Милов Л. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса

ОГЛАВЛЕНИЕ

Часть первая. Великорусский пахарь в XVII столетии

Очерк второй. КАК ПАХАЛ, ЧЕМ ОБРАБАТЫВАЛ ЗЕМЛЮ РУССКИЙ КРЕСТЬЯНИН

Важнейшим элементом традиционной практики земледелия были почвообрабатывающие орудия.
В условиях изобилия основного строительного материала Восточноевропейской равнины — дерева, — основные сельскохозяйственные земледельческие орудия, исключая работающие режущие части, были сделаны из него.

Великорусская соха

Основным земледельческим орудием была в XVIII столетии, как и ранее, соха. Она имела традиционную, проверенную веками форму. Правда, в XVIII в. подавляющее большинство сох имело перекладную ("переметную") полицу для более экономного маневрирования в конце загонки у межи. Переменив отвал полицы с правого положения на левое, крестьянин, развернув соху на 180°, мог начать работу, не теряя время на заезды и непосредственно прокладывая следующую борозду рядом с только что сделанной. Общий вид великорусской сохи 50—60-х гг. XVIII в. зафиксирован в рисунке А.Т. Болотова (см. рис. 1), а описание ее устройства в 1758 г. дал П. Рычков: "Состоит она, во-первых, из розсохи, для которой приискивают удобное дерево и выделяют из ней две развилины, на коих два сошника насаживаются. На оглобли вырывают от корени крючья из осиноваго ж дерева, а в них вдалбливается неширокая доска, в кою вкладывается вышеозначенная розсоха верхним концом и утверждается в оглобленные крючья палкою, что называется валек. От сего валька вперед, разстоянием на аршин вдалбливается (между оглоблями, — Л. М.) палка длиною в аршин же, и называется поперешником. А к нему привязывают розсоху веревкою, кою именуют подвой, и утверждают по обе стороны (т.е. натягивают, — Л. М.) короткими палками, кои называют кляпы (кляп протыкает одну из веревок и вращением вокруг нее натягивает ее и вместе с тем сокращает в длине; крепится кляп за другую половину веревки, — Л. М.). В подвой вкладывают брусок длиной вершков в пять и называется он кобылкой, на которую кладется железная "палица", коя во время пашни прикладывается к обоим сошникам (т.е. попеременно, — Л. М.) и валит вспаханную сошником землю на одну сторону; чего ради и перекладывают ее на обе стороны. Лошадь в соху запрягают без дуги, но задевают гужами в оглобленные концы и кладут на нее (т.е. лошадь, — Л. М.) седелку с поперешником"*1*. Вращая кляпы вокруг подвоя и закрепляя их, земледелец поднимает или опускает нижнюю часть рассохи и меняет тем самым угол наклона сошников. Таким образом легко менялась глубина вспашки, что было особенно важным в нечерноземных районах, где часто толщина почвенного пласта земли резко менялась даже в пределах одного участка пашни. При излишнем углублении сошников в почву пахарь простым нажимом на рукоятки вниз выводил сошники на более мелкую пахоту. Конечно, резкий нажим вниз увеличивал трение орудия о почву и добавлял нагрузку лошади, но зато этот маневр был возможен на ходу, без остановки. Сошники могли быть без перьев и с перьями, представляющими зародыш лемеха. Перья увеличивали ширину пласта поднимаемой земли. Поскольку у сохи не было опорной "пяты", то крестьянин мог пахать сохой с наклоном вправо, когда пласт земли необходимо было круче отвалить в сторону. Крутизна положения железной "палицы" (иногда она была и деревянная) способствовала не только отвалу почвы в сторону, но и интенсивности рыхления почвы, что было принципиально важным, т.к. могло освобождать иногда даже от необходимости вторичной вспашки и боронования сравнительно мягких грунтов. Сошники проделывали углубленную борозду, которая хотя при следующей загонке заваливалась почвой, но тем не менее служила своеобразным дренажом. В условиях перенасыщения влагой полей во многих районах России это было очень ценным достоинством сохи. Пожалуй, наиболее важным качеством сохи была ее необыкновенная легкость. Ведь это давало возможность крестьянину работать даже на слабосильной лошади (особенно весной, когда у большинства крестьян лошади от бескормицы еле сами ходили, и иногда крестьянин даже оттягивал срок весенней пахоты, дабы лошадь окрепла на свежих всходах травы). При всей как кажущейся, так и действительной примитивности соха была поистине уникальным по своей простоте, дешевизне и универсальности пашенным орудием. В ней максимально воплотился критерий целесообразности.

Глубина пахоты

Разумеется, соха имела и недочеты. Известный русский агроном И. Комов писал, в частности, что соха "тем недостаточна, что излишне шатка и чрезмерно короткие рукоятки имеет, отчего владеть ею столь удручительно, что трудно сказать, лошади ли, которая ее тянет, или человеку, который правит, ходить с нею труднее". Однако эти неудобства были вполне преодолимы, так же как преодолимы были и функциональные недостатки сохи. "Я знаю, — писал Лепехин, — что соха многим не нравится затем, что не глубокия выворачивает глыбы, почему земля с наземом (навозом, — Л. М.) надлежащим образом смешаться не может и коренья посторонней травы, будучи в целости, усиливаются и заглушают посеянной хлеб". Мелкая вспашка сохой (от 0,5 до 1 вершка) компенсировалась "двоением", а иногда и "троением", т.е. двукратной и трехкратной вспашкой, иногда вспашкой сохи, идущей при двоении "след в след", то есть тем традиционным приемом, которым делали на поле борозды, второй раз соха идет по первой борозде, дополнительно углубляя ее.
Такой прием не привлекал к себе внимания многочисленных во второй половине XVIII в. составителей различного рода хозяйственно-топографических описаний. Однако широкое бытование его явственно видно из некоторых наблюдений. Общая глубина вспашки чаще всего определялась толщиной плодородного слоя земли, т.е. собственно почвы. Древнейшая традиция запрещала выворачивать подпочвенный слой (глину, песок и т.п.). Эту традицию поддерживали и первые русские агрономы. Так, А.Т. Болотов, в частности, писал: "Всегда выгоднее пахать глубже, ежели слой земли не очень тонок, а когда тонок, пашут мелко, чтоб не выворотить негодной земли" . В Вологодской провинции в 60-х годах XVIII в. "и самую унавоженную добрую землю глубже 4-х вершков (18 см. — Л. М.) не пашут". Остальные почвы вспахивались на более мелкую глубину. В Тверской губ., где применялись лишь сохи, почти повсеместно пахали не глубже двух вершков (ок. 9 см) даже в тех случаях, когда пашню "троили". На глинистых грунтах Галицкой провинции даже косулями пахали на глубину не более 2-х вершков. В Рязанской губ. пашут вообще на глубину в 3 вершка и лишь при двоении глубина доходит до четверти аршина (около 18 см), но не более, ибо "по качеству здешней земли глубже того пахать не можно". В Оренбургской губ. общая глубина вспашки доходила до 4 вершков и т, д.
Разумеется, разные типы пахотных угодий были способны входить в землю на разную глубину. В Переяславль-Залесской провинции соха, как правило, врезалась в землю "в полвершка с небольшим", косуля — в полтора, а плуг "землю прорезывает глубиною е 2 вершка и более". Так, вероятно, было в большинстве нечерноземных районов. В редких случаях глубина вспашки была большей. Так, во Владимирском ополье, где преобладали так называемые легкие почвы, пахали глубже. Даже соха проникала здесь, в конечном счете, на четверть аршина (18 см). В Переяславль-Рязанской провинции "во время пахания опускают соху в землю вершка на три". В Калужской провинции двулемешными сохами "в землю не более выпускают, как на 2 вершка, а в мягкой земле и на 3 вершка", но, видимо, двулемешные калужские сохи и рязанские сохи — это косули. Те и другие часто называли "сохами". А в Олонецкой губ. обычные сохи называли "прямыми сохами" (в отличие от "косых"). П. Рычков объясняет часто встречающуюся неточность в определении в XVIII в. пахотных орудий (сохи путали с косулями): "Косуля во всем почти подобна сохе, только, что больше; имеет так же, как и соха, два сошника". И только далее выясняются ключевые различия: левый сошник либо стоит наподобие отреза, либо у него загнуто вверх перо. Таким образом, собственно соха пахала мелко (см. рис. 2).

