ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Сплин - Фюрер, фюрер
- Это же Зверь… Тише, тише… - зашептались, зашушукались и замолчали. Родные мои уголовнички, страшно, да? А не было страшно убивать женщин и детей? Или кого там кто из вас убивал? Ну не бойтесь, уголовнички, если кому-то повезет, то в личном деле так и напишут: «От полученных ранений скончался, не приходя в сознание». Это лучший исход, только вот не друг другу решать, когда наступит этот счастливый день для каждого из вас, решать мне. Исключительное такое право.
Этот мой подопечный, судя по всему, не ожидал такого приема, да уж, не по-королевски с ним обошлись. Впрочем, чего он ждал? С таким острым языком, который почему-то не укоротили еще за все его 20 или сколько там ему лет. И с такой, черт бы побрал ее, внешностью. Ваше Высочество, а Вам не говорили, что кровь Вам чертовски к лицу? Пожалуй, стоит бить его чаще… Впрочем, о чем это я? У меня и без того целая очередь напрашивающихся! Я окинул взглядом всех этих уголовников, притихли, черти, мне теперь даже придраться не к кому. Эээй! Заточки на пол, вы окружены! Смешно было бы сказать такое в тюрьме. Но я все-таки не юморист, а надзиратель. И поэтому… Что это?! Шорох?! Дыхание?! Да кто тут посмел в моем присутствии еще и дышать?!
Таааак… Что-то в этой чертовой моей замечательной и любимой тюрьме совсем подзабыли о правилах, черти! Ну ничего, я напомню. Еще один удар по почкам с ноги – как раз в напоминание оборзевшему господину под номером 8477545. Хм… А это ведь идея!
- Кто следующий? – громко спросил я, невзначай поставив ногу ему на спину, и огляделся по сторонам. – Разыгрывается лот №8. «Пинок под зад начищенным до блеска ботинком», - от ударов по этому туловищу, что служит мне теперь, корчась от боли, подставкой для ног, ботинки и впрямь выглядят чистыми, почти как новые. Отличный денек, сэкономлю на гуталине. – Начальная цена… Косой взгляд, ай-ай-ай, господин заключенный, Вам должно быть стыдно, - я оставил в покое этого и схватил за шкирку другого, он тоже сидел с Его Высочеством за одним столом, так что, думаю, есть за что. – Косой взгляд раз, косой взгляд два, косой взгляд три. Продано господину под номером 9358865, - и покупатель получает свой лот в полной мере. У меня все по-честному, как в лотерее. – Мне торги продолжать?! – спросил я, все затихли, сволочи, и Его Высочество тоже помолчал. Может, еще помочь тебе подняться, Принцесса? Подать руку, потом платочком вытереть кровь с прекрасного лица? Прости, приятель, как-нибудь в другой жизни. – А теперь, детки, слушаем сюда внимательно! – и все-таки подать руку и помочь подняться, да, конечно. Я схватил Принца за шкирку, заставляя подняться, и кашлянул для важности, потом торжественно продолжил. – Это мой зэк! – и любой, кто прикоснется к нему, будет иметь дело со мной, ха-ха. Отлично, я не надзиратель, я телохранитель Его Высочества! Нет, это слишком, вроде бы я даже не пил вчера, а в голове такой бред! Боже, Боже, что же на свете-то делается. Ха. - И бить его можно только с моего разрешения. Да и то по праздникам, - добавил я на всякий случай. Нет, ну правда, беспредел какой-то… Обидно даже. Это мой зэк, черт побери, и не хрен никому больше его мучить. Мне что ему на лоб клеймо поставить?! С надписью «личная собственность Гордона»?! – Что застыли, поросята? Ну-ка быстро продолжаем кушать сладкую кашку, а не то дядя-надзиратель по углам поставит, - да, и тогда мало не покажется. Эй, дядя Пит, зачем ты отобрал у меня плетку и шокер? Было так весело, так весело. – Сидеть! – рявкнул я, сели, молодцы. - Кто сейчас же не продолжит трапезу, я не виноват, - сказал я, дернул Принца к себе за руку, бедняга, едва не упал. Ай-ай, разве можно быть таким неосторожным. – Пойдем, - приказал я ему и оглянулся на одного из зэков. – Эй, лысый! Я слежу за тобой, - я жестом дал ему это понять, и еще дал понять, недвусмысленно, что с ним будет, если он еще раз позволит себе что-то лишнее.
- Разве мне не положено… - смотрите-ка, кто заговорил! Смотрите-ка, кто опять нарывается на неприятности. Ну что за человек, а? Мне, право, даже боязно оставлять его наедине – в столовой или, того хуже, в душевой – с этими грубыми неотесанными мужланами, ха-ха. Ну что, собственность Гордона, может, скажешь мне спасибо или, еще уместнее, бросишься мне на шею с криками: «О, мой герой!»?! Нет, молчишь, и опять я веду с тобой бессмысленные мысленные диалоги. Эй, врача мне, врача, но, к несчастью, по страховке мне отчего-то не положен психиатр. Мы шли с Принцем по коридору. Он вышагивал важно, а я плелся следом, и я начал уже сомневаться, что это я его веду, а не он меня.
- Слушай, Принцесса, что и когда тебе положено, решаю здесь я, - заверил его я и любезно открывал перед ним все эти скрипучие решетчатые двери, пока наконец мы не оказались перед воротами.
- Вы надзиратель или начальник тюрьмы, дорогуша? – язвительно спросил Принц. Что? Думал, я шуток не понимаю и сразу бью в лоб? Следовало бы оправдать твои ожидания.
- Зови меня хозяин, не ошибешься, - ответил ему вместо этого я, хмыкнув. На Острове в это утро была на удивление хорошая погода. Ни тебе бури, ни тебе осадков. Что не день экспериментов? Солнце светит, курорт, ей-Богу. Я толкнул своего подопечного вперед, он с каким-то удивлением ступал по сухой, растрескавшейся земле и озирался по сторонам, а я подумал, что к этому ошейнику, который нежно так обнимал-сжимал хрупкую шею Принца, не хватает еще только поводка. Так, для колорита. И для удобства, пожалуй. А еще зэков можно было бы дрессировать, «апорт» там, к примеру, «барьер», «голос». Нужно предложить дяде Питу новаторскую идею. Ну а что? Команды «сидеть» и «лежать» они уже усвоили. – Ты только посмотри, какая чудная погода, - тебе чертовски повезло, что сегодня не день экспериментов. Впрочем, у тебя впереди еще много-много дней. И однажды я, честное слово, сам проведу над тобой лично какой-нибудь эксперимент, так, по дружбе.
- Вы прервали мой завтрак только ради того, чтобы поговорить о погоде? – чертов мальчик, ну я же с тобой вежливо, дружелюбно, а ты опять нарываешься. Что за зэки пошли, а? Все им не так.
- Заткни свой чертов высокохудожественный рот и наслаждайся прогулкой, тебе не скоро снова удастся покинуть эту бетонную коробку. И глупо, чрезвычайно глупо еще с твоей стороны так со мной разговаривать. Я ведь могу навестить тебя этой ночью и… - нет, не могу я жить нормально, без спецэффектов, всего один короткий слабый удар – а то мальчик забывается – а потом его за волосы и прижать к себе, развернув спиной, прошептать на ухо. – И выпотрошу твои кишки, не о такой смерти мечтало Ваше Высочество, не так ли? И поверь мне, Принцесса, это самое нежное из всего, что я могу с тобой сделать… - и оттолкнуть с такой силой, что он снова едва удержался на ногах. – Так что шагай, шагай. И улыбайся. Не на похоронах же, - пока не на похоронах. С таким языком, черт его дери, недолго рыпаться. Если, конечно, снова не появится добрый надзиратель, который тебя спасет и защитит. Как свою собственность.

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Агата Кристи - Серое небо
Бесконечная серая лента шоссе маячила перед глазами, это действовало на нервы и заставляло трижды проклясть свое решение приехать сюда, вернуться после стольких лет… А сколько прошло лет с тех пор? Десять, двадцать, тридцать… Я не знаю, мне не интересно, если быть честным. Приехал и приехал, что с того? Это мой долг. Перед самим собой. Небольшое жертвоприношение на алтарь оставшейся совести. Устаревшее безбожно чувство, устаревшее еще на заре человечества… Глупо даже думать об этом, но, черт побери, я виноват, чертовски виноват, и мою вину едва ли можно искупить. Искупление? Разве я хочу искупления? Да черт знает вообще чего я хочу! По правую сторону дороги располагалось кладбище, довольно старое, над ним кружили вороны, клевали ягоды вишни, опустившейся до самых плит… На покосившийся потрескавшийся крест из светлого гранита капали красные капли… Вишня напоминает кровь.
Я сжимал руль своей вишневой БМВ одной рукой, в другой держал незажженную сигарету. Свинцовое небо нависло над дорогой, предвещало беду или что-то вроде. Если бы я верил в приметы. Если бы я чего-то боялся. Я пронесся мимо, из-под колеса – брызги воды. Оставлять после себя потом – очень в моем стиле, не так ли? Я и сам не заметил, как начал над собой смеяться, но неожиданное препятствие на пути заставило меня остановиться и остановить машину заодно. Полосатый жезл, нехитрые жесты. И повезло же мне в этот чертов день нарваться на мента! Впрочем… Это, я думаю, к лучшему, я сейчас слишком слаб, чтобы сделать то, за чем приехал, вот так, сразу.
- Нарушаете? – заулыбался во весь рот румяный юнец, поправил фуражку и наклонился, чтобы заглянуть через окно, которое я нехотя опустил, в салон. Пожалуй, то, что нужно. Молод, полон сил, даже хорош собой. Находка, черт побери. Я поднял на него снисходительный взгляд, и он тут же вытянулся в струнку. – Младший лейтенант Коротков, Ваши документы, - старательно выговорил он. Видимо, совсем недавно на посту. Ни тебе колоритного брюха, ни тебе отвратительных манер. Успеет еще. Впрочем… нет, не успеет. Я улыбнулся и протянул ему водительское удостоверение. Ну что же, Коротков, я ждал тебя целых 800 километров пути. – Иван Сергеевич, значит… - ага. Конечно. На самом деле, Иоганн Зигхард Краузе. Очень приятно. – Нарушаем. Скоростной режим в два раза. Двойная сплошная. Таааак… - протянул он, я барабанил пальцами по кожаной обивке руля. – Выйдите из машины, откройте багажник.
- Слушаюсь и повинуюсь, - широко улыбнулся я, вышел из машины на сырую улицу – здесь, кажется, всегда идет дождь, как и прежде, как и в тот день – и остановился у дверцы. К чему терять время? Я смотрел на него слишком долго, и он молчал, не мог возразить или хотя бы подать голос, когда мои пальцы сомкнулись на артериях на его хрупкой шее. По побледневшему лицу, опережая дождь, скатилась капля холодного пота, и я закрыл глаза. В другой руке между указательным и средним пальцами по-прежнему незажженная сигарета, немного влажная от проклятого сырого воздуха. Я почувствовал это движение на уровне мельчайших частиц, на уровне кварков, если угодно, я чувствовал, как его энергия, такая живая и настоящая, покидала его тело, и теперь уже мои клетки наполнялись ею. Понемногу, неспешно, растягивая удовольствие… Да, именно удовольствие, по крупицам, по каплям забирать, вбирать в себя чужую энергию, чувствовать, как она проникает в твое тело, чувствовать этот невероятный заряд, так похожий на электрический ток, как разряд молнии или…
За своими рассуждениями я чуть было не поглотил его до конца, но сумел вовремя опомниться и заставил себя разжать пальцы и отпустить. Его тело, ставшее безмерно тяжелым, покачнулось и повалилось на меня, я чертыхнулся, придержав его руками, и опустил его на асфальт, все-таки оттащив от дороги на обочину. Пожалел?! Ха! Нет, едва ли. Это не более, чем корм. Я отпихнул носком итальянских туфель его руку, так некстати упавшую прямо на проезжую часть – не хватало еще испачкать колеса чьей-то кровью, мясом и кожей! – и вернулся к машине. В конце концов, этот еще может восстановить хотя бы часть своей энергии. Он же так молод, что ему стоит. И тогда, быть может, пригодится еще кому-то, быть может, даже мне, кто знает. Я улыбнулся сам себе и снова сел за руль. Спасибо, дорогая моя дорожная инспекция! Как вы там говорите обычно? Счастливого пути? Ха, до чего же забавно все здесь. Глупая дорога к глупому городу. Глупая цель, глупое чувство долга. Да все какое-то чертовски глупое. И это серое небо в первую очередь.
Я сел в машину и бросил взгляд на сигарету, ее конец послушно – да это просто детские фокусы, но так удобно - загорелся, я наконец закурил и продолжил свой путь. Город мало изменился с тех пор, кажется, это было какое-то сонное царство, и какая-нибудь там спящая красавица укололась о веретено, и вся страна погрузилась в сон… Так и здесь. Ничего не изменилось. Разве что больше машин и меньше прохожих. Прогресс? Да в этом забытом Богом месте даже само это слово звучит смешно! Я не помнил адреса, да и все эти серые улицы были слишком похожи друг на друга, но мне и не нужны названия и адреса, мне не нужны карты или навигаторы, чтобы найти ее. Я чувствую. И ее ауру я не спутаю с другой. Черт побери, как-то сентиментально это звучит, только дело не в том, разумеется. Я остановил машину в нескольких кварталах от нужного места, решил немного прогуляться пешком, да и к тому же… ни к чему привлекать лишнее внимание. И зачем я только приехал? Глупое чувство долга. И еще более глупое чувство вины. Будь оно проклято. Я шагал по улицам, без интереса глядя на унылые окна. На одном из них, на подоконнике стояли цветочные горшки, я бросил на них всего один взгляд – и все завяло. Так просто, черт побери.
Ее дом, кажется, смотрелся даже мрачнее остальных, и я поднял взгляд на окна. Она живет там, без сомнения. Интересно, эта женщина хоть немного заботится о ней?
Боже! Не хватало мне еще поиграть в мать Терезу! Да плевать я хотел и на нее, и на ее жизнь. Мдаа?.. Тогда зачем было ехать сюда, черт побери?! Силуэт в окне пропал, и я настороженно притаился за углом. Она не заставила себя ждать…
Ленор. Худая, такая же, какой была… Те же пепельные волосы, те же голубые глаза, скрывающиеся за круглыми очками, тот же шрам… Черт побери, этот шрам… Сколько лет прошло… Сколько лет прошло с нашей первой встречи?.. Нет, нет, нет! Не хватало еще предаться воспоминаниям! У меня есть очень важное дело, и я…
Впрочем, оно подождет немного… Не могу же я просто так врываться в ее жизнь…снова… чтобы все разрушить? Ну или… спасти? Ха! Нашли героя, как же. Не могу же врываться так просто и что-то менять… Я должен узнать сначала, как она живет, чем она живет… Зачем?! Да простое любопытство! А что? Если Вы вернетесь туда, где не были давно, Вам же будет интересно узнать, что с Вашим старым приятелем? Может, он попал в больницу, в тюрьму или умер. Ленор жива. Будто могло быть иначе!

