Владимир Луб: «Быть верным профессии»
очерк Бориса Турчинского





«Лучший путь к успеху – это влюбиться в то, что ты делаешь». В.Н.Луб

«Поет» на трубе», - так говорили все, кому довелось слушать игру трубача, профессора Одесской государственной консерватории имени А.В.Неждановой Владимира Николаевича Луба.

И это правда. Его звук на трубе отличался красотой и мощью. Луб обладал блестящей техникой и выдающимся даром интерпретатора, был прекрасным исполнителем произведений различных жанров, форм и направлений, написанных для трубы. Классические произведения Баха, Бибера, Гайдна, Гуммеля, Альбинони, Вивальди, сочинения композиторов ХХ века: Шостаковича, Вайнберга, Щедрина, Эшпая, Арутюняна, Гершвина, Пахмутовой… Искусство Владимира Луба способствовало появлению многих интересных музыкальных произведений для трубы, написанных композиторами-одесситами – А.Красотовым – «Marcato», концертная пьеса для трубы и фортепиано (1985), многочисленные пьесы Р.Свирского.
Кроме всего, Луб прекрасно играл джаз - как на трубе, так и на фортепиано. Будучи в консерватории я любил, заходил к нему в класс послушать его учеников. Могу с уверенностью сказать... Он был удивительным человеком – и в жизни, и в музыке. Он был педагогом музыкантом, который мог воспитать ученика, который сам бесконечно был влюблен в музыку и в свой инструмент. Таким он остался в моей памяти.

Недавно прочитал книгу профессора Национальной музыкальной академии Украины им. П. И. Чайковского В.Н.Апатского «Основы теории и методики духового музыкально-исполнительского искусства» – прекрасный научный труд. Автор пишет: «Как известно, студенты-медики, заканчивая институт, дают клятву Гиппократа. Я считаю, что клятву подобного рода должны давать и будущие педагоги, ведь им вручают судьбы людей!».
Вспоминая Владимира Николаевича Луба, я думаю, что он, начиная работать педагогом, дал сам себе такую клятву: быть верным профессии, посвятить труд свой людям.


… Как-то я получил письмо от своего друга композитора Марка Штейнберга, о котором мною в свое время был написан очерк «Я родом из Одессы». Вот какие дорогие для меня слова он пишет:
«Дорогой Борис! Вероятно, ты ещё сам не сознаёшь, какое великое дело делаешь! Для тебя это духовная потребность – писать очерки о музыкантах, а для окружающего мира, особенно музыкального, – это вечный памятник всем тем людям, о которых ты пишешь, памятник, что крепче гранитного. Спасибо, дорогой! Твои читатели с благоговением и любовью относятся к твоим героям, даже не зная их. Но почему ты пишешь, что закончил первый круг своего литературного творчества первой же книгой-сборником очерков о музыкантах? Хочу тебя «упрекнуть», сказать, что это не так. Вернее, напомнить имена некоторых людей из Одессы, с кем ты был довольно близок и о которых просто необходимо рассказать в новых очерках. Среди них Вера Петровна Базилевич, Николай Константинович Генари… И это не все…
Владимир Николаевич Луб, замечательный трубач, воспитавший целую плеяду отличных музыкантов. Заведующий кафедрой духовых инструментов Одесской государственной консерватории (1980-1990гг), профессор. Обязательно напиши о них! Твой Марк Штейнберг».
Честно говоря, я и сам давно собирался… Вот и повод.


Страницы википедии

Луб Владимир Николаевич

Родился 19 октября 1945 года на острове Мацува Южно-Сахалинской области. Погиб в 1990-м в Одессе.
Исполнитель, профессор (1989), заслуженный работник культуры (1989)
С 1959 по 1963 год учился в павлодарском музыкальном училище имени П.И.Чайковского в классе преподавателя В.Вакулина.
1965-1970 гг – учеба в Алма-атинской консерватории (класс преподавателя А.Спирина).
1964-1968 гг – солист оркестра ансамбля песни и пляски МВД (Алма-Ата).
Службу в ансамбле совмещал с учёбой в Казахской национальной консерватории имени Курмангазы.
1968-1972 годы. Солист оркестра оперной студии при Алма-атинской консерватории.
1974 г. Аспирантура-стажировка при музыкально-педагогическом институте им. Гнесиных, класс профессора народного артиста РСФСР Т.А. Докшицера.
1972-1990 гг. Преподаватель Одесской государственной консерватории им. Н.В.Неждановой - доцент (1981), профессор (1989).
1972 г. Солист симфонического оркестра Одесской филармонии.
За время творческой и педагогической деятельности воспитал множество профессиональных музыкантов-трубачей, среди которых преподаватели музыкальных училищ Украины и стран СНГ, профессора и доценты музыкальных академий Украины (Киев, Донецк, Одесса), солисты и артисты симфонических оркестров, театров оперы и балета (Киев, Донецк, Одесса, Львов). Пять заслуженных артистов Украины, 12 лауреатов республиканских и всесоюзных конкурсов.
С 1979 по 1989 годы В.Н.Луб — заведующий кафедрой духовых и ударных инструментов. Создал прогрессивную современную школу игры на трубе, оркестрового исполнительства, системы ежедневных упражнений, подбора репертуара и др. Интересны его теоретические работы, изданные в Киеве и Москве: Луб В.Н. «Методика обучения в самодеятельности трубачей и корнетистов. «Музыка», 1982. — 180 стр.». Луб В.Н. «К вопросу о специфике игры на родственных инструментах (трубах различных строев). Киев, «Музычна Украина», 1989. 64 стр.».
В числе учеников Владимира Николаевича Луба такие выдающиеся впоследствии музыканты, как Николай Баланко, заслуженный артист Украины, солист оркестра Национального академического театра оперы и балета Украины, профессор Национальной музыкальной академии имени П.И.Чайковского. Как Игорь Борух, заслуженный работник культуры Украины, приват-доцент Одесской национальной музыкальной академии имени Н.В.Неждановой, Юрий Кафельников, заслуженный артист Украины, В.Подольчук, заслуженный артист Украины, преподаватель Донецкой академии музыки имени С.С.Прокофьева… В.Ефимов, заслуженный деятель искусств Украины, директор Кировоградского музыкально-драматического театра. Василий Кучмий, солист оркестра Одесского театра музкомедии. Ю.Лабуда, солист оркестра театра оперы и балета Одессы. А.Лобартас, солист Национального Президентского оркестра Украины. С. Голоскевич, Анатолий Мусиенко, Геннадий Кисельников, Марк Колпакчи и многие другие.

*************************************************
Если вслед за этими официальными строками биографии говорить не официально, а простым языком, вспоминать Владимира Николаевича Луба по-дружески, то можно сказать, что был это высокопрофессиональный трубач, прекрасный исполнитель, замечательный педагог, активный общественный деятель и просто добрый, отзывчивый человек. Всё это обязывает нас, живых, увековечить память о нем, рассказать молодым, что это была за творческая личность.
У него было много друзей, и теперь есть, кому подробно и с душой рассказать о нем! Я вспоминаю его сам и прошу его товарищей рассказать, каким этот большой музыкант был в жизни и в творчестве. Это будут наши общие воспоминания – друзей и коллег.

Его называли не иначе как «батя»

Первым, к кому я обратился с просьбой рассказать о том, каким ему запомнился Володя Луб, был Александр Криворучко, артист оркестра Государственного академического ансамбля народного танца имени Игоря Моисеева.

- Саша, после службы в оркестре Одесского военного высшего командно-инженерного училища ПВО ты поступил в Одесскую государственную консерваторию и как раз на твои годы, пришлось заведование кафедрой духовых инструментов Владимиром Николаевичем Лубом. Расскажи, каким он был, что осталось о нем в твоей памяти?

- Я учился в консерватории с 1981 по 1986 годы. Занимался у замечательного преподавателя по ударным инструментам Владимира Александровича Лисицы. А заведующим кафедрой был у нас Владимир Николаевич. Мы его называли не иначе как "батя". И было за что.
Он был великолепным заведующим кафедрой, чутким человеком. Понимал студентов, особенно опекал малоимущих. Его все любили и уважали. Приоритетным для него было, чтобы каждый студент получал стипендию. Нередко ходил сам к преподавателям других дисциплин и буквально вымаливал у них поставить оценку, подходящую по критериям для получения стипендии.
Но не только это запомнилось, конечно. Вообще все, что я могу сказать об этом человеке – только самое хорошее. Он был открыт душой, всегда делился со студентами секретами своего мастерства, абсолютно одинаково относился ко всем людям, будь то украинец, русский, еврей или иностранец. Старался быть справедливым и честным по отношению к себе и к окружающим. Он очень любил свою семью, с большой любовью относился к своей супруге.
…Погиб он, защищая девушку от хулиганов. Потерял много крови, и если бы об этом знали студенты – я уверен, все без промедления сдали бы для него кровь. Но сообщили нам, когда наша кровь была ему уже не нужна...
Я расскажу об одном эпизоде, показывающем, насколько Луб был человеком неравнодушным. Один из учеников по молодости попал в милицию на 15 суток. А тут на носу важный экзамен. Что делать? Владимир Николаевич идет на прием к начальнику отдела милиции и находит с ним общий язык. Дальше было и смешно, и грустно. Этого студента с охраной привозят в консерваторию на репетиции с аккомпаниатором, а затем и на экзамен. Все закончилось благополучно. Главное, что экзамен был успешно сдан! И всё это только лишь благодаря Лубу!


Оригинально познакомились и подружились…

Вспоминает мой друг из Днепропетровска исполнитель, композитор, заслуженный деятель искусств Украины Михаил Некрич.

В оркестре «Зеленый Огонек», где я был руководителем, в Черкассах, играли два трубача из Одесской консерватории. Юрий Соловьев, окончивший консерваторию у профессора Г.Д.Леонова, и Владимир Ефимов, который заочно занимался у Владимира Николаевича Луба.
Были у нас выходные после серии концертов. Кто-то из ребят предложил: а давайте смотаемся в Одессу, морем подышим, бычков с Привоза поедим?!
Долго не думали, утром сели в машину, и днем были уже в Одессе. Зашли в консерваторию - тут я и познакомился с Владимиром Лубом.
Мы были с ним ровесниками и, наверное, поэтому сразу перешли на ты.
Почувствовали симпатию друг к другу. Как всегда в таких случаях, выяснили в разговоре, что у нас много общих знакомых…
Володя говорит: «Михаил, а возьми-ка трубу, давай поиграем!». «Так нет у меня трубы», - отвечаю я. «Это не проблема, - говорит Луб, - Бери мою».
«А что будем играть?», - спрашиваю. «А что угодно!», - и сел за рояль.
«Володя, ведь я все больше по джазу», - говорю я. «Так знаю, наслышан о тебе. Играй песню «Индийского гостя», - знаешь?».
Ну, конечно же, знаю, кто ее не знает. Осторожно начинаю тему и сразу чувствую, что Володя прекрасно чувствует джаз. Перешли на другие темы. Играли в стиле би-боп, свинг, хард-боп. Собрались студенты. Посыпались аплодисменты. Получился импровизационный концерт. Час, если не больше, мы музицировали.
С тех пор мы с ним, можно сказать, подружились.

Инструмент он обожал

Рассказывает Анатолий Жульев, преподаватель Запорожского музыкального училища.

Работая преподавателем Кировоградского музыкального училища, на каком-то этапе я решил, что надо бы мне всерьез заняться дирижированием. Поступил по второму кругу в Одесскую государственную консерваторию, в класс известного на всей Украине преподавателя Веры Петровны Базилевич.
Владимир Николаевич Луб был в то время куратором по подготовке и проведению госэкзаменов по дирижированию. Сдавал я госэкзамен с прекрасным, другого слова нет, военным духовым оркестром Одесского высшего военного командного училища ПВО (дирижер - заслуженный артист Украины подполковник А.Я.Салик, впоследствии – народный артист Украины, полковник, профессор Одесской консерватории).
Кстати, автор этого очерка Борис Турчинский в том оркестре работал солистом-кларнетистом. На моем государственном экзамене, кроме других произведений, Борис ярко сыграл соло в фантазии М.И.Глинки «Камаринская». Тогда я с ним и познакомился, и вот дружим мы с ним уже много лет. На экзамене я получил оценку «отлично», комиссия отметила превосходную игру оркестра. А Борис удостоился похвалы комиссии и моего преподавателя по дирижированию Веры Петровны Базилевич. Но вернёмся к В.Н.Лубу.
Владимир Николаевич принимал активное участие, и не раз, в проведении областных семинаров руководителей духовых оркестров в Кировограде. В 1979 году вместе с Лубом мы пригласили на это мероприятии и доцента В.П.Базилевич. Оба они приняли активное участие в проведении практических и теоретических занятий. Владимир Николаевич выступил также и с сольной программой, исполняя сложные и интересные произведения.
Вот темы, с которыми выступал Владимир Луб на теоретических занятиях: «Современные тенденции игры на духовых инструментах», «Работа над штрихами, атакой, динамикой».
На следующем семинаре были другие темы: «Организация обучения игре на трубе (корнете) в самодеятельных духовых оркестрах. (Изданные методические рекомендации руководителям и участникам самодеятельных духовых оркестров), Одесса 1978 г. Рецензенты – Т.А.Докшицер, народный артист РСФСР, профессор ГМПИ им. Гнесиных, Р.П.Терехин, кандидат искусствоведения, профессор Московской государственной консерватории им. П.И.Чайковского. На этом же материале был запланирован выпуск книги Владимира Луба в Москве.
В 1987 году мы встретились с ним на Всесоюзном семинаре духовиков в Ленинграде. Он делал доклад уже по эскизам своей книги, которая получила очень хорошие отзывы, одобрение.
Конечно же, мы встречались и каждый раз, когда я приезжал в Одессу. А еще в нашей компании были сейчас уже выдающиеся люди: Николай Волков, доцент музыкально-педагогического института имени Гнесиных, кандидат искусствоведения, Иван Оленчик, профессор института Гнесиных, лауреат международного конкурса «Пражская весна» и другие.
Володя был человек очень общительный, компанейский! Долгое время он жил с семьей – женой и маленьким сыном - в общежитии. Работал много и везде, куда приглашали, зарабатывал на кооперативную квартиру.
Я бывал у него дома, в этой квартире. Скромная двухкомнатная квартирка на Молдаванке, в современной многоэтажке, кажется, на шестом этаже.
Личностью Владимир был неординарной, с большим чувством юмора. Обожал свой инструмент – трубу. В любой день и при любой занятности старался пару часов уделить трубе.
Что я помню из рассказов о себе Володи Луба?
В Одесской консерватории он работал с 1972 года. Детдомовец. Служил в ансамбле песни и пляски МВД в городе Алма-Ата. Закончил Алма-Атинскую консерваторию и аспирантуру у Тимофея Александровича Докшицера в Москве.
В.Луб старался поддержать молодых студентов-духовиков, умел подбодрить, похвалить, если надо. Например, когда я играл «Концертино» В.Успенского, сказал мне, что я очень удачно в технических местах применил двойную атаку. Похвала молодого преподавателя имела для меня большое значение.
Луб умел создать творческую обстановку, в беседе давал хороший исполнительский анализ и умел поддержать творчески и эмоционально. Часто то, что он говорил о штрихах, об атаке, приемах игры на трубе – все это он практически показывал на инструменте, часто при довольно большой профессиональной аудитории.
Что еще он рассказывал? Что невероятно благодарен Т.А.Докшицеру, за те знания, которые получил от него, обучаясь в аспирантуре. Делился своими впечатлениями об учебе. Приятно было, рассказывал он, когда идешь по Москве и видишь большую красочную афишу, где написано: играет В.Н.Луб – ученик профессора народного артиста СССР, солиста оркестра Большого театра Тимофея Докшицера.
Как и его великий учитель Т.А.Докшицер, Владимир Николаевич большое значение придавал воспитанию культуры звука. Его ученики, как правило, прекрасно владели всем богатством выразительного звучания. Педагогические воззрения учителя и ученика сходятся еще во многих аспектах средств музыкальной выразительности.
«Каждый трубач имеет свою характеристику звука, по которой его можно узнать и отличить. Но звук не дается от природы сам по себе, его надо сформировать и постоянно развивать». (Т.Докшицер). Этому правилу Владимир Луб следовал всегда.
Одним из главных достоинств Владимира Луба было то, что он был играющим педагогом. Согласитесь, это очень важно! Играющий преподаватель постоянно совершенствуется, ищет новые пути к выражению музыкальных образов, технически растет как исполнитель.
И еще из его воспоминаний. У Владимира в детстве была травмирована губа, и многие в его музыкальном окружении сомневались в успехе его профессиональной карьеры трубача. Но, обладая большим трудолюбием и благодаря профессиональным педагогам, Владимир эту трудность преодолел и достиг высокого исполнительского мастерства.
Володя любил пошутить, даже участвовал в капустниках в консерватории. Брал металлический раздвижной пульт, вставлял туда трубный мундштук и играл на нем «Полет шмеля» Н.А.Римского-Корсакова. Получалось забавно, смешно, зал взрывался бурными аплодисментами и громко хохотал.
Надо сказать, что его передовой музыкальный опыт, его теоретические труды были оценены и активно применены на практике музыкантами других республик, а также использованы в республиках теоретиками музыки. Например, специалистам известно такое полезное чисто специфическое республиканское издание, где использованы наработки В.Н.Луба: «Национальное исполнительское искусство игры на трубе в музыкальной культуре Беларуси и зарубежных стран (сущность, специфика и перспективы развития). А.А.Пузач, Беларусь, Минск».
Вот цитата из специальной литературы белорусских коллег: «Важным моментом формирования национального исполнительского искусства игры на трубе является передача знаний технологического порядка в освоении всевозможных приемов исполнения на этом инструменте. Большим подспорьем для трубачей Беларуси являются труды таких известных специалистов, как профессор Московской государственной консерватории по классу трубы Ю.А.Усова, известный трубач, профессор Т.А.Докшицер, заведующий кафедрой Одесской консерватории доцент В.Н.Луб».


