Рудольф Нуреев был одним из самых известных и неоднозначных танцовщиков балета

Большой театр отменил премьеру балета "Нуреев" о советском танцовщике, в 1960-х годах сбежавшем из СССР в Европу, за три дня до показа.

Постановку Кирилла Серебренникова перенесли на май следующего года, объяснив это тем, что спектакль не готов.

Некоторые СМИ, однако, со ссылкой на свои источники сообщили, что премьера перенесена по распоряжению министра культуры Владимира Мединского - в ведомстве сочли, что постановка пропагандирует "нетрадиционные сексуальные ценности".

• Отмена "Нуреева": три версии случившегося
• ВИДЕО: Зрители Большого о переносе "Нуреева"
• Большой перенес премьеру "Нуреева" после разговора с Мединским

Рудольф Нуреев был одним из самых известных и неоднозначных танцовщиков балета. Он также стал первым известным артистом-"невозвращенцем" из Советского Союза, совершив в 1961 году знаменитый "прыжок к свободе".

О том, как это произошло, и о самом танцовщике корреспондент Би-би-си Дина Ньюман для программы "Очевидец" поговорила со знаменитым британским импресарио Виктором Хоххаузером, который много сделал для карьеры Нуреева на Западе.

Би-би-си: Можете ли вы сформулировать наиболее важные качества Рудольфа Нуреева как танцовщика? Какие слова вам приходят в голову, когда вы его вспоминаете?

Виктор Хоххаузер: Он обладал необыкновенным техническим мастерством, у него была невероятная харизма. Когда он выходил на сцену, все немедленно преображалось. Причины этого внезапного преображения описать невозможно, это просто необъяснимо.

Он был великим, как и многие другие великие люди. Возможно, он был гением - в том же смысле, что и великий скрипач Ойстрах был гением или великий пианист Рихтер был гением. Конечно, он был гением. А вот почему именно - боюсь, никто вам на этот вопрос не ответит.

Би-би-си: Я смотрела архивные съемки и, должна признаться, сочла его очень страстным, очень сексуальным - в нем, должно быть, было нечто влекущее.

В.Х.: Меня не интересовала его ориентация, сексуальная или какая-либо еще. Он меня интересовал как танцовщик и ничего более.

Би-би-си: Меня не интересует его ориентация, я спрашиваю вас о его характере - он был страстным, он был романтичным.

В.Х.: Да, но это было никак не связано с его сексуальной жизнью. Он был очень страстным, безусловно, его очень привлекали и мужчины, и женщины.

Конечно, на сцене он выглядел такой великой романтической фигурой, и, конечно, все принимали за должное, что Нуреев - это Нуреев, сам по себе, без какого бы то ни было влияния. Я повторюсь, меня абсолютно не интересовала его личная ориентация.

Би-би-си: Да-да, я об этом и не говорю, мне это не интересно…

В.Х.: Если интересно, могу сказать.

Би-би-си: Я спрашивала о характере…

В.Х.: Да, и я вам уже ответил. Он был великой, великой личностью и великой, магической персоной - абсолютно не сравнимой, по моему опыту, ни с какими другими танцовщиками или другими великими танцовщиками - Барышниковым, Долиным и так далее. Он был уникален в своей собственной манере и, как я уже сказал, он полностью преобразил мир танца, у него был свой танцевальный стиль и свой подход к танцу, свое отношение.

Конечно, он любил, чтобы все было, как он хочет, и иногда он закатывал истерики, потому что ему что-то не нравилось…

"Великий прыгун решил прыгнуть еще выше"

Би-би-си: Действительно ли КГБ с неохотой выпустило его за границу?

В.Х.: Я не обсуждал это с КГБ, я не знаю. Я полагаю, что он был персона нон грата из-за его своеобразного поведения, к тому же он был своенравным артистом.

Я предполагаю, зная общую систему, что там должны были быть какие-то сложности с тем, чтобы отправить его за границу, потому что они не знали, чего от него ожидать.

Но на самом деле могу вам сказать, что его абсолютно, совершенно не интересовала политика. Его интересовало искусство, его собственная слава, его собственное влияние, но идеи коммунизма или капитализма - это вообще ни играло никакой роли для него.