По наблюдениям И.И. Лепехина, соха "не глубже как с небольшим на вершок (4,5 см, — Л, М.) прорезывает землю". Для того чтобы достичь глубины в 2 или 3 вершка, нужна была многократная вспашка и вспашка "след в след". Повторная вспашка, например, двоение, давала дополнительное заглубление в нетронутый слой почвы лишь на 30—40%.
Что касается борьбы с сорняками, то сам Лепехин был убежден, что при повторной вспашке "соха столько же... искоренять может, как и глубоко проникающее пахотное орудие.
Соха была незаменима на песчано-каменистых почвах, т.к. пропускала меж сошников мелкие камешки. Достоинства сохи были проверены народной практикой и на лесных росчистях, т.к. она легко преодолевала корневища и т.п.
Простота конструкции, дешевизна сохи делали ее доступной даже бедному крестьянину. "Бедные и одинокие крестьяне великое от нее чувствуют облегчение", — писал тот же И. Лепехин, Там, где не было суглинка, тяжелых глинистых и иловатых почв, соха не знала конкуренции. На песчаных и супесчаных, серых с супесью почвах Новгородской, Вологодской, Тверской, Ярославской, Владимирской, Костромской, Московской, Рязанской, Нижегородской и ряда иных губерний соха вполне себя оправдывала. И. Лепехин писал: "Если мы рассмотрим песчаные места, какия по большей части от Москвы до Арзамаса примечаются, то перестанем винить соху". Залежь черноземного региона соха вряд ли одолевала, но выручало плодородие, выдерживавшее самое поверхностное рыхление почвы. На старопаханных почвах соха была выгоднее плуга. Недаром в черноземных районах соха проникала в XVIII в. и в Орловскую, и в Тамбовскую, и в Курскую, и в Воронежскую губернии. Сока останавливалась лишь перед этнической традицией. В Воронежской губ. "жители пашут землю большей частью сохою на лошадях, а редкие (и то более в селениях малороссийских и некоторых помещичьих, а особливо для распашки вновь земли или целины) — плугом на волах..." В тех уездах, где черкас было больше, там больше практиковалась вспашка на волах. На Урале соха стала конкурентом сабана, который был несколько легче украинского плуга, но требовал тяги, как минимум, 4-х лошадей. Пожалуй, только в Екатеринбургском у. "некоторыя пашут и плугом волами", а "большей частью на лошадях сохами". Во всех остальных уездах Пермской губ. пахали только сохами на лошадях. П. Рынков в 50-х гг. XVIII в. писал о преимущественном употреблении сохи среди русского населения Ставропольской, Уфимской и Исецкой провинций, где крестьяне достигали сохой пахоты на глубину до 4 вершков (вероятнее всего, также путем многократной перепашки).

Нежинская соха

Распространялась соха и на украинских землях, В северной части Нежинского уезда академик Гильденштедт наблюдал в практике типичную российскую соху, имевшую даже более архаичные детали в своей конструкции, чем в собственно русских землях. Эта соха (см. рис. 3) состояла, как обычно, из 9 основных частей (2 круки, т.е. оглобли, потина или рассоха, валек с двумя рукоятками, 2 сошника, полица, тяжи или подвой и так называемая криулина, т.е. кривая палка, вставляемая в правый сошник и помогающая отваливать землю вправо от сохи). В отличие от сохи, описанной Рычковым, нежинская соха имела 2 поперешника между оглоблями (круками), подвой сохи был не из веревок, а из ивовых прутьев, т.е. более архаичный.

Кроме того, рукоятка полицы крепилась непосредственно в подвое, а не посредством кобылки, как у российской сохи. Наконец, тяжи (подвой) здесь не регулировались по длине кляпами, а укрепляли потину (россоху) намертво на определенный режим работы (т.е. либо мелкую, либо глубокую вспашку), да и сама рассоха укреплялась у валька вставкой между первым поперешником и потиной простейшего клина, что, видимо, имеет также более архаичный характер конструкции. Очень интересна одна деталь: левый сошник называется здесь сошник-резец, а правый: сошник-лежень. В названии просматриваются особые функции каждого из сошников, функции, ставшие обособленными в таких орудиях, как плуг и косуля. Возможно, такая соха была в российских землях еще в XVII — начале XVIII в.
Соха на украинских землях во многом себя оправдала. Известно, в частности, что А.Ф.Шафонский, автор интереснейшего топографического описания Черниговской губернии, ратовал за внедрение сохи в земледелие этого края.
Самым же примечательным явлением было то, что внедрение сохи сопровождалось и изменением ее конструкции в черниговских землях с целью приспособления ее под воловью упряжь. В итоге соха теряла пару оглобель, и вместо них появилась лишь одна крука в виде традиционного для украинского плуга стебла (см. рис. 4).

Вместо валька появилась вертикально стоящая рукоятка. Потина (рассоха) крепилась непосредственно к стеблу, и крепление это усиливалось появлением дополнительной палки, соединяющей низ плотины и стебло. Стебло соединялось и крепилось с традиционным припрягом на двух одинаковых колесах, а сам припряг имел уже обычное для украинского большого плуга устройство для упряжи 4-х волов. Собственно рабочая часть этой видоизмененной сохи не менялась: по-прежнему на концах рассохи крепились два сошника, точно такие же, как у сохи. Вероятнее всего, такая соха была гораздо крупнее и пахала глубже, так как тянули ее 4 вола, что равносильно двум лошадям. Даже на тяжелых почвах соха все-таки применялась, хотя при второй и третьей перепашке. Таким образом, соха, со всеми ее недостатками, была оптимальным вариантом пашенного орудия, поскольку была орудием широкого агротехнического диапазона операций по обработке почвы, экономически доступным широким массам непосредственных производителей, и в целом отвечала производственным запросам и возможностям даже слабого крестьянского хозяйства.

Что такое косуля

XVIII век дал вместе с тем существенные сдвиги в развитии пахотных орудий в виде массового распространения косули. В XVIII веке на территории распространения русского населения произошло резкое расширение пашенных угодий за счет так называемых "посредственных" земель. Как правило, это были тяжелые глинистые и иловатые грунты. Увеличение лесных росчистей также повышало нужду в более мощном пахотном орудии, но сохранявшем бы тем не менее лучшие достоинства сохи. Косуля в Европейской России употреблялась там, где соха была бессильна перед твердостью грунта. Постепенно утверждается практика, когда сохой "пашут только старую пашню, а дербу, или новую пашню, дерут косулями, которая от сохи тем разнится, что глубже идет в землю и дерет вершка на полтора глубиною". Соха употребляется, как уже говорилось, и на тяжелых грунтах, но лишь при второй и третьей вспашке. В Костромском у. и некоторых других уездах Костромского края "на высоких местоположениях... поля... содержащие не столь глубокой верхний слой глинистой смешанной с песком земли", то есть там, где почвенный слой достаточно тонкий, но грунт твердый и сохе не под силу, во-первых, поднимают косулею, запрягаемою по одной, а где "туга земля", — по 2 лошади". Потом пашню боронят и второй раз пашут сохами. "И где более туга земля, тамо для ржи, пшеницы и ячменя забороня перепахивают в третий раз сохами и, высеяв зерна, заборанивают". При второй и третьей вспашке сохи выступали в той же роли, как и сохи-черкуши. Так, М.А. Баранов в одном из владений Спасо-Ефимьева монастыря (с. Светиково Владимирского у.) отметил подъем пара плугами, запряженными 2 лошадьми, а вторичную вспашку под посев озими — уже сохами. Вспашка весной яровых в этом селе производилась также плугами, но запряженными одной лошадью.
В Костромском у. на "вешнею водою понимаемых местах", то есть на заливных пашнях, там, где "верхний слой из илу и глины, смешанных с песком", представляет особую трудность для вспашки, первый подъем пашни идет "небольшим на 2-х колесах плугом", запряженным двумя лошадьми ("а где рыхлые земли — тамо и по одной лошади"). Затем идет бороньба, а "другой раз пашут сохами и, посея зерна, заборанивают..." Сохи в Костромском крае не имели полиц, поскольку выполняли роль рыхлителя. Правда, в Кологривском и Ветлужском уездах "косуль и плута не употребляют, но пашут сохами".
Об устройстве косули можно судить по одному из ее изображений 60-х гг. XVIII в. (см. рис. 5).

