Эволюция миссионерства

Недавно в Интернете появилось объявление, тут же растиражированное антирелигиозными ресурсами: «Теория эволюции — это псевдонаучный миф, несостоятельная, никем и никогда не доказанная гипотеза. Абсолютно несовместима с православной догматикой... И это безобразие преподают нашим детям. Мы требуем перенести теорию эволюции из учебников биологии в учебник истории. С этим требованием мы будем пикетировать Министерство образования».

Означенное мероприятие затрагивает целый ряд проблем, которые стоит рассмотреть. Во-первых, это проблема миссионерства: в чем должна состоять православная проповедь, обращённая к миру? Во-вторых, проблема вероучительного авторитета: кто имеет власть ex cathedra провозглашать, что такое-то мнение является догматом, то есть обязательным для всех православных христиан, так, что тот, кто не разделяет его, тем самым ставит себя вне Церкви? В-третьих, о том, откуда у нас явилось мнение относительно конфликта теории эволюции и православной веры и стоит ли нам это мнение разделять.

Начнем с первого. В чем состоит цель православной миссии? Очевидно, в том, чтобы наши ближние обрели веру во Христа, присоединились к святой Церкви и сделались наследниками вечного спасения. Православная миссия есть свидетельство о Христе; как бы ни относиться к Дарвину, православная миссия не есть свидетельство о Дарвине. Можно сколько угодно считать теорию эволюции ложной и вредной; нельзя считать, что Христос послал апостолов (и их последователей) ниспровергать теорию эволюции. Он совсем другое дал поручение. Когда от людей, вроде бы подвизающихся за православную веру, вы узнаете много интересного про то, сколь нехороши эволюционисты и прочие нехорошие люди, но не узнаете, чем же, собственно, хороша православная вера, приходится признать, что имеет место некое непонимание великого поручения, которое Господь дает в Мф 28:19—20.

Вторая проблема — это заявление о том, что теория эволюции «абсолютно несовместима с православной догматикой». Заявление, что эта теория ошибочна или вредна, не создавало бы такой проблемы. Одно дело говорить, что мой собрат неправ,  другое — что он погрешает против догматов. Видите ли, догматика — вещь серьезная. Догмат — это соборно принятое вероучительное положение, которое обязательно для всех членов Церкви, так что всякий, кто отвергает его, подпадает под анафему, находится вне Церкви. Если признавать теорию эволюции — значит отвергать догматику, то ряд известных мирян и клириков отвергли православную догматику и являются открытыми еретиками. При этом священноначалие отнюдь не отлучает их от Причастия, не лишает клириков сана — то есть Русская Православная Церковь в целом оказывается скомпрометированным с точки зрения догматики сообществом. Еще раз — одно дело считать теорию ложной и вредной. Тут нет проблемы. Другое дело — поставлять это свое мнение критерием догматической истины. Это весьма решительное притязание, которое не выглядит хорошо обоснованным.

Чрезвычайно важным этапом духовного роста христианина является постепенно формирующаяся способность отличать свои мнения от догматов. У меня может быть мое мнение и мое понимание Откровения, как Писания, так и Предания, к которому я пришел путем тщательного рассмотрения вопроса и в котором я глубоко убежден, но вот то, что другие православные христиане этих моих мнений и убеждений не разделяют, еще не делает их погрешающими против догматов.

Предположим, я считаю, что, поскольку преподобный Ефрем Сирин с предельной ясностью пишет о том, что небо — твердое, обязанность православного христианина состоит в том, чтобы верить святоотеческому учению в этом вопросе. Я могу считать небо твердым, это мнение отнюдь не делаем меня еретиком; однако я не имею права объявлять еретиками тех, кто не считает небо твердым. Я могу скорбеть о слабости их веры, но такого догмата: «небо твердое, не верующим тому — анафема» — у Церкви нет. Как нет и  догмата об эволюции.

