Зима в этом январе расщедрилась не только на мороз, но и на снег, сегодня целый день без устали сыпет его лопатой. Вечером вышла с работы, якобы, ехать домой, а оказалось, что отправили в экспедицию на Крайний Север – все вокруг белее белого, тихое, девственно-чистое и сугробистое. Прокладывала путь челюскинцем, пока добрела к теплу превратилась в снежную бабу, но в метро оттаяла. На пересадочном узле толчея, шум, гам, нервический голос работницы метрополитена динамически что-то повторяет. Прислушалась – оказалось, что движение на красной ветке по техническим причинам временно приостановлено. Море людское волнуется раз, море людское волнуется два, кто куда бежать: на поверхность из-под земли или в стороны – вот она синяя, зеленая, выбирай; но я – сангвиник, я не рыпаюсь истероидно, вытянула из рукава последнюю страшилку Теорина Юхана, да и читательской фигурой замерла. Когда детей из садика «Полянка» при тюремной клинике Санкта-Психо вывели на прогулку в лес, тут же из туннеля повеяло ветерком и защипало в носу от запаха креозота. Человеческое море качнулось, еще качнулось, и инфернально серо-черной пеленой по платформе поплыло, задрожало, заблеяло, и даже на мгновение послышалось, как вороны каркают где-то там, по ту сторону снегопада. 

Сказочный Борисфен пересекала практически вслепую и втихую, одни тревожно-молчаливые шубы и шапки кругом в стойке «Смирно!». Ну, чисто заколдованный лес, если бы не две дамы в тесном, горячем соседстве в отложных воротниках из пушистого зверья на выдающихся верхних формах, что всю дорогу, поглядывали на мужчину в запотевших очках, и что-то друг другу горячо шептали на ухо, страстно смехом брызгая.

«Мама, маа-маа, скоро буду!» – кричала на платформе девочка в шапке с красным помпоном в телефонную трубку. Снег кружил и падал, трубка молчала, девочка удивленно в нее заглядывала и нервно трясла. – «Мааа, ты меня слышишь? Я еду, уже еду, скоро буду. Тут какой-то кошмар: поезда не ходят, людей море, страшное море, я еле уехала!» Ла-ла-ла напевал в унисон красный помпон, задорно подпрыгивая.

А снег кружил и падал, кружил и падал. Купив селедки в домашнем лабазе и «Бородинского», проложила по девственно-чистому снегу тропу к дому. Вот теперь сижу в тепле и добре, пью травяной чай, кусаю краюху черного с тмином, слегонца умасленную крестьянским, а сверху щедро гора селедочной икры, гляжу в окно на окружающий мир, туда, где зима щедро белым-пребелым снегом покрывает мои редкие следы. К утру занесет, точно занесет, делать нечего – начну заново. Начну заново опять и снова прокладывать свой одинокий путь челюскинцем по бескрайней равнине жизни. Не так уж страшен черт, как его малютка – толпа.

… счастливая толпа, гневная толпа, колеблющаяся толпа, свет, блеснувший на мгновение… с разумом не рождаются, «разум мы постоянно сами создаем»…