Би-би-си: Когда труппе с Нуреевым в конце концов разрешили отправиться на гастроли на Запад - это было успехом для вас? Были ли вы рады?

В.Х.: Ну, я, конечно, не могу сказать, что это не было успехом - конечно, это был невероятный успех. Это было большим достижением.

Би-би-си: И билеты были очень быстро распроданы, да?

В.Х.: Забавно, что вы об этом вспомнили. Мы договорились с Ковент-Гарденом потратить 10 тысяч фунтов на рекламу. В конечном итоге мы не потратили ни единого пенса.

Как только об этом было объявлено в новостях, все билеты до единого были распроданы за два или три дня. Не было необходимости это вообще как-то рекламировать.

Би-би-си: Должно быть, у всех были большие ожидания?

В.Х.: Огромные ожидания. Не просто большие - уникальные. В Лондон не просто впервые приезжала какая-то великая труппа, это был великий театр, создавший сто лет назад лучшие балетные постановки в мире. Мариинский театр - это было легендарное имя в мире балета. Каждый балетный танцовщик знает его.

Би-би-си: Расскажите о гастролях. Первая часть проходила в Париже?

В.Х.: Да, по пути в Лондон. Но изначально гастроли планировались только в Лондоне, Париж появился в планах намного позже. И мы с моей женой Лиллиан поехали посмотреть на них в Париже, и там мы снова встретились.

Би-би-си: И как вам их выступление в Париже?

В.Х.: Конечно, я не был разочарован. Но нужно помнить, что мы пригласили труппу, балетный театр, а не Нуреева. Нуреев был только частью. Сама труппа - Ленинградский государственный балет Кирова - приезжала в Лондон. А Нуреев был просто одной из звезд [труппы].

Би-би-си: Затем, в день, когда они должны были уехать из Парижа и полететь в Лондон, вы были в аэропорту, правильно?

В.Х.: Они все должны были лететь в Лондон, и Нуреев, конечно, тоже. И мы уже собирались ехать в аэропорт [в Лондоне], чтобы встречать труппу.

Мы приехали и увидели невероятное число журналистов. Мы понимали, что будут журналисты, но не в таком количестве. И они сказали нам, что час или несколько часов назад Нуреев решил сбежать.

Он, знаете ли, всегда очень хорошо прыгал, но в этот раз ему удалось это особенно хорошо. [Смеется] И он перепрыгнул через ограждения и решил сбежать.

Тогда побеги из России были большой, большой новостью. На протяжении многих дней, недель, месяцев все газеты говорили о побеге великого артиста. Это было первым побегом крупного советского артиста, и, конечно, это было большой сенсацией.

Би-би-си: Что вы подумали в тот момент?

В.Х.: Я был, конечно, ужасно расстроен, но, как я сказал, мы же пригласили труппу, а не Нуреева. Конечно, ни нам, ни кому бы то ни было, не приходило в голову, что они могут отменить гастроли.

Это было очень плохо, но, я подчеркиваю, сезон был основан на гастролях Ленинградского государственного балета Кирова, или Мариинского театра, а не на выступлении Нуреева.

Это правда был очень драматический момент в нашей жизни. Мы ни о чем таком не думали, когда ехали в аэропорт. Когда приехала труппа, мы увидели мрачные, подавленные лица, все были в унынии.

К тому моменту мы уже знали, что случилось - нам журналисты рассказали, что по пути в Лондон великий прыгун решил прыгнуть еще выше и исчезнуть.

Конечно, мы были расстроены. Но тогда мы сразу проговорили, что об отмене гастролей речи не идет, и сезон пройдет как запланировано.

"Всегда танцевал"

Би-би-си: Расскажите о влиянии, которое Нуреев оказал на мир балета.

В.Х.: Его невозможно переоценить, оно было уникальным. Конечно, он был великим танцором. Но он смог заворожить балетный мир.

Он и сам создавал балет, он был и хореографом, очень известным. Он создал "Ромео и Джульетту" и много других вещей. До сих пор такие люди, как Барышников, говорят о его огромном влиянии.

Но, учитывая его, так сказать, необузданную личность, не всегда можно было полагаться на его здравомыслие. У него, конечно, были свои идеи, и он мог их воплощать. Все труппы, которые мы приглашали для того, чтобы танцевать с ним, очень хотели этого.

