Товарищи по книгам,
друзья в литературе

Дружба, как и любовь, имеет разные оттенки — и все они нашли свое отражение в художественной литературе

Текст: Фёдор Косичкин
Фото: planeta.moy.su

«Что дружба?..»

Специализированные ресурсы уверяют нас, что 30 июля отмечается День Дружбы. Что это такое — никто не знает; как, впрочем, никто не знает и что такое сама дружба — потому что этим прекрасным словом обозначает десяток разнообразных типов отношений.

Но все они нашли свое отражение в художественной литературе: от пушкинского «Что дружба?

Легкий пыл похмелья…» до петрарковского “ S’amor non è, che dunque è quel ch’io sento?” («Коль это не любовь, скажите что же?») — впрочем, тоже упоминаемого в пушкинской «Метели», и цветаевского «А тот, с ней рядом, сух и жгуч, как адский уголь, кто он? — Что за вопрос! Конечно, друг, Не муж, конечно…!».

Мы, ни в коем случае не претендуя на окончательность, выделили и проиллюстрировали восемь типов дружбы.

Хотя, конечно, на самом деле их гораздо больше, чем оттенков серого в модной некогда книге.

Дружба по оружию:

Вероятно, древнейший «тип» дружбы, возникшей из необходимости вместе загонять мамонтов и отбиваться от враждебных неандертальцев. Так далеко в историю мы забираться не будем, достаточно вспомнить трёх французских мушкетеров XVII века с их легендарным «Один за всех и все за одного!».

Примерный современник мушкетеров, казачий полковник Бульба выразил ту же мысль еще ярче: «Нет уз святее товарищества!». Роман Эриха Марии Ремрака называется почти так же, как роман Дюма — но написан в совсем иную эпоху и иную эпоху описывает.

Фронтовые товарищи повзрослели, и оказалось, что они — разные. На войне как на войне. А в миру как в миру.

Дружба по взрослению:

Взросление — почти такое же суровее испытание, как и война. Или, может быть, еще более суровое. Немногим удается пережить его, не растеряв многолетних друзей, с которыми когда-то был не разлей вода. И две очень разные книги о группе совместно взрослеющих детей — тому подтверждение.

Дружба по досугу:

Совместные походы, (спортивные) игры и трапезы — казалось бы, куда менее травматичный «тип» дружбы, чем товарищество по оружию.

Что с блеском описано в классической юмористической книге викторианской Англии. Джером К. Джером всё время подчеркивает, что трое молодых лондонских клерков каждый по-своему невыносим — но в одной лодочке им вполне удается ужиться.

Но мы-то помним, чем закончилось приятельство Онегина и Ленского, которые поначалу тоже были просто «от делать нечего друзья».

Дружба противоположностей:

Впрочем, Пушкин сразу указывает, что его герои были совершенно различны — как «коса и камень, стихи и проза, лёд и пламень». И порою это само по себе, без дополнительных внешних причин, способствует установлению дружеских отношений. Противоположности притягиваются и дополняют друг друга.

Поэтому благополучный домашний мальчик в чистенькой курточке (и с бесконечными запретами и ограничениями) Том Сойер прекрасно ладит с фактическим беспризорником Геком Финном, который пользуется полной свободой, а самоуглубленный отшельник Нарцисс находится в постоянном напряженном диалоге с вечным странником , кипучим и деятельным Гольдмундом (Златоустом) — такие глубокомысленные имена дал героям своего философского романа писатель-мистик Герман Гессе.

Дружба-«приручение»:

Когда герои различаются не только характерами, но и возрастом, опытом и социальным статусом, уместнее говорить о дружбе-«приручении». Да, все верно: «Мы в ответе за тех, кого мы приручили».

Будь то Роза, Лис или Барашек. Шестьдесят спустя после выхода «Маленького принца» необычный писатель-битник Сэм Сэвидж иронично вывернул наизнанку знаменитую формулу Сент-Экзепюри.

Когда его героя, писателя-аутсайдера, спрашивают, как это ему удалось так замечательно приручить крысу (т.е. этого самого Фирмина, главного героя книги), тот на полном серьезе отвечает: «не приручил, а цивилизовал!»
Что ж, воистину, мы в ответе за тех, кого мы цивилизовали.

Дружба-ассистирование:

Но бывает и так: «приручать» друга вроде не нужно, но он заведомо не ровня своему другу. И обоих это прекрасно устраивает. Классический пример — Шерлок Холмс и доктор Уотсон.

