Bo4kaMeda

Часть 1



Путеводитель по поэзии, созданной женщинами:
от Сапфо до XXI века





Эмили Бронте


Место и время
Англия, XIX век

Кто она
Средняя и самая талантливая из сестер Бронте — в первую очередь автор гениального романа «Грозовой перевал», апофеоза английской мрачности. Однако, как и ее сестры Шарлотта и Энн и брат Брэнуэлл, Эмили писала еще и стихи. Несмотря на то что в первой половине XIX века женщина‑поэт уже не была экстраординарным явлением, традиция заставила сестер прибегнуть к мужским псевдонимам — так Эмили Бронте оказалась Эллисом Беллом, и ее стихи были встречены критикой с наибольшим вниманием.

Избранное
Характерный для Бронте высокий стиль, в котором находится место ее излюбленным грозовым мотивам:

***
Вот он идет, вот поднял в ночь
Бессмертных снов отряд.
И чувств огни зажглись точь-в-точь,
Как много лет назад.

И знаю по горенью глаз,
По складке возле рта,
По звукам недоступных фраз,
Как вздыбилась мечта.

Он, этот ветр, тебя сильней,
Он время вымел вон.
И память самых ярких дней
Умчал, как пену с волн.

И ты — не ты, а дух свободный,
Бытующий во всем;
Ты бури пламень первородный
И первозданный гром.

Ты вышел, ты себя избыл
И мирозданьем стал,
Ты жизнь вселенскую открыл,
Для смертности пропал.

Так дух, когда приступит тьма,
Из плена выйдет сам.
Земле достанется тюрьма,
И узник — небесам.
перевод Т. Гутиной



Эмили Дикинсон



Место и время
США, XIX век

Кто она
Без сомнения, главная американская поэтесса — хотя уже в XX веке на это звание претендовали Марианна Мур, Сильвия Плат, Элизабет Бишоп. Дикинсон была из тех, кого в Америке называют мавериками, — первопроходцем-индивидуалистом, делающим вещи, не похожие ни на что прочее. Еще уникальнее ее делает сочетание поэтической смелости с абсолютной интровертностью. Дикинсон написала почти 1800 стихотворений — и при жизни опубликовала штук семь, которые безбожно исказили издатели, напуганные обращением поэтессы как с интонацией, так и с пунктуацией. После смерти ее ближайшего друга юности Бенджамина Ньютона самые доверительные отношения у Дикинсон возникали лишь с людьми, которых она знала в основном по переписке: со священником Чарльзом Уодвортом и литератором, аболиционистом и борцом за права женщин Томасом Хиггинсоном — последнего она считала своим литературным учителем, хотя, если говорить именно о литературном мастерстве, он не научил ее ничему, лишь был внимательным собеседником и восторженным читателем. Дикинсон жила очень закрыто и перед смертью попросила свою сестру уничтожить ее бумаги. Сестра сожгла только присланные Дикинсон письма, а «стихи из комода», к счастью, сохранила.

Избранное
Цитировать хочется очень многое; в таких случаях надо цитировать любимое.

Я умерла за Красоту —
Но только в гроб легла,
Как мой сосед меня спросил —
За что я умерла.

«За Красоту», — сказала я,
Осваиваясь с тьмой —
«А я — за Правду, — он сказал, —
Мы — заодно с тобой».

Так под землей, как брат с сестрой,
Шептались я и он,
Покуда мох не тронул губ
И не укрыл имен.
перевод Г. Кружкова


Леся Украинка


Место и время
Украина, XIX–XX века

Кто она
Одна из основоположниц украинской словесности, оставившая наследие практически во всех родах и жанрах литературы. Стихи на украинском начала писать в 1884 году, активно занималась самообразованием и достигла замечательных успехов; в это же время Леся Украинка становится ее литературным псевдонимом (настоящее имя поэтессы — Лариса Косач). Из-за слабого здоровья много путешествовала, бывая на курортах в Европе и России; скончалась после долгой болезни. В ее лирике гражданские мотивы переплетаются с мифологическими. Российская империя не жаловала украиноязычные издания — первый сборник Украинки вышел во Львове, в то время бывшем территорией Австро-Венгрии, и сразу завоевал ей литературный и политический авторитет. Украинский поэт и писатель Иван Франко называл поэтессу «едва ли не единственным мужчиной во всей Украине».

Избранное
Одно из поздних стихотворений Леси Украинки; последняя строфа осталась незавершенной и по-русски додумана переводчиком.

