Те, кто постоянно критикуют наше поколение, кажется забыли, кто его вырастил.

Уходят наши гениальные, талантливые старики, внесшие неоценимый вклад в русскую культуру... режиссёры, артисты, писатели... Уходят тихими, неслышными шагами - один за другим. А с ними уходит целая эпоха - эпоха света, добра и чистоты...

Он был не только талантливейшим режиссёром, актёром и сценаристом. Эльдар Александрович Рязанов был ещё тонко чувствующим поэтом, оставившим после себя удивительные стихи — неравнодушные, полные боли и грусти… и в то же время тёплые, искренние, родные…

 

У природы нет плохой погоды —
Каждая погода благодать.
Дождь ли снег — любое время года
Надо благодарно принимать,

Отзвуки душевной непогоды,
В сердце одиночества печать,
И бессонниц горестные всходы
Надо благодарно принимать,

Надо благодарно принимать.

Смерть желаний, годы и невзгоды —
С каждым днем все непосильней кладь,
Что тебе назначено природой
Надо благодарно принимать.

Смену лет, закаты и восходы,
И любви последней благодать,
Как и дату своего ухода
Надо благодарно принимать,

Надо благодарно принимать.

У природы нет плохой погоды,
Ход времен нельзя остановить.
Осень жизни, как и осень года,
Надо, не скорбя, благословить.

Надо, не скорбя, благословить,
Надо, не скорбя, благословить.

 

ПИСЬМО ПОСТАРЕВШЕМУ ДРУГУ

Ну, какая же это заслуга--
спрятать душу свою под замок
оттого, что ты сверзился с круга,
изнывать от тоски и досуга,
слушать, как надрывается вьюга,
упиваясь, что ты одинок.

Ну, какое же это подспорье,
что ты доступ друзьям перекрыл,
что ты пестуешь горюшко-горе,
проживаешь в обиде и вздоре?
Ты, как крест на глухом косогоре,
под которым себя схоронил.

Ну, какая же это отрада,--
не дождавшись финала парада,
разломаться, сойти, уступить?
Годы -- горе, а мысли -- отрава…
Но на то и мужская отвага,
чтоб с улыбкой навек уходить.

Так что же такое лицо человека?

Портрет, на котором отметины века,
Зарубки судьбы и следы проживанья,
Что требует стойкости, сил и страданья…
Где глаз синева, чуб курчавый и статность?
Куда-то растаяло все без остатка.
Возьмем этих щек худосочную бледность-
Ее рисовала извечная бедность,
А эта угрюмая, резкая складка
У губ залегла, когда стало несладко,

Когда он отца проводил до погоста…
Быть юным, но старшим непросто, непросто.
Потом на работах сгибался
Он часто от окриков хамов,

Что, вышли в начальство, все горбился, горбился и стал согбенным…
А эта морщина возникла мгновенно —

Прорезалась сразу от женской измены…
Предательство друга, поклепы, наветы, —

Он чуть в лагеря не поехал за это…
Прокралась безвременно прядь седины!
А дальше пешком по дорогам войны,

Ггде горюшка он до краев нахлебался.
Но все ж повезло, и в живых он остался.
С тех бед на лице его сетка морщин—

Для этого множество было причин.
Вернулся в поселок хромым инвалидом,
По тем временам женихом был завидным:
Рожденье ребенка и смерть молодухи,
Резон, чтобы влить в себя ведра сивухи…
И все не кончалась пора голодухи.
По ложным призывам в трудах бесполезных
Мелькали одна за другою годины,
Подкрались, как свойственно летам, болезни,
И шли в наступленье седины, седины.
Есть пенсия, дочка, внучок, огородик и сад,
Где он всякую зелень разводит.
Ее он разносит по дачам клиентов —
Торговцев, начальников, интеллигентов…
Работы, заботы, болезни, утраты,

За то, чтобы жить — непомерная плата.
Кончается жизнь, и в преддверии гроба
Не ведает чувства такого, как злоба.
Все стерпит, снесет, донесет до конца…
Я в жизни не видел прекрасней лица
Со скромной, великой, простой красотою,
Смирением, кротостью и добротою

* * *
Меж датами рожденья и кончины
(а перед ними наши имена)
стоит тире, черта, стоит знак «минус»,
а в этом знаке жизнь заключена.

В ту черточку вместилось все, что было…
А было все! И все сошло, как снег.
Исчезло, растворилось и погибло,
чем был похож и не похож на всех.

Погибло все мое! И безвозвратно.
Моя любовь, и боль, и маета.
Все это не воротится обратно,
лишь будет между датами черта.

Многие из нас думают, что любили, но по большому счету прожили жизнь без любви. Принимали за любовь или увлечения, или какие-то чувственные привязанности. А любовь-особое чувство. С моей точки зрения, способность любить-это как талант, который либо дан человеку, либо нет.

***

Последняя любовь, как наважденье…
Как колдовство, как порча, как дурман.
Последний шанс на страсть и обновленье,
прощальный утешительный обман.