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Мертвые дельфины - Мертвый город
Я проснулся, но не спешил открывать глаза. Спалось на удивление сладко, и хотелось еще немного поваляться, обнимая подушки, прижимая к себе и то сбрасывая одеяло, то укрываясь им с головой. Я нежился в кровати, и она казалась куда мягче, чем та, костяная, на которой я засыпал обычно, и я подумал, что это продолжение сна. Ну ничего, все вроде обошлось, и Хозяин, кажется, простил меня… Впрочем! За что это? Я просто хотел, как лучше! Как всем лучше… Конечно, глупо было привлекать к этому грешников разных эпох, но не идти же в одиночку. Да и потом… Маленький шанс на большую победу у меня все равно был, о-о-очень маленький. Но тем не менее, я молодец, вот что, потому что лучше жалеть о том, что сделал, чем о том, чего не сделал. Так говорил один смельчак, когда мы жарили его на сковородке, забавный малый. Это же надо философствовать и одновременно стонать от боли! Я крепче обнял подушку, которая тоже казалось мягкой и приятной, совсем не похожей на мою, и подумал о Хозяине. Он все-таки довольно добрый для Дьявола, раз не стал меня наказывать. Мог бы, к примеру, подвесить над бездной за внутренности и заставить висеть так полвечности или, быть может, сунуть в один из котлов и варить… суп. Соль, перец добавить по вкусу. Но этого он не сделал, и это, пожалуй, лучший показатель того, что я был немного не прав. Ну, погорячился, с кем не бывает. Моя подушка отчего-то пахла не серой и кровью, а чем-то, вроде жасмина. Такой полузабытый запах. К нам в Ад попала как-то раз блудница, от которой в первое время чертовски пахло жасмином. Потом правда этот запах сменился запахом разложения и гнили, но я его запомнил очень хорошо. Я сладко зевнул, потянулся и открыл глаза.
О… мой… Дьявол…
Что за хрень?! Эээй! Кто-нибудь мне объяснит, что тут происходит?! Это место вовсе не было похоже на мой родной Ад! Это была какая-то комната. Совершенно чужая и дико изящная. Беее. Какие-то дурацкие белые занавески на окне, какой-то дурацкий шкаф из темного дерева и комод к нему в придачу, какое-то совершенно уж дурацкое у стены большое напольное зеркало! И еще что-то дурацкое. Да что говорить, в этой комнате все дурацкое! А я лежу на кровати с деревянной резной спинкой, на подушке с наволочкой в кружевах и на шелковых алых простынях, черт бы их побрал. Хозяин, это шутка, да?! Вы насылаете на меня кошмары? Я ущипнул себя на всякий случай, вскрикнул и понял, что вовсе не сплю. Себя…
Себя?!?!?! Какого черта?! Что с этими руками? Я смотрю на них и не узнаю. Они какие-то… чужие! И где мои когти? Вместо этого какие-то ногти, хоть и тоже длинные, но все равно дурацкие! Не к добру это. Я вскочил с кровати и бросился к зеркалу…
О… мой… Дьявол…
Из зеркала на меня смотрел… смотрело… смотрела, черт побери, девушка. Я внимательно оглядывал ее с ног до головы, и мне становилось страшно. Очень-очень страшно. С одной стороны… она была похожа на меня самого, те же недлинные темные волосы, те же темные глаза… но с другой стороны! С другой стороны, все совсем другое! Черт… Это, наверное, не зеркало вовсе, а просто рама, и эта девушка, которая на меня оттуда смотрит, просто стоит за порогом, да, это не зеркало, это дверной проем, не иначе. Я сглотнул – и девушка за порогом сделала тоже самое, еще дразнится, чертовка! – и потянулся пальцами к ней – она сделала тоже самое!... и пальцы прикоснулись к холодной глади. Черт, черт, черт. Бог, Бог, Бог.
Я сделал глубокий вдох и опустил взгляд. Таааак… Дурацкие длинные ноги, стройные и гладкие. Дурацкое все! На остальное я и смотреть не хочу. Хозяин, ну что за ужасный розыгрыш?! Сделать ремонт в моей пещере, переодеть меня, причесать и накрасить! Это вовсе не смешно! Я потянулся к голове – где мои рога?! Я набрал в легкие еще больше воздуха и заглянул под ночную сорочку.
- Не-е-е-е-ет… - протянул-простонал я. Нет. Нет. Нет. Этого я не вынесу, я в это не верю, это бред какой-то, нет! Я посмотрел еще раз и снова завопил, потом спохватился и вконец побледнел. – Где… Где мой… ГДЕ МОЙ ХВОСТ?!?!?!
Не знаю, сколько я еще сидел на полу, схватившись за эту бесполезную женскую голову, но очень скоро ко мне пришло знакомое чувство. Голод. Я прошелся по дурацкой, никчемной, ненавистной, ни разу не пахнущей серой и мертвечиной квартире, заглянул во все шкафы и на все полки, и в этот странный шкаф, где было очень холодно тоже, но ничего не нашел. Вернулся в дурацкую спальню и глянул в дурацкое окно, надеясь хотя бы там увидеть что-то знакомое. Бога с два!
Дурацкая, хотя и весьма красивая улочка, аккуратная, чистая. Дурацкое голубое небо. И совсем уж дурацкое солнце! Бее… А где тела, развешенные над пропастью как на бельевой веревке?! Где котлы, в которых так и стонут грешники?! Где блудницы? Я пригляделся и с облегчением вздохнул: ну слава черту, хоть блудницы здесь есть. Мимо как раз прошагали две в коротких платьях… Ммм… Я бы их…
Нет! Сначала нужно найти, что поесть. Только… Не в таком же виде! Я приличный демон, да. Я заглянул в шкаф в поисках кожаных штанов или чего-то из шкуры какого-нибудь зверя и… черт побери, Бог побери. Платья, платья, платья! Ненавижу! Эээй, Хозяин! Ну-ка возвращайте меня назад, Ваша глупая шутка затянулась!

злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Dark Sanctuary - Omnes Fluctus Tui
Когда я вышла на улицу, на черном бархате неба не осталось уже и тени последних лучей солнца. Уютно горели огоньки домов и маленьких лавочек, фонари. Улицы стали безлюдными и игрушечными, по ним бродили только слегка рассеянные туристы, не знакомые с местными порядками, и не понимавшие, почему в такой ранний час город уже погрузился в сонное оцепенение.
Я никуда не торопилась, и порядки меня совсем не волновали – мои мысли были заняты совсем другими вещами, медленно брела по улице даже не домой, просто, куда глаза глядят.
Мой сказочный волшебный город... Моя чудесная Прага, которую я всю прошла пешком, и все равно все время находила какие-то новые незнакомые места и неведомые тропы, словно оказываясь здесь в первый раз. Единственное, в чем мне повезло – родиться и вырасти здесь, провести большую часть своей никудышной жизни... И умереть? Чтобы спрятаться от этих мыслей и желаний я быстро развернулась и пошла в сторону, противоположную Карлову мосту и набережным, где слишком велико было искушение броситься в холодные неприветливые воды Влтавы. Если сейчас моя бесполезная жизнь проходит тихо и незаметно, то так я доставлю много неудобств тем, кому придется вылавливать оттуда мой труп, опознавать и искать каких-нибудь родственников, полиции, которой придется проверять, не убийство ли это... Убийство, мне кажется так. Но никто об этом не узнает, и даже не потому, что я не покончу с собой.
Кто обвинит Марику в моей смерти?
Да и мне глупо обвинять ее в этом... Как я наивна, глупая идиотка! Так я дошла до пражского града, остановилась у высоких каменных перил под светом фонаря, спрятав лицо в ладони. Здесь было очень холодно, достаточно холодно, чтобы замерзнуть до смерти... И я опять думаю о смерти, черт возьми!
Я с трудом отняла руки от лица, посмотрела на город, на его уютные огоньки... Как же красиво... как невероятно красиво, не сравнимо ни с чем... Или только с ее глазами? С ее насмешливой улыбкой коралловых губ!?
Она даже не попрощалась со мной, не слова не сказала, быстро собралась, набросила пальто и выскользнула на прохладный вечерний воздух, пахнущий свежестью. Заигрывала с каким-то посетителем утром, не к нему ли она так торопилась?!
И где она сейчас... моя прекрасная королева, моя богиня. Где она сейчас? Задумывается ли она хоть немного обо мне, или ей настолько хорошо в чьих-то объятьях... да какие, черт возьми, могут быть вообще мысли о ее презренной подданной?
Долгая бесконечная ночь... Я бродила по узким средневековым улочкам, я смотрела в чужие окна с горечью и завистью, и мне так хотелось не дожить до утра, хотя я и старалась быстрее проходить мосты, не смотреть в воду... И почему, почему только я дожила до утра?
Самой первой пришла на работу, еще незадолго до открытия, еще до прихода моей королевы. Возможно, сегодня она немного опоздает, кто знает, как далеко живет ее очередной поклонник. Ну почему, почему мне не рассчитывать на такую низость...
Только потому, что я, черт побери, люблю ее.
Только потому, что она моя королева, и даже одно только право коснуться ее руки я должна заслужить...
Я отчаянно пыталась сосредоточиться на работе, но не руки не голова меня не слушались, окончательно эти бесполезные попытки были разрушены ее появлением. Я старалась не смотреть на нее, но все-таки посмотрела.
- Доброе утро, Ангела, - она улыбалась только мне и направлялась только ко мне, и я чувствовала, что ничего хорошего это не сулит. Пока я снимала вчерашние показания с кассы, она раздевалась и приводила себя в порядок напротив небольшого зеркала.
- О, это было потрясающе, - довольно улыбаясь проговорила она тряхнув копной своих бархатных сияющих здоровьем смоляных волос, посмотрела на меня через отражение в зеркале, - ты не представляешь себе...
- И представлять не хочу, - мрачно оборвала ее я, сделала независимый вид и принялась протирать и без того чистые столики.
- Эй! – возмутилась Марика и схватила меня за руку, заставив остановиться на месте и посмотреть в ее потрясающие небесного цвета глаза, - что-то случилось? – в ее голосе звучало так хорошо сыгранное недоумение, что я почти в него поверила.
- Думаешь, мне интересно слушать подробности того, как кто-то тебя оттрахал? – сухо и почти без эмоций процедила я, осторожно высвобождая свою руку из ее изящных пальцев, и принялась с прежним упорством продолжать свое бессмысленное занятие.
- Ревнуешь? – бросила она, заставив меня вздрогнуть, - или завидуешь? – к счастью, она остановилась на втором варианте отложив хоть еще на некоторое время момент моего разоблачения, - конечно... – она закатила глаза, и сложила руки на груди, - я порой забываю о твоем, уязвленном самолюбии... и бесконечных комплексах, прости, Ангела, - последнее было сказано так язвительно, что мне захотелось запустить тряпку, которой я протирала столы ей в лицо, но я сдержалась, а она тем временем продолжала, - жаль... я думала мы подруги... – на что это она намекает?! – и с тобой можно всем поделиться, ты все поймешь...
Нет, нет! Моя королева, простите меня, сейчас упаду перед вами на колени. Этот сарказм был, конечно, защитной реакцией, я совсем не хочу ее терять, я не могу ее терять... Я умру без нее, я же люблю ее, больше своей глупой и бессмысленной жизни... Мне же все равно, чем быть для нее, пусть только презренной подданной, и глупо рассчитывать на больше. Я все стерплю, все насмешки, все унижение... Я готова даже смотреть, как она спит с кем попало, слушать ее восторженные отзывы о новых любовниках, приобретенных в ее уже достаточно солидную коллекцию, я готова даже смотреть, как она выйдет замуж, я все стерплю... Лишь бы она только не прогоняла меня из своей жизни.
- Конечно подруги, - вздохнула я, вернулась за кассу, улыбнулась ей ободряюще, - это ты меня прости... я немного не в себе, плохо спала сегодня, вот и срываюсь... – а вам слабо наступить на свое самолюбие? Мне нет.
- Плохо спала? – вскинула изящные брови Марика, проводя лакированным ноготком по поверхности стола, стирая с него невидимые пылинки, - неужели кто-то мешал тебе спать?
Ты мне мешала, Марика, - захотелось ответить мне, но я промолчала, - я думала о тебе всю ночь... Представляешь, моя королева? И мне вот как раз было интересно, где ты, с кем ты...
- Да, пожалуй, - согласилась я, потом прикусила губу и отвела взгляд, потому что ненавижу врать и всегда делаю это неестественно, - соседи сверху, у них была какая-то вечеринка, музыка всю ночь играла...
- Я не это имела в виду, - рассмеялась Марика и как-то даже дружелюбно на меня посмотрела, или все-таки с жалостью, впрочем, в последнее я верила куда охотнее, - глупенькая, - она потрепала меня по непослушным рыжим волосам, даже не представляя себе как заставило меня напрячься одно лишь это прикосновение, - вот мне мешал спать один очаровательный молодой человек... – ну вот, опять началось, - это было просто незабываемо, ты себе не представляешь... а сам такой галантный, такой аристократичный, - черт побери, ты думаешь, что мне это интересно? Конечно! Я же твоя подруга, должна слушать, обязана слушать, - а мы познакомились как раз здесь... – после этой фразы я стала думать совсем по-другому.
Нет-нет, что это за наглые безумные мысли?! А почему бы и нет, мне нечего терять... Порой нужно бороться за то, что ты любишь, за то, что тебе дорого, даже если оно не принадлежит тебе.
Порой любовь требует доказательств.
Значит, настало время доказать первым делом себе, что я люблю ее, что я действительно люблю ее, и люблю настолько сильно и отчаянно... что смогу совершить убийство во имя своей любви.

злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Hexperos - Ritual
Маша вжалась спиной в холодное стекло козырька остановки и позволила себе ненадолго закрыть глаза.
Темнота подступала со всех сторон, сжимая ее в плотное кольцо – и снаружи и внутри, и девочка, чувствуя сейчас себя особенно маленькой, почувствовала то, чего не чувствовала никогда – детский и необъяснимый страх перед ней. Ей захотелось бросить все и побежать обратно, к первому подошедшему автобусу, чтобы он увез ее пусть не домой, а куда-то, где тепло и светло, и где совсем не страшно...
Какой-то шорох... Может быть это Вера? Маша недоверчиво открыла глаза, сильнее сжала пальцами ручку своей спортивной сумки и внимательно огляделась по сторонам – никого, и ночная дорога тоже была пуста, не одного автомобиля или автобуса, на появление которого она в тайне надеялась. Тусклый свет фонаря отбрасывал на асфальт рядом с остановкой причудливые тени, казавшиеся живыми существами, которые ползали по асфальту, шевелились, перетекали как ртуть.
Где же ты? Где? – мысленно позвала подругу Маша, чувствуя, что пальцы стали мокрыми от страха. Страх... Неужели ей настолько страшно? Она же была здесь столько раз, она приезжала сюда тысячи раз, и вечером... Почему сейчас ей кажется, что она пожаловала прямиком в гостеприимные ворота ада... или незаметно переступила зыбкую границу мира мертвых?
- Машка? – она чуть не подпрыгнула, когда долгожданная подруга наконец-то появилась как-то совсем неслышно и окликнула ее, вырвав из этого оцепенения. Маша медленно подняла отяжелевшую голову и посмотрела на Веру – в зыбком свете фонаря она казалась особенно красивой, только сейчас, когда Машино воспаленное сознание по-другому принимало все вещи, в ее чертах чудилось что-то страшное и демоническое.
- Прости... ты замерзла да? – виновато начала Вера, протянула руку Маше, помогла встать, заметила, что девочку немного трясет, но списала это на холод.
- Ничего, - проговорила Маша, как могла спокойно, но у нее очень плохо получилось замаскировать страх в своем голосе, и она решила лучше напрямую спросить о том, что ее беспокоило, - а этот твой маньяк... он сейчас где-то рядом, да?
- Наверное, - на удивление спокойно ответила Вера. Маша тревожно осмотрелась по сторонам, пока они шли до того самого страшного места, о котором подруга рассказывала ей по телефону. Как раз здесь иллюзорное спокойствие Веры дало брешь – точеные черты ее красивого лица исказила гримаса ужаса, она ускорила шаг и плотнее вцепилась в руку Маши, так они прошли под подворотни, и вдруг Вера резко остановилась и заставила Машу остановиться тоже.
- Слышишь? – пробормотала она, прижавшись к Маше так, что ее дыхание касалось уха девочки, - шаги... он здесь... боже, боже!
Маша старательно прислушалась, но ничего не услышала, хотя колени уже сковал предательский холод, мешавший двигаться... Шаги, шаги, она уверенна, что слышит их.
- Не оборачивайся, - прошептала Вера, кусая губы, - только не оборачивайся...
- Бежим... бежим! – в каком-то отчаянном порыве Маше удалось пересилить страх, сковавший конечности, заставить тело повиноваться, схватить подругу за руку и бросить бежать к входу во двор, в спасительную полоску света фонаря. Она слышала, как их шаги гулким эхом отдаются в тишине, как стучит сердце и еще где-то в висках. Она никогда в жизни так не бегала, впрочем, ей никогда в жизни не было так страшно.
Только захлопнув за собой дверь квартиры, Маша почувствовала себя более-менее спокойно, защищено.
Она ошибалась...