Главное отличие косули от сохи состоит в ликвидации одного из сошников (левого) и устройстве вместо него отреза, который выдвинут несколько вперед. Стойка косули уже не раздвоена, т.е. не имеет вида россохи, а делается из плотного бруса. Правый сошник сделан теперь уже так, что в нем слиты воедино собственно сошник, отвал и лемех. Таким образом, косуля стала отвальным орудием. В переяславской косуле, как видно из рисунка, стойка косули была, видимо, "вдолблена" в валек, а нижняя половина ее крепилась к оглоблям, вероятно, не веревочным подвоем, а гнутыми жердями, концы которых опирались на два "поперешника". В косулю обычно запрягалась одна лошадь, которая при пахоте ходила всегда бороздою, "чего ради правая оглобля делается у нее кривой, чтоб лошаде бороздой ходить было свободнее". Российская косуля весила около 2 пудов. Вариации и модификации этой косули имели, как правило, местные названия, однако кардинально они друг от друга не отличались. Известна, например, "ярославская косуля".
Краткое описание косули такого типа дал И. Комов, считавший, что этот вид косули характерен для Переяславль-Рязанской провинции. Он называет ее косулей "об одном лемеше с полицею, несколько круто поставленными для отвала земли". Несомненно, что у этой косули также был отрез и резец. Костромская косуля имела "сложение", т.е. конструкцию, "подобно в запряжке сложению сохи, но вместо двух сошников имеет оная отрез и подле онаго лемех, к левой стороне круче в землю входящие, чем поднятой земли пласт переваливается на правую сторону". По данным М.А. Баранова, в середине XVIII в. косули с одним лемехом и отрезом были у крестьян Владимирской губ., в частности, во владениях Спасо-Ефимьева монастыря (село Мордош). По наблюдению этого автора, косули у крестьян появляются здесь примерно с 40-х гг. XVIII в. Правда, иногда отрез косули был железным, иногда имел железный наконечник и даже костяной. Косули в этом районе пахали очень глубоко: на четверть аршина с небольшим (ок. 20 см). В Архангельской губ., где были глинистые почвы по холмам и черноземы по низинам, пахали на глубину 13—18 см. Орудия вспашки здесь называли "сохами", но, скорее всего, это были косули ("сохи об одном железном сошнике с резцом на переди").

Отрез, или чертеж

В сущности косуля объединила и улучшила функции двух древнейших орудий — сохи и отреза, или чертежа (резца). В XVIII в. в некоторых районах, например, в Псковской, Новгородской, Тверской губерниях, еще сохранилась в чистом виде комбинация работы этих орудий. Это вызывалось прежде всего систематическим подъемом лесной нови. В новгородско-псковских районах резец (отрез) применялся и на дернистых пожнях. При посевах льна, как пишут очевидцы, пашни "взрезывали... особливым резцом, а сзади прорывая обыкновенною сохой". В топографическом описании Тверской губ. по Калязинскому, Вышневолоцкому, Корчевскому и Зубцовскому уездам среди общеупотребительных земледельческих орудий фигурируют соха и отрез. Кроме того, отрезы, вероятно, были в практике в Бежецком и Краснохолмском уездах, Старицком и других. Отрезом делали первую обработку лесных росчистей. "Расчистка бывает следующим образом, — читаем мы в описании Калязинского уезда, — Срубают лес осенью и оставляют на год или на два на месте, дабы земля под сучьями подопрела. После того крупный лес отбирают, отсекая сучья, и употребляют, куда годен, а сучья и мелкий лес сбирают в груды и жгут. Потом подымают сперва отрезом, а после сохами и несколько поборонив, сеют овес. Некоторые же тот год не сеют никакого хлеба, а переворотя землю, оставляют до будущего, дабы лучше корень и трава засохли и сгнили. Потом, перепахав 2 раза, сеют рожь или яровое". Для Корчевского уезда отмечена деталь, видимо, характерная для всех росчистей губернии: "В первый год хлеб родится не весьма хорошо по причине множества корней и больших глыб, подавляющих часть зерен". Таким образам, принцип целесообразности, мотивированный во многом спецификой природно-климатических условий, и в частности широкой практикой ежегодных расчисток леса в подавляющем большинстве уездов (исключением, возможно, были Тверской и Кашинский уезды), сохранил своеобразную комбинацию почвообрабатывающих орудий, внешне выглядящую даже архаикой. Существование отреза как особого орудия, видимо, оправдывалось еще и потому, что последующая обработка выжженной лесной земли, часто изобилующей щебнем и мелкими камнями, могла быть сделана только сохой. Так, скорее всего, было во многих районах севера. Больше того, в XVIII в., в частности, в Вышневолоцком у. сохранилась соха без полицы (возможно, позднейшая соха-цапулька): "На вновь выжженных местах обрабатывают оную (землю, — Л. М.) обыкновенною ж сохою, но без полицы. Сие называется цапать"*2*. О "коловых" (в отличие от перовых) сохах на работах такого же типа сообщает Лаксман. Встречались в практике и односошные и трехральные сохи.

Сохи с брылой 

Помимо однолемешной косули, т.е. косули в ее наиболее совершенной форме, в русской производственной практике XVIII в. преимущественно окраинных районов был распространен тип орудия, которое позднее, в XIX в., получило название "сохи с брылой". Это, видимо, самая начальная стадия объединения функций сохи и отреза, получившая свое завершение в косуле. К этому классу относятся многие разновидности так называемых "сох-односторонок". У "сохи с брылой" оба сошника были расположены, видимо, очень полого, но перо левого сошника загнуто вертикально вверх (собственно "брыла"), поэтому стало возможным отрезать слева пласт земли. Правый же сошник этого орудия мог подрезать пласт снизу. Правый лемех и, видимо, переметная полица отваливали взрезанный пласт земли.
Описание этого орудия в 1758 г. дал П. Рычков, который называет его косулей: "Косуля во всем почти подобна сохе, толико что больше. Имеет также, как и соха, два сошника. На правой стороне обыкновенно прямой, а на левой с пером или загнутой несколько к верху вместо отреза. Простым сошником землю пашет, а другим отрезает и валит все пластинами на правую сторону, токмо тоне (т.е. тоньше, — Л. М.) сабанного" (пласта, — Л. М.). И.А.Гильденштедт, как мы уже видели, описал этот тип орудия в дневниках путешествий по Украине в 1768 г., назвав его "нежинской сохой". Можно уверенно говорить, что именно "соха с брылой" под названием "двулемешной косули" также была описана И.Комовым. Разумеется, как и все ученые-агрономы XVIII в., Комов дал весьма критическое описание этого орудия. "Что же касается до косули о двух лемешках, какия у нас в некоторых областях употребляются, она есть и для людей и для лошадей трудное и для глинистой земли вредное орудие, потому что землю в широкие глыбы режет и оныя не скоро отваливает, но загребает с собою для того (т.е. из-за того, — Л. М.), что полица не довольно назад отогнута, но торчит из засошников почти прямоугольно"*3*. Двулемешное орудие могло отрезать широкую глыбу и в конечном счете отваливать только при условии функционирования резца или отреза. Но поскольку Комов все-таки толкует о левом сошнике-лемехе, то скорее всего именно этот сошник-лемех был загнут вверх или повернут вертикально и отрезал "широкую глыбу". Разумеется, двулемешная косуля хотя уже и отрезала сбоку и снизу пласт земли, но сохранила еще рыхлящую функцию сохи. Такие сохи-косули были все-таки удобными в работе, обладали сравнительной легкостью и маневренностью. Различные модификации такого типа примитивных косуль в XVIII в. распространялись в заметных масштабах там, где еще не было собственно косуль (Оренбург, Пермская, Уфимская, возможно. Вятская губ.).
Распространение усовершенствованных косуль в XVIII в. было внушительным прогрессом прежде всего в качестве обработки почвы. Это орудие было способно поднимать новину, пахать тяжелые почвы на двойной конной тяге в Ярославской и Владимирской губ., отваливать пласты вдвое шире, чем захват сохи. Косуля на тяжелых глинистых почвах проникала в глубину до 1,5 вершков и более, радикальнее боролась с сорняками. Вместе с тем ею пахали в большинстве случаев одной лошадью, она была приспособлена к быстрому маневрированию глубины вспашки и не выворачивала подслой плодородной почвы.