В какие годы сердце горше плачет?
Увы, конечно, на исходе дней.
Любовь — загадка… Как она дурачит.
Не хватит жизни разобраться в ней…

Последняя любовь — мятежный случай, —
судьба шальная нас с тобой свела…
Всю жизнь мы порознь были невезучи —
тебя я ждал, и ты меня ждала…

Жизнь куролесит… Наворот событий,
сжимает сердце, голова пьяна…
И множество незнаемых открытий
мне дарит обретенная страна.

Последняя любовь, как завещанье:
прозрение, прощенье и прощанье

***

Фаталист

Уходят между пальцев дни,
за ними следом годы рвутся…
Аэродромные огни
навеки сзади остаются.

Как под колесами земля
бежит стремительно на взлете,
так убегает жизнь моя.
Я — в заключительном полете!

Здесь не помогут тормоза,
здесь не удастся скорость снизить,
здесь финиш оттянуть нельзя —
его возможно лишь приблизить.

Здесь не свернешь на путь иной,
и не улепетнешь в сторонку,
тут не заплатишь отступной,
и не отсрочишь похоронку.

Приму конец, как благодать,
как искупленье, как подарок…
Так стих случалось написать
без исправлений и помарок.

***

Все тороплюсь, спешу, лечу я,
всегда я в беге нахожусь,
нехваткой времени врачуя
во мне таящуюся грусть.
И все ж не вижу в этом смысла —
жить, время вечно теребя.
Куда бы я ни торопился,
я убегаю от себя.
Ищу я новые занятья,
гоню карьером свою жизнь,
хочу ее совсем загнать я…
Да от себя не убежишь!

* * *
В старинном парке корпуса больницы,
кирпичные простые корпуса…
Как жаль, что не учился я молиться,
и горько, что не верю в чудеса.

А за окном моей палаты осень,
листве почившей скоро быть в снегу.
Я весь в разброде, не сосредоточен,
принять несправедливость не могу.

Что мне теперь до участи народа,
куда пойдет и чем закончит век?
Как умирает праведно природа,
как худо умирает человек.

Мне здесь дано уйти и раствориться…
Прощайте, запахи и голоса,
цвета и звуки, дорогие лица,
кирпичные простые корпуса.

* * *
Как много песен о любви к Отчизне!
Певцы со всех экранов и эстрад,
что, мол, для Родины не пожалеют жизни,
через динамики на всю страну кричат.

А я б о том, что глубоко интимно,
не декламировал, не пел бы, не орал.
Когда о сокровенном пишут гимны,
похоже, наживают капитал.

Земля не фразы требует, а плуга.
Как ей осточертели трепачи!
Вот мы с землей посмотрим друг на друга
и о любви взаимной помолчим!

***

Хочется легкого, светлого, нежного,
и безрассудного, и безмятежного,
напрочь забытого, и невозможного.
Хочется рухнуть в траву непомятую,
в небо уставить глаза завидущие,
и окунуться в цветочные запахи,
и без конца обожать все живущее!
Хочется видеть изгиб и течение
синей реки средь курчавых кустарников,
впитывать кожей солнца свечение,
в воду бросаться с мостков без купальников.
Хочется милой наивной мелодии,
воздух глотать, словно ягоды спелые,
чтоб сумасбродно душа колобродила,
и чтобы сердце неслось ошалелое
Хочется встретиться с тем, что утрачено,
хоть на мгновенье упасть в это дальнее.
Только за все что промчалось — заплачено,
и остается расплата прощальная.

***

Я желал бы свергнуть злое иго
суеты, общенья, встреч и прочего.
Я коплю, как скряга и сквалыга,
редкие мгновенья одиночества.
Боже, сколько в разговорах вздора:
ни подумать, ни сосредоточиться.
Остается лишь одна опора--
редкие мгновенья одиночества.
Меня грабят все, кому в охоту,
мои дни по ветру раскурочены…
Я мечтаю лечь на дно окопа
в редкие мгновенья одиночества.
Непонятно, где найти спасенье?
Кто бы знал, как тишины мне хочется!
Удалось сложить стихотворенье
в редкие мгновенья одиночества.

***

Ты укрой меня снегом, зима,
Так о многом хочу позабыть я,
И отринуть работу ума.
Умоляю тебя об укрытии.
Одолжи мне, зима, одолжи
Чистоты и отдохновения,
Бело-синих снегов безо лжи.
Я прошу тебя, я прошу тебя,
Я прошу тебя об одолжении.
Подари мне, зима, подари
День беззвучный, что светит неярко,
Полусон от зари до зари.
Мне не надо богаче подарка.
Поднеси мне, зима, поднеси
Отрешенности и смирения,
Чтобы снес я, что трудно снести.
Я прошу тебя, я прошу тебя,
Я прошу у тебя подношения.
Ты подай мне, зима, ты подай
Тишину и печаль сострадания
К моим собственным прошлым годам.
Я прошу тебя, я прошу тебя,
Я прошу у тебя подаяния.