Марк Штейнберг: «В Лубе чувствовался весь его учитель Тимофей Докшицер»

О чём поговорить музыкантам, чтобы ближе узнать друг друга? Лучше вообще ни о чем не говорить - просто возьми и сыграй! Вот так и Володя Луб ворвался, а не постепенно вошёл в Одесскую музыкальную семью - не с разговорами о себе, а со своей музыкой.
О нём как о прекрасном трубаче заговорили духовики Одессы, он был вне конкуренции. Через три года его работы в консерватории я с удовольствием принял к себе на работу, в эстрадный оркестр кинотеатра «Украина», которым руководил тогда, его студента - отлично подготовленного Лубом музыканта Геннадия Кисельникова, достойного продолжателя мастерства своего учителя.
Луб сразу же стал солистом симфонического оркестра Одесской филармонии, вот здесь-то мы по-настоящему и познакомились с ним. На гастроли к нам приехал великолепный пианист Наум Штаркман, в программе была «Мелодия в блюзовых тонах» (Голубая рапсодия) Гершвина. Поскольку это произведение симфо-джазовое, для исполнения которого нужны в оркестре саксофоны, дирижёр маэстро Симович пригласил принять участие нас, саксофонистов оркестра кинотетра «Украина» – Виталия Тренчука (тенор), Натана Малиса и меня (альты).
Вот здесь мы и встретились с прекрасной манерой исполнительства Володи Луба, в которой чувствовался весь Докшицер.
А ведь Докшицер, вспомним, долгое время был эталоном. «Играл на трубе, как на скрипке»,- говорили о нем музыкальные критики. Да и сегодня мало ему равных по культуре исполнения и по другим музыкальным параметрам. На его записях до сих пор трубачи учатся. Весьма похожим на своего учителя Докшицера был Володя Луб.
Я часто общался с Володей, он был доступным, весёлым человеком. Как прекрасный музыкант он многому учил, но не поучал. Очень непонятная, глупая смерть в 1990 году вырвала Володю из музыкальной семьи Одессы, но не из светлой о нём памяти. Светлой памятью ему та самая светлая мелодия в блюзовых тонах…


Лучший путь к успеху

Заслуженный артист Российской Федерации Сергей Остапенко.

«Лучший путь к успеху – это влюбиться в то, что ты делаешь». Таким был у Владимира девиз.
Мы с Володей Лубом знакомы очень давно. Дружба наша началась в Москве в 1967 году, и мы даже не могли тогда предполагать, что она будет иметь продолжение в Одессе - городе, который и он, и я полюбили как родной.
Итак, институт военных-дирижеров. Володя приехал туда поступать, уже будучи сверхсрочником. Он проходил службу в ансамбле песни и пляски Среднеазиатского военного округа (Алма-Ата). Оба мы были трубачами, поэтому сразу нашли взаимопонимание. Да и с таким веселым, жизнерадостным, компанейским человеком, каким был Луб, невозможно было не дружить.
Позже я часто думал, откуда у него этот оптимизм, доброта души, целеустремленность? Детство у него было непростое. Сам из детдома. Натерпелся в жизни много. Себя называл беспризорником, наверное, поэтому, когда он был преподавателем консерватории, а затем и десять лет заведовал кафедрой, он так по-отечески относился к студентам. Особенно к тем из них, у кого было плохое материальное обеспечение. Бегал по учителям других дисциплин, чтобы студенты пересдали зачеты или экзамены, с тем, чтобы оценка подходила под критерии получения стипендии. Обладая хорошими связями в музыкальном мире Одессы, сам устраивал студентов на работу в различные музыкальные коллективы города, в музыкальные школы.
Но вернемся в Москву. Проучился он на факультете буквально пару месяцев. В отличие от меня, он имел свободный выход в город как сверхсрочнослужащий.
Пошел на прослушивание к Тимофею Александровичу Докшицеру, который преподавал в институте Гнесиных. После чего решил не продолжать учебу в институте военных дирижеров. Потом он мне рассказывал, что учиться у Докшицера было его мечтой, а факультет был только трамплином в осуществлении этой мечты.
Я всегда вспоминаю Володю с большой теплотой и уважением. Знаешь, Борис, мне он напоминает Василия Теркина, только в музыке. Мог играть на трубе без мундштука, на двух трубах в два голоса. Мог сделать стойку на голове, играя на трубе. Причем все это сопровождалось не какими-то несуразными звуками, а довольно хорошим исполнением.
Если оставить в стороне его лихачества, надо сказать что он был прекрасным исполнителем. Потрясающая техника, очень красивый и выразительный звук, осмысленное исполнение произведений любого жанрового направления были у него.

Владимир Луб в приближении

- Вторая встреча с Володей у меня была уже в 1972 году в Одессе, куда он приехал после аспирантуры преподавателем Одесской консерватории, вместо известного трубача, композитора и преподавателя Г.Д.Леонова, - продолжает свой рассказ о друге Сергей Остапенко.
Я в то время, как помнят мои друзья, был дирижером оркестра штаба Одесского военного округа.
Володя Луб работал во всех музыкальных коллективах города. Зарплата в консерватории была мизерная. Надо было кормить семью. Подрабатывал, где только мог. На демонстрациях всегда создавал какой-нибудь «оркестрик». Мы, военные музыканты, стояли на Куликовом поле, и когда его оркестр был только возле универмага и начинал играть, сквозь километры прорезался звук его трубы. Музыканты, особенно трубачи, узнавали его по звуку и говорили: «Луб приближается!». Такой по силе и по тембру был узнаваемый у него звук трубы.
Многие из его выпускников стали лауреатами, профессорами академий музыки, солистами солидных оркестров. Думаю, Борис, ты их всех хорошо знаешь и перечислишь в своей статье. И еще, Борис, хочу выразить тебе свою признательность, что решил вспомнить Володю Луба. Он достоин того, чтобы его помнили!


Мне с ним было интересно

Мой собеседник Григорий Онуфриевич Белинский, заслуженный работник культуры Украины, преподаватель трубы Житомирского музыкального училища им. В.С.Косенко.

- Григорий Онуфриевич, знаю не понаслышке, что вы были хорошо знакомы с Владимиром Николаевичем Лубом.

- Да, Борис, а как же иначе. Я ведь тоже в свое время заканчивал, как и ты, Одесскую консерваторию, но порядком лет раньше. Привозил к Лубу на консультацию своих учеников - хорошо тебе знакомых Юрия Лабуду и Сергея Голоскевича. Это был 1972 год. Владимиру понравилась игра моих студентов, и он пригласил их поступать в Одесскую консерваторию, к нему в класс. Юра Лабуда впоследствии много лет проработал солистом оркестра Одесского театра оперы и балета.
Мне с Лубом было интересно. Хотя по человеческому темпераменту мы разные люди.
Исполнитель он был прекраснейший. Обладал красивым звуком, фантастической техникой, а диапазон какой! Человек он был веселый, коммуникабельный, полный энергии. Иногда эта его энергия била через край.
Близко мы с ним познакомились на семинаре «Ленинградские фанфары» в Питере в 1984 году.
На семинар собрались корифеи духовой музыки Союза, преподаватели вузов и музыкальных училищ страны. Назову некоторых из них: Ю.А.Усов, Ю.А.Большиянов, А.Д.Селянин, Н.М.Волков, В.М.Буяновский, Т.А.Докшицер…Вот такое представительное «духовенство». Я думаю, это был самый представительный и содержательный семинар исполнителей на медных духовых инструментах за всю историю страны!
Помню, в первый день семинара выступил с докладом Тимофей Докшицер. Он представил удивительно умный и полезный нам, духовикам, материал, и мы с Владимиром Лубом потом его долго обсуждали.
Утром проходили семинары, а по вечерам мы ходили на концерты. В Питере есть куда пойти и чему поучиться! Причём в день было по два концерта. Насыщенный семинар. Забыл сказать, что руководителями семинара были Большиянов и Буяновский. Они его организовали на самом что ни на есть высоком уровне. Все это происходило в чудесном зале имени Глазунова.
На одном из концертов выступал брасс-квинтет Большого театра СССР под руководством Вячеслава Прокопова. По профессионализму это ни с чем не сравнимый коллектив, ни в чем не уступает известному канадскому брасс-квинтету.

- Григорий Онуфриевич, маленькая ремарка от меня. Это был первый состав квинтета, в котором он продержался и выступал до 1995 года, а затем валторниста Аркадия Шилклопера заменил выпускник нашего, Житомирского, музыкального училища Владимир Шиш. С этим прославленным коллективом Володя проработал много лет. Сегодня Владимир Степанович профессор, заслуженный артист Российской Федерации, возглавляет кафедру медных духовых инструментов Московской государственной консерватории имени П.И.Чайковского.

- Спасибо, Борис, что напомнил. С Владимиром Лубом мы общались много. Он мне рассказал, что сам детдомовец, а я ему, что и я сам тоже из этого «помета». Ну и, конечно же, об учебе в аспирантуре у Тимофея Докшицера он рассказывал тоже, этого человека он очень уважал.
Не буду делать секрета, что по вечерам в гостинице мы для укрепления дружбы пропускали по сто грамм. При этом, конечно, обсуждая услышанное и увиденное на семинаре и в концертных залах, что тоже шло всем на пользу. В компании Владимир был заводилой. Без мундштука играл «Венецианский карнавал» Ж.Арбана, причём без скидок, отлично. Только на одном лишь мундштуке играл разные «Сырбы». Жаль, что он так рано ушел из жизни. Мог бы еще много полезного сделать для развития духовой музыки.


Слово о товарище от автора очерка

Владимир Николаевич не был моим непосредственным учителем. Я занимался у профессора Калио Эвальдовича Мюльберга, известного украинского кларнетиста, лауреата Международного конкурса, кандидата искусствоведения. Но как-то так получилось, что с самого начала учебы в консерватории у меня с Лубом сложились теплые отношения. И эти отношения продолжались довольно долго, до самой смерти Владимира Николаевича.
В 1979 году я стал руководителем Житомирского духового оркестра, но моя любовь к Одессе, к людям, которые за годы учебы и работы стали мне будто родными, заставляла меня, особенно в первое время, часто навещать Одессу.
Прямо скажу, скучал. Поэтому нередко навещал своих друзей, наставников. Среди них был и Владимир Николаевич. Не помню ни одного случая, чтобы я приехал в Одессу и мы бы не встретились, хоть на пару часов. Как правильно заметил Марк Штейберг, Луб учил, но не поучал. Мне с ним было очень интересно, он живо и с интересом рассказывал мне о своих учениках и о методических работах, над которыми трудился в то время.
Хорошо запомнил я, как при последней встрече Луб увлечено рассказывал о работе, которую готовил, «К вопросу о специфике игры на родственных инструментах» (трубах разных строев). Я Луб обладал большими организаторскими способностями. Вспоминается, как умело и грамотно он организовал визит в Одессу своего учителя, Тимофея Александровича Докшицера, в 1978 году. Для этого ему необходимо было задействовать огромный творческий потенциал города. Это и мастер-классы в музыкальной школе-десятилетке имени П.С.Столярского, и помещение прославленного Одесского театра оперы и балета для заключительного концерта, и оркестр штаба Одесского военного округа, и многое другое, связанное с этим мероприятием.
Я был на том мастер-классе, который проводил великий трубач в одесской специализированной школе имени Столярского. Это было незабываемо. Зал школы небольшой, а желающих увидеть знаменитость было более чем предостаточно, люди стояли по всему периметру коридора. Тимофей Александрович сопровождал мастер-класс показом, как надо исполнять то или иное место из произведения. Игра его была безукоризненной. Тембры звучания его инструмента до сих пор живы в моей музыкальной памяти. А еще я помню, как он тихим голосом, спокойно, как бы выверяя каждое слово, делал то или другое замечание. Очень уважительно к играющему ученику, чтобы не задеть его самолюбия.
Концерт трубача такого уровня, как Докшицер, иначе как историческим не назовешь. Поэтому я хочу немного рассказать о нем, да и о самом приезде в Одессу прославленного Маэстро тоже.
Я в то время занимался на пятом курсе консерватории, и это было как раз в период моих государственных экзаменов, поэтому нет, наверное, надобности рассказывать, как для меня было важно такое событие.
За месяц до концерта дирижеру, с которым я тогда работал, Александру Салику, позвонил начальник военно-оркестровой службы округа Валерий Богданов и попросил откомандировать меня на неделю-две в распоряжение оркестра штаба для участия в этом концерте. Мне это явно льстило - ведь это говорило о том, что меня ценили как кларнетиста да и участие в таком, повторюсь, историческом концерте, было весьма престижно и интересно. Увы, я отказался, хотя потом об этом жалел…
Ведь, по сути, всё то, что я должен был играть на выпускном госэкзамене, у меня было готово на хорошем уровне.
Концерт прошел на ура! Тимофей Александрович Докшицер в своём вступительном слове сказал, что для него большая честь играть в Одессе, в городе, связанном с такими громкими имена корифеев духовой музыки, как Михаил Иннокентьевич Табаков, выдающийся российский и советский трубач и педагог, его учитель Чернецкий Семен Александрович, дирижер, педагог, композитор, лауреат Государственной премии СССР, главный инспектор оркестров Красной Армии и флота, Орвид Георгий Антонович, прославленный советский трубач, профессор московской консерватории (1941), народный артист РСФСР.
С Одессой связано также имя Натана Рахлина, выдающегося советского дирижера, Народного артиста СССР. Связаны с Одессой и многие другие прославленные имена.
В заключение концерта Тимофей Докшицер с блеском, иначе и не скажешь, исполнил «Рапсодию в стиле блюз» Дж. Гершвина.
Оркестром штаба дирижировал профессор института военных дирижеров, талантливый дирижёр и аранжировщик засл. арт. России С.Д. Райхштейн. Кстати, именно к этому концерту он сделал переложение рапсодии для трубы и аранжировал для духового оркестра. Прекрасный оркестр под управлением такого известного дирижера и талант Докшицера создали для слушателей праздник, об успехе которого трудно рассказать словами.
Отдельное спасибо за это Владимиру Лубу: именно ему мы обязаны событием, которое вошло в сокровищницу духового исполнительства и в историю памятных событий культурной жизни Одессы.
******************************************************
Несмотря на то, что Владимир Луб «сбежал» от карьеры военного дирижера, духовую музыку он очень любил, как любил и людей в военной форме, носящих музыкальные эмблемы. С моим тогдашним военным дирижером Александром Саликом был Владимир очень дружен. Да и к советам Луба Салик прислушивался. Особенно в дни подготовки к окружным конкурсам. Не раз он приходил к нам на репетиции и слушал, потом они уходили с дирижером «пошушукаться», и Александр Яковлевич приходил с новыми идеями.
Как мне потом рассказывал сам Салик, в подсказках Луба всегда было что-то рациональное. Всегда присутствовал он и на конкурсах военных оркестров округа, где мы неизбежно побеждали. Хвалил, хвалил, но иногда и критиковал. А без здоровой критики не может быть и настоящего успеха.


Для труб высоких строев

Владимир Николаевич Луб был одним из инициаторов среди педагогов-трубачей высших учебных заведений, которые выступили перед министерством культуры СССР с просьбой о приобретении всеми учебными заведениями труб различного строя.
Вот, что он пишет в своей работе «К вопросу о специфике игры на родственных инструментах (трубах различных строев)». Киев, «Музычна Украина», 1989, Сборник статей, «Теория и практика игры на духовых инструментах».
«Произведения, написанные для труб высоких строев, регулярно включаются в обязательную программу различных международных конкурсов.
По причине отсутствия малых труб, а также из-за сложностей исполнения их партий на трубе in.B, наши музыканты на конкурсах в Мюнхене и в Праге не могут добиться успеха. Включение произведений, написанных для труб высоких строев, в конкурсные программы обязывает наших ведущих преподавателей при подготовке кандидатов для участия в конкурсах учитывать это обстоятельство».
«К сожалению,- продолжает Луб, - вопрос о приобретении нашими высшими учебными заведениями труб различных строев остается нерешенным».
Не забудьте, это был год 1989-й! Но и сегодня все по-прежнему держится на частной инициативе студентов и преподавателей. Хочешь участвовать в конкурсе – купи малую трубу, не хочешь – не надо, не будешь участвовать. Другие времена, другие нравы.
Но вернемся к событиям тех дней, когда это было актуально. Луб пишет во многие инстанции: «Для устранения образовавшейся проблемы в учебном процессе необходимо решить вопрос о закупке этих инструментов за рубежом или рекомендовать одному из заводов, изготовляющих духовые инструменты в нашей стране, выпуск некоторых труб высоких строев (это, конечно, было нереально, т.к. качество этих инструментов оставляло желать, мягко говоря, быть на много порядков лучше). Имея эти инструменты, наши музыканты смогут исполнять произведения, написанные специально для них. Проблема освоения данных инструментов в учебном процессе в исполнительской практике является актуальной. В связи с этим, представляется целесообразным ввести в музыкальных вузах нашей страны предмет обучения игре на этих инструментах, для чего необходимо создать соответствующую методику».
Увы…Через год после выхода этой статьи Луба не стало, а еще через год, и на многие годы, всем стало не этого.


Он заряжал нас энергией

Мой собеседник – профессор Национальной академии музыки, заслуженный артист Украины, солист оркестра Национального театра оперы и балета Украины, ученик Владимира Николаевича Луба – Николай Баланко. Ему мои вопросы.

- Николай, я очень рад твоим успехам! Пролистав не одну страницу Интернета, я увидел, к большому своему удовольствию, что ты добился значительных высот - как на исполнительском поприще, так и на преподавательском. По просьбе многих учеников и друзей твоего преподавателя в Одесской консерватории Владимира Николаевича Луба, я пишу о нем этот очерк. Скоро приближается печальная дата – 15 лет, как он не с нами...