Русский плуг

В русском земледелии в XVIII в. заметная и важная роль принадлежала и собственно плугу. В этот период сельскохозяйственная практика вовлекла огромное количество новых земель, бывших далеко не идеальными по своим механическим качествам. Таким образом, общий фонд тяжелых или "отягчительных" почв сильно увеличился. Там, где с крепким глинистым, иловатым или "серым суглинком" грунтом не справлялась косуля на двойной конной тяге, широко применялся колесный плуг. Общее представление о таком типе орудия дает гравюра с изображением плуга, применявшегося в 60-х гг. XVIII в. в пределах Переяславль-Залесской провинции (см. рис. 5). У плуга нет розсохи, вместо нее массивная стойка, "вдолбленная" в массивную горизонтальную балку-тесину, передняя часть которой лежит на оси двухколесного передка. Стойка крепилась в балке системой клиньев и особой рамой, охватывающей балку со всех сторон. Снизу на стойку насаживался лемех-отвал, заканчивающийся внизу режущей сошниковой частью. Впереди лемеха-отвала крепился отрез в виде саблевидного широкого ножа, насаженного на деревянную основу-стойку, "вдолбленную" в балку-тесину. От колесного передка плуга по направлению к лошади шло деревянное звено, видимо, шарнирно (курком или двумя курками) соединявшееся с передком плуга. На нем крепились постромки от упряжи. На переяславском плуге не видно полицы, тут работал лемех-отвал, опрокидывавший пласт земли навзничь. Но на иных типах плугов еще, видимо, могла быть и полица. Так, в частности, И. Комов писал о принципе работы плуга следующее: "Резец глыбы отрезывает, сошник — взрезывает (т.е. подрезает снизу, — Л.. М.), а полица их отворачивает и навзничь оборачивает". Этому способствует более отлогое положение полицы, закрепленной постоянно на правый вывал земли. Такой плуг по типу был, конечно, более примитивен и близок к косуле. Тот же И. Комов указал и на недочеты российского колесного плуга. Отмечал, что плуг "для лошади несколько легче, что, когда в землю излишно углубиться, то пахарь рукояти вверх приподнимает, а не вниз давит, как у безколесного, отчего меньше трения бывает, но на глинистой пашне (а там плуг и применялся, — Л. М.) колесо и сошник прыгают: от сего бока у борозд будут с выемками, а дно — яминами, в коих вода будет застаиваться, что для глинистой земли очень вредно" .
Делался плуг из дуба и был дорогим пашенным орудием. Наряду с сохой и косулей плуг широко применялся в крестьянском хозяйстве во Владимирском, Переяславль-Залесском, Александровском у. Владимирской губ., Петровском, Ростовском, Угличском, Мышкинском у. Ярославской губ., Краснохолмском и Бежецком у. Тверской губ. и других. Плуг был распространенным орудием в Курской губернии (главным образом для распашки новых земель). Достоинством его, как и косули, была лучшая возможность избавляться от "травных корней". Применение плуга резко улучшало плодородие земли и за счет глубины вспашки, и за счет радикального уничтожения сорняков: "Где пашется плугом на твердой черноватой земле, то и урожай бывает отменной и противу прочаго хлеба лучше". Во Владимирском уезде плуг пахал в конечном счете на очень большую глубину — около пол-аршина (36 см). Однако дороговизна орудия, необходимость как минимум тяги 2-х лошадей позволяла использовать его далеко не в каждом крестьянском хозяйстве.*4*
В районах Северо-Запада, в частности, южной части Олонецкого уезда и долины р. Свирь в 60-х гг. XVIII в. встречался так называемый "малый плуг", сходный с финским типом. "У него долгие, узкие, несколько наперед загнутые и вместе сходящиеся сошники с тупыми сторонами: ибо они сделаны не столько для разрезывання дерна, как для выворачивания малых камней и для взорания рухлой пашни или перезженнаго поля. Отвороты или присохи подобны небольшой лопатке и столь широки, что могут охватить один сошник для отворачивания земли на ту или на другую сторону". На тучной земле такой "плуг" мог в конечном счете углубиться на пол-аршина (36 см), но "по большей части только на 6 вершков" (27 см). В одном из самых плодородных уездов Пензенской губ. — Чембарском "пашут старую землю сохами на лошадях, а дикую и новую залиж — плугами, причем пашут новину трижды, а боронят лишь один раз. Какой тип плуга здесь применялся, не вполне ясно, хотя, скорее всего, он напоминал сабан, так как татары и другие народы Поволжья применяли этот плуг.

Большой
малороссийский плуг 

На тучных черноземах в Воронежской губернии, Белгородской провинции и среди русского однодворческого населения севера Харьковщины и Слободской Украины был широко распространен тяжелый малороссийский плуг с одним отрезом (см. рис. 6). В Бирючском, Валуйском, Калитвенском, Беловодском, Купянском уездах Воронежской губ. преобладала обработка земли малороссийским плугом . А в Ливенском, Острогожском и Богучарском уездах соотношение применения малороссийского плуга и сохи было примерно равным.

Такой плуг запрягался в 3—4 пары волов и требовал трех работников, а пахота шла медленно. В Калитвенском и Беловодском уездах большинство населения "вместо сох употребляет более плуги, в которые впрягают от четырех до шести, восьми и до десяти волов. Необходимо подчеркнуть, что взрытое большим плугом поле дополнительно поперек проходят "аралом" (ралом), которое может быть тройным ("тройчак") или одинарным (см. рис. 7). У "тройчака" центральный сошник имел железный наральник, такой же наральник был и у одинарного рала. По мнению некоторых современников, один работник с одной сохой и 2 лошадьми мог обработать столько же пашни, сколько 3 работника плугом с 8 волами. Разница была в глубине вспашки. Однако у пахоты тяжелым плугом был недостаток: им пахали "не всю землю сплошь, но с некоторыми промежутками на четверть (ок. 18 см. — Л. М.) и более". Соха же пахала землю сплошь. Глубина вспашки в районе Острогожника по целине была не более 3 вершков (13,5 см), на второй год — ок. 18 см, и только на третий год пахали глубже четверти аршина, т.е. до 6 вершков (27 см). Тяжелый плуг был очень дорогим орудием. В 60-х гг. XVIII в. он стоил свыше 30 руб." , а к концу века — до 160 руб. Имел его примерно лишь каждый десятый земледелец.

Рало

Наконец, орудием переходного типа, точнее заменявшего и плуг и борону, было так называемое рало. Рало применяли на тучных степных черноземах для поверхностной обработки уже однажды вспаханной земли. Ралом обрабатывали землю на второй, третий и т.д. годы после вспашки плугом. Так, в Калитвинском у. Воронежской губ. "вновь для перепашки под озимой хлеб еще употребляется орудие, рало называемое, которое делается наподобие бороны с одним рядом 5-ти или 6-ти больших деревянных зубов или клевцов, на которые накладываются железные зубья.