 

***

В мои годы сердечная лирика?
Ничего нет смешней и опасней.
Лучше с тонкой улыбкой сатирика
Сочинять ядовитые басни.
Не давать над собой насмехаться,
Тайники схоронить в неизвестность…
И о чувствах своих отмолчаться,
Понимая всю их неуместность…
Иль, вернее сказать, запоздалость,
Потому что всему свои даты…
Но идет в наступленье усталость,
И все ближе и горше утраты.

 

***

В старинном парке корпуса больницы,
кирпичные простые корпуса…
Как жаль, что не учился я молиться,
и горько, что не верю в чудеса.

А за окном моей палаты осень,
листве почившей скоро быть в снегу.
Я весь в разброде, не сосредоточен,
принять несправедливость не могу.

Что мне теперь до участи народа,
куда пойдет и чем закончит век?
Как умирает праведно природа,
как худо умирает человек.

Мне здесь дано уйти и раствориться…
Прощайте, запахи и голоса,
цвета и звуки, дорогие лица,
кирпичные простые корпуса…

***

Как много дней, что выброшены зря,
дней, что погибли как-то между прочим.
Их надо вычесть из календаря,
и жизнь становится еще короче.
Был занят бестолковой суетой,
день проскочил — я не увидел друга
и не пожал его руки живой…
Что ж! Этот день я должен сбросить с круга.
А если я за день не вспомнил мать,
не позвонил хоть раз сестре иль брату,
то в оправданье нечего сказать:
тот день пропал! Бесценная растрата!
Я поленился или же устал —
не посмотрел веселого спектакля,
стихов магических не почитал
и в чем-то обделил себя, не так ли?
А если я кому-то не помог,
не сочинил ни кадра и ни строчки,
то обокрал сегодняшний итог
и сделал жизнь еще на день короче.
Сложить — так страшно, сколько промотал
на сборищах, где ни тепло, ни жарко…
А главных слов любимой не сказал
и не купил цветов или подарка.
Как много дней, что выброшены зря,
дней, что погибли как-то между прочим.
Их надо вычесть из календаря
и мерить свою жизнь еще короче.

***

У памяти моей дурное свойство, —
любая пакость будет долго тлеть.
Хочу прогнать больное беспокойство,
но не могу себя преодолеть.

Как в безразмерной камере храненья,
в сознаньи — чемоданы и мешки,
в которых накопились оскорбленья,
обиды, униженья и щелчки.

Не в силах изменить свою природу,
я поименно помню всех врагов.
Обиды-шрамы ноют в непогоду…
К прощенью я, простите, не готов.

В самом себе копаюсь я капризно,
на свалке памяти я черт-те что храню…
Обидчиков повычеркав из жизни,
я их в воображеньи хороню.

Быть может, признавать все это стыдно,
и я раскрыл свой неприглядный вид.
Но что же делать, если мне — обидно!..
Мое сознанье — летопись обид!

У памяти моей дурное свойство, —
я помню то, что лучше позабыть.
Хочу прогнать больное беспокойство,
но не могу себя переломить.

***

Эмме

Опять ноябрь раздел деревья,
опять окрест округа спит…
И, как сто лет назад,
деревня печными трубами дымит.

Дым вертикальными столбами
вознесся к серым небесам.
Душа стремится за дымами…
И скоро улечу я сам.

Нигде не видно ярких пятен,
поблекло озера стекло.
А воздух чист! Невероятен…
Как на душе моей светло!

Над озером зависла дымка,
кочует ворон по стерне…
А мы с тобой идем в обнимку
по нашей старой стороне.

Твое плечо, твоя поддержка,
моя уверенность в тебе…
И вот опять смотрю я дерзко
и снова радуюсь судьбе.

Стоят, обнявшись, две коняги,
на холки морды положив…
И я, забыв про передряги,
вдруг понял, чем живу и жив.

Мы, как они, храня друг друга,
тепло и силу отдаем.
И потому не сходим с круга,
а, взявшись за руки, идем.

Морозец свеж, и жить охота…
Шагаем мы по ноябрю.
Калитка наша… дом… ворота.
Как я тебя благодарю!

***

Сумерки — такое время суток, —
краткая меж днем и ночью грань,
маленький, но емкий промежуток,
когда разум грустен, нежен, чуток
и приходит тьма, куда ни глянь.

Сумерки — такое время года, —
дождь долдонит, радость замерла,
и, как обнаженный нерв, природа
жаждет белоснежного прихода,
ждет, когда укроет все зима.

Сумерки — такое время века, —
неохота поднимать глаза…
Там эпоха тащится калекой,
человек боится человека
и, что было можно, все нельзя.

Сумерки — такое время жизни,
что заемным греешься огнем,
но добреешь к людям и Отчизне…
При сплошной вокруг дороговизне
сам ты дешевеешь с каждым днем.

Сумерки -- такое время суток,
между жизнью и кончиной грань,
маленький, но емкий промежуток,
когда взгляд размыт, печален, чуток
и приходит тьма, куда ни глянь.

С сайта http://www.inpearls.ru/