- Борис, я очень рад, что о нем вспомнили!
Владимир Николаевич был человек заслуженный во всех ипостасях.
Для меня он, можно сказать, был как отец родной. Прекрасно помню, каким я поступил к нему на первый курс - грубо говоря, «неотёсанным», провинциальным «хлопчиком» - и какая метаморфоза произошла со мной за пять лет учебы в консерватории, где Луб был для меня самым главным человеком. На его уроки я каждый раз шел и с удовольствием, и с определенным опасением – все ли у меня получится, одобрит ли мои начинания преподаватель. Будучи юным и еще не слишком искушенным во многих музыкальных тонкостях, я чувствовал, что каждый его урок – «особенный», нацеленный на раскрытие секретов исполнительства на трубе. На уроках Владимир Николаевич обращал внимание на совершенствование технического мастерства, а что касается манеры исполнения произведений, то его всегда методически точно обоснованные советы были чрезвычайно ценными. Много времени уделялось пониманию, усвоению музыкальных стилей, построению драматургии произведения. В его классе у студентов была возможность знакомиться с большим и разнообразным репертуаром для трубы. Владимир Николаевич часто любил представлять благодарной одесской публике новые программы своих учеников. И, конечно, благодаря плодотворному сотрудничеству «профессор-ученики», концерты становились настоящим праздником в Одесской консерватории.
Давай ненадолго оставим в стороне рассуждения о том, что и как он в меня вложил как профессионал. Расскажу о его отношении ко мне как к человеку, которому надо было дать путевку в жизнь. Особенно дороги мне воспоминания о посещении Владимиром Николаевичем моей Малой Родины – живописного подольского села. Приятно было наблюдать, как такой сильный, статный, острый на словцо мужчина увлеченно любовался закутками сельских пейзажей, с удовольствием принимался за привычные для сельского быта дела. На каждом шагу, как ребенок, радовался звукам села, наслаждался особенностями украинского языка, характерными для Винничины, и жадно вслушивался в интонации украинской народной песни. Никогда не забуду, как он не только находил общий язык, но и целовал руки моей Маме – простой женщине из села – и благодарил ее за искренность, тяжелый труд и стремление дать детям образование.
Мой Учитель научил меня понимать, что такое хорошо и что такое плохо. Научил правильно ориентироваться в этой сложной жизни. Он вложил в меня умение общаться с людьми, видеть, кто мне друг, а кто нет. В малейшей сложной ситуации он всегда приходил на помощь. На него всегда можно и нужно было рассчитывать. Советы, которые он давал, всегда были мудрыми... Ведь и сам он прожил непростую жизнь - это заставляло его быть сильным. Этому он учил и своих учеников. Недаром, когда он на протяжении десяти лет был заведующим кафедрой, его называли «батя». Было за что!

- Хорошие слова… Скажи, вот ты сейчас, как и он, преподаватель - профессор ведущего музыкального учебного заведения Украины – Академии музыки. Часто ли ты пользуешься в своей практической преподавательской деятельности педагогическими воззрениями Владимира Николаевича?

- Однозначно, да! А как же иначе… Думаю и ты в работе со своими учениками пользуешься многим из того, что дал тебе твой учитель Калио Эвальдович Мюльберг. В этом и есть главные постулаты жизни. От учителя – к ученику, и так по цепочке, до бесконечности…
Владимир Николаевич повлиял на мое формирование не только как музыканта-трубача: его «всевидящее» педагогическое око усмотрело во мне – юноше – педагогические способности и интерес к преподаванию. По его благословению, сразу после окончания консерватории я стал совмещать исполнительскую деятельность, будучи солистом оркестра Одесской филармонии, с педагогической, на кафедре alma mater. Тогда мне еще и в голову не приходило, что такая черта, как преданность педагогической работе, от дорогого педагога передастся мне на всю последующую творческую жизнь, и я буду, отдавая дань традициям одесской и московской медных духовых школ, преподавать специальность «труба» в Национальной музыкальной Академии Украины в Киеве.
Благодарю Бога, что Владимир Николаевич, не жалея времени и эмоций, подвёл меня к непростой и богатой событиями исполнительской жизни и стал наставником в поистине великой профессии – Педагог.
Основополагающим принципом его отношений со студентами было непререкаемое уважение к личности каждого ученика. Я об этом всегда помню, теперь это и мой принцип.
Владимир Николаевич буквально заряжал нас энергией. Класс его не был закрыт на замок - всегда можно было послушать и других учеников, и то, как он сам занимается. Уроки иногда проходили по-толстовски. «Петр, а ну ты сыграй это место. Нет, не годится. Николай, а теперь ты. Ну, а теперь я попробую…».
Он был прирожденным оптимистом. У него всегда было хорошее настроение - и это невольно передавалось нам.
Борис, не тебе рассказывать, что есть преподаватели, у которых скучно - приходишь на урок, начинаешь играть, а он тебя перебивает через каждую фразу - и давай ее чистить. Владимир Николаевич всегда давал сыграть до конца, и только потом мы начинали работать над тем, что надо было поправить. Считаю такой метод эффективным, он дает больше результатов для ученика.
Трубач Луб был великолепный. И звук, и техника – всё у него было на высоте. Одинаково хорошо играл академическую музыку: барокко, классику, романтику, - и произведения современных авторов. И на таком же уровне – джаз. Прекрасно импровизировал. Ну, а каким он был шутником! Легенды в Одессе до сих пор ходят.
Жаль, что он так рано ушел из жизни. Нам его не хватает.
Борис, не забудь мне выслать очерк о Лубе, когда опубликуешь, покажу своим ученикам!

Большой и добрый фантазер

В воспоминаниях о знаменитостях друзья всегда добавляют к портрету свой маленький штрих, который украшает или дополняют образ малоизвестными сюжетами. Таков рассказ и Петра Табака, коллеги и друга Владимира Луба. Он также учился у Тимофея Докшицера, затем преподавал в Кишиневской консерватории. Сейчас живет в Москве.

- С Володей Лубом я познакомился заочно – мы в разное время учились у одного педагога в Москве, у профессора Тимофея Докшицера, а потом работали «рядом» – он был преподавателем консерватории в Одессе, я преподавал в Кишиневской консерватории, играл в симфонических оркестрах радио, телевидения и оперного театра.
Наши встречи были спонтанными. Он мог появляться в Кишиневе, как торнадо, – внезапно, в 8 часов утра с букетом цветов, рассказать пару анекдотов или какую-нибудь историю и исчезнуть! Володя Луб – одна из ярких, я бы сказал, колоритных фигур музыкальной Одессы.
По природе он был великим актером и прекрасным педагогом. Все его ученики играли красивым звуком и обладали хорошей техникой – одновременно отличались скромностью и непоколебимой верой в успех. Но я хочу рассказать не о его музыкальных заслугах - очевидно, этого в очерке немало прозвучит и без меня. Я расскажу о другом. Для близких друзей Володя Луб остался в памяти большим и добрым фантазером, любителем розыгрышей. Жизнерадостными эпиграммами и четверостишиями, сочиненными на ходу, или тут же перелицованными для другого адресата, он осыпал друзей.
Однажды Владимир как представитель Одесской консерватории приехал в Кишинев на траурное прощание со знаменитым народным артистом. По дороге на кладбище он свернул во двор оперного театра, где мы и встретились. Было решено продолжить день на более мажорной ноте - ведь жизнь-то продолжается, несмотря ни на что.
Было обеденное время. Володя нырнул в ближайшее кафе, положил увесистый портфель на стол, достал сверток, развернул его. В трехслойной промасленной газете сверкала свежая, с красными глазами селёдка. Свежий посол, сам выбирал на Привозе!
«А теперь посмотрим, какое здесь пиво», – с этими словами он достал из портфеля большой охотничий нож - как минимум, для охоты на кабана, и принялся было потрошить рыбу. Посетители кафе настороженно замедлили пищепринятие и наблюдали. Я спохватился: да! Это был Володя! Это очередной его выкрутас, чисто одесско-сицилийский розыгрыш, типа: вам сеньор Падрино велел кланяться и посылает рыбу (для сицилийца это равно приговору). Да еще такой ножище сновал в руке!
Я взял за хвост одесский продукт, вместе с ароматизированной привозными феромонами газета и теперь уже на глазах застывшего в удивлении дорогого гостя со словами: «Володя, сегодня будем обедать у меня дома», - я выбросил «дружеский гостинец» в мусорный бак!
В восторге от обеда в теплой обстановке у меня дома, Володя сел за фортепиано и решил выступить с «высокохудожественным» номером, который всегда воспринималась благодарной публикой на ура. На этот раз была исполнена классическая пьеса для голоса и фортепиано «А у макаки жо...а красная».
После первого куплета все катались по дивану от смеха, особенный успех имел припев: «А ты её по морде чайником, чайником, и она, конечно, запоет!».
По невероятному стечению обстоятельств мой сын – маленький Филипп, сидя на горшке рядом с фортепиано, вообще ничего не понимая, что происходит вокруг, заразился общим хохотом и смеялся так, что весь покраснел.
Теперь, внимание! Володя резко прерывает рецитал и, обращаясь к аудитории, показывая на Филиппа, говорит: «Вот, видите? – маленький, а в большом искусстве как разбирается! Далеко пойдет!».
Прошло много лет, этот день остался в моей памяти, потому что Володя оказался провидцем – Филипп стал с его легкой руки отличным и востребованным трубачом. Закончил Московскую государственную консерваторию, играет в солидном симфоническом оркестре.


И еще воспоминания автора

У нас в Одесской консерватории, как и во многих консерваториях бывшего Союза, классы духовиков располагались в подвале. Чтобы не мешали другим, более изящным инструментам. Там же, в маленьком коридорчике, мы, студенты, часто занимались перед уроком.
Вспоминается такой интересный случай, связанный с Владимиром Николаевичем. Мой сокурсник Юра Кафельников и я, Борис Турчинский, в уже упомянутом подвальчике играли каждый что-то свое. Я оттачивал отдельные фрагменты Первой рапсодии Дебюсси и что-то еще (дело было где-то за месяц до выпускного государственного экзамена), а Юрий настойчиво повторял что-то, что явно не было частью программы его предстоящего экзамена. Потом выяснились, что у Юрия на днях должен быть в Киеве важный концерт - а работал он тогда солистом эстрадно-симфонического оркестра Украины. Известный украинский композитор в области эстрадной и джазовой музыки Николай Петренко написал фантазию для оркестра и дал соло трубе, причём, всё в партии трубы строилось на нотах высокого регистра.
Что-то у Юрия не получалось… И так, и сяк – не идет. Вдруг дверь класса Владимира Николаевича резко открывается (это было в его манере, так входить) и он говорит, обращаясь к ученику: «Ну что ты зарядил эту джазуху! У тебя на носу экзамен, ты хочешь сказать, что у тебя все идет идеально?».
«Владимир Николаевич, так концерт же у меня! Не могу подвести дирижёра и коллектив, да и соло «цей, зараза, написал, шоб ему…», - оправдывается Юра.
«А ну, зайди в класс, дай ноты».
В это время в классе были еще два преподавателя кафедры, гобоист Н. Генари и фаготист Н. Карауловский. Видно они что-то обсуждали, пока до Луба не донеслись рефрены его ученика.
Взяв ноты (а дверь была открыта, и я мог всю эту сцену пронаблюдать), Луб берет трубу и чётко с листа, с ходу все это исполняет, и исполняет как надо, в джазовой манере.
Надо сказать, соло действительно было сложным, с обилием высоких нот, со скачками и глиссандо. По сути, записанная импровизация.
Мы все, свидетели этого, были изумлены…
«Юра, на уроке я тебе дам пару советов и раскрою секрет, как выучить этот музыкальный момент, не теряя много времени. А пока учи то, что тебе нужно по программе»,- сказал Луб.
Через неделю мы снова с Юрой оказались в подвале, и я спросил его, как дела, как поживает Петренко? Я уже знал, что Луб ему что-то подсказал.
Юра как будто ждал от меня этого вопроса и с ходу сыграл, и сыграл отлично. Потом повторил еще раз. Видно было, что советы пошли на пользу. «Что ни говори, мой учитель мастер», - сказал он.
В конце 90-х Юра попал в тяжелое ДТП. Врачи собрали его по частям, спасли. Но, увы, последствия аварии повлияли на его здоровье, и …
Светлая ему память всех его друзей и просто тех, кто его знал. Так же, как и его учитель, он ушел из жизни в рассвете лет и творческих сил.
…


Занавес закрывается…

Корни Владимира Николаевича - в небольшом городке Житомирской области Эмельчино, на границе с Белоруссией. Затем, если я не ошибаюсь, семью раскулачили и сослали на остров Мацува Южно-Сахалинской области.
Помню, рассказывал он, как поступил в институт военных дирижеров, но затем понял, что военная служба на целых 25 лет – это не для него. Далее была учеба в Алма-атинской консерватории и в аспирантуре, потом был музыкально-педагогический институт имени Гнесиных, учеба у Тимофея Александровича Докшицера! Об этом Луб рассказывал много и увлеченно.
Когда я работал в Житомире, Луб несколько раз звонил мне и говорил: «Борис, а что ты делаешь летом? Может, составишь мне компанию в Эмельчино? Хочу там поискать могилки предков»... Но все время что-то мешало нашей совместной поездке.
Была еще одна попытка вместе съездить на родную нам обоим Житомирщину, в 1988 году, когда я приезжал на чествование юбилея моего преподавателя К. Мюльберга - а я уже тогда работал в другом городе, преподавал в Ровенском институте культуры - мы обговаривали эту возможность. Но, видно, не суждено было. В 1990 году я последний раз, перед тем как переехать на постоянное жительство в Израиль, решил поехать в Одессу, чтобы со всеми попрощаться. Вы же помните то время. Мы, уезжая, думали, что больше никогда никого не увидим из прошлой жизни.
Как сейчас помню, перед самой поездкой заходит ко мне в класс мой коллега, преподаватель трубы Степан Цюлюпа и говорит. «Ты, наверное, Луба из Одесской консерватории помнишь?». «Помню – не то слово, а что???». «Так убили его хулиганы на днях. Вот так…».
Занавес закрывается. Летом того года я приехал в Одессу, но она уже жила без этого замечательного человека…

********
Планы на будущее у Владимира Николаевича были огромные. Прежде всего, преподавательская работа и выступления его учеников на музыкальных конкурсах. Но центральным делом было издание его книги «Прогрессивная современная школа игры на трубе». Уже была договоренность с издательством, дорабатывались последние страницы, образно говоря, расставлялись штрихи. Но жизнь, к сожалению, распорядилась по-другому
***
Информация с сайта Одесской консерватории:

Сегодня все творческие коллективы Одессы укомплектованы высокопрофессиональными исполнителями, выпускниками кафедры духовых и ударных инструментов бывшей Одесской государственной консерватории имени А.В.Неждановой, ныне это Одесская государственная музыкальная академия. В национальных творческих коллективах Украины солистами оркестров работает множество ее выпускников – флейтисты В. Барило, С.Лаптев, А. Лазутина; гобоисты М.Кононов, В.Дикий, А.Литовченко, И.Шаварский; кларнетисты – заслуженный артист Украины В. Томащук, И. Юзвак, М. Шевчук, В. Голяк; фаготисты С. Штикало, В. Янчук, И. Грицюк, В.Ухов; валторнисты – заслуженный артист Украины В. Бондарчук, П. Грушовенко, А. Токаренко, П. Суржиков, К. Горелов, В. Мартынюк, И. Ефимов, Д. Земцов, Ю. Мандзий, А. Мельниченко, В. Апостол, И. Петриченко, Б. Карпенко, М. Чорпита, А.Пастухов, О. Маглеваний, Д. Каковкин, В. Каланда; и, конечно, трубачи – заслуженный артист Украины М.Баланко, В. Семенюк, С. Ищенко, В.Ищенко, А. Семерюк – ученики Владимира Луба.
Многие выпускники Владимира Николаевича Луба плодотворно работают в филармонических симфонических оркестрах, оркестрах оперных театров, преподавателями музыкальных школ, музыкальных училищ и высших учебных заведений Украины. Значительная часть выпускников работает солистами оркестров за рубежом.


Продолжение – в учениках

Ученик Луба – Борух Игорь Михайлович родился в Тернополе в 1953 году. В 1975 году окончил Тернопольское музыкальное училище имени С.Крушельницкой по классу трубы (класс М.Старовецкого). В течение 1975-1980 годов учился в Одесской государственной консерватории имени А.В.Неждановой (ныне – Одесская национальная музыкальная академия имени А.В.Неждановой) по классу трубы у профессора В.Н.Луба. С 1976 года – артист симфонического оркестра Одесского академического театра оперы и балета, с 1982 года – артист симфонического оркестра Одесской областной филармонии, с 1984 года – преподаватель по классу трубы и духового ансамбля на кафедре духовых и ударных инструментов Одесской государственной консерватории имени А.В.Неждановой, по совместительству, а с 1990 года – по условиям конкурса принят на должность старшего преподавателя кафедры вышеназванного вуза.

Игорь Борух прислал мне письмо, которым я и хочу закончить очерк о Владимире Николаевиче Лубе.

Здравствуй, Борис!

Рад, что ты взялся за это благородное дело – написать очерк о моем и не только, близком и любимом человеке, учителе, о Владимире Николаевиче Лубе.
Так сложились обстоятельства, что именно я после его смерти получил просьбу от ректората консерватории взять к себе в класс учеников моего бывшего учителя. В это время я уже имел своих учеников. И взять к себе еще и учеников Луба было для меня, поверь, и радостью, и печалью. Думаю, не надо дополнять и расшифровывать эту фразу. Всё и так понятно…
Именно в одесской консерватории началось мое становление, взросление, воспитание и перевоспитание. И большая в этом заслуга Владимира Николаевича Луба. От ученика к учителю протянулась ниточка в педагогической и исполнительской стезе. Конечно, имеется виду трубная школа. И ниточка это была такая: Михаил Иннокентьевич Табаков, выдающийся российский и советский трубач, заслуженный деятель искусств РСФСР (1945), один из основоположников современной отечественной школы исполнительства на этом инструменте. Затем, его ученик Докшицер Тимофей Александрович (1921 — 2005), советский и российский трубач, педагог и дирижёр, народный артист России, профессор Российской академии музыки имени Гнесиных. Его ученик – Луб Владимир Николаевич. И я, ваш покорный слуга, Игорь Борух. Я горжусь этой преемственностью!
Владимир Николаевич был во многом для меня примером. Он считал, что учитель не может успешно кого-то учить, если в это же время усердно не учится сам.
Настоящий учитель хорошо знает своего ученика и приспосабливает свою методику, свои действия, именно к потенциалу этого ученика. Вот такие аксиомы.
Я считаю, что мне повезло, я учился у замечательного, умного и интересного человека. К нашим урокам готовился особо тщательно, с каким-то трепетом ловил каждое его слово. Я обожал приходить к нему домой и разговаривать с ним. Эти разговоры никогда не ограничивались только профессиональными делами. Мы разговаривали обо всем: о музыке, о спорте, о жизни вообще. Я все старался впитать в себя, как губка.
Конечно, о моем учителе можно говорить очень долго и никаких книг и статей не хватит, чтобы выразить то, каким он был. Но я хочу сказать, каким он был лично для меня.
Владимир Николаевич был человеком огромной души и необычайной простоты, он был профессионалом, эталоном мастера-трубача. Но главное, он был и останется для меня Учителем. Учителем жизни! Очень не хватает его добрых и искренних советов. И теперь, когда случается непростая жизненная ситуация, я всегда думаю: «А чтобы сейчас сказал мне Владимир Николаевич?! Как бы он повел себя? Как бы разрешил эту ситуацию?».
Разве это не самое главное? И что тут еще добавишь…

Добавить и в самом деле почти нечего… Пожалуй, только вот эти убедительные строчки из Омара Хайяма, написанные как будто о Владимире Лубе:
«Каждый человек, появляющийся в нашей жизни, так или иначе – учитель! Кто-то учит нас быть сильнее, кто-то – мудрее, кто-то учит прощать, кто-то – быть счастливым и радоваться каждому дню. Кто-то вовсе нас не учит ничему, но и от этого мы тоже получаем что-то. Цени каждого человека, который рядом с тобой, даже, если он появился на мгновение. Ведь если он появился, то это уже неспроста!».