Кто вам сказал, что я хрупка,
Что с долей не боролась?
Дрожит ли у меня рука?
И разве слаб мой голос?

А если были в нем слышны
И жалобы и пени,
То это бурный плеск весны.
Не мелкий дождь осенний.

А если осень… Не беда.
Цветет ли кто иль вянет.
Увянув, ива у пруда
Златобагряной станет.

Когда же саваном зима
Накроет лес раздетый,
Цветам на гроб она сама
Рассыплет самоцветы.

Что ж, буду жить я, как живет
Волна в часы покоя —
Как будто спит поверхность вод,
[Но море ждет прибоя.]
перевод С. Маршака


Елена Гуро


Место и время
Россия, XIX–XX века

Кто она
Самая тихая из кубофутуристов, примирявшая с этим скандальным направлением таких неоклассиков, как Вячеслав Иванов и Владислав Ходасевич. Главный сборник поэтессы «Небесные верблюжата» вышел в 1914 году, уже после ее смерти. Не заставшая «некалендарный XX век», она своим творчеством его опередила; может быть, этот век и не заслуживал ее письма — «детского», но формально изощренного, часто тяготеющего к свободному стиху, совмещающего стих и прозу. Отдельного упоминания заслуживает созданная ей в стихах легенда об умершем сыне — никакого сына у нее никогда не было. Гуро была также незаурядным художником.

Избранное

***
От счастья летнего рождаются слова! Все хорошие слова:
Прудик, водик,
бродик,
верблюдик,
растерятик,
пароходик.
А пароходик со звонкой, красной американской полосой сегодня утром видели с балкона.


Мария Шкапская


Место и время
Россия/СССР, XX век

Кто она
Одна из недооцененных поэтесс первой половины XX века, Шкапская известна как автор чувственных — весьма смелых по своим временам — стихов и популяризатор канонизированной уже в 2000-е мнимой рифмованной прозы — или, выражаясь иначе, записи стихов в строчку. В жизни Шкапской был юношеский политический активизм (в 1912 году она даже провела две недели в тюрьме за участие в акции протеста), годы журналистской работы, книга о преступлениях гитлеровцев «Это было на самом деле». После 1925 года Шкапская стихов не писала — до самой смерти в 1952-м.

Избранное
Секс, беременность, материнство — частые мотивы стихов Шкапской. Сочетание эротики и фатализма в них предвосхищает современную поэзию Веры Павловой.

***
Ты стережешь зачатные часы, Лукавый Сеятель, недремлющий над нами, — и человечьими забвенными ночами вздымаешь над землей огромные весы. Но помню, чуткая, и — вся в любовном стоне, в объятьях мужниных, в руках его больших — гляжу украдкою в широкие ладони, где Ты приготовляешь их — к очередному плотскому посеву — детенышей беспомощных моих, — слепую дань страданию и гневу.


Нина Хабиас


Место и время
СССР, XX век

Кто она
Если эротика Марии Шкапской на самом деле довольно целомудренна, то поэзия Нины Хабиас способна шокировать и сегодня (и вполне могла бы быть сегодня написана). Женщина с пестрой — что географически, что политически, что поэтически — биографией до выхода сборника «Стихетты» носила фамилию Оболенская; после «Стихетт» псевдоним Хабиас стал мгновенно узнаваемым (недоброжелатели переделывали его в «Похабиас»). «Стихетты», ныне предмет вожделения библиофилов, вышли без цензурного разрешения, из-за чего поэтесса подверглась аресту и двухмесячному заключению. В 1937 году она была репрессирована за «антисоветскую агитацию», освободилась в 1942-м и жила в Туркмении как ссыльная. О ее судьбе после 1943 года ничего не известно.

Избранное
Одно из самых резких стихотворений Хабиас:

* * *
Телом скатанная как валенок
Головы мосол между ног
Вышиб любовь на заваленку
Сапожищем протоптанный кот
Довольно колеса белок
Аркане шею тянуть
Над отопленном спермой телу
Креститель поставил свечу
У меня все места поцелованы
Выщипан шар живота
Как на скачках язык оторван
Прыгать барьеры зубам
О кланяйтесь мне совнаркомы
священник и шимпанзе
Я славнейшая всех поэтессин
Шафрана Хебеб Хабиас.