Если позволите, я бы спросил свою жену, хочет ли она что-то добавить, потому что она тоже принимала во всем этом участие.

Лилиан Хоххаузер: Он был очень умным. Он очень любил музыку, классическую музыку. В конце, когда он уже не танцевал, он хотел стать дирижером.

В свое время он был самым выносливым из всех танцовщиков, которых я знала. Он танцевал семь недель подряд, не отменяя ни одного выступления. Иногда он танцевал по два балета в день. Всегда танцевал.

В.Х.: Никогда ничего не отменял. Не только не отменял, что довольно необычно для танцоров, но более того - с самого начала, с первого фестиваля, на протяжении 12 лет - а вы знаете, какой у него был успех, билетов невозможно было достать - он ни разу не поднял свой гонорар.

Мы имеем дело со многими артистами, и обычно спустя лет 10, когда они видят весь этот успех, начинаются разговоры - может, мы пересмотрим гонорар? Никогда с ним такого не было.

Мы договорились о гонораре с самого начала, и таким он и оставался. Он никогда не просил агента об этом, и ему просто нравилось отыгрывать сезоны. Я знаю, что он доверял нам в вопросах рекламы. Так что я должен это отметить - никогда, а начали мы в середине 1970-х годов, никогда он не просил о пересмотре гонорара.

Би-би-си: То есть вы думаете, что его главным стимулом было наслаждение танцем?

В.Х.: Его главным стимулом, я бы сказал, его единственным стимулом, было наслаждение танцем и наслаждение жизнью. Но он, конечно, был ужасно сложным человеком. Безотносительно его величия - он был способен совершать и жуткие вещи, но мы этого не замечали.

Мне было довольно непросто иметь с ним дело, и я обычно поручал это жене. Хотя он мог быть грубым и использовал слова, которых я не понимал, но он был интересным человеком, и Лиллиан всегда удавалось договариваться с ним о программе.

Л.Х.: Он был жестким человеком, очень упрямым.

В.Х.: Очень жестким. Но он соглашался. И мог это делать. Когда он перестал танцевать, нам было жаль.

Би-би-си: Можете ли вы описать одно воспоминание, которое есть у вас о Рудольфе Нурееве?

В.Х.: Ну как же я могу ответить на этот вопрос. Я помню его как великого танцовщика, великую во многих смыслах личность, во многом он вел себя по-детски, был склонен к истерикам, но и к невероятной щедрости по отношению к другим танцовщикам время от времени. Думаю, это такая смесь.

Би-би-си: В вашем понимании балета, изменил ли он ваше представление об этом искусстве?

В.Х.: Это не вопрос моего понимания, он изменил сам балет - до неузнаваемости. Мое мнение в данном случае не так важно, я был только промоутером, а его вклад должен ощущаться другими танцовщиками. Я думаю, что его вклад был уникальным.

Би-би-си: Когда вы впервые увидели, как он танцует, в Советском Союзе, отличался ли он от остальных или он все же оставался более или менее частью советской школы танца?

В.Х.: Нет, ну он был частью, конечно, но, разумеется, он выделялся. Он уже был довольно уникальным в России. Поэтому они так волновались, чтобы он не сбежал. Но они слишком боялись представлять его лицом советского балета. Это было слишком рискованно.

Би-би-си: Считалось, что он был ненадежным?

В.Х.: Он не был ненадежным в плане балета, он был ненадежным в плане своего поведения, наверное, хотя я не знаю, что вы под этим имеете в виду. Он был надежным в смысле выступлений - он никогда не отменял их.

Но он любил, чтобы все было так, как он хочет, его собственное художественное видение было очень важным для него, и он ненавидел, когда люди с ним не соглашались. Но я не думаю, что он был ненадежным.

Виктор и Лиллиан Хоххаузер до сих пор занимаются организацией балетных гастролей (им обоим за 90 лет). В этом году они вновь привозят в Лондон Мариинский театр: сезон откроется в Королевском театре Ковент-Гарден 24 июля и продлится до 12 августа.

http://www.bbc.com/russian/features-40577766

Ролан Пети: «Рудольф Нуреев был опасным»