Борис Турчинский

«Браво, Миша! Браво!»


«Мир тесен», - гласит старая поговорка. Мир музыкантов-духовиков еще теснее. А кларнетистов - и подавно… Встречаются два незнакомых человека, начинают разговаривать и вдруг выясняют, что у них много общих знакомых.
Так вышло и у меня с героем моего очерка Михаилом Городецким.
Много лет мы работаем вместе в консерватории Петах-Тиквы, учим детей музыке. Общих знакомых и друзей у нас с ним - не перечесть…
С 1973 по 1974 год Михаил служил в оркестре штаба Одесского военного округа, после чего уехал в Кишинев. А я в 1974 году приехал учиться и работать в Одессу. Я часто бывал и в Кишиневе - с концертами оркестра, в котором работал, или просто гостил у друзей…
Я хорошо помню преподавателя Михаила, известного кларнетиста Евгения Николаевича Вербецкого. Он был учеником профессора нашей Одесской консерватории В.П.Повзуна, не раз приезжал его навестить, заходил и в класс к моему учителю, профессору К.Э.Мюльбергу.
О многих интересных и достойных коллегах, невольно связывающих наши судьбы, мне хотелось бы рассказать читателям… Но сегодня – о самом Михаэле Городецком. Представлю его.
Михаил Городецкий – кларнетист, преподаватель, концертный исполнитель.
Закончил Кишиневское музыкальное училище (класс преподавателя В.М.Калуженко) и Кишиневскую консерваторию (класс профессора народного артиста Молдавии Е.Н.Вербецкого). Родился в городке Бельцы (Молдова). После окончания музыкальной академии в 1972 году работал кларнетистом филармонического оркестра Молдовы. В 1991 году Городецкий эмигрировал в Израиль, где продолжал свою карьеру в качестве исполнителя и педагога.
Михаил Городецкий ежегодно принимает участие в широко известном «Цфат Klezmer Festival». В качестве солиста Михаил участвует в различных клейзмерских группах и принимает участие в ряде клейзмерских музыкальных фестивалей в разных странах. В 1994 году Городецкий получил приглашение для участия в Международном фестивале музыки и танца в Шотландии. Он был также приглашен принять участие в «Идиш-фестивале» в Париже. Городецкого слушали на престижных концертных площадках США, Испании, Германии, Австрии, он выступал в Болгарии, Таиланде. В 2005 году принял участие в торжествах по случаю 60-й годовщины освобождения Освенцима в Польше.
Летом 2010 года Михаил был приглашен играть в качестве солиста в проекте «Еврейская душа» в город Варну, в филармонический оркестр под управлением Бенджамина Ашкенази.
Михаэль - превосходный представитель еврейской народной клейзмерской музыки.


«Слезы и радость еврейской души»

- Михаил, начнём нашу беседу издалека. Как ты пришел в музыку? Расскажи о своей семье.

- Моя семья совсем не музыкальная. Так что похвастаться, как ты, не могу. Мама и папа – рабочие, и совсем не были связаны с музыкой. Но вот меня тянуло к музыке с детских лет, сколько себя помню. И интересно, что родители как-то заметили во мне эту тягу.
Моя родина – Бессарабия – музыкальный край, люди там живут очень одаренные. Где-то я услышал и увидел аккордеон, и это запало в детскую душу. Пришёл домой, взял буханку хлеба и вырезал на ней клавиши, представлял, что я аккордеонист. Не помню, ругали ли меня родители за издевательство над хлебом, но они, наверное, всё же увидели указующий перст сверху. Отвели меня в единственную в городе музыкальную школу.

- Вождь мирового пролетариата Ленин из хлеба делал чернильницы и шахматы, а ты пошел еще дальше, приспособил буханку под целый аккордеон!

- Выходит, так… Бельцы город небольшой. К чести той музыкальной школы, куда меня отвели, были там прекрасные коллективы. Духовой, симфонический и оркестр аккордеонистов. Так я стал играть на аккордеоне. Семь лет играл, пока…
У нас было трио аккордеонистов. Мы много выступали, играли не только классическую, но и фольклорную музыку. Кроме меня, в трио участвовали Семен Кейсер – сегодня он директор консерватории в израильском городе Нацерете (Назарете) - и Исаак Сидигурский, который живёт в Америке.
Не помню, что их «дёрнуло», но они решили перейти на кларнет. Ну, и я с ними за компанию - друзья всё же! Два года до училища я уже играл на кларнете. Инструмент освоил довольно быстро, на второй год уже играл и в духовом, и в симфоническом оркестрах школы. Первым учителем был у меня А.Раух.

- Кишинёвское музыкальное училище. Каких преподавателей ты вспоминаешь добрым словом?

- Учителем по кларнету у меня был Виталий Миронович Калуженко. Он со мной много работал над техникой исполнения. А вот что касается музыкальной стороны моего образования, тут я обязан нашему концертмейстеру – прекрасному музыканту и человеку Татьяне Григорьевне Харейн. Низкий ей поклон. И ещё одному человеку я хочу выразить свою признательность через много-много лет. Исидор Моисеевич Бурдин, который был руководителем оркестра народной музыки.
На его репетиции мы не ходили, а бежали, ждали их с нетерпением. Он открыл нам новый, завораживающий мир фольклорной музыки. Именно он нас учил приемам фольклорной стилистики, мелизматики. Никто лучше него в этом не разбирался. Все это я до сих пор применяю при игре клейзмерской музыки.

- А какой след в твоей жизни оставили годы учебы в консерватории?

- Я занимался у известного кларнетиста Вербецкого Евгения Николаевича. У меня с ним сложились тёплые отношения. На третьем курсе он взял меня к себе в группу кларнетов симфонического оркестра, где он был концертмейстером. И то, что он именно меня выделил из многих студентов, говорило мне о многом, я это воспринял как большой аванс.
Помню как сейчас, как это было. Я пришел на прослушивание, думая, что сейчас буду играть перед комиссией авторитетных музыкантов. А было все намного проще. В класс, где я разыгрывался, зашел главный дирижер симфонического оркестра Тимофей Иванович Гуртовой и очень по-простому попросил что-то сыграть. Затем как-то обыденно сказал (хотя для меня это была новая, торжественная страница моей жизни): «Оклад 90 рублей. Идите оформляться в отдел кадров».


Как далее осуществлялся твой профессиональный рост? Кого еще из преподавателей ты хотел бы вспомнить?

- В 1970 году на Республиканском конкурсе исполнителей на духовых инструментах я занял первое место. Это дало мне дополнительно много творческой энергии для дальнейшего профессионального роста, уверенности в себе, мотивации…
Вспоминая о годах консерватории, не могу не рассказать о преподавателе камерного ансамбля Оскаре Мироновиче Дайне. Удивительно разносторонне грамотный музыкант, он, как и преподаватель оркестра народной музыки в училище, открыл для меня всю красоту камерного музицирования, познакомил с громаднейшим репертуаром. Я до сих пор обожаю играть в разных ансамблях и музыку разных композиторских направлений. И всё благодаря таланту преподавателя и музыканта Оскара Мироновича.
Далее была армия. Оркестр штаба Одесского военного округа, этот коллектив ты и сам хорошо знаешь не понаслышке. Вот отсюда у нас с тобой пошли общие знакомые: дирижеры С. Остапенко,В.Стоянов,В.Детистов, музыканты оркестра А.Зисер, А.Маркосян, А.Гусев и другие. Оркестр был одним из лучших в Союзе и не удивительно, что в 1980 году он занял второе место на Всеармейском конкурсе военных духовых оркестров в Москве (начальник военно-оркестровой службы С.Волынов), а в 1988 году завоевал уже первое место (начальник военно-оркестровой службы А.Салик).

Молдавия, Израиль, музыка клейзмер…

- Михаэль, много лет ты проработал в Национальном симфоническом оркестре Молдовы. Что это были за годы, чем знаменательны они для тебя? Кстати, дирижёр твоего оркестра – народный артист СССР Тимофей Иванович Гуртовой, был председателем Госкомиссии у меня на выпускном экзамене в Одесской консерватории в 1978 году. У меня с ним случайно после экзамена состоялась небольшая любопытная беседа. В основном, она касалась моего выступления, которое ему понравилось. Он рассказал мне, что начал свой путь в музыке на тромбоне, был изначально исполнителем. А только лишь потом взял в руки дирижерскую палочку. Практически все, что создано молдавскими композиторами в симфоническом жанре, было представлено слушателям в его интерпретации. Интересный человек…

-Согласен, Тимофей Иванович был прекрасный дирижер и человек. Он многое сделал для развития молдавской национальной культуры
Работа в симфоническом оркестре в то время приносила мне радость и наслаждение. Я играл под руководством знаменитых на весь мир дирижеров: Ю.Симонова, Л.Зигерстана, П.Ардженто, А.Каца, Д.Вашингтона, А.Хачатуряна, Н.Богословского. С нами играли такие прославленные музыканты как Д.Ойстрах, Л.Коган, М.Ростропович, Г.Кремер, В.Спиваков и много других. Есть, что вспомнить, и есть, чем гордиться.

- А как тебя встретил Израиль? Не было ли разочарований на первых порах?

- Думаю, Борис, Израиль встретил меня точно так же, как и тебя, ведь встречает он нас всех примерно одинаково. Ульпан, изучение иврита. Поиск себя в этой новой стране. Получилось преподавать. Много играю.

- Музыка клейзмер – еще одно прекрасное изобретение евреев - давно уже вышла за строгие национальные рамки и сегодня является неотъемлемой частью мировой культуры. Ты один из лучших клейзмеров Израиля. Поверь, что это не только мое мнение. Я хочу задать тебе несколько вопросов об израильских клейзмерах. Насколько популярна тут и за границей эта музыка? Что для тебя клейзмерская музыка? Я был на одном из твоих концертов - в «Амфитеатре» Тель-Авивского центра «Азриэли». Ты выступал с Иерусалимским фестивальным оркестром. В зале не было свободных мест, попросту аншлаг. Это говорит о том, что клейзмерская музыка в Израиле пользуется любовью и имеет свою аудиторию. Так на всех концертах?

- Для меня клейзмерская музыка – это вся моя жизнь, несмотря на мое глубокое уважение к классике и современной музыке. Почти на всех концертах у нас аншлаги, и меня это радует. Есть много любителей этого вида искусства. Среди слушателей есть и молодёжь, что говорит о том, что наша музыка пользуется повсеместной любовью и у нее есть будущее. По-моему клейзмерская музыка показывает все лучшее, что есть в человеке. Слушая ее, вы знакомитесь с людьми, которые жили в Европе сотни лет назад.

- У вашего ансамбля «Бессарабия» недавно вышел диск в Лондоне…

- Да, он называется «Tears and Joy of the Jewish Soul» («Слезы и радость еврейской души»), — это совместный проект британских компаний и израильских музыкантов – выходцев из СССР. Диск записан во время серии концертов «Бессарабии» в Израиле. Мастеринг и печать осуществлены в Лондоне.
И еще один профессиональный диск вышел недавно в США – «Jou of Klezmer». Мой земляк из Бельц, Борис Сандлер, спонсировал его выход. Сам он редактор газеты, еврейский писатель, пишущий на идиш. Спасибо ему!

- Михаил, ты часто бываешь на фестивалях клейзмерской музыки в разных странах – это, например, Международный музыкальный фестиваль «Мэрцишор» в Молдове. А в знаменитом городе израильских художников и каббалистов Цфате ежегодно в конце лета проходит Международный фестиваль клейзмерской музыки, в котором ты также участвуешь. Поделись впечатлениями. Тебя даже сравнивают с Георой Фейдманом ! Так, на вопрос одного зарубежного корреспондента, можно ли сравнить солиста «Bessarabia Klezmers» кларнетиста Михаэля Городецкого с великим Георой Фейдманом, устроители фестиваля в Цфате ответили: «Вполне. Он настоящий виртуоз!».

-Борис это явное преувеличение…

Геора Фейдман большой человек, и я внимательно слежу за его новыми произведениями. Всегда удивляюсь его таланту. Он мой Учитель, хотя я и не взял у него ни одного урока. Бывает такое. Поверь!

Справка.
Геора (Гиора) Фейдман (р. 25 марта 1936, Буэнос-Айрес) — израильский кларнетист-виртуоз, исполнитель клезмерской музыки.
Выходец из семьи музыкантов-клейзмеров, эмигрантов из Кишинёва; отец до эмиграции учился в Королевской консерватории в Бухаресте. С детства впитывал азы клейзмерского искусства. Получил также академическое образование в консерватории Буэнос-Айреса. Будучи студентом, играл в оркестре оперного театра «Колон».
В 1956 году Гиора Фейдман репатриируется в Израиль, где играет в Израильском симфоническом оркестре. Репертуар Г.Фейдмана чрезвычайно разнообразен — от собственных обработок до пьес Гершвина и Бернстайна. Преподаёт в Иерусалимской академии музыки и танца С.Рубина и Бар-Иланском университете.
Геора Фейдман — исследователь истоков еврейской музыки, собиратель мелодий евреев-выходцев из разных стран мира. С 1976 года — гастролирующий кларнетист. Среди специально написанных для него композиций: «Королевская фанфара» (А.Хайду), «Голем» (Б.Оливеро), «Воздаяние праведнику» (Н.Шериф), «Еврейская свадьба» (Б.Пиговат). Любимым и исполняемым композитором Г.Фейдмана является Астор Пьяццолла, значительную часть произведений которого он переложил для кларнета.
Г.Фейдман также автор многочисленных клейзмерских композиций и переложений классической музыки. Выступает с такими коллективами, как Иерусалимский симфонический оркестр, Израильский филармонический оркестр, Израильская камератта, квартеты «Гершвин», «Ардитти» и «Кронос», камерный ансамбль «Kremlin», Нью-Йоркский симфонический оркестр, Берлинский симфонический оркестр, международный симфонический оркестр Германии и с многими другими.

- Михаил, молдавская, румынская, балканская музыка – что общего у них с клейзмерской музыкой?

- Скорее всего, история совместного проживания.

- Хочу рассказать читателям и том, что ты выступаешь не только с фольклорной музыкой, но часто обращается и к классике.
Какие композиторы или направления в музыке тебе ближе всего?

- Моцарт, Вебер, Бетховен, Мендельсон, Глинка, Боцца, много других.

- Михаил, часто вижу тебя с инструментом в руках. Ты всегда занимаешься - значит, тебе надо быть в постоянной исполнительской форме. А это в свою очередь означает, что у тебя много творческих планов. Не так ли?

- Все мои творческие планы осуществлены: это выступления, гастроли… Не об этом ли обо всем ты как раз и пишешь? По мере возможности пополняю свой репертуар.


Городок мой, Бельцы…

- Бэлц - мое местечко Бэлц,
Мой домик, где я провел
детские года.
Бэлц - мое местечко Бэлц,
Мой домик, где я оставил
множество красивых снов.

(А.Ольшанецкий и Я.Якобс)

- Михаил, ты родом не просто из Молдавии, а из уникального городка – Бельцы, который слывет типично еврейским укладом, от которого так и веет еврейской традицией: идишкайт, клейзмерство – глубоко в душе самого этого городка…

- Да, я родился в небольшом молдавском городке Бельцы, где проживало много евреев. Это один из немногих еврейских городков, о котором даже сложена песня, знаменитая песня: «Бельц, май штетеле Бельц…». Есть и ее перевод на русский язык, на русском она называется «Городок мой, Бельцы».
Дома говорили на идиш, на румынском и на русском, конечно. Мой отец родом из маленького бессарабского местечка, он не был ортодоксом, но был верующим человеком. С детства я слышал дома многие еврейские и молдавские мелодии, которые позже вошли в мой клейзмерский репертуар. Я помню еврейские свадьбы в Молдавии, с их неповторимой музыкой… Кларнет и аккордеон, скрипки, альт, виолончель передавали свои живые токи. Звуки рисовали бессарабские пейзажи.
Когда я впервые услышал клейзмерскую музыку в записи на кассете, то понял, что нужно быть большим профессионалом, чтобы как следует играть ее. Халтурить тут нельзя!

- А не из городка ли Бельцы и фамилия «Городецкий»? То есть, буквально – «житель городка», надо полагать. Насколько мне известно, Бельцы в составе Российской империи с 1812 года, вследствие войны с Наполеоном. В 1918–1940 и в 1941–44 годах городок принадлежал Румынии. Евреи поселились в Бельцах еще в 1779 году. В тридцатых годах прошлого века в Бельцах имелось пять еврейских школ!

- Евреев в городке было много, были у нас и еврейские школы в свое время, была у нас, конечно и синагога. Каждую субботу и мы с отцом ходили в синагогу, пока при Леониде Ильиче ее не закрыли. Дома у нас был Талмуд. У папы было два шофара. Шофар - это бараний рог, в который трубили, – истинно еврейский музыкальный инструмент, и я храню папины шофары как память. Я считаю, что религия – фундамент нашего народа, и клейзмерская музыка – часть этого фундамента, поэтому она мне очень дорога, я ее впитал буквально с молоком матери.
Во время «Перестройки» началось возрождение еврейской жизни в Бельцах. В 1989 году открылся еврейский театр-студия «Менора». Видите: не случайно восстановление еврейской жизни началось с возрождения искусства, значит, искусство – это очень важно!
Для меня самого исполнение песен на идише и родная музыка клейзмер являются чем-то очень и очень важным, потому что в этом всегда есть некий провокационный момент, всегда мы поем «несмотря на…». Как и молились тогда наши евреи в Бельцах по своему древнему обряду, несмотря на то, что к ним пришла милиция.
К примеру. Говорят, когда грохочут пушки, умолкают музы. В нашей стране Израиле не всё спокойно, пушки иногда слышны, но мы поём, наши музы не молчат!
Дальше. Несмотря на то, что Израиль строил совсем другое сознание, другую идентификацию, в которой вроде бы нет места песням и музыке рассеяния, поскольку считается, что наконец-то мы дома, мы все же не забываем и песни галута, рассеяния, как важную часть нашей истории и культуры!
Еще пример. Несмотря на Катастрофу, в которой сгорело шесть миллионов евреев, несмотря на это и на то, что было сказано: после такой великой трагедии нельзя писать стихов, - стихи и музыка все же создаются, да еще какие стихи, какая музыка!
- Михаил, а не думаешь ли ты, что есть в этом некий утопический момент, некий самообман - ведь в реальности никакая музыка не может помочь человеку преодолеть травму, да еще такую... Но ведь можно и нужно стремиться к преодолению! Искусство играет в этом не последнюю роль?

