Москалёву С.Н. посвящается
Борис Турчинский: «Посвящение учителю!»


Две судьбы

…Мысленно возвращаюсь в недалекий еще 2007 год, когда в московском научно - популярном журнале «Оркестр» появился написанный мною первый очерк «Спасибо тебе, Салик!», повествующий о военном дирижере во времена моей работы и учебы в Одессе.
Я был окрылен. Думалось: вот так, очерк за очерком, буду рассказывать людям о близких по духу и памятных моему сердцу учителях и друзьях-музыкантах. В своих замыслах, творческих планах, это был, как бы, первый круг, всё только начиналось. Потом очерки рождались один за другим, их было много. Я рассказывал о дорогих мне людях мира музыки много и подробно. Но самым значимым человеком, который заложил крепкий фундамент в формировании меня как музыканта и просто, как человека, был мой первый учитель и дирижёр духового оркестра Дворца пионеров, города детства - Житомира – Семён Николаевич Москалёв. Этот человек заслуживает, чтобы о нём помнили и рассказали.
Жаль, что в детстве мы не можем оценить подарки судьбы, и память стирает многие события! Я мучительно думал, вспоминал события прошлых, далеко ушедших лет…. Но помог случай!!! Вот и не верь после этого, что в мире всё предрешено! Обширный материал о скромном дирижере оркестра Дворца пионеров Москалеве я получил… из биографии выдающейся исторической личности несколько иного плана и совсем другого уровня – народного артиста СССР, величайшего пианиста современности Святослава Рихтера. Может быть, и не совсем уж «из», но, скажем так, – «параллельно». Покажется шуткой, но это действительно так: Святослав Рихтер был племянником Семена Николаевича Москалёва, судьбы этих людей, близких и по духу и по крови, долго шли рядом.
Если мы заглянем в биографию великого пианиста современности – Святослава Рихтера, то прочтем не только о его выдающихся заслугах, но и обратим внимание на такую простую деталь: девичья фамилия его матери – Москалёва:
«Святослав Теофи́лович Ри́хтер (7 (20) марта 1915, Житомир — 1 августа 1997, Москва) — один из крупнейших пианистов XX века, известный своей виртуозной техникой, огромным репертуаром и глубиной интерпретаций. Основатель ряда музыкальных фестивалей, включая «Декабрьские вечера» в ГМИИ им. Пушкина. Народный артист СССР (1961). Герой Социалистического Труда (1975). Лауреат Ленинской (1961), Сталинской (1950) и Государственных премий РСФСР имени Глинки (1987) и России (1996). Первый в СССР обладатель премии «Грэмми» (1960). Родился в семье пианиста, органиста и композитора Теофила Данииловича Рихтера (1872—1941), преподавателя одесской консерватории и органиста городской кирхи; мать — Анна Павловна Москалёва (1892—1963), из русских дворян…».


«Танго с прошлым»

Как-то, просматривая страницы Интернета в поисках дополнительного материала для очередной статьи, я нашел информацию, а вернее, анонс книги известного украинского краеведа Георгия Павловича Мокрицкого из Житомира, журналиста, редактора издательства «Волынь». Его книга о нашем Житомире называется «Танго с прошлым». Название многообещающее и сразу говорит о том, что в книге затронута музыкальная тема.
Книга посвящена выдающимся людям, родившимся на Житомирщине. А это такие разноплановые личности, как знаменитый шахматист Осип Бернштейн. Владимир Векслер, советский физик, создатель синхрофазотрона. Ярослав Домбровский, польский и французский революционер, военачальник. Иосиф Дорфман, советский и французский шахматист. Известный русский писатель Владимир Короленко. Конечно же, самый знаменитый житомирянин – Сергей Королёв, конструктор космических кораблей. Борис Лятошинский, выдающийся украинский композитор-новатор, основатель современной композиторской школы, один из крупнейших композиторов XX столетия. Многие, многие другие. И, само собою, великий пианист Святослав Рихтер.
Сразу подумалось: эта книга может быть для меня очень полезной и интересной! Ведь многие из моих главных персонажей – житомиряне, и они стали известными музыкантами. Может быть, я почерпну из книги краеведа Мокрицкого что-то такое о них, чего до сих пор не знал?
Быстро нахожу нужную страницу в Интернете. Вот издательство «Волынь», вот адрес электронной почты главного редактора Г.П.Мокрицкого, заслуженного журналиста Украины… И уже буквально через пару часов получаю от него ответ!

«Уважаемый господин Турчинский! Рад Вашему интересу к моему творчеству и к книге! Но и к Вам у меня давно есть интерес в контексте подготовки к изданию 3-го тома «Энциклопедии Житомира», которую я выпускаю в своем краеведческом издательстве «Волынь». Том будет посвящен персоналиям выдающихся земляков, среди которых запланирована статья и о Вас. Кое-что в Интернете я «накопал», хотя Интернету не очень доверяя... Другого выхода поначалу не было, но сейчас, когда Вы сами мне написали (как говорится, на ловца и зверь бежит!) к счастью, уже есть! Но энциклопедия – это у нас с Вами будет следующий вопрос, так как 3-й том пока в работе. А пока поговорим о музыкантах Житомирщины. Я был бы очень благодарен за электронный вариант Вашей книги «Такая музыка звучит у нас в судьбе», хотя, откровенно, хотел бы иметь «бумажный» вариант в своей краеведческой библиотеке, где есть почти 1,5 тысячи различных книг! С благодарностью за внимание, Георгий Мокрицкий».

Это первое его письмо. А вот второе.

«Уважаемый Борис Романович! Присланный Вами текст книги в электронном варианте скачал, спасибо! И сразу открытия! Мы одного года рождения с Вами, и я хорошо знал и помню Семена Николаевича Москалёва, Вашего первого дирижера в житомирском Дворце пионеров, которого Вы упоминаете в ряде своих очерков. Как раз сегодня разговаривал с его вдовой, Еленой Адамовной, моей давней почитательницей (визави), с тех лет, когда капитально занялся поисками материала о Святославе Рихтере и его родственниках (1983 год), о котором теперь собрал большой архив и планирую к 100-летию выдающегося музыканта издать книгу. Вы будете удивлены, примете мои слова за шутку, но ваш любимый учитель Семен Николаевич Москалёв приходится дядей великому Рихтеру! Как тесен мир! Однако не буду Вас пока утомлять информацией, её очень много. С искренним уважением, Георгий Мокрицкий».

Еще письмо от Мокрицкого.

«Уважаемый Борис! Дочитываю Вашу очень интересную и удачную книгу! Высылаю Вам по листкам (отдельными письмами) воспоминания Елены Адамовны и фото из ее архива для Вас.

Вот это подарок! Да еще такой неожиданный! Наверное, недаром мне вдруг приснился сон, что я в Житомире. Провожу мастер-класс, что-то рассказываю, причём не в музыкальном училище, а почему-то в актовом зале городской библиотеки. Сон вещий… Я был очень удивлен, ведь вдове Москалева Елене Адамовне Москалёвой 99 лет! Даже не думал, что смогу пообщаться с ней, что судьба подарит мне такую возможность. Бывают чудеса!
…Я ее очень хорошо помню. Красивая, умная, интеллигентная женщина. Вот, кто мне поможет лучше всех воссоздать образ Семена Николаевича. И как только до сих пор я не занялся этой темой! А ведь Москалев – человек из, так сказать, самого ближнего круга моих героев, он должен быть в моих очерках одним из первых. Я всегда понимал это. Но как взяться за тему, как к ней подступиться, до сих пор я не представлял.
Получив заветный телефон, сразу же звоню Елене Адамовне и получаю шок. Вы не поверите! «Борис, конечно же, я помню вас!». Помню и вашего папу Романа, отличного музыканта, прекрасного человека. Семён Николаевич очень его уважал. А еще был у вас брат, тоже играл в оркестре, вот его имени точно не помню, но, кажется, Леонид, ведь так?». «Да, всё именно так, Елена Адамовна!».
«А еще, Борис, мы несколько раз приходили на ваши концерты городского духового оркестра, и Сеня был горд, слушая вашу игру и дирижирование, говорил: Леночка, не все мои ребятки стали профессиональными музыкантами, но некоторые меня радуют своими достижениями – Борис Турчинский, Борис Фишерман, Сережа Голоскевич, Изя Лахман, Миша Некрич, Вася Шмидт… Посмотри, это ли не благодарность мне, как учителю!».
…Долго мы проговорили с Еленой Адамовной. Моим вопросам и ее ответам не было конца.
«Елена Адамовна, хочу выслать вам в подарок свою книгу, где многие мои герои вспоминают Семёна Николаевича самым, что ни есть, теплым словом,- говорю я. - А еще позвольте передать вам вопросы, ответы на которые помогут нам лучше раскрыть образ вашего мужа, он нам по-прежнему очень дорог и через многие годы».


Вспоминает Миша Некрич

«Леночка, не все мои ребятки стали профессиональными музыкантами, но некоторые меня радуют своими достижениями – Борис Турчинский, Борис Фишерман, Изя Лахман,Сережа Голоскевич, Миша Некрич, Вася Шмидт...»,- так говорил Семен Николаевич Москалёв жене. Сегодня Михаил Григорьевич Некрич – композитор, педагог, аранжировщик, заслуженный деятель искусств Украины. И он вместе со мной вспоминает учителя в одном из моих очерков. Вот этот фрагмент.

—Дорогой Михаил Григорьевич, насколько я знаю, ты сделал первые шаги в житомирском Дворце пионеров. Кто привел тебя в духовой оркестр Дворца? С большой теплотой вспоминаю руководителя этого коллектива. Это был замечательный человек и настоящий наставник Семен Николаевич Москалев. Скольким мальчишкам он помог в жизни стать людьми! Многие из нас выбрали музыку своей профессией. Значит, у тебя все началось с трубы в житомирском Дворце пионеров у Москалёва?

—Свое знакомство с миром музыки я начал в житомирском Дворце пионеров и школьников, но не в духовом оркестре, а в оркестре народных инструментов, где в 1951 году обучался игре на домре. Долго я там не продержался, уж и не помню, по какой причине, наверное, не полюбился мне этот инструмент. А вот долгой и интересной судьбой в мире духовых инструментов я обязан замечательному человеку и педагогу, которому обязаны и многие мальчишки города. И те, кто продолжил музыкальную карьеру, и те, кто не пошел дальше.
Это, как уже сказано, Семен Николаевич Москалёв, красивый и умный человек, которому можно было подражать во всем. Интеллигент высшей пробы, всегда аккуратно одет, с чистой русской речью и очень теплым отношением к нам, ребятам. Кажется, это было в сентябре 1952 года.
Он пришел к нам в школу с трубой, зашел в класс и начал рассказывать о духовом оркестре. Говорил очень увлеченно и убедительно. Многие мальчишки сразу согласились пройти музыкальную проверку. Мне он дал попробовать трубу, и у меня сходу получилось извлечь несколько звуков. Некоторое время я выполнял самую ответственную работу, — носил на голове большой барабан, когда оркестр куда-нибудь отправлялся на игру. Потом я пробовал все инструменты от баса до трубы, на чем конкретно и остановился. Если бы не глубочайшая любовь и уважение к Москалеву, я и здесь не задержался бы.
Он был удивительный человек, пацаны его боготворили. Он резко отличался от многих руководителей своим теплым отношением к нам, не говоря уже о том, какой он был музыкант. Умел играть и показать на всех инструментах. Не надо забывать, что это были не самые лучшие годы СССР. Еще ощущались последствия войны, мы не всегда были сыты и нормально одеты. Не покривлю душой, если скажу от имени всех его многочисленных воспитанников, и неважно, состоялась ли их музыкальная карьера: мы ему многим обязаны. Несмотря на то, что я много лет занимаюсь другими вещами, труба — моя любовь на всю жизнь... И это благодаря Москалёву.

—Для каждого мальчишки у Москалёва всегда было свое ласковое слово. Насколько я знаю, ты у него был «мамочка», а вот я был «солнышко» из-за обилия веснушек, и сколько мальчишек из этого оркестра нашли свое место в музыкальном мире и достигли больших высот!?


Письмо Москалёвой

«Глубокоуважаемый дорогой Борис Романович! Не могу найти слов, чтобы выразить Вам благодарность за уважение, понимание доброй души Семёна Николаевича. Огромное, огромное Вам спасибо! Сердечно благодарю за Сенечку и за столь уважительное отношение ко мне. Благодарю и низко кланяюсь. Написала о жизни семьи Москалёвых, ответила на Ваши вопросы и посылаю фотографии. Знаю, что всё написано очень плохо. Я не обладаю красноречием, написано примитивно и прошу за это прощения. Я очень плохо вижу, строчка заходит за строчку и волнуюсь… Ваша книга, за которую очень благодарна Вам, изложена прекрасно. Прочла ещё мало, а просмотрела всю, прочла все названия глав – чудесно продумано, легко читается. Ваша книга лежит на столике у меня перед постелью, и я весь день периодически читаю. Читаю я через очки и лупу. Вот пишу и с трудом разбираю, что пишу. Нужно, конечно, учесть, что мне вот-вот исполнится 99 лет. Все детали износились, а новых не купишь (это Елена Адамовна так шутит про свой возраст – Б.Т). Трудно доживать, так что прошу Вас простить за пропущенные буквы, косо-криво написанное и ошибки...».

Мы с Семеном Николаевичем прожили 54 года в любови (именно так Елена Адамовна пишет, по-старому, патриархально… – Б.Т.), взаимопонимании и согласии. Слушая прекрасную музыку, мы могли вместе плакать, читая трогательные моменты в книгах – тоже. Мы всё одинаково любили: природу, музыку, литературу, людей.
Я, как могла, ухаживала за мужем, понимая, как он занят и как ему нужна поддержка. Когда он работал в нескольких местах и не успевал прийти на обед, носила ему покушать. По правде, «мужчиной» в доме была я. Сенечкина доброта, наше с ним взаимопонимание, сердечность, уважение мне заменяли всё. Работы я не боялась. Сенечка был мой дорогой музыкант. Мы были очень счастливы. Мне теперь ужасно трудно без Сенечки. Мы всегда были веселы, много смеялись и ласково называли друг друга.
Очень печально, что у нас нет детей. Родители Сенечкины и мои давно ушли в лучший мир. У меня только внучатые племянники есть, живут в Москве. В Житомире живёт племянник – сын сестры Семёна Николаевича – ему 84 года, мы ежедневно по многу раз звоним друг другу. Я живу с чужими детьми, с молодежью, ребятами по 30 лет, с Ирой и Колей. У них детки-мальчики – 10 лет и 2 годика. Я завещала им квартиру, а они ухаживают за мной, и вот уже 15 лет мы живём. Пока я не лежачая – Ирочке со мной нетрудно. Думаю, что уже осталось немного – сколько можно. Морально мне бывает трудно. Я молодой была, и понимаю молодость, а вот они старенькими не были и не всегда меня понимают...
Раньше я посещала все концерты у нас в филармонии, а теперь уже не могу. Я же тоже играла на пиано и в духовом оркестре, когда училась в институте. Когда слышу духовую музыку – плачу… Теперь всё осталось в прошлом и живу прошлым. Вы, вероятно, устали от моих откровений, понимаю… но так хочется поделиться. Всего Вам доброго, обнимаю Вас, целую и ещё прошу прощения, если написала лишнее.


О жизни семьи Москалёвых

Я, Москалёва Елена Адамовна, жена Москалёва Семёна Николаевича, нахожусь в преклонном возрасте, томлюсь от безделья по состоянию здоровья, решила написать, изложить на бумаге рассказы моего мужа – воспоминания о жизни его семьи.
Начну от бабушки. Бабушка была из очень богатой польской дворянской семьи – Струмило. Родители бабушки не давали согласия на брак с русским Москалёвым. Дедушка с бабушкой обвенчались тайно от родителей, и дедушка увёз бабушку в своё поместье. Родители были обижены и не общались с дочерью и её семьёй. Семен Николаевич рассказывал, что бабушка была очень добрая, любила сына и внуков, дарила им подарки, воспитывала и была строгой. Выезжала в карете только цугом – только четырьмя или шестью лошадьми.
Отец Семена Николаевича очень любил свою маму, целовал всегда ей руку и часто беседовал с ней и советовался. Отец Семёна Николаевича – Москалёв Николай Петрович – родился в 1876 году, был образованным, трудолюбивым, добрым, ласковым и скромным человеком. Дворянин, помещик небольшого поместья в деревне Сидочовка Чудновского района Житомирской области (тогда губернии), где в 1906 году Семен Николаевич и родился.
Николай Петрович любил крестьян, при первой просьбе помогал. Любил столярничать. Я видела у его родственников в Киеве очень красивый шкаф и зеркало в красивой, широкой раме, работы Николая Петровича. Вставал Николай Петрович ранним утром, обходил поля, причём всегда в шляпе и с палочкой, после отправлялся в столярную мастерскую. Усадьбу украшал цветами, выписывал их из-за границы.
Крестьяне называли Николая Петровича «наш батько». Когда его рабочие-столяры изъявили желание уехать в Америку, Николай Петрович помог им материально. В трудные годы эти люди присылали потом из Америки деньги, и Николай Петрович в торгсине покупал продукты. Они писали из Америки, что портрет Николая Петровича Москалёва у них как икона, на которую они с благодарностью молятся.
В годы революции Москалёва хотели убить как помещика, жена падала в ноги этим бандитам с просьбой сохранить ему жизнь. Прибежали крестьяне и спасли его.
В 1931 году отца Семена Николаевича все же арестовали как помещика и дворянина – и опять крестьяне обратились в соответствующие органы с просьбой освободить его, объяснив, какой он человек. Николая Петровича освободили. Он много читал. У него была большая библиотека. Играл на всех инструментах – струнных, духовых, пианино. Любил скрипку и по вечерам играл на скрипке.
Он организовал в деревне духовой оркестр и домашний театр. В оркестре играли молодые крестьяне, и мой Семён Николаевич приобщился к этому у своего отца еще в детстве. В театре играли родственники и мама С.Т.Рихтера – она племянница Николая Петровича. Сам Николай Петрович тоже исполнял роли, причём очень хорошо, как настоящий актёр.
В годы революции всю семью Москалёвых выгнали из собственного дома – их приютила семья Роспотнюков. (Запомните эту фамилию, она еще появится в нашем рассказе! – Б.Т.). Крестьяне помогали, кто чем мог.
После революции семья переехала в Житомир к брату Николая Петровича. Средств к существованию не было, поэтому приходилось браться за любую работу. И вот Лидия Александровна, жена Николая Петровича и мама Семёна Николаевича, пекла пирожки, а Николай Петрович продавал в театре (теперь это филармония), так как работал там буфетчиком. Когда в театре узнали, что Николай Петрович музыкант, его зачислили в оркестр, где он играл на контрабасе. Вот только вдуматься: сколько трудностей было пережито этим человеком! И за что ему выпала такая судьба?!


О Рихтере

Святослав Теофилович Рихтер – двоюродный племянник Семёна Николаевича Москалёва: мама Рихтера приходилась двоюродной сестрой Семену Николаевичу, в девичестве она тоже была Москалёва – Анна Павловна Москалёва.
Семён Николаевич рассказывал, как приезжала к ним в имение Нюта (так называли дома Анну Павловну). Она была красивая, отлично играла на фортепиано, участвовала в домашнем театре, который организовывал Николай Петрович Москалёв, отлично ездила верхом, была смелая, умная и весёлая. Когда родился Светик (так называли дома С.Т.Рихтера), родители его жили у Москалёвых. А Москалёвы в то время снимали квартиру у Ксенжепольского в Житомире, по Бердичевской улице.
И вот, принесли Светика из родильного дома и в возникшей суматохе положили на рояль, вот какое место определили ему с первых дней жизни. Он был красный и кричал – вспоминал Семен Николаевич – и кто-то сказал: «Кричи, кричи – будешь кричать на весь мир!». Эти слова оказались пророческими! А Семен Николаевич, тогда девятилетний мальчик, в страхе убежал в другую комнату от этого крика.
Будучи пятилетним ребёнком, Светик любил ходить босиком. У него была маленькая фисгармония, он с ней ходил в лес и там играл. Гулял он всегда с тётей Мэри.
Уже знаменитым пианистом, в один из своих приездов с концертом в Житомир, Святослав Рихтер проведал маму Семёна Николаевича. Пришёл с букетом цветов в одной руке, а во второй – с рыжим котом, который встретился ему по пути. Любил он животных.
Семён Николаевич переписывался с Рихтером. Свои письма Москалеву Святослав Теофилович всегда заканчивал словами «твой Светик».
У нас в Житомире чтят память С.Рихтера. Назвали музыкальную школу в его честь. В филармонии ежегодно проходят концерты его памяти. Особенное впечатление оставил концерт в 2003 году. Тогда ведущим программы был заслуженный деятель искусств России академик Святослав Бэлза, а играл – пианист, лауреат международных конкурсов народный артист профессор Наум Штаркман.
Прекрасные концерты памяти С.Рихтера проходят в музее космонавтов, организовывает их Элеонора Борисовна Набедрик – прекрасная пианистка и чудесный человек. Она же всегда выступает как концертмейстер, а также играет соло. Эти концерты оставляют незабываемые впечатления и доставляют радость любителям музыки и почитателям памяти С.Т.Рихтера. А еще добавлю, что в скором времени к всеобщей радости, в Житомире будет воздвигнут памятник Святославу Рихтеру.
Это повествование я написала исключительно для близких людей, родственников и друзей, которые знают и с любовью вспоминают семью Москалёвых и, прочитав мои воспоминания, вздохнут и погрустят о том, что прошлое неповторимо, а ещё – поблагодарят судьбу за то, что эти люди были в нашей жизни.

Елена Москалёва.


«Конка» Рихтера

Важным событием культурной жизни Житомира всегда был приезд всемирно известного пианиста Святослава Рихтера. Старые житомирские музыканты знали его с детства. Они рассказывали, что он был озорным мальчиком, цеплялся за «конку», так называли трамвай. Кстати, один из первых трамваев в Российской империи пустили в Житомире.
Приезжал С. Рихтер, чтобы посетить своих тётушек, своего дядю – Семёна Николаевича Москалёва, уже в то время дирижера духового оркестра городского Дворца пионеров, и одновременно давал один концерт в музыкальном училище. С ним приезжал его импресарио, тучный рыжий человек и настройщик. Желающих послушать был полный зал и коридор. Люди стояли и на улице. Билетов на всех не хватало.
Житомирянка Алла Григорьевна Рябцева была на концерте Рихтера в июне 1963 года и хорошо помнит это. Прозвучавшая в финале концерта 6-я соната Прокофьева перевернула её представления об исполнительстве на фортепиано, о человеческих возможностях.
Надо сказать, что по удивительному стечению обстоятельств, Алла Григорьевна сейчас живет в Житомире в доме, где раньше жили Москалёвы, родственники матери Рихтера. Работает в музыкальной школе. Рядом жила бывшая домработница Москалёвых. С ней Алла Григорьевна тоже поделилась тогда впечатлениями, а та ответила, что уж ей приходилось Рихтера сто раз слушать – это когда он приезжал на каникулы после первых курсов консерватории. Дело в том, что Москалёвы всегда любили устраивать домашние спектакли, на которые сходились соседи. Выглядело это очень симпатично, по-старорежимному (помните, как в фильме Монсенжона Рихтер рассказывает, что его мать происходила из помещичьей семьи?).
В фильме Рихтер рассказывает, что родители матери были против брака с мещанином Теофилом Даниловичем Рихтером. В жизни всё оказалось серьезнее – молодоженам даже было отказано в приюте, и они вынуждены были жить у родственников. Так что эта родственная связь была очень крепкой.