Анна Ахматова


Место и время
Россия/СССР, XX век

Кто она
Взятая на самом элементарном уровне, русская женская поэзия двухголова. В ней есть Ахматова и Цветаева — всё дальше расходящиеся фигуры огромного масштаба. Нас сейчас интересует Ахматова — заслужившая прижизненное и посмертное преклонение и рой «антибиографий», «царскосельская веселая грешница», превратившаяся в мученицу (поразительно, что знаменитое определение Жданова о «взбесившейся барыньке, мечущейся между будуаром и молельной» говорит вроде бы о том же, но уничтожает само себя не только всем контекстом, но и пошлостью слога), поэтесса из хрестоматии и антологии, филолог-пушкинист, переводчик, автор книг с идеальными названиями («Anno Domini», «Четки», «Белая стая»), автор цикла «Requiem» — не просто человеческого подвига, но и подвига поэтической интонации.

Избранное
Здесь могло бы быть почти все что угодно — от «Так беспо­мощно грудь холодела…» и «Я пришла к поэту в гости…» до стихов из «Requiem», «Мужества», отрывков «Поэмы без героя», «Приморского сонета». Но хочется, чтобы было это:

Северные элегии. Шестая

Последний ключ — холодный ключ забвенья.
Он слаще всех жар сердца утолит.
Пушкин

Есть три эпохи у воспоминаний.
И первая — как бы вчерашний день.
Душа под сводом их благословенным,
И тело в их блаженствует тени.
Еще не замер смех, струятся слезы,
Пятно чернил не стерто со стола —
И, как печать на сердце, поцелуй,
Единственный, прощальный, незабвенный…
Но это продолжается недолго…
Уже не свод над головой, а где-то
В глухом предместье дом уединенный,
Где холодно зимой, а летом жарко,
Где есть паук и пыль на всем лежит,
Где истлевают пламенные письма,
Исподтишка меняются портреты,
Куда как на могилу ходят люди,
А возвратившись, моют руки с мылом,
И стряхивают беглую слезинку
С усталых век — и тяжело вздыхают…
Но тикают часы, весна сменяет
Одна другую, розовеет небо,
Меняются названья городов,
И нет уже свидетелей событий,
И не с кем плакать, не с кем вспоминать.
И медленно от нас уходят тени,
Которых мы уже не призываем,
Возврат которых был бы страшен нам.
И, раз проснувшись, видим, что забыли
Мы даже путь в тот дом уединенный,
И задыхаясь от стыда и гнева,
Бежим туда, но (как во сне бывает)
Там все другое: люди, вещи, стены,
И нас никто не знает — мы чужие.
Мы не туда попали… Боже мой!
И вот когда горчайшее приходит:
Мы сознаем, что не могли б вместить
То прошлое в границы нашей жизни,
И нам оно почти что так же чуждо,
Как нашему соседу по квартире,
Что тех, кто умер, мы бы не узнали,
А те, с кем нам разлуку Бог послал,
Прекрасно обошлись без нас — и даже
Все к лучшему…


Наталья Кугушева


Место и время
СССР, XX век

Кто она
На долю княжны Натальи Петровны Кугушевой выпали едва ли не все испытания, какие мог предложить русский XX век; непризнание при жизни было самым легким из них. Замужество за немцем привело к ссылке в Казахстан, где, чтобы выйти из крошечной комнаты, приходилось «буквально — лезть под хвост корове», стоявшей тут же. Разрешение поселиться в Малоярославце, инвалидность, нищета, забвение. Уже в XXI веке биографию Кугушевой восстановил и составил ее сборник филолог Александр Соболев, спасающий из небытия забытых русских поэтов модернизма.

Избранное
Стихотворение периода карагандинской ссылки.

***
Никому такое не приснится,
Жизнь — сплошной безумный бред.
Выползают тихие мокрицы
И ползут, ползут на скудный свет.
Свет дрожит. В углах сгустились тени.
Грязные тарелки на столе.
Листьями неведомых растений
Зимний холод вышит на стекле.
Пахнет дымом. С потолочных балок
Глина осыпается и пыль.
Человек уныл, бесправен, жалок.
Безутешна жизненная быль.


Сара Тисдейл


Место и время
США, XX век

Кто она
Сара Тисдейл родилась в 1884 году в богатой семье, была очень болезненным ребенком, начала писать и публиковать стихи в 1907-м. Ее сборник «Реки, текущие к морю» стал поэтическим бестселлером 1915 года, еще через три года Тисдейл получила Пулитцеровскую премию. Она вышла замуж за поклонника ее творчества Эрнста Филзингера, но его постоянные рабочие разъезды так надоели ей, что она втайне от мужа добилась развода — чем повергла его в шок. Последней любовью ее жизни была студентка Маргарет Конклин, после смерти Тисдейл ставшая ее литературной душеприказчицей. В сущности, Тисдейл всегда оставалась одинокой, что очень видно по ее стихам. Кроме того, у нее был навязчивый страх паралича, страх остаться беспомощной. В 1933 году, уверив себя, что паралич неизбежен, она покончила с собой. 17 лет спустя молодой фантаст Рэй Брэдбери подарил ей безусловное бессмертие, сделав ее стихотворение центром своего рассказа «Будет ласковый дождь» из цикла «Марсианские хроники».