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Dark Sanctuary - Le chemin vers la delivrance
Солнце повесилось.
Нет, правда. Именно так казалось, когда оно поднималось все выше над шпилями соборов и башен, и я, щурясь, пытался отыскать взглядом ниточки, но нет, желтый пылающий диск висел над городом сам по себе, и это было банально. Сколько восходов и закатов осталось позади. И сколько слов… Как там говорили люди? «До последнего вдоха…». Жаль, как жаль, что этот последний вдох – предсмертный стон – я слышал всякий раз так быстро, так скоро… Ни к чему нельзя привязываться, ни к чему нельзя привыкать… Уж лучше годами скитаться по городам и странам, чем терять. Снова… Но лучше ли вовсе не иметь, страшась потери? Нет, едва ли. Всего лишь понять раз и навсегда, что все временно – и страсть, и нежность, и дружба, и сама человеческая жизнь… Вечным может быть только страдание. И этот город, пожалуй.
О, вечные улицы Праги, сколько мудрости они хранят, сколько повидали они маленьких людских трагедий… Есть города, в которых побывав однажды, уже никогда не можешь забыть их, есть города, которые навсегда остаются в твоем сердце, даже если оно обратилось в камень, Прага была именно таким городом. Впрочем, есть и другие, названий которых не запоминаешь, которые ничем не отличаются друг от друга, безликие и серые, их образы стираются из памяти, и все, что остается, только пустота. Пустота всегда остается, мне ли не знать. Пустота, которую потом ничем не заполнить. Еще утро, и во многих домах, там за тонкими стеклами горит свет. Завидую? Возможно. У меня слишком много лет уже нет дома, и это слово я начинаю забывать. Как и многие другие слова, потерявшие смысл, слова, которые я сам этими вот руками лишил смысла… Впрочем, это уже не важно. Да ничто не важно, кроме равнодушного неба и солнца, которое, не выдержав всех этих чертовых маленьких трагедий, повисло на нем… И кажется…мертвым? Нет, все дело в моей точке зрения. Мне все видится мертвым.
Я смотрю на свет за окнами чужих домов. Он теплый, уютный, домашний… И понимаю, что никогда у меня не будет всего этого… Простые радости – запретный плод. Без дома, без семьи, без родных и близких… Я обречен, и мне не одержать победу… над собой. Это немного грустно. Нет, это чертовски грустно и нагоняет на меня тоску, она, как эта осень, как этот октябрь, горящий желтыми огнями сухих листьев, возвещающий о том, что все ведет к упадку. Это декаданс самой природы, это декаданс этого мира. Только… Здесь он выглядит особенно красиво… Будто бы декаданс разлит по бокалам пражского гротеска, декаданс с легким привкусом небытия…
Прощальное золото осени, выставленное напоказ… и Прага, сердце Европы… Такое же каменное, как и то, что бьется в моей груди, рискуя раздробить клетку из ребер, в которую заперто… Только в том нет толку, оно все равно останется запертым, все равно останется камнем…
…потому что там нет места для кого-либо. Ни для кого. Для никого. Какая забавная игра слов, и я, без сомнения, посмеялся бы над этим. Если бы это был не я, а кто-то другой…
Не время для меланхолии. Я уверенно шагал по узким улочкам, мощенным брусчаткой, курил дорогие сигареты, глядя по сторонам, изучая с наслаждением эту потрясающую архитектуру, пока не заметил привлекательную вывеску и не почувствовал пьянящий и в то же время чертовски бодрящий запах кофе. Я не мог пройти мимо, потушил сигарету, чтобы не перебивать никотином запах кофе, нет, не то, что бы мне хотелось выпить немного арабики или эспрессо, мне хотелось… чего-то нового, и я надеялся найти в этом довольно уютном маленьком кафе что-то, что могло бы разнообразить мое пребывание здесь. Я занял место за одним из столиков, и ко мне тут же подошла одна из официанток. Будто ждали.
- Что пожелаете? – сперва я оценил ее приятный, нежный голос, сладкий, такой, что невольно поднимешь взгляд, чтобы оглядеть его обладательницу, и, без сомнения, было на что посмотреть. Да, она была красива. Даже весьма. Стройная и женственная, длинноногая… И ее одежда как нельзя лучше подчеркивает все достоинства, о которых она определенно знает и которыми пользуется. Ее голубые глаза полуприкрыты. Ну что за кокетство? Ее длинные черные волосы касаются моего плеча, когда она наклоняется ко мне немного ближе. Непозволительно ближе, и, наверное, я нашел, что искал. По крайней мере, на этот вечер. И, как я могу предположить по ее застывшим в полуулыбке пухлым губам кораллового цвета, ночь тоже.
- Я боюсь, что мое желание покажется Вам слишком нескромным… - улыбнулся я ей. – Поэтому я ограничусь чашкой кофе. Для Вас.
- Для меня? – она заметно удивилась и тут же улыбнулась, ну что ж… рыбка заглотила наживку. Я кивнул и бросил на нее такой многозначительный взгляд, что она тут же направилась к своей напарнице – на нее я особого внимания не обращал, к тому же ни к чему отвлекаться от заданной цели – и вернулась ко мне с двумя чашками ароматной арабики. Уже через несколько минут я рассказывал ей, что работаю журналистом, потому и скитаюсь из города в город, говорил, что Прага – очень красивый город, но ни одна ее достопримечательность не сравнится с ее красотой, и что только ради того, чтобы увидеть ее… к примеру, глаза, стоило приехать. Она отвечала, кокетливо улыбаясь и уверенно изучая меня взглядом. И нам обоим уже было понятно, к чему это приведет.
- Я зайду за тобой после работы? – спросил я шепотом, Марика – ее звали именно так, ничего не значащее имя, которое на утро стоит забыть – посмотрела на меня из-под длинных ресниц и томно прошептала в ответ.
- Я заканчиваю в пять.
В ожидании время прошло почти незаметно, я бродил по Праге, ни о чем более не задумываясь, курил и просто не замечал, как вертятся вокруг своей оси стрелки часов. Без 10-ти пять я уже ждал ее у входа, и она поспешила выйти. Ну что же, милая Марика, это ведь и для тебя всего лишь очередное приключение?
Мы немного погуляли по Староместской площади, говорили о чем-то, она держала меня под руку, крепко, прижимаясь грудью, и было понятно, что самое время отправиться в отель. Да и к чему откладывать момент? В номере Марика на мгновение перехватила инициативу и поцеловала меня со всей страстью, и я ответил, разумеется. Дальше было куда привычнее… и банальнее? Да, пожалуй, так. Целовать ее пухлые коралловые губы, стирая с них своими губами весь лоск. Потом повалить ее на широкую кровать и потянуть вниз молнию на ее платье. Покрывать поцелуями, скорее страстными, чем нежными, горячими, сжигающими все ее роскошное тело. Ну и потом уж раздеться самому и услышать ее сладостный стон. Ее изящные руки берут меня в кольцо, и ноги, только бы быть еще ближе. И я с радостью предоставляю ей эту возможность. Она стонет все громче, и среди этих стонов я различаю свое имя.
Данте.

Rory17 (Сообщество_авторов) все записи автора

 

Никакой фантастики, детка, помнишь?

 

Глава 1

 

Я никогда ничего не делала продумано.

Это такой девиз по жизни. Никаких правил. Никаких рамок. Творческий беспорядок на столе. Или не творческий? И ещё больший беспорядок в голове. Ах да, о чём это я?

Меня зовут..

 

-Хлоя, малышка, пора вставать!!

 

Отлично. Вечно они вмешиваются в мою жизнь. Даже сейчас. Хм, малышка. Смешно звучит, правда? Особенно, когда тебе 19.

 

-Да, мам, спасибо!

 

Я давно встаю сама. Ну, не сама, конечно. С будильником. Но мама каждое утро кричит мне снизу Доброе утро. Я думаю, что она пытается создать ощущение контроля надо мной. Заполнить пробелы недостатка внимания. Всё дело в том, что мама беременна. И уже четыре месяца в доме нет темы важнее, чем цвет обоев в новой детской. Ужасно бесит. И я думаю, маму тоже это раздражает. Но она ничего не может с собой поделать.

 

 –Доброе утро, мам.

 

Короткий кивок в область живота. - Доброе утро.

 

- Неужели это так тяжело называть его как-то ласково?

 

-Кого, живот? - Ухмылка.

 

-Очень смешно, Хлоя. Ты меня расстраиваешь.

 

-Кто уже кого расстроил?

 

Это папа. Каждое утро он вбегает на кухню, на ходу завязывая галстук. Не знаю, как это у него получается, но он лучший в этом деле.

 

-Я просто считаю глупым разговаривать с животом, пап. Это как-то….ненормально.

 

Мама поворачивается и смотрит на меня разъярённо. Начинается.

-Значит, ты считаешь своих родителей ненормальными, да? И ты считаешь, что если..

 

-Пап, как там с обоями в детскую?

 

-Я думаю, подойдёт оранжевый.

 

-Нет. Оранжевый – слишком ярко для ребёнка. Мама возвращается к своим делам.

 

-Дорогая, ты вчера сама предложила оранжевый.

 

-Нет, я передумала.

 

Ну вот. Утро началось.

 

До начала занятий в колледже остаётся меньше часа, так что я иду гулять с Чарли. Эта маленькая бежевая лабрадориха живёт у нас уже давно. И я её очень люблю. Иногда мне кажется, что она понимает меня лучше всех. Кроме того, она отличный психолог. Чарли умеет слушать. А это в отношениях очень много значит.

 

-Знаешь, последнее время мне очень одиноко. Ах, ну да, конечно, ты знаешь. Я чувствую себя…ну, иностранкой что ли. Может у меня ПМС? Бывает ПМС длиной в пол года? Хм…Наверное, мне просто нужен парень. Нет, не так. Наверное, мне просто нужен секс.

 

Я где-то ещё с пол часа поразмышляла на тему романов и бурных страстей, пока Чарли потёрлась о каждое дерево и здоровалась со всеми собаками и кошками, которых встречала. Не знаю, вообще-то говорят, что собаки ненавидят кошек, но Чарли совсем не такая. Даже я ненавижу кошек больше, чем она. Это странно, но это так.

 

Возвращаюсь домой, поднимаюсь к себе. Нужно одеваться в колледж. Я не из тех девушек, которые по два часа крутятся перед зеркалом, выбирая, какую юбку лучше надеть. А потом столько же приклеивают себе накладные ресницы. Рука вытаскивает из шкафа какую-то белую футболку и джинсы. Отлично. Вместе с этим я вытаскиваю какое-то жуткое розовое платье. Ну, оно вполне милое, но во-первых, я не ношу платья, а во-вторых, оно розовое. Р-О-З-О-В-О-Е!!Я ненавижу розовый цвет. Не знаю, с чем это связано, но если вы хотите, чтобы Хлоя Сэндерс навсегда вас возненавидела, напяльте на себя розовую кофточку, юбочку, и не забудьте про маленькую розовую женскую сумку. Бэ. Пакет мне, пакет. Для того, чтобы накраситься, мне нужно минуты 4. Тоналка, тушь и немного блеска, увеличивающего объём губ. Ужасно его люблю. Это так классно чувствовать на губах действие перца. Ах! Непередаваемые ощущения. Пару раз провести расчёской по волосам – всё, я готова! Кеды, рюкзак, велосипед – и вперёд, на встречу знаниям. Я знаю, в моём возрасте уже положено самой водить машину, но моя мама считает это слишком опасным делом. Ха-ха. Хотя я уверена, что из меня получился бы отличный водитель. Или нет. В общем, не важно.

 

На перекрёстке с улицей Сент-Анре меня ждёт Шарлотта. Единственная моя подруга, мы знакомы ещё со школы, и я её очень люблю.

 

- Salut, Charlotte! -не знаю, откуда во мне эта дикая любовь к французскому. Когда-нибудь я буду жить во Франции. В этом я, почему-то, уверена.

 

- Хлоя, доброе утро. Поцелуй в обе щеки. Шарлотта так же, как и я, добирается до города на велосипеде. Она считает покупку автомобиля слишком безумной тратой денег. Её мама швея и она по-настоящему классная. Шарлот может обсуждать с ней всё, что вздумается: начиная от моды на чёлки и заканчивая коленно-локтевой позой в сексе. Жаль, что мне повезло меньше.

 

- Как Алекс?

 

-Отлично. Вчера ушёл от меня в пол одиннадцатого. И она смущённо улыбнулась.

 

-О-хо! Что я вижу? Шарлот, это что, румянец? Когда ты наконец перестанешь смущаться, говоря о сексе? Тебе восемнадцать лет, ты трахаешься с Алексом каждый день по 10 раз. И даже делала ему…

 

-Хлоя, хватит!

 

-Ну ладно-ладно. Но было же, правда? Я с ухмылкой вглядывалась в лицо Шарлот.

 

-А ты что, всё так же вспоминаешь лёжа под одеялом свой единственный опыт? - с ухмылкой спросила она.

 

-Спасибо, подруга, очень мило с твоей стороны было надавить на самое больное место. Я сделала вид, что надулась.

 

-Да ладно тебе- похлопывание по плечу – Ты же знаешь, я любя.

 

-Ха-ха, в гробу я видела такую любовь.

 

-Ах в гробу! Ну держись!

 

Так, шутя и ругаясь, мы незаметно добираемся до города. Мой колледж находится прямо на центральной улице, а Шарлот предстоит проехать ещё пару кварталов без меня.

 

-Созвонимся вечером.

 

-Хорошо, засранка.

 

-И я тебя люблю. Пока!

 

 Я поднимаюсь по лестнице, слышу звонок, пытаюсь двигаться быстрее и…спотыкаюсь. Меня подхватывает чья-то сильная рука. Может быть, это главный красавчик нашей школы вдруг начал замечать мою неземную красоту. Или Джордж Клуни наконец-то понял, что кому-то нужно стирать его носки и выбрал для этой роли меня…

 

-М, Сэндерс, ты как всегда очень аккуратна.

 

Хм. Виктор. Главный зануда и урод нашей школы. Бегает за мной с первого класса. Я очень популярна среди мальчиков, не правда ли?

 

-Да пошёл ты, как тебя там Придурок, Неудачник? Постоянно забываю твоё имя.

 

-Виктор. Ударение на последний слог.

 

-Ах да, не пошёл бы ты ВиктОр в задницу!

 

-Когда-нибудь ты выйдешь за меня замуж! Эти слова прозвучали уже за закрытой дверью. И я очень надеюсь, были адресованы не мне.

 

С новой учебной неделей тебя, неудачница!

злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Sopor Aeternus & The Ensemble of Shadows - Blackbone Practise
Утро в тюрьме – вселяет радость и определенный заряд оптимизма. Впрочем, радует уже хотя бы то, что мне удалось уснуть в этом чертовски неудобном положении, на несколько ничтожных часов.
... мне вспомнилась моя прежняя жизнь, прежнее утро. Я жил на десятом этаже и вид из окна простирался великолепный, особенно когда просыпаешься незадолго до рассвета, успеваешь сделать несколько глотков ароматного кофе и выкурить шоколадную сигару – по утрам я никогда не курил опиум.
У меня было такое правило – никогда не курить его в светлое время суток.
В некоторых религиях есть предубеждения о том, что ночью бог и другие высшие силы отправляются на покой, поэтому можно совершать многие поступки запрещенные днем, пока боги не видят. В моем запрете было что-то от этой глупой суеверности.
Также, как я запрещал себе убивать после полуночи, или днем. Только пока стрелка часов не начала еще один круг можно совершать убийство, тогда это будет правильным и совершенным. Убийство – своего рода искусство, и в нем есть свои правила. Поэтому я ненавижу скорченные в последней агонии тела, искаженные ужасом лица. Яды, которые я использую убивают быстро и почти безболезненно, не оставляя никаких следов на теле, скорее парализуя, чем убивая, поэтому идеальны. Зачем это отраженное на предсмертной маске уродство, крик, боль? Смерть похожа на сон – сладкий и слишком продолжительный сон. Вы видели, чтобы люди кричали во сне? Только во время кошмаров... Нет, я никогда не хотел, чтобы моим прекрасным девочкам снились кошмары... Только самые сладкие сны...
... А здесь часто кричат по ночам, и этой ночью я часто слышал крики, стоны, какие-то слова брошенные в разгоряченном бреду. Утром я даже и не узнаю этих людей, о чьей слабости мне довелось узнать долгой бессонной ночью, они будут одинаковыми – смиренными и покорными заключенными. Каким должен быть и я.
Подъем слишком рано, непривычно, но я не могу сказать, сколько сейчас времени – у меня нет часов, и нигде здесь нет часов, потому что здесь вообще нет времени. И надзиратели выпускают всех из своих камер, гонят в ледяной, отрезвляющий, как прикосновения реальности душ.
... Отодвинув тяжелые бархатные шторы, пахнущие пылью и ладаном, я смотрю на огромное ослепительное солнце, поднимающееся над домами, потом снова задергиваю шторы; мягкий полумрак не раздражает чувствительные глаза.
Медленно выпуская в воздух приторный сладковатый дым, закрывать глаза в сладкой полудреме, но не позволять себе погрузиться в сон. Вытянуть с полки очень старого шкафа не менее старую книгу, открыть наугад и читать громко, чтобы голос наполнял звонкую тишину пустой квартиры:
Целует клавиши прелестная рука;
И в сером сумраке, немного розоватом...
В одной из комнат есть фортепиано – несомненно, самая старая вещь во всей моей квартире полной всевозможным антиквариатом... И однажды, одна из моих жертв, когда я вспоминаю ее сейчас она кажется мне самой прекрасной из всех, кого я, когда-либо видел в этой жизни, играла на этом инструменте.
Эта девочка была очень скромной, что уже особенно выделяло ее среди всех, приходивших сюда, напоказ культивировавших свою красоту напоказ. Даже красивой она особенно не была, но эта душа... спрятанная под серой невзрачной одеждой, очками и мышиного цвета волосами, собранными в хилый хвостик. Она была божественной.
- Можно поиграть? – спросила она, осторожно касаясь тонкими слишком худыми пальцами крышки, проводя по ней, стирая толстый слой пыли.
- Оно расстроено, девочка моя, - предупредил я, затягиваясь опиумом, наблюдая за ее движениями.
- Пожалуйста, - взмолилась она, и как же? Я не мог отказать такой прекрасной даме...
... Тюремная столовая отличалась от всех серых невзрачных помещений с голыми стенами только тем, что в воздухе витала смесь отвратительных запахов того, что здесь называлось едой. Мой утонченный нюх сразу же уловил в нем множество тех веществ, которыми даже в городе пахнет только на помойках. Я скривился, но никто особенно здесь не интересовался своим мнением.
Поднос и какая-то серо-буро-малиновая жижа, которую разливают по сомнительно чистым тарелкам. После меня как-то не очень вежливо подтолкнули к свободному месту, рядом с парой унылых заключенных, уплетавших это пойло с большим аппетитом.
- О, новенький, - потянул один из них, сидевший напротив, смуглый качок, весь покрытый татуировками. Как вульгарно и безвкусно покрывать свое тело этой мазней. Да рисунки первоклассников и то имеют большую художественную ценность. Я пропустил его слова мимо ушей и с отвращением поковырял ложкой содержимое тарелки. А где нож, вилка? Ну что за правила этикета, черт возьми? Они бы еще руками это предложили, есть, и вообще... что это, черт возьми?
- Смотри-ка... а его не обстригли, - хмыкнул еще один из моих соседей.
- Конечно, пожалели такую шевелюру, - пробурчал сидевший рядом со мной сутулый и щуплый человек неопределенного возраста, потом перестал, есть и покосился на меня, - ты, что, мальчик, тут забыл? На экскурсию приехал?
- Или это девочка? – хихикнул еще один зэк, как раз, проходивший мимо с подносом, и схватил меня за волосы, вовсе не так, как тот надзиратель, но все равно неприятно, - посмотри какая грива... Чем не куколка Барби?
... Куклы... все эти прекрасные принцессы, прекрасные куклы, испившие смеси хорошего яда и хорошего вина были не настоящими, игрушечными... Их красота была мертвой, и одна только эта девочка, просившая играть на фортепиано, была живой. У всех была разная реакция на новость о том, что в бокале, который они только что осушили был яд, а у нее совсем другая, не похожая на них... Она осталась живой даже после смерти, я никогда не видел таких живых мертвых глаз, кажущихся слишком большими из-за очков.
- За что? – прошептала она, без крика, без истерики, слез или страха. Она поставила бокал на стол и сильно сжала бледные пальцы так, что они покраснели.
- Красота мимолетна и уязвима, моя милая леди, - грустно произнес я и положил мундштук в стеклянную пепельницу, чтобы он не мешался в руках, пока я пил вино из одного бокала, такого же, как ее, с небольшой разницей, что вино в нем не было отравлено, а второй держал книгу... Поль Верлен... – смерть делает ее вечной, - заключил я наконец, и принялся медленно, нараспев читать, - ... и все полно ее пьянящим ароматом,
И вот я чувствую, как будто колыбель Баюкает мой дух, усталый и скорбящий...
... Странно, что меня с моим букетом того, что они называют психическими отклонениями отправили сюда, а не в сумасшедший дом, в дом скорби. Впрочем, кто знает, что лучше – превратиться в безвольную марионетку под действием психотропные препаратов или сгнить здесь в обществе отбросов общества, тех, на кого я предпочитал даже не смотреть при своей прежней жизни, чтобы не коснуться этой грязи даже взглядом.
- Я бы не стал на вашем месте афишировать то, что в детстве вы играли в куклы, - проговорил я не дрогнувшим голосом, и добавил, подумав, - и отпустите мои волосы, пожалуйста, дорогуша...
- Что-что?! – кажется, заключенный за моей спиной слегка растерялся, но был несколько зол, поскольку волосы он все-таки выпустил, скорее в смятении, чем, последовав моей просьбе. Некоторое время он вникал в смысл сказанных мною слов, похоже, ненормативная лексика была для него куда понятнее.
- Ты вообще понял, что ты сказал, трансвестит чертов?! – он дополнил свои слова резким ударом в спину. Я стиснул зубы, но самообладания не потерял.
- В отличие от тебя, дорогуша, - когда я не испытываю к людям никакого уважения никакая вежливость не заставит меня обращаться к ним на «вы», - я всегда осознаю, что говорю и отвечаю за свои слова, а к тебе больше относится понятие «ляпнул не подумав».
По рядам заключенных, которые перестали стучать ложками об опустевшие днища тарелок прокатилась волна смешков и рокота, все как-то затихли, прислушиваясь к перепалке, явно отвыкшие от каких либо интересных событий в своей жизни.
- Да ты мне сейчас ответишь за свои слова, шлюха чертова! – я определенно узнаю о себе много нового за время пребывания здесь. Стоявший у меня за спиной человек, а я даже не знал, как он выглядит, швырнул в сторону свою похлебку или кашу, или ту дрянь, которую так упоенно хлебали все остальные, а у меня язык не поворачивался назвать едой. Он схватил меня за рубашку на спине и толкнул на пол, ткань затрещала, но выдержала, похоже, она была на это рассчитана. От одного удара я увернулся, а второй меня все-таки настиг и впечатал лопатками в холодный каменный пол. Сам нападавший, был он невысокого роста, узкоглазым и широколицым, неистовым в бою, и раскрасневшимся от злости прыгнул сверху, запахнувшись надо мной ложкой – а ведь ее другой стороной вполне можно выколоть глаза. Похоже, это он и собирался сделать.
- Какая экспрессия, - хмыкнул я, с трудом высвободил руки и похлопал в ладоши, - дорогуша, а ты никогда не думал о карьере в цирке? Намучались бы с тобой дрессировщики...
- Закрой пасть! – прорычал он, и я вовремя успел убрать голову ложка воткнулась совсем рядом с моим ухом.
- ... или в зоопарке, - заключил я, - только за решеткой тебя и можно держать...
Ему надоела моя изворотливость, и он, отбросив ложку, отдал предпочтение старым добрым кулакам – как же это старо и банально, черт возьми. Но с разбитой губой и полным ртом крови, к сожалению много не поговоришь... И конечно, как же волосы без внимания оставить? Я уже начал сокрушаться о том, что начальник тюрьмы пожалел их и позволил оставить их, и не позволил обрить меня под ноль, как остальных заключенных. Зэк вцепился в них с особенной неистовостью и принялся бить меня головой об каменный пол. Больно, черт возьми... Очень больно.
- Ну что!? Наговорился, придурок?!
Я недостоин был той красивой смерти, которую подарил этим нежным феям, может быть достоин хоть такой? ... Нет.
Кто-то сильно ударил самого нападавшего и скинул его с меня и парой пинков заставил забыть о желании на кого-либо нападать. Я с трудом открыл глаза, которые сейчас застилала кровавая пелена, видел я очень плохо, но узнать этого человека я смог. Которому был обязан спасением? Или наоборот продлением бесполезных мук и грустной обреченной жизни здесь?
Мой полночный гость... Как там его зовут? Генрих... Нет, нет, нет. Гордон, как Байрона, только он не пишет стихов, и куда охотнее работает кулаками, чем мозгами. Да, первое впечатление об этой тюрьме, после бесконечных коридоров, бумаг и ненужной кутерьмы. Первый, кто дал мне понять, что ждет меня здесь за ближайшие? Я надеюсь, моя жизнь не будет особенно долгой. За ближайший пожизненный срок, ведь я все-таки серийный убийца... Странно говорить это о себе... Ведь все они, эти зэки, преступники, готовые перегрызть друг другу горло, избить за одни только слова – они убийца. А я всего лишь... человек искусства?
Ведь настоящее убийство – тоже определенный вид искусства...
Но кому я буду это объяснять? Кто станет это слушать, здесь вообще мало кто прислушивается к словам...
Добро пожаловать в тюрьму.
Добро пожаловать в жестокую грязную реальность, Принц волшебной страны опиумных грез.

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Сплин - Фюрер, фюрер
Ну кого еще принесла нелегкая?! Вот только соберешься научить уму-разуму какого-нибудь кретина, возомнившего себя вправе отнимать чужие жизни, так обязательно кто-то придет и все испортит! Вот не сидится же кому-то дома. Или в камере? Ага, сейчас! Да даже думать о побеге я здесь никому не позволю. В конце концов, недавние события послужили прекрасной иллюстрацией к размышлениям о том, к чему приводит все это глупое, бесполезное либеральничество. Напротив двери остановился начальник тюрьмы. Он по обыкновению держал в руках коробку с пончиками и увлеченно уплетал один за другим, глядя на меня, я вздохнул. Ну и что ему понадобилось, черт побери?! Он давно уже должен был уйти, ну там, домой или за новой коробкой пончиков! Но уж точно не мешать мне работать! Я знаю, что делаю и как делаю, и никто не может указывать мне или советовать, это приходится, рано или поздно, уяснить всем, кому поневоле приходится со мной пересекаться.
- Тебе чертовски повезло, Арчи, - сказал я шепотом, не отрывая приветливого взгляда от начальника.
- Меня зовут Адриан, дорогуша, но если Вы не в состоянии запомнить, можете называть меня Ваше Высочество, - прошептал он в ответ, и мне лишний раз захотелось ему хорошенько врезать, может, хотя бы мозги в его прелестной головке встали бы на место. Нашелся Принц, черт его дери, тоже мне. Да будь моя воля, его троном стал бы электрический стул!..
- Дядя Пит!.. – протянул я, так разочарованно, что мой дорогой подопечный даже отвлекся от своего занятия – а он какого-то черта изображал тут неприкасаемого. Да это смешно, ей-Богу! Эй ты, давай, жалуйся боссу, скажи, что тебя обижали и сделали тебе больно! Эй, ну давай же, валяй, а вдруг поможет? Вдруг дядя Пит, добрая душа, тебя пожалеет, погладит по твоим чертовым шелковым волосам да еще и угостит пончиком? Так что же ты медлишь, бросайся ему в ноги, умоляй о пощаде, умоляй что ли дать тебе другого надзирателя! Дядя Пит непременно предоставит тебе выбор, он всех жалеет. Он даже меня, как видишь, пожалел, взял на работу. О, черт! Похоже, я совсем тронулся, раз веду мысленные диалоги с этим зэком! Можно подумать, он читает мысли и вот-вот ответит мне! Смешно, Гордон, очень смешно. Отлично! Теперь я и с собой говорю. Впрочем, когда не говорил?
- Гордон, как тут у вас? Все в порядке? – спросил дядя, да на его животе едва-едва сходятся пуговицы рубашки. Ох, дядя, дядя, погонять бы и тебя заодно, кругов двести вокруг тюрьмы, а? Тебе бы и самому легче стало. Та-а-а-ак, теперь я еще и с Питом веду мысленные диалоги. Мой новый зэк на меня плохо влияет. Определенно. Я снова покосился на него, на этого Принца, и столкнулся с его важным, исполненным какой-то гордости взглядом. Да кем мнит себя этот мальчишка?
- Конечно, дядя Пит, все просто отлично, вот, познакомился со своим новым подопечным, - сказал я, на всякий случай, пряча руки в карман, еще не хватало ему заметить кровь на костяшках. Дядя Пит покончил с очередным пончиком и довольно улыбнулся, не то от того, что пончик оказался слаще остальных, не то от того, что был доволен моим более, чем лояльным ответом.
- А могу я с ним поговорить? – спросил он наивно. Ха, да мог бы я тебе запретить, я бы вообще тебя не пускал сюда, да. Действительно, не пустил бы, и он бы не помешал мне делать с мальчиком все, что я захочу. Бить, я имею ввиду. Ах нет, простите, я же называю это воспитательными работами! Интересно, а как он называл свою дурную привычку лишать жизни юных красавиц? Скорее всего, освобождением. Ну, конечно. «Они же так хороши, слишком хороши для этого мира, нужно их спасать скорее!». Мдааа… Логика, черт ее подери.
- Ну что за вопрос, дядя! Заходи, - я впустил его в камеру, и он, раскачиваясь из стороны в сторону, прошагал к стулу, ах нет, простите мне мое невежество, к трону Его Высочества, и посмотрел на него внимательно.
- Божечки! – воскликнул он, прижав грязную, жирную ладонь к щеке, и обернулся на меня. – Гордон, что это значит? Почему у него кровь? – да черт, так и знал, что бить надо по почкам. Ничему меня жизнь не учит, теперь нужно придумывать какую-то страшную историю о том, что он, к примеру, ел чьи-то внутренности, и я не смог сдержать своего негодования, ну или любой другой бред, который, по обыкновению с интересом, дядя Пит выслушает, покивает, а может и всплакнет, если история будет достаточно сентиментальной.
- Позвольте мне ответить, - подал голос мой дорогой новоявленный подопечный. Что такое, детка? Хочешь рассказать доброму дяде, как издевался над тобой этот ужасный человек? Валяй. У меня будет повод напиться. – Видите ли, я имел неосторожность заснуть на этом стуле и проснулся от кошмаров, они мучают меня в последнее время, так вот, проснулся и упал. Такая неловкость, - да что он себе позволяет? Кто ему разрешал меня прикрывать? Глупый мальчишка, играет тут в благородство. И зачем мне теперь напиваться? Ну черт… Почему сегодня все ломают мои планы, а? Черная полоса? Или белая. Найди десять отличий.
- Ох, бедняга… - дядя Пит хотел даже погладить его по волосам, но мальчишка отпрянул, и начальник тюрьмы тут же позабыл о своем намерении, только задал ему еще один вопрос. – Как кормят?
- Дядя, тебя только это и интересует, пойдем лучше. Я тебя провожу домой, а то тетя ни за что не поверит, что ты задержался на работе, - сказал я, по-свойски приобняв его за плечи, и повел прочь. – Только попрощаюсь с заключенным.
- Конечно, конечно, - закивал дядя Пит, он пошел дальше по коридору, а я шагнул к Принцу. Ну что же, мой бедный заключенный, пожелать тебе спокойной ночи?
- Вы что-то забыли? – поинтересовался он, я только усмехнулся, глядя ему в глаза. Ну что за цвет, черт побери?! Лазурь, бирюза, небо… Или лед. Да какая разница, я не за этим вернулся. Я снова схватил его за волосы и заставил и его смотреть мне в глаза. Глаза в глаза. Или око за око.
- Слушай ты, я, конечно, оценил твое это благородство и все такое, но не советую тебе впредь вмешиваться в разговоры взрослых, усек? – снова дымом ему в лицо. А что такое? Мне может, нравится делиться с людьми. Тем же никотином.
- Я буду поступать в соответствии со своими понятиями о чести, дорогуша, - сказал он, чертов крысеныш, я схватил его за ворот тюремной рубашки и заставил приподняться. Его красивое лицо теперь было куда ближе. Так удобнее смотреть в эти дурацкие красивые глаза и подбирать слово, чтобы описать их цвет. Так море или небо, черт побери?!
- Тогда не обижайся, когда я начну поступать в соответствии со своими, - ухмыльнулся я и резко отпустил его, он, конечно же, рухнул на стул. Но мне было этого мало, я наклонился к нему и прошептал на ухо. – Спокойной ночи, принцесса… - и ушел прочь. Не заставлять же дядю ждать!

