Первой женой Эйнштейна стала сербка Милева Марич. Она была очень неплохим математиком, и в тот университет, куда Альберт поступил со второго раза, она поступила с первого, была единственной девушкой на курсе.

Влюбленный Альберт писал ей: "Я потерял разум, умираю, пылаю от любви и желания. Подушка, на которой ты спишь, во стократ счастливее моего сердца", не забывая, впрочем, и о деле: "Как счастлив и горд я буду, когда мы оба доведем работу над относительным движением до победного конца".

Но семейная жизнь всегда требовала от женщин жертв - Милева занялась домашним хозяйством, вскоре забеременела и уехала рожать к родителям в Сербию. Ее возлюбленный как-то сразу позабыл о своих пылких чувствах. Он тут же уехал на курорт, где завел знакомство с некой Анной Майер-Шмид, которой посвятил поэтические строки о нежной любви.

«В сравнении с этими бабами любой из нас — король, - писал Альберт своему другу Мишелю Бессо, - потому что мы стоим на своих ногах, не ожидая чего-то извне, а эти вечно ждут, что кто-то придет, чтобы удовлетворить все их потребности». Беременная Милева меж тем снова и снова умоляла Эйнштейна жениться на ней.

Он, подумав, отправил ей письмо, датированное 20 января 1903 года: Если хочешь замужества, ты должна будешь согласиться на мои условия, вот они:
Во-первых, ты будешь заботиться о моей одежде и постели.
Во-вторых, будешь приносить мне трижды в день еду в мой кабинет,
В-третьих, ты откажешься от всех личных контактов со мной, за исключением тех, которые необходимы для соблюдения приличий в обществе,
В-четвертых, всегда, когда я попрошу тебя об этом, ты будешь покидать мою спальню и кабинет.
В-пятых, без слов протеста ты будешь выполнять для меня научные расчеты,
В-шестых, не будешь ожидать от меня никаких проявлений чувств.

Милева также отказалась от новорожденной дочери Лизерль - Эйнштейн считал, что незаконнорожденный ребенок повредит его научной карьере. О дальнейшей судьбе девочки ничего не известно, вероятно, она умерла либо была отдана на воспитание. Тем не менее Альберт и Милева все-таки поженились и родили еще двоих, уже законных, сыновей. Милева полностью подчинила свои профессиональные планы профессиональному успеху мужа, работая его ассистенткой. Эта работа не давала ей возможности завершить собственный дипломный проект, тогда как Альберт удовлетворительно защитился.

Широко известно, что Эйнштейн говорил друзьям: "Математическую часть работы за меня делает жена". Но вряд ли Милева была счастлива в браке. Случалось, что какая-нибудь дама приезжала за Эйнштейном на автомобиле и он уезжал с ней на весь день. У него то и дело вспыхивали романчики, он вел обширную любовную переписку. Милеву это, естественно, обижало. Но Эйнштейн называл жену истеричной и ревнивой особой, и говорил, что лучше бы она занялась воспитанием сыновей. Альберт искренне считал, что «брак противоречит человеческой природе», и отзывался о нём как о «рабстве в цивилизованной одежде».

В конце концов Эйнштейн влюбился в свою двоюродную сестру Эльзу и решил на ней жениться. «Моя дорогая! - писал он кузине. - На самом деле, нет никаких причин, чтобы ты испытывала головную боль из-за моей жены. Еще раз заверяю тебя, что этой проблемы не существует. У нас с ней давно разные спальни, и я рассматриваю свою жену в качестве служанки, которую я не могу уволить». Для Милевы это был удар. Она долго не соглашалась на развод, но Альберт настаивал. Марич вместе с сыновьями вынуждена была уехать. Жили они в крайне стесненных обстоятельствах в Цюрихе.

По одной из версий Эйнштейн, добиваясь развода, отписал Милеве несуществующие деньги от Нобелевской премии: "В противном случае ты вообще ничего не получишь". Есть так же версия и о том, что Милева была соавтором или даже автором ранних трудов Эйнштейна, и сама потребовала часть премии, если такая будет присуждена, в обмен на молчание.