Сие "рало" особливо на мягких землях иногда по нужде и по недостатку (т.е. по бедности, — Л.. М.) служит и вместо большого плуга". В придонских степях, где "для первого года вспахано было, так в последующие два года пашня большим, тяжелым, двумя быками запряженным, граблям подобным ралом, которое отягощают дерном, только взрывается и так для нового посева достаточно приготовляется".

Борона

Вторым важным типом почвообрабатывающего орудия была традиционная борона.
По словам П.-С. Палласа, борона, какую "во всей России употребляют", устроена была следующим образом: "По паре жердочек связывают прутьями на-крест, вколачивают в прутяные кольца у креста зубья. И позади каждого ряда оных привязана еще третья жердочка, чтобы зубья не кривлялись" (см. рис. 5).
Борона имела по каждой стороне 5 зубьев (всего 25 зубьев). Впереди бороны приделывалась гнутая дуга (П. Рычков дает ее название — улук или передница). К дуге крепится кольцо, к нему — веревка, а к веревке — гнутые оглобли (см. рис. 1). В Тверской губ. кольцо на улуке называют "попрыгушкой", к нему крепят валек, а к последнему — постромки. А.Т.Болотов свидетельствует о том, что вся борона обрамляется так называемым лучком, "который как в раме держит борону". Все эти элементы бороны были известны уже много столетий. Каширский вариант бороны имел важную особенность. Зубья бороны сильно торчали как вниз, острыми концами, так и вверх — тупыми. "Когда земля глубиста или коренья худых трав много, то боронится земля острыми концами , а когда заборанивать посеянной и запаханной хлеб или земля рухла, то опрокидывается борона и боронит толстыми концами". В краях же, которые описал П. Рычков, этого нет. Там поверх бороны крепят 2 полоза ("полоска"), на которых борону возят в поле и из поля.
И. Комов подробно характеризует материал для изготовления бороны. Палки или жердочки назывались "хлудцами" (у П. Рычкова — хлупцами), делались они из ореха, прутяные кольца из черемухи, а зубья были дубовыми. П. Рычков указывает длину "хлупцов", т.е. жердочек, — 2 аршина и менее. По его наблюдениям, прутяные кольца были также черемуховыми или из вязовых лык. А.Т. Болотов сообщает о дубовых кольцах. П. Рычков писал, что в краях с твердой землей зубья были иногда железными. Однако в XVIII в. это, видимо, было большой редкостью. Все экспериментаторы-агрономы XVIII в. отмечали главный порок бороны — ее легкость. Этот недостаток имел тяжелые последствия для крестьянского бюджета времени. По свидетельствам И. Комова и А.Т. Болотова, крестьяне для утяжеления бороны клали на нее "колесо или отрубок дерева". С этой же целью бороны замачивали в воде. Правда, была и иная причина. По мнению И. Комова, эти бороны "хотя получше еловых, но скоро рассыхаются так, что надобно их перед бороньбою замачивать. Однако, несмотря на то, оне в поле опять сохнут и зубья роняют, от чего большая остановка в бороньбе случается" . Легкость борони зажиточные крестьяне и, вероятно, помещики компенсировали тем, что запрягали сразу 3—5 борон одна за другую, и в таком случае первая пускалась острыми, а последующие толстыми концами. Об этом сообщает А.Т. Болотов, подчеркивая, что это наиболее часто встречающаяся практика". Обычный крестьянин сделать так не мог, хотя для подобных работ крестьяне могли бы объединиться. Экономя силы и время, великорусский пахарь ухитрялся во время пахоты сохой сразу же и боронить, ведя вторую лошадь (если она была) за повод, привязанный к поясу. Конечно, это было возможным лишь на мягких землях. Довольно часто боронили в две бороны на двух лошадях, захватывая широкую полосу пашни. Почвы же более твердые требовали неоднократного боронования.

На Северо-Западе и Севере России были распространены бороны из ели как наиболее дешевого и прочного материала этого региона. Этот тип бороны связывался "из пластин молодых елей, у которых на нижней стороне торчат подрубленные сучья на пядень длиною". И. Комов, называя эти бороны северными, дает им резкую характеристику: "Только семена, и то на песчаной земле, заскореживать годятся, а твердой пашны пронять не могут". Но, видимо, И. Комов не все знал о крестьянском бороновании на русском Севере. В Олонецком крае к деревянным боронам, называемым "гачкжами" (а по-карельски "астувами") "для лутчаго умягчения пашен, а особливо состоящих из суглинка, привязывают к бороне сзади одинаковой с ней длины бревно, несколько зарубок имеющее, которое остающиеся глыбы земли острыми краями своими и тяжестью раздавливает и умягчает землю. "Употребляют же сей способ большею частню в Олонецком уезде на пашнях жестких и на вновь рощищенных местах". В конечном счете многое из того, что должна была бы сделать борона, делала все та же универсальная соха с переметной полицей.
Во вновь осваиваемых районах, там, где не сложилось прочной земледельческой традиции, а плодородие земель было обильным, употреблялись и примитивные бороны-суковатки, которыми заделывали семена ржи и т.п. В Полоцкой губ. вместо бороны употреблялся "смык", сделанный из сосновых сучьев, а А.Т. Болотов мельком упоминает о легкой заделке семян пучками терновника (см. рис. 7).
При послепосевной обработке поля иногда, особенно в помещичьих хозяйствах, применялись деревянные катки для уплотнения поверхностного слоя земли и прикрытия семян.
Таким образом, в XVIII столетии в русском земледелии господствовали частью древнейшие, традиционные типы орудий, частью же орудия сравнительно позднего если не происхождения, то, во всяком случае, массового распространения.
Главная же суть прогресса культуры русского земледелия состояла в гибкости применения этих орудий в функциональном их многообразии.