Экскурс в прошлое, совсем дальнее

…Еще в середине ХIХ века в Житомир из Польши перебралась большая семья одаренного мастера по ремонту музыкальных инструментов — Даниила Данииловича Рихтера. В это время на Волынь переезжало немало немцев-колонистов, которые избрали этот украинский край своей второй родиной. В 1872 году у Даниила Данииловича Рихтера родился сын Теофил. Юноша обнаружил большие способности к музыке и после обучения в житомирской мужской гимназии, из стен которой вышло немало талантливых личностей (академик Владимир Липский, композитор Юлиуш Зарембский, писатель Владимир Короленко), поступил в венскую консерваторию.
Вернувшись в Житомир, Теофил Даниилович занимается частной преподавательской деятельностью, выступает с первыми публичными концертами, которые сразу привлекли внимание интеллигенции и вызвали позитивные отзывы в местной прессе. В то время, в начале ХХ века, в Житомире действовали два музыкальных учебных заведения — училище Императорского музыкального общества и классы Артистического общества. Последние были более демократичным, доступным музыкальным заведением. В традициях этого заведения укоренилось систематическое проведение концертов и вечеров для населения, музыкальных капустников и знаменитых «сред». Почти еженедельно в таких «средах» участвовал преподаватель классов Теофил Рихтер.
Одной из его учениц стала представительница древнего житомирского дворянского рода, способная девушка Анна Москалёва. Она родилась в большой семье Павла Петровича Москалева. В её жилах текла смешанная кровь: украинская, русская, польская, немецкая, шведская, венгерская, татарская. Она приходилась далекой родственницей знаменитой певице Женни Линд, которая вошла в историю как «шведский соловей». Вот в эту девушку и влюбился её учитель музыки, предложил руку.
Но Рихтеры и Москалёвы в тогдашнем, как сказали бы сейчас, социуме, имели «различные весовые категории», выражаясь современным не музыкальным, а спортивным языком. Первые принадлежали к мещанам, хотя Даниил Даниилович Рихтер за особые заслуги перед обществом и имел звание почетного потомственного гражданина, а вторые — к дворянам. Были они и различного вероисповедания и различных национальностей: Рихтеры — лютеране, немцы (хотя и местные, волынские), Москалевы — православные, коренные. Поэтому родители Анны долго не давали согласия на бракосочетание дочери. Тем более, что ее суженый был на целых двадцать лет старше невесты. Но все же, Теофил и Анна поженились.
Так соединились два сильных рода. Ведь у этих житомирских семей было и много общего. Главное — любовь к музыке, искусству. Театральные традиции семьи Москалевых были настолько сильными, что они продолжались и в последующие годы. Как вспоминает музыкальный педагог А.Рябцева, которая, как уже сказано выше, волей судьбы живет в том самом доме по улице Первого мая, 51, в Житомире, где провел раннее детство Святослав Рихтер, еще даже в послевоенные 50-тые годы дети их двора устраивали домашний театр.
Но «театральный ген» ярко проявился в самом Святославе Рихтере. Он был не просто отличным исполнителем. Его влекла постановка собственно действия, поэтому он охотно взялся за организацию знаменитых «декабрьских вечеров», в которых так ярко и самобытно проявился Рихтер-режиссер. И этот дар передался ему от матери, как, собственно, и прекрасные художественные способности. По мнению многих современников, гениальный музыкант мог бы быть таким же выдающимся мастером живописи, как и пианистом, если бы профессионально взялся за кисть. И был бы он тогда не «Рихтером», но «Рерихом». Кстати, эти две фамилии часто путают.
Родители решили крестить Святослава в православном храме, и метрическая запись, сделанная священником Михайловской церкви Житомира Николаем Бурчаком-Абрамовичем, свидетельствует об этом. Крестным отцом будущего «пианиста ХХ века» стал его дядя Николай Павлович Москалёв, а крестной мамой — дочь старинных друзей семьи Рихтеров, также немцев — Арндтив, которые оставили добрую память многими хорошими делами на Житомирщине. Как и Рихтеры, как и Москалёвы.
…К 85-летию со дня рождения выдающегося земляка в его родном Житомире состоялся «Круглый стол» на тему «Рихтер и Житомир», открылась комната памяти Святослава Рихтера. На родине Рихтера, в Житомире, изданы, по крайней мере, две книги о Рихтере. Это исследования Г.П.Мокрицкого «Нерозрiзанi сторiнки з життя Маестро. Святослав Рiхтер» (2002 р.) и А.Г. Рябцова, книга «Землякам про Святослава Ріхтера».

Борис Турчинский: интересно, что Теофил Рихтер был в свое время преподавателем и одесской консерватории, а также органистом городской кирхи, и я учился в консерватории Одессы как раз напротив этой немецкой кирхи, но ничего не знал о ее столь заметном прошлом. В те годы (1975-1978) кирха была заброшена и имела не совсем презентабельный вид…
И на сцене нынешней житомирской музыкальной школы № 2, где раньше было музыкальное училище, куда наведывался и где не раз выступал Святослав Рихтер, многим из нас тоже довелось выступать, на этой же самой, Рихтеровской сцене! Теперь я этим горжусь!
Я в этом здании проучился три года, по сути, мой выпускной курс был последний, учившийся там. В 1972 году для музыкального училища построили новое здание по улице Пушкинской, а это здание передали новой 2-й музыкальной школе. Но тогда она еще не носила имени великого пианиста Рихтера. И мы не знали, как тесно связано имя Рихтера с этим зданием. Не знали и играли на той же сцене, что и великий Рихтер. Вот как бывает…


Маленький Светик, большой Святослав

…Маленький Светик, как его привыкли называть в детстве родные, оставался пока что в Житомире на попечении его дедушки Павла Петровича и тети Марии. Когда военные события стали угрожать губернскому центру Волыни, Москалевы перебрались со Светиком к своим родственникам в Сумы, а вскоре опять вернулись в Житомир. Здесь без родителей Рихтеру пришлось пробыть вплоть до 1922 года. Его воспитывала тетя Мэри, а еще ласковая природа и милая ему незатейливая житомирская архитектура, в которой он еще с детства находил свою красоту и привлекательность.
В начале 1920-х годов Святослав, наконец, переезжает к родителям, учится в обычной общеобразовательный школе. В музыкальной ему не понравилось, не вытерпел муштры, нудных упражнений. Но призвание берет свое. Не имея никакого специального образования, он начинает работать аккомпаниатором в музыкальном кружке при одесском Доме моряка, а впоследствии — даже концертмейстером одесской филармонии.
Почти ежегодно Святослав приезжает на летние каникулы или в отпуск в Житомир. Обычно бывал в местном музыкальном училище, куда приходил к своему дяде Николаю Павловичу Москалёву, отцу Семёна Николаевича, и играл там. Одна из преподавательниц училища того времени, впоследствии киевлянка Г.П.Софронович, вспоминала об этих импровизированных концертах Святослава Рихтера, как о чем-то необычном. Все, кто присутствовал в зале, удивлялись, как юноша запоминает столько произведений! Когда ему ставили на пюпитр вчерашние ноты, он говорил: «Нет, не нужно мне, я уже все запомнил».


Мой отец как-то лечился в больнице, где также лечился из села Тютюнники некий Роспотнюк, - вспоминает Елена Адамовна Москалёва.-
Этот человек не знал Николая Петровича лично, но много слышал о нем, ему рассказывали родители, какой хороший у них был пан, всем он был, как отец. Много рассказывал этот Роспотнюк со слов своих родителей, как помогал их помещик крестьянам, как развлекал оркестром и театром и как много и сам трудился. Вот такой был отец у Семёна Николаевича! Его очень долго помнили люди! И все хорошие качества доброты и человечности унаследовал мой Сенечка.
Когда в 1932 году выпустили Николая Петровича после очередного ареста, он заболел желудком, вскорости умер. Похоронили его на Монастырьском кладбище. А затем он был перезахоронен в 1977 году на Смолянское кладбище, там, где покоится и его жена – Лидия Александровна. Царство небесное им обоим!
Лидия Александровна Москалёва носила в девичестве фамилию Флёро-Буглак. Сначала фамилия была Буглак. Но отец её служил при дворе государя. Он был очень красивый, и царь наградил его приставкой fleur (флёро), что означает по-французски «цветок», и получился Флёро-Буглак.
Лидия Александровна тоже дворянка из богатой помещичьей семьи, но воспитывала её тётя, так как родители умерли, оставив дочери богатое приданое.
Она любила в молодости гимназиста, однако тётка выдала замуж племянницу за Николая Петровича, так как гимназист был беден. Когда Лидии Александровне уже было 90 лет (она лежала парализованная), беседуя с ней по вечерам, дети спрашивали, забавляя ее, кого мамочка любила в молодости? Она делала кокетливое лицо и отвечала: «Силича». Это была фамилия студента, которого она любила. Она всё помнила…
Спрашивали мамочку, когда первый раз её поцеловал папочка – она отвечала: «Мы ехали в карете, и он меня поцеловал». И ещё мамочка рассказывала разные эпизоды из жизни. И вот ещё один. Когда мамочка с папочкой обвенчались и были уже в своей спальне, тётя Олеся – сестра папы – подставила столик к двери, в которой вверху было стекло, хотела подсмотреть, а ножка в столике сломалась, и она с грохотом упала на пол, а папочка вышел и улыбаясь сказал: «Ай-я-яй, как не стыдно!». Вот такие забавные откровения.
В своём хозяйстве Лидия Александровна давала указания поварам, ключнице и другим. В молодости Лидия Александровна играла на фортепиано, владела французским языком. Любила танцевать, из-за чего потеряла первого ребёнка. Будучи в ожидании, танцевала, разогретая села на холодный камень, простыла, заболела и преждевременно родила мальчика, который умер.
Она была трудолюбивая, постоянно приводила в порядок кухонную утварь, готовила обеды, причём очень вкусно. По вечерам дети с мамочкой беседовали, она много и с удовольствием рассказывала о своей молодости»


Семен Николаевич в разные годы

Руководил оркестром в Еврейском педагогическом техникуме. Руководил оркестром в ГОРТОСе – Обществе слепых – обучал незрячих нотной грамоте и игре на духовых инструментах. Руководил оркестром в артели «Металлист» в Механическом техникуме.
В молодости Семен Николаевич окончил курсы счетоводов, однако счетная работа была ему не по душе, и он занимался любимым делом – музыкой, всегда мечтал трудиться в музыке профессионально.
В годы Великой Отечественной войны Москалёв с летной частью прошел от Житомира до Сталинграда и от Сталинграда до Берлина. Был награжден множеством медалей. Служил в 113-м авиационно-техническом полку рядовым.
После войны Семён Николаевич окончил курсы заочного обучения Всесоюзного Дома народного творчества имени Н.К.Крупской по специальности «теория музыки и дирижирование».
Служил музыкантом в военном духовом оркестре летной части в Скоморохах. А с 1954 года более 39 лет работал дирижёром духового оркестра во Дворце пионеров. Мечта Семена Николаевича воплотилась в действительность.


Оркестр Дворца пионеров

Оркестр житомирского Дворца пионеров всегда играл на демонстрациях, обслуживал разные городские мероприятия, пионерские лагеря, участвовал в олимпиадах и всегда неизменно занимал первые места.
Дирижер очень любил свою работу и ребят, мог сутками писать аранжировки или записывать по слуху песни и марши, понравившиеся детям. Сочинял музыку, но об этом лучше расскажет Борис Фишерман. Семен Николаевич, как и его отец, – люди от Бога: необыкновенно добрые, честные, справедливые и трудолюбивые.
Семен Николаевич прожил счастливую жизнь, пройдя по-настоящему творческий путь, имел огромный опыт работы с детьми, являлся одним из патриархов духовой музыки на Житомирщине. Благодаря его неутомимому труду несколько поколений одарённых юных музыкантов нашли дорогу в музыкальную жизнь.


И снова наша переписка с Москалёвой

Глубокоуважаемый Борис Романович! Продолжаю отвечать Вам на Ваши вопросы. Вы очень интересуетесь биографией Семёна Николаевича – кто его родители, интересуетесь воспоминаниями С.Т.Рихтера о брате и сестре – на эти вопросы я ответила выше в описании жизни семьи Москалёвых.
Вы спрашиваете про хобби Семёна Николаевича. Первое и главное его увлечение – это музыка, и второе – рисование. Рисовать он не учился, а способности были. Сенечка любил природу и общение с природой, любил загорать, купаться. Каждое лето он ежедневно с 9-10 часов утра уходил в гидропарк, и там рисовал карандашом виденные им пейзажи. Приходил домой и говорил мне: «Вот видишь, я не бездельничал!». И показывал мне свои эскизы – сейчас у меня лежит не менее 100-150 таких рисунков. Рисовал он и красками. Лучшие рисунки мы раздарили, однако многое у меня есть.
О том, какое место занимал Святослав Рихтер в жизни Сенечки, немного я описала. Могу ещё сказать, что у Семена Николаевича не было общения со Светиком много лет. Только, когда Рихтер приезжал в Житомир, Семён Николаевич был на его концертах, и после концерта они общались. С семидесятых годов переписывались, мы получали письма Святослава Теофиловича из Москвы, Франции и Германии. Систематически общалась с ним Сенечкина двоюродная сестра, Ольга Васильевна Михеева, которая жила в Киеве, теперь уже её нет. С ней общался и краевед Мокрицкий Георгий Павлович.
Вы спрашиваете, как я познакомилась с Семёном Николаевичем? Жила я на углу улиц, тогда Гимназической, теперь – Г.Франка – и Б.Бердичевской. Почти тут же и теперь живу. Из наших окон всегда были видны все, кто шёл по Бердичевской, и вот, бывало, когда случайно гляну в окно и вижу – переходит нашу улицу красивый солдатик. Это был Сеня. Он мне так нравился, что я выбегала из дому, оббегала три квартала по улицам Франко, по Базарной и Садовой – успевала встретить солдата на углу Бердичевской и Садовой. Гляну на него вблизи и дальше уже по Бердичевской шла домой.
Я встречала Семена Николаевича и в городе – он тогда носил синюю форму лётчиков, так как играл в оркестре лётной части. Был очень красивый. Я призналась подруге в своём увлечении, а она, смеясь, говорит: «Это же Сеня Москалёв, я тебя с ним познакомлю!».
Сенечка тогда же играл в оркестре цирка, что был возле стадиона «Динамо», угол 4-го бульвара и Синельниковской. Когда в цирке делали антракт, все музыканты выходили в сад. Вот мы туда пришли, и подруга меня познакомила с Семеном Николаевичем. Я, конечно, была счастлива!
Семён Николаевич, когда это было нужно, был принципиален, а вообще человек он был очень добрый, сговорчивый и мягкий. Вот таким людям, не умеющим «брать на горло», всегда труднее всех живется.
При советской власти «бывшим», как тогда называли тех, кто не из рабочих и крестьян, а из дворян и помещиков, как Москалёвы, жилось трудно, в том числе и морально. Я-то из рабочей семьи. Отец мой механик, слесарь-инструментальщик и водитель автомашины. В его молодые годы быть водителем авто было очень престижно. У отца моего и брата были золотые руки, они умели всё. Папа даже играл на гитаре и пел, а брат играл на баяне. Мы не «бывшие», как Москалёвы, но фамилия у нас польская, и в 1937-38 годах мы тоже не спали ночами… Всё же нам жилось легче.
А Семён Николаевич, брат его и сестра, не могли получить должного образования – дети помещика, и этим всё сказано, в те времена это было как клеймо. Сенечка рассказывал, как он переживал, и всё время думал и боялся, что его арестуют. Однако, Слава Богу, обошлось, только бедный отец Николай Петрович пострадал. Хотя его и выпустили, благодаря ходатайству крестьян, он в тюрьме заболел и вскорости умер, причём в бедности.


«Всем желаю слушать прекрасную музыку!»

Руководителем оркестра Дворца пионеров Семен Николаевич проработал почти сорок лет! А если точно – то 39 лет и 6 месяцев.
«Я поддерживаю переписку с учеником, а затем и коллегой Семена Николаевича Валерием Янушевичем. Мы с ним до смерти Сенечки часто встречались, особенно по праздникам и разным датам», - рассказывает Елена Адамовна. И продолжает:
Я общаюсь по телефону с бывшими музыкантами Витей Коберником, Олегом Дерделой, но ближе всех мне дирижер музыкального училища Фишерман Борис Михайлович. Сенечка любил всех своих бывших ребят, которые теперь уже сами дедушки, но Бориса Фишермана он любил особенно, пожалуй, больше всех. На похоронах Семена Николаевича мне Борис очень помог, до конца своих дней я ему благодарна буду и никогда не забуду его помощи. Борис Фишерман тоже человек и музыкант от Бога!
Всем ученикам Семёна Николаевича я желаю от всей души крепкого здоровья на многие-многие лета, счастья им и их семьям и всегда слушать прекрасную музыку!

Борис Турчинский:
Хочу назвать имена воспитанников духового оркестра житомирского Дворца пионеров разных лет. Конечно, список этот далеко не полный. Простите, друзья, кого забыл сюда включить. Б. Фишерман, С.Шмуглет, братья Трибыль, братья Кравченко, В.Фрегер, М.Фельдман, В.Янушевич, Л.Сметанин, М.Некрич, В.Кабера, Л.Сталинский, братья Турчинские (трое), В.Мацай, И.Мошковский, Н.Войтенко, С.Загребельный, А.Тычина, братья Фридман, Е.Розенфельд, А.Фесюк, братья Гринах, И.Лахман, Л.Чудновский, В.Кабера, В.Пугачев, В.Шмидт, С.Голоскевич, С.Шнайдар, А.Левицкий, Ф.Лившиц, А.Бахур, С.Койфман, В.Криворучко, братья Иванюшины, С. Шнайдер, О. Дердело, М.Корнейчук, И.Чудновский, С.Гордейчук, В.Нужда, М.Макаровский, М.Цыбульский, Т.Голумбевский, И.Шумский, Т.Грабовский, М.Блонский, Д.Коган, и многие другие. Все духовики Житомира, так или иначе, прошли школу Семена Николаевича.


Мой собеседник – давний друг семьи Москалёвых, известный украинский кларнетист и дирижер, заслуженный деятель искусств Украины Борис Фишерман, проживающий ныне в немецком городе Нюрнберге.

Б.Т.: Борис Михайлович, вопрос будет простой, да это собственно и не вопрос: хочется услышать ваши воспоминания о Семене Николаевиче Москалеве.

Б.Ф.: Борис, я хорошо знаком почти со всеми твоими публикациями, знаю и ценю твою работу в этом направлении. И, пользуясь случаем, хочу тебе от себя лично и от многих моих друзей выразить за это большую благодарность! Нужное дело ты делаешь. Вот пришло время и Семена Николаевича добрым словом вспомнить. Семен Николаевич был Светлый человек. Видишь, я специально написал это с большой буквы. Это был добрый человек, который излучал позитивную энергию. Не тебе мне рассказывать, как это важно для педагога, особенно, когда ты руководишь большим коллективом. К нему тянулись дети, потому что он был интересным человеком, много знающим, исключительно порядочным, честным, то есть – был во всем примером. И это при всем при том, что работал он не по каким-то методическим пособиям, которых сейчас издается – не перечесть, а по своей собственной интуиции. Семен Николаевич часто приходил ко мне на репетиции духового оркестра. Он учил и всегда чему-то сам учился. А еще он писал марши и пьесы. Очень хорошие, звучные и отлично оркестрованные. Любил сочинять различные попурри, увертюры. Например: «Увертюра на темы советских послевоенных песен», «Марш на темы украинских песен», увертюра «Октябрь». Дети их с удовольствием играли. Да о таком человеке не рассказ надо написать, а книгу! А еще я хочу сказать, что на протяжении всей своей жизни он получал большую поддержку в своей творческой и педагогической деятельности от супруги Елены Адамовны, образованнейшей женщины. Дай Бог каждому мужчине иметь такую умную жену и помощницу.

Б.Т.: Борис Михайлович, вы много лет, кроме преподавания кларнета, были еще и дирижером духовых оркестров, сначала культпросвет училища, а затем и музыкального училища. Уверен, что в ваши коллективы вливались и «воспитанники» оркестра Дворца пионеров, которым руководил много лет Семен Николаевич. Какими они были, чем отличались от других ребят, воспитанники Москалёва?

Б.Ф.: За мою долгую преподавательскую и дирижерскую практику таких ребят, воспитанников Семена Николаевича, прошло немало, и мне есть, что о них рассказать. Но вопрос всё равно неожиданный, потому что Москалёв их не выделял, и мы не выделяли тоже… Эти ребята зачастую были более собранными, аккуратными и дисциплинированными, чем их сверстники после музыкальных школ. Да и оркестровой практики у них было побольше. Хорошая читка с листа. Надо сказать, что репертуар в оркестре Москалёва был разнообразен. Почти на каждую репетицию он приносил что-то новенькое, воспитывая этим у детей вкус и интерес к исполняемой музыке.

Б.Т.: Несомненно, это большая заслуга Москалева. И вклад его в становление и развитие духовой музыки на Житомирщине огромен. Ведь сколько ребят, благодаря его таланту педагога, стали в жизни заслуженными людьми!

Б.Ф.: Я бы хотел его сравнить с Макаренко, только в музыке. Ведь у него были свои собственные музыкальные постулаты, как и у Макаренко, и он успешно применял их в своей практической деятельности. Такие, например, как: «Коллектив является воспитателем личности». При нормальной организации детского коллектива, коллектив всегда будет похож на маленькое Чудо. Так оно и было у Москалёва. Низкий поклон этому человеку за то Чудо, которое много лет он нам дарил, не «заслуженному» и не «народному», но так много сделавшему для своего народа и его будущего.

Рассказывает Валентин Полищук

Когда мне было десять лет, проходя мимо Дворца пионеров, я решил заглянуть туда. Шел по коридору и начал читать вывески на дверях: «Танцевальный кружок», «Драмкружок» и так далее, пока не набрел уже на втором этаже на кружок резьбы по дереву. Записался туда и, получив задание от мастера вырезать из куска доски зайчика, взялся за дело.
Конечно, я запорол это изделие и понял, что это не мое. Повесив нос, я поплелся прочь по коридору. И вдруг, чудо! За одной из дверей я услышал волшебные звуки музыки! И меня как магнитом потянуло туда. В школе я уже был горнистом. Захожу в оркестровую комнату, а там малыши играют какой-то марш! У меня аж дух захватило. А дирижировал высокий, красивый и по-военному подтянутый человек, это был, конечно, Семен Николаевич Москалёв. Он обратился ко мне и по-отцовски тепло спросил: «На чем хочешь научиться играть, малютка?».
Я, будучи горнистом в школе, без колебаний указал на трубу и сыграл, как на горне, «там-тата-там», и Семен Николаевич мне торжественно вручил «альтушку», сказав, что все трубачи прошли сначала школу игры на альтушках. А уже потом…
Так началась моя музыкальная карьера.
Мы все относились к своему маэстро, как к родному отцу. Когда я уже служил срочную службу в военном оркестре, будучи в отпуске, первым делом побежал в родной Дворец пионеров, к Семену Николаевичу в оркестр. Увидев меня, он со слезами на глазах обнял и сказал: «Малютка пришел в гости!». И я ощутил себя снова в детстве. Пацаны все замерли от восторга, наблюдая эту нашу встречу. Я, соответственно, гордо сыграл перед ними что-то из военного репертуара.
…Через много лет мне повезло присутствовать во Дворце пионеров на 90-летнем юбилее Семена Николаевича Москалёва. Когда поздравлял его с юбилеем на сцене, у меня подступил ком к горлу от волнения. И мы просто стояли, крепко обнявшись, я не смог вымолвить ни слова: всем присутствующим и так было всё ясно!