Избранное
Тут без вариантов.

***
Будет ласковый дождь, будет запах земли.
Щебет юрких стрижей от зари до зари,

И ночные рулады лягушек в прудах.
И цветение слив в белопенных садах;

Огнегрудый комочек слетит на забор,
И малиновки трель выткет звонкий узор.

И никто, и никто не вспомянет войну:
Пережито-забыто, ворошить ни к чему.

И ни птица, ни ива слезы не прольет,
Если сгинет с Земли человеческий род.

И Весна… и Весна встретит новый рассвет,
Не заметив, что нас уже нет.
перевод Л. Жданова


Сароджини Найду


Место и время
Индия, XX век

Кто она
Индийская поэтесса больше известна как политик: она была первой женщиной в своей стране, возглавившей крупнейшую партию — Индийский национальный конгресс, и первой — ставшей губернатором провинции. Семью Найду можно назвать литературной: ее мать писала стихи на бенгальском, один из братьев — на английском. Сама Найду также писала в основном на английском и заслужила почтительное прозвище Индийский Соловей.

Избранное
В России Найду переводили мало. Перевод Самуила Маршака довольно точен, хоть и не сохраняет всех молитвенных рефренов, важных для музыки стихотворения. Кроме того, «Нараяна» (одно из имен бога Вишну) зачем-то заменено на «Рамаяна» (название индийского эпоса).

К вечерней молитве

«Время молитвы. Алла иль Акбар» —
Зов с минарета далекого храма,
Медленно гаснет закатный пожар…
В сладкой молитве, о дети Ислама,
Душу излейте… Алла иль Акбар!

«Ave Maria!» Торжественный хор
Славит в молитвах Младенца и Деву…
Благоговейному вторит напеву
Колоколами старинный собор…
«Ave Maria!» — доносится хор.

«Агурамазда!» — призывно звеня,
Льются напевы священного гимна.
Ниц, на колени, о дети Огня!
Факелы светят тревожно и дымно…
Гимны Авесты несутся, звеня.

«Рама-аяна!» Брамины, во храм!
Вечным и вещим внемлите призывам.
Голос возвысьте к немым небесам.
Руки возденьте в забвенье счастливом.
«Рама-аяна!» Брамины, во храм!
перевод С. Маршака


Габриэла Мистраль


Место и время
Чили, XX век

Кто она
В Чили родились самые значительные латиноамериканские поэты XX века — Пабло Неруда, Гонсало Рохас и, конечно, Габриэла Мистраль. Родилась в бедной семье, училась в школе у собственной сестры, затем учительствовала сама. Первые стихи 15-летняя Габриэла Мистраль (свой псевдоним Лусила Годой Алькайяга взяла в честь Габриэле Д’Аннунцио и Фредерика Мистраля) опубликовала в 1904 году, а десять лет спустя к ней пришло национальное признание. Не меньшую славу ей составили усилия по реформе образования в Чили и Мексике: благодаря Мистраль оно стало гораздо доступнее. Кроме того, она служила дипломатом и представляла свою страну во многих городах мира, в том числе Нью-Йорке, Мадриде, Лиссабоне, Неаполе. Одним из ее учеников был Неруда. В 1945 году Мистраль получила Нобелевскую премию по литературе.

Избранное

Два ангела

Два ангела, как на гóре,
всю жизнь стоят за плечами,
баюкают, точно море,
покуда не укачали.

Один трепещет крылами,
другой недвижно витает.
Один приходит с дарами,
другой дары отбирает.

Который пребудет с нами?
Который канет в былое?
Один опалит, как пламя,
другой осыплет золою.
А я им душу вверяю —
стелюсь покорной волною.

Лишь раз в едином усилье
согласно они запели,
смыкая белые крылья
любви и крестной купели.

Лишь раз друг с другом в союзе
забыли разлад старинный,
и жизнь завязала узел
со смертью неразделимый.
перевод Н. Ванханен

Составил Лев Оборин

ПРОДОЛЖЕНИЕ

/arzamas.academy

.