Что же лучше:
росчисть или навоз

Как уже говорилось, XVIII век характерен резким усилением внимания, особенно в Центре России, к интенсивности обработки почв.
В основе этого лежало несколько причин. Во-первых, это резкое повышение удельного веса земель посредственного и худого плодородия. Так, в Осташковском у. Тверской губ. преобладали земли, которым мало помогал даже навоз ("и самое унавоживание немного ее удабривает"). Во-вторых, распашка лугов и сокращение так называемых "пашенных лесов", т.е. лесов, пригодных для росчистей под пашню. Таких лесов совсем не осталось, например, в Переяславском уезде. В середине XVIII в. там уже были преимущественно одни "блюденные рощи". В Тверской губ. к числу лесистых уездов этого времени относились Корчевский, Калязинский, Вышневолоцкий, Весьегонский и Осташковский уезды. Частично леса сохранились в Зубцовском, Краснохолмском и Бежецком уездах. Остальные уезды были почти безлесны. Причем в Осташковском у. земля хотя и расчищается под пашню, но, по свидетельству современников, общее количество пашни не растет, так как через два хлеба (на росчисти, — Л. М.) запускают под лес". В Тверском у. "за неимением лесов землю под пашню разчищают мало". В Кашинском у. леса нет: он выведен "по причине частых селений и многолюдства". Даже в изобильной лесами Ярославской губ. кое-где наблюдался острый недостаток лесных резервов для пашни. Так, в Романовском у. в конце XVIII в. лесов почти не осталось, да и пашни не хватало. В-третьих, острая нехватка традиционного и единственного удобрения — навоза, — в нечерноземных зонах. Судить о последнем дают возможность некоторые, довольно яркие иллюстрации. В Переяславль-Залесской провинции, когда-то, в XVII в. плодородном крае, в 60-е гг. XVIII в. большинство почв без навоза "произрастания никакого не произведет". В Калязинском у. Тверской губ. земля "без навоза родит плохо". В Костромской губ. навоза "по недовольному числу скота... не достает", поэтому кладут его только под озимую рожь, лишь иногда "разве кто несколько под пшеницу и ячмень онаго положит". Исключением были приволжские побережные районы Костромского и Кинешемского уездов, где были обильные заливные луга и количество скота было больше обычного. Между тем в губернии, особенно на Правобережье Волги, были земли, требующие особенно много навоза. Это глинистые или иловатые почвы, смешанные с песком и имеющие наклон в какую-либо сторону. Их в губернии называли "скатистыми". Влага с них уходила, и гумус в них постоянно вымывался. Урожайными они были лишь при наличии двух условий: влажности и удобрений. Так, по Юрьевец-Повольскому у. автор топографического описания отметил, что грунты здесь глинистые и отчасти иловатые, смешанные с песком, а потому скатистыя и сухия... требуют прилежного удобрения". Но скота здесь мало, и "довольно удобрять не могут". Отсюда и низкая урожайность: рожь, ячмень, пшеница, овес, горох и лен имели урожайность сам-2 и сам-3. Та же картина в Нерехтском у. На "скатистых" и сухих полях урожай важнейших яровых культур этого края — овса и льна сам-2 и сам-3. И лишь рожь, пшеница, ячмень и горох имеют урожайность сам-3 и сам-4. Только в изобилующем лесами Кологривском у., где поля постоянно обновлялись за счет лесных росчистей ("из пространных лесов разчищаемые пашни приносят им изобильный урожай хлеба"), основным условием обильного урожая была лишь влажность (урожай был "лутчей, когда лето влажно, ибо скатистые поля и большею частию находящаяся тугая земля в сухое лето не производит хорошего урожая"). Поскольку дожди здесь, видимо, были не редки, то урожай был, по-тамошнему, очень высок (рожь, ячмень и ярица сам-3 и сам-4, пшеница сам-4 и сам-5, овес и лен сам-2 и сам-3). Такого плодородия было достаточно, чтобы уезд в удачливый год вывозил к пристаням на р. Сухоне более 30 тыс. четвертей главным образом ржи и пшеницы.

"Охота" за навозом

В Каширском у. в 60-х гг., по свидетельству А.Т.Болотова, стала распространяться практика "откупать стойлы, то есть, чтоб стадо скотское, принадлежащее той деревне, в полдни, когда оное отдыхает, держать не при воде в вершинах (как обычно, — Л. М.), но в чьей-нибудь десятине". На севере Тамбовского края в Елатомском у. при изобилии лесов "пашенной земли едва достаточно", к тому же и плодородие ее было не лучшее. В итоге здесь "в разсуждении грунта земли пещаного и глинистого под озимой и под яровой хлеб пашут и боронят дважды и землю удобривают навозом". И тем не менее и пшеница, и рожь, и овес, и просо, греча, горох, мак, ячмень: все прозябения родятся столь плохо, что недостаточно и к продовольствию жителей". Удобряли землю и в северной части Шацкого уезда. Нехватка навоза была повсеместной и в Ярославской, и во Владимирской, и в Нижегородской губерниях. В Тверском, Кашинском, Корчевском, Старицком, Зубцовском уездах Тверской губернии "навоз кладут под одну рожь", экономя даже на удобрении огородов ("огородные овощи родятся же посредственно за малым удобрением огородов по недостатку... навоза, употребляемого более на унавоживание полей"). В Ржевском у. навоз кроме ржи кладется еще под коноплю, а в Краснохолмском и Весьегонском уездах "навоз кладут под рожь, а иногда под ячмень" ("в некоторых местах под ячмень"). В Калязинском у. навоз также кладут только под рожь, "а иногда под пшеницу-ледянку и ячмень". В Юрьев-Польском уезде крестьяне скупали навоз и везли его за несколько верст на поля. В 60-х годах XVIII в. в Рязанской провинции помещики, ведущие хозяйство особенно тщательно, удобряли землю навозом, а "недостатке иногда навоз для удобрения покупают". На левом берегу Оки "в деревнях около Коломны... крестьяне прилежнее и искуснее всех почти в Московской губернии крестьян в земледелии, ибо навоз покупая в Коломне... везут верст за 6 и далее от города". Из Москвы также вывозили великое множество навоза. В Вологодском районе, где, в отличие от большинства регионов Нечерноземья, были изобильные пастбища и сенокосы, пашни интенсивнее удобрялись навозом в озимом поле, "почему и родится хлеб с избытком, так что за продовольствием своим отвозят излишний в город на продажу". В районах, ближайших к Петербургу, в частности в так называемой Ингрии (Ингерманландии), на скудных землях путем обильного удобрения, главным образом помещичьих пашен, в конце XVIII в. в некоторых местах получали огромные урожаи. "Здесь в Ингрии, — пишет современник, — старательные домостроители доводят свои естественные тощие пашни до такого плодородия, что против посеву в 15 раз умолоту получают, занимая притом и необширнейшее пространство земли, против протчих мест, где урожай только в 5 раз противу посеву бывает". Однако таких очагов развития интенсивного земледелия было еще очень мало.
В большинстве нечерноземных районов Центра России даже в господских хозяйствах уже в середине XVIII в. ощущалась нехватка навозного удобрения. Так, из 23 монастырских вотчин 10 уездов Центральной России в 60% случаев на поля вывозилась половинная норма удобрений (считая за норму 1500 пудов полупрелого навоза на дес.), а в четверти вотчин лишь 30% этой нормы. Положение с крестьянским хозяйством было гораздо хуже. А.Т.Болотов на основе огромного количества наблюдений за крестьянской жизнью в 1778 г. делает весьма грустное заключение: "Сами вы знаете, что унавоживаемые и удобренные пашни не навсегда остаются хорошими, но, с каждым годом худея, приходят опять в худое состояние, но... как бы то ни было, но... мы пашням своим через унавоживание и удобрение много помогаем". Под "удобрением" здесь А.Т.Болотов подразумевал многократную обработку земли. Принципиально важны здесь и суждения и наблюдения Василия Приклонского, который писал, что у крестьян навоз "от неимения соломы и от малого числа скота ни сочен, ни доволен для унавоживания его пашни бывает. Сверх того в возке от небрежения много пропадает, а вывоженный на поле, лежа долго в кучах, от солнца весь сок теряет. Итак земля, хотя и почитается навозною, но едва ли не хуже иной ненавозной, хорошо обработанной земли дает". Разумеется, в основе таких неурядиц сельского труженика лежит огромный дефицит рабочего времени, обусловленного краткостью временного цикла сельскохозяйственных работ в большинстве районов России. В свою очередь, этот дефицит времени усугублялся различного рода субъективными факторами. Однако краткость рабочего цикла земледельческих работ необычайно резко сокращала возможность заготовки кормов для скота, что, в свою очередь, минимизировало его численность, а следовательно, сокращало возможность использования навоза как удобрения пашни. Нет навоза, но есть "двоение и троение".
Отсюда и берет начало мучительно пробивающая себе дорогу тенденция к увеличению кратности пахоты и боронования. Жизненные наблюдения земледельца давно уже показали, что хлеб "выше, чаще, лучше и чище" всходит вблизи меж, где из-за необходимости маневрировать сохой или косулей земля часто вспахивается повторно (два и более раза) и особенно много боронуется.
Двукратная вспашка ("двоение"), сравнительно древний прием обработки земли, органично связана с внесением на паровое поле навоза, который в июне запахивают в землю, боронят и оставляют париться, то есть преть, почву с навозом. Затем второй раз пашут и боронят уже под сев озимых.
Это традиция весьма древняя для большинства районов Центра России. Разница состояла лишь в сроках и способах заделки семян.