Ведь как говорил сам Эйнштейн: «Секрет творчества – в умении не разглашать твои источники». Несомненно одно: физические идеи Милевы выглядели более зрелыми и математически завершенными, чем у Альберта. Это прекрасно чувствуется по первым работам, отсылаемым в Annalen der Physik. Вообще годы, проведенные в браке с Милевой, были самым плодотворными для Эйнштейна. После 1914 года его физика стала консервативной, прекратились исследования научной литературы, иссякли новаторские идеи, подобные Теории Относительности.

А документы на развод были подписаны - в разъяснительных отчетах Альберт признавался, что изменял Милеве и рукоприкладствовал. В итоге Эйнштейн получил свободу, а его первая семья через годы получила часть денег Нобелевской премии. Деньги эти, впрочем, ушли на лечение младшего сына - ему был поставлен диагноз шизофрения и мать самоотверженно ухаживала за ним до самой своей кончины.

Старший сын Ханс Альберт работал инженером в Сан-Франциско. С отцом у него были довольно сложные взаимоотношения. Он так и не простил Эйнштейна, ушедшего из семьи и, по его мнению, плохо относившегося к матери. Как лицемерие воспринял Ханс Альберт письмо Эйнштейна, которое он написал ему после смерти Милевы: "Я очень расстроен, так как без ее помощи и сердца судьба твоего младшего брата внушает мне тревогу. Самое плохое, что он остался один на свете, в котором ничего не понимает". Эйнштейн поместил своего младшего сына в психиатрическую лечебницу, где тот и умер. Отец не навестил его ни разу.

Вторая жена не догадывалась, что ее ждет участь первой, хотя Милева вскоре после развода написала Эльзе: «Не надейся, что твоя судьба, сложится лучше, чем моя». Так и вышло. Теория относительности вызвала сенсацию во всем мире, ореол славы делал Эйнштейна притягательным, и Эльзе пришлось вытерпеть гораздо больше измен гения.

Эйнштейн не допускал, чтобы кто-то из членов семьи говорил про него и про себя "мы" и одергивал жену: "Говори о себе или обо мне, но о нас — не смей". Он крутил романы со светскими дамами, со своей секретаршей, посещал проституток, у него даже была связь со старшей дочерью Эльзы, которую он удочерил, а его внучка якобы на самом деле была его дочкой...

Короче, там были такие лихо закрученные сюжеты, что биографы до сих пор разбираются. Интересно, смог ли разобраться психотерапевт?

Автор - Наталья Радулова

Э.В.: Своего мнения на этот счет  у меня нет.Не поленитесь прочитать комменты из сайта-источника текста,которые я добавил в конце...

Обстоятельства, приведшие к гибели нашего великого национального поэта Александра Сергеевича Пушкина, по сей день остаются загадкой. Исследователи ломают голову над вопросом, была ли дуэль Пушкина с Дантесом следствием хорошо продуманного заговора против поэта, и не находят однозначного ответа. Появляются все новые версии, одна причудливее другой. А ведь не исключено, что истина лежит на поверхности, как похищенное письмо в одноименном рассказе Эдгара По.

Из юридической практики известно, что таинственные преступления легче всего раскрываются по горячим следам, а исторической опыт говорит, что для исследователя важнее те документы, которые максимально приближены по времени к изучаемому событию.

С этой точки зрения абсолютно непонятно, почему в качестве важнейших документов о гибели Пушкина не изучается написанное 175 лет назад, в 1837 году (именно по «горячим» следам), стихотворение Михаила Юрьевича Лермонтова «Смерть Поэта», а также данные им в связи с этим показания следственной комиссии. К «Смерти Поэта» принято относится исключительно как к литературному документу, а между тем во второй, обличительной части этого стихотворения содержится совершенно ясное указание на тех, кому выгодна (основной вопрос римского уголовного права) была смерть Пушкина:

А вы, надменные потомки

Известной подлостью прославленных отцов,

Пятою рабскою поправшие обломки

Игрою счастия обиженных родов!