«Господин старший учитель!» Рассказывает Валерий Янушевич
Валерий Янушевич — один из первых участников духового оркестра житомирского Дворца пионеров. Много лет, впоследствии работавший вместе с Семеном Николаевичем Москалевым. Сначала, как второй дирижер, по сути, помощник Москалева, а затем и перенявший у него должность основного и главного руководителя этого коллектива.
Продолжает Валерий Янушевич
Мы были послевоенные хулиганы. С рогатками, самопалами и прочей мальчишеской «прелестью» тех времен. А он справлялся с нами. При этом никогда не повышал голоса, но мы его слушались. Он для нас был примером подражания. Всегда чисто выбрит, элегантно одет. А как он прекрасно владел русским языком! Точно как аристократ из фильмов, где присутствовали люди дворянского происхождения. Только намного позже мы узнали, что это так и было, был он аристократ. И еще скажу, что у Семена Николаевича был каллиграфический почерк. Нотки все и всегда точно на месте, палочка справа, палочка слева. Красиво выведенные, будто нарисованные — названия произведений, которые мы исполняли. Его «Andante», «Allegro», «Presto» — это до сих пор у меня в глазах стоит. Мой друг по оркестру Леня Сталинский как-то мне поведал, что Москалев «по секрету» рассказал, что во время войны его часто использовали в штабе соединения как писаря. Исключительно из-за такого почерка.
Мы играли свою музыку везде и часто. На открытии пионерских лагерей, в Пионерском парке, на каких-то туристических слетах и даже на взрослых торжественных собраниях. Ну и, конечно, на демонстрациях трудящихся. Наш оркестр всегда открывал демонстрацию. Когда мы проходили по площади, где стояла центральная трибуна, и приближались к играющему сводному гарнизонному военному оркестру, военный дирижер останавливал оркестр и отдавал нам честь. А мы начинали играть свой марш. Как мальчишки были горды этим!
— Валерий, извини, но своими воспоминаниями ты мне бередишь душу! Я помню эти торжественные наши остановки перед настоящим военным оркестром! Как мы были счастливы в те минуты, что и мы тоже музыканты, знай наших! А я в отличие от всех, был на седьмом небе вдвойне. Ведь среди музыкантов этого сводного военного духового оркестра был и мой отец, Роман Иосифович. Мы друг друга высматривали и, найдя, махали друг другу. Отец всегда при этом поднимал большой палец, мол, «молодец!» и незаметно показывал на меня своим друзьям-сослуживцам. Прости, что перебил, но я просто не сдержался, продолжай!
— Мне посчастливилось работать вместе с Семеном Николаевичем в качестве преподавателя в те годы, когда дети еще были нужны государству. На летние каникулы нам выдавали путевки в детские лагеря отдыха, и я со своими пионерами разного возраста уезжал в лагеря — то в «Ленок», то в «Дружбу». Иногда бывал там по три месяца, уезжал на все лето, это было просто здорово!
Очень тепло вспоминаю новогодние елки. Тогда Дворец пионеров был на Михайловской, там, где потом были курсы усовершенствования учителей. Нам, музыкантам оркестра, выдавали пропуска на все утренники. Какое это было счастье! И как мы хвастались этим перед другими мальчишками и девчонками! Оркестр обязательно играл вальс «Бал в Кремле», «Пять минут», «Царица бала».
Борис, ты спрашиваешь, каким сохранился у меня образ Семена Николаевича? В моей памяти это образ светлого человека, необыкновенного, едва ли не человека с нимбом! Он был великим учителем!
Когда меня пригласили на работу во Дворец пионеров, Семену Николаевичу было за 75. Мне определили работу со старшей группой, а Семен Николаевич перешел на работу с маленькими. Это было прекрасное время, мы великолепно понимали друг друга, между нами не возникало никаких проблем. У нас царило глубочайшее уважение к своей работе и, естественно, друг к другу. Москалев обращался ко мне: «Господин учитель», а я к нему — «Господин старший учитель», вот такой был у нас серьезный юмор. Проработали мы вместе до 1994 года, когда он ушел на домашний покой в 88 лет. А умер в 1999 году, ему шел 93-й год.
— Валерий, не рассказывал ли Семен Николаевич тебе чего-то особенно интересного, потаенного о своей семье, чего мы еще не знаем?
— Мы редко говорили о его родственниках, хотя в его семье, у него дома, я бывал не раз и считаю себя очень близким человеком для Москалевых. Но о дворянском его происхождении я не знал, об этом молчали... Многое помню из его рассказов. Впрочем, если начну рассказывать об услышанном от Москалева, то стану повторяться, так как Елена Адамовна в этом очерке у тебя все очень подробно о старых временах излагает. Могу лишь дополнить, что был у Семена Николаевича еще и брат — Алексей Николаевич, тоже музыкант. Он был некоторое время тапером, пианистом, сопровождавшим немое кино в кинотеатре, но, к сожалению, был с нотами на «вы». У меня даже есть несколько его произведений, записанных нотным текстом именно Семеном Николаевичем, вместо брата.
Сестра Наталия Николаевна тоже хорошо играла на пианино и в музыке была грамотным человеком. Она была красивой женщиной, играла на фортепиано, была хорошим кулинаром, шила, вышивала — была на все руки мастер. По характеру — добрая, веселая, как и все Москалевы, любила принимать гостей, щедро их угощать. Наталия Николаевна умела работать не покладая рук и умела красиво отдыхать.
Знаю, что в семьях большого рода Москалевых часто устраивались домашние концерты. Родственники играли на музыкальных инструментах, хорошо пели, читали стихи, танцевали. Лидия Александровна, мама Семена Николаевича, лежала парализованная, однако тоже подпевала. У них всегда это были незабываемые вечера! После смерти мужа сестра Наталия Николаевна работала в детском саду, а кроме основной работы, сделала на территории садика прекрасные клумбы. Эти люди оставляли на земле повсюду красивый след!
Мой собеседник Ефим Розенфельд, воспитанник дворца пионеров.
— Знал я о существовании детского духового оркестра Дворца пионеров под руководством Москалева задолго до того дня, когда по моей просьбе меня в оркестр привели знакомые ребята, это было в 1969 году.
Я любил музыку, но прежде никогда не играл ни на одном инструменте. Мне достался бас геликон — самый большой инструмент духового оркестра. Его размеры и вес меня ужасно смутили. Я уже был готов оставить эту бредовую идею — учиться играть. Только благодаря уговорам Семена Николаевича я согласился остаться на репетиции и просто попробовать. Суть уговоров состояла в том, что «...геликон — это временное явление. Оркестр скоро получит новые тубы. А туба в сравнении с геликоном — просто игрушка. Тубисты всегда и везде нужны. Им всегда проще найти себе применение. Тубистов в оркестре много не бывает...».
Этот первый урок от Семена Николаевича мною был очень хорошо усвоен. По сегодняшний день каждый раз, набирая себе в класс новых учеников-тубистов, приходится прибегать ко все тем же самым уговорам, которые, к слову, являются совершенно оправданными.
Не буду подробно останавливаться на том, как проходили наши обычные репетиции оркестра у Москалева. Казалось бы, работа — всегда работа, даже если речь идет о вечно праздничной музыке. Но у Семена Николаевича даже работа никогда не была для нас рутиной. И даже простая будничная обстановка в коллективе у нас всегда была не будничной, а теплой, семейной. Не могу припомнить ни одного случая, чтобы Семен Николаевич каким-то образом обидел кого-то из своих учеников. Всегда подчеркнуто аккуратный, независимо от возраста по-военному подтянутый, всегда улыбающийся и неизменно в галошах поверх ботинок, которые он снимал всегда, заходя в класс. Таким он запомнился мне.
Вспоминаю, как Москалев обращался к юным музыкантам: «деточка» или «доценька» — таким было его обращение к хлопцам. Кстати, девочек у нас в оркестре не было. Немодно, что ли, тогда было им играть на духовых инструментах. Это сейчас в оркестрах четверть, как правило, представительниц прекрасного пола.
К оркестру он обращался со словами: «Уважаемое «духовенство»! Имея в виду, что мы все духовики.
Еще припоминаю, как он радовался тому, что у кого-то получилось хорошо техническое или сложное место. В таких случаях он принимал позу Станиславского, и с улыбкой, но строгим голосом произносил знаменитую реплику: «Не верю!». Далее следовали слова: «Это была чистая случайность, что так хорошо получилось! Если повторишь точно так же — поверю!».
Новички лезли из кожи вон, стараясь повторить. И если им это удавалось, всегда следовал один и тот же вопрос: «Доценька, что ты сегодня ел на завтрак?». Ошарашенный таким неожиданным вопросом, новичок начинал вспоминать, чем он завтракал — булка с вареньем или бутерброд с сыром, на что «С.Н.» реагировал мгновенно следующим вопросом: «А с каким вареньем была булка?». «С клубничным!». «Деточка! Ешь на завтрак всегда только с клубничным! Тогда у тебя будет всегда все получаться!». После этого смеялись все и долго. Особенно весело было тем, которые такие диалоги знали наперед и наизусть. Сегодня, работая с учениками, если у них хорошо получается, я не забываю знаменитое «Не верю!» и также не забываю спросить, чем ученик сегодня завтракал...
Б.Т.
—Ефим, ты знаешь, не только ты, но и другие воспитанники Москалева, которые сегодня преподают, делятся, что в своей работе тоже нет-нет, да и применят что-то из наущений своего учителя из Дворца пионеров. Например, я. «Есть такой музыкальный термин — „Alla breve“ — алля бреве, буквально — укорочено, удвоить единицу метра, например, считать 2/2 вместо 4/4. Как это нужно считать, я долго не мог понять, что за грамота такая „китайская“? Почему нельзя сразу писать на два, как есть, а не зашифровывать? Ой, сколько труда наш учитель положил, чтобы мне это объяснить! И я тоже до сих пор в работе со своими учениками пользуюсь его объяснениями и не только в музыкальной терминологии».
Продолжает Ефим Розенфельд
… Мне повезло дважды: Быть не только учеником Семена Николаевича, но и быть его коллегой. В 1979 году меня взяли в коллектив Дворца пионеров руководителем эстрадного оркестра. Кроме моих основных обязанностей, мне поручили работу с младшей группой духового оркестра. Об этих годах совместной работы с Семеном Николаевичем я всегда вспоминаю с большим теплом. Ни разу я не почувствовал и намека со стороны Москалева на отсутствие у меня опыта работы или что-то по поводу моих ошибок. Он пытался всегда ненавязчиво поддержать и помочь молодым специалистам.
Вспоминаю такой случай. Ученики принесли мне «заезженную» до крайней степени граммофонную пластинку с очень понравившейся им песней, с просьбой аранжировать мелодию для эстрадного оркестра. Очень быстро набросав мелодию и гармонию, я «застрял» на одном месте партии баса. Это было как раз то место на заезженной пластинке, где игла предательски заскакивала и перепрыгивала с дорожки на дорожку. В течение получаса безуспешно пытался я прослушать это место. За это время мимо меня несколько раз проходил Семен Николаевич. Вдруг он, не говоря ни слова, остановился у моего плеча и положил на пианино листок нотной бумаги. Я был немало удивлен, когда увидел на этой бумаге написанные его каллиграфическим почерком те два такта, над которыми я бился все это время. Вот такой высокий профессионал он был и такой тактичный человек.


Вместо послесловия


К сожалению, так бывает в жизни, что проходит много лет, ты как в кино прокручиваешь «пленку жизни в обратную сторону», и чем-то гордишься, а за что-то тебе неизбежно стыдно... И почему мы не вовремя благодарим наших учителей за всё то хорошее, что они сделали для нас, принимаем доброе как что-то само собою разумеющееся, вот за это потом и стыдно.
Сейчас пишу этот очерк и вспоминаю, каким был добрым, проницательным Семен Николаевич. Сколько тепла нам он давал. Для каждого у него было ласковое слово. Меня он называл «солнышко», наверное, из-за обилия веснушек. Вообще я был потешный малый, шустрый, но уважающий взрослых. Жалею, что в своей уже взрослой жизни, работая в Житомире руководителем городского духового оркестра, мало находил времени навестить своего учителя. Теперь понимаю, что новое общение с Семеном Николаевичем мне принесло бы новую пользу.
Помню 1980 год – отчетный концерт нашего коллектива. Наверное, как всегда, приуроченный к какому-то событию. Долго репетировали, оркестр исполнял интересную программу, и я был доволен возросшим исполнительским уровнем своего оркестра.
В программе были: И.Дунаевский, увертюра к кинофильму «Дети капитана Гранта», М.Глинка, «Камаринская», Ф.Гендель, «Пассакалия», участвовали солисты-инструменталисты: Изя Лахман (тоже воспитанник Москалёва), Владимир Падун, солисты-вокалисты: Е.Цапко, О.Портянко, В.Грудовая, много всего было в программе. Концерт прошел на высоком уровне. Аудитория – студенты и преподаватели музыкального училища, культпросвета, просто любители духовой музыки.
Ну, конечно же, я пригласил и Семена Николаевича с женой Еленой Адамовной. А после таких концертов, не раскрою большой тайны, обычно бывает банкет. Я вышел на улицу, чтобы позвать моего первого дирижера присоединиться к нам, но Семен Николаевич был человек совсем не пьющий и вежливо отказался.
«Борис, зайдите к нам в гости», - он уважительно перешел со мной на «вы», видел во мне уже не своего ученика-мальчишку, а взрослого человека, - «Зайдите, мы поговорим за чашкой чая, мы вас с женой будем очень ждать».
Я пообещал, но слова не сдержал. Замотался, забыл… Да, не вернешь уже те минуты драгоценного общения, которое не состоялось...
На том концерте присутствовала заведующая отделением музыкальных программ житомирского радиокомитета журналистка Татьяна, фамилию её не помню. Она записала на крохотный магнитофон пару произведений прямо с концерта, и их несколько раз транслировали по местному радио. В основном, как я помню, марши и песню в исполнении Олега Портянки с оркестром «И вновь продолжается бой», все, конечно же, до сих пор помнят эту песню со словами: «И Ленин такой молодой, и юный Октябрь впереди». Слова Николая Добронравова, музыка Александры Пахмутовой. Пишу, вспоминаю и ловлю себя на мысли о том, какая замечательная всё же это была песня в смысле музыки, стихов, заложенной в них высокой человеческой мечты, и какая на сегодня она уже не актуальная, эта песня. Не так давно в Житомире снесли памятник Ленину. Кстати, корни Ильича тоже ведь частично в Житомире, тут родился и жил его дед по материнской линии.
Сколько таких песен, маршей, симфоний, кантат сочинили композиторы и поэты, многие из них написаны талантливо, но в угоду времени или отдельным лицам, поэтому оказались никому не нужными. И все это великое вдохновение оказалось в мусорной корзине истории…
После концерта, на завтра, я получил телефонный звонок из радиокомитета (звонила журналистка Татьяна) с предложением записать на радио интервью об оркестре, его музыкантах и творческих планах на будущее. «Татьяна, а давай пригласим для этой беседы моего первого дирижера и наставника, руководителя духового оркестра Дворца пионеров Семена Николаевича Москалева», - предложил я. Идея была принята.
И вот мы втроем сидим в небольшой студии радиокомитета. Получилась интересная передача о духовой музыке, о городском духовом оркестре, всё о том же музыкальном вдохновении.
Москалев рассказал интересные истории из жизни своего детского оркестра, обо мне и других его воспитанниках, какими мы были в прошлом. Интересно было то, что некоторые из наших ребят работали на то время уже под моим руководством, то есть, воплотился в жизнь принцип «учитель, воспитай ученика, чтобы было, у кого учиться!».
Я поделился своими планами. Всё было в мажорной тональности и очень весело. Эту передачу потом повторяли много раз, настолько она получилась удачной. Жаль только, что повторяли ее рано утром, в 7.15. Но, надеюсь, эта жизнерадостная и вдохновенная передача придала бодрости собиравшимся на работу людям!
И вот сегодня, работая не только преподавателем музыки, но и создавая очерки о родных и близких мне людях, полный всё того же прежнего вдохновения, которое когда-то вложили в меня мои выдающиеся учителя, я радуюсь, что книга моя, наконец-то, достигла, возможно, своей главной цели: она появилась там, где ей в первую очередь и следовало быть – на моей малой родине, в городе Житомире, где я родился и прожил много лет, получил путевку в мир большой Музыки. И наконец-то исполнилась моя давнишняя мечта: я написал о моем первом дирижере, о дирижере из детства.
…Если говорить о географии героев моих очерков, то моя книга прошла по их следам, их путями-дорогами и заняла свое место на книжных полках библиотек – Одесской национальной академии музыки имени А.В.Неждановой, Московского государственного университета культуры и искусств, Житомирского музыкального училища имени В.С.Косенко и Ровенского государственного гуманитарного университета. Очень надеюсь на то, что мои печатные работы будут востребованы!
И вот новый ответ на очередную отосланную мною бандероль с книгой, едва ли не самый важный для меня ответ, от краеведа Георгия Мокрицкого:

«Уважаемый Борис! Получил ваши две книги. Прекрасное иллюстрированное, красочное издание «Такая музыка звучит у нас в судьбе». Теперь ее просматриваю. Вижу много знакомых фамилий, фотографий житомирян, известных в мире искусства. Книга займет достойное место в библиотеке краеведческого издательства «Волынь» и в моей личной библиотеке. Большое спасибо! Впечатление очень приятное. Безусловно, что-то из Ваших воспоминаний, с Вашего позволения, использую в своих дальнейших изданиях о выдающихся музыкантах Житомирщины! Жду с нетерпением очерка о многоуважаемом патриархе духовой музыки нашего края Москалёве Семене Николаевиче!».

В свое время Семен Николаевич Москалев учил меня быть ответственным человеком. Поэтому и ждать моим землякам с выполнением моего обещания пришлось недолго…

Итоги жизни – это и есть сама жизнь. Вся сумма пережитых счастливых, и трудных, и несчастных, и ярких, и блеклых мгновений вся совокупность ми-нут, часов, дней, сама, так сказать, эссенция жизни – это и есть итоги жизни, ничего другого итогом жизни быть не может. Л. Лузгина.




НЕМНОГО О ИСТОРИИ ЖИТОМИРА И О НАШЕЙ СЕМЬЕ

Родился я в 1935 году 6 октября в городе Житомире. В этом году Житомир был городом областного подчинения. Киевской области, а в сентябре 1937 году приобрел статус областного центра. В этом году была открыта железная дорога Житоми𠬬– Фастов, которая связывает Житомир с Киевом.
Центром и сердцем культурной жизни был замок. Промыш-ленности в Житомире почти не было, он считался аграрным городом. Улицы с торговыми рядами и лавками.

О моем папе
Вернемся к моей семье. Отец мой Семен Бенционович Ший родился 26 февраля 1910 года в бедной религиозной се-мье. Отец его был портным и шил жилетки, конечно, он умел шить и брюки, и полный костюм, но тогда портные делились по квалификациям. В 13 лет мой отец окончил три класса и его отдали внаем к хозяину большой парикмахерской. Там он мыл зеркала, делал уборку, выполнял мелкие поручения, помогал по дому, смотрел, как стригут, бреют и обслуживают клиентов. В свободное от работы время он пел в синагоге, у него был прекрасный голос и замечательный музыкальный слух. За это, он получал деньги и отдавал их родителям. Мой отец быстро овладевал профессией в том объеме, которым владели профессиональные мастера. Через некоторое время, стал работать самостоятельно.
Когда ему исполнилось 18 лет, его забрали в армию. Служба проходила в Севастополе при штабе полка – парикмахера везде нужны. Кроме этого, он прекрасно играл на мандолине. Играл «по слуху», так как нотной грамоты не знал, играл виртуозно, говорю это без преувеличений. В его репертуаре были «Чардаш» музыка Монти, увертюра к оперетте «Сильва» и другие сложные произведения. Причем играл совершенно точно. Я его спрашивал:
– Где ты научился? – он отвечал:
– В основном сам, но кое-что мне показала тетя Фрида.
На службе в штабе он времени не терял. Начал учиться печатать на пишущей машинке, и вскоре печатал быстро всеми пальцами, – это принесло огромную пользу работе штаба, там было, что печатать. Вечерами в полковом клубе занимался ху-дожественной самодеятельностью. Он быстро подбирал нужные мелодии на пианино, но с гармонией, которую ему нужно было играть левой рукой, у него было не всё в порядке. Плохо чувствовал гармонию. Играл на бутылках, стаканах, придумывал разные номера. Начальство его ценило и предлага-ло остаться на сверхсрочную службу, но он отказался. Его тянуло домой в Житомир.
Вернувшись, продолжил работать в парикмахерской. Считался хорошим мастером, у него было много клиентов. Иногда его вызывали в военкомат печатать документы, когда там был аврал.

О моей маме
Моя мама Фрида Гершковна Вайнштейн (ее девичья фамилия) родилась 9 мая 1913 года в достаточно богатой семье торговца. Отец был владельцем двух магазинов и большим кус-ком земли, который сейчас занимает Парк Культуры и отдыха им. Ю. Гагарина. Он был женат на Риве Рубинштейн и фамилии они объединили. Писались Вайнштейн-Рубинштейн. У них родилось четверо детей: Марк, Лиза, Миша и Фрида. Именем моего дедушки назвали меня Гришей. У евреев принято называть детей именами умерших бабушек или деду-шек, давая полное имя, или, хотя бы, первые буквы.
Дедушку Герша я видел только на фотографии с золотыми цепями на жилетке, с бородкой. Красивое лицо. Он рано помер, в 36 лет от тяжелой болезни. Бабушка Рива ездила заграницу закупать товар для магазинов. Она была красивая, умная и гра-мотная женщина.
После революции, в период НЭПА (новая экономическая политика) у бабушки Ривы экспроприировали магазины и землю. Все, что было нажито честным трудом, постоянно думая, где и как купить товар, чтобы он был качественным и доступным по цене покупателям, работая с утра до ночи, постоянно в разъездах, – отобрали нагло и безобразно. Слушая этот рассказ, мне было больно и обидно, что сделала советская власть с моей любимой бабушкой.
Мой папа встретил красивую девушку и сразу влюбился. По-корил ее своим остроумием, веселыми рассказами, и, конечно же, своей музыкальностью. Вскоре они поженились, и эта де-вушка стала моей матерью. Звали ее Фаней. Через год родился я, Гриша. Роды были тяжелыми, не хотел вылизать из тепла и бесплатной пищи. Меня вытягивали щипцами за головку и при-жали один глаз, на который я не видел некоторое время. Но все закончилось благополучно.
Родители меня очень любили, особенно мама. Ей всегда каза-лось, что я голоден, не смотря на то, что я был довольно упитанным мальчиком, она звала меня кушать, когда я играл с моим другом Юзиком. Естественно, я не хотел идти, тогда мама выбегала во двор с тарелочкой, пытаясь меня покормить. Мне было стыдно и обидно перед ребятами.
Двор был дружным. Никто ни с кем не сорился. Через стенку с нами жила тетя Лиза с дядей Ароном, детьми и с бабушкой Ривой. Еще помню, что недалеко от нашего дома расположился зоопарк. Туда на велосипеде возил меня папа. По ночам львы ревели так, что не давали людям спать.
Родители работали, дети росли.

ВТОРАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА
В мирную жизнь Житомира, Вторая мировая война ворвалась в первые часы нападения на Советский Союз. На рассвете 22 июня 1941 года фашисты уже бомбили военный аэродром в Скоморохах и поселок Гуйва – это пригород Житомира. Там одна бомба попала в гарнизонный Дом Красной Армии, где проходил школьный выпускной бал. Первый сигнал тревоги прозвучал в Житомире в начале десятого утра, но житомиряне еще не поняли, что началась война. Они подумали – очередная учебная тревога ПВО, которые часто устраивались перед вой-ной. Но это оказались не учения, а налет немецких бомбардировщиков. Первая бомба, упавшая на город, попала в новый магазин «Люкс», заполненный покупателями. Погибло 100 человек, а в 12 часов по радио выступил нарком иностран-ных дел СССР В.М. Молотов и сообщил, что началась война с Германией.
В первый же день войны призвали моего отца. Мобилизован-ные вливались в состав тех воинских частей, которые накануне войны стояли в Житомире. Папа рассказывал, что они на грузо-вике въехали на мост через какую-то реку, и в него попала бом-ба. Мост рухнул, и грузовик с людьми упал в воду. Некоторые не умели плавать. Нескольких человек ему удалось спасти. Отец отлично плавал, их дом стоял над рекой.
Немцы все ближе и ближе подходили к Житомиру. В нача-ле июля началась эвакуация. В этот же день моя мама, захватив узелок с вещами, с буханкой хлеба и баночкой масла, пешком отправилась на железнодорожный вокзал, который находился довольно далеко от нашего дома. В одной руке узелок, а в дру-гой я – пятилетний мальчик. Помню, как будто это было вчера.
На перроне было много народу, ожидающих очередного поезда. Вокзал часто бомбили немецкие самолеты, мы прятались, прижавшись к стене.
На запасных путях стояли эшелоны с красноармейцами, ожи-дающими отправку на фронт. Вдруг на станции появилась большая толпа мужчин в тюремной одежде. Видимо их выпу-стили из тюрьмы, а может охрана тюрьмы уже разбежалась. Это были воры и уголовники. Когда к станции подошел первый поезд, они, схватив лежавшие на перроне узлы и чемоданы беженцев, сели в вагоны, никого к ним не допуская. «Чужих» они просто выкидывали из вагонов. Сесть нам удалось в товарный вагон следующего поезда.
Немецкие самолеты преследовали наш поезд, сбрасывая на него зажигательные бомбы. Несколько вагонов в задней части поезда загорелись. Машинист остановил поезд. Отцепил почти пол состава с горящими вагонами, и поехали дальше. Горящие товарные вагоны, остались догорать на путях.
Нам повезло, мы были в первой половине состава. Из тех счастливчиков, которым удалось эвакуироваться, не все верну-лись после войны назад в Житомир. Многие погибли на дорогах эвакуации от бомбежек, голода и болезней. Я не знаю, в каких мы городах останавливались, пересаживаясь в другие поезда, и спросить не у кого,– мамы давно нет. Я понимал, что мы удираем от немцев на восток.
На протяжении всего долгого и длинного пути нас беспощад-но бомбили. Поезд останавливался. Паника, крики, стоны. Люди выпрыгивали из вагонов. Кто залезал под вагоны, кто скатывался по насыпи, прятались в рельефы местности. Особенно было трудно людям с детьми. Они терялись. После налета звали, потерявшихся детей, искали, но не могли найти. В шоке, испуганные дети разбегались в разные стороны. Эшелон трогался, а родители оставались их искать.
Моя мама, как клещами, держала меня за руку, не отпуская ни на миг. Это не мама, а золото. Так хладнокровно ориентироваться в обстановке. Да и я не капризничал. В вагоне долго не могла разжать посиневшие пальцы.
По пути мы видели много убитых, искалеченных и изувечен-ных в результате налетов. На больших станциях поезд останав-ливался на более длительное время. Люди выбегали из вагонов что-нибудь купить поесть, набрать воды, кипятка.
На одной из станций в наш вагон вошла группа ребят в воен-ной форме. Они ехали в город Чкалов на ускоренные курсы подготовки летного состава. Один из них, очень симпатичный парень помогал, и приносил нам все, что было нужно из того, что продавалось на остановках. Сейчас я думаю, что это происходило благодаря маминой красоте, обаянию. Ведь ей тогда было всего 28 лет.
Мы вспоминали одну станцию, на которой продавали боль-шие арбузы, и этот парень принес нам большой красный арбуз. Мы с большим удовольствием ели его с хлебом.
На станции города Чкалова нас всех высадили. К нам подо-шел этот паренек и сказал, что у него нечего нам подарить, кроме куска мыла. Встал в строй и ребята ушли. Он даже не мог себе представить, каким ценным для нас, оказался этот подарок. Мама не успела спросить его имя и фамилию.
Нас - беженцев отвели в здание, где распределяли, куда кто поедет жить и работать, предварительно записав профессию каждого. Нас распределили в город Ачинск Новосибирской области. Затем нас отвели в баню.
Вот там, этот «подарок» оказался бесценным. Мы хорошо помылись, мама постирала нижнее белье, в складках которого уже появились гниды. Мыло помогло избавиться от них. Белье высохло. Мы оделись и прошли проверку, а тех, у кого нашли этих насекомых, оставили для дезинфекции.


Встреча с родственниками
Нас отправили в Ачинск. В нем был расположен военный госпиталь, воинская часть и еще какие-то предприятия. В этом городе мы встретили родственников по папиной линии: моих дедушку, бабушку, тетю Розу с детьми и мы поселились рядом с ними.
Я со своим братом Гариком очень подружились, играли вместе, почти не разлучаясь. Мама устроилась на работу в воинскую часть поваром. Она числилась вольнонаемной. Ей удавалось приносить, что-нибудь поесть мне и моему брату. Однажды, закончив смену, на КПП, ее задержал дежурный офицер и потребовал показать, что у нее в сумке. Там было что-то из еды. Он забрал это, и написал рапорт в штаб полка. Ей сделали внушение, для порядка, и на том все закончилось, но мама очень переживала. Дежуривший офицер ее домогался, и у него ничего не вышло. Он решил отомстить. Многие понимали, где «собака зарыта», и ей ничего не сделали. Вскоре маму назначили старшим поваром и присвоили звание “Отличный повар” с вручением нагрудного знака.
А вот еще один забавный случай. Однажды мама по-просила свою сотрудницу, чтобы я переночевал у нее. Мама должна была выйти в ночную смену. Сотрудница постелила мне на полу и велела ложиться спать. Я уснул, но проснулся от сильного скрипа кровати. Не понял почему,– было совсем темно. Заснул я только под утро. Больше я там не ночевал.
Летом мы с Гариком бегали на реку. Он прекрасно плавал, потому что родился и жил над рекой. Мне тоже захотелось искупаться. Я вошел в воду, но там оказалось глубоко, и я начал тонуть. Плавать я не умел. Гарик спас меня.
Когда начинало холодать, мы бегали на станцию за углем. У кого был огород, выкапывали картошку, овощи. Выпадал пер-вый снег, и мы под ним искали, оставленную картошку. Выка-пывали ее из мерзлой земли и пекли на костре. Было очень вкусно,– мы были всегда голодными. Так проходили дни и месяцы.

Я пошел в школу
1943 году мы с Гариком пошли в школу. Книжек не было, чернил тоже не было. Каждый писал на газетах между строк. Зато на Новый Год, нам давали по два пряника, которые трудно было раскусить, и по две конфетки.
Недалеко от нас был Детдом. Там жили дети, у которых не было родителей по разным причинам: потерялись, погибли, бросили. Ребята рассказывали, что не на всех хватало кроватей, и они спали на сдвинутых стульях. Плохо кормили, а некоторые воспитательницы, воровали хлеб, мясо и другие продукты, чтобы кутить с ходячими ранеными. Ребята постарше считали месяцы, когда им исполнится 17 лет, чтобы уйти на фронт.
Внезапно нам с мамой пришла посылка от дяди Марка. В ней было письмо и мандарины. Он писал, что нашел нас через Министерство Вооруженных Сил, где служит инспектором. Скоро узнает, что с нашим папой, и, если он жив, то передаст ему наш адрес. Дядя Марк писал, что нашел бабушку Риву и тетю Лизу с детьми. Они живут в городе Чкалове. Это настоящий праздник!

Нашелся наш папа
В 1944 году нашелся, и наш папа Он служил в Прикарпат-ском военном округе, в штабе. Когда освободили город Львов, папа незамедлительно связался с нами, и пообещал вскоре нас туда вызвать. Для того, чтобы нас вызвать, требовалось разре-шение начальства. Вызов мы получили, и на этом наша жизнь в Ачинске закончилась. Я не помню, как мама увольнялась, или переводилась, но жалко было расставаться с Гариком.
Дорога во Львов была долгой, и когда мы проехали Сибирь, она стала напоминать нам эвакуацию: разрушенные дома, ство-лы обгоревших деревьев и, даже трупы, запорошенные снегом.
На львовском вокзале нас встретил отец с его другом. Оба с пистолетами. Встреча была очень трогательная. Обнимались, плакали, долго не могли насмотреться друг на друга. Нас отвез-ли в квартиру, где мы будем жить. Она оказалась просторной и очень красивой. Высокие потолки, паркетный пол, балкон. Мы не представляли, что бывают такие квартиры. Туалет в коридоре, большой двор, который закрывается железными воротами.
В квартире было все необходимое, – папа позаботился. Подо-роге с вокзала домой нам встречались высокие красивые здания с остроконечными крышами, а возле них стояли и ходили жен-щины в белых шляпах, похожие на крылья птицы. Папа объяснил, что эти высокие здания – костелы, где молятся католики, женщины-монашки.

Моя жизнь во Львове
Меня определили в русскую школу №10 и возили туда, так как в городе еще было опасно, на русских могли напасть ОУНОвцы. Занятия я часто пропускал по болезни. Вот интересно, когда мы жили в холоде и в голоде, я ни разу не болел, а в тепличных условиях, стал болеть часто и серьезными болезнями. Из больницы не выпазил. Меня на санях, запряженных лошадью, туда возил папин друг дядя Вася. Он говорил по-польски лечащему врачу, профессору, что, если со мной, что-нибудь случится, то он его убьет. Я дважды болел брюшным тифом и постоянно фолликулярными ангинами. Уроками я не занимался, учитель ко мне не приходил. Приносили бумагу и карандаши. Рисовать я любил, и у меня неплохо получалось. То, что много пропускал занятий, отражалось негативно на моей успеваемости.
Развлечений у меня почти не было. Папа иногда брал меня с собой на службу, там был красивый двор с бассейном и в нем плавали карпы. Впервые в жизни я поймал крупного карпа, а дядя Вася - повар, сказал, что он мне его поджарит. Всякий раз, когда я приходил к папе на работу, дядя Вася угощал меня пищей, которую я никогда не ел. Действительно, он был генеральский повар.

Папа служил в штабе округа
Папу уважали в штабе. Он был прекрасный парикмахер. Об-служивал генералов округа и тех, кто приезжал из Москвы, высший комсостав и обслуживающий персонал, никому не отказывал. Ему хотели присвоить офицерское звание, но он отказался, мотивируя тем, что по своей натуре сугубо гражданский человек, и благодарил за доверие.
Ему предлагали должность в секретариате. Часто приходилось печатать важные документы, и он это делал виртуозно. Пишу без преувеличений, – сам видел и удивлялся. Очень был способный человек.
Моя «работа» была – болеть. Постоянные ангины не проходи-ли бесследно, они давали осложнения. Стали болеть ноги, опу-хать суставы. Врачи определили ревматизм. Нужно ноги держать в тепле. Оставаясь дома, я слушал радио, очень любил песни военных лет и быстро их запоминал. Любил, когда поет С. Я. Лемешев и я всегда ему подпевал, не подозревая, что у меня хороший голос. Папа услыхал, как я пою «Вдоль по улице метелица метет»:
– Гриша, у тебя прекрасный голос и замечательный музыкальный слух, – сказал он.
С тех лор, где бы в гостях я с ним не был, он меня просил петь.
В школу без сопровождения я не ходил. Обстановка в городе была небезопасной. Могли напасть ОУНОвцы, их бродило мно-го. Их называли бандеровцами. ОУН – это организация украин-ских националистов, а Бандера Степан Андреевич, идеолог и теоретик украинского национализма. Впоследствии он стал во-ждем украинских националистов. При освобождении Западной Украины, в том числе и Львова, бандеровцы переходили, то на сторону советских войск,– они боролись за независимую Укра-ину,– то на сторону фашистов. В итоге, освободив Львов, Советское правительство объявило, что Западная Украина Советское государство. Бандеровцы стали вести партизанскую войну. Охотились за руководителями, представляющими советскую власть, писателями, поэтами и рядовыми жителями. Часто поднимали восстания против, как они говорили, «Советов». Мой отец вместе с другими уезжал на их подавление. Была настоящая война. Были жертвы с обеих сторон. ОУН – организация жестокая и кровожадная. Погубила много талантливых людей, особенно евреев. Просуществовала долго. В 1959 г. Степан Бандера был убит агентом КГБ Богданом Сташинским.
День Победы
В один из дней конца апреля или в начале мая 1945 года, я точно не помню, утром прогремели выстрелы. В чем были, вы-скочили на балкон и увидели странное зрелище. Все военные, которые жили в нашем доме и вокруг нашего дома, стреляли в воздух и кричали: «ПОБЕДА». Вы не представляете, что твори-лось на улицах: люди целовались, обнимались, плакали. «Ра-дость со слезами на глазах».
ОУНОвцы продолжали партизанскую войну с большей яро-стью. Против них продолжались боевые операции в городе и за его пределами.
Через несколько месяцев стали демобилизовывать людей старшего возраста. Был такой случай. Папа встретил знакомого старшину и пригласил к нам в гости. Сидели допоздна. У гостя было много наград. Он рассказывал, где воевал, и за что получил столько наград, скоро демобилизуется и не знает, куда ему податься. Всю его семью расстреляли фашисты. Старшина остался у нас ночевать. Во сне он кричал что-то об атаке.
Папа тоже хотел подать рапорт об увольнении, чтобы уехать в Житомир, мотивируя тем, что в Львове будет постоянная война, да и климат плохо влияет на мое здоровье. Мама его вся-чески отговаривала:
– Житомир полностью разрушен, скоро все кончится и будет здесь нормальная жизнь, – уговаривала его она.
Рапорт не подписали. Только в начале 1948 года, папа уволился. Ему подарили напамять печатную машинку, и мы уехали в город Житомир. Это была большущая глупость.
ВОЗВРАЩЕНИЕ В ЖИТОМИР
Вернувшись в Житомир, первое, что мы увидели – зто разру-шенный вокзал и улицу Ленина. На участке от площади Розы Люксембург, где был наш дом, до Московской улицы почти не осталось домов – сплошные руины, ни одного целого дома. В Военном госпитале трехэтажный лечебный корпус, уникаль-ный памятник архитектуры XVII века разрушен и т.д. Всего в Житомире было разрушено 533 дома, 31 предприятие, 16 школ, 3 техникума, 2 института, больница, поликлиника, железнодорожный узел. Население города после войны уменьшилось вдвое, всего 53 тысячи жителей. Вот такую цену пришлось заплатить Житомиру за победу над коварным врагом, кто пережил эту страшную трагедию, День Победы – это не просто праздник избавления от страшного смертельного врага, а от опасности, которую страна не знала за всю историю.

Незабываемая встреча
За пару лет до нашего приезда в Житомир возвратился воен-ный госпиталь, где дядя Миша, был начальником терапевтиче-ского отделения. Во время эвакуации ему разрешили взять его мать, то есть Риву и тетю Лизу с детьми. Они жили вместе. Так же они возвратились в Житомир. Им дали квартиру на улице Базарной (Первомайской). Эта улица не была разрушена. Там стояли одноэтажные дома. В начале улицы жили военные и гражданские врачи. Дядя Миша выделил им большую комнату. Мы поехали к ним.
Нас встретили с радостью, особенно, моя любимая бабушка Рива. Так получилось, что в одной комнате жили семь человек с удобством во дворе. Ну, как говорится: «в тесноте, да не в обиде». Через стенку в двух комнатах жили дядя Миша с двумя сыновьями Яшей и Лелей. С ними жила и тетя Клара,- родная сестра умершей в эвакуации жены дяди Миши. Она решила заменить Яше и Леле их мать. По неизвестным причинам, тетя Клара всячески настраивала детей против семьи тети Лизы.
Мой папа и дядя Миша были большими друзьями и любили друг друга. Братья меня встретили, как чужого.
В Житомире мы не были знакомы, жили в разных местах. Они были старше меня на год и три месяца. Леля, еще до нашего приезда закончил два класса музыкальной школы, его отчислили за то, что он увлекался игрой эстрадной музыки. Он прекрасно играл на фортепиано, у него был абсолютный музыкальный слух. Все свободное время он занимался на пианино, которое стояло у него в комнате. Леля даже кушал на пианино, закрыв его крышкой. Кто его слушал, никогда бы не поверил, что этот мальчик учился всего два года в музыкальной школе. Он играл по нотам и по слуху, играл все правильно.
Жизнь семи человек в одной комнате была нелегкой. Соору-дили ширму, отделили небольшую территорию для нашей спальни. Папа хлопотал о выделении нам квартиры, но дело решалось медленно.

Тетя Клара
Меня определили учиться в школу №15.. С первых же дней я проявил себя драчуном и слабым, а точнее, плохим учеником. Постоянные болезни, больницы сказались на моей успеваемо-сти.
Братья про это рассказывали тете Кларе, она воспринимала это с удовольствием. Даже тогда, когда дядя Миша бывал в командировках, она обязательно напоминала братьям, чтобы в письмах к папе, они обязательно писали, как Гриша плохо учится, тем самым, напоминая о своем превосходстве в воспитании его детей.
В этой связи, хочу добавить, что тетя была старой девой и, как говорят, «положила глаз» на дядю Мишу, стараясь заменить детям не только маму, но и жену. Ничего не вышло, и она осталась прислугой у детей на всю, оставшуюся жизнь. Тетя Клара натравливала близнецов против родни со стороны их папы: высмеивали их, придумывали им всякие клички, унижали их. Больше всех доставалось беззащитной семье тети Лизы, которая еле-еле сводила концы с концами.

Бабушка Рива не могла без работы
Бабушка Рива постоянно трудилась. Не могла жить без тор-говли. Ее познакомили с одним барыгой, который продавал, инкогнито, по знакомству, мануфактуру спекулянтам, а они, спекулянты, перепродавали ее на базаре и имели определенный доход. Их, конечно, отлавливали. Риву несколько раз арестовы-вали, и дяде Мише приходилось ее освобождать. Он говорил, что она позорит его, вредит его карьере. Бабушка, молча, слушала, посидела пару дней дама, а затем продолжила свои «походы». Ее уже не трогали,– знали, чья она мать. Каждый раз, когда она приходила с базара, то приносила мне вкусную и свежую еду. Бабушка меня очень любила, и я ее очень люблю, до сих пор.

Учёба в школе
Школа № 15 была семилеткой, то есть, в ней заканчивали семь классов. Добавлю, что обязательным образованием в то время было семь классов, и что мальчики и девочки учились в разных школах. С этим я и сейчас согласен. Было больше уважения мальчиков к девочкам и наоборот. В школе была художественная самодеятельность, и туда отбирали учащихся. Прослушали и меня. Подошла моя очередь и меня позвали на сцену. Руководитель нажал на несколько клавиш, и я их пропел. Он внимательно посмотрел на меня и сказал, не-много заикаясь:
– Подожди меня в зале. Я окончу проверку и к тебе подойду. Поговорим. – Звали его Сергей Андреевич. Он подошёл, сел рядом:
– У тебя хороший музыкальный слух и замечательный голос, красивый тембр. Тебе не надо петь в хоре, ты должен петь один, а в хоре ты будешь выделяться. Нельзя перетруждать твой голос. Береги его.– Мы попрощались. Позже я узнал, что он работает в музыкальном училище завучем.
Рядом, по той же улице, была школа №25. Она была десяти-леткой. Кто хотел продолжить учёбу, мог перейти после окончания 15 школы в школу №25. Некоторые, а может большинство, шли учиться в техникумы, ФЗУ или в другие учебные заведения, куда принимали после семи классов. Ребята этих школ общались между собой и знали, что происходит в каждой из них. Мои братья учились в 25 школе, и, конечно же, узнали, что у меня хороший голос, и что Сергей Андреевич уделил мне особое внимание.
Уже окончились занятия, и я собрался идти домой, когда уви-дел, что ждут меня мои братья. Мы поздоровались, и Лёля спросил, почему я к ним не захожу?
– Я без приглашения в гости не хожу.– Приходи, попоем,– пригласил он. Вечером я зашёл к ним, предварительно пошу-тив, сказал маме, что я иду налаживать дипломатические отно-шения. У них были дома все. Поздоровался с теми, кого не ви-дел, и они стали меня расспрашивать об эвакуации, о том, о сём. Я не стал особенно распространяться, зная, что с ними говорить надо осторожно, стараясь больше слушать:
–Ну, а какие песни ты знаешь, какие любишь петь?– я от-ветил:
– В основном слушал песни по радио, – это было моим един-ственным развлечением в больнице, когда я там лежал или дома.
– Ты, Лёля, играй, а я тебе подпою,– и начал подпевать одну, другую.
– Пой громче, не стесняйся.–. Мы спели столько песен, что их было бы достаточно на целое отделение концерта. Дома рас-спрашивали, как ко мне отнеслись?
– Нормально, – ответил я.
Каждый день, идя в школу, родители давали нам с собой бу-терброд. Были учащиеся, у родителей которых не было, что им дать.
Одним из них был мальчик по фамилии Деминштейн. Вид у него был измученный и одет он был хуже всех. Узнал, что его отец парикмахер, и что у них большая семья, предложил ему половину бутерброда, но он отказался. Я стал его уговаривать:
– Мой отец тоже парикмахер и мы, вроде бы, родственники.– Наконец, еле уговорил. Нам хватило бутерброда на двоих.
Курильщики
Дети военных лет, почти все курили с детства. На каждой пе-ремене невозможно было попасть в туалет. Дым стоял столбом. Курили они самокрутки с махоркой и табаком. Особенно в зим-нее время, когда долго стоишь на холоде, и ждёшь, пока освободится уборная. Я подговорил несколько ребят со старших классов, проделать такую шутку. Пацаны не только курили, но одновременно, писали. В это время быстро снимали с них шапки и подставляли под струю. Писающие сразу не могли остановиться, и шапки наполнялись мочой. Дальше, что было вы, дорогой читатель, можете себе пофантазировать. Смеялась вся школа. Я был хулиганом, в эвакуации меня вос-питывала улица.

