосредственное отношение. В 1963 году Иосиф Моисеевич, будучи в составе комиссии, определявшей кандидатуру на должность главного дирижёра оркестра «Тримитас», приложил немало усилий для того, чтобы оркестр возглавил Ромутис Бальчунас. К Манжуху прислушались и потом не пожалели об этом. С 1964 года начался золотой век Литовского государственного оркестра духовых инструментов «Тримитас», который стал неотъемлемой частью литовской национальной культуры. В 1969 году произошли всем памятные события на острове Даманском, что привело к резкому ухудшению советско-китайских отношений. Министерство обороны СССР приняло решение перебросить в этот район личный состав дивизии из Вильнюса. Вместе с оркестром (с собой не взяли только воспитанников коллектива) и Манжух прибыл на новое место службы в город Белогорск, расположенный в 108 км от Благовещенска. Как это всегда бывало и раньше, Иосиф Моисеевич быстро добился, чтобы оркестр, продолжая старые традиции, выдвинулся на лидирующие позиции в Дальневосточном военном округе, стал желанным гостем на концертах для жителей городов и поселков Хабаровского края. Пример И.Манжуха - еще одно подтверждение старой аксиомы: незаурядный талант, в каких бы обстоятельствах он ни оказался, обязательно будет замечен и оценен. Не прошло и года, как его, военного дирижера дивизии, решением командования и политотдела округа назначили начальником и художественным руководителем Ансамбля песни и пляски ДВО.
В 2009-м в Вашингтон, домой к Иосифу Моисеевичу, поступило письмо из Хабаровска. Нынешний начальник коллектива К.Милешкин поздравил ветерана военной музыки с 70-летием ансамбля и подчеркнул: он стал одним из ведущих в России и Дальневосточном регионе, благодаря традициям, заложенным Манжухом - блестящим дирижером, отличным хормейстером и талантливым организатором.
Иосиф Моисеевич прослужил на Дальнем Востоке до 1977 года. Выйдя на военную пенсию, он вернулся в Вильнюс - город, где особенно плодотворно работал в музыке. Манжуху предложили сложное дело: возглавить детский духовой оркестр при Дворце культуры завода "АУШРА". И тут проявились новые грани его таланта. Он оказался умелым педагогом и воспитателем подростков, сумевшим привить ребятам настоящую любовь к искусству. И это сказалось: через несколько лет оркестр "зазвучал". Все чаще коллектив стал давать концерты перед рабочими завода, в клубах предприятий города, а затем и за пределами республики. В 1979 году в ходе гастролей, организованных комсомолом Украины и Литвы, оркестр проехал с концертами по Одесской области, всюду встречая восторженный прием. Удостоился детский коллектив Манжуха и чести выступить на Декаде культуры и искусства Литвы в Москве, на ВДНХ СССР. Кроме того, Иосиф Моисеевич преподавал в музыкальном училище и руководил здесь студенческим духовым оркестром.
...Живет там, в Америке, удивительный человек Иосиф Моисеевич Манжух, в судьбе которого отразились события истории послевоенной армейской музыки. Несмотря на постигшую его семью трагедию (преждевременно ушла из жизни старшая дочь Светлана), он продолжает служить делу: пишет музыкальные произведения, инструментовки, главы будущей книги воспоминаний, выступает в концертах. И настойчиво осуществляет самое главное для себя - занимается с внуками. Их четверо. Все они учатся музыкe, но действительно способным к творчеству проявил себя Арик. Потому все внимание дедушки отдано ему: с прошлой осени Иосиф Моисеевич сам учит внука.
Прочитал я об этом в письме и подумал: быть может, осуществится мечта моего Учителя, и через какое-то время вырастет из Арика настоящий музыкант. И тогда продолжится династия Манжухов - людей, посвятивших себя творчеству.
Борис ТУРЧИНСКИЙ,
преподаватель консерватории