Двоение и троение
Подмосковья

 Начнем наш обзор с Московской губернии.
Здесь в большинстве уездов сохранялся обычай однократной вспашки пара. В Клинском, Дмитровском, Звенигородском, Воскресенском, Коломенском и Серпуховском уездах129 навоз на поле вывозят в июне, а, как все вывезут, то разбивши и запашут сохой... потом, заборонивши оную, оставляют лежать до посева". То есть пашут и боронят по одному разу. Перед самым севом всюду, кроме Коломенского уезда, пар вспахивают "в другой раз" и, засеяв, тотчас боронят. В Коломенском же уезде, посеяв озимь, только потом пашут и боронят во второй раз.
Несколько иная ситуация была в Московском у. Здесь, как писал наблюдатель, "навозят землю под озимой хлеб в июне месяце и оную тогда ж вспахивают и боронят. Потом в августе в первых числах начинают сеять, что обыкновенно продолжается августа от 6 до 25 числа, а нередко и долее. Посеявши рожь, тот час вспахивают и еще боронят. Так же точно поступают и с озимою пшеницею. Но в некоторых местах для лучшего урожая землю двоят, то есть, положа навоз, дважды вспахивают и дважды боронят". В Рузском у. обработка пара точно такая же. Только навоз вывозят на поля здесь в июне, а запахивают и боронят — в июле (хотя возможно, что здесь в тексте описка). Аналогично поступают в ряде селений: при заделке навоза землю "двоят", то есть пашут и боронят подряд по 2 раза "для лучшего урожая". И в Рузском, и в Московском уездах в августе на обработанную в июле пашню сразу же сеют рожь и озимую пшеницу и только потом ее запахивают и боронят. Двойная обработка паровой пашни, видимо, была следствием господства в этих районах тяжелых почв (в Серпуховском у. это суглинок и песок с синим камнем, в Рузском у. грунт "суглиноват", каменист и частью "пещаной", в Коломенском у. — на ровных местах "глинистый с серью", в Воскресенском у. — суглинок, а кое-где серый, в Московском у. — глинистый, а кое-где "песчан", в Верейском у. — "песчан", частью иловат, а более сутлинист. Суглинки были в Дмитровском у.).
В то же время в некоторых районах Московской губ. озимые поля обрабатывались трижды, то есть пар двоился, а третья вспашка была предпоследней или для заделки семян. Так, в Волоколамском у. "пашня двоится, а иногда троится". В Можайском у. также "пашня двоится, а инде и троится". Между прочим, в Можайском и Звенигородском уездах навоз везут около половины июня, разбив, пашут сохой и в это время пашут всю землю первый раз, даже и ту, где не положен навоз, "ибо здесь не токмо, чтоб вся земля в поле каждый раз была унавожена, но у редкого земледельца и половина унавоживается" ("землю унавоживают более под рожь, но и то не всю, ибо у редкого земледельца и половина бывает удобрена за недостатком навоза"). В Богородицком у. "пашут и боронят озимой хлеб дважды". В Бронницком у., где "грунт земли суглинистой, а в некоторых местах супесь хорошего свойства , тем не менее навоз вывозят "под озимь в июне и тогда же вспахивают и боронят по 2 раза и оставляют до посева, который начинают августа с первых чисел, а потом запахивают и в третий раз". В Никитском у. "пашут и боронят под озимый хлеб два раза в июле (?) месяце, сеют в августе". Наконец, в Подольском у. землю "пашут лошадьми и удобряют под озимой навозом, который вывозят в июне месяце и тогда же пашут и боронят два раза, а под пшеницу — по три раза в июне и в июле месяцах. Сев начинается с 1-го августа и продолжается до сентября". Факт четырехкратной вспашки под озимую пшеницу для России является редчайшим, однако не следует забывать, что этот посев занимал в озимом поле очень небольшую часть. Именно из-за того, что особых усилий на это не требовалось, и стала возможной столь интенсивная обработка.
Что касается яровых посевов, то практически на всей территории Московской губернии земля под яровые обрабатывалась по-прежнему минимально. Пахота начиналась, как, например, в Бронницком у., "по открытии весны и смотря по времени, когда поля обсохнут", то есть с 15 по 20 апреля. После пашни и боронования поле оставляли до сева, обычно начинавшегося с 4 мая. Потом шла заделка семян, перед которой обычно была вторая вспашка. Точно об этом можно говорить лишь по отношению к Дмитровскому уезду. Подобный режим обработки, видимо, был в Рузском, Коломенском, Воскресенском, Звенигородском уездах. Троекратную вспашку под яровые культуры можно предположить в некоторых местах Московского, Серпуховского, Можайского уездов, ибо обо всех них в нашем источнике сказано: "Земля двоится, а инде ("а в некоторых местах") троится". В материалах Волоколамского у. читаем: "Земля под пашню двоится, а инде троится, особливо под яровые". И, наконец, в Богородицком у. пашут "а под ярь и три раза", в Никитском у. "под яровой пашут три раза". Кяк и под озимую пшеницу, в Подольском у. "под овес, гречу, лен и ячмень пашут в исходе апреля — начале мая: пашут и боронят два раза". С середины мая был "сев яри": "и землю большей частию двоят. Это снова единственный случай четырехкратной обработки земли в Центре России. И казалось бы, можно было ожидать и весомого урожая. Однако столь огромная затрата труда решала лишь вопрос выживания крестьянского хозяйства, ибо урожай здесь был "большей частию сам-3, а редко более", и это касалось всех главных культур (ржи, ячменя, овса, гречи, пшеницы и конопли). На удобренных навозом землях прибавку урожая давала озимая рожь ("сам-4, а редко сам-5"), яровые давали урожай сам-3 и сам-4, "а больше весьма редко".

Двоение и троение
в Тверском краю

 В соседней, более северной Тверской губернии земля была гораздо хуже для обработки. "Вообще, — пишет наблюдатель, — земля в Тверской губернии серая, не глубже двух вершков лежащая, под которой второй слой состоит или из суглинка, или из настоящей глины". Этот "второй слой глинистый... при поднятии сохою, мешается с серой землею, то и требует всегдашняго удобрения и сухой погоды". Тонкий почвенный слой в сочетании с водонепроницаемыми глинистым и суглинистым слоями в дождливое лето приносит, как правило, неурожай. Так называемой серой земли, наиболее мягкой для вспашки, более всего имели два уезда: Кашинский и Ржевский. В остальных серая земля перемежалась с песчаной, суглинистой, иловатой и т.п. Так, в Зубцовском у. земля "по берегам Волги песчаная и глинистая, по отлогостям и вершинам — иловатая" на суглинке и глине, по р. Вазузе — серая (это лучшая по плодородию земля). В Старицком у. — по берегам Волги — глинистая и песчаная, в окрестностях города — глинистая и иловатая, к Новоторжскому уезду... серая, отчасти с глиною и голым булыжником, в прочих местах — серая на 3 вершка, а под нею суглинок и супесь. В Корчевском у. "грунт земли" на луговой стороне Волги — глинист и песчан, на нагорной стороне — глинист и иловат, однако хлебороден, к Кашинскому уезду — серая с камнем (под ними суглинок и глина), к Тверскому уезду — серая без камня" и т.д.
Иначе говоря, в Тверской губернии гораздо больше тяжелых для обработки почв. Поэтому, видимо, неслучайно, что однократная обработка пара с последующей предпосевной запашкой здесь встречается гораздо реже, а троекратная обработка — чаще. Так, в Ржевском у. пашня под рожь двоится (сеют в губернии почти всюду под борону). В Краснохолмском уезде "пашню двоят, сеют под борону". В остальных же уездах почти всюду в основном "двоят", а иногда и "троят". Так, в Тверском и Бежецком уездах земля под пашню двоится, "а в некоторых местах троится". В Калязинском у. "земля двоится, а иногда и троится". В Зубцовском и Кашинском уездах "пашня двоится, а инде троится". По свидетельству В. Приклонского, в Кашинском у. двоили и под овес, и под гречу, и под ячмень, а перед севом дополнительно "подскореживали" под яровую пшеницу и лен. В Осташковском у., где были в основном тяжелые иловатые и болотные почвы, "земля двоится и троится". А в двух уездах — Корчевском и Весьегонском — "земля по большей частию троится". Таким образом, непосредственного влияния растущего товарного рынка здесь не было. Ведь крепкая земля просто принуждала к троению. Автор топографического описания Тверской губернии так это объяснял: "Серая земля, будучи мяхче, под пашню перепахивается два, а иловатая и глинистая — три раза". Хотя практически троили чаще всего лишь яровое поле (так, в Зубцовском у. "а инде троится, особливо под яровое"). Чаще всего двоили рожь и овес, а троили лишь маленькую часть ярового клина (например, в Ржевском у. и др.).
Цель этой непосильной при коротком сроке посева яровых дополнительной пахоты — получение лишь сносного урожая. Во второй половине XVIII в. важнейшим хлебородным резервом Тверского кроя по-прежнему были лесные росчисти.