Изя Ладензон. Мои родственники
В классе я подружился с хорошим, скромным мальчиком Он хорошо учился и предложил мне свою помощь. Я с удовольствием её принял. Два - три раза в неделю я к нему приходил. Этот мальчик – Изя Ладензон. Отец его погиб на фронте. Был у него старший брат Борис и очень гостеприимная мама. Мы не только учили уроки, но и занимались спортом: играли в футбол, баскетбол. К дереву было прибито ведро без дна, и мы туда забрасывали мячи. Братья увлекались шахматами. Изя. постоянно меня подбадривая, говорил:
– Гриша, ты очень способный и очень ленивый мальчик. – Мы с ним дружим, по сей день. Старший брат его Борис был всесторонне развитым. Сейчас ему 80 лет, а он бегает каждое утро по 5 километров и делает различные виды зарядок.
В школе меня все знали благодаря моему голосу. Был ещё один мальчик с хорошим голосом. Мы с ним пели дуэтом песню «Эх, дороги», а в основном, я пел один. Часто заходил к Леле, чтобы разучить новую песню.
С Гариком, к сожалению, я встречался редко. Они жили далеко от нас. Квартира у них была в старом доме, одна большая комната и коридор. Жили бабушка и дедушка, тётя Роза с тремя детьми: Кеней, Гариком и Димой. Папа их при-езжал довольно редко из длительных командировок. Я его плохо помню. Слышал, что по национальности он русский и, что он любил выпить. Он помог эвакуироваться всей семье и, тем самым, спас их от гибели. Помог им возвратиться в Житомир. Тётя Роза вскоре умерла. У неё были проблемы с лёгкими и трое детей остались на иждивении у бабушки с дедушкой. Папа им оказывал небольшую денежную помощь. У нас самих не было денег.
У папы был брат Бума – они были близнецами. Жил Бума в городе Хмельницке. Вернулся с войны инвалидом. Получил ранение в ногу и ходил в ортопедическом ботинке. Классный был человек. Уже, будучи дома, соседи ему рассказали, что жена в его отсутствии вела себя непристойно. Подробности я не знаю. Мама говорила, что она была красивая женщина. Осталась ли она при немцах, или эвакуировалась,– мне не известно. Дядя Бума с ней расстался, и сошёлся с другой женщиной. У них родился сын Яша. Бума к нам приезжал часто. Он работал старшим контролёром на юго-западной железной дороге. Хорошо рисовал. В отличие от моего отца, любил в компании выпить и, вообще, был оптимистом.
У моего папы был ещё и старший брат, звали его Дузя. Он слу-жил в органах. Погиб в первые дни войны на фронте. Его жена, Клара, рано осталась вдовой с дочерью Идой на руках. Жили они в Киеве на Подоле. Я к ним часто приезжал, Клара была прелесть. Очень гостеприимная. В процессе моего повество-вания, я буду возвращаться к развитию событий в их жизни.

ОЧЕВИДЦЫ
По возможности мы ходили в гости к знакомым моих родите-лей. Были и такие, кто остался в оккупации. Они нам рассказали, что происходило в Житомире во время войны от начала и до кон-ца. Я постараюсь передать коротко, потому что говорили долго.
9 июля 1941 года в первой половине дня, Житомир был оккупи-рован. С целью запугивания населения, на центральной площади фашисты проводили публичные казни. В городе стали делать облавы для отправки молодёжи на принудительные работы в Германию. Особенно жестоким было отношение к людям еврейской национальности. Их убивали только потому, что они евреи. На 10-том километре от центра города выкопали шесть больших котлованов. Мужчин расстреливали, а детей и женщин закапывали живыми. Верхний слой земли ещё долго шевелился от движения, закопанных живыми людей. Два с половиной года Житомир находился под фашисткой оккупацией. Дважды пришлось освобождать город. Первая попытка закончилась неудачей в ноябре 1943 году. Немцев выгнали, наконец, в ночь с 31 декабря 1943 года на 1 января 1944 года.
Я спросил о судьбе моего друга детства Юзика.
Он гулял во дворе, когда зашло несколько фашистов и поли-цай.
– Вот гуляет маленький юда, – сказал он и указал на Юзика. Один из фашистов схватил Юзика за ноги и, сразмаху, ударил его об угол дома, да так, что голова раскололась на две части. А родителей расстреляли.
Через несколько, лет я познакомился с одним мальчиком по имени Лёня. Он рассказал жуткую историю из его жизни при фашистах. Сотни евреев собрали на площади и погнали в сторо-ну Богунии, - район в Житомире по шоссе на Львов. В толпе были женщины, старики, дети и вся его семья. Лёне тогда было 11 лет. Там был вырыт длинный ров. Фашисты и полицаи построили всех в ряд и стали обыскивать каждого, даже заглядывали в рот. Была паника, визги, крики. Ужас! Прогремело несколько выстрелов. Очнулся Лёня в яме. Было уже темно. Стал выпазить по трупам и звать маму, бабушку, но ответа не последовало. Понял, что нет их в живых и стал ползти по горе трупов к тому месту, где можно было выбраться. Вылез из ямы и спрятался за дерево. Дальше он не стал рассказывать, ему было тяжело. У него на глазах появились слёзы.

КВАРТИРНЫЙ ВОПРОС
На первом плане стоял квартирный вопрос. Больше жить в таких условиях было немыслимо ни нам, ни Лизе с семьёй. Случайно мы узнали, что напротив нас в переулке ос-вобождается квартира. В ней проживает чиновник с семьёй и его эта квартира не устраивает. Отец пулей помчался туда. Познакомился с хозяином, рассказал ему положение дел, где служил, кем работал, кого обслуживал. Очень попросил его похлопотать, чтобы эту квартиру дали нам. Пообещал, что услуги моего папы ему тоже пригодятся.
Полищук, такой была фамилия чиновника, оказался порядоч-ным человеком и квартиру нам дали. Прежде чем съехать, По-лищук предупредил о сырости, особенно, в осеннее и зимнее время года и пообещал своё содействие в ремонте квартиры.
Сырость – это мягко сказано. По стенам текла вода. Жить в таких условиях было совершенно невозможно, особенно мне с моим ревматизмом. Стали бить тревогу. Управдомами сослался на то, что у него нет денег на закупку нужных строительных материалов. Требуется капитальный ремонт. Пришли журналисты и с ними прораб. Обследовали каждый метр. Пригрозили прорабу и управдомами, что если не будут приняты экстренные меры по ремонту квартиры, то пришлют прокурор-скую проверку, а они найдут, за что их наказать.
После такого «наезда», – пошло, поехало. Появились нужные материалы и прораб с рабочими. Управдом попросил папу, что-бы он позвонил по какому-то телефону и сказал, что всё в по-рядке. Папа пообещал обязательно позвонить, когда закончат работу и пришлют комиссию по приёму проделанной работы.
Квартира состояла из двух комнат и большой кухни с погре-бом. Водопровод- колонка была в 30 метрах от дома и страшная деревянная, загаженная уборная. Мы с мамой часто вспоминали о львовской квартире с паркетными полами, с тёплым туалетом, где унитаз был с тремя педалями: одна сливала водой, вторая щёточкой подтирала, а третья подмывала.
Через стенку с нами жил капитан с семьёй, в туалете он на-жал на педаль, щетка его мазнула. От неожиданности он подскочил и нагнулся посмотреть, что это. Нажал на педаль, и щётка мазнула его два раза по губам. Молчал бы, а он не сдержался и рассказал об этом жене. Она две недели его к себе не подпускала. Узнав про это, мы долго смеялись, а теперь заплакали. Неужели, нельзя было поехать в Житомир на пару дней на разведку. Узнать обстановку. Неужели отцом повелевала боязнь остаться в Львове из-за бандеровцев, и ещё много «неужели».
Приезд в Житомир коренным образом изменил нашу жизнь, отнюдь, не в лучшую сторону. Работы у парикмахеров было немного. Мама не работала. Денег хватало на пропитание, а на одежду денег не хватало, приходилось экономить, чтобы купить необходимое. Я рос, одежда снашивалась, дряхлела, а новую купить было не за что. Плохо был одет и это меня страшно унижало.
Наконец, закончили ремонт, и мы переехали в нашу квар-тиру. Нужно было пилить дрова, носить воду. Всё это было на мне. У меня был товарищ, он мне помогал пилить, а я помогал ему. Вот так мы кооперировались. Складывал дрова в сарае, который тоже требовал ремонта Уголь, дрова, водопровод на улице, – всё как во время эвакуации. Вот так мы жили. Долго. День через день я приходил к Лёле попеть, у нас уже был большой репертуар и мы его обновляли новыми песнями, а день через день я приходил к Изе Ладензону, чтобы догонять, пропущенные знания. Не знаю за что, но меня в классе уважали, и приглашали к ним домой делать уроки.

Наш первый концерт
Как-то дядя Миша предложил нам с Лёлей выступить на кон-церте в госпитале и спеть пару песен. Мы начали выбирать, какие песни петь. Решили одну песню грустную о войне, а другую веселую. Грустная песня называлась «Галиночка», а другая песня называлась «Сирень, черёмуха». На концерте был весь медицинский персонал и ходячие больные, раненные на войне. Был полный зал народу. Когда я начал петь «Галиночку», наступила полная тишина и, когда закончил петь, тоже была тишина. Я и Лёля застыли. Нам показалось, прошла целая вечность. Раздался шквал аплодисментов и крики: «Браво»! Не давали начать другую песню. Ведущий концерта попросила нас спеть последний куплет. Содержание этой песни очень трогательное. Галиночка жила с отцом и он её безумно любил. Война их разлучила. Когда отец вернулся с фронта, то узнал, что фашист заколол её штыком. Красивая мелодия. Говорили, что некоторые плакали. Спел вторую песню, и зал долго не отпускал нас со сцены. Так прошёл наш первый концерт, и дяде Мише за нас не было стыдно.
Кроме меня эту песню никто не пел. Я её нигде не слыхал, ни по радио, ни по телевидению, в концертах, посвящённых Дню Победы. Нам её привёз из Ленинграда двоюродный брат Лёли Борис Бихман. Он учился там, в институте, умел играть на аккордеоне и, вообще, был очень способный человек. Борис пополнил наш репертуар многими песнями, которые я исполнял многие годы, и которые я больше нигде не слышал. Я благодарен ему за это.
Я уже писал, что улица, где мы жили, была заселена, в основ-ном, врачами, многие из них работали в госпитале. После кон-церта к Лёле стали приходить их дети, которые учились играть, кто на скрипке, кто на трубе и т. д. Среди них выделялся Жора Бадьян, который очень хорошо играл на скрипке. Отец застав-лял его заниматься по два, три часа в день. Жора хорошо учился в школе. Пел со мной дуэтом. Выступал в комических сценках, очень здорово свистел всеми пальцами, да так пронзи-тельно, что уши закладывало.
К нам приходили ребята отовсюду. Нужно было место для ре-петиций. Госпиталь, при всём желании заведующего клубом, не мог нам помочь,– ведь это воинская часть. У него на складе были кое-какие инструменты, и он готов был их нам дать. Я там увидел новенький саксофон-сопрано. Заведующий клубом мне его дал на длительное пользование, и я стал я его осваивать. Получалось, но больше всего меня тянуло к барабанам. Любовался, как барабанщики играют в эстрадных оркестрах, в цирках. Везде они сидят впереди или на возвышенности, привлекая к себе внимание своим артистизмом и техникой. Понимаешь, что они играют одну из главных ролей в оркестре. Играют и ногами, и руками, и по нотам, задавая ритм и настроение оркестру. Достаточно вспомнить фильм «Музыкальная история», где музыканты воюют за барабанщика, вытаскивая его из оркестровой ямы, и несут в эстрадный оркестр. Какое огромное значение играет барабанщик в оркестре цирка, где кроме игры вместе с оркест-ром, он подчёркивает разные трюки фокусника, клоуна, или, когда выскакивают на манеж джигиты на лошадях. Барабанщик сам играет напротяжении 30 минут лезгинку в бешеном темпе. Очень сложный инструмент. Скажу вам совершенно точно, что класс ударных инструментов в консерватории по сложности стоит на втором месте после скрипки. Я говорю «барабанщик», а ведь правильно говорить «ударник», потому что в музыкальных учебных заведениях называют «класс ударных инструментов», а их насчитывается больше 28 видов, и все они звучат при помощи удара.

Дворец пионеров
Однажды меня вызвал директор школы и сказал, что ему зво-нили из Дворца пионеров и просили, чтобы я пришёл к ним. Они хотят меня послушать. Попросил Лёлю пойти со мной. Нас повели в зал две женщины и мужчина.
– Скажи, мальчик, что ты будешь петь, и этот дядя тебе сак-компанирует, – сказала одна из них, и назвала его по имени отчеству,– я ответил:– со мной пришёл аккомпаниатор,– и указал на Лёлю. Они переглянулись удивленно. Лёля сел за пианино и начал играть вступление к песне композитора Леонкавалло «Скажите девушки», как было написано в нотах. Я начал петь с чувством, стараясь передать содержание и мелодию песни. Мы выбрали эту песню, потому что она считается классикой, и её гораздо тяжелее спеть, чем другие песни. Когда мы закончили, они стали тихо делиться мнениями. Я подошёл к фортепиано и стал ждать, что они ска-жут. Ждали недолго.
– Знаете, мальчик, как вас там, Ший, – сказала она неприят-ным тоном, очевидно, чтобы меня принизить.
–А вы других песен не знаете?– знаю много,– ответил я.
– Так спойте какую-нибудь пионерскую,– я не знаю, не приходилось петь.
– Вы должны петь песни по содержанию, соответствующие вашему возрасту,– вмешалась в разговор другая.– Будут учить вас петь, и песни подберут, соответствующие возрасту,– уверенно заключила женщина. Позднее я узнал, что это была директриса.
–Что касается аккомпанемента, то у меня никаких замечаний нет, – вмешался в разговор мужчина. – Талантливый мальчик.
– Из того, что мы вам сказали, вы должны сделать правильный вывод. Ну, что вы скажите?– обратилась ко мне директриса:
–Учить меня петь не надо. Пою песни, которые мне нравят-ся, и посещать занятия у меня нет времени. Должен учить уроки. В первом и втором классе писал на газетах между строк, долгое время лежал в больницах. Так что, извините, мне нужно догонять упущенное – С нами попрощались, и мы пошли домой.
По дороге Лёля сказал, что о моём голосе не сказали ни слова. После такого прослушивания я всю ночь не спал. На сле-дующий день после уроков ко мне подошёл директор и спросил:
–Ты, что там наговорил?– ничего,– ответил я.
– Больше в школе я петь не буду.
Узнав об этом, руководитель хора Сергей Андреевич, нашёл меня, и я ему рассказал о том, что произошло. Он возмутился:
– Я позвоню им с работы. Великие специалисты! Они будут учить петь. У Шия с этим всё в порядке.
О каком возрасте может идти речь? Кто может установить черту, до которой нельзя петь о любви, а после которой можно? Разве мальчики и девочки не влюблялись в младших классах? О каком возрасте может идти речь для детей войны? Они с 10 лет работали на заводах и фабриках наравне с взрослыми, по 12 часов в сутки. Некоторые спали на заводе, чтобы не терять вре-мя на ходьбу домой. Купались в общей бане. Писали на газетах между строк огрызками карандаша. Жили в холоде и в голоде. Да, вообще, педагоги должны знать, что чувство любви прихо-дит в разном возрасте. Есть люди, дожившие до старости, и не испытали этого чувства, данного Всевышним.
Недавно смотрел и слушал концерт, посвященный 68 годов-щине Великой Победы над фашизмом. Выступал детский ан-самбль «Непоседы». Мальчик с девочкой дошкольного возрас-та одетые в костюмы лётчиков, держались за ручки и пели песню из кинофильма «Небесный тихоход», первым делом са-молёты, ну, а девушки потом и т. д. Вся песня о любви и ничего страшного в этом нет. Выглядело даже забавно. Много раз я слышал песни о любви, которые поют школьники. Когда я пел «Скажите девушке» мне уже было 13 лет, и я считал себя взрослым человеком после того, что я пережил во время войны. Педагогика, которая устанавливает возраст любви – это чушь. Педагоги, которые вгоняют любовь в определенные рамки – это вредители, особенно старые девы.
Так было в советское время. На всё были инструкции партии, и они должны были выполняться безоговорочно. Людям не надо было думать и, ни в коем случае, нарушать их, особенно педагогам.
Больше во Дворец я не ходил. Правда, один раз, меня попро-сили спеть по радио песню о футболистах. Очень попросили. Я пришёл во Дворец и выучил мелодию за 20 минут, а слова учить наизусть не надо было,– это же радио. Руководитель был удивлён, что я так быстро запомнил мелодию.
. Несколько слов нужно сказать о Яше, брате – близнеце Лёли. Его учили играть на скрипе, но он не хотел и, не любил на ней играть. У него был противный звук, и всё время он играл одну и ту же детскую песенку. Тётя Клара заставляла его заниматься, а он ей говорил:
– Ква,- так он сокращённо называл тётю, букву «л» он не вы-говаривал. –Я лучше пойду дров нарублю.

О ВСЕСТОРОННЕМ РАЗВИТИИ
Уважаемый читатель может подумать, что основным видом отдыха у нас была художественная самодеятельность. Мы не были фанатами – развивались гармонично: делали физическую работу дома, бегали, прыгали, лазили по деревьям, особенно в садах, где были фрукты. Нас гоняли, ловили, наказывали.
На бульваре открылся летний кинотеатр, и там, показывали заграничные фильмы такие как «Девушка моей мечты», «Судьба солдата в Америке», «Пэтэр» и другие. Денег на билет у меня не было, приходилось пробираться «зайцем». Бывало, приходилось залазить высоко на деревья, которые росли вокруг кинотеатра и смотреть.
Часто вечерами я бегал во двор Дома Офицеров. Там была летняя танцплощадка, обнесённая дощатым забором. Между досками были большие щели. Можно было увидеть, как играли музыканты, и как играл барабанщик, сидя на возвышенности. Оркестр играл знакомые мелодии и один из музыкантов пел. Микрофонов не было, он это делал просто для себя. Звали этого хорошего музыканта Борис Набедрик. Интересно, что его отец был владельцем парикмахерской, в которой работал мой папа «мальчиком».
И ещё. Случайно я увидел барабанщика из оркестра у нас в переулке. В соседнем доме жили его родственники. Я не постеснялся и подошёл к нему. Поздоровался. Он был маленького роста, в военной форме. Рассказал о моей мечте научиться играть на барабанах.
– Я знаком с твоим отцом и готов тебе помочь, но знай, что это не так просто, как кажется. Нужно проявить терпение, настойчивость,– предупредил он..
– А пока я тебе скажу, что нужно делать.

О нашем ансамбле
К нам продолжали приходить ребята и девочки. Некоторые были старше нас. Их тянула к нам свобода творчества, в хоро-шем смысле этого слова. С нами учился самый высокий маль-чик в нашем классе Коля Абрамов. Он сочинял хорошие стихи, фельетоны, в которых высмеивал лодырей, пьянчуг, расхитите-лей государственного имущества и другие пороки. Делал он это остроумно и смешно,– он вёл программу концерта. К нам пришли две девушки Ева и Валя. Они замечательно пели дуэтом и были красивые. С Евой я пел «Летят перелётные пти-цы». Ева была очень красивая и в неё все были влюблены, кроме меня. К нам пришёл потрясающий парень Толя Рюмин. Он был постарше нас, и был всесторонне развитым человеком. Хороший голос, начитанный, замечательный спортсмен, у него мы многому могли научиться. Таким образом, у нас сложился дружный коллектив. Были все жанры, даже была танцевальная пара. Мы давали концерты и проходили, как сейчас говорят: «на ура». Нужно обязательно сказать, что некоторые участники ансамбля впоследствии стали известными и заслуженными людьми. Я с ними сотрудничал и был в дружеских отношениях. Дальше я их обязательно назову.
В тот день, когда мы вернулись из Дворца Пионеров, у братьев произошло важное событие. Дядя Миша привёл в дом женщину и объявил её своей женой. Она была моложе дяди, некрасивая с длинным носом, и звали её Леонтина Семёновна. О том, как это событие восприняли дети, особенно, тётя Клара, вы себе можете представить. Описывать я не стану. Волновало меня только то, что нам не было где репетировать, ведь мы до этого собирались у Лёли, а как будет дальше? Ведь музыка и лишний шум мог ей не понравиться. Волнения были напрасны. Против детей мачеха не пошла.

Школа № 25
Прошло время. Я окончил школу № 15. и перевёлся в школу №25 – решили продолжить образование. Со мной перевелись мои старые друзья и Изя Ладензон. Мы были зачислены в тот класс, где учились мои братья.
Другие учителя, другие учащиеся.
Скажу вам откровенно, что я учиться не любил и учителей не любил, кроме некоторых. Они мне отвечали взаимностью. Ребя-та в классе были хорошие, среди них выделялся Шурик Рушай-ло. Он сыграл большую роль в моей ученической жизни. Хоро-шо учился, был старостой класса, организовывал внеклассные мероприятия, заботился об общей успеваемости класса. Кри-стально честный человек, и делал всё это не ради того, чтобы завоевать любовь учителей, а от всей души. Его все уважали и любили. Скажу без преувеличения, что он был старостой всех старших классов. Я о нём вспоминаю с большой теплотой. Мы с ним быстро подружились по разным причинам. Шурик хотел меня вытащить из посредственных учеников в хорошие. У меня не было нужных принадлежностей для учёбы в старших классах, не было нужных карандашей, готовальни для черчения и некоторых учебников, а главное, особого желания учиться, что происходило от моей глупости и лени. Счастье, что я вовремя спохватился.
Шурик жил близко от меня. У них был собственный дом, уцелевший во время войны. Я часто приходил проконсультироваться с ним по разным вопросам, касающихся учёбы. Жили они не бедно. Мама его была очень добрая, и гостеприимная женщина. Всегда старалась угостить, чем - нибудь вкусненьким. Отец Шурика погиб на фронте. Мама рас-спрашивала обо мне, а Шурик старался приукрасить мои способности, особенно то, что я хорошо пою. Меня попросили спеть. Я застеснялся, но Шурик настоял. Начал петь песню на еврейском языке «Папирэны киндэр», что означает – бумажные дети. Песня эта похожа на молитву. Мама плакала, а Шурик побледнел. После меня просили ещё попеть, и я пообещал:
– В следующий раз приду с аккомпаниатором, то бишь с Лё-лей, и мы попоём.– Пианино у них было.
Я очень стеснялся своей одежды. Шурик видел это, а вида не подавал. С тех пор мы подружились с Шуриком на долгие го-ды.
Мальчики и девочки учились в разных школах и, когда в нашей школе устраивали вечери, то приглашали девочек из школы №14. Эта школа считалась элитной. На вечерах давали совместные концерты. Организатором подобных мероприятий был Шурик Рушайло, и я никак не мог отказать ему, петь в кон-церте. Выйдешь на сцену, и долго с неё уйти не можешь.
Вообще мне нравились другие женские школы: №7 и №17. Там были девочки попроще и не надо было петь, тем не менее, Шурику я не мог отказать.
На одном из таких вечеров, которые проходили в нашей школе, присутствовала директриса женской школы № 14. Она была дочерью нашего первого секретаря обкома партии дважды Героя Советского Союза Фёдорова, – легендарная личность. Организатор и руководитель одного из партизанских соединений во время войны. После моего выступления меня подозвали к ней, и она меня попросила:
– Когда у нас в школе будут проводиться вечера, чтобы вы пели, – это моя личная просьба,– Сказала она с красивой белозубой улыбкой. Если бы я был умнее и находчивей, то нашёл момент и попросил её помочь с квартирой. Впрочем – это мой бред.

