Тоска сегодня мне пронзила сердце.
И я увидел мир совсем иной.
Он был не тот, который знал я прежде.
Он был насквозь больной.

Была зима. Но почему-то вижу лето
И солнце чёрное, посыпанное сажей!
Что вдруг с природой? Или всё со мною это
От жизненных трагических пейзажей?


Пора домой! Домой, чтоб не свихнуться!
Скорей! Ну что же я наделал?
Мне надо было в тот же день вернуться,
А я её на месяц предал!

Она с детьми там… Вот обиды!
Судьбу решают за минуты!
И каждый думает: теперь мы квиты...
Но с каждым днём всё хуже почему-то.

Я к дому подошёл. Закрыты ставни.
Нет во дворе ничьих следов.
Стена осыпалась и видно камни,
Как осуждение грехов.

Изба холодная.
Нет признаков счастливых.
Отключен свет за неуплату.
И нет жены, детей любимых.
Так одиноко – хоть ложись на плаху.

А я вернулся в дом за счастьем!
Я не согласен с холодом и темнотой.
Уж лучше испытать распятье,
Чем примириться с пустотой!

Дрова потрескивают в печке.
Зажёг я лампу, календарь отметил.
Ну с кем бы перемолвиться словечком? –
Я стены в доме вдруг заметил.

Я слышал, что имеют стены уши.
Они запоминают каждый вздох.
Им открываются измученные души,
Настигнутые драмою врасплох.

«Скажите, стены, где жена и дети?
И как мне дальше быть?»
Но стены долго не могли ответить,
Как будто не хотели правду говорить.

«Хозяин наш!
Мы признаём твоё главенство.
Ты каждый камень положил.
Но вот семьи несовершенство,
Уж лучше бы другой кто изложил.

Жена твоя тоской болеет.
Врачи не могут подобрать лекарство.
И с каждым днём сильней худеет,
Как будто кто-то напоил коварством.

А дети малые в приюте,
В монастыре, что за рекою.
Живут в монашеском уюте,
Но очень горько за чужой стеною.

Им прививают чувства сострадания,
Чтоб проявлять заботливость о ближних,
И учат, как любые испытания
Преодолеть в суровой жизни.

И всё же мечется их мысль
В тревоге об отце и матери.
И непонятно им, какой здесь смысл, -
У Бога быть на паперти?.. »

«Спасибо, стены,
Вы теперь родней и ближе.
Я больше не оставлю вас!
Теперь, поверьте, мною движет
Великий стыд за тот прощальный час!»

Дороги в жизненном пространстве
Мы снова ищем каждый раз,
Когда гнетёт непостоянство,
Толкая к пропасти подчас.

Какие могут быть причины?
Врождённый ген? Иль воспитание?
Когда в объятиях мирской пучины
Творим себе мы сами наказание.

И оглянувшись, ищем виноватых,
Щитом прикрывшись из фальшивых фраз.
И путаясь в раздумьях необъятных,
Блуждаем бесконечно много раз.

О бытие! - Реальность и сознание,
Семейная империя, разрушенная веком,
И из души любви изгнание
В позорном споре человека с человеком!

И вот больница. Я в палате.
Жена изнеможённая лежит.
Сестрица в беленьком халате
К моей жене спешит:

«Ну, вот он! Я же говорила -
Куда он без тебя?
А ты себя чуть-чуть не загубила,
На свете всё кляня»

«Уж поздно всё! Я умереть хочу.
Сестрица, принеси мне яду.
И в изголовие поставь свечу.
Так будет легче мне,
Чем знать всю правду!»

«Марина!
Я все дни работал, не гулял!
Не заседал в кафе с коллегами.
И девушек не завлекал
Деньгами и ночлегами»

«Андрей!
Что женщин не было, не верю.
За что обиделся и вдруг ушёл?
Прости, я притворяться не умею,
И думаю, ты увлечение нашёл»

«Марина, милая! Твои упрёки
Я близко к сердцу воспринял.
И будто в зарослях осоки,
Порезав сердце, грубым стал.

Но каюсь я и обещаю
Быть вдумчивым в твои слова.
Теперь я только понимаю,
Как ты была права!»

И сразу всё переменилось!
Румянец вспыхнул на лице.
И гнев ушёл. Вернулась милость
Под стать Марининой красе.

Как я люблю её – лишь звёзды знают!
Но первая звезда – она сама!
И снова страсти возгорают,
И я схожу с ума!

Салют тебе, благоразумье!
Ты как живое существо,
Спасаешь всех нас от безумья
И снова даришь торжество!

И вот мы дома. Дети с нами.
Я печку жарко натопил.
Чтоб больше не было цунами,
Я молоко весь вечер пил.
Валерий Алалыкин