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Muse - Sing for Absolution
Она снова умерла, а мне казалось, что это я умер. Моя дорогая Андреа, мне искренне жаль, простишь ли ты меня, что не сберег?.. Простишь, конечно, простишь, ты всегда прощала меня… Святая!..
А что сейчас мне осталось?! Только эта чертова земная жизнь! Ну ничего… Я еще вернусь туда. Туда, откуда пришел.
Когда сидишь в этом холодном подземелье, прикованный к стене, когда слышишь только, как капает с потолка по капле разбиваясь о каменный пол вода, как лязгают цепи моих кандалов, как бьется бесполезное человеческое сердце в моей груди, когда не видишь в этой темноте почти ничего, разве что редкая крыса прошмыгнет в щель, особенно остро чувствуешь каждую свою мысль... Невольно задумываешься о том, чтобы убить ее и… съесть? Хотя бы выпить ее кровь, здесь мучает жажда, здесь не положена вода. Таким, как я. Беда в том, что таких, как я, больше нет. Они так боятся Дьявола, мечутся туда-сюда, сбивая друг друга с ног, эти чертовы слуги Господа, но и понятия не имеют, что вот он, совсем рядом с ними. Сатана.
Как глупо с их стороны держать меня здесь, приковывать, будто я хочу сбежать. А хочу ли я? Нет, едва ли я вообще чего-то хочу в этом глупом земном мире. И зря я не верил, что он настолько бессмысленный и безрассудный, он еще хуже, чем можно было думать об этом. Чтобы убедиться в этом, достаточно взглянуть только на этих праведников-героев, которые убивают людей без суда, только потому что они чем-то отличны от них самих или потому что соседи сказали о несчастных плохое слово. Они убивают людей, пытают, сжигают на кострах и остаются все такими же убежденными в собственной правоте и безгрешности. Невинные создания, забрызганные чужой кровью по самую голову. И чем же я хуже вас, люди?.. Я хотел только, чтобы Андреа спела мне еще хоть раз… Она была похожа на ангела, моя дорогая Андреа, она была куда честнее и чище, чем кто-либо из тех, кого я знал, и только она одна могла понять мое бесконечное одиночество. Черт побери, но они снова забрали ее у меня! Эти проклятые смертные… Они всегда бьют по самому больному, они всегда отнимают самое дорогое… Ну и кто из нас после этого исчадие зла?!
- Спасибо, что проводил, сын мой, - незнакомый голос снаружи отвлек меня от моих мыслей, и я насторожился. Не хватало мне еще очередной попытки до смерти напуганных святош убедить меня в том, что я грешнее их. Глупости. Не более того. Я бы, честное слово, с большим удовольствием провел это время в компании крыс. Впрочем, какая разница, чью кровь выпить? Были бы руки свободны. Но эти проклятые смертные никогда не думают о других, все только о себе, и казни, и проповеди не более, чем попытка смыть пятна со своих грязных душ.
Свет зажженного факела на мгновение ослепил меня, пришлось зажмуриться и посидеть так еще какое-то время прежде, чем снова открыть глаза. Когда я наконец смог смотреть вперед, я увидел перед собой в тусклом свете – факел теперь был подвешен на стену в нескольких шагах от этой чертовой стен – лицо незнакомца, какие-то тонкие черты. Да, этот человек, безусловно, был хорош собой, и если бы он выбрал для себя более дельное поприще, он бы имел колоссальный успех у женщин. Им, без сомнения, пришлись бы по вкусу и эти светлые волосы, казавшиеся мягкими словно шелк, и эти большие пронзительные голубые глаза, которые смотрят слишком внимательно и в то же время будто бы сквозь тебя. Он производил странное впечатление, да к тому же был слишком молод для своего сана, его черная сутана, должно быть, испачкалась в этой вековой пыли, покрывавшей каменный пол, он сидел напротив меня, и сверкал большой серебряный крест. Он ведь не надеялся, что я, увидев распятие, забьюсь в угол, начну вопить от боли или вовсе испарюсь? Смешно. Глупые наивные людишки, вечно придумывают себе какие-то сказки и так верят в них, что надеяться, что собственная выдумка может их спасти. Глупцы, мне даже слушать их противно! Только вот ее голос был музыкой для моего слуха… Только Андреа могла понять меня, принять, не осуждая… Мой единственный друг, моя верная жена… Прощай, Андреа… Прости и прощай…
Этот новый священник, которого я никогда прежде не видел, которого, должно быть, специально прислали наивные из Ватикана, чтобы изгнать из меня бесов, что-то говорил, но я не особенно прислушивался, пока он не назвал мое имя.
- Сын мой, Сантьяго, признай грехи свои и покайся, пока не слишком поздно… - да вы только послушайте его! Сколько в этом голосе заботы, смирения и доброты! Омерзительно. Притворяйся, падре, святым, притворяйся праведным, можешь даже притвориться моим другом…
- Пока не поздно, падре? – переспросил я, глядя на него исподлобья. – И что же будет, если я сделаю, как ты говоришь? – его немного смутила моя фамильярность, но я не стану обращаться на «Вы» к какому-то щенку. – Ты меня отпустишь?
- Если ты покаешься, твоя душа будет спасена и вознесется на небо, и… - вдохновенные какие речи! Если бы он продавал яблоки, я бы купился, честно. Но разглагольствования о душе и, тем более, о грехах… Нет, увольте. Как у вас там, в этой Библии написано? «Не судите и не судимы будете». Не так ли? И если уж кто и будет меня судить, то я сам. Или этот ваш Господь Бог, которому нет до вас дела, и поделом. Но уж точно судить меня не смертным, людишки, погрязшие в собственных грехах и уничтожающие себе подобных за то же самое.
- А что насчет твоей души, падре? – спросил я, глядя ему в глаза. Он не отвел взгляда и ответил уверенно и ровно.
- Моя душа в руках Господа Нашего.
- Но твои собственные руки… - протянул я, нет, это, право, забавно, играть с ним в слова. – Твои собственные руки, падре, посмотри на них, они все в крови… Скольких убили, скольких покарали… Господь сказал тебе убивать? Да что же это за Бог такой, если дарит жизнь и тут же стремиться отобрать ее? – он как-то дернулся, изменился в лице, и я даже подумал, что он меня ударит, но священник держался. У всех есть предел. И я найду твой, падре. Еще немного масла в огонь. - Так что же ты медлишь, падре?.. – спросил я тихо, он побледнел, и мне стало только веселее, я улыбался теперь, и от этой улыбки ему стало жутко. Ну что же, бойся… Впрочем, нет, ты не боишься, тебе просто хочется вырвать мой язык! Так давай же! – Что же ты медлишь, падре, где твоя плеть?!

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Мертвые дельфины - Свинцовое одеяло
Этот чокнутый, разумеется, промолчал, какие могут быть другие варианты, нам нужно просто переждать немного. Еще лучше отвлечь внимание мэра на что-то более масштабное… О чем я думаю?! Кому это «нам»?! Да и потом… Что за антимэрские настроения в моей голове… Мне кажется, она вот-вот разорвется на части, да и все тело тоже. Непорядок. Может, я правда заболел? Чем сейчас там все болеют? Эй, дайте мне термометр, у меня, наверное, жар. В любом случае мне сначала нужно остановиться и подумать, нам нужно остановиться. Хотя бы здесь, едва ли кто-то станет искать профессионального менеджера в таком убогом месте! А все эти радары… Не более, чем фикция, на функционирование большинства из них в городской казне не нашлось ни копейки, а те, что работают, реагируют на любой сигнал, поэтому без толку. Конечно, они знают, где жил этот чокнутый, но там ничего, кроме двух трупов, нет следов, и они не смогут так быстро установить мое и заодно этого горе-профессора местонахождение, так что у нас есть несколько дней. А еще у меня есть пушка, весомый аргумент. Навел бы я еще порядок в своей голове, было бы совсем здорово.
………………………
Нет! Черт побери, нет! Что-то эти предобморочные состояния меня уже напрягают, нужно срочно обратиться к врачу. Может, этот чокнутый что-то смыслит в медицине? Нет, вряд ли, он так помешан на своих идиотских роботах, что они ему повсюду чудятся. Ненавижу роботов. И этого робокота, который почему-то все еще с нами, тоже. Даже особенно ненавижу. Противно, когда что-то искусственное трется о твои ноги, чертовски противно. Избавиться бы от всей этой техники…
…мэр всегда принимает верные решения…
Я тряхнул головой, чтобы сбросить все эти бесполезные мысли, и посмотрел внимательно на мутанта, только хотел обратиться к нему, как его отвлек один из клиентов, он был в пыльном черном френче и сидел как раз у барной стойки в нескольких метрах от меня и Вольфа. Я не уверен, но его лицо показалось мне знакомым, я, кажется, видел его на приказах кого-то из коллег. И почему он тогда жив. Впрочем, это едва ли важно.
- Хорь, плесни-ка мне еще, будь другом, - сказал он, мутант покачал головой и повернулся наконец к нам.
- Что пожелаете? – спросил он, как мог, любезно и снова попытался улыбнуться. Жалкое зрелище, но мне приятнее смотреть на живых мутантов, чем на все эти бездушные машины, терпеть этого не могу. И хотя…
…я люблю Сити и любой другой район Города…
…избыток роботов в Сити меня всегда раздражал, и мне жаль, что предпочтение городские власти отдали им, а не таким бедолагам, как этот бармен Хорь.
…но мэр же всегда принимает верные решения…
- Нам нужна комната на ночь, - сказал я, все-таки бросая взгляды по сторонам, окраины – место, полное всяких неожиданностей, и пушку нужно держать наготове.
- На ночь?.. – переспросил мутант, внимательно оглядел меня с ног до головы, потом перевел взгляд на чокнутого Вольфа, не сводящего с меня глаз – это правда напрягает, черт побери, если так пойдет и дальше, я быстро передумаю насчет его бестолковой жизни – и понимающе закивал. – На ночь… - повторил он снова, и его глаза, которые, казалось бы, вот-вот вылезут из орбит стали какими-то лукавыми. – Понимаю, понимаю… У нас как раз есть одна свободная комната. Вам понравится, - заверил Хорь. Эээй! Да на что это он намекает?!
……..
…………
Черт побери! Отстрелить себе что ли эту голову, чтобы не трещала так?! Ну а что? Мало мне безумств за день, одним больше, одним меньше, какая разница, черт побери. Ну да ладно, все-таки алгоритм действий итак нарушен, самое время это исправить и задуматься. Задуматься в безопасном месте. Впрочем… можно ли считать хоть одно место на окраинах безопасным?!
…мэр Города обеспечивает безопасность каждого из жителей…
- Комната? – переспросил Вольф, растерянно как-то глядя на меня. Ну, разумеется! Нет, мы сюда кофе выпить пришли, черт тебя дери.
- Всего один рубль, - поспешил добавить Хорь, и я многозначительно потряс пушкой у него перед лицом, мутант закатил глаза и молча протянул ключ. – Да что за жизнь?.. Эх!
- Спасибо, - вежливо поблагодарил мой спутник. Да что за слово такое? Черт побери, дурацкая голова не в состоянии подобрать более правильное. Мы поднялись по лестнице, как услышали выстрелы и крики. И я сказал «безопасное место»?!?!
- Не волнуйтесь, просто заприте дверь на ключ, и Ваше уединение никто не нарушит! – крикнул Хорь нам вдогонку и обратился к тому типу в черном. – Эй, а ты что не собираешься мне помочь?! Эти «псы» разнесут твою, между прочим, любимую «Ночлежку»!
- Да ты для меня выпивки пожалел! – донеслось до моих ушей, но у меня своих проблем хватает, чтобы еще думать о чьих-то. Мы зашли в комнату, если это вообще можно было так назвать, и огляделись. В общем-то в этой конуре, которая выглядела даже хуже, чем коморка Вольфа, впрочем, у комнаты было одно неоспоримое достоинство – широкая кровать. Даже мягкая на вид, но, судя по всему, очень старая, с железной спинкой. Я опустился на кровать, схватился за голову, будто это могло помочь привести мысли хоть в какой-то порядок, не помогло, разумеется. Ни на один из моих вопросов не было ответа, и от этого голова только больше болела.
Я не знаю, почему не выполнил приказ, не знаю, зачем спас этого чокнутого, и, уж тем более, не знаю, зачем привел его сюда.
…мэр…
…всегда…
…принимает…
Да заткнись уже, глупое сознание! Прикосновение заставило меня вздрогнуть, если это Вольф, я его прикончу. Я открыл глаза, чертов робокот прыгнул мне на колени и мурчал, как будто был настоящим, но какая-то глупая механическая копия никогда не заменит настоящего кота, даже если обшить его мехом. И роботы никогда не заменят нас, людей. Железные кости, провода вместо нервов, набор сложных микросхем – фальшивка! Я снова закрыл глаза… Вся моя жизнь сломана… И я сделал это своими руками. И я не знаю, где правда, а где ложь.
…мэр всегда…
Может быть, я просто устал. Впервые за всю жизнь. И пора скинуть со своих плеч этот крест. Я разбил его на куски кулаком. Да, Стелла была права, мне нужен отпуск. И я сам подписал себе приказ о бессрочном.
До свидания, моя прошлая безоблачная жизнь… Можно ли вернуться? Или я отрезал себе все пути к отступлению? Но с такой кашей в голове бесполезно работать, даже того хуже – опасно для общества. Если я не убил этого, кто сказал, что я не начну убивать, кого попало завтра? Нужно просто продержаться пару дней, пока все не встанет на свои места. Пару дней. Потерпи, моя прежняя жизнь, я еще вернусь.
До свидания, моя прежняя жизнь… До свидания.

злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Autumn Tears - Remember
Молчание действовало на меня как-то угнетающе, не смотря на то, что по идее я должна была чувствовать себя вполне счастливой. Я украдкой вслушивалась в тихий звук шагов по густой траве, в звонкое лесное эхо, отражавшее тишину и отдаленное пение птиц. Даже в дыхании ветра я чувствовала какую-то угрозу, неведомую, рассеянную, скрытую, чтобы только я не могла ее заметить.
Странно понимать, что я вижу этот мир можно сказать в последний раз, и если я сейчас не буду ощущать его всей его глубиной и буйством красок, то не буду ощущать уже никогда...
Когда я молила о смерти я не думала, что это произойдет так скоро.
Когда я молила о смерти и думала, что больнее уже не будет, я и не представляла себе, что настоящий ад только впереди. Терпеливо поджидает меня за углом, вместо обещанного рая... Впрочем, что лукавить? Рай все-таки поджидал меня, и сейчас, эти последние мгновения жизни... что они, если не рай? Раньше я никогда и не подумала бы, что жизнь... возможность жить – вот оно истинное счастье, сейчас же я понимаю всех этих смертельно больных людей, понимаю их чувства, их боль, их отчаянное желание жить. Точно также, как еще совсем недавно также отчаянно я хотела умереть... Впрочем, хочу и сейчас. Лишь бы только не видеть того, что скоро станет со мной. Того, что скоро станет мной.
Нет... Я не хочу думать об этом! Я устала думать об этом... Я все равно уже ничего не смогу изменить, остановить. Неотвратимо. Безысходно. Напрасны и глупы все эти самонадеянные порывы нейтрализовать, когда я уже заключила сделку. Я знала, черт возьми, знала, на что я такое иду...
И знала, ради чего иду. Рай... Действительно рай, за который я заплатила огромную цену. Но думать о ней уже невыносимо, мне кажется, что скоро мои мысли станут кислотой и начнут проедать дыры в голове...
Но...
Только бы нарушить тишину, это напряженное, по крайней мере, для меня, молчание.
Говорить? О чем? Понимаешь, дорогой?... Я с утра была несколько не в себе, но со мной такое происходит часто, скоро будет происходить еще чаще, так что привыкай...
Не правда ли прекрасная погода? Или... Разве это имеет значение!? Не молчать же?! У нас слишком мало времени... Драгоценные мгновения бесценного времени неслышно падают в пустоту, ускользая от нас, как прибрежный песок сквозь пальцы...
Море, я давно уже не видела его, только теплые воды реки Эйвон. Море, когда-то в детстве, когда мы ездили на побережье, когда мир еще был совсем другим я часто сидела на берегу, среди густой поблекшей травы и смотрела на спокойную морскую гладь. Или на огромные волны, поднимаемые ветром. Наверное, я хотела бы увидеть море в последний раз... Наверное, я хотела бы вернуться в то время. Или... Нет?
В конце-концов я все-таки решилась заговорить, осознав, что дальнейший внутренний монолог постепенно превращается в мазохизм. Нужно наслаждаться последними данными мне мгновениями жизни, нужно ценить каждое... И говорить мне тоже хочется не пустые бессмысленные слова, а что-то важное...
- Знаете... – растерянно начала я, но тут же осеклась, поправив себе, - знаешь... – я почувствовала на себе внимательный и отчего-то взволнованный взгляд Джеймса, и мне стало еще более неловко, - в древней Индии существовало такое поверье, - я заметила, как он расслабился, когда понял, что я не собираюсь делать никаких заявлений глобального масштаба, а просто как обычно рассказывать что-то понятное, наверное, только мне одной.
- Скорее все-таки легенда, - снова поправила себя я, говорить почему-то было тяжело и мне казалось, что каждое слово – это маленький шаг, чтобы преодолеть бездну. Мне вспомнилось одна притча о том, что бездну нельзя преодолеть маленькими шажками, только прыжком, но я не могла как-то связать ее со своей жизнью. Я шагнула в бездну по своей воле и не могу никого обвинять в этом, как и выбраться из нее также, по собственной воле...
- Создавая людей, Брахма силой своей мысли разделил свое временное тело на две половины. Одна половина была мужской, другая - женской. Они взглянули друг на Друга с любовью. И с тех пор счастливые супруги - словно две половины единого существа, и в обеих живет Брахма... В каждом своем новом воплощении, через череду рождений и смертей они узнают и вспоминают друг друга... – я хотела что-то еще добавить, но слова как-то вылетели из головы. Я прикрыла глаза, мне стало как-то плохо, но не только легкое головокружение, но и ощущение того, что я зря рассказала эту проклятую легенду, заставили меня остановиться.
Почему я вспомнила это... Зачем?
Действительно, зачем, дорогая Хельга? – возликовал голос двойника в моей голове, - кому это интересно!? Какое это вообще имеет значение? Или ты действительно в это веришь? Любовь... разделенная на две половины тело-душа, какая-то ерунда, тебе не кажется? И за эти глупые сказки, давно канувшие в прошлое ты пожертвовала стольким...
Хорошо... Ты можешь верить в свои глупые легенды. Но ведь ты вполне могла найти себе кого-то другого, зачем было искать человека, причинившего тебе столько боли?! Человека, которого ты готова была убить, ненавидела всей душой, всем своим естеством. Вполне оправдано!?
Твоя ненависть – про себя произнесла я, жалея, что не могу сказать этого в слух, - только пища для моей любви...
Любви? – эхом откликнулась она, - так вот как у нас теперь это называется!? Забавно... Я думала, что сюда подходит другое понятие, ты, думаю, легко догадаешься... Ты же догадливая и умная девочка у нас, да?
Заткнись.
Я поспешно открыла глаза, и даже выдавила из себя улыбку – у меня получилось вполне искренне, хотя весьма вымучено.
- Со мной все впорядке, - произнесла я полушепотом. Со мной все действительно в порядке... Все просто отлично. Просто... у меня осталось СЛИШКОМ мало времени.

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Бах - та самая соната №4
Я дожидался Хельгу в гостиной, опираясь на трость, глядел на любимые часы – или скорее сквозь них – и курил дешевые сигареты. Странное чувство… С одной стороны, бессилие и отчаяние, глупая Инга ничем не смогла – или не захотела – помочь, в другой стороны – напротив, готовность. Да, да, готовность принести себя, всего себя, в жертву, лечь добровольно на алтарь и принять любые муки, лишь только помочь Хельге, выбиваться из сил, до боли, до потери сознания бороться за ее жизнь… Но разве что-то угрожает ее жизни? Черт побери, все слишком сложно… А могло быть проще? Едва ли! Когда моя жизнь вообще была простой?.. Бессмертие, череда войн, череда ошибок, череда столетий, в конце концов… Нет, я не умел жить просто, впрочем, раньше хотя бы не было этой безумной любви, черт побери… Раньше была пустота где-то внутри. Не думал, что что-то может заполнить ее, не думал, что вообще способен на эти чертовы высокие чувства… Ну где же ты, моя хозяйка? Мне было бы не так больно, если бы все эти острые ножи ты вонзила в мою плоть, не так больно, как, черт побери, видеть твои слезы. Мое сердце, и без того ссохшееся, зачерствевшее, сжимается от боли, когда я вижу, как катятся по твоим щекам прозрачные капли… Соленый вкус… Да, я же знаю, я помню их вкус… Черт побери, я схожу с ума? Или уже сошел, да. Еще так недавно, какой-то год тому назад, я бы посмеялся над этим, но теперь… Знаешь, это ведь так непросто: принять собственные чувства, перестать отрицать их, смириться… и признать, что ты, Хельга, моя хозяйка, не больше, не меньше, что ради тебя я готов на все. Заказывай, моя дорогая! Дорога из горящих углей? Легко. Бесконечность агоний? Нет проблем. Вечные муки? Все ради тебя. Но, прошу, не мучь меня своими слезами, своим несчастьем. Это больнее всего, что было за три сотни лет, больнее всего, что могло быть за эти чертовы годы. И хуже всего то, что я виноват в твоих страданиях. Всегда один только я. Потому что должен был беречь, должен был уберечь…
За своими мыслями я и не заметил, как она спустилась ко мне. Я поднял взгляд и поспешно спрятал часы в карман. Черт побери, в этом платье она выглядела еще более бледной, более… желанной. Впрочем, нет, едва ли более возможно! Светло-фиолетовая ткань нежно обнимала ее хрупкое, сводящее меня с ума лишний раз тело, и я едва сдержался, чтобы не обнять его тоже, чтобы не сорвать эту чертову ткань, что смела прикасаться к ее нежной коже… Отлично, Джеймс, ты ревнуешь свою вдову к ее платью! Браво, финал сумасшествия, парад безумия, просто прекрасно. Пожалуй, стоило все-таки вызвать врача. И отправиться в клинику вместе с собственной вдовой. Да, разумеется, там мне самое место, да и не только мне…
- Ты готова, моя дорогая? – задал я дежурный вопрос, не сводя с нее взгляда. Нет, куда важнее убедиться, что она более или менее здорова, что с ней все в порядке, чем снова раздевать ее взглядом. Хотя, пожалуй, одно другому не помеха.
- Да, пойдемте, сэр, - она улыбнулась, и я выдохнул наконец. Ее улыбка, прежняя. Я предложил ей взять меня под руку, Хельга приняла жест, и мы зашагали прочь из замка. Прошли мимо автомобиля – нет, нет, сегодня только пешие прогулки, моя дорогая, полезно для здоровья, черт побери – и повернули в сторону леса. Да, что может быть лучше природы? Забавно, когда-то говорил так об охоте, говорил, что лучше нее только война, много чего говорил в самом деле… А теперь? Любоваться каждым листочком, каждой травинкой? Отлично, браво, Джеймс, браво, Монти, любитель природы, черт побери.
Тень от могучих дубов, крики птиц в вышине, шорохи… Черт побери, дикая природа чертовски прекрасна, что ни говори, и здесь, в моем – нет, в твоем, Хельга – Уорикшире особенно. Обрывки воспоминаний… Помнишь, нашу охоту? Если бы ты тогда попала точно в цель… Если бы… Нет, нет, что за мысли? Я вовсе не хочу умирать. До тех пор, по крайней мере, пока могу смотреть в твои глаза, моя дорогая, пока могу слышать твой голос, пока могу, черт побери, касаться тебя…
Я бросил на нее взгляд и понял, что очень тяжело подобрать слова. То, что произошло между нами сегодня в столовой, или, правильнее сказать, то, чего не произошло… лишало меня сейчас всякой возможности начать разговор. Да и о чем говорить? Извиниться лишний раз и напомнить ей о собственной… несостоятельности? Какие глупости. Дело же в другом, дело в том, что это… была не она? Что за бред, вздор! Если человек делает что-то несвойственное ему, это вовсе не значит, что он перестает быть собой, черт возьми!
А знаешь, моя дорогая вдова, даже молчать с тобой чертовски приятно, просто чувствовать тебя рядом, просто слышать твое неровное дыхание, просто делить с тобой эти короткие мгновения… Черт побери, прожить 300 с лишним лет, чтобы стать в конце концов сентиментальным идиотом! Браво, лорд Джеймс Морган или все-таки Монти Смит, браво!

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Сплин - Мамма миа
Просить руки… Когда я закрыл за ним дверь, мне вспомнились эти слова, и что-то стало волнительно и беспокойно… Впрочем, что это я заостряю внимание? Ну сказал и сказал, что с того? Нельзя же все слова теперь воспринимать всерьез.
Он ушел, а я даже не смог проводить его взглядом, стоя у окна и глядя вниз, потому что мама снова подала голос, и я, разумеется, должен был придти и переспросить, что она сказала. Ну я и пошел. Мама сидела в кресле, обнимая тонкими пальцами опустевший бокал, и грустно улыбалась. Мне очень захотелось подойти к ней и обнять, ну так, чтобы успокоить что ли, поддержать. Саша определенно на меня плохо влияет, черт побери, что за нежности?! Мама не обняла меня в ответ, но и не прогнала, как это было в детстве, этого в принципе уже было достаточно, она глядела куда-то вдаль задумчиво, гладила меня свободной рукой небрежно так по волосам и вдруг изрекла.
- Киса, ну вот что ты с собой сделала?! У тебя были такие красивые длинные волосы!.. Удивительно еще, что Захар тебя после этого не разлюбил, - протянула она, тряхнула рыжими волосами, кажется, вино наконец начинало действовать, и ее понемногу клонило в сон. Отлично! Впрочем… чему я радуюсь? Можно подумать, что как только она закроет глаза, я брошусь прочь из дома и пойду к Саше… Ха… Ха-ха… Черт, бросился бы. Но… нельзя же быть таким… навязчивым? А вдруг он хочет от меня отдохнуть? Ну да, Пашенька, браво, именно поэтому он каким-то образом узнал, где я живу.
- Удивительно, правда, - согласился я с мамой и тяжело вздохнул. Только этого типа ко всем моим неприятностям мне не хватало еще! Мамочка, скажи, что ты не сказала ему, что знаешь, где я живу, скажи, пожалуйста, что он не знает, что ты поехала ко мне, скажи, пожалуйста, что он потерял память, или в коме, или умер. Нет, ну я, конечно, не желаю ему смерти, нет, но вот кома или амнезия было бы в самый раз…
- Полиночка, а ведь твой Захар тоже в городе, да, он приехал по делам… И он, наверное, захочет с тобой повидаться… Давай я позвоню ему прямо сейчас? – предложила мама, радушно улыбаясь, я обнял ее так крепко, будто хотел задушить, и прошипел на ухо.
- Даже не думай, мама!
- Но почему, киса? Ты разве не скучала по нему? – наивно хлопая длинными ресницами, поинтересовалась мама, я отпустил ее и опустился на пол рядом с креслом.
- Ну что ты несешь?.. – вздохнул я и поглядел на нее снизу вверх. И почему только она такая красивая? Я что в отца пошел, черт побери?! И любой бы, честное слово, ради такой женщины, как она, несмотря на то, что она уже не так молода, пошел на все. И уж точно, выбирая между ней и этим недоразумением, которое я называю своим телом, любой предпочел бы ее. Ну, кроме Захара, у него просто с головой не все в порядке. А Саша?.. Похоже, не меня одного интересовал этот вопрос.
- А Саша… - протянула мама, и я тут же насторожился. Мой! Мой Саша! Не отдам, никому, никогда! Если только… если только он сам не захочет уйти к кому-нибудь…нормальному. – Интересный мужчина, правда?..
- Я не разбираюсь, - буркнул я.
- Оно и видно, - кивнула мама, отставила наконец бокал и поднялась на ноги. – Знаешь, киса, я бы хотела познакомиться с ним поближе, - что значит «поближе»?! Эй! Да никакого тебе поближе! Это нечестно! Это я, я сидел в том недостроенном доме, это я с ним пил водку на брудершафт, это я, черт побери, был с ним… И это я потом еще целый год мучился! Так что только я имею право на какое бы то ни было «поближе»! Я… - Может, он покажет мне город, а? Завтра к примеру… То есть, - она поглядела на часы и вздохнула. – То есть сегодня уже.
- Я сам тебе покажу город, черт побери! – вызвался я. Нет, ну в самом деле, мне бы, конечно, лучше провести это время с гитарой или… да, конечно, с Сашей, но вот вариант, который предложила мама, меня совсем не устраивает.
- Сама, киса, нужно говорить «сама», тебе бы записаться к дефектологу, это какие-то нарушения речи, - сказала она, и если бы я не знал, что это тот редкий момент, когда она шутит, ни за что бы не догадался. Теперь только улыбнулся. – Ладно, Полиночка, ладно, ты покажешь мне город. Сто лет не была в Петербурге, - проговорила она почти мечтательно, направилась в другую комнату, но обернулась у порога. – Эй, ты должна была сказать: «Ну, мамочка, каких же сто? Ты гораздо, гораздо моложе!», - кажется, у мамы в самом деле улучшилось настроение, одна шутка за другой, и я рассмеялся даже.
- Моложе, моложе, - повторил я, она довольно улыбнулась, провела пальчиком по двери и спросила.
- А ты спать не идешь? Уже поздно, тебе пора ложиться!
- Да нет, я попозже, - сказал я, достал из пачки сигарету и закурил.
- Киса! Ты что куришь?! – она торопливо подошла ко мне на своих высоких каблуках и всплеснула руками. – Ну как тебе не стыдно?!
- Мама, мне уже 20 лет, я сам могу…
- Что? Навредить своему здоровью?! Да, конечно, можешь. Я очень тобой недовольна, киса. И ладно бы еще курила что-то изящное… Как дамские сигареты, «Вог», например, а то тянешь в рот какую-то гадость! Ужас, - заключила она, поцеловала меня в лоб, наверняка, оставив следы своей яркой помады, и все-таки отошла. – Ну ладно… У меня нет сил, чтобы тебя воспитывать сейчас, займусь этим утром. А ты даже не думай, что сможешь сбежать к этой своей модельке, у меня очень чуткий сон, я просыпаюсь от любых шорохов. И вообще… это же так противно, как представлю себе, как ты с ней… Нет, лучше не представлять, - она повторила эту фразу уже во второй раз за сегодня и скрылась наконец за дверью. Я остался наедине со своими мыслями и сигаретой. За окном все еще шел дождь, и мне становилось совсем тоскливо. Глупо было отрицать, что я скучаю по Саше… И очень-очень хочу вернуться к нему… Надо же! Мы расстались только полчаса назад, а я уже извожусь, плакать хочется от этого желания побыть с ним хоть еще минутку, хоть поцеловать, обнять, прикоснуться… Да даже просто посмотреть на него. Глупый я чертовски. А целый год вроде ничего так, держался, не ныл, делал вид, что не скучал. Правда… стоило закрыть глаза и забыться сном, как я снова видел его… Он снился мне почти каждую ночь, и я решил и вовсе отказаться от сна, чтобы только не видеть лишний раз… Впрочем… как раз сейчас я бы с удовольствием повидался с ним, хотя бы во сне… Подумав об этом, я потушил сигарету и улегся на диван, чтобы скорее заснуть.
Утро началось с маминых слов.
- Киса, вставай, я приготовила завтрак.
Я обрадовался даже, вскочил и после душа отправился на кухню. На тарелке лежали два куска хлеба, намазанные шоколадной пастой, и две чашки с кофе. Я опустился на стул, мама брезгливо оглядела мою майку и джинсы и покачала головой, сама она уже была при параде, прическа, макияж, платье и этот, как его… ну когда ногти красят…
- Я готова, киса.
- К чему это? – нахмурился я. Мама снова покачала головой и закатила глаза.
- К экскурсии, Полиночка. Ты обещала мне показать город, давай собирайся. Только одевайся поприличнее!
- Угу, - мрачно ответил я и спохватился. Черт побери, экскурсия это лишних полдня! А как же Саша?! Я же… Мне же… Мне надо… Что? Пойти и отдаться ему?! Ну… черт… мозг, помолчи, пожалуйста. Впрочем, нет, не молчи! Наоборот! Мне нужно придумать что-то… что-то, чтобы хотя бы увидеться с ним, хоть на минутку, хоть на мгновение… Мо-о-о-озг! – Только я сейчас, мне нужно заскочить кое-куда. Ненадолго. Я в десять буду, мам, честно.
- Кое-куда это куда, киса? – мама вскинула аккуратные брови и в ожидании посверлила меня взглядом.
- Ну… а… а вот в студию! Да, мне там с одним человеком нужно договориться, в десять точно буду, - кретин! Мог же сказать, буду в 12, или там буду завтра, или буду через неделю… Я поднялся со стула, покончив с завтраком, набросил рубашку сверху, потом куртку и выскочил на улицу. Редкие минуты без дождя, мама выбрала отличную погоду для экскурсий, черт побери! Я вбежал в Сашин подъезд, преодолел расстояние в н-ное количество ступеней и постучал в дверь, потом заметил звонок, чертыхнулся и надавил на кнопку. Тишина… Черт побери, тишина! Его нет дома. А где это он интересно?! Нет, спокойно, не ревнуй, глупый мальчишка, да и не мальчишка даже. Я отыскал в кармане куртки блокнот и ручку – на случай, если вдохновение придет неожиданно – и наскоро написал свой номер телефона. Добавил короткое слово: «Позвони…». И подписался. «Твой Паша». Зачеркнул. Написал: «Твоя Полина». Зачеркнул и оставил: «Твое черти что». Тяжело вздохнул, сунул записку под дверь и ушел прочь.
- Ты так рано, Полиночка! – удивилась мама.
- А что тянуть, мам, перед смертью не надышишься.
- Глупый ребенок! – заключила она и махнула рукой.