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ МОЕЙ СЕСТРИЧКИ
25 апреля 1949 года родилась моя сестричка Аллочка на 14 лет моложе меня. Мама рожала её в страшных мучениях. Долго лежала в больнице, и когда её привезли домой, она сильно страдала от боли, да так кричала, что я от страха уходил из дома. Ужасно было слышать эти вопли, и я сильно переживал. Жалко было маму, ведь мы с ней столько прошли вместе. Сердце разрывалось на части. Приходили врачи – гинекологи. Давали обезболивающие лекарства и стоны, наконец, утихли.
Первое время я ревновал – малышке уделялось большая часть внимания, но это быстро прошло. Алла росла симпатичной де-вочкой и, я бы сказал, талантливой. Когда ей было 8 месяцев, она, держась за перила кроватки, пела: «Ах, Самара-городок».
Рождение Аллочки дало какой-то взрыв, толчок к пересмотру своего поведения и отношения к дальнейшей жизни. Ответ-ственность за самого себя. Всё, что в моей жизни было и будет – это «Я». Нужно немедленно распределить своё время на учебу, музыку и свободное время. Одним словом «повзрослел». Это не фантастика, так произошло со мной на самом деле. Я дал себе клятву, что сделаю всё, чтобы жить нормальной жизнью: окончить школу, получить аттестат зрелости, получить высшее образование. Оно зависело не только от знаний, но больше от национальности, от взяток или блата. Я уже много слышал по этому поводу.
Больше стал уделять времени учёбе, перестал получать двой-ки, и обнаружил, что легко и быстро усваивал материал, гораздо быстрее, чем те, кто мне помогал. Учителя, возможно, по привычке, занижали мне оценки. Это заметил и Шурик Ру-шайло. Осторожно намекнул классной руководительнице Наталье Михайловне.

Наши учителя
В этой связи хочу сказать, что учителя, в основном, были прекрасно знающие свой предмет, интересно и увлекательно излагали материал, отличались своеобразной методикой преподавания, иногда даже странной. Хочу вспомнить некоторых из них, правда, не всех помню по имени отчеству, – прошло 60 лет, но суть не в этом, а в методах преподавания. Историю преподавал Соломон Моисеевич Бенемович. Фронтовик, раненый в руку. Когда был его урок, открывалась дверь, летел портфель на стол, а за тем он входил сам. Очень интересно излагал материал. Учил нас конспектировать основные тезисы не под диктовку, а самостоятельно мыслить, что главное, в изложенной теме. Давал больше, чем было в учебнике. Однажды он меня вызвал отвечать, а я не был готов к уроку. Мне подсказывали со всех сторон, я что-то мямлил. Соломон Моисеевич меня остановил и сказал:
– Не мучайся. Я тебе поставлю тройку за то, что ты хорошо поешь
– Не ставьте мне ничего,– попросил я. – На следующий раз я выучу то, что было задано на сегодня, и что будет задано на следующий раз. За оценку моего пения большое вам спасибо.
– Молодец. Хорошо сказал, – улыбнулся он.
В те далёкие времена не было отдельно кабинета физики, хи-мии. Все необходимые наглядные пособия учитель, с помощью учеников, приносил в класс.
Физику преподавал учитель по фамилии Бычинскикий. Ни один урок не проходил без опытов. Многое изготавливал он сам. Для одного из опытов потребовалось электричество. Вклю-чил свет, а лампочка не загорелась. Вывинтил лампочку из па-трона и, чтобы проверить, есть ли ток в сети, послюнявил палец и засунул его в патрон. Мы обалдели, ток был,– лампочка перегорела. Кроме того, что он хорошо знал и любил свой предмет, он был замечательный художник-профессионал.
.Интересно преподавал математику Яков Львович Вулах. Он требовал от учащихся самостоятельно мыслить. Вечно опазды-вал на урок, даже тогда, когда должна быть контрольная работа. Ребята жаловались, что не успеют, а он отвечал:
– Кто знает, тот успеет.
На вопрос: – Почему вы редко ставите пятёрки? – он отвечал:
– Бог знает на пять, я на четыре, вы…,– и так далее.
Будучи уже в довольно зрелом возрасте, он заочно окончил МГУ, механико-математический факультет.
Химию преподавал завуч, фамилию его не помню, но кличка его была «Лопух». Очень нудно проводил уроки. Ребята узнали, что он любил играть на балалайке. Боря Кутовой тоже играл на ней. Однажды он принёс её с собой в класс, и на уроке химии, как бы невзначай, зацепил струны. Завуч сразу насторожился и спросил:
– У кого балалайка, давай её сюда,– и играл целый урок, а мы внимательно слушали. Хорошо играл.

ЗАНЯТОСТЬ И КУЛЬТУРНАЯ ПРОГРАММА
С утра до вечера я был занят. Школа, уроки, репетиция, упражнения для игры на барабанах. Мог уже свободно заме-нить ударника в оркестре Дома офицеров. Важно было усвоить многообразные ритмические рисунки в разных танцах.
Сегодня на дискотеках, вообще, нет разнообразия движе-ний..Трясутся, размахивают руками. Если танец медленный,– прижмутся друг к другу и стоят, обнявшись. Танец предпола-гает совокупность определённых движений, синхронных с партнёром или небольшая импровизация. Танцам обучались ещё с дворянских времён. В послевоенные годы танцевали: вальс, вальс- бостон, танго, фокстрот, падеспань, краковяк, падэпатынер, польку. Этим танцам надо было учиться. Последними из них были твист, рокен-рол, а после началось безобразие. Ничего общего с танцами. Редко, кто из молодёжи умеет танцевать вальс. Мне можно верить. Я 14 лет проработал руководителем эстрадного оркестра на танцплощадке в парке культуре им. Ю. Гагарина.
Важным событием культурной жизни Житомира того време-ни, был приезд всемирно известного пианиста Святослава Рих-тера. Он родился и жил в Житомире. Старые музыканты знали его с детства. Они рассказывали, что он был озорным мальчи-ком, цеплялся за «конку», так называли трамвай. Кстати, первый трамвай пустили в Житомире. Приезжал С. Рихтер, чтобы посетить своих тётушек, и, одновременно давал один концерт в музыкальном училище. С ним приезжал его импресарио, полный рыжий человек и настройщик. Желающих послушать был полный зал и коридор. Я попасть на концерт не старался, – не очень любил классическую музыку.
Наша концертная бригада, как мы её называли, была востре-бована. Нас приглашали школы, разные организации, клубы. Нами заинтересовался горком комсомола во главе с первым секретарем Вилланом Фёдоровичем Бутенко. Он нас послушал и сказал:
– Концерт хороший, свежий репертуар, разнообразие жанров, есть чему поучиться профессиональным бригадам.
Свежий репертуар, потому что для нас писали наши авторы: Дима Квиселевич, сын учителя английского языка, впоследствии доктор филологии, мой товарищ Николай Абрамов наш одноклассник, Михаил Пресман наш друг из Киева. Они писали репризы, фельетоны и сами их исполняли. У нас были все жанры, и даже танцевальная пара. С оркестром у нас не всё ладилось. Не могли найти аранжировщика, который смог бы в лёгкой форме, расписать партии для инструментов. Что касается солистов, то скажу без преувеличения – они были просто замечательные: Ева Яхнис, Ольга Комарова, Валентина Лисёнкова, Валентина Рудницкая, Анатолий Рюмин. Пели соло и дуэтом. У них были не только красивые голоса, но и сами они были красивыми.
Творческие отношения рождали симпатии и, даже, любовь. Девочки любили петь со мной дуэтом, но не больше. Воз-можно, я не понимал ничего подобного. Но нет, думаю, что по-нимал и пользовался взаимностью. Это было настолько явно и убедительно, что не заметить и не почувствовать я не мог. Во-обще, я был чёрствым и тупым в таких тонких вопросах. Возможно потому, что я сам себе не нравился в бедной одежде, сын парикмахера,– это не придавало уверенности, почти все дети врачей, военных, а я…
Валя Лисёнкова была на нашем концерте и ей очень понравилось. Решила нас найти и прослушаться. Прекрасный голос,– просто соловей. Красивая и стройная. Находка. С готовым репертуаром. Рассказала, что она дочь военного и, где она живёт. Я стоял в стороне и слушал. В какой-то миг сердце моё дрогнуло. Почувствовал, что меня к ней влечёт. Ничего не испытывал подобного. Отошёл подальше. Мне показалось, что все на меня смотрят.
Когда закончили с ней разговаривать, она подошла ко мне и попросила проводить её домой. После небольшой паузы я отве-тил:
– Я не смогу без тебя жить после этого.
– Прекрасно,– сказала она, и мы пошли.
Прошло много лет, но я помню, то дерево, где мы стояли. На следующий день она пришла репетировать. Начала петь песню из кинофильма, который я смотрел, и слова этой песни я знал. Валя начала петь первый куплет:
– Коль жить, да любить, все печали растают, как тают весною снега. Звени дорогая, звени золотая, моя дорогая тайга. – И тут я вступил. От неожиданности все повернулись в мою сторону. Я стоял в углу:
– И пусть не меня, а её за рекою любая минует гроза. За то, что нигде не дают мне покоя её голубые глаза.
– Я так пел, что у меня мурашки по телу бегали. Всю душу вложил. Как-будто мы уже репетировали. Раздались аплодис-менты. Валя подошла ко мне, и при всех меня поцеловала, тихо сказав при этом:
– Я тебя не отпущу.
Горком комсомола, договорился с крымским горкомом о нашем приезде с концертами. Отца Вали, намечалось перевести на службу в г.Саратов. Это могло произойти в любую минуту. Отец был предупреждён. Валя боялась, что больше меня никогда не увидит, а ей многое нужно мне сказать.
После репетиции мы пошли в сад, и она стала меня уговари-вать, чтобы я приехал к ней, и мы вместе будем поступать учиться на артистов, а если мы больше не увидимся, то она умрёт. Начала меня обнимать и целовать, да так, что я чуть не потерял сознание. Напор был очень сильный, а я был уже «взрослый» мальчик и боялся совершить роковую ошибку, но этого не произошло. Валя убеждала меня стать артистом, что мы будем вместе работать, что у меня есть все данные. Умею петь и танцевать. Я ответил:
–У меня нет, и не будет роста, чтобы играть героя - любовни-ка, а играть на втором плане я не хочу. Да и это, мы говорим о далёком будущем. – Будем постоянно переписываться и воз-можно встретимся.– Так мы расстались. Впоследствии я узнал, что она окончила консерваторию, поет в театре оперы и балета города Саратова. Вот такая история.
. Наша бригада поехала в Крым. Нас встретили с радостью. Создали прекрасные условия для жизни и выступлений. Концерты проходили с успехом. В каждом городе нам устраивали интересные экскурсии. Время быстро пролетело, и мы с почётом вернулись в Житомир.
Для нас была открыта зелёная улица, но часто выступать мы не могли, – нужно было учиться. Репетициям стал уделять меньше времени, там было всё в порядке. На всякий случай, продолжал заниматься барабанами. И эти занятия мне пригоди-лись. Я стал заниматься нотной грамотой и быстро превзошёл всех житомирских ударников. Говорю без преувеличения.

ДАЛЬНЕЙШИЕ ШАГИ
Будущее, после окончания школы, я себе не представлял. Нужно было нажать на настоящее, т.е. на учебу. В этом у учителей насчёт меня сложились определённые стереотипы,– некоторые из них занижали мне оценки. С этим пытался разо-браться мой друг, но ничего не вышло. Учительская солидарность. Особенно ко мне придиралась учительница английского языка. Бездарно вела уроки. Все знали, что уроки в старших классах нужно вести на английском языке, или 75% на английском. Она говорила несколько простейших предложений, а весь урок тараторила по-русски. А внешность противная. На уроках я на неё старался не смотреть.
Она чувствовала мою ненависть к ней и сильно ко мне придиралась. Просто прессовала меня. Больше я над собой издеваться не мог позволить. То я не так сяду, то не туда повер-нусь, то не туда смотрю. На одном из таких уроков терпение лопнуло. Я собрал свой портфель, подошёл к её столу и запел во весь голос:
– О, Баядера, ты не любишь меня. – Вышел из класса. За мной пошли Борис Колодеж и Гриша Айзенберг
.Я и Борис в эту школу не возвратились, а Гришу Айзенберга удалось вернуть.
Мы с Борисом сели в спокойной обстановке и обдумали дальнейшие шаги:
-– Прежде всего, мы должны рассказать родителям, почему мы решили уйти из этой школы. Без родителей документы нам не отдадут. Оформление займёт определённое время. Я предла-гал продолжить учёбу в школе рабочей молодёжи № 24. Она работает в две смены: утром и вечером. Далее, нужно продумать версию, из-за которой, мы не хотим продолжать учёбу в 25 школе. У меня, такая версия есть.– Пока будут готовить документы, мы сможем уже начать посещать школу рабочей молодёжи. Учеба в такой школе, входит в трудовой стаж..Нужно обязательно поступить в комсомол, иметь спортивный разряд, и будет легче поступить в институт.– Рассказал я Борису и он со мной согласился.
На второй день, после того, как я ушел со школы, я всё объяснил маме и попросил пойти со мной в школу, чтобы забрать документы. Говорить ей ничего не придется, говорить буду я.
Утром пришли в школу, подождали классную руководитель-ницу. Меня окружили мои одноклассники. Я им ничего не отвечал, только попросил их разойтись. К нам подошла моя классная руководитель:
– Мы пришли, чтобы забрать документы. Продолжать учёбу я буду в другой школе. Говорить о причине, из-за которой я пере-вожусь в другую школу, я буду в присутствии директора шко-лы. Наталья Михайловна узнает, когда директор сможет нас принять. Ждать пришлось недолго.
– В чём проблема, Ший, почему взбунтовался?– Cпросил ди-ректор, и внимательно посмотрел на нас.
– Я не могу и не хочу учиться в школе, где большинство учи-телей, не объективно оценивают знания учащихся, и предвзято к ним относятся. Если ученика, заклеймили «троечником», то выбраться в «хорошисты» очень сложно. Особенно, если ученик из бедной семьи, и его родители не входят в родительский комитет класса или школы. Их не интересует участие в общественной работе на благо школы и её престижа. Правильно сделал домашнее задание,– значит, кто-то помог. Хорошо написал контрольную работу,– значит, у кого-то списал. Не так сидит, ни туда смотрит. Некоторые учителя заранее определяют место учащегося в ту или иную категорию оценок. Например, многоуважаемый Яков Львович, постоянно опаздывал на урок, когда должна быть контрольная работа. Ребята волнуются, что не успеют написать, а он говорит:
–Тот, кто знает, тот успеет.– Так остальные могут и не пи-сать? –На контрольную работу всем выделено одно время – 45 минут. Одни напишут быстрее, а другим нужно подумать.
Или еще, на мой взгляд, глупая шутка Якова Львовича:
– Бог знает на отлично, я на хорошо, а вы …
– Некоторые учителя забывают, что дети войны, такие как я, пережили бомбежку, взрывы, голод, холод и нищету, из которой до сих пор не можем выбраться. Два года я нагонял упущенное, благодаря Шурику Рушайло, Изе Ладензону, для того, чтобы меня унижали, как это делает учительница английского языка? Бездарно проводит уроки. За весь урок говорит всего пару предложений на английском языке, состоящих из трёх - четырёх слов. Да я знаю больше её во много раз. Я пою песни на английском языке. Она явно ко мне придирается. Не так сижу, не туда смотрю. Даже, подхалимы её не любят. Мне не нужен

Я родился в прошлом веке, в далеком 1952 году в городе Житомире, в семье музыканта Романа Иосифовича Турчинского и тогда домохозяйки Инды. С детства все родные и знакомые наши знали, что я должен стать музыкантом, и только! Однако на виолончель (этот инструмент очень любил отец) меня в тогда единственную в городе музыкальную школу почему-то не взяли. "Вердикта" приемной комиссии сейчас уже не помню. Но зато на следующий год меня без проблем взяли на кларнет. Не буду вспоминать первых учителей, т.к. они не оставили в моей памяти ничего особенного. А вот дирижера духового оркестра из Дома пионеров вспомнить стоит! Москалев Семен Николаевич. Через его оркестр прошли сотни маленьких музыкантов, многие из которых позднее стали профессионалами. Он был замечательным человеком, большим интеллигентом и просто умницей. К каждому мальчику у него был индивидуальный подход, всегда находилось ласковое слово. Очень многие ему благодарны за первые шаги - и в музыке, и в жизни, в их числе и я.
***

А ещё было кино. Да - кино!
В Житомире Центральная киностудия детских и юношеских фильмов им. М.Горького снимала художественный фильм "Рыжик" по повести В.Г. Короленко "Дети подземелья". Для нашего провинциального города это было событием, и все об этом говорили.
Это был 1959 год, я учился в первом классе общеобразовательной школы. Попал на сьемки совершенно случайно, меня буквально на улице поймал за руку один из режиссёров фильма. По типажу я подходил на роль беспризорника. И действительно, для этого у меня все было. Много веснушек, оттопыренные уши и шустрый характер. Пару раз в неделю за мной в школу приезжал автобус и увозил меня на съёмочную площадку. Все дети это видели и завидовали мне. Хоть я играл не главную роль, но был знаменит среди мальчишек и девчонок города.
Съёмки закончились, киногруппа уехала в Москву, а я вернулся к началу своей карьеры музыканта.
***
С 1965 по 1968 год я – воспитанник военного духового оркестра в Вильнюсе. Первым моим наставником был заслуженный артист Литвы Иосиф Моисеевич Манжух, замечательный, теплый человек, высокопрофессиональный дирижер и педагог. Думаю, именно Вильнюсский период заложил в моей жизни много положительного, что помогало мне правильно ориентироваться в дальнейшем. И. Манжух поощрял и разрешал всем своим питомцам (не только воспитанникам, но и солдатам срочной службы) учиться - что было запрещено законом советского времени.
В Вильнюсе я окончил музыкальную школу. Там же поступил в музыкальное училище.Кстати, в 1967 году, будучи в последнем классе музыкальной школы, я принимал участие в Республиканском конкурсе юных исполнителей на духовых инструментах среди детских музыкальных школ Литвы, который проходил в г. Укмергесе (30-40 км от Вильнюса). Неожиданно для себя и своего педагога я занял 1 место среди кларнетистов. К сожалению, не могу сейчас вспомнить, что играл. Помню только обязательное произведение для всех – «Дивертисмент» В.А.Моцарта. Мою фотографию поместили при входе в музыкальную школу. Было очень приятно…
После трёх лет службы я вдруг осознанно захотел продолжить музыкальное обучение. Поступил сначала в Вильнюсское, а затем перевелся в Житомирское музыкальное училище им. В.С. Косенко, где моим педагогом стал Валерий Иванович Заяц. Во время моего последнего посещения Украины, в 2008 году, я с прискорбием узнал о трагических последних годах его жизни. Он был удивительным человеком, с большим чувством юмора, прекрасный кларнетист и дирижер. С ним всегда было интересно.
***
В 1971 году я с хорошими оценками окончил Житомирское музыкальное училище, но поступить в консерваторию мне не дал призыв на воинскую службу. Срочную службу я проходил в оркестре штаба Прикарпатского военного округа (в то время оркестр возглавлял одарённый молодой дирижёр Анатолий Сафатинов)
***
В 1973 году я поступил в Уральскую консерваторию (Свердловск) в класс доцента И.М.Нестерова, а уже через 2 года, в 1975 году, перевелся в Одесскую консерваторию, в класс профессора К.Э. Мюльберга. Калио Эвальдович и поныне в прекрасной творческой и физической форме, несмотря на почтенный возраст.
Учебу в консерватории я совмещал с работой в оркестре Одесского высшего военного училища ПВО, у заслуженного, а в дальнейшем народного артиста Украины Александра Яковлевича Салика. Об этом удивительном человеке хочется вспомнить особо. Он собрал коллектив уникальных музыкантов, которому были по плечу произведения любого, в том числе и симфонического, масштаба. Соревноваться с ним не мог никто в Одесском военном округе. К сожалению, А.Я Салик умер в 1998 году.
***

С 1979 года я возглавил городской духовой оркестр г. Житомира. Это тоже были интересные годы. В оркестре работали, в основном, опытные музыканты. Множество концертов и выступлений на практике помогали мне осваивать технику дирижирования. Было много концертов и выступлений. Однако я всё время ощущал в себе какой-то «диссонанс». Тоска по Одессе. Не хватало друзей и кларнета, калейдоскопа событий, того музыкального мира, которым отличается жизнь большого города. В общем, не хватало ОДЕССЫ. Плохое финансирование ускорило распад коллектива. Просуществовав 5 лет, духовой оркестр г. Житомира "приказал долго жить". А жаль! Город в нем нуждался. Отрадно, что сейчас в Житомире созданы и успешно функционируют два духовых оркестра. Я им могу только пожелать творческих успехов и долголетия.


***

Приходилось мне работать и в Житомирском музыкально-драматическом театре. Игра в этом оркестре доставляла мне большое удовольствие. Это был своеобразный мир с особой атмосферой. Выступал я и с другими театральными коллективами: Харьковский, Гомельский, Ровенский, Одесский, Днепропетровский театры, Московский театр Советской Армии.
***
В 1986 году я прошел по конкурсу на должность преподавателя кафедры духовых инструментов Ровенского института культуры (кларнет, саксофон и дирижирование). В Ровно я не только преподавал, но и руководил прекрасным студенческим оркестром института.
Среди моих учеников хочу назвать Игоря Олексюка - кларнетиста, артиста оркестра Одесского театра музыкальной комедии, Романа Дзвинку, прекрасного саксофониста. Сегодня он профессор Ровенского государственного университета культуры и искусства, зам.ректора института. Среди его научных интересов джаз и фольклор. Ведёт активную концертную деятельность.
К чести этого города надо сказать, что сейчас тут проходят ежегодные конкурсы и фестивали духовых оркестров, а также конкурсы исполнителей-инструменталистов. Они носят имя заслуженного работника культуры Украины Вячеслава Старченко – основателя кафедры духовых инструментов института культуры (а ныне – Гуманитарного университета) г. Ровно. На первый конкурс в качестве председателя жюри приезжал великий трубач современности Тимофей Докшицер.




***
С 1990 года я в Израиле. Почти все эти годы преподаю в консерватории гор. Петах-Тиква. Кларнет, саксофон, различные ансамбли и оркестры.
Так судьбе было угодно, что я встретил здесь теперешнюю мою жену Асю, с которой знаком почти “всю жизнь”. В юности, когда я жил в Вильнюсе, мы встречались, но потом она уехала в Израиль, а я остался в СССР. Вновь увидится нам довелось, как говорится, через годы, через расстояния! 32 года спустя, когда я с большой алией оказался на своей исторической родине. Это была удивительная встреча, после которой мы с ней поняли, что, наверное, это предначертано нам судьбой, дано свыше – быть вместе! И продолжается это уже более 20 лет. Ася мне хороший советчик и помощник во многих жизненных вопросах!

***
В 2007 году я посетил Москву, и этот визит оказался для меня знаменательным.
Именно в Москве я получил просьбу от шефа-редактора журнала «Оркестр», профессора,засл.работника культуры РФ Анатолия Леонидовича Дудина попробовать себя в новом качестве - написать о своем бывшем дирижере Александре Салике.
Первая моя статья рождалась долго и в муках. Вариантов было много. И только с третьей или четвертой попытки у меня получилось, то чего ждали от меня. После нескольких первых очерков мне предложили стать внештатным корреспондентом журнала «Оркестр» в Израиле.
На сегодняшний день в трех журналах, публикуются мои статьи и очерки. Это прежде всего: научно-популярный журнал «Оркестр» - Москва, "Дети и музыка» - Москва, а также солидный израильский музыкальный журнал "Израиль-21

В память о Романе Иосифовиче Турчинском.
Дорогой Борис и вся большая семья Турчинских. Большое спасибо тебе за то, что ты прислал свои воспоминания о твоем папе, нашем дяде Романе Иосифовиче Турчинском, под названием «Дорогой мой человек». Я узнал о нем много нового. Мне захотелось написать тебе о том, что я прочувствовал, когда прочитал твою исповедь о самом дорогом человеке, который подарил вам самое дорогое – жизнь. Это ваш папа. У него было тяжёлое детство, он очень рано потерял родителей и родного брата. Ему пришлось очень рано стать самостоятельным. Детский дом, в котором он рос, помог ему стать человеком с большой буквы. Он хорошо учился в школе, потом была служба в военном оркестре. Ваш папа стремился стать отличным музыкантом, и у него это получилось. Жизнь его многому научила. Твой папа – яркий пример служения нашей Родине, во время Великой Отечественной войны 1941-1945г. Он был награжден многими государственными наградами за мужество и отвагу.