- Вот поэтому, дорогой Борис, я очень ценю опыт «новых клейзмеров». Многих из них беспокоит не только музыка как таковая, но и её сложные психологические, социальные, ритуальные аспекты. Работа с музыкой является для них частью более общей, глубинной философской, нравственной задачи. И очень хорошо, что эти музыканты, давно уже составляющие особое и неповторимое творческое сообщество, имеют возможность встречаться и говорить друг с другом и с аудиторией на своем странном языке, на языке музыки...


Музыка эмоций

Что такого особенного в клейзмерской музыке? В игре музыкантов-клейзмеров?.. Это музыка эмоций! Ее нельзя исполнять бесстрастно. Эмоции музыкантов – радостные и печальные, трогательные или бурные – они врываются в души слушателей, заставляют плакать и смеяться, грустить и радоваться жизни вопреки всему, что происходит вокруг. Сказать, что исполнение Михаила Городецкого и его товарищей виртуозно, это ничего не сказать. Их концерты – всегда праздник, праздник еврейской души.
Кто-то скажет, одни эмоции - этого мало. Это так, да, одни эмоции… и это совсем не мало! Концерты клейзмеров остаются в памяти слушателей ярким эмоциональным наслаждением. Вот в этом и есть счастье еврейской души. Не случайно клейзмерскую музыку любят и играют многие коллективы. Даже и, казалось бы, такие строгие, как Оркестр полиции Израиля или оркестр Армии обороны Израиля.
Слово «клейзмер» – из языка идиш, а вернее, даже еще из древнееврейского языка: «клей» – «инструменты» и «земер» – «напев». Это традиционная музыка восточноевропейских евреев и особенный стиль ее исполнения. Исполнители музыки в этом стиле – клейзмеры. Можно говорить и «клезмеры», без типичного для языка идиш дифтонгового «й», - это будет более по-ивритски, а с «й» – по-идишски.
Кстати, всем будет интересно узнать, что понятие «клейзмерская музыка» было введено в обиход советским музыковедом Моисеем Яковлевичем Береговским в 1938 году. Изначально «клейзмер» игрался музыкантами-любителями на ярмарках, свадьбах, бар-мицвах и других еврейских праздниках для увеселения публики. Его расцвет пришелся на середину ХIХ – начало ХХ века. Первые документальные упоминания о клейзмерах относятся к XV веку. В воспоминаниях раввина Минца (конец XV, начало XVI века) дается описание обряда еврейской свадьбы, в котором большое место занимают сведения о музыке и музыкантах, сопровождавших жениха и невесту к венцу. Искусство клейзмеров наиболее ярко проявилось на Украине, в Польше, Литве, Галиции, Бессарабии в конце XVIII – первой половине ХХ веков.
В СССР были знакомы с некоторыми типичными образцами клейзмерской музыки, хотя и не знали, что это музыка клейзмеров: «7.40», «Хава нагила», не более того...
Ансамбль «Бессарабия» в своей программе «Клейзмер вокруг света» показывает, как необычайно богата клейзмерская музыка. Сегодня в мире клейзмер – бурно развивающийся музыкальный жанр, стремительно завоевывающий широкую популярность. Музыка клейзмер – это иллюстрация истории еврейского местечка. Когда со сцены льются давно знакомые мелодии, перед глазами сразу появляются картинки - то еврейского местечка, то свадьбы, то бар-мицвы. Многие из зрителей, преимущественно старшего поколения, подпевают в такт, ведь им всё это близко! Клейзмерская музыка и еврейская душа связаны невидимыми нитями. Почти перед каждым произведением, исполняемым коллективом, ведущий даёт краткую историко-информационную справку, и зрители могут узнать много интересного об этом течении традиционной еврейской музыки. Зрителю всё это очень нравится, люди стараются приобретать билеты заранее, и в последнее время у ансамбля аншлаги.
Совсем не случайно основные жанры клезмерской музыки – дойна, хора, булгар, хонга, коломейка – имеют свои аналоги в музыке тех народов, на территории которых жили евреи. Собственно, еврейский интонационный элемент в этой музыке выражается прежде всего в специфической орнаментации, восходящей к более древнему еврейскому мелосу.
В древней еврейской традиции было мало музыкальных инструментов. В основном, там было пение. Еврейская скрипка, кларнет, заимствуют некоторые приёмы непосредственно из пения, вокала. Есть и другие, чисто мелодические особенности, связанные с употреблением определенной разновидности фригийского лада, на идише — «фрейгиш». По всей совокупности этих приёмов можно отличить еврейскую дойну или хору, скажем, от румынской и т.д. В репертуар еврейских музыкантов могут входить хасидские напевы «нигуним» — часто бессловесные или на слова псалмов и других сакральных текстов»…


«Причуда» активиста

- Михаил, как ты оцениваешь общее состояние клейзмерской музыки в Израиле? Что ты скажешь о семинарах Э.Кирша для юных клейзмеров?

- Наряду с тем, что есть несколько величайших музыкантов – знатоков клейзмерской музыки, к великому сожалению, общий уровень невысок… Я принимаю участие в семинаре юных клейзмеров, проходящем обычно в дни фестиваля, а это показатель будущего в клейзмерском искусстве, и впечатления мои от него таковы: молодые ребята хотят приобщиться к клейзмерской музыке, и здесь им предоставляют такую возможность. У них у всех разный уровень подготовки. Настоящую клейзмерскую музыку им играть еще трудно, но они играют еврейские мелодии, субботние песни. Это уже ступенька, приближающая их к клейзмерской музыке; кроме того, здесь им объясняют, что такое импровизация. Это начало, и это важно!
Может быть, эти ребята, эта молодежь поднимет потом клейзмерскую музыку в Израиле на новый уровень… Организатор семинара Э.Кирш говорит о том, что нет, к сожалению, организованного изучения клейзмерской музыки и приобщения к ней молодого поколения. Этот семинар – его личная «причуда», проводит он его на добровольных началах, поскольку верит, что воспитывать молодое поколение клейзмеров - необходимо.
Разумеется, после такого трехдневного семинара никто не выйдет готовым клейзмером, однако этот маленький шаг очень важен, и я надеюсь, что те, кто пришел на семинар, уйдут уже чуточку другими людьми. Идет поиск возможностей воспитания молодого поколения клейзмеров, и я очень рад, что в этом поиске тоже участвую.


О «Семь сорок» – отдельно

- Любопытный факт. Часто и везде исполняемый танец «Семь сорок», в общем-то, неизвестного автора... По крайней мере, принято считать, что эта музыка - народная. Я прочел это, листая как-то какой-то сборник.
Подумалось, а ведь этого не может быть! Скорее всего, у этого фрейлехса есть-таки автор! И не ошибся. Вот, что рассказывает одессит, композитор и кларнетист Марк Штейнберг: «7-40» – это одесский танец, и написал его Исаай Маркович Абрамович – человек, которого я лично знал. В 50-х годах он руководил ансамблем кинотеатра имени Горького, а первыми исполнителями «семь-сорок» были Абрам Буздес (тромбон), Харитон Флит (кларнет), Наум Кривой (скрипка), Исаак Эдельман (аккордеон), Леонид Войтов (барабан). Я их всех хорошо знал и учился у них еврейскому мелосу». И я ему не могу не верить, он большой музыкальный знаток.
Этот факт, изложенный моим другом Марком Штейнбергом, подтверждается старым печатным лондонским изданием. Исаай Маркович продал несколько фрейлехсов, в том числе ноты «7-40» английскому бизнесмену, и на этих нотах по-русски было написано: «Я рад, что владею оригиналом нот этого знаменитого танца. Спасибо, талантливый Исачок». И подпись.

- Борис, я верю… Почему бы нет? В основном, играя ту или другую клейзмерскую музыку, я знаю авторов. Но если нет автора, могу по характеру, я бы сказал, по «музыкальному почерку», предположить, кто ее написал. Часто одни и те же мелодии мы встречаем у молдаван, румын, у балканских народов. Правда, чуть изменен стиль, мелизмы исполняются по-другому, но все-таки…
Когда это музыка чисто еврейская, таки да… Это чувствуется, это видно.


По-еврейски негромко: то со слезой, то весело…

Особенность еврейской народной музыки в том, что она одновременно веселая и грустная. Она способна в одно и то же время рассмешить, заставить плакать и танцевать. Она полностью копировала ментальность народа, который старался быть веселым несмотря ни на что, ни на какие горести. Клейзмеры очень тонко подметили это.
Отдельные клейзмеры поначалу объединялись в небольшие ансамбли или, как они себя называли, капеллы. Состояла такая «капелла» из ведущего инструмента – скрипки, а также цимбал и контрабаса, иногда виолончели. Такой состав был обусловлен тем, что в средневековой Европе евреям было запрещено играть на «громких» – духовых и ударных музыкальных инструментах.
В поисках работы музыканты кочевали по Европе, давая концерты в любой аудитории, которая согласна была их слушать и кормить, отсюда такая музыкальная «всеядность» и легкая музыкальная «приспосабливаемость».
Частенько клейзмеров приглашала поиграть на танцах и вечеринках нееврейская публика. Клейзмерам заказывали популярные национальные мелодии и танцы. Таким образом, репертуар музыкантов обогащался местным фольклором. Эти мелодии так удачно интерпретировались клейзмерами, что скоро их уже невозможно было отличить от истинно еврейской музыки.
В XV–XVI веках в восточной Европе стали появляться местечки, «штетлы» – небольшие поселения, где было разрешено селиться евреям. Здесь проживала большая часть еврейского населения России. Именно в этих местах произошли становление и последующий расцвет клейзмерской музыки. В большинстве штетлов существовали свои собственные клейзмерские капеллы, насчитывающие порой до пятнадцати и более музыкантов.
К середине ХIХ столетия клейзмерская музыка стала самостоятельным музыкальным жанром. В ней причудливо переплелись мелодии народов стран Восточной Европы – немцев, украинцев, поляков, молдаван, болгар, украинцев и румын. Однако клейзмерская музыка все же была неповторимой и узнаваемой.
Но жить одним лишь музыкантским делом клейзмерам было не так-то просто, потому что не всегда ведь бывают свадьбы и праздники. «Поэтому цимбалист часто служит посыльным в общине, а барабанщик – служкой в погребальном братстве, кроме того, он еще промышляет лошадьми, а скрипач часто содержит шинок», – читаем мы в воспоминаниях современников о быте еврейских местечек.


Скрипка, кларнет, аккордеон и контрабас

Материалы интернета:

Когда евреи в поисках лучшей доли стали перебираться из штетлов в города, на них уже не распространялся запрет игры на «громких» инструментах. Тогда в составе клейзмерских капелл появились новые инструменты: кларнет, труба, флейта и другие духовые. Сегодня любимые инструменты клейзмеров – скрипка, кларнет, аккордеон и контрабас.
Сейчас клейзмерская музыка переживает свое второе рождение и становится все более популярной: во многих странах проходят фестивали, собирающие множество участников и гостей.
Немало клейзмеров, овладев нотной грамотой, стали играть в оркестрах (чаще всего – в оркестрах еврейских театров). Порой их дети и внуки, получив образование, становились солистами, дирижерами и композиторами. Из семей клейзмеров вышли всемирно известные музыканты: композитор М.Гнесин был внуком клейзмера и бадхана, скрипач М.Эльман приходился племянником скрипачу-клейзмеру Каплану из Голованевска, виолончелист Э.Файерман (1902-1942) рос в городке Коломыя в семье клейзмера, в клейзмерской «капелле» Я.Звена из Вильны, ученика и последователя Гузикова, играл отец и первый учитель Я.Хейфеца, сын клейзмера из Львова Х.Вольфсталя (1853-1924), Бронислав (1883-1944) учился у отца, затем в Вене, Лейпциге и Берлине и стал дирижером и пианистом. Выдающийся и знаменитый П.Столярский, основатель одесской школы скрипичного искусства, был сыном клейзмера и в начале своей музыкальной карьеры играл в «капелле». И.Стучевский, израильский композитор, виолончелист и музыкальный писатель, был сыном руководителя клейзмерской «капеллы» в Ромнах.
Среди многих клейзмеров, погибших в годы Второй мировой войны в гитлеровских лагерях смерти, наиболее известными были Саша и Меир Ступель из Вильны (погибли в лагере Дахау), братья Таубе из Лодзи, братья Кош и Оскар Шац из Львова, Миша Шабтай из Слонима… Вспомним их...
Многие писатели в своих произведениях запечатлели образы музыкантов-клейзмеров. Например Стемпеню, образ которого встречается в рассказах Менделе Мохер Сфорима и Шолом-Алейхема. Роман «Клейзмер» Ирмы Друкер посвящен Петру Столярскому. Та же автор написала роман еще об одном выходце из клейзмерской семьи – о Михоэле-Иосифе Гузикове.
Фольклорист Моисей Береговский провел фольклорное исследование, вылившееся в работы «Идише инструментале фолксмузик» («Еврейская инструментальная народная музыка») и «Идише клейзмер, зейер шафн ун штейгер» («Еврейские клейзмеры, их творчество и быт»). Эти исследования содержат в себе около 1500 сочинений клейзмеров Украины, Молдавии и соседних земель.
Мотивы музыки клейзмеров использовали С.Прокофьев в «Увертюре на еврейские темы», Д. Шостакович в фортепьянном трио «Памяти Соллертинского», М.Вайнберг в «Молдавской сюите».



Традиционный фестиваль «Музыкальный Шавуот»

Из газет:

Израильская компания «Жемчужины классической музыки», уже много лет известная как устроитель больших музыкальных фестивалей, концертов классической, литургической, легкой классической музыки, а также фолка, джаза и рока, проводимых в живописных уголках Израиля: в церквях Августы Виктории в Иерусалиме и Святого Иоанна в Хайфе, в монастыре в Латруне и в армянском монастыре в Яффо, - каждый год проводит также и традиционные фестивали на праздник Шавуот.
Компания часто устраивает масштабные представления в открытом амфитеатре Тель-Авивского Центра «Азриэли». Её весенние фестивали «Музыкальный Шавуот» всегда становятся заметным культурным событием в жизни страны, а яркое исполнительское мастерство блистательных музыкантов – всегда ценный подарок для истинных ценителей национального музыкального искусства.
Как всегда, в фестивалях принимают участие музыканты-виртуозы Леонид Красник и Михаэль Городецкий, ансамбли La Basta Band и «Бессарабия», а также Иерусалимский фестивальный оркестр под руководством Владимира Баршевича.
Каждый вечер в самых разных интерпретациях звучат горячие балканские ритмы, лирические мелодии Словении, традиционная еврейская музыка, жгучее современное аргентинское танго, бесшабашный американский джаз, знаменитые бродвейские хиты и, конечно, зажигательная музыка веселых хасидов.
Например, инструментальный ансамбль La Basta Band известен, как и ансамбль «Бессарабия», своим широким стилевым разнообразием – музыканты коллектива одинаково лихо исполняют средиземноморскую, ирландскую, балканскую и цыганскую народную музыку.
Михаэль Городецкий, как всегда, выводит на фестивальную сцену свой квинтет «Бессарабия», в котором вместе с ним задействованы Эли Бельник (аккордеон), Аркадий Аптекарь (скрипка), Стас Ваулин (бас) и Андрей Лукач (ударные). Сам Михаэль демонстрирует свое яркое исполнительское мастерство не только на кларнете, но и на саксофоне и аккордеоне.
Вместе с Иерусалимским фестивальным оркестром Владимира Баршевича масштабные румынские и молдавские дойны, прерывисто ритмичные турецкие танцы, зажигательный еврейско-болгарский «фрейлекс» и медленный «хусидл» исполняет известный аккордеонист-виртуоз Леонид Красник.
Известный в Израиле и за рубежом Иерусалимский фестивальный оркестр в 1990 году основал и с тех пор успешно им руководит авторитетный скрипач и дирижер Владимир Баршевич. С оркестром ежегодно сотрудничают один из лучших скрипачей в мире Сергей Стадлер, «королева виолончели» Наталья Гутман, одна из лучших пианисток мира Ирина Беркович, главный джазмен Израиля Леонид Пташка, солисты израильской оперы Феликс Лившиц, Ирина Бертман, Йотам Коэн и многие другие большие музыканты.



«Браво, Миша, браво!»

