На канале, на старой абрикосе, где-то в середине лета облюбовала себе дозорный пост сварливая ворона. Все, что попадается на глаза, ругает: природу и погоду, собачек с их хозяевами, фланирующих поутру старичков, своих товарок-ворон, особо люто воробьев - завидев стайку этого воробьиного племя, неистово и жутко, до хрипотцы, кричит: "Невермор, невермор, невер-кх-кха-мор!..." - "Да ну тебя!" - орут веселые воробьи и дальше в пыли купаются.

Лето в этот год выдалось жаркое, насыщенное и вкусно пахнущее жизнью, настоящее лето случилось, грех жаловаться. Было много солнца, воды, музыки и оторопелого счастья.

На базаре у селян горами баклажаны, перцы, помидоры и разноцветные астры пучками. А я ухватила кизил, если не съем, то замариную к мясу.

Вчера девичьим кругом устроили проводы лета на Кухмистерской слободке. Плавали-ныряли в Тельбине до дрожи в теле, выгревали змеиные шкуры на разгоряченном до жара сковородки песке, а вечером, уже на закатном солнце, ели из большой белой миски мамины томаты с кинзой и ялтинским луком, малосольные огурцы жадно, вкуснейшую печень с обильной подливой... и черный ржаной хлеб, и рюмку запотевшую с ледяной водкой, и были разговоры, смех, и белая собачка шилопопая... ох, как же мало для счастья-то надо!

Лето мое еще пенится, купается в ярком солнце, стекает вересковым медом по крышам домов, утопает в поддернутых ржавчиной каштановых бульварах, стрекочет по вечерам кузнечиками, но где-то уже за горизонтом темнеет ночь, и дует ветер -брей, и смотритель осени в смоляной тьме зажигает свой маяк для редких пароходов жизнь-наполняющих.