Он был очень предан своей семье, заботился о вас вместе с вашей мамой Соней .
Растить сыновей – это очень не лёгкий труд, особенно в те тяжёлые послевоенные годы.
После войны он остался преданным своему призванию музыканта. Он мечтал, что бы вы, его сыновья тоже стали музыкантами. Цель свою ваш папа достиг. Вы все закончили высшие музыкальные заведения и консерваторию. У вас всех есть семьи и дети. Значит ваш папа не зря прожил свою короткую, но очень настенную жизнь. Он открыл вам дорогу в мир прекрасного искусства и музыки.
10 Октября 2013 года исполняется 32 года, как ушел из жизни ваш дорогой и любимый папа - Роман Иосифович Турчинский. Он был необыкновенно талантливым человеком, исключительно одарённым во многих отношениях – любил и разбирался в музыке и искусстве. Дядя Рома прекрасно играл на валторне. Отлично знал музыкальную грамоту и теорию музыки. Писал партитуры для всех музыкальных инструментов и оркестра. Руководил духовым оркестром, который сам создал. Его человеческие качества были такими же исключительными. У него было прекрасное чувство юмора. Дядю Рому любили все, кто хоть как-то соприкасался с ним в жизни. Потому, что он обладал необыкновенным даром – был очень добрым и отзывчивым человеком. Помогал всем, кто нуждался - не ожидая просьбы о помощи и благодарностей.
Его уход в 1980 году – оказался страшным ударом для всех, кто знал, уважал и любил такого светлого человека каким был ваш папа.
Мне кажется, что хорошие люди, каким был ваш папа, которые отдают людям своё сердце и душу, тратят всего себя на хорошие дела и отдавая много сил и энергии – и поэтому сгорают раньше времени. Ему было всего 55 лет. Если бы он дожил до наших днях он бы гордился своей семьей, своими сыновьями и внуками. Светлая память о Романе Иосифовиче Турчинском будет жить в сердцах до тех пор, пока живы близкие и дальние родственники, вы, его сыновья, ваши дети, внуки, правнуки и пра пра правнуки... Значит память о вашем папе Романе Иосифовиче Турчинском. БУДЕТ, ЖИТЬ, ВЕЧНО!

Семен Старубинский 2013 год город Сан Франциско (США)

Музыка для родных и любимых детей
Журнал Дети и Музыка
Москва 1.06.2011
Борис Турчинский

«…наградить орденом «За заслуги» III-й степени… Некрича Михаила Григорьевича, художественного руководителя образцовой шоу-группы «Мастерок» городского коммунального учреждения культуры «Днепропетровская детская музыкальная школа номер 7».

Из Указа Президента Украины В. Ф.Януковича. (март 2011г.)


Заслуженный деятель искусств Украины Михаил Некрич: ''Все, что нами делается, - делается для родных, любимых детей!''

Некрич Михаил Григорьевич. Композитор, педагог, аранжировщик, Заслуженный деятель искусств Украины. Родился 1 декабря 1940 года в Житомире. С 1960 по 1968 гг. – руководитель эстрадных коллективов Ровенской и Кировоградской филармоний. В 1968 -1971 годах руководитель Житомирского "Биг-бэнда" и ансамбля "Юность" при Житомирском городском Доме культуры, лауреата многих республиканских и всесоюзных конкурсов. 1970-1975 годы- руководитель знаменитого эстрадного оркестра "Зеленый огонек", город Черкассы. С 1975 года музыкальный руководитель эстрадного отдела днепропетровской филармонии. В 1975 году основал и с тех пор является бессменным руководителем лауреата международных конкурсов образцового детского ансамбля «Мастерок» (г.Днепропетровск). У ансамбля сотни концертов в год, записи на радио и телевидении. Коллектив в разные годы записал пять пластинок на всесоюзной студии “Мелодия”, а также восемь компакт-дисков различной музыки – эстрадной, джазовой, фольклорной, а также альбом-диск « Святкови Колядки» (Ганновер, 1999 г.).

Сегодня все реже нас радует детское искусство. Более того, возникают сомнения: живет ли оно вообще?
Как, оказалось, живет и развивается. Причем, не только в глубинке, где современный ритм спокойнее, но и в «сумасшедших» мегаполисах.
Благо, есть люди, которые, невзирая на трудности, способствуют развитию юных талантов. Реалии нашего времени не влияют на тех, кто способен посвятить себя самому светлому, чистому и святому – Богу и детям.
С одним из интереснейших людей, хорошо известных в Украине и за ее пределами, заслуженным деятелем искусств Украины Михаилом Григорьевичем Некричем я беседую за месяц до юбилея Мастерка-35 летия со дня создания.

Итак, все началось с трубы?!



- Дорогой Михаил Григорьевич, давай начнем наши воспоминания с далеких 60-х годов… Насколько я знаю, ты сделал те шаги в Житомирском Дворце пионеров. Кто привел тебя в духовой оркестр Дворца? С большой теплотой вспоминаю руководителя этого коллектива. Это был замечательный человек и настоящий наставник Семен Николаевич Москалев. Скольким мальчишкам он помог в жизни стать людьми! Немало выбрали музыку своей профессией. Значит, у тебя все началось с трубы?

Не совсем так. Свое знакомство с миром музыки я начал в житомирском Дворце пионеров и школьников, но не в духовом оркестре, а в оркестре народных инструментов, где в1951 году обучатся игре на домбре. Долго я там не продержался, уж и не помню, по какой причине, наверное, не полюбился мне этот инструмент.
А вот долгой и интересной судьбой в мире духовых инструментов я обвязан замечательному человеку и педагогу, которому обязаны и многие мальчишки города. И те, кто продолжил музыкальную карьеру, и те, кто не пошел дальше. Это, как уже сказано, Семен Николаевич Москалев, красивый и умный человек, которому можно было подражать во всем.
Интеллигент высшей пробы, всегда аккуратно одет, с чистой русской речью и очень теплым отношением к нам, ребятам.
Кажется, это было в сентябре 1952 года. Он пришел к нам в школу с трубой, зашел в класс, и начал рассказывать о духовом оркестре. Говорил очень увлеченно и убедительно. Многие мальчишки сразу согласились пройти музыкальную проверку. Мне он дал попробовать трубу, и у меня сходу получилось извлечь несколько звуков.
Некоторое время я выполнял самую ответственную работу, - носил на голове большой барабан, когда оркестр куда-нибудь отправлялся на игру. Потом я пробовал все инструменты от баса до трубы, на чём конкретно и остановился. Если бы не глубочайшая любовь и уважение к С. Н. Москалёву, я и здесь не задержался бы. Он был удивительный человек, пацаны его боготворили.
Он резко отличался от многих руководителей, своим теплым отношением к нам, не говоря уже о том, какой он был музыкант. Умел играть и показать на всех инструментах.
Не надо забывать, что это были не самые лучшие годы СССР. Еще ощущались последствия войны, мы не всегда были сыты и нормально одеты. Не покривлю душой, если скажу от имени всех его многочисленных воспитанников, и неважно, состоялась ли их музыкальная карьера, мы ему многим обязаны. Несмотря на то, что я много лет занимаюсь другими вещами, труба – моя любовь на всю жизнь…


«С тех пор я – трубач!»

- Для каждого мальчишки у Москалева всегда было своё ласковое слово. Насколько я знаю, ты у него был «мамочка», а вот я был «солнышко» из-за обилия веснушек.
- Кстати, а, сколько мальчишек из этого оркестра нашли свое место в музыкальном мире и достигли больших высот!?

- В мои годы – это, ныне народной артист Татарии, тромбонист-виртуоз Григорий Ройтфарб, заслуженный деятель искусств, главный дирижер Липецкого симфонического оркестра Гаррий Оганезов. Начинал со мной в оркестре на кларнете Борис Фишерман , сегодня заслуженный деятель искусств Украины.

- Как складывалась твоя творческая судьба далее?

- Затем я был воспитанником военного духового оркестра в Бердичеве. Многие музыканты моего поколения прошли школу воспитонской службы в военных оркестрах. У меня на памяти десятки имен, а вообще их, наверное, сотни, тех, которые впоследствии стали известными музыкантами. Трубачи М.Табаков,С.Еремин,Т.Докшицер.Дирижеры Н.Рахлин, В.Агапкин, М.Финберг, В. Халилов и многие, многие другие. Этот список можно долго продолжать.
Не избежал этой участи и я. Два года – с 1955 по1957-й в шинели, в сапогах.
Играл в оркестре партию 2-й трубы. Справлялся хорошо. Но в дальнейшем судьба дала новый поворот моему росту в музыке, это произошло после знакомства с Борисом Векслером, прекрасным аккордеонистом – виртуозом. В мои 15 лет, состоялась историческая встреча с человеком, который, по сути, и определил мое будущее, как музыканта, пригласив играть в оркестре небольшого кинотеатра имени Франко в Житомире.
Об этом человеке, музыканте-легенде, я хотел рассказать чуть подробнее.
Те, кто из читателей журнала постарше помнят гремевшее на весь мир Трио Векслера. Это был коллектив, который с одинаковой легкостью и на высоком уровне играл различную музыку. От барокко и до современного джаза.
При первой встрече, он мне сказал: «Сыграйте мне, пожалуйста, что-нибудь джазовое». И я сыграл «Неаполитанскую песню» П.И.Чайковского. И только благодаря моему красивому звуку Векслер меня взял в оркестр кинотеатра Франко.
Ну, а дальше он дал мне настоящую школу мужества. Научил быть аккуратным, никогда не опаздывать, заниматься на инструменте, учиться все время и так далее.
Он по-настоящему открыл для меня мир музыки как классической, так и народной и эстрадной. И вот с 15 лет я стал зарабатывать деньги музыкой.



«Пишу и переделываю»

- Всю свою творческую жизнь я учусь. Сейчас, когда не имею возможности писать «на живые команды» - оркестры, приходится сочинять и аранжировать на компьютере. С другой стороны, это даёт мне возможность анализировать своё творчество. И, как правило, после некоторого времени, мне сделанное не нравится. Я опять переделываю, даже, если это уже и не нужно. Но вернёмся к главной теме.
В 1961 году меня пригласили в Житомир возглавить Биг-Бенд. Это было поистине счастливое время моего растущего творчества. За сезон (6 месяцев) я сделал 120 аранжировок! Вот это была для меня творческая лаборатория!
С тех пор для меня мой любимый инструмент, труба, потихоньку стал уступать место руководителю и аранжировщику во мне. В ту пору было, у кого учиться: К.Бэйси, Д.Элингтон, Ч. Паркер, О. Лундстрем, А. Кролл. Тогда всё было в живом исполнении. Нет, я не ностальгирую. Но мне смешно, когда висят афиши, например: «Грузинский ансамбль танца» и сообщается, что будет «живой звук». Или концерт симфонического оркестра, и в углу афиши приписка: « Живой звук». Это всё равно, как на этикетках минеральной воды, пишут: «Без ГМО».


«Я слышал, как должен звучать оркестр»

- Год 1968-й. Ты вернулся домой, в Житомир, и занялся созданием настоящего джазового оркестра, Биг-Бенда. Я был польщен, когда ты меня, юношу, студента второго курса музыкального училища, взял к себе. Мой авторитет тогда сильно вырос среди однокурсников и вообще – среди музыкантов города. Несмотря на то, что я не стал джазовым музыкантом, я многому у тебя научился. А главное, наверное, как я понимаю сейчас, по прошествии многих лет, научился многим вещам, необходимых руководителю коллектива.
Приятно это слышать от тебя. И спасибо за комплимент. Мне в жизни повезло. Как это ни банально звучит, но не обделил меня Бог хорошими, умными, высокоинтеллектуальными друзьями. Особую роль я отвожу своему другу и наставнику, человеку, который влиял на мою жизнь, - Григорий Шию. Я рос без отца, и он мне его заменял в воспитании и в оценке моих поступков. Многое связано с ним, в том числе моё становление, как профессионального музыканта. Он всегда мог меня подвергнуть жесточайшей критике за ту или иную аранжировку, музыку. Я вообще был парнишкой вспыльчивым, но всегда знал, чего хочу, ибо слышал, как должен звучать оркестр.
Возвращаюсь к тому оркестру, вспоминаю, какой это был замечательный профессиональный коллектив. Если я не ошибаюсь, он просуществовал только два года, а потом… Директор Дома культуры был направлен на другое место работы, и все быстро развалилось.

- Уместно вспомнить человека, который помог тебе организовать этот коллектив. Захар Давыдович Гурвич, человек огромного организаторского таланта. В его послужном списке была такая самодеятельность в Доме офицеров, где он был начальником в чине подполковника, которая не уступала в профессионализме коллективам местной филармонии.

- После его ухода все быстро заглохло. На новом месте в городском доме культуры он произвел « революцию», сделал капитальный ремонт здания, которое не ремонтировалось десятки лет. А какие творческие коллективы возникли при нем! И опять, как на предыдущем месте, после его ухода – одни воспоминания. Он же создал музей космонавтики им. С.П.Королева, который и сегодня считается одним из лучших в Украине.

- Затем его сильно обидели в Житомире, на открытии музея даже цветочка не подарили. И он уехал в Днепропетровск, строить и затем открывать Оперный театр. Там ваши пути пересекались?

- Да, в 1975 году. Я получил приглашение в Днепропетровскую филармонию музыкальным руководителем. Там я проработал десять лет. Работая в филармонии, одновременно я создал детский ансамбль «Мастерок». Вместе с моими коллегами Натальей Некрич и Георгием Некричем мы учили детей играть на музыкальных инструментах, учили их сценическому мастерству, вокалу. В 2011 года ансамблю исполниляется 35 лет. «Мастерок» много гастролирует.

«Есть трудности – а мы поем!»

- Михаил, у тебя большой жизненный опыт. Работал руководителем эстрадных и джазовых оркестров, оркестра «Зеленый огонек» в городе Черкассы, писал много аранжировок. Был в тесном творческом союзе с Юрием Силантьевым. Был музыкальным руководителем днепропетровской филармонии и в это же время – руководителем городского эстрадно-симфонического оркестра, который состоял из студентов музыкального училища и педагогов музыкальных школ. Какие воспоминания остались о том времени?

- В 1981 году в Днепропетровске проводился Первый Всесоюзный фестиваль советской песни под руководством народного артиста СССР Юрия Силантьева. После проведения фестиваля, подводя итоги, первый секретарь днепропетровского обкома КПСС Е. Качаловский говорит Силантьеву: « Какой у вас замечательный оркестр, вот бы нам такой!». В ответ на это Силантьев взял меня за руку, подвёл к Качаловскому и говорит: «Так вот, Некрич сделает нехуже! Вы только помогите в организации».
Это было, как снег на голову. Не скрою, я был польщён. Ну и началось. Продолжалось это до мая 1986 года. Как водится, потом это никому не стало нужным и оркестр почил в бесславии… Но лично я не печалюсь и благодарю Бога за все, что есть сегодня. Есть трудности – а мы поем, есть революции – а мы все равно играем.

- Важной вехой на твоем творческом пути был оркестр «Зеленый огонек» в Черкассах. Расскажи, пожалуйста, об этом.

- В 1970 году меня пригласили руководителем Биг-бэнда «Зелёный огонёк» в Черкассы.
Надо сказать это был оркестр из высокопрофессиональных музыкантов.
Создателем оркестра был фронтовик Михаил Ильич Бинусов. Настоящий папа. Для музыкантов и исполнителей он выбивал квартиры, оплату, оборудование, лучшие музыкальные инструменты. Мне было лестно, что меня пригласили на работу, но и в тоже время очень ответственно это было. Ведь до меня руководили оркестром известные в СССР музыканты В.Коржаневский, Р. Вершков, Е. Дергунов. Но, думаю, я справился с этой задачей. Проработал я до 1975 года.

- С какими известными композиторами и музыкантами тебе приходилось сотрудничать?

- Их было не так уж много, но некоторых я хотел бы назвать, потому что мы поддерживаем добрые и дружеские отношения по сей день. Это Евгений Крылатов, Владимир Шаинский, Ирина Кирилина, Александр Злотник, Эдуард Ханок и другие


Человек тогда счастлив, когда он востребован!

- Ансамблем «Мастерок» записан в Ганновере CD альбом «Святкови колядки». Расскажи об этом.

- Это было в 1999 году. Сами понимаете, что колядки – песнопения не только народные, но и часть церковного пения. Поэтому более десяти лет, мы тесно сотрудничаем с Центром Православной Культуры «Лествица» и Днепропетровской епархией Украинской православной церкви. Записали мы два компакта с рождественскими колядками. Первый – в Ганновере, автором проекта является мой друг батюшка Игорь Собко, он же руководитель Центра «Лествица». А второй – на фирме грамзаписи « Алантик-сити» в Киеве.


- А многочисленные твои питомцы, где они, кто они сегодня, чем занимаются?

- По-разному сложились их судьбы. Кто-то посвятил жизнь искусству и музыке, а кто-то – просто добрый семьянин. Марина Кулеба – журналист на телеканале НТВ в программе «Детали», Армен Костандян – солист украинского государственного оркестра «Радио-Бэнд» под управлением Александра Фокина. Творчески оформлял Виктора Шпортько, сегодня это профессор Национального Университета культуры и искусств, народный артист Украины. Орест Северин солист (флейтист) камерного оркестра «Эрмитаж» под управлением Сандецкиса в Санкт - Петербурге. Дима Болотов, гитарист, аранжировщик, работает в Москве со звёздами российской эстрады и так далее. А я, слава Богу, остался Мишей Некричем.


.



И слава его нашла

- Михаил, какими государственными наградами ты награжден?

- Страна именует меня «Заслуженный деятель искусств Украины», но этим деятелем хочется не только именоваться, но чувствовать реальную заботу, внимание и уважение. Я не против и достойной пенсии, не сомневаюсь, в этом поддержат меня многие другие заслуженные деятели и не только. Кстати, ансамблю присвоено звание «Лауреат международных конкурсов детский образцовый ансамбль «Мастерок». По-моему, это звучит!

- Мы знаем, есть у тебя и церковные награды.

- В юбилей 30-летия «Мастерка» Блаженнейший Владимир, митрополит Киевский и всея Украины наградил меня медалью святого равноапостольного князя Владимира. Труды мои и ансамбля «Мастерок» отмечены правящим архиереем митрополитом Иринеем благословенными грамотами, а эта награда для меня очень дорога, потому что вручил ее Предстоятель Украинской Православной Церкви. И наградил он не только меня, но и всех детей, которые прошли школу творческих талантов на протяжении всех этих долгих уже 35 лет.


Богатство Украины

Наша справка.
Ансамбль “Мастерок” начал свое существование в октябре 1975 года. Возраст его участников – от 7 до 13 лет. Основатель и художественный руководитель ансамбля – заслуженный деятель искусств Украины, композитор Михаил Некрич. Преподаватели-репетиторы – Наталья и Георгий Некрич. Звукорежиссер – Борис Капцелович.
Слушая “Мастерок”, не возникает мысли относительно некоего несовершенства, мол, это ведь совсем маленькие музыканты. Отнюдь. Эти дети – талантливые жемчужины украинской земли, в которых живет генетическая предрасположенность к пению, музыкальному самовыражению, к тому же воплощенному с большим воодушевлением и ответственностью.
Концертная программа ансамбля – насыщенное музыкальное сопровождение, активные сценические действия, многоголосое пение. А если к этому прибавить разнообразные костюмы и высококачественное звуковое оборудование, то вы понимаете, что юные музыканты “Мастерка” – это действительно богатство Украины.



- Скажи, когда работалось легче и приятнее, в то, советское, время или сегодня?

- Вопрос очень объемный и большой, но я постараюсь ответить лаконично. Не стоит скорбеть за тем, чего уже нет, да и, слава Богу, быть не может. Но должен отметить: много было того хорошего, что позволяло не только творить, но и спать спокойнее.
Во-первых, это внимание к детскому творчеству и воспитанию молодежи, во-вторых, приятно ощущать свое достоинство как руководителя, музыканта и композитора, а в третьих, – была государственная идеология к творчеству.
Творчество поощрялось и приветствовалось, создавались условия для работы и отдыха детей, детское творчество всячески популяризировалось. Это сотни концертов в год, выступления на телевидении и радио.
Сегодня, к сожалению, этим мы похвастаться не можем. Как говорил один из президентов Украины: «Имеем то, что имеем». Но лично я не печалюсь и благодарю Бога за все, что есть сегодня. Детские светлые песни ведь у детей отнять невозможно.
И сегодня все чаще находятся люди, которые в частном порядке, понимая важность воспитания культурного человека, стремятся помочь нам. Вот так живем, так вот и трудимся все эти годы.

Михаил Григорьевич, за годы творчества ансамбль «Мастерок» радовал не только слушателей Киева и Москвы, как часто с нашей культурой приходилось знакомить зрителя и за рубежом?

Что касается гастрольной деятельности ансамбля «Мастерок», то с 1975 года он пролегал приблизительно следующим маршрутом: Польша, Болгария, Румыния, Венгрия, Испания, Италия, Швеция, Германия, Китай Финляндия. Извиняюсь за нескромность, но мне придется доставать карту мира. Эти маленькие ангелочки, которым от 4 до 14 лет, смогли порадовать многих зрителей из разных стран и приобщить их к нашей культуре, познакомить с традициями нашей страны. Мне вспоминаются рождественские колядки, которые мы исполняли в Ганновере для немецких детей. Какие у них были лица и проникновенные глаза! Конечно, они не понимали всех слов, но музыка язык интернациональный.


Как живется, так и творится

- Как говорится, какие наши годы… А хватает ли времени заниматься собой и своей семьей?


- Я – в среднем возрасте, нельзя сказать, что в расцвете, но и не в увядании. В декабре, мне исполнилось – 71. У меня – спортивная зависимость, так как люблю бег, зарядку, езду на велосипеде. С благоверной супругой, сподвижницей по творчеству, педагогом-репетитором «Мастерка» Натальей Юрьевной Владимировой мы всегда вместе, как дома, так и на работе. Знаете, каждый человек желает ласки и тепла, вот я ей за все это благодарен. Поэтому и творится хорошо, и живется...
И это не просто работа, а жизнь в творчестве. Когда ты радуешься за тех детей, которых тебе вверил Бог, всегда видя светлые улыбки, то хочется сказать, что 30 лет - как один день. Но в этом одном дне более 500 детей, которые были рядом со мной, а я всегда с ними. И, слава Богу, что они не забывают добрые традиции нашего ансамбля и, что особенно приятно, помнят меня и тех людей, которые трудились для их радости и счастья.
Нас приглашали участвовать в культурной программе чемпионата мира 2006 года по футболу в Германии. Ян Табачник звал нас в гости в Киев на съемки передачи «Честь имею пригласить». Плодотворным было творческое сотрудничество с Центром православной культуры «Лествица», так как они владеют огромным музыкальным архивом, а на сегодняшний день – это бесценное сокровище! Всегда прилагаем все свои усилия, старания и умения.
Все, что нами делается, – делается для родных, любимых детей!