Двоение или троение
в регионах

 В других регионах вывоз навоза по времени происходил несколько позже. Так, в Переяславль-Залесской провинции "в июле, сколько у кого есть навоза, вывозят, кладут кучами, потом разбивают, вспахивают и еще боронуют. Лежит (пашня, — Л. М.) до августа. В августе паки вспахивают и сеют на ней рожь и заборанивают вторично". Точно так поступали и во Владимирском уезде. Интересна особенность двоения в уездах Костромского кроя. Здесь между запахиванием навоза и боронованием проходит довольно длительное время. В нюне "вывозимый на поле навоз в тож время косулею запахивают. После чего оставляют землю согреться и кореньями порастающей в ней травы подопреть. И тогда ее заборанивают, разбивая тем глыбы и очищая пашню от кореньев. Потом пашут и ежели мягкая земля, то засевают и заборанивают".
В некоторых краях Нечерноземья "двоение" стало распространяться и на некоторые яровые хлеба. В Переяславль-Залесской провинции в 60-х гг. XVIII в. "в апреле месяце по сошествии снега сперва землю вспашут и заборонят и так оная под паром бывает не более 2 недель. Потом сию землю вторично вспашут и тот яровой хлеб, а также льняное и конопляное семя сеют и заборанивают". Перед нами, таким образом, не традиционное двоение, связанное с необходимостью удобрить землю, а интенсификация обработки почвы. Причем в этой провинции пашня двоилась не под все яровые культуры, а лишь под яровую пшеницу, ячмень, лен и коноплю. Овес выдерживал по-прежнему однократную вспашку и боронование. Во Владимирском, Гороховецком, Александровском уездах Владимирской губернии под яровые двоили пашню лишь в песчаных местностях, в остальных уездах "под ярь пахали и боронили по одному разу". По всей вероятности, двоение и озимых, и яровых было в Нижегородском, Арзамасском, Макарьевском, Васильском, Сергачском, Ардатовском и Семеновском уездах. Двоение яровых, видимо, было и в Ярославской губ. Первая вспашка была плугом на паре лошадей, а вторая сохою с одной лошадью. Отсюда и наблюдение автора описания губернии: "Землю пашут в некоторых местах по два, а в других по одному разу и боронят по однажды". Землю "пашут по два раза". Все это сказано без оговорок, что речь идет о вспашке только озими. В Даниловском у. пахали косулями" и сохами по два раза.
В некоторых районах России, например на Севере, древним приемом (пожалуй, с XVI в.) было и троение озимых. Так, в Олонецкой губ. "под рожь сперва пашут в начале июня, потом — в исходе того месяца, и, наконец, посеявши ее, перепахивают в третий раз в первых числах августа". Заметим попутно, что в Олонецкой губернии климат был несколько мягче, чем в Архангельской; особенно ее отличала сравнительно теплая осень вблизи озер. Поэтому ассортимент культур, сеянных в Олонецком крае, был гораздо разнообразнее, чем в Архангельской губ., а озимь сеяли чуть позже, иногда даже в сентябре(!).
Практика двоения озимого (парового) поля характерна и для Пермской губернии. Причем двоение здесь в равной мере применялось как на удобряемых, так и неудобряемых землях. Разница была лишь в сроках вспашки. Первая, когда запахивали навоз, в Пермском, Оханском, Обванском, Красноуфимском, Камышловском и Долматовском уездах была в июне, в Алапаевском — в июле, а в Осиновском и Екатеринбургском уездах — в мае (вторая вспашка была здесь в июле) . Двоение было и в таких уездах, как Верхотурье и Кунгур. В одном из северных уездов губернии, Соликамском, "пашут под озимое по два, а зарослое (видимо, залежь, — Л. М.) — по три раза". Тройная перепашка была и в Камышовском уезде.

Двоение в Черноземье

"Двоение" и озими, и яровых в XVIII в. проникает и в черноземные районы. Например, в Тамбовском уезде, как и во многих других уездах Тамбовской губ. (Моршанском, Козловском, южной части Шацкого и др.), "пашут... землю на лошадях сохами: под озимой хлеб приготовляют роспашкою и боронят в июне месяце. С первых чисел августа зачинают сеять рожь и запахивают. Пшеницу после запашки забороняют. А под яровой хлеб, как то: под овес, под ячмень, мак, горох, просо и гречю приуготовляют землю прежде вызжением (где скотом не выбито озимого жнива). Потом, вспахав и выбороня, сеют, запахивают и заборонывают таким же образом, как озимую пшеницу. В исходе майя месяца навозом земли совсем не удобривают, а только стараются прежния жнива выбить скотом и, где более скот ходит, и лутче толока, там отменно хороший и хлеб родится". Таким образом, в тамбовских краях причудливо переплетается древняя примитивная архаика и более интенсивное вложение труда в обработку земли. В Пензенской губернии все жители сей округи земли своей по натуральной ея тучности ничем не удобряют. Пашут сохами на лошадях всегда по два раза, а боронят по одному. Начинают пахать под озимой пар в июне". Двоение без внесения навоза было почти повсеместно распространено в Воронежской губ. Причина в твердости грунта: "...земля, будучи тверда, пашется под озимой и под яровой хлеб дважды, что называют по-здешнему подпаривать или под пар пахать". На севере Орловской губ., в частности в Дмитровском у., пашут и боронят "под рожь, овес, гречиху, горох по дважды". В Каширском уезде двоили под лен яровую пшеницу, гречу и ячмень, Вместе с тем крестьяне землю под рожь по большей частью однажды только пашут и боронят" (весь навоз у крестьян уходит на конопляники). Двоение под некоторые яровые было и в Курской губ. (под мак, просо, пшеницу, коноплю и лен). Под некоторые из них (коноплю и отчасти пшеницу) при двоении вносили навоз.

Интенсификация "избранных"

Во Владимирском у. в конце апреля — начале мая вывозили навоз под пшеницу и отчасти под овес. Часть ярового поля удобряли навозом и в Калужской провинции. "Как только лишь снег с поль сойдет и земля так просохнет, что по оной лошадь, запряженная в сохе, ходить может свободно и не вязнет, тогда под (яровые, — Л. М.) семена землю начнут пахать. А вспахав, дают несколько просохнуть, чтоб она лучше от бороны рассыпалась. Потом ее боронят, и, когда есть довольно навоза, то на забороненной земле по мере пшеничных, ячменных и конопляных семян кладут мелкий навоз. А у которого мало навоза, тот за нужное почитает унавозить только конопляную землю. Потом всю еще в другой раз вспашут и заборонят для того, чтоб сия земля для посеву семян была нужнее или мягче. После сего начинают сеять в мае, в первых числах... горох и пшеницу, около 8 или 10 числа того ж месяца. По посеянии сих семян в третий раз вспашут и заборонят". Почти рядом, в Переяславль-Рязанской провинции практика унавоживания полей изменена была кардинально. Здесь в большинстве своем отказались от вывоза навоза ранней весной. "Навоз возят на поле в глубокую осень, также по первому зимнему пути в П