Давайте восклицать!

Послесловие редактора.
Если бы меня спросили, в чем была главная трудность редакторской работы над книгой очерков Бориса Турчинского, я бы ответил, что самым трудным было мне как редактору решить, как поступить с обилием восклицательных знаков, рассыпанных по страницам текстов Турчинского. Очень все очерки его жизнеутверждающие, с множеством жизнерадостных восклицательных фраз и соответствующих им знаков препинания.
Это, конечно, очень хорошо! Тем более, сейчас, в эпоху относительного народного равнодушия ко всему и даже уныния.
Приехал ко мне в Иерусалим недавно в гости коллега из Украины и рассказывает: «У нас сейчас люди мало улыбаются. Нет того радушия, той задушевности, что были когда-то. Бывает, едешь из Донецка в Киев поездом, и все в купе молчат, уткнутся, кто в окно, а кто в газету. Только и услышишь за всю дорогу не слишком вежливую фразу: «Уберите вещи!» - и всё».
Так что первое, на что обращают внимание тексты Турчинского, – в них много радости, много души, много всего того хорошего, что будит в человеке музыка, много эмоционального напутствия мастеров молодым музыкантам, сегодня многое из этого в нашей жизни в дефиците. И жизнерадостное описание сопровождается у автора, конечно, обилием восклицательных знаков: «Любите музыку, она объединяет!», «Вдохновение приходит к тем, кто трудится!».
Отлично сказано! Но сильно хорошо, ведь тоже нехорошо, как говорят в народе, однообразия быть не должно, даже, если это и, так сказать, по Маяковскому, «сплошное сердце», таково одно из правил редактуры – избегать похожестей, вот мне и приходилось своими редакторскими ножницами этот частокол восклицательных знаков иногда прореживать.
В остальном же работалось просто, легко и интересно. С точки зрения редактора, в литературных трудах Бориса самое главное и самое благое дело то, что пишет он сам. Пишет хорошо, основательно, легким слогом. И остается только где-то чуть-чуть иную фразу «причесать», а где-то запятые расставить так, чтобы мысль зазвучала наиболее верно.
Вообще, когда кто-то берется за книгу, а сейчас это явление нередкое, когда выполняешь автору редактуру, то, знаю по опыту, бывает тут, как правило, несколько путей. Вариант первый, самый распространенный – литературная запись.
Майя Плисецкая в книге о жизни в балете тоже как раз пишет об этой особенности написания книг многими деятелями культуры, о распространенной практике литзаписей, предостерегает от этого. Вначале и она тоже доверилась одному легкому на перо помощнику, который все ее мысли переврал красного словца ради. Тогда она его со скандалом отстранила, села за письменный стол сама и своей рукой всё написала. И это самое милое дело. Вот так и с Борисом Турчинским: ему повезло, ему дарован еще и талант публициста, литзаписчик ему не нужен изначально.
Когда мы с ним познакомились и он предложил посмотреть его очерки, я, честно говоря, опасался, что мне придется за ним записывать. Ведь он – музыкант, а музыкант должен играть, а не писать, ему нужно уметь делать хорошо что-нибудь одно, нечасто так бывает, когда у человека много талантов. Каждый должен заниматься своим делом – музыкант играть, а журналист и писатель – писать. Ведь, «беда, коль сапоги начнет тачать пирожник»… Тех, кто в творчестве распыляется, я называю про себя, посмеиваясь, многостаночниками. Этакие развеселые ударники, как в фильме «Светлый путь», там Любовь Орлова - если помните, с задорной песней идет по цеху и мотает нитки сразу на доброй сотне станков (а в результате нормально не работает ни один из них…). С подозрением отношусь поэтому к «многостаночникам».
Тем более, опять же по опыту, знаю, иной раз кто-то, кто не является по профессии литератором, мнит себя Максимом Горьким, а сам такие литературные перлы выдает! Но с первыми же очерками, которые Борис мне показал, пришло ко мне успокоение, что ли, вот тут я не знаю даже, как правильно сказать, хоть и филолог, теряюсь, не подберу верного слова, чтоб описать то состояние. В общем, стало уютно на душе и очень комфортно как-то: автор предложил по сути дела готовые законченные рассказы, которые мне оставалось просто с увлечением читать и время от времени расправляться с излишними восклицательными знаками (правильно называется по-редакторски их «сокращать»).
Чему-то и он меня учил, автор - редактора, хотя по идее должно быть наоборот. Например, основательности. Иной раз даже немного раздражало, как много фамилий он приводит. У нас ведь как принято – две-три и хватит, чтобы текст не перегружать. Но Борис старался в своих очерках никого из коллег и старых друзей не забыть, вспоминал и всё добавлял, добавлял фамилии.
Были очерки Турчинского настолько интересны, что я забывал, что мне их нужно редактировать, я просто их увлеченно читал, открывая для себя все время что-то новое. И просто силился понять, как музыканты «делают» музыку, «как умеют эти руки эти звуки извлекать». Мне как литератору страшно интересно было, как музыку вообще можно записать на бумаге?! Слово – можно, а музыку как? Для меня это непостижимо! Тем и интересно.
После прочтения очерков мне хотелось идти дальше, узнать в дополнение к уже узнанному и что-то такое, что оставалось за рамками написанного.