ТРОМБОН ГРИГОРИЯ РОЙТФАРБА
Научно-популярный журнал "Оркестр" Москва № (18-19)
июнь 2010г.г.



Теперь говорят, что высшая честь и самая большая известность, поистине народное признание - если имя твое есть в Википедии, народной Интернет-энциклопедии. Об украинско-российско-израильском музыканте Григории Ройтфарбе в Википедии есть большая статья. Его хорошо помнят в Украине, он – народный артист Татарской АССР, им гордятся в Израиле. Он профессор Иерусалимской Академии музыки и танца Рубина. Солист симфонического оркестра города Раананы. У него масса почитателей и множество учеников, которые уже и сами давно стали хорошими учителями.


И это все о нем

"Ройтфарб Григорий Зельманович (7 ноября 1937 года, Житомир) — российско-украинский и израильский тромбонист; педагог, заслуженный артист ТАССР (1980 г.), народный артист Республики Татарстан (1987 г.), профессор Казанской государственной консерватории (Академии) им. Н. Г. Жиганова (зав. кафедрой медных духовых инструментов 1993—1996). Солист государственного симфонического оркестра Республики Татарстан", - сообщает Википедия.
"С 1969 года солист оркестра Татарского театра оперы и балета им. М. Джалиля. С 1970 года солист оркестра Татарской филармонии. Вот, что писал о нём выдающийся советский дирижёр, народный артист СССР Натан Рахлин: "Отличный тромбонист-виртуоз, чья творческая деятельность, кроме безукоризненного мастерства, отличается своеобразным обаянием, благотворно отражающимся на взаимоотношениях. Он заражает взыскательностью, фанатичной преданностью музыке" (С.В.Болотин Энциклопедический биографический словарь музыкантов-исполнителей на духовых инструментах. - Москва, 1995г.).
.


Тромбон – не скрипка!

"Еще будучи студентом училища, Гриша удивлял нас своей виртуозной игрой на тромбоне. Он часто играл перед студентами и педагогами, не только на академконцертах и экзаменах, но и устраивал сольные выступления. Программа его всегда отличалась своею сложностью, где сочеталась высокая музыкальная культура с техническим совершенством и отточенностью всех музыкальных фраз. Вспоминается, как на «бис» его просили исполнить «Полет шмеля» Римского-Корсакова из оперы "Сказка о царе Салтане". А ведь тромбон по своим сложным техническим возможностям – это далеко не скрипка. И для исполнения этого маленького, но виртуозного произведения нужно ох, как владеть таким инструментом! Григорий с легкостью с этим справлялся, вызывая восхищение студентов и преподавателей училища. Вот такой небольшой штрих к рассказу о его исполнительском таланте!"

Из воспоминаний Бориса Фишермана – заслуженного деятеля искусств Украины, соученика Григория Ройтфарба по Житомирскому музыкальному училищу и Казанской консерватории.


Имена, звучащие легендарно

Григорий Ройтфарб работал с известными советскими и зарубежными дирижёрами, такими как Н. Рахлин, Ф. Мансуров, И. Шерман, О. Коган, Г. Проваторов, М. Ростропович, К. Остерайхер, Ю. Мюллер, Ю. Тояма и другие. Вместе с оркестром оперного театра представлял искусство России в Испании, Германии, Польше, Португалии, Дании, Франции, Голландии и других странах. Значительна деятельность Григория Ройтфарба в качестве педагога. Среди многих его питомцев, прошедших за долгие годы, как говорится, через педагога, Г.Ройтфраб особо выделят:- А.Шадрова,заслуженного артиста Татарстана ,лауреата международного конкурса, В.Семенова-заслуженного артиста МАССР, Р.Валеева-лауреата республиканского конкурса, преподавателе Казанской консерватории, солиста симфонического оркестра Республики Татарстана., А.Пошовкина -лауреата республиканского конкурса ,солиста оркестра «Новая опера» гор.Москва , В.Старченко-заведующего кафедрой духовых инструментов Ровенского государственного института культуры, заслуженного работника культуры Украины и других. исполнителей, которые работают в различных симфонических оркестрах, преподавателей престижных музыкальных заведений.
Не менее впечатляюще исполнительское творчество Григория Зельмановича — это совместные выступления в различных ансамблевых составах, с такими видными музыкантами современности, как: М. Ростропович, Э. Гилельс, Г. Кремер, Н. Гутман, Б. Гольдштейн, М. Венгеров, В. Третьяков, Я. Зак.


Рахлин и Мансуров

Какими они были, эти выдающиеся дирижеры современности? Какими запомнились Григорию Ройтфарбу, которому посчастливилось не просто встречаться с ними, а вместе работать. В разные годы Натан Рахлин и Фуат Мансуров возглавляли государственный симфонический оркестр Татарстана. Было ли в их работе с оркестром что-то общее и что их принципиально отличало друг от друга?
"Трудно их сравнивать, две эти весомые личности в музыкальной культуре России", - рассказывает Григорий Ройтфарб, - у Мансурова все было предельно точно – как на репетиции, так и на концерте. У Рахлина репетиции иногда проходили долго, и даже становилось скучно. Но на концерте Рахлин всегда был, в ударе и тогда главное было - идти за дирижером. Он мог все делать по-другому, в новой интерпретации. Все и всегда ждали от него сюрпризов".
Известно, что именно Натан Рахлин сделал из казанского оркестра один из лучших симфонических оркестров страны.
В 1973 году Рахлин поставил траурно-триумфальную симфонию Берлиоза. Вся вторая часть в ней – соло тромбона. Играл Григорий Ройтфарб. Успех был потрясающий!

И встал трубач!

"И встал трубач! В дыму и пламени к губам трубу свою прижал! И за трубой весь полк израненный запел Интернационал!"
Великий Рахлин начинал свою карьеру музыканта полковым трубачом в Гражданскую и часто рассказывал музыкальной молодежи об этом. Григорию Ройтфарбу не довелось побывать на той войне, но корни семейной традиции музыкантов Ройтфарбов – в российских, еще дореволюционных, полковых оркестрах.
Из интервью с Григорием Ройтфарбом.
"В нашей семье музыкантами были дед, отец, я, другие родственники, целая цепочка преемственности поколений служителей музыки. Дед играл еще в оркестре царской армии и был отличным оркестровщиком, меня он многому научил. Как-то он отдыхал в соседней комнате, а я занимался на скрипке, играл "Рондо" Моцарта. В одном месте квинта все время у меня выходила нечисто, я это слышал, но не мог понять, как исправить. Дед подошел ко мне и мигом подправил пальцы так, что сразу все получилось: "Вот так нужно играть!" – сказал он и пошел в свою комнату".
Не тогда ли маленький еще Гриша впервые задумался о важности физиологии в музыкальном искусстве? Не отсюда ли, от этого простого совета деда, идея серьезно рассмотреть участие мышц на уровне волокон? Позже это вылилось в серьезную научную работу Ройтфарба по физиологии мышечной деятельности музыканта-исполнителя на духовых инструментах…


Играя по-научному

Г. З. Ройтфарб - автор многих научных и методических разработок, в которых он на высоком профессиональном уровне освещает проблемы исполнительства на медных духовых инструментах, подробно рассматривает строение мышц человека и закономерности их двигательной деятельности. Наиболее весомые из них — "Физиология мышечной деятельности и развитие амбушюра исполнителей на медных духовых инструментах", вышедшая в Казани в 1995 году, и "Школа ежедневных упражнений для тромбона" (Казань, 1994 год). В 2004 году в Тель-Авиве вышел переложенный вариант этой школы для валторны на английском языке.
Поэт сказал: стихи не пишутся, они случаются. Вот так же и желание научно оформить свой творческий опыт и свое вдохновение однажды будто само собой пришло и к думающему музыканту. Со временем у Григория Ройтфарба вырос диапазон звукоизвлечения, улучшилась эластичность губ, пришла хорошая беглость языка (двойное и тройное стаккато), появились трели в различных регистрах, вибрато, и вообще - много такого, чего не было раньше.
Пришло желание переложить опыт на научную канву. И пришел момент, когда работа эта отправилась в Москву в портфеле важного рецензента.
Видный музыкальный деятель профессор московской консерватории Ю.А.Усов, будучи в Казани в качестве члена государственной комиссии в казанской консерватории, получил от Ройтфарба его работу с просьбой о рецензии.
Автор ожидал беглой записи о нужности этого методического пособия, когда московский гость просматривал его в перерывах между экзаменами, но Усов не пожелал делать это "на одной ноге", поняв, какой глубокий труд перед ним. Закрыв листы, он сказал: "Нет, Григорий Зельманович, работа меня так сильно заинтересовала, что я ее забираю в Москву, хочу ее внимательно изучить!"
Через две недели в Казань пришла рецензия и письмо, в которых говорилось, что эта тема впервые освещается в методической литературе. В ней было подчеркнуто, что очень важным моментом являются разделы, где описывается физиология мышечного волокна, механизм мышечных сокращений, что позволяет правильно и с максимальной пользой для исполнителя наладить весь тренировочный процесс. Этот научный труд Григория Ройтфарба по сей день актуален и уникален.


"Дедушка" – отец – сын…
Из интервью с Григорием Ройтфарбом:
"У нас после деда остался его кларнет немецкой системы. Я его начал осваивать и даже выучил знаменитую в то время польку "Дедушка". На этом остановился и решил, что скрипка и тромбон важнее. Позже я учился в Житомирском музыкальном училище в классе своего отца Зельмана Зусиевича Ройтфарба. У него, кроме абсолютного слуха, было много других музыкальных способностей. Отличный организатор музыкальных коллективов, он поставил силами студентов и преподавателей оперу С.Рахманинова "Алеко" и большую концертно-музыкальную сюиту на музыку из оперы М.Глинки "Иван Сусанин". Все оркестровки были только его. Любил он это делать и делал на очень высоком уровне. Память о моем отце и о его вкладе в культуру Украины живет в музыкальных кругах Житомира…"
Зельман Ройтфарб – фронтовик, прошел всю войну до последнего дня, мужественно перенес все её тяготы. Студенты очень любили его, всегда с трепетом ждали его оценки и высоко ценили его мнение. Авторитет этого универсального музыканта среди преподавателей был исключительно высок. Блестящий скрипач и преподаватель игры на этом инструменте, он вёл занятия и на всех духовых инструментах. Особенно любил баритон и тромбон и прекрасно ими владел. А его постановка оперы С.Рахманинова "Алеко" в июне 1955 года навсегда вошла в историю культурных событий Житомира. В то время Зельман Зусиевич дирижировал симфоническим оркестром училища и, по воспоминаниям местных музыкантов, это был поистине расцвет профессионального уровня коллектива всего училища в целом.


Музыкальный город – Житомир

В армии Григорий Ройтфарб очень дружил со своими земляками и товарищами по житомирскому музыкальному училищу солдатами П.Демчуком и В.Фрегером. Вот уж, что называется, "не в службу, а в дружбу!". Училище вообще оставило большой след в его жизни и музыкальной карьере, многие преподаватели навсегда остались примером.
На курсе было много фронтовиков. Они были, можно сказать, первыми воспитателями – поддерживали порядок в группе и следили за тем, как и чем занимается молодежь, причем не только по предметам.
Григорий Ройтфарб всегда вспоминает добрым словом старосту курса В.Шатковского, партизана войны, он вернулся из боев без ноги. Классным руководителем был П..Н.Шурубура – очень толковый преподаватель, настоящий, справедливый наставник. С.А. Каплун – блестящий преподаватель теории музыки. В.В.Оробинская, также теоретик, душевный человек, всегда готовая прийти студенту на помощь в любом трудном вопросе, И.А.Древецкий –заведующий духовым отделом училища.
Обстановка в училище была семейная, теплая, но занимались, как говорится, "без дураков", с утра до вечера. Почти все время студенты проводили в стенах училища, и специалисты выходили затем оттуда хорошие. Может быть, поэтому так славен своими традициями в музыке музыкальный город Житомир?
Традиции эти распространились и на другие республики страны и сыграли в судьбе Григория Ройтфарба добрую роль.
Позже, в годы учебы в казанской консерватории, одним из преподавателей Г.З.Ройтфарба был Ш.Г.Низамутдинов, который в свое время служил срочную службу в житомирском военном училище. В то время там был очень толковый дирижер А.Колоней, который, несмотря на строжайший запрет для солдат срочной службы учиться где бы то ни было, брал на себя риск и разрешал им посещать занятия в местном музучилище, понимая, как это важно для молодых людей.
Шамиль Низамутдинов именно таким образом занимался в Житомире у отца Григория Ройтфарба по классу тромбона. Затем он окончил консерваторию в Москве и стал одним из ведущих преподавателей консерватории Казани.
Жизнь поворачивалась так, что Григорий Ройтфарб не мог поступить в украинские консерватории, ведь судьба, как говорится, играет человеком, но человек упорно играет на своем любимом тромбоне! И тогда отец, видя тщетные попытки, сказал сыну: "Езжай в Казань, к Шамилю!"
Так в судьбе Григория появилась Казань, где он встретил самый теплый прием и накрепко и надолго связал свою жизнь с этим городом на Волге. А начиналась и крепла эта связь – в патриархальном музыкальном Житомире.


Три Ройтфарба в одном оркестре.

Григорий Ройтфарб рассказывает. "Мне часто вспоминается игра отца на скрипке… Я еще совсем маленький. Отец играет какую-то грустную еврейскую мелодию, и мне это ужасно нравится. И еще о нашей династии. В бытность Натана Рахлина дирижером государственного симфонического оркестра Украины, в его оркестре играло аж три Ройтфарба – скрипач, флейтист и валторнист, все они – мои родственники по отцовской линии".


Прощай, труба зовет!

У тромбониста Григория Ройтфарба нередко спрашивают, почему он выбрал именно этот инструмент, ведь он любил и скрипку, одинаково виртуозно владел, ими обоими… Григорий Зельманович рассказывает, что на его выбор повлияла… армия.
Нет, он не был призван сразу в оркестр и ансамбль, как это бывает нередко с талантливой консерваторской молодежью. С ним получилось, как в том анекдоте про полуграмотного старшину, который говорил: "А шибко вумные будут грузить чавун!"
Грузить пришлось своими музыкальными пальцами зерно в Павлодарском крае. Шел 1956-й год, "на повестке дня" в стране стояла целина…
. Потом был саперный батальон в Забайкалье, где тонкие чуткие пальцы пригодились тоже - чтоб не ошибиться саперу хотя бы даже и один раз... И лишь спустя полтора года – профессиональный военный музыкальный коллектив – оркестр штаба Забайкальского округа.
Оркестр играл не только марши, но и вальсы, сложные сюиты, части симфоний, аккомпанировал солистам. Именно тогда Ройтфарб, что называется, "подсел" на тромбон.


Запрещенная "Катерина"

В 1965 году в Казани произошло событие, ставшее знаменательным для всей страны. На сцене государственного театра оперы и балета состоялась яркая премьера оперы "Катерина Измайлова" восстановленного к тому времени в правах великого композитора Дмитрия Шостаковича. До сих пор Григория Ройтфарба волнуют воспоминания об этой постановке и о его встречах с Шостаковичем.
В то время он играл партию второго тромбона в оркестре. В опере есть довольно открытое и ответственное соло тромбона и арфы в конце первого акта. Во время репетиций, как только оркестр доходил до этого места, дирижер обычно говорил: "Это пропустим, идем дальше". В этом была некая хитрость постановщика оперы Шермана: он заранее решил поручить Ройтфарбу это соло. С этого момента Григорий Ройтфарб – первый тромбонист оркестра.
После этого соло, поднимаясь на свой дирижерский подиум, Шерман тихо сказал виртуозному тромбонисту: "Дмитрию Дмитриевичу очень понравилось ваше исполнение, и, поскольку у вас мягкое и красивое звучание инструмента, он разрешил в дальнейшем играть это соло без сурдины". Кстати, у Ройтфарба ее и не было...

Тромбон – горизонтально!

Ройтфарб не только "сел" на тромбон - как он сам говорит, он положил его горизонтально.
"Встречаю я как-то на очередной "халтуре" (без халтуры - что за духовик?) в другом оркестре своего бывшего коллегу Виноградова", - рассказывает друг Григория Ройтфарба по совместной работе в оркестрах Израиля С.Шифрин, кстати, родной брат прославленного артиста Ефима Шифрина, - И состоялся у нас разговор о Грише.
В Израиле именно в камерных оркестрах иногда ставятся программы, изначально предназначенные для исполнения большими оркестрами, и для участия в них требуются приглашенные духовики-фрилансы.
В феврале 2001 года я и познакомился с Григорием Ройтфарбом в симфоническом (камерном) оркестре Раананы, где в то время я подрабатывал фрилансом. Репетировали Вторую симфонию Чайковского и Девятую симфонию Шуберта. Гриша скромно взялся исполнять партию третьего тромбона, что, как выяснилось потом, было для него вообще впервые. Мы сразу же подружились. Обратил ли я внимание на что-то особенное в его игре? Нет, пожалуй… Играет чисто, грамотно, музыкально. И так прошел почти год. Встречаю я этого самого своего коллегу Леонида Виноградова, и произошла у нас примерно такая дружеская беседа:
- Ну, как тебе Гришина система?
- Что за система? – спрашиваю.
- Ну, ты обратил внимание на то, как Гриша играет?
- Играет здорово, а что такого? Не первый, не последний…
- Да ты что! По его системе уже половина медников занимается! И тромбонисты, и трубачи, и валторнисты… Ты видел, как он разыгрывается перед репетицией?
- Да, как-то тромбон держит горизонтально… И еще трели или тремоло все время играет вместо общепринятых выдержанных звуков и гамм.
- Вот это и есть его система разыгрывания. Ты поговори с ним, он тебе много чего откроет. А не обратишься, так он скромный и никому своего мнения не навязывает…»


"Из всего стараюсь делать музыку"

"Я стараюсь осваивать новые приемы исполнительской техники. Это двойное, тройное стаккато, аккорды, перманентное дыхание, вибрато, сложные ритмические рисунки. Вообще я люблю играть все, что поддается игре, люблю находить образы, из всего стараюсь делать музыку", - делится Григорий Ройтфарб. А других музыкантов, бывало, на написание музыки подвигало и вдохновляло одно только то, как ищет их коллега Григорий, как даже еще и не играет, а только приближается к музыке. И был в этом смысле интересный и показательный случай.
Друг Григория Ройтфарба Александр Миргородский, член союза композиторов Татарстана, к сожалению, уже покойный, обратился к нему с предложением что-то написать для тромбона, а что - он не знал. "А ты приди и послушай, как я разыгрываюсь", - посоветовал Григорий.
Александр пришел. Долго молча сидел и слушал. Так появилась соната для тромбона а капелла - произведение, которое Александр Миргородский посвятил вдохновившему его другу. Ритмически очень сложное произведение, даже Григорию, с его опытом, пришлось немало потрудиться над ним. Вторая часть – фуга со сложным музыкально-тематическим материалом.
К сожалению, Ройтфарб был тогда занят, а Миргородский спешил представить свое детище на суд Союза композиторов и обратился к ряду московских тромбонистов. Посмотрев ноты, они ему авторитетно заявили: "Это не играемо на тромбоне!" "А в Казани есть тромбонист, что справляется!" – не сдавался Саша. "Так езжай в Казань и пусть там тебе играют". Так никто и не взялся за исполнение.
…Саша умер, и это замечательное произведение так и не удалось записать. До сих пор Григорий испытывает чувство вины перед другом...


Талант, оцененный даже в Израиле

Заголовок оптимистичный, но не без иронии. Глубинный смысл его понятен будет не всякому, а только тем, кому приходилось в стране Израиль круто менять себя. Ведь здесь замечательный архитектор может стать плиточником, а светило медицины – санитаром. Это Израиль. Тут все таланты, и звездных ролей не хватает каждому.
Так что пример виртуозного музыканта Григория Ройтфарба, который и в Израиле был принят и оценен как виртуоз, говорит о многом. Если тебя принял Израиль в твоем прежнем качестве, не изломав круто твоей прежней судьбы, считай, что в жизни ты состоялся не только на все сто, а и на целых двести!..
Годы совместной работы с Григорием Ройтфарбом тепло и по-доброму вспоминают его израильские товарищи по цеху - А. Чечельницкий, С.Шифрин, А. Ройзман.
Алекс Ройзман, ведущий преподаватель класса трубы в Израиле: "Мне было немногим за 20, когда я учился в Казанской консерватории и работал в оркестре под наставничеством Григория Ройтфарба. До сих пор помню его поддержку советом, словом, даже взглядом или просто кивком головы. Сегодня я сам преподаватель консерватории в Израиле и, наставляя своих воспитанников, всегда вспоминаю, как это делал Григорий Зельманович".
А ведь это главное: учитель, воспитай ученика, чтобы было, у кого учиться!

ПОСЛЕСЛОВИЕ.
…К счастью, в судьбе Григория Ройтфарба не было всего того, что пришлось испытать фронтовику-отцу. Не было ни огня, ни водных рубежей. Случались, конечно, сложности в связи с новой жизнью после переезда в Израиль, который поначалу тоже не встретил нового репатрианта фанфарами. Но не было в судьбе пороха и дыма, а были – и тогда, и потом, как самое главное в жизни, - медные трубы. Вернее, его любимый инструмент – тромбон!


Борис Турчинский (преподаватель консерватории Петах-Тиква, Израиль

Оганезов Гаррий Минеевич — кларнетист, педагог, дирижёр. Заслуженный артист России, профессор.



* Родился в 1937 году в городе Житомире.

* 1952—1956 — духовое отделение Житомирского музыкального училища им. В. С. Косенко по классу кларнета, (преп. И. А. Древецкий).
* 1961—1966 — учился в Уральской государственной консерватории им. М. П. Мусоргского (класс И. М. Нестерова).

* 1969—1973 — работал дирижёром и заведующим музыкальной частью Житомирского музыкально-драматического театра, а также преподавал в музыкальном училище.

* 1970—1973 — учеба в аспирантуре при Уральской государственной консерватории (класс профессора М. Паверман).

* Затем дирижёр театра музыкальной комедии в Свердловске, главный дирижёр симфонического оркестра Томской филармонии.

* 1975—1985 — дирижёр Одесского симфонического оркестра.
* С 1985 года — преподаватель (профессор) кафедры оркестрового дирижирования Воронежской государственной академии искусств.
* С 1986 года и по настоящее время худ. руководитель и главный дирижёр Липецкого муниципального симфонического оркестра.

Творческая деятельность

Будучи руководителем этого коллектива, Г. Оганезов проводит большую организаторскую и творческую работу. Оркестр под руководством Г. Оганезова исполняет разнообразные музыкальные программы, в которых звучит музыка Д. Шостаковича,А.Эшпай. Ф. Пуленка, Р. Щедрина, А. Шнитке, А. Бородина, Г. Малера и др. Выступает с известными российскими и зарубежными исполнителями, такими, как: Г. Грипентрог (Берлинский оперный театр), Э. Кан (Боннский оперный театр), пианисты Н. Петров, Д. Алексеев, А. Любимов (все — Россия), М. Дробинский (Франция), И. Бочкова, Д.Тетерин и другими.

Коллектив под управлением Гаррия Оганезова — участник Бетховенского Фестиваля в Австрии, где его выступления получили заслуженное признание. Г. Оганезов — один из немногих дирижёров, живо интересующийся молодыми композиторами и представивший в Союз композиторов РФ целый ряд программ с только что созданной музыкой.