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Dark Sanctuary-Incomprise

Я стою посреди ванной комнаты, включен кран, здесь душно, бьется сердце под белым костюмом Пьеро, я стою посреди ванной на грязном кафеле, на стенах побита плитка. Я смотрюсь в разбитое зеркало, и мне не страшны никакие приметы, мне вообще не страшно, мне смешно. Я набираю в ладони ледяную воду и смываю грим с лица, брызги, грим размывается как будто это просто акварель или гуашь, он оставляет разводы, следы, черные следы от глаз по щекам, ручейки, маршруты, как слезы, улыбка сползает вниз и превращается в гримасу печали… Я навеки грустный клоун, и, чтобы доказать это, не нужен даже грим, достаточно посмотреть мне в глаза. Мое амплуа, всего лишь амплуа… У каждого есть амплуа. Амплуа благочестивой Марты, амплуа героя или злодея. Амплуа жертвы… Как же все это чертовски смешно! Я снимаю рыжий парик, медленно тяну за рыжие пряди и внимательно смотрю на свое отражение в разбитом зеркале, я бросаю парик небрежно на полку и прикасаюсь пальцами к своим волосам, потом к лицу, остатки грима я размазываю ладонью… и опускаю голову под кран, ледяная вода обрушивается на меня сверху, немного отрезвляя мысли. По черным волосам стекают капли, так быстро ускользают, провожаю взглядом… В голове застревает шум воды, как шум водопада, как всплеск аплодисментов… Я вспоминаю смех публики… Улыбки каждого, я вспоминаю лица тех, кто сидел в первом ряду… Я всегда запоминаю лица… О, публика! Благодарные, смеялись до моей последней слезинки, благодарные… Что же… Я благодарен тоже, спасибо, моя милая публика, спасибо, что хохочешь над любым страданием… Вода и впрямь отрезвляет, я встряхиваю головой, разбрасывая капли, и выключаю кран. Тишина, и по тонкому стеклу зеркала, отражаясь в пленке амальгамы, бежит вода, умножаясь во сто крат, вода заползает в трещины. Я смотрюсь в разбитое зеркало. Все зеркала кривые.

Холодный осенний ветер качает ветви, украшенные желтыми листьями, из стороны в сторону, я шагаю по улице, сунув руки в карманы пальто. После представления всегда пустота. И всегда боль, как в тот вечер. Я смотрю на лица встречных людей и не вижу улыбок, мне становится грустно и тоскливо. Мне хочется скорее оказаться дома, в тесной пустой квартире и взяться за скрипку, но никто не услышит моей игры, и она никому не нужна. Нет, нет, нет, я не музыкант, я клоун, печальный клоун. И я должен рыдать. Публика! Тебе нужны только страдания других! Публика! Тебе наплевать на музыку, на красоту, ты хочешь видеть, как рвутся лепестки бордово-красных роз, как чьи-то пальцы давят их, и по ним стекает сок, кровь, ты хочешь видеть кровь! Публика, я так люблю тебя, моя дорогая публика, я непременно доставлю тебе удовольствие… Я иду по улице, запуская холодный ветер внутрь самого себя, но все равно пустота. И боль. И грустно. Мимо проносятся дорогие иномарки, слепит свет фар, разрывая темноту. Свет фар выцарапывает из мрака один из переулков, мне слышится крик. И я ускоряю шаг. Снова темно, источник света скрылся, мимолетные моменты нашей короткой жизни. Мимолетные моменты вашей короткой жизни. В переулке две фигуры, мужская и женская. Дама кричит, когда он срывает с нее куртку, потом блузку, рвется тонкая ткань, и катятся пуговицы, он тянется пальцами к подолу короткой юбки. Она плачет, он смеется. Она плачет, он смеется, она плачет, он… В голове застревают звуки, я не могу пройти мимо, я не хочу пройти мимо.

- Пикнешь, убью, - обещает он, отложив ненадолго свое намерение, рукой зажимает ей рот и смеется, смеется, смеется, и по его пальцам катятся ее слезы. Публика, ты хочешь страданий?! Ты хочешь крови?! Твое желание закон.

Мои руки в карманах пальто. Одна из них сжимает холодную сталь. Шаг, шаг, шаг. Я слышу, как стучит подошва моих ботинок по брусчатке, звук застревает в голове. Какой гневный взгляд у этого человека! Я дрожу. Нет, честно, дрожу. Дрожу от желания подарить публике то, чего она так хочет.

- Отпусти ее, - я не хочу быть героем, я клоун, просто так получилось. Я бью его наотмашь кулаком по лицу, этого мгновения женщине хватает, чтобы убежать. Мои пальцы крепче сжимают в кармане холодную сталь. Он смотрит на меня с еще большей яростью, и улыбка исчезла с его губ. Эй! Почему ты не улыбаешься?

- Твою мать! – он бы сказал еще много всего, бросаясь на меня с кулаками, но следующее и предпоследнее, что он почувствовал, остановило его. Я вовремя вытащил вторую руку из кармана, нож вошел в тело по самую рукоятку, и этот человек покачнулся, едва не упал, я оттолкнул его, и кровь брызнула на брусчатку. Он падает, ударившись спиной о стену, а я подхожу неторопливо, кручу нож в руках, и смотрю на эти страдания на его лице. Что это? Ты плачешь?! Да неужели! Ликуй, толпа, страдания, кровь… и смерть!

- Тебе было так смешно, когда плакала эта женщина… - напоминаю я, опускаюсь на корточки рядом с ним, смотрю в глаза, свободной рукой взяв его за волосы. Ликуй, публика. – Так почему ты сейчас не смеешься?! – публика… страдания смешны, когда страдает кто-то, когда страдаешь ты, ты чувствуешь лишь боль и пустоту… - Смейся! Смейся! Смейся… - растягиваю слова, трясу его за волосы, смотрю в глаза, но вижу только слезы. Как? Тебе больно?! А я узнал тебя… Ты! Ты сидел в первом ряду, когда я… распятый… Ты хохотал! Громко, заливисто… - Ты не узнаешь меня?! Конечно нет. Но это и ни к чему… Смейся! Смейся, как смеялся над этой женщиной! Смейся, как смеялся над Пьеро! Смейся, смейся, смейся… - я исступленно повторяю это слово, а он плачет. И в отместку мои губы ползут вверх, безумная улыбка. – Смейся, улыбайся, страдания это ведь так смешно! Смейся! СМЕЙСЯ!! – он что оглох?! Он что не слышит моих слов?! Он не способен даже зажать ладонью рану в животе, я уверен, что он никогда раньше не чувствовал такой боли, как он только не сдох от болевого шока… Он чувствует теперь только боль… Но этого мало. Я хочу, чтобы он улыбался. Как улыбался тогда. Если страдания – это веселье, то и свои должны быть весельем… Долой двойные стандарты! К черту! Ликуй, публика. Большой палец медленно вниз, приговор. Добро пожаловать в Колизей. – Улыбайся… Эй, почему ты не улыбаешься?! Улыбайся, улыбайся, улыбайся… Острое лезвие касается кожи, вспарывает ее, проступают красные капли, он не может даже кричать, только мычит что-то, плачет, дрожит, как дрожала та, что должна была стать его жертвой. Мне этого мало. Глубже лезвие, глубже. Резкие движения. Аккуратные штрихи к портрету. Я поднимаюсь и ухожу домой. Я улыбаюсь. И этот тоже. Последняя гримаса в темно-красных тонах, улыбка от уха до уха…

лисо-кот (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Ария - Дьявольский зной

 

…Что не однажды из-за угла

Он прыгал — как кошка гибкий…

И почему-то я поняла,

Что он — не играл на скрипке!… 

Марина Цветаева

Ночь омывала лунными лучами, будто маслом, мощеную улицу. Я шёл из городской консерватории, вторая скрипка…как же мне всё это опостылело. Конечно, я мог бы что-то изменить в своей жизни, но когда игра не стоит свеч, зачем играть?

Всклокоченные волосы, слегка помятый чёрный пиджак и маленькая нить дыма от тлеющей сигареты в руке.

Мимо меня проскользнула тонкая женская фигура, приторный запах её духов впился мне в голову. Повинуясь порыву, я повернулся, провожая её взглядом. Почувствовав, что ей заинтересовались, девушка призывно повернулась ко мне. Томный взгляд её тёмно-синих глаз впился в моё лицо. Одними губами она поинтересовалась у меня, не желаю ли я провести с нею ночь. На мгновенье хищная улыбка искривила моё лицо, девушка отпрянула назад, но я успокоил ее, сказав лестный комплимент о её роскошной фигуре, и согласился на её предложение. Мы пошли ко мне домой. Я жил в двухэтажном доме, неподалёку от набережной, моя маленькая однокомнатная квартира, напоминающая больше чердак, имела только одно достоинство – круглое витражное  окно в западной стороне комнаты. Пахло у меня в квартире всегда мятой, я любил пить чай с этой благородной, как я всегда считал, травой. Войдя в квартиру, девушка восхищенно всплеснула руками, на что я лишь хмыкнул.

Чёрное шёлковое пастельное бельё очень понравилось моей временной спутнице, её белая кожа фарфором выделялась во мраке комнаты. Длинные тонкие руки обвили мою шею, помогая снять мне рубашку.

«На кой чёрт, я согласился?» - с укором подумал я, а некто в глубине моего затуманенного желанием разума отозвался прокуренным и сиплым голосом: - Мы оба прекрасно знаем, зачем тебе эта девушка, и если это не сделаешь ты, это сделаю я.

- Не вздумай, - сквозь зубы проговорил я. Услышав это, девушка отпрянула от меня, и невинно хлопая длинными ресницами, не решалась спросить, в чём же дело.

- Ох, прости, это я не тебе, - краснея, сказал я, и нежно обнял прекрасную незнакомку. Девушка умела доставлять удовольствие, и любила мятные сигареты, которые, судя по всему, и сгубили ей жизнь…

Miri-kun (Сообщество_авторов) все записи автора Пальцы легко скользят по глянцевой поверхности фотографий. Красивые. Чертовски красивые люди на каждой из них. Нет, я не переношу пейзажей, только люди. Много людей. И чтобы все красивые. Лёгкие. Эфемерные. Не из нашей реальности. Парни похожие на девушек, и девушки похожие на парней. Ясные глаза. Живые. Почти живые. Куклы. Я готова купаться в этих фотографиях, на которых запечатлены улыбки совсем незнакомых мне людей.
Каждый день и каждую минуту я смотрю на людей. Просыпаясь в своей кровати я смотрю на потолок, а там они. Приклеенные скотчем к потолку. Всегда освещённая комната. Мои зрачки совсем узкие. Яркий свет. Уже лет пять я почти не находилась в темноте. В моей квартире всегда светло, чтобы я могла разглядеть любую фотографию в любое время суток.
Заправляю непослушную прядь волос за ухо и бережно кладу фотоаппарат в сумку, а другой, совсем простой и маленький, вешаю на руку и он раскачивается из стороны в сторону на тоненьком ремешке. Выходя из квартиры я не выключаю свет, чтобы вернуться и утонуть в улыбках, так ярко бросающихся в глаза. Бегом спускаюсь по лестнице, на ходу одеваю солнцезащитные очки и выныриваю из подъезда.... и меня снова окружают люди...
Их так много. Они окружают меня, но многие из них серые, совсем не такие, каких бы мне хотелось видеть в нашем грязном мире, порой лишенном прекрасного. Но я сразу поднимаю фотоаппарат и фотографирую: вдруг я потом на фотографии среди толпы замечу волшебное существо?
Я врезаюсь в столбы, спотыкаюсь об тротуары и буквально "летаю" над асфальтом преследуя свои цели. Иногда на меня нападает дикое желание найти что-то. И я блуждаю по улицам моего обожаемого города-музея, выискивая цепким взглядом любые мелочи. И найдя свою жертву, преследую её по несколько часов: фотографирую со всех возможных и невозможных ракурсов, запоминая куда она заходила, чтобы непременно вернуться туда в надежде, что увижу её ещё раз.
И знаете... я иногда нахожу, свою жертву...