Меломанам Кишинёва и Бельц в дни «Мэрцишора» был сделан прекрасный подарок – израильский квинтет «Бессарабия» подарил им свои выступления. Следя за успехами «Бессарабии», я встречал в прессе немало восторженных откликов, вот один из них. Привожу полностью, это стоит того.
Народный артист Молдовы председатель культурного общества «Салваць фолклорул» Иоан Паулеску.
«Мне, человеку, не чуждому музыке, не только был приятен сам факт столь профессионального, артистичного выступления, но и удивил феномен похожести еврейских и румынских мелодий. Мила Бательман исполнила на скрипке «Чокырлию» с необычайным вдохновением и экспрессией! Кларнет Михаила Городецкого тоже почувствовал себя дома: «Дойна», «Жок де дой», «Жок маре». Я знал Михаила классическим исполнителем, но как фольклорист он потряс меня своей виртуозной техникой и проникновенным исполнением румынской музыки! С большим успехом выступил солист ансамбля Бернард Итан. Манера его пения настолько свободная, что, слушая его, просто отдыхаешь. Я учился в консерватории и с Милой Бательман, и с Моше Цинманом, и с Хиршем Фридманом. И вот, через 20 лет, мы встретились. Все эти дни ощущал радость, а сейчас чувствую отсутствие этих старых друзей и коллег. Хотелось бы прослушать их программу еще и еще раз. Отдельное им спасибо за название квинтета. С глубоким уважением и надеждой на новую встречу».
Как сказано хорошо: «кларнет Городецкого почувствовал себя здесь дома»… Не только Мила Бательман, но и Михаил Городецкий тоже блестяще исполнил на своем инструменте молдавскую «Чокырлию» («жаворонок»), вызвав восторг публики, а также ставшие классикой еврейские мелодии.
Пресса писала: «Как отметила директор филармонии Светлана Бивол, «Все музыканты израильского ансамбля – выходцы из Молдовы, которые играли в наших музыкальных коллективах, и их выступления на родине – первые после долгого расставания… К сожалению, не так часто, как хотелось бы, в нашу столицу приезжают музыканты, достойные внимания разборчивой кишиневской публики. В дни «Мэрцишора» на сцене Малого зала филармонии и в Бельцах выступали виртуозы, прекрасно владеющие своими инструментами, – израильский квинтет «Бессарабия». Зал филармонии «взорвали» овациями «Бессарабские» клейзмеры. Четверо музыкантов из квинтета – выходцы из Молдавии, все они закончили Кишиневскую консерваторию, работали в симфоническом оркестре при государственной филармонии. Это профессионалы, воспитанные на нашей земле! Вёл концерт Михаэль Городецкий, который впервые за почти 20 лет приехал с гастролями в Кишинев и вышел на некогда родную сцену. Он сказал, что это был очень волнительный для него момент, ведь Михаэль работал в кишинёвском филармоническом оркестре с 1969 года и до самого отъезда в Израиль в 1991 году, целых 22 года!».
- Как же так случилось?» – спрашиваю Михаила о столь затянувшемся ожидании встречи с городом юности, где он состоялся как музыкант...
- Не всегда получается прервать ту работу, которой мы занимаемся в Израиле. А это – преподавание в консерватории, множество учеников, многочисленные гастроли, на которые я выезжаю в качестве солиста и «Бессарабии», и других клейзмерских ансамблей. Выступали с концертами в США, Южной Корее, в ряде стран Европы. Например, не так давно – во Франции, на фестивале идишской культуры, в Польше – на мероприятиях по случаю 60-летия освобождения Освенцима; в Испании, Германии, Австрии. Идея приезда в Кишинев давно витала в воздухе, и вот мы здесь!».
«Браво, Миша, браво!», - по-свойски кричали из зала Михаилу земляки. А это самый лучший показатель наиболее теплого приема. И что тут еще можно добавить? И что тут еще скажешь?!
Остается лишь от всех почитателей еврейской народной, клейзмерской музыки, а также от имени всех нас, твоих коллег, Михаил, пожелать тебе крепкого здоровья и творческой энергии для осуществления всех намеченных тобою планов! Ведь сам видишь: то, чем ты занимаешься, это не «легкий жанр», это так бередит людям душу, это им необходимо. А значит, ты занимаешься нужным делом!

Борис Турчинский

Марк Штейнберг: «Я родом из Одессы»
Навстречу юбилею - 80-летию со дня рождения



Мужество композитора



Имя композитора Марка Штейнберга, как принято говорить, на слуху у многих людей - особенно, людей старшего поколения, еще со времен особого интереса к джазу, долгие годы гонимому советскими властями. Штейнберг любил и много исполнял джаз. Но пришел он к джазу не сразу. Прежде были и война - Марк ещё ребенком был ранен - и военная школа музыкальных воспитанников, стремление учиться дальше, и многие препоны - нередко искусственные. Тяжелые операции, болезнь, инвалидность…
Всё это человек преодолел мужественно и с честью и стал тем, кем и стремился быть – классным исполнителем, композитором. Стал однажды и продолжает быть до сих пор, несмотря ни на что, ни на какие жизненные трудности. Многие планы спутала тяжелая болезнь…
Но, потеряв физическую возможность воспроизводить на инструменте свои музыкальные творения, композитор записывает их на нотных листах. Марк Штейнберг – человек огромной воли. Борясь с тяжелым недугом, он упорно продолжает работать, писать прекрасную музыку. Сотни стихов знаменитых и малоизвестных поэтов обрели новое звучание, новую жизнь, благодаря переложению их композитором на музыку. Песни эти исполняют во многих странах.


Соавторы, органичные в творчестве


Вот, что рассказывает о Марке Штейнберге поэт Михаил Ринский из израильского города Рамат-Гана. Этим вступлением он как бы дает зачин всему нашему рассказу.
- В «титрах» моих воспоминаний израильского периода жизни Марк Штейнберг – автор многих прекрасных песен не только на русском языке, но и на языке идиш, автор музыкальных сборников, статей и рассказов. О Марке Штейнберге нередко пишут в израильской, украинской и американской прессе.
Когда меня представили этому талантливому музыканту, я принял это как большую честь. Нас познакомил столь же талантливый и интересный его коллега Юрий Кремер. Союз наш скрепило согласие этих людей написать песни и романсы на мои стихи. Мне по душе была работа с композиторами, столь органичными в совместном творчестве. Перенесший тяжелые операции и поэтому ограниченный в своих физических возможностях, Марк называет Юрия, помогающего ему в обработке и исполнении произведений, «мой добрый ангел».

***********************
Познакомившись ближе со Штейнбергом, я счел просто необходимым для себя попросить коллег-музыковедов рассказать об этом не только творчески интересном, но и мужественном человеке, о неординарном становлении этой талантливой личности.


Этап первый – школа музыкантских воспитанников

Мальчиком Марик Штейнберг стал воспитанником Одесской военной школы музыкантских воспитанников, что сродни суворовскому училищу. Готовили в ней военных музыкантов. В то же время, там были все положенные средней школе общеобразовательные предметы. Школа находилась под особым вниманием маршала Г.К.Жукова, так как именно он предложил Сталину идею основать эти учебные заведения, а попросту хоть немногих детей спасти от голода и вырвать их из паутины беспризорности.
1947 год. Марк принимает участие в военном параде в Одессе. Маршал Георгий Жуков приветствует своих любимых воспитанников.
«Жуков часто приезжал к нам в школу проверить быт. Ведь с его легкой руки были созданы 13 школ музыкантских воспитанников по всей стране», - вспоминает Штейнберг. «И вот какой однажды был случай. На последней репетиции перед парадом подходит к нашей коробке Жуков - а мы открываем парад - и посмотрев, во что мы одеты, очень разгневался. «Что это за войско? Начальника гарнизона ко мне, немедленно!», - приказывает он. Мы были одеты ужасно, даже не у всех были сапоги, некоторые в обмотках.
«Начальник гарнизона, где румыны?», - продолжает уже кричать Жуков.
«По дороге в Дальник, товарищ командующий», - отрапортовал начальник гарнизона. Дальник – это район Одессы. «Догнать, раздеть, и пошить форму моим суворовцам!».
Уже вечером тридцать портных начали работать и работали всю ночь до утра в нашем дворе. Утром все было готово, мы выглядели блестяще. На параде, объезжая войска, маршал подъехал к нам и, кажется, был доволен! На этот раз в красивой форме, с лампасами, гордо чеканя шаг, под дробь барабанов и торжественные звуки труб мы открывали парад!
Не так давно я прочел в современной газете «Одесский листок», которая продолжает традиции газеты 19-го века с аналогичным названием, сообщение о том, что будет отмечаться 60-летие двух одесских спецшкол – военно-морской и военно-воздушной. И сразу нахлынули воспоминания… Ведь по такому же образцу в 1937 году в Одессе была создана и наша военно-музыкальная школа (ОВМШ), воспитанником которой я был в 1947-1951 годах.
Хорошо помню своих друзей по школе и замечательных преподавателей, обучавших нас музыкальному искусству, строевой подготовке, уставам и другой премудрости, необходимой будущим военным музыкантам. Среди преподавателей были и женщины, окружавшие нас материнской заботой, любовью, согревавшие теплом своих сердец. Многим из нас одесская военно-музыкальная спасла жизнь, оберегла от страшных последствий войны.
Жизнь разбросала в разные стороны тех, кто вместе со мной постигал азы нотной грамоты и воинской дисциплины. Но крепка наша солдатская дружба...

ЮБИЛЕЙНАЯ ВСТРЕЧА

В 1976 году в помещении обычной одесской школы, где прежде размещалась наша военно-музыкальная, собрались выпускники ОВМШ разных лет. На юбилейной встрече каждый рассказывал о своих успехах за прошедшие 25 лет. Народ явился с жёнами, в президиуме – наши преподаватели. Почтили память ушедших в мир иной. Мне предложена была честь начать торжественную часть встречи. Первым делом я поблагодарил свою жену Светочку за помощь в организации сбора. «Я же ничем не помогала!» - вырвалось у неё. «Ты помогала тем, что не мешала мне заниматься любимым делом!». Все бурно зааплодировали, выражая моей жене одобрение. Для меня это была незабываемая, счастливая минута в жизни.
Нашу встречу сопровождал духовой оркестр войсковой части 18798 под руководством капитана Александра Фирсова. Тот самый оркестр, в котором в 1956 году я служил солистом у дирижера Алексея Васильевича Зайцева.
… Всякие случаи бывали у нас в школе, бывали иногда и малоприятные: бывшие детдомовцы, воспитанники В.Лисица, Т.Гончаров, А.Курбатов обокрали кассу школы. Их, конечно, вскоре поймали на том, что у них появились конфеты. Дело до трибунала не допустил начальник школы, чем отодвинул на два года своё повышение в звании...
Запомнились слова завуча Г.Т.Солтановского: Эти три фамилии вы
никогда не забудете, и через многие годы при встрече скажете: «Как
не помнить? Это те, что кассу обокрали»...
И действительно мы эти фамилии помним через годы: Лисица стал доцентом Одесской консерватории, Гончаров был тренером олимпийской сборной СССР по тяжёлой атлетике, Курбатов работал главным инженером знаменитого завода АЗЛК, выпускал полюбившиеся народу «Москвичи», а затем он работал на «РАФе». Минувшая война заставила полуголодных мальчишек воровать. Но были, к счастью, рядом с нами взрослые, которые прекрасно понимали это и верили, что из нас все же вырастут настоящие люди, поэтому и не дали сломать ребятам жизнь, даже ценою собственной карьеры…».
Памятны годы учёбы в военно-музыкальной школе Одессы встречами со многими выдающимися людьми, которые организовывал наш начальник – прекрасный воспитатель по фамилии Палумбо. У нас были в гостях Королёв – чемпион мира по боксу, герои Советского Союза, Александр Свешников - знаменитый хормейстер, прославленные музыканты И.О.Дунаевский, А.И.Хачатурян, Д.Д.Шостакович, М.Л.Ростропович, Р.М.Глиэр.


В большую музыкальную жизнь

3 июля 1951 года из нас, воспитанников ОВМШ поступления 1947 года, выпускался целиком оркестр, который готовил к дальнейшей оркестровой службе Ю.П.Бондовский. Именно на нашем курсе обучение было переведено с 3-х на 4-годичное. Естественно, для продолжения учёбы руководство и педсовет оставили самых «подвижных» - в смысле, хорошо успевающих. Выдали нам свидетельства. За четыре дня все разъехались по назначению. Сделали общее фото. Я как отличник имел право выбора и выбрал с большим удовольствием оркестр старшего лейтенанта Зайцева. Руководимый им оркестр занимал 1-е место в конкурсе оркестров Одесского военного округа.
Привезли нас в военный лагерь под Одессой «Чабанка». Я был, как и остальные, настолько подготовлен, что уже вечером в строю исполнял «Зарю». Жили в палатках по 10 человек, подъём в 6.00, а в 8.00 мы уже репетировали на обрыве, над морем, вальс А.К.Глазунова из балета «Раймонда».
Я был посажен в ряд кларнетистов третьим от флейтистов, то есть исполнял партию первого кларнета. Впереди двое – солист-сверхсрочник Владимир Соколов и его помощник, тоже сверхсрочник Вадим Цветковский. Подходит соло-дуэт кларнетов, у Вадима (из-за похмелья) «кикс», а я от него получаю по шее, вроде кикс у меня.
Дирижёр повторяет эпизод, и вновь кикс... Опять очередная порция по шее, и здесь я проявил свой независимый характер – запустил в море с обрыва свой кларнет. Зайцев понял, в чём дело, и приказал всему оркестру нырять в море, вылавливать кларнет. Когда его вытащили, уже все подушечки отлетели. Зайцев приказал взять в инструменталке другой кларнет, я выполнил приказ и возвратился в оркестр, но он меня (воспитанника) усадил солистом, а сверхсрочники были посажены в помощники.
Вскоре прошёл новый очередной конкурс, снова первое место, солировал я. Оскорблённый в чувствах Соколов перевёлся на службу в оркестр академии имени Фрунзе.
Я прослужил в оркестре шесть лет – воспитанником, срочником, сверхсрочником. В этот оркестр, при том, что менялись дирижёры, в 1955 году всё же вернулся после службы за рубежом, уже майором, Зайцев. К сожалению, ненадолго, в конце 1956 года на трамвайной остановке он скоропостижно скончался…



Первым своими учителем в музыке Марк называет преподавателя игры на кларнете Петра Семеновича Глушкина, считает его главным учителем в своей жизни. Были, конечно, и многие другие, память о которых тоже жива в сердце, - например, Зиновий Борисович Пятигорский. Но именно Петру Семеновичу Марк обязан любовью к музыке. У Глушкина было много талантливых учеников. Одесситы говорят, что только Одесса может рождать таких талантливых преподавателей.
…После училища Марк служил в военном оркестре до 1957 года, когда, как он пишет, «заболел» джазом. В центральном одесском кинотеатре «Украина» был прекрасный джаз-оркестр, которым руководил известный джазист, гитарист Евгений Танцюра. Марк играл в оркестре на саксофоне и кларнете. А с 1977 года в течение десяти лет уже Марк Штейнберг руководил этим оркестром.

Израильская муза. Откликаясь на доброе и трагичное


Композитор откликается своим творчеством на все доброе и всё трагичное, что происходит в Израиле. Памяти жертв теракта в «Дельфинариуме» посвящена его песня «Дрожит душа». Марком Штейнбергом написана песня, посвящённая 120-летию города Петах-Тиква, в котором он сейчас живет. Марк сотрудничает с городским клубом «Одессит». Пишет музыку на стихи местных самодеятельных поэтов. Регулярно «озвучивает» стихи, присылаемые ему из Одессы, превращая их в песни.
Тесно сотрудничает Марк с поэтессой Сарой Зингер. В содружестве с Юрием Кремером и Сарой Зингер им записано немало песен на идише.
Надо сказать и о замечательных мелодиях песен «Года, года», «В тоннеле», «Музыкант играет на трубе», «Взрослые, не трогайте детей»…


Вначале была война…

Но вначале была война. И 16 августа 1941 года теплоход «Кубань» отошел от одесского причала с пленными немцами в трюмах и оборудованием холодильника одесского порта. На настилах поверх оборудования разместили еще 250 эвакуированных. На постеленном брезенте – больные и раненые дети и рядом охрана. На палубе – работники холодильника во главе с директором Сигаревым.
Судно сопровождали эсминцы, но это не помогло: немецкие самолеты бомбили и обстреливали «Кубань». В 5 утра налетели немецкие бомбардировщики. Столбы воды вырастали за бортом, и одна бомба прошила брезент, пробурила дыру в днище трюма. Погибли некоторые дети и много пленных немцев. Шестилетний Марик был ранен.
Из пробоины трюм стал заполняться водой, и эвакуированных пересадили на подошедший пароход «Пестель». В первую очередь спасали детей. Переправили раненых, и как только приплыли в Мариуполь, их отправили поездом в Нальчик. Мама с братом и сестрой разыскали Марка в госпитале и забрали его, а прежде старшая сестра Софа забинтовала его раны - в 15 лет она уже стала взрослой.
Маме через военкомат удалось устроиться в столовую эвакогоспиталя поварихой - это была ее профессия. Немцы подступали к Нальчику. Мать пошла в военкомат и упросила взять её в госпиталь. Через неделю она со старшиной-стариком приехала на запряжённой лошадьми телеге за Мариком и его сестрой, и семья разместилась в госпитале.
Брат Борис, несмотря на стопроцентную слепоту одного глаза (в детстве ему мальчишки бросили в глаз негашеную известь), убедив медкомиссию, ушел на фронт. Он заявил: «Чтобы стрелять, левый глаз не нужен! На фронте мой отец, воюет старший брат Саша, и я должен быть с ними!». Ушел на войну и погиб. И мама с Мариком и сестрой остались втроем. Потом было несколько военных голодных лет…
«Интересна история моего рождения», - рассказывает Марк Штейнберг. «В 1934 году встретились в Одессе три родных брата Штейнберги. Старший – хирург из Львова - приехал на симпозиум в «Еврейскую» больницу; мой отец Пётр, 1888 года рождения; и артист еврейского театра их брат Марк. Брат-львовянин по просьбе отца осмотрел мою маму, установил диагноз: миома, - и, договорившись с хирургами, назначил день операции. Уже лёжа на операционном столе, мать почувствовала биение ребёнка. Львовский дядя сказал: «Вставай, Роза, иди домой и жди сына». Это оказалось правдой. За месяц до моего появления артист Марк умер на сцене, и при моём рождении я получил его имя, а впоследствии – профессию артиста эстрадного оркестра. Отец добровольно пошёл на фронт, ему было уже 53 года и призыву он не подлежал, но он знал – это его гражданский долг, пошел и погиб…
И вот я живу - за них за всех…».


«Пока я помню - я живу»

Повествуя обо всем понемногу из своей жизни и своей музыкальной судьбы, я буду, так или иначе, «вращаться» вокруг воспоминаний об одесской военно-музыкальной школе, так как в ней прошли годы моего становления. Трудные это были, тяжёлые послевоенные годы… Я – дитя войны.
Хорошо помню первые её дни, и даже голос Молотова по радио, начало войны возвещавший. В июле 41-го бомба взорвалась на Херсонской улице, в детском отделении больницы, где я лежал. Посыпались стёкла, упал угол потолка на детишек со скарлатиной. Нас спустили в подвалы, где расставили кровати. На каждой по 3-5 детей от 3-х лет до 9-ти лет. Вечером многих родители забрали уже с осложнениями.
Когда мама работала в эвакуации в госпитале, я помогал ей. Больничные палаты – брезентовые палатки на 4-6 человек. Медперсонала, естественно, не хватало. Я бегал между ранеными – кому воды подать, кому утку. Один весь забинтованный, открыты лишь рот и глаза, всё просил курить, курить... Я собрал окурки, распотрошил и скрутил «козью ножку», прикурил у костра – и в палатку. «Дядя, дядя»! - но он уже был мёртвый. Я – к другому, но этот давно уже холодный…
Что делать? Сел и докурил. Так в семь лет я начал курить. В военной школе курил, меняя хлеб и масло на папиросы у жителя подвала, что напротив школы. Он торговал папиросами и семечками. Много раз из-за этой моей вредной привычки были у меня неприятности, но курить я всё же бросил только через 14 лет, в 1955 году, когда курить уже никто нам не запрещал, даже выдавали махорку.