Я выделил жирным слово «рабскою», поскольку оно содержит четкую информацию о происхождении гипотетических заговорщиков. Это, как следует из текста, не потомки древних русских дворянских фамилий, а потомки простолюдинов, выдвинувшихся в Петровскую эпоху и особенно после нее, когда в многочисленных дворцовых переворотах даже сержанты гвардии могли стать вершителями судеб государства.

Далее Лермонтов уточняет степень близость подозреваемых к царю:

Вы, жадною толпой стоящие у трона,

Свободы, Гения и Славы палачи!

Круг сужается: далеко не всякий «надменный потомок» мог быть допущен в толпу, «стоящую у трона». А чтобы мы не сомневались, что речь идет о высших сановниках Российской империи, Лермонтов добавляет:

Таитесь вы под сению закона,

Пред вами суд и правда - все молчи!

Последние строки Лермонтова подкреплены и юридическим документом: собственноручным показанием, которое он написал 24 февраля 1837 г. (все даты – по старому стилю) в гауптвахте Главного штаба. В нем, в частности, говорится: «… сановники государственные (курсив мой. – А.В.)… единственно по родственным связям или вследствие искательства принадлежавшие к высшему кругу и пользующиеся заслугами своих достойных родственников, не переставали омрачать память убитого и рассеивать разные невыгодные для него слухи». Это «не переставали» недвусмысленно свидетельствует, что речь идет о клевете, рассеиваемой как до смерти Пушкина, так после нее. Вот оно - первое прямое указание на существование заговора вельмож против поэта. Разве обыкновенный клеветник осмелится распускать «невыгодные слухи» после смерти своей жертвы? На это могут решиться только те, кто прямо или косвенно приложил руку к убийству.

В 1837 г. к одному из списков «Смерти Поэта» кто-то приложил перечень фамилий предполагаемых «надменных потомков»: графов Орловых, Бобринских, Воронцовых, Завадовских, князей Барятинских и Васильчиковых, баронов Энгельгардтов и Фредериксов. Но под категорию высших сановников, «стоящих у трона», здесь подходил только граф Алексей Орлов, а явных недругов Пушкина, кроме М.С. Воронцова, вообще не было.

Так кто же они, эти «сановники государственные»? Их происхождение, близость к трону, возможность быть палачами Свободы, Гения и Славы, таясь при этом «под сению закона», говорит, что они – потомки «новой аристократии», выдвинувшейся в XVIII веке, фавориты государя, министры или сенаторы, не ниже.

Можно составить список недругов Пушкина соответствующего ранга и последовательно проверять их - на «рабское» происхождение, на близость к трону, на сановитость… Но исторические тайны – не кроссворд и не шарада, и здесь не всегда можно найти имя по заданным параметрам. Для того, чтобы с полной уверенностью говорить о чьей-либо вине, нужны дополнительные документы, желательно с именами. Историк, прочитав эту фразу, усмехнется: мы, мол, без работы бы остались, если бы всегда имелись «документы с именами»!

Но в данном случае такой документ имеется, и снова его обошли вниманием пушкинисты! Накануне нового кризиса в отношениях Пушкина с Дантесом (между первым вызовом и вторым), брат декабриста Н.И. Тургенева Александр Иванович Тургенев записывает в своем дневнике: «Вечер у Пушкиных до полуночи… О Михаиле Орлове, о Киселеве, Ермолове, и князе Меншикове. Знали и ожидали, «без нас не обойдутся» (15 декабря 1836 г.). «… Я зашел к Пушкину… Заболтались до 4-х часов. Ермолов, Орлов, Киселев все знали и ожидали: без нас не обойдется. Ермолов, желая спасти себя – спас Грибоедова, узнав, предварил его за два часа» (9 января 1837 г.). Понятно, что речь идет о событии 11-летней давности – о восстании декабристов. Упомянутые М.Ф. Орлов, П.Д. Киселев, А.П. Ермолов и А.С. Меньшиков уже тогда были генералами, а генералам в перевороте отводилась особая роль. Заговорщики из Южного и Северного общества руководствовались популярной в ту пору масонской политической тактикой, известной как «заговор генералов» или «пронунциаменто» (так называлась испанская революция 1820 – 1823 гг.). «За народ, но без народа», говорили заговорщики-масоны, но что это конкретно означало? По теории «пронунциаменто», переворот совершается армией без участия гражданских лиц и непременно под командованием примкнувших к заговору генералов. Войска подчиняются им в силу военной субординации и личной преданности и не должны знать об истинных замыслах мятежников. Например, офицеры-декабристы заставляли солдат кричать: «Да здравствует Конституция!», а когда те спрашивали, кто она такая, отвечали, что это супруга великого князя Константина, законного наследника покойного царя.