Gris_Souris (Сообщество_авторов) все записи автора Моника
Ты нагло улыбаешься и выпускаешь сигаретный дым прямо ему в лицо. Ты знаешь, что ярко-красная помада тебе не идет, и ты выглядишь вульгарно, но тебе это нравится. Также ты знаешь, что платье слишком короткое, декольте слишком глубокое, каблуки слишком высокие, а прическа слишком пышная. Ты думаешь, ты выглядишь соблазнительно? Ну, уж нет, Моника, ты выглядишь как шлюха.
Распутная девка, как ты здесь оказалась? В этом месте не положено быть таким, как ты. Это тебе не маленький театр в богом забытом городишке! Это Театр, Театр с большой буквы. Ты в огромном городе, который никогда не спит. Но тебе все равно очень далеко до Линды, ангелочка из провинциального городка, у тебя нет таланта. Так как ты заполучила эту роль?
Нет, не отвечай, я знаю как. Седина в бороду – бес в ребро, так говорят? Точно про нашего режиссера.
С твоим умением раздвигать свои прелестные ножки, тебе нужно было податься в гимнастки, а не в актрисы.
А не слишком ли ты наглеешь, милая? Ни стыда, ни совести, ни таланта, а туда же! Режиссер ругает тебя за то, что ты не чувствуешь персонаж. Тебе бы смиренно потупить взгляд и подумать, где именно ты ошиблась. Но нет! Топаешь ножкой, дуешь губки и тушишь сигарету прямо о подошву своих вульгарных туфель.
Так нельзя, Моника. Так некрасиво.
В гримерке ты сидишь спиной к зеркалу, широко разведя колени и положив ладони на спинку стула. Это могло бы выглядеть красиво и соблазнительно. Могло бы. Если бы это была не ты.
Другие актрисы снуют туда-сюда, переодеваются, гримируются, скоро начало спектакля. Ты же, как всегда, заставишь всех нервничать и начнешь одеваться ровно за три минуты до своего выхода.
Скверная девчонка! Ты заставишь всех думать, что ты – звезда сцены, даже если у тебя совсем маленькая роль. Это из-за тебя у крошки Линды тогда были неприятности, подлая стерва! Ну ничего, мой маленький ангелочек больше не страдает. И зачем ты потащилась за мной в этот чертов город?
Ты вальяжно развалилась на двух стульях в гримерке, выпускаешь колечки дыма в потолок, хотя тебя много раз просили не курить в помещении. Фу! Отвратительный запах! Ты не нуждаешься в деньгах, красотка, давно прошли те времена, когда тебе приходилось добывать деньги на пропитание самыми немыслимыми способами. Но привычки-то остались. Дешевые сигареты, вульгарный внешний вид, грязная манера речи. Из приобретенного только капризы и силиконовая грудь.
- Моника, скорее, твой выход!
- Ах! Я не уверена, что смогу играть, я не в духе.
- Почему не сказала раньше, мы бы нашли тебе замену?!
- Я незаменима!
Ты встаешь и гордой походкой идешь на сцену. То, как ты идешь, совсем не соответствует костюму пастушки. На сцене ты меняешься. Но не перевоплощаешься.
Фальшивая скромница. В каждом твоем движении сквозит фальшь. Ты ненатурально улыбаешься, неестественно смеешься и берешь ужасно фальшивые ноты, напевая пастушью песенку. Хорошо, что твоя роль очень маленькая, и ты скоро уходишь.
Едва ступив за кулисы, ты расстегиваешь костюм. Он плавно спадает, и ты просто перешагиваешь через него. Твои коллеги-актеры не могут отвести глаз от твоего тела под не оставляющем простора воображению пеньюаром. Вот развратница! Актрисы смотрят осуждающе. Ты же обмахиваешься ладонью и требуешь воды, так как уж очень вымотала тебя эта глупая роль пастушки.
Твоя работа на сегодня окончена, и ты идешь в гримерную. Ты прекрасно знаешь, что в ближайшие пятнадцать минут сюда никто не войдет – спектакль продолжается. Ты без всякого зазрения совести быстренько обшариваешь карманы и сумочки актрис.
Что-то нашла? Удачный улов? Ты даже не подозреваешь, что я наблюдаю за тобой, гадина. Сейчас, сегодня, вчера, на прошлой неделе, месяц назад. Я слежу за тобой, дорогуша.
Ты одеваешься, закуриваешь и уходишь из театра. Идешь в свой любимый бар. Садишься, киваешь бармену. Заказываешь коктейль. Отшиваешь похотливых пьяниц, упершихся взглядом в твое декольте, в котором видна почти вся фальшивая грудь.
Еще коктейль. Потом текила. Ты сидишь на высоком стуле, закинув ногу на ногу, водишь ногтем по барной стойке, рисуя какие-то узоры, или может быть, ты пишешь чье-то имя? Эй, красотка, что это за взгляд? Грусть, печаль, тоска? Неужели жалость? К самой себе, конечно же. Ты и вправду жалка.
Но я помогу тебе. Хотя, я скорее помогу этому миру. Каким бы жестоким местом он не был, он тебя не заслуживает, порочная женщина. Он слишком хорош для тебя. Я избавлю его от тебя.
Ты расплачиваешься за выпивку и, пошатываясь, выходишь из бара. Ловишь первую попавшуюся машину.
- Не подвезешь меня, сладкий?
- Садись, конфетка.
Ты, конечно же, меня не узнала. Я, в отличие от тебя, времени в театре даром не терял.
Ты назвала свой адрес, будто я не знаю его. Ты что-то говорила, поглаживая мое колено. Рассказывала о театре. Пыталась философствовать. Какую же ты чушь несла, милая! Ты ничего не знаешь о театре. То, что ты видела, это лишь верхушка айсберга.
Твоя рука с моего колена плавно переместилась выше. Ты встретила мой взгляд и призывно подмигнула. Взяла мою свободную руку и положила её себе на грудь. Даже на ощупь фальшивая.
Я хорошо сыграл свою роль. Изобразил желание и страсть, хоть на самом деле, ты вызвала во мне лишь отвращение.
Мы вошли в твою квартиру, обставленную дорого, но безвкусно. Ты сразу повела меня в спальню. Потушила свет, зажгла свечи. Тихий шепот тебе на ухо:
- Поиграем?
- Давай. Как ты хочешь?
Ты позволила привязать свои руки и ноги к кованой решетке кровати. Кажется, для тебя это привычно.
Ты делала все, что я говорил. Хоть в постели ты оказалась послушной. Или это от того, что у тебя не было выбора, ведь ты была абсолютно беспомощна?
- А теперь, детка, представь себя мертвой.
- Ты что, некрофил?
Ты отлично сыграла смерть. Я отлично сыграл роль убийцы.
Сильные пальцы сжимают твое горло, воздуха становится все меньше. В глазах потемнело. Испугалась?
Пальцы отпускают. Ты жадно вдыхаешь воздух и почти теряешь сознание от странной смеси страха, радости, наслаждения. Ты продолжаешь играть и представляешь себя мертвой, как я и просил. Умница.
Из-за этой причудливой смеси ощущений ты не замечаешь, как я снова обхватываю твою шею, а потом кладу подушку на твое лицо.
Воздух кончается, легкие горят. Ты пытаешься кричать, но подушка заглушает все звуки. Ты отчаянно сопротивляешься, стараешься освободиться, но все напрасно. Твои слабые попытки не мешают мне продолжать движение. Наконец-то я не чувствую отвращение.
Тебе удается высвободить руку. Ты колотишь меня маленьким кулачком, царапаешь острыми коготками, но мне это даже нравится. Давление подушки усиливается. Ты расцарапала мне плечо до крови, она стекает и пачкает постель. Нельзя чтобы моя кровь осталась здесь. Это было бы очень неосторожно.
Мы затихаем одновременно. Я от того, что не осталось сил. Ты же от того, что умерла.
Спасибо, детка. Давно я не получал такого удовольствия от свидания.
С твоим телом я обращаюсь довольно грубо, когда срываю испачканные моей кровью простыни. А лучшего обращения ты не заслуживаешь.
Тщательно проверив, не осталось ли никаких моих следов, я срезаю пропахшую дымом прядь твоих волос и ухожу.
Наверное, я должен сказать «покойся с миром», но вместо этого с моих губ срывается «вперед по кругам Ада».

ds_nevermore (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Dark Sanctuary-Incomprise

1

- Время, - в дверной проеме появляется режиссер и стучит пальцем по циферблату дорогих часов. Тук-тук-тук… В моей голове застрял этот стук, в моей голосе смешались голоса. Я не оглядываюсь, я поправляю рыжий парик и рисую черным карандашом несуществующие слезы на щеках. Одна, две… Сегодня я печальный клоун, сегодня я буду рыдать на манеже, под разноцветным куполом цирка, а все эти люди…

- Время! – раздраженно повторяет режиссер, я поднимаюсь со стула и, не говоря ни слова, выхожу прочь. Шпрехшталмейстер объявляет мой номер. Я рыдаю, я разыгрываю трагедию, я хватаюсь за голову, падаю на колени, а они, все эти люди, сотни людей разражаются хохотом, этот хохот застревает в моей голове, в моей голове смешались мысли. Удар – мой коллега с добродушным псевдонимом Лютик всегда бьет по-настоящему, я падаю навзничь, я с трудом поднимаюсь на руках, новый удар, еще один, еще один… Я слышу смех со всех сторон. По почкам. Смех, хохот, веселая истерика, многоголосье восторга. Удар, удар… Сегодня Лютик изображает дрессировщика клоунов. Он достает плетку. Удар, еще удар. Я лежу на манеже, под костюмом все болит, все замирает. Вокруг смех, смех, веселье и радость. Я должен продолжать. Я рыдаю, наигранно рыдаю, заливая манеж ненастоящими слезами, они пресные, это просто вода. Вода смешивается с кровью от нового удара. Какие спецэффекты, господа! Какое волшебное представление… Вы только посмотрите, грустный клоун плачет, это же так смешно. Смейтесь, смейтесь, боль - это всегда смешно! Смейтесь, смейтесь… А я буду рыдать, чтобы Вам было смешнее, публика… Моя несравненная публика… Взрослые смеются громче детей, чужое горе – такая радость… Наслаждайтесь, наслаждайтесь… Чувствуйте этот дикий восторг униженного человека, который едва ли чем-то отличается от Вас самих… Смейтесь, смейтесь, Ваш хохот – музыка для моих ушей. И ты, Лютик, смейся, смейся, снова и снова занося плетку для хлесткого удара. Кровь, кровь, кровь… В венах стучит, стук застревает в моей голове, я не могу понять, откуда доносится музыка, страшная и прекрасная… Или она тоже существует только в моей голове?.. Смейтесь, смейтесь, этот номер не смертельный, этот номер бессмертен! Вечность можно провести, получая удовольствия от этой боли, которую ты только видишь, наблюдаешь, но не чувствуешь. Вы! Каждый из Вас, моя замечательная верная публика, – каждый! – чувствует только лишь удовольствие и восторг, хохочи! Разливайся этим жутким смехом, толпа, пока я рыдаю и говорю глупости, распластавшись на манеже, пытаясь подняться на локтях вновь, но получая только лишь очередной удар. Бей, бей, смеши людей. Им нужен этот драйв, этот восторг! О да, времена не меняются, хлеба и зрелищ! Ничто не меняется, и люди все те же. Хлеба и зрелищ. Шуты, скоморохи, Колизей… Колизей! Это так похоже на Колизей… А я просто раб, раб публики и ее желаний… Любой из вас, о, зритель! Любой мог закричать ему… Закричать: «Стой! Перестань! Ему больно…» Но каждый хочет смотреть, зрелищ, зрелищ, зрелищ! Но каждый молчит и смеется!.. Как смешно, Господи, как смешно… Удар, удар, удар… И каждый хочет, чтобы зрелище достигло своей кульминации… Своего завораживающего финала… Смерть. Как тогда… как в древние времена, о которых я столько читал когда-то, еще будучи мальчишкой… Толпа решала, решала судьбы, моя прекрасная публика… Быть убийцей или нет, быть убийству или нет… Большой палец плавно вниз… Смерть, смерть, смерть… Народ решил, и кто-то должен умереть… Толпа легко решает судьбы, потому что никто из них никогда не окажется на месте этого кого-то… Никто!.. А я? Вы смеетесь… И Ваш смех такой же знак, как и большой палец плавно или резко, решительно вниз… Вы одобряете. А я всего лишь раб, и я подчиняюсь. И он, добродушный Лютик, тоже. Удар, удар, еще, еще… Я не чувствую ничего, кроме боли, все тело – боль, только боль и смех благодарной публики.

Что что-то не так, что в руках Лютика, обтянутых блестящими оранжевыми перчатками, настоящая плеть, а не папье-маше, не лента, не игрушка, первым замечает шпрехшталмейстер. Старик бежит… Нет, не помочь печальному клоуну, он бежит к микрофону. Представление окончено. Раздосадованная публика расходится. Лютика успокаивают двое, а я лежу, распятый ударами плети, на манеже и смотрю на разноцветные полосы купола, скрывающего темное, вечернее небо, и мне кажется, я никогда уже не увижу его.

Мне казалось. Стало ясно уже через несколько минут, когда появились врачи. Ничего страшного. Все заживет. Но публика никогда не забудет свое дорогостоящее зрелище… Люди любят смеяться. Смех продлевает жизнь…

- Смех продлевает жизнь… - повторяю я вслух и прикасаюсь пальцами к глянцевой поверхности фотографии на памятнике, какое грустное лицо. На кладбище вечером очень тихо, здесь нет никого, кроме меня, старого сторожа и пары черных воронов, в их криках мне слышится вечный «Nevermore», привет Эдгару По. Прощай, дорогой мой Лютик. Прощай. – Видишь, мой добродушный коллега, смех продлевает жизнь… Только… - я достаю из кармана черного пальто тонкий фломастер и рисую улыбку на его фотографии. Улыбку от уха до уха. – Так натуральнее, не так ли?..

злой__сказочник (Сообщество_авторов) все записи автора В колонках играет - Sopor Aeternus - Transfiguration
- Маша... Машенька, послушай... мне кажется, что меня кто-то преследует. Я когда выхожу из трамвая – оглядываюсь по сторонам никого нет, но в переулке я слышу шаги, оборачиваюсь – а он прячется там, куда не падет свет фонаря... Мне не кажется, не чудится, Маша! Он там правда был... я вчера ночью его даже видела... Я правду тебе говорю, какой-то человек, я его не успела разглядеть. Он шагнул в тень сразу же, как только я обернулась... Маша, мне страшно...
Маленькая нескладная девочка-подросток с торчащими острыми плечиками и взъерошенными перьями короткой стрижки замолчала на мгновение, сосредоточенно прижимая телефонную трубку к уху, чтобы только перевести дыхание. Ее взгляд совершил круг по комнате, не цепляясь не за какие предметы, пока не остановился на черном квадрате окна, за которым царствовала ночь.
- Может тебе обратиться в милицию? – предложила единственное, что пришло ей в голову ее собеседница на том конце провода, та, которую звали Машей, но еще иногда Машенькой. Девочка с телефоном подумала об этом, пожевала обветренные губы, потом возразила, найдя достойный аргумент:
- Что я им скажу?
- Что ты им скажешь! – она готова была поклясться, что ее собеседница всплеснула руками с досадой, и тоже теперь кусает губы, придумывая новые варианты как помочь своей подруге. Повисла тишина – страшная, тяжелая и неприятная.
Девочка с телефоном в руке развалилась в большом широком кресле, словно собиралась спать в нем в таком неудобном положении, разглядывала темноту, окутавшую комнату, светился только ночник у нее над головой. Когда она закрывала глаза, этот теплый мягкий свет проникал сквозь ресницы, и ей казалось, что она смотрит на ослепительное огромное солнце.
- Ты можешь пожить у меня, - предложила Маша, наконец-то найдя еще какое-то решение этой проблемы.
Девочка с телефоном все еще сидела с закрытыми глазами, словно боялась открыть их и увидеть, что в комнате есть кто-то еще помимо нее.
- Да, - проговорила она слабым голосом, как будто ей было тяжело говорить, и в это мгновение кто-то легонько коснулся ее пальцев, заставив распахнуть глаза. Она отчаянно щурила их, пытаясь увидеть его, но глаза только болели от света, а в комнате она была одна.
- Но... может быть, лучше ты поживешь у меня? – робко предложила она.
- Почему? – изумилась Маша.
- Потому что... потому что... – девочка с телефоном теперь боялась закрывать глаза, она встала со своего места и подошла к включателю верхнего света, но вовремя остановилась.
- Потому что я не могу покинуть эту квартиру.