«Вирус» джаза



Мне довелось общаться и сотрудничать со многими известными эстрадными музыкантами и вокалистами — Валерием Ободзинским, Людой Гнездиловой, Лорой Долиной, Галиной Поливановой, Линой Ермаковой, Глебом Драновым, Евгением Ивановым, Анатолием Бойко, Николаем Огреничем... У меня до сих пор много друзей, мне регулярно звонят и пишут со всех концов мира.
В конце пятидесятых годов я получал приглашения на работу в оркестры Шико Аранова и Леонида Утесова. Но оставался в Одессе. Захватывающей работы хватало, и не только в родном оркестре при кинотеатре «Украина». Доводилось даже выручать гастролирующий в Одессе знаменитый московский театр «Ленком»: подменял там заболевшего кларнетиста. Играл с симфоническим оркестром одесской филармонии во время записи музыки на киностудии. Участвовал в гастрольных концертах известного пианиста Наума Штаркмана.
Не помню уже точно год, когда в театре оперы и балета шла подготовка к сдаче «Спартака». На премьеру ждали автора – самого Арама Хачатуряна. Меня пригласили в оркестр играть партию саксофона. Оперные кларнетисты не совмещали кларнет с саксофоном, боялись «себя испортить». Хотя были примеры блестящих музыкантов-«совместителей», таких, как Ланцман и Голов из оркестра Олега Лундстрема. Сел я рядом с опытным Сашей Бетиным, и он подсказывал мне моменты вступления. Всё прошло успешно и удачно, я получил благодарность самого Хачатуряна!
А вот еще эпизоды:
…Приходит ко мне на репетицию чернокожий кубинец и рассказывает, что он закончил Одесский технологический институт и должен отбыть на родину, но его пароход только через два месяца. Денег нет… «Может я у вас это время попою?», - говорит он. «Я был лауреатом фестиваля кубинско-советской дружбы в Москве, даже пел на заключительном концерте в Кремлевском Дворце съездов».
Я его послушал. Голос, манера, исполнение – всё исключительно на высоком уровне. Особенно ему удавались латиноамериканские и, само собой, кубинские песни. Пел на английском песни «Битлз», а в то время это вообще было находкой для нас! Но как взять его, как оформить, чтобы он получал деньги? Тут начались мои мытарства…
Очень хотелось помочь парню. Да и музыкантам моим он понравился. Директор кинотеатра «Одесса», где я работал много лет руководителем эстрадного оркестра, ни в какую не соглашался взять иностранца! Пошёл я в Управление культуры, затем был у завотделом пропаганды и агитации обкома партии. Все разводят руками. Все говорят: «Пусть поет, но оформить – нельзя».
Мне пришла в голову идея—пойду-ка я в консульство Кубы, которое было в Одессе. Консул прекрасно говорил по-русски, выслушал меня внимательно и дал справку—что генеральное консульство Кубы просит разрешить… оформить… и так далее.
Но что было дальше?! А дальше был фурор! Быстро по Одессе расползлись слухи, что у нас поет негр, сейчас сказали бы «афро-американец». А ведь чернокожие артисты чувствуют джазовую музыку генетически! Люди стали валить толпою, билетов в кино нельзя было достать, ведь мы играли за полчаса до начала каждого вечернего сеанса.
Народ толпился вокруг кинотеатра, мы открывали окна, чтобы все могли послушать, как поет наш новый товарищ. До кино дела не было уже никому…
За считанные дни Луис Ноа Плума стал звездой города. Его узнавали, к нему подходили - приветствовали, благодарили! Вот такие замечательные были два месяца работы с талантливым кубинцем.
Часто вспоминаю его любимую песню «Отчий дом» композитора Владимира Шаинского: «Уголок России – отчий дом, где туманы сини за окном. Где твои, немного грустные, и глаза, и песни – русские»...
А вот еще один запомнившийся случай. Симфонический оркестр филармонии записывает на киностудии музыку к кинофильму «Девочка с куклой». Композитор Александр Красотов специально приглашает меня, чтобы сыграть на саксофоне негритянский блюз. В том же составе записывали музыку Оскара Сандлера к кинофильму «Черноморочка». Должен был дирижировать знаменитый Борис Карамышев, руководитель оркестра Центрального телевидения «Голубой экран».
Время для записи 10-минутного эпизода — с двенадцати ночи до четырех утра. Уж полночь близится, а Карамышева все нет. Оскар Сандлер выдергивал последние волосы из своей почти облысевшей головы. «Песня Софийки» ведь была только в клавире, и дирижеру еще предстояло оркестровать ее.
На студию Борис Карамышев приехал только в половине первого. Оказывается, он по ошибке сел во Внукове на харьковский, а не на одесский самолет. А уже из Харькова прилетел попутным почтовым «кукурузником». Но уже через полчаса оркестровка была готова. Запись получилась великолепная. В четыре утра мы разъехались по домам. Так я познакомился с талантливейшим аранжировщиком, композитором и дирижёром. Мы долго поддерживали дружеские отношения. С его легкой руки мне довелось в различных музыкальных составах озвучить десятки фильмов.
Часто посещал концерты нашего оркестра в «Украине» кинорежиссер Петр Тодоровский, с которым я познакомился тоже на записи музыки к его кинофильму о моряках. Вместе музицировали, он прекрасно играл на гитаре, сочинял хорошую музыку. Через некоторое время, к нашему сожалению, Тодоровский уехал жить и работать в Москву. Когда 4 ноября 1995 года теплоход увозил меня от одесского берега в Израиль, в голове звучала песня на стихи и музыку Тодоровского:

У тебя в деревне травы да деревья,

А у нас, куда ни погляди,

Море подо мною, море за кормою,

И море, только море — впереди.

Много лет я руководил художественной самодеятельностью. Будучи членом обкома профсоюза работников культуры и активистом отдела культуры Одесского военного округа, вел шефскую работу в воинских частях и госпиталях.
Весной 1960 года я женился. Вместе с женой мы нередко проводили отпуск на борту крупных пассажирских лайнеров «Россия», «Тарас Шевченко», «Шота Руставели», куда меня, других музыкантов и артистов приглашала администрация Черноморского пароходства. Играли в музыкальном салоне, сопровождали концерты.
В круизе 1976 года на «Шота Руставели» собралась хорошая компания: актер Борис Сичкин с сыном-пианистом, Юрий Тимошенко (Тарапунька) и его жена певица Юлия Пашковская, Зиновий Высоковский, Володя Высоцкий с Мариной Влади. Инструментальный ансамбль подобрался в таком составе: пианист — композитор Олег Негруца, гитара — Евгений Танцюра, бас-гитара — Илья Байер (сейчас живет в Австралии). Ударные — Борис Шпирт (сейчас он в США), саксофон и кларнет — ваш покорный слуга. Играли разную музыку, в том числе клезмерскую, какую можно было услышать только в исполнении одесских музыкантов. Правда, уже попав в Израиль, я убедился, что одесситам составили бы конкуренцию клезмеры Цфата.

Артисты — очень чувствительный и ранимый народ

У представителей каждой профессии есть свои критерии и условности взаимоотношений. Бывает, они ревниво и болезненно относятся к появлению новых талантливых имен. Но уж если это талант – так талант! Радоваться нужно, а не завидовать! Как-то ночью, устав после звукозаписи, затянувшейся из-за того, что вокалист не подготовился как следует, мы беседовали о том о сем, и Женя Танцюра громко делился своими впечатлениями о недавней поездке в Москву и о том, что обнаружился там новый талант... «Музыканты фирмы «Мелодия» рассказали мне, что появился очень талантливый парень — Лева Лещенко. Он прямо в студии берет ноты песни и через короткое время тут же на выбор предлагает композитору несколько вариантов исполнения».
Из собственной практики мы знали таких безупречных в своем профессионализме исполнителей. Всегда приятно было работать с оперными певцами Галиной Поливановой и Женей Ивановым, которые тоже могли почти набело записывать с листа. Но жизнь рождает и новые таланты… Жизнь рождает, а потом их и подтверждает. Если это, конечно, действительно талант. Вот так загорелась звезда Льва Лещенко…
Я хорошо знал Михаила Жванецкого. Ну а как же! Его шутки тех лет и сейчас помнят мои друзья, с которыми я общаюсь в Израиле, а это: Сёма Бронфман - ударник военного оркестра, Илья Рабинович - тубист, Алик Шлаин - в прошлом прекрасный гобоист и саксофонист. Кстати, учиться он поехал далеко от Одессы, в Новосибирскую консерваторию.
«Почему он так далеко учился?», - иногда спрашивали друг у друга коллеги. И сами же и отвечали, всё прекрасно понимая: «А ближе не принимали…»

Небольшое отступление (от автора)
Уж эта пресловутая пятая графа в советское время… В стране, объявившей себя на весь мир оплотом демократии, равенства и дружбы! Но на самом деле…
Хочу рассказать нашим читателям немного о себе. Самую малость. Прошу прощения у героя моего очерка Марка, что вставляю сюда свои «пять копеек».
1973 год. Я заканчиваю срочную службу в оркестре штаба Прикарпатского военного округа. Моей мечтой было поступить в консерваторию. Но во Львове, где я проходил службу, об этом не могло быть и речи. Там и русских не очень жаловали, а евреев и подавно. Что делать?
- Езжай в Казань, - советует мой отец Роман Иосифович, в то время музыкант Житомирского военного училища, - на Украине тебе будет трудно поступить. В Казани зав. кафедрой духовых инструментов - мой друг по «воспитонской» службе Шамиль Незамутдинов, он тебе хоть маленькую, но всё-таки протекцию составит… А это уже что-то. Может, не так посмотрят на нашу графу». «Как это?», - кипел я, - я отлично играю на кларнете, в форме - как никогда. В оркестре штаба, ведущем коллективе округа, играл 1 кларнет, 1 пульт. Мне дирижеры доверяли сложнейшие соло и …»
Но отца послушал и взял билет в Казань. В том году на Ближнем востоке была война, и арабы уже в который раз потерпели поражение. При чем здесь советские евреи, всякие преграды и препоны для них, спросите вы?
Не скажите… Еще как при чем.
Встретился я с Незамудиновым и сразу понял, что не в то место я приехал и не в то время. Единственное, что он сделал, - отправил меня на беседу к проректору консерватории - как и я, еврею, который закрыл за собой дверь и тихо сказал: «Уезжай в другое место». «Но вы ведь меня даже не прослушали», - возмутился я. Как я был наивен!
Иду на вокзал и смотрю, куда бы поехать. В пределах 1000 км. Свердловск, Саратов, Горький… Там есть консерватории. «Куда есть ближайший рейс?», - спрашиваю в кассе ЖД.
Билетёрша очень удивилась: «Вы что, серьезно?» «Серьезней некуда», - отвечаю я.
… в Свердловск через два часа. Лотерея, но она была мне послана свыше.
И вот я в Свердловске, очень далеко от родной Украины. Очень!!!
В консерваторию я поступаю без проблем. С большой благодарностью вспоминаю преподавателей Уральской консерватории: моего преподавателя И.М.Нестерова, преподавателя трубы, композитора, профессора В.М. Щелокова, преподавателя трубы М.П. Вагина, преподавателя тромбона В.В.Коровякова, преподавателя гобоя В.Т.Феденко и многих других.
Через два года я перевелся в Одесскую консерваторию, в класс профессора Калио Мюльберга.
Наш рассказ снова плавно вернулся к Одессе… Я с отличием заканчиваю консерваторию. На выпускном вечере в ресторане гостиницы «Лондонская» спрашиваю своего преподавателя, которого я очень уважал и, думаю, он меня тоже - мы успели за три года подружиться.
- Калио Эвальдович, а если бы я поступал в Одесскую консерваторию, у меня были бы какие-то шансы?»
Мюльберг задумался и говорит: «Борис, ну зачем ты меня провоцируешь? Ты ведь знаешь ответ…».
Мой случай, я думаю, капля в море несправедливости, глупости и даже подлости советской власти к своим подданным еврейской национальности.



Я чуть было не стал работать у самого Утесова!

Прослушав мою игру, Старостин, дирижёр оркестра Утёсова, предложил мне повидаться с Леонидом Осиповичем, чтобы обговорить детали переезда в Москву. «Поскольку вы оба вечерами заняты, то завтра в 13.30 Леонид Осипович посетит свой бывший дом по Треугольному переулку, 13. Приходите, и вы встретитесь».
Я подошёл в назначенное время, смотрю, валит за Утесовым толпа, а он, войдя в подъезд, сразу подошёл к глубокой старушке:
- Здравствуйте, баба Маня!
- Я вас не знаю...
- Как, Вы меня не узнаёте?! Я Утёсов!
- Вей из мир! Лёнька, халамидник, это ты?!
Вначале вроде смех, а потом взахлёб слёзы...
Зная, что Утесов не совсем здоровый человек, все забеспокоились. Какая уже могла быть встреча? Какой деловой разговор? Я ушёл домой. А мама на меня налетела: «Никаких поездок с балаганом! Тебе нужны проститутки? Клопы в гостиницах? Сидишь в оркестре, дома? Вот и сиди!..».


Учиться, учиться и учиться… интернационализму!

У читателя, наверное, уже возник вопрос о том, удалось ли мне в итоге получить какое-то музыкальное образование. Расскажу. Хоть меня и не допустили к вступительным экзаменам в московский институт военных дирижёров, хоть срезали на экзаменах при поступлении в одесское музыкальное училище - я не унывал и все же сумел закончить заочное отделение музучилища в Херсоне, причем, с отличием и сразу по двум специальностям. Но раньше была Москва…
В 1954 году я приехал в Москву, подготовившись к вступительным экзаменам в институт военных дирижеров. Обидно, но сыграл свою роль пресловутый «пятый пункт», и мне предложили – вернее, приказали (я был тогда солдатом срочной службы) остаться в учебном оркестре: ведь я хорошо играл на кларнете.
В ОВМШ я был одним из лучших. По окончании школы как отличник имел право выбора и по желанию был направлен солистом-кларнетистом в военный оркестр - лучший в округе. Но мною, тогда юным музыкантом, двигали жажда познания и совершенствования. Окончив в вечерней школе десятилетку и получив аттестат зрелости, я отправился в Москву и попытался поступить в институт военных дирижеров. Все пять музыкальных экзаменов сдал на «отлично». Но мне открытым текстом заявили: евреев не берем! Вот, как это было.
Перед сдачей общеобразовательных предметов (сочинение, история) меня через начальника курса капитана Казанова вызывает начальник учебной части полковник Камышев и приказывает сдавать экзамен… в его кабинете. Сдать предстояло читку с листа. На это я позволил себе заметить: «Я же уже сдавал экзамен профессорам Солодуеву и Майорову!».
«Играйте!», - приказал Камышев, и положил ноты вальсов И.Штрауса. Я выполнил приказание и великолепно, с удовольствием с задачей справился.
«Я предлагаю вам остаться в учебном оркестре», - сказал Камышев.
«Товарищ полковник, но я ведь приехал поступать учиться на дирижёра!».
«А мы жидов не принимаем, и не разговаривать!..». Вот какие откровенности звучали в то время.
Я решил вернуться в Одессу, в свой любимый оркестр, и прослужил в нем до 1957 года, пока не увлекся джазом.
В 1956 году я сделал попытку поступить в Одесское музыкальное училище. Директором в то время был Александр Иванович Шумов, наш «задушевный друг» (это когда пальцы приставляют к горлу, любитель этого дела…). Я хорошо знал его и его пагубную страсть еще по военно-музыкантской школе, где он был старшиной-инструктором по кларнету и проявил себя не с лучшей стороны. Причем, не только как выпивоха, но и как бездушный человек. Хочу называть все своими именами. Мы, воспитанники, его не любили.
Первый вступительный экзамен — специальность. В комиссии — бывшие педагоги военной школы – кларнетист Валентин Дмитриевич Рыков, прекрасный человек, впоследствии и рассказавший мне о том, что произошло на экзамене, и очень серьёзный, я бы сказал, выдающийся трубач и педагог Аркадий Леонов.
Входит Шумов, что-то преподавателям говорит - они поднимаются, чтобы уйти. Я ничего не понимаю и с ужасом в голосе спрашиваю: «Что мне делать?». Шумов останавливает экзаменаторов, чтоб не уходили, велит: «Продолжайте!». Они возвращаются, и я получаю свою пятерку. На «отлично» сдал и другие музыкальные дисциплины. Был уверен, что все будет нормально.
Но по сочинению мне поставили двойку. Обращаюсь к преподавателю с просьбой показать мои ошибки и слышу в ответ: «У меня семья, умоляю, не будоражьте, я должна была выполнить распоряжение...». И я всё понял…
С комсомольской энергией написал письмо, конечно же, в Москву, в ЦК КПСС, Н.С.Хрущеву. Ответ получил из областного управления культуры - мол, у вас ведь двойка по сочинению... Именно Шумов давал указание педагогам поставить мне по специальности «два», а педагоги были порядочные люди и в знак протеста хотели уйти с экзамена. Экзаменатор по литературе, увы, не рискнула оказать такого же противодействия...
Спустя семь лет, в 1963 году, я надумал поступать в Одесское культпросветучилище. Экзамены я сдал успешно, но директор училища Тепман, по понятным причинам, опасался принимать евреев. Не правда ли, странно: в Одессе, где всегда жило много евреев, где среди преподавателей их тоже было достаточное количество, существовала устная директива - «не пущать».
Он пригласил меня в кабинет и сказал: «Знаете, Штейнберг, по установке я должен принимать только из сельской местности, так что извините...». «А я могу получить заверенный экзаменационный лист?», — попросил я. Держа в руках желанную бумагу, не заходя домой, поехал в аэропорт и вылетел в Херсон.
Решил поступать на заочное отделение здешнего музыкального училища. Директор Антонина Поликарповна Кержковская, просмотрев мой экзаменационный лист и свидетельство об окончании с отличием военно-музыкантской школы, сказала: «Мы бы рады таким специалистам, но у нас нет заочного духового отдела. Вот если б вы согласились на хормейстерский...».
Петь я любил всегда. Еще учась в школе, пел в хоре мальчиков в спектаклях Одесского оперного театра: «Пиковая дама», «Борис Годунов», «Кармен». С замиранием сердца смотрел, как выступают на сцене знаменитые певцы Наталья Шпиллер, Георгий Нэлепп, Александр Пирогов, Донат Донатов, ко мне тепло относился известный дирижер Николай Дмитриевич Покровский... Я без колебаний согласился.
Согласился и уже через час вернулся в Одессу студентом. Экзаменационные сессии вместо месяца сдавал за неделю, поскольку был очень занят на работе в филармонической бригаде Аркадия Савельевича Астахова, нельзя было сойти с маршрута гастролей. Вот так - и работал, и стремился сквозь все препоны учиться…
…Вот что мне рассказали мои друзья, одесситы-трубачи Григорий Казавчинский и Виктор Грицай. Идёт сдача программы созданного джаз-оркестра под руководством Анатолия Кролла. Укомплектовал он его в Туле, в составе работали названные мной трубачи. В окружении музыкантов сидит Утёсов, чьё слово было для музыкального коллектива правом на работу в престижных местах. К Утесову подходит руководитель (не помню фамилии) и говорит: «Леонид Осипович, я очень вас прошу прослушать новый коллектив, который я создал». «А сколько евреев в вашем оркестре? (Утёсов исходил из своего состава: Островский, Кауфман и другие таланты). Ответ (с испугом): «Ни одного!». «Кого же вы мне предлагаете слушать?». С юмором у него было все в порядке.
Всё же были смелые, творчески дерзкие люди среди евреев, которые отвечали на свирепствовавший тогда злобный антисемитизм шуткой, хоть и не совсем доброй, но, согласитесь, остроумной, защитной.