Но кого из генералов-заговорщиков взяли под стражу после 14 декабря 1825 года? Из тех, за которыми могли пойти войска, – упомянутого М. Орлова; правда, его посадили под домашний арест до 14 декабря. Однако, если Пушкин говорил правду, а Тургенев правильно передал его слова, то в заговорщиках ходили еще три известных генерала. А мог ли Пушкин знать такие тайны, если о них даже следствие не знало? Мог, он же был в ссылке на юге именно в зоне дислокации возглавляемой заговорщиками 2-й армии, где сошелся весьма близко, по свидетельству декабриста И.И. Пущина, Ф.Ф. Вигеля и других, с генералами Орловым, Киселевым, Чернышевым.

Более того, бывший масон Пушкин был одним из немногих свидетелей причастности высокопоставленных лиц к заговору декабристов, живших в 1837 г. в обеих столицах.

Читать далее

Дорого заплатила Россия и русская литература за их карьеру…

Наказать убийцу Лермонтова должны были те же самые люди, которые в свое время должны были наказать Дантеса – Бенкендорф и Чернышев.

Никакого мало-мальски серьезного наказания вновь не последовало – и это очередное (и, увы, последнее) свидетельство, что Лермонтов сказал правду в «Смерти Поэта». 

Тайна рождения. Она не знала своего отца. Ее мать — Августа Берендт. Она уверяла свою дочь, что забеременела ею от инженера Оскара Ритшеля, когда служила горничной в его доме. Тогда ей было 20 лет, и она не сомневалась, что инженер обязательно женится на ней, если увидит, какую милашку она дарит ему.

Оскар Ритшель действительно женился на ней, но сразу же об этом горько пожалел. Он почему-то пугался немигающего взгляда новорожденной. Инженер отказался признать девочку своей дочерью и вскоре развелся с Августой. Позже он говорил, что она произвела на свет дьяволицу.

Полное имя, данное дьяволице при рождении — Йоханна Мария Магдалена Берендт. Она родилась в Берлине 11 ноября 1901 года. Девочке повезло, когда ей исполнилось 6 лет. Тогда ее мать вновь вышла замуж. На сей раз ее законным супругом оказался владелец кожевенной фабрики Рихард Фридлендер, еврей по национальности. Он удочерил Магду и относился к ней как к родной дочери. Отчим уделял ей много внимания, не жалел средств на ее занятия музыкой и иностранными языками. Магда искренне привязалась к отчиму, и когда через 10 лет ее мать решила с ним расстаться, приняла фамилию Фридлендер.

Роман гимназистки. В берлинской гимназии у фройляйн Фридлендер произошла встреча, которая могла так изменить ее жизнь, что она никогда бы не стала женой нацистского бонзы. Гимназистке Магде было 13 лет, когда она по уши влюбилась в гимназиста Виктора Арлозорова, ответившего ей тем же чувством. В 1903 году в возрасте 4 лет Виктор вместе с родителями, опасавшимися еврейских погромов, покинул Россию. И для Виктора, и для Магды охватившее их чувство было первой любовью с восторгами и бурными объяснениями, с надеждами и планами на будущее.