В последние годы риски в ядерной сфере непрестанно возрастают. Это парадокс XXI века, учитывая, что на протяжении многих лет Россия и США прилагали усилия для сокращения ядерных арсеналов и добивались результатов, развивали диалог между учеными-ядерщиками. Стратегическое ядерное оружие воспринимается как нечто абстрактное, неспособное причинить вред, потому что никогда не будет применено, по крайней мере, намеренно. И, напротив, психологический барьер применения тактического ядерного оружия выглядит теперь намного ниже.

Риски возникают из-за неработающей системы контроля над ядерными вооружениями, отсутствия транспарентности и доверия между государствами и их лидерами, отсутствия диалога в сфере ядерной безопасности на всех уровнях.

Понимание масштабов опасности, которое таит в себе ядерное оружие, существенно отличается у молодого поколения от поколения — современников холодной войны. Есть потенциальный риск, что следующее поколение лидеров будет уделять меньше внимания вопросам контроля над ядерными вооружениями, не говоря о следующим на ними поколением миллениалов, имеющих еще более абстрактное представление о ядерном оружии. Это одна из многих причин, почему так важно не допустить полного коллапса режима контроля над вооружениями, не допустить разрыва отношений в ядерной сфере, который невозможно будет преодолеть в будущем.

В последние годы риски в ядерной сфере непрестанно возрастают. Это парадокс XXI века, учитывая, что на протяжении многих лет Россия и США прилагали усилия для сокращения ядерных арсеналов и добивались результатов, развивали диалог между учеными-ядерщиками. В ядерной сфере существовала определенная система и культура диалога, несмотря на все сложности двусторонних отношений. В определенный момент ситуация резко изменилась, вероятно, не только ввиду усложнения политической ситуации, но и в связи со сменой самого отношения к ядерному оружию.

Алексей Арбатов:
Без строгого контроля над вооружениями любой кризис подводит к грани войны

Стратегическое ядерное оружие воспринимается как нечто абстрактное, неспособное причинить вред, потому что никогда не будет применено, по крайней мере, намеренно. И, напротив, психологический барьер применения тактического ядерного оружия выглядит теперь намного ниже.

Риски возникают не только и не столько из-за количественных показателей, сколько из-за неработающей системы контроля над ядерными вооружениями, отсутствия транспарентности и доверия между государствами и их лидерами, отсутствия диалога в сфере ядерной безопасности на всех уровнях.

Понимание масштабов опасности, которое таит в себе ядерное оружие, существенно отличается у молодого поколения от поколения — современников холодной войны, применения ядерного оружия в Хиросиме и Нагасаки, очевидцев Кубинского ракетного кризиса. На смену поколения очевидцев холодной войны постепенно приходит поколение, родившихся в конце холодной войны и после ее окончания. Есть потенциальный риск, что следующее поколение лидеров будет уделять меньше внимания вопросам контроля над ядерными вооружениями, не говоря о следующим на ними поколением миллениалов, имеющих еще более абстрактное представление о ядерном оружии. Это одна из многих причин, почему так важно не допустить полного коллапса режима контроля над вооружениями, не допустить разрыва отношений в ядерной сфере, который невозможно будет преодолеть в будущем. А также повышать уровень информирования общественности о проблеме ядерного оружия и опасности, которое оно в себе таит.

Недавно Москву посетил Эрнест Монис, министр энергетики США с 2013 по 2017 г., сопредседатель и исполнительный директор NTI (Nuclear Threat Initiative). Его визит вызвал интерес среди экспертного сообщества и ряда ведомств. В частности, в Российском совете по международным делам прошел семинар «Российско-американские отношения в ядерной сфере: пути взаимодействия».

Алексей Фененко:
Ложная повестка

В условиях ограниченности официального диалога России и США, выхода США из СВПД (Совместного всеобъемлющего плана действий), неоднозначной ситуации на Корейском полуострове такие контакты и дискуссии приобретают особую значимость и ценность. Э. Монис не является официальным лицом и не представляет позицию Администрации США, но возглавляет крупную организацию (NTI), которая выступает за мир без ядерного оружия, и, по крайней мере, за предотвращение возможности его использования и предотвращение рисков от его применения. Э. Монис разделяет точку зрения, что Россия и США — ключевые игроки в ядерной сфере, и для предотвращения ядерных рисков необходимо их постоянное взаимодействие. Текущий уровень взаимодействия не содействует снижению рисков.).

Как представляется, имеет смысл выделить вопросы ядерной безопасности из общей повестки вопросов безопасности, так как эти вопросы выходят за пределы двусторонних отношений. Страны всего евроатлантического региона имеют общую заинтересованность в сохранении российско-американского Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности. Кроме этого государства Евроатлантики заинтересованы в выполнении в полном объеме нового Договора по СНВ и его продлении до 2026 г. Очевидно, что текущий момент не самый комфортный для обсуждения этих вопросов, но отсутствие диалога по ним порождает еще большую неопределенность.

Экспертное сообщество Евроатлантического региона подчеркивает, что подрыв СВПД увеличивает ядерную опасность в регионе и ослабляет способность противостоять угрозе применения ядерного оружия в мире. Последствия выхода США из иранской сделки пока сложно предсказать в полной мере. Российские дипломаты подчеркивают, что выход США из соглашения по иранской ядерной программе посылает неправильный сигнал КНДР. Возникает разумный вопрос, возможно ли убедить КНДР пойти на соглашение, когда пример Ирана показывает, что в любой момент решение может быть отозвано.

Семинар
«Российско-американские отношения в ядерной сфере: пути взаимодействия»

Сотрудничество между учеными России и США может заложить основу для восстановления доверия между нашими странами. «Я пытаюсь убедить все заинтересованные стороны и в Вашингтоне, и здесь в Москве, что мы должны вернуться к взаимовыгодному научному сотрудничеству с целью сокращения ядерных рисков», — подчеркнул Э. Монис.

В России также звучат голоса в поддержку возобновления практики научной дипломатии. Научная дипломатия — один из элементов мягкой силы, который становится особенно актуальным в кризисные периоды двусторонних отношений. Научная дипломатия в отношениях России и США широко применялась в годы холодной войны. Такой вид взаимодействия возможен и важен в условиях текущего кризиса. Отношения между учеными остаются немногим возможным связующим звеном в межгосударственных отношениях. Традиционно уровень доверия к ученым со стороны общества достаточно высок, в то время как классическая и военная дипломатия постепенно теряют доверие общества, так как оно не видит быстрого результата и ослабления кризиса в отношениях Россия–Запад. Как отметил президент РАН А. Сергеев, «это происходит потому, что люди научного мировоззрения обладают большей устойчивостью к идеологиям, лучше других понимают масштабы вызовов и угроз».

Когда государства испытывают сложности в отношениях на официальном уровне, для поддержания диалога используются негосударственные каналы, такие как, общественные организации и аналитические центры, контакты на уровне научных институтов и ученых. В текущих условиях представляется важным использовать те ниши, где взаимодействие возможно и пытаться восстановить дух прагматичного сотрудничества для того, чтобы не допустить скатывания отношений к нулю и передать опыт и наработанные результаты следующему поколению.