К примеру, в очерке о Григории Ройтфарбе упоминается полька «Дедушка», которую разучивает в детстве герой. Мне захотелось послушать, как она звучит, и я нашел ее в «Ютубе». Там это произведение исполняет дуэт баянистов из города моей студенческой юности Ростова-на-Дону, где я оканчивал отделение журналистики. А вообще-то, по первой своей профессии я шлифовщик камня (гранит, мрамор). И есть такое понятие в камнеобработке – раскрытие камня, показ его внутренней красоты. Скрупулезно шлифовать и «раскрывать» фразу – это по сути та же самая работа. Редактируя, заодно и открываешь, познаешь и в жизни для себя что-то новое.
Потом в «Одноклассниках» я разыскал участницу того дуэта, исполнявшего польку «Дедушка» Алену Булатецкую. Завязалась переписка. Она рассказала мне о себе и о своем музыкальном творчестве. Я узнал, что она еще и поет в хоре. Словом, так увлекательно все это, очень увлекательно! Только затронь любую струну, и она еще долго будет звучать. Одно цепляется за другое и пошло, и пошло. Столько новой информации!
Очерки Турчинского примечательны тем, что они полны и старой, и новой информацией! Но автор не ворошит прошлое, как может показаться на первый взгляд, не сдувает пыль с былого. В них много живой перспективы, в них и глубина, и устремленность в будущее.
…В Ростове я учился, а в Житомирской области, города которой нередко упоминаются в очерках, в армии служил. Бердичев, Овруч… Все те места, о которых пишет Турчинский, где живут его герои. Я вдруг обнаружил, что чтение текстов доставляет мне удовольствие не только тем, что они интересны и познавательны, не только тем, что благодаря им я узнаю много нового о музыке и музыкантах (а вместе со мной и читатель), но и как бы возвращаюсь в прошлое своей собственной жизни и поэтому даже чувствую себя моложе. Они очень личные, эти очерки, но не для одной какой-то личности, они для многих актуальны, если не сказать, что для всех. Ведь у всех у нас были в детстве и свои Дома пионеров, и свои творческие кружки, и свои наставники, которых невольно вспоминаешь, читая Турчинского.
Мне очень интересно было и находить параллели с моим родным городом Донецком, где я когда-то жил, и с городком Ясиноватая, где работал в газете. Некоторые герои Турчинского в Донецке учились, как Оксана Соколик. А киевский балетмейстер Валерий Ковтун, который упоминается в очерке о Леониде Джурмие, родом из нашей маленькой Ясиноватой. Мы с ним когда-то даже состояли в переписке, когда я работал там в редакции. До сих пор помню его киевский адрес – улица Малоподвальная. Вот пусть кто-то, кто знает, скажет, что не так!
Очерки Турчинского не просто интересны, они наталкивают узнать о музыке и музыкантах что-то еще, что осталось за рамками написанного. Читаю, скажем, о композиторе Майбороде, который упоминается у нас (я уже говорю «у нас!» - так сроднился с этой работой, с этой книгой!) в связи с одной его творческой неудачей (очерк «Дорогой мой человек!»), и попутно разбирает любопытство и нетерпение освежить в памяти, а какие же были творческие удачи у этого выдающегося композитора? Знаменитый «Киевский вальс», например. Очень часто слушаю его по утрам для настроения. В исполнении детского хора с симфоническим оркестром – это вообще классика и сказка!
Детские голоса – это чудо, с ними, правильно поставленными, с мелодичностью детского голоса, правильно выработанной хорошим педагогом, не сравнится ничто. То же касается и музыкального детского творчества – необыкновенно интересное поприще. Борису Турчинскому можно позавидовать, он трудится именно здесь, на этой ниве, он работает с детьми и молодежью, что может быть лучше?
Однако я иду дальше в своем узнавании, в расширении собственного кругозора и эрудиции после прочитанного у Бориса Турчинского. «Киевский вальс» на музыку Платона Майбороды, а на чьи слова это произведение? Тоже хочется узнать. И я «лезу» в Интернет. На слова Андрея Малышко. А кто такой Малышко? То есть, мы, конечно, знаем, кто он, но насколько глубоко? Кстати, в свое время трудился он учителем все в том же Овруче, все той же богатой талантами Житомирщины.
Чтение музыкальной публицистики, такой, как у Турчинского, побуждает узнавать все новые и новые подробности о вещах, казалось бы, общеизвестных. А ведь, согласитесь, мы, люди обычные, не музыканты, так мало о музыке и музыкантах знаем! Очень обнажил эту и без того «голую» правду случай с той девушкой, женой футболиста, которая не знала, кто написал полонез Огинского, помните этот недавний скандал?
Я просто для продолжения эксперимента спросил и у своей супруги тоже: «Ты хоть знаешь, кто написал полонез Огинского?». Она ответила вопросом на вопрос: «А кто?».
Правда, она имела в виду другое: кем был этот самый Огинский? Как его звали по имени? В какую эпоху он жил и чем еще примечателен? Что еще написал, кроме своего знаменитого полонеза, который вообще-то правильно называется «Прощание с родиной». Мы ведь этого ничего не знаем!
Ой, что-то я сам стал грешить излишними восклицательными знаками. А сетовал, что в текстах Турчинского их слишком много. Видимо, без них никак, и когда восторгаешься чем-то высоким, и когда возмущаешься чем-то. Что ж, тогда не будем «держать душу за крылья», как сказал писатель, и, как сказал поэт, - «Давайте восклицать!».

Михаил Каганович, редактор,
Иерусалим