Обратимся теперь к истории вопроса. Война между креационизмом и эволюционизмом разразилась отнюдь не в святоотеческую эпоху (тогда этой теории просто не было), и отнюдь не на территории Восточной Римской империи. Creation–evolution controversy началась после Первой мировой войны в США и с тех пор остатся характерно американским явлением. Происхождение младоземельного креационизма из среды американских протестантов, само по себе, конечно, не доказывает его ложности — я сейчас не об этом, но побуждает нас обратить внимание на то, что он обусловлен специфически американской религиозной и культурной ситуацией.

Но даже в этой среде эволюция вызывала мало возражений примерно до середины 1920-х годов, и многие консервативные протестанты видели в ней Божий способ творения. Ситуация начала меняться благодаря деятельности видного американского политика Вильяма Дженнингса Брайана (1860—1925). Этот политик обратил внимание на то, что теория эволюции активно использовалась для пропаганды войны, расизма и социал-дарвинизма. Предполагалось, что человеческие расы занимают разные эволюционные ступени, а поддержка бедняков препятствует «эволюции человечества». Сегодня эти взгляды полностью отвергнуты эволюционной биологией, но тогда они были достаточно популярны в определенных кругах. Брайан, искренне выступая против всего этого зла, полагал, что оно коренится в теории Дарвина самой по себе, и развернул решительную кампанию против нее, поддержанную многими американскими протестантами.

Эти усилия привели к запрету преподавания теории эволюции в ряде штатов и знаменитым «обезьяньим процессам». Антиэволюционное движение обрело свой интеллектуальный фундамент в 1961 году с выходом книги Джона Уиткомба и Генри Морриса «Библейский потоп» (The Genesis Flood: The Biblical Record and its Scientific Implications). В книге давалось истолкование имеющихся геологических данных с точки зрения во многом буквального прочтения библейских повествований о творении и потопе.

С тех пор точка зрения, изложенная в этой книге — мир создан несколько тысяч лет назад за буквальные шесть календарных суток — пользуется значительной популярностью в среде американских протестантов. В научных кругах, однако, эта точка зрения не получила признания, и верующие ученые (такие, как, например, выдающийся генетик Френсис Коллинз) принимают эволюцию как Божий путь творения.

Определяющее влияние на ситуацию оказали — и продолжают оказывать — так называемые «культурные войны», внутриамериканское противостояние между консерваторами и либералами, представленными Республиканской и Демократической партиями. Первые выступают за поддержание христианской идентичности Америки, против абортов, против насаждения извращений,  но — увы, это идет одним пакетом — за жесткий капитализм в стиле лузер-сам-виноват, за отсутствие контроля над оружием, за довольно воинственную политику на международной арене. Митт Ромни, кандидат именно от этих сил на последних выборах, назвал Россию «противником номер один».

Вторые, либералы, — за смелые реформы, снижение влияния религии, расширение возможностей для абортов, однополые «браки» и тому подобное, но — и это опять же идет пакетом — за более социальное государство, помогающее беднякам, за несколько более миролюбивую политику, в частности за «перезагрузку» отношений с Россией. В один из пакетов (либеральный) входит теория эволюции, в другой (консервативный) — креационизм. Эволюция, увы, уже видится не научной теорией, которую можно спокойно рассматривать с научной точки зрения, а флагом, который гордо реет над рядами одной из воюющих сторон.

Такова логика войны. Но давайте обратим внимание на то, что это не наша война. Да, можно, осердясь на американцев, которые вечно лезут в чужие гражданские войны, в отместку залезть в их войну — но стоит ли?

А вот что стоит — так это потратить время на то, чтобы разобраться в вопросе. Что утверждает и чего не утверждает теория эволюции? Что утверждает и чего не утверждает православная догматика? Впрочем, если нет времени и желания в этом разбираться, можно просто свидетельствовать о Христе. Как бы ни относиться к Дарвину, вверенное нам послание — не о нем.