Изощренному интеллектуалу, кокаинисту и скрипачу Холмсу необходимо опереться на простоватого, но безусловно порядочного доктора, воплощение здравого смысла. Да и заодно покрасоваться перед ним. Да и читателю, увы, гораздо проще себя ассоциировать с заурядным человеком, чем с гением.

Этим же соотношением характеров воспользовался Томас Манн, когда писал свой сложнейший интеллектуальный роман «Доктор Фаустус». Полное его название — «Доктор Фаустус. Жизнь немецкого композитора Адриана Леверкюна, рассказанная его другом».

И действительно: без этого самого друга с говорящим именем Серенус Цейтблом (serenus — «скромный») автору не удалось бы рассказать о гениальном композиторе и его якобы заключённой сделке с дьяволом.

Дружба-соперничество:

Как-то так получилось, что первыми здесь в голову приходят примеры дружб женских. Графиня Наташа Ростова и воспитанница Ростовых Соня растут вместе, сызмальства делятся самым сокровенным, да и родители Ростовы не делают между двумя девушками никакой разницы.

На первом балу «две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но, — продолжает Толстой, — невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе». И дальше это неравенство только нарастает…

Женская дружба-соперничество — страшная штука. Роман современной писательницы Анны Матвеевой — именно об этом. Не толстовский, конечно, размах, но глубина погружения в выбранною тему впечатляет.

Дружба-любовь:

Но зависть и соперничество — не единственный возможный «вариант» женской дружбы. О чем в свойственной ей экзальтированной манере поведала Марина Цветаева в «Повести о Сонечке».

Это поэтический рассказ о самом трагическом и в то же время романтическом периоде в жизни молодой — ей ещё нет тридцати — поэтессы, голодных и безбытных 1919 — 1920 гг., проведённых в московском Борисоглебском переулке.

В это время Цветаева знакомится с такой же, как она, нищей и романтической молодёжью — актёрами расположенной по соседству студии Вахтангова, пытающимися разглядеть в революционной Москве якобинский Париж и примеривающих, в прямом и переносном смысле, камзолы и парики XVIII века.

В их числе — юные актеры Юра Завадский и, главное, Сонечка Голидей — дерзкая, прекрасная, самовлюбленная. А для Цветаевой в этом имени, видимо, проступила еще и другая Соня — Парнок, героиня цикла «Подруга», написанного в 1914-15 годах. И этот цикл уже без сомнения — любовный.

Но бывает и наоборот. Наверно, даже бывает чаще. Не дружба, перешедшая в любовь, а любовь, перешедшая в дружбу. Как это происходит — описано, например, в подзабытом нынче романа Э. Л. Войнич «Овод».

Нет-нет, речь не о главном герое Феличе Риваресе, пронёсшем любовь к героине Джемме через всю свою бурную жизнь, а о «друге семьи», итальянце Мартини:

«Он говорил по-английски — конечно, как иностранец, но все-таки вполне прилично, — не имел привычки засиживаться до часу ночи и, не обращая внимания на усталость хозяйки, разглагольствовать громогласно о политике, как это часто делали другие. А главное — Мартини приезжал в Девоншир поддержать миссис Боллу в самое тяжелое для нее время, когда у нее умер ребенок и умирал муж. С той поры этот неловкий, молчаливый человек стал для Кэтти (горничной — ред.) таким же членом семьи, как и ленивый черный кот Пашт, который сейчас примостился у него на коленях. А кот, в свою очередь, смотрел на Мартини, как на весьма полезную вещь в доме».

А что сам Мартини?

«Нигде Мартини не чувствовал себя так хорошо, как в этой маленькой гостиной. Дружеское обращение Джеммы, то, что она совершенно не подозревала своей власти над ним, ее простота и сердечность — все это озаряло светом его далеко не радостную жизнь. И всякий раз, когда Мартини становилось особенно грустно, он приходил сюда по окончании работы, сидел, большей частью молча, и смотрел, как она склоняется над шитьем или разливает чай. Джемма ни о чем его не расспрашивала, не выражала ему своего сочувствия. И все-таки он уходил от нее ободренный и успокоенный, чувствуя, что «теперь можно протянуть еще недельку-другую».»

Именно про такое чувство за полтысячелетия до Войнич писал Петрарка: «Коль это не любовь, скажите — что же?». Но, видимо, революционер Мартини не читал нежную «Книгу песен» своего великого земляка.

И напрасно.

.