**********************************

…В 1953 году после тяжёлой болезни умер мой любимый учитель Пётр Семёнович Глушкин, и за его гробом шёл духовой оркестр – более 100 человек! – ни на секунду не прекращая играть. Шли через весь город, на далёкое еврейское кладбище. Вся музыкальная интернациональная Одесса провожала известного учителя в последний путь...
«Я не мог играть, горло сжимал комок, мозг сверлила одна мысль: «Неужели для этого вы научили меня быть музыкантом, маэстро, чтобы я играл на ваших похоронах?!». Я очень благодарен своему учителю за великую науку всю жизнь.



Интернациональная Одесса

Я специально сказал: «интернациональная Одесса». Разноликий народ наполнял этот город. Но, как правило, лучший директор завода в Одессе или руководитель лучшей проектной организации – тот, где парторг и завком (профорг) евреи. И с тем, в чем состоит национальная разница, я к тому времени уже, к сожалению, столкнулся и начинал понимать...».
Чего стоила, например, появившаяся в феврале 1953 года в «Красной звезде» антисемитская статья под названием «По букве «з». Это «зэ» расшифровывалось так: «По закону?». «Нет, по знакомству». И в этой статье – все еврейские фамилии от Арбитмана до Эйкельмана.
Действительно, много было воспитанников и преподавателей-евреев в ОВМШ (наверное, поэтому и школа была наилучшей среди всех военных музшкол Советской Армии). За множество евреев в своем коллективе пострадал начальник школы, хоть и не был евреем. И не всех ведь принимал он, ведь он пришёл в ОВМШ в 1947 году, а школа существовала с 1937-го.
И ещё с тех пор были прекрасные педагоги и сотрудники-евреи – Шпитальный (валторна, альт), Евсей Цымбал (класс ударных инструментов), официантка Мария Ципис, парторг майор Шапиро Иосиф Давыдович, завскладом Мехлис, кстати, родной брат того знаменитого соратника и любимца Сталина.
А вообще, суета это всё, если разобраться. Как говорил мудрый царь Соломон, суета, никчемная, пустая суета…
Если люди и делятся как-то, то, по-моему, только на талантливых и не очень. А по большому счету – каждый человек в жизни талантлив. Только по-своему и не важно, какой он национальности.


Еврейская мелодия

А еще в Одессе Марк Штейнберг принял участие в издании альманаха «Маме-лошн», органа клуба любителей языка идиш при Одесском обществе еврейской культуры.
Главным редактором альманаха был поэт Александр Ройзин. В составе редколлегии, в частности, известная Сара Зингер - она была переводчицей, знатоком языка идиш и пропагандистом песен Марка. Благодаря ей песни Штейнберга зазвучали на идише.
Марк был музыкальным редактором. Когда же в 1995 году он репатриировался в Израиль, в «Еврейском камертоне» появилась статья Леонида Школьника об их совместной работе. Приятно удивило композитора и то, что в Нетании хор исполнял его песни на слова А.Ройзина, а детский хор Хайфы исполнял целых шесть песен его сочинения!
Конечно же, прежде часто доводилось играть на свадьбах, особенно на свадьбах еврейских, отсюда и безупречное знание этого колорита. Так родилось произведение «Одесская свадьба», 1963 год. Саксофон – М.Штейнберг. «Мне всегда казалось, что еврейскую мелодию я генетически чувствую глубоко», - говорит Марк. В репертуаре оркестра, руководимого Марком, еврейские нотки были слышны постоянно.
Он и сейчас активно участвует в борьбе за сохранение и развитие «идишкайта». Борется и за высокий уровень музыкальной культуры. Например, написал статью «В Ашдоде должен быть свой духовой оркестр» и добивался тем самым внимания к этой проблеме со стороны заместителя мэра Ашдода. Активное участие композитора в музыкальных программах радиостанции РЭКА на русском языке специально отмечает в своем благодарственном письме главный редактор радиостанции Шломит Лидор.
Что такое «идишкайт»? Это не только родная с детства еврейская традиция, это, прежде всего, родная семья. В трудное время болезни большую помощь Марку в жизни и работе оказывает его жена и друг Светлана. Ей Марк посвятил несколько песен. Заботливы и два сына. Старший – музыкант, пошел по стопам отца. Отрада Марку – семь внуков. В одной из песен, посвященных «любимой жене Светочке», написанной в самое критическое время болезни, композитор пишет: «Благодарю, что счастливо мы жили. Детей и внуков краше наших нет...».

Поспешил Марк с прошедшим временем. Дай Бог ему еще многих лет активного жизненного и творческого настоящего и будущего!

И, конечно, «идишкайт» – это родная Одесса! Талантливый музыкант не мог оставить без внимания свой родной город, много песен он пишет о замечательной Одессе: «Я увез из Одессы шум ночного прибоя», «Таки есть, что вспомнить», «Одесский дворик», «Одесский лабух», «Менделе». На Всеукраинском конкурсе в честь 200-летия Одессы Марк Штейнберг получил диплом лауреата за песню «Город моей любви». Позднее, когда композитор жил уже в Израиле, в его родном городе была издана замечательная книга «Одесса – жемчужина у моря» – сборник из сотен песен одесского - в основном, еврейского - фольклора в аранжировке Марка Штейнберга.
Марк Штейнберг много лет преподавал класс кларнета и саксофона в Одесской детской музыкальной школе, сотрудничал с филармонией и музыкальными издательствами.
К сожалению, время его адаптации в новой жизни в Израиле совпало с осложнением болезни. Но, несмотря на стопроцентную инвалидность, Марк Штейнберг, как и в первые месяцы в стране, так и после операций, и ныне продолжает плодотворно работать, создавая сотни песен. На идише исполняются его «Фрейлехс», «Их данк дир», «Майн Гот», «А фрейлехс ингеле». Его песни принимает на хранение архив знаменитого мемориала – музея и института Катастрофы «Яд вашем».


Возвращаясь в прошлое, смотрю в будущее…

«На днях приехали меня проведать «мальчики» — им по 66 лет, но мы с 13-ти мальчишеских лет вместе начали сознательную жизнь в ОВМШ, и поэтому иначе их не назовёшь. Повспоминали, и они просто настояли, чтобы я увековечил то, что в памяти, что пережито, заявив, что много интересного они видят в моей творческой жизни. Я пробовал протестовать: «Кто я такой, чтобы писать о себе, да ещё кого-то заставлять читать»?! Но на этом же настаивал и музыкальный публицист, выпускник Одесской консерватории по классу кларнета, ученик моего хорошего друга профессора Калио Мюльберга, Борис Турчинский, который и помог мне все это записать. И вот, я продолжаю.


Вспоминаю свое поступление в институт военных дирижёров. Сдал четыре экзамена: специальность, теорию-сольфеджио, дирижирование, оркестровый класс и чтение с листа на 20 баллов.
На экзамене по теории у меня произошел небольшой конфуз… экзаменатор спросил: «А почему вы отвечаете по учебнику Павлюченко? Ведь есть новые!». «Да, есть учебник Способина, но уж больно надуманный!», - ответил я.
И… был очень сконфужен, когда увидел подпись на экзаменационном листе: «Способин». Но вскоре успокоился: своей пятёркой мне Способин показал, что не обиделся и не отверг учебник своего коллеги Павлюченко.
31 декабря 1972 года я приехал в Москву, привёз с собой сына Борю для предварительного прослушивания в московской военной музшколе. Как говорится, по стопам отца. Решил повстречаться с Ю.П.Бондовским, моим дирижёром в Одесской военно-музыкальной школе, с которым расстался в 1951 году, по окончании школы. Он за эти годы переехал в Москву, стал работать в Московской консерватории музыкальным редактором издательства военного факультета, а по увольнении был редактором издательства «Советский композитор».
Узнав номер телефона, я позвонил и услышал хриплый голос человека, недавно перенесшего инфаркт.
«Здравствуйте, Юрий Петрович!».
В ответ тяжёлое молчание...
«Вы что, пытаетесь узнать по голосу, кто звонит? Боюсь, не сумеете… много лет моего голоса не слышали!».
«Неужели Марк Штейнберг?!».
Я еле удержался на ногах от неожиданности. Вот это слух! Вот это память на звуки! Поистине, уникальная музыкальная!
И вспомнилось мне, как преподаватель теоретических дисциплин в Одесской школе в 1949 году майор Ткаченко нам рассказал случай, который произошёл с Ю.П.Бондовским в 1943 году, когда он был артистом оркестра саратовской оперы, студентом консерватории (на фронт его не взяли из-за очень плохого зрения).
Возвращаясь в общежитие после спектакля, молодой Бондовский был раздет грабителями в парадном. Он не разглядел хорошо лиц, но один из налетчиков, что стоял у двери, сказал: «Заканчивай, пошли»! Этот голос, звуковые интонации, врезались в память профессионального музыканта.
Спустя полтора-два года Юрий Петрович по просьбе друзей пошёл в антракте за контрамаркой и, проходя мимо курительной, услышал: «Заканчивай, пошли»! И он узнал этот голос!
Вызванная администратором милиция обнаружила у одного из этих курильщиков… зажигалку Бондовского. Слушая рассказ об этом, мы не могли даже представить, что такое возможно, чтоб человек так запоминал звуки!
Вот и теперь Юрий Петрович легко узнал меня по голосу - и это через 20 лет! Я ведь был 17-летним парнем, когда Бондовский слышал мой голос последний раз!
Заполучив адрес: метро «Измайловская», улица 7-я Парковая, - мы с сыном приехали к Бондовскому. И это была незабываемая встреча! Здесь же я встретился с моими приятелями, которые пришли поздравить Юрия Петровича с Новым годом, – с Жориком Гараняном, Борей Карамышевым, Юрой Саульским. Здесь же я познакомился с прославленным Ю.В.Силантьевым.
Я рассказал Юрию Петровичу о цели нашего приезда в Москву, и он прослушал моего сына, а затем позвонил кому-то по телефону. Попросил у кого-то: «Дай, пожалуйста, номер телефона Валерия Яковлевича Волкова. Здесь у меня ребёнок двенадцати лет, дай Бог, чтобы мои редакторы слышали примерно так же, как он, хотя бы на треть...».
«Юрий Петрович, кому вы позвонили?».
«Горбарю».
Я вновь остолбенел. Мне казалось, что это не фамилия, а название недосягаемого явления. Для военных духовых оркестров это был самый маститый оркестровщик. Я был счастлив, что сам Бондовский так высоко оценил способности моего сына, рекомендовал его самому Горбарю.
Сын был принят в школу, но сожалению, из-за болезни вынужден был уже в 7-м классе её оставить. Затем, уже служа срочную службу в военном оркестре Владимира Агешина, параллельно учился и с отличием окончил Кишинёвское музыкальное училище. Я благодарен жене и природе, что у меня такой чудесный сын, прекрасный музыкант, о чём я ему лично, конечно, никогда не говорил. Сейчас он уже взрослый, у него четыре сына – мои прекрасные внуки. Возвращаясь в прошлое, смотрю в будущее…


Новая жизнь, новое творчество

После службы в военном оркестре я ушёл в заштат, поскольку подал рапорт на увольнение. Увлекся джазом и поступил работать (случайно!) в эстрадный оркестр кинотеатра «Украина». Руководил оркестром, как уже выше сказано, Евгений Фёдорович Танцюра.
О предстоящей новой работе я узнал в два часа дня 17 августа. Узнал, что 18 августа, то есть, завтра оркестр должен приступить к работе после отпуска, но заболел альтист-саксофонист Анатолий Сергейчик. В 16 часов я пошёл и купил саксофон, всю ночь не без замечаний соседей по коммуналке осваивал его, и утром в 10.00 уже сидел на репетиции. Счет времени шел на часы! И я всё успел!
Естественно, всё читал с листа. Увидел ноты интермеццо для кларнета с оркестром Б.Карамышева, которое я слышал по радио, попросил всех проиграть его со мной (прочитал без ошибок), а в 16.30 – первый киносеанс перед зрителями с выступлением нашего оркестра.
А жизнь подбрасывала всё новые случайности, на которые нужно было откликаться мгновенно. На работу не явилась певица, надо было оркестру ещё что-то сыграть. Контрабасист и по совместительству ведущий Михаил Бондарев объявляет: «Карамышев, интермеццо! Солист Марк Штейнберг»!
Я оглянулся: «Что вы делаете»?! - «Ты же музыкант, а не сапожник»!.. Хохот в концертном фойе, и я вынужден был исполнять. Кстати, довольно успешно. Так началась моя долгая жизнь на эстраде. А с 1977 по 1987 годы я еще и руководил этим оркестром.
Правда, меня уже окружала молодёжь. Как заявил Л.О.Утёсов в статье «Известий»: эстрада принадлежит молодым, хотя сам он не сошёл с эстрады до конца своей жизни. Вот так же и со мной было.
В книге «Хотя джаз не родился в Одессе» автор Анатолий Горбатюк пишет:
«Послевоенный джаз в Одессе процветал в начале 50-х в «киношных» оркестрах, лучший джаз был в кинотеатре имени 20-летия РККА (потом «Украина»)». В нашем, то есть! «…Корифеи – гитарист Евгений Танцюра, барабанщик Лев Саксонский, тромбонист Абрам Буздес, скрипач Наум Кривой. Быстро подрастает молодое поколение – саксофонист-альтист Марк Штейнберг»…
Добавлю о молодом поколении того времени, это еще трубач Виктор Грицай, который вскоре уехал в Москву, став первым трубачом сильнейших столичных оркестров. А в Одессу из Москвы возвращается знаменитый пианист Пётр Розенкер и собирает «свою команду» – это Флит, Шпирт, Клейнер и другие.
Кстати, дополню, Наум Кривой был учеником П.С.Столярского и, по мнению знаменитого учителя, шёл впереди своего сверстника Д.Ойстраха...
Я познакомился с Александром Цфасманом, который дал мне установку на всю жизнь. Особенно я ею пользовался, будучи руководителем: «Если ты, Марочка (так меня называют друзья), не хочешь иметь врага среди музыкантов, не говори, что он плохой музыкант, а просто – слабый».
Вероятно, поэтому у меня много друзей, и мне регулярно звонят и пишут со всех концов мира. Получал и я в конце 50-х годов приглашения на работу в оркестры Аранова (Молдова), Утёсова (Москва), но я оставался в Одессе.
Уже здесь, в Израиле, я иногда встречаю своих старых друзей – соучеников и преподавателей одесской военно-музыкальной школы и тех, с кем работал в «Украине». Эти встречи всегда волнующе-радостны…
И еще об одном удивительном союзе хочется рассказать: Николай Шапарев - поэт, а заодно профессор, доктор технических наук, засл. деятель науки и техники Украины, так же, как и Марк, - одессит. С 1995 года он проживает в Лос-Анджелесе (США). Совместно с Марком Штейнбергом в 2012 году издали в компьютерном варианте настоящий песенный сборник. Пусть эта книга станет светлым подарком поколению, идущему нам на смену. Так говорят авторы сборника.

*****************************************************


…Но нет, не потому у Марка Штейнберга столько друзей, что он по совету великого Цфасмана опасался сказать не очень хорошему музыканту, что тот не очень хороший… Просто окружали Марка по большей части всегда музыканты очень хорошие, каковым был и он сам. Таланты тянулись к талантам, и это создавало великолепный творческий конгломерат, в центре которого нередко оказывался сам Марк Штейнберг.
И лучше не скажешь о нем, нежели словами, которыми выразили свою признательность таланту друга его коллеги в памятной гравировке к подарку на одном из юбилеев композитора:
«Марку Штейнбергу – прекрасному музыканту и прекрасному человеку».






Комментарии:





Уважаемый Борис!

От себя лично, моей семьи, а также друзей Марка, работающих в Одессе, в Культурном центре Благотворительной организации "Хесед Шаарей Цион" сердечно благодарим Вас за присланный очерк о Марке Штейнберге. Многое из того, что в нем написано, нам известно, но многое прочитали впервые. Спасибо Вам, что вы внесли свой вклад в мемуарную литературу о нашем общем друге. Жаль, что в очерк не вошел материал о том времени, когда мы с Марком сотрудничали в журнале «Маме-Лошн». Очень надеюсь, что мы совместно, в будущем это опубликуем.
Вы молодец! То, что вы сделали - очень важно для всех почитателей творчества Марка Штейнберга, композитора, блестящего исполнителя и чудесного человека.
Еще раз благодарю!
С уважением,
Семен Вайнблат-
Одесса 26.01.14