«Наше всё» — так обобщенно говорят об А.С. Пушкине, давшем русской литературе образцы поэзии, прозы, публицистики, трагедии, исторических трудов. А вот в жанре комедии пальма первенства навечно отдана его тезке — Александру Сергеевичу Грибоедову, его комедии «Горе от ума», восторгаясь которой, Пушкин воскликнул: «О стихах я не говорю: половина — должна перейти в пословицы». И как всегда, наш гений оказался провидцем — никуда и в XXI веке без грибоедовских строчек: «счастливые часов не наблюдают», «в мои лета не должно сметь своё суждение иметь», «ну как не порадеть родному человечку», «служить бы рад, прислуживаться тошно», «что станет говорить княгиня Марья Алексевна» и многих других. Пожалуй, по частоте цитирований с этим произведением может сравниться только «Золотой теленок» Ильфа и Петрова.  

   В короткой, но очень бурной, насыщенной жизни Александра Сергеевича было всё: романтические похождения отчаянного повесы, дуэли, вступление в масонскую ложу и выход из неё вместе со своим университетским однокашником П. Чаадаевым, участие в войне 1812 года, арест в связи с делом декабристов… Тем не менее, впоследствии (можно судить даже по школьным учебникам) сложилась более-менее гладкая биография, в которой были обойдены (или приглажены) некоторые факты его деятельности и даже самого появления на свет. Ведь долгое время датой его рождения считался 1795-й год, затем 1790-й (сейчас доминирует этот вариант). Возможно, это было связано с тем, что Александр был рождён вне, точнее — до брака.
   Семья, в которой родился Александр, была довольно обеспеченной. Мальчик от природы был любознательный, к тому же получил хорошее домашнее образование. Владел несколькими языками: английским, немецким, французским, итальянским, латинским и греческим, арабским и персидским. Хорошо играл на фортепьяно, флейте, сам сочинял музыку. До сих пор известно два его вальса («Грибоедовский вальс»). Получив блестящее домашнее образование, будущий поэт поступил в Московский университетский благородный пансион, а затем в университет, где по неподтвержденной документально информации, Грибоедов закончил аж три факультета: математический, юридический и словесный. Заметьте, если верна самая поздняя дата рождения Александра Сергеевича, — 1795 год, — то Грибоедов был «вундеркиндом», окончившим университет в 15 лет!

 А.С.Грибоедов в отроческие годы  

   Когда началась Отечественная война 1812 года, Александр Грибоедов, вопреки желанию матери, ушёл добровольно в армию корнетом. Молодых людей прельщали не только идеи патриотизма, но и красивая черная форма, украшенная шнурами и золотым шитьем. Однако из-за болезни Грибоедов долгое время отсутствовал в полку. Лишь в конце июня 1814-го года он догнал свой полк, переименованный в Иркутский гусарский, в городе Кобрине, в Царстве Польском. Именно на этой службе Грибоедов начал проявлять свои недюжинные способности в области дипломатии: он обеспечивал дружественные связи с польским дворянством, улаживал возникавшие конфликты между армией и местным населением, проявляя дипломатический такт. Здесь же появились и его первые литературные опыты: «Письмо из Брест-Литовска к издателю», очерк «О кавалерийских резервах» и комедия «Молодые супруги» (перевод французской комедии «Le secret du Ménage») — относятся к 1814 году. А в статье «О кавалерийских резервах» Грибоедов выступил уже в качестве исторического публициста.
   Но была и своя «ложка дегтя» в службе Грибоедова. Прибыв на место службы, Александр попал в компанию «юных корнетов из лучших дворянских фамилий» — князя Голицына, графа Ефимовского, графа Толстого, Алябьева, Шереметева, Ланского, братьев Шатиловых. С некоторыми из них он состоял в родстве. И вот с этой компанией для Грибоедова наступили времена настоящей гусарской жизни: он кутил, озорничал (однажды, служа в Брест-Литовске, он даже въехал на лошади на второй этаж на бал, куда не был приглашен), волочился за женщинами, сыпал остротами. Впоследствии он писал в письме к Бегичеву: «Я в этой дружине всего побыл 4 месяца, а теперь 4-й год как не могу попасть на путь истинный». Допуская остроты по отношению к товарищам, Александр Сергеевич при этом был очень щепетилен по отношению к себе: он не допускал ни обид, ни насмешек в свой адрес.

Корнет Грибоедов  

   В 1815-м году, после смерти своего отца, мать, Настасья Федоровна, чтобы уладить пошатнувшиеся и запутанные дела покойного мужа, предлагает А.С.Грибоедову отказаться от наследства в пользу его сестры Марии, которую будущий писатель нежно любил. Подписав отказ, Грибоедов остается без средств к существованию. Отныне он должен будет зарабатывать чины и состояние своим трудом. Новые литературные знакомства в Петербурге, приобретенные во время отпуска, литературный успех (от его первой пьесы был в восторге сам Шаховской, она с успехом была поставлена в Москве), отсутствие перспектив на военной службе – все это послужили поводом к тому, что Грибоедов начинает хлопоты об отставке. Однако, при переводе его в статскую службу, не были учтены никакие его заслуги (он не участвовал в боевых действиях), и вместо чина коллежского асессора (8 в Табели о рангах), о котором он хлопотал, он получает чин губернского секретаря, один из низших чинов (12) в Табели о рангах. В 1816 году поэт выходит в отставку и идет служить в Коллегию Иностранных дел в Петербурге. К тому времени за ним окончательно закрепилась слава отъявленного волокиты. Он не пропускает ни одной хорошенькой женщины, независимо от того, замужем она или нет. Правда, это не мешает ему заниматься и литературой.

Молодой повеса Грибоедов   

   К этому же периоду Грибоедова относится и знаменитая "четверная дуэль" Завадовского-Шереметева и Грибоедова-Якубовича. Положа руку на сердце, можно сказать, что повод для дуэли дал именно 22-летний Александр Сергеевич, привезя балерину Истомину на квартиру своего друга графа Завадовского (он в то время жил у него). Чем же была вызван этот поединок?..

Блистательна, полувоздушна,
Смычку волшебному послушна,
Толпою нимф окружена,
Стоит Истомина. Она,
Одной ногой касаясь пола,
Другою медленно кружит,
И вдруг прыжок, и вдруг летит,
Летит, как пух из уст Эола,
То стан совьет, то разовьет,
И быстрой ножкой ножку бьет… 

   Так А.С. Пушкин описывал в «Евгении Онегине» свою ровесницу, одну из самых знаменитых женщин своего времени – балерину Авдотью (Евдокию) Истомину. Дочь спившегося полицейского пристава, Авдотья была в шесть лет зачислена в Петербургское балетное училище и уже на выпускном спектакле «Ацис и Галатея» произвела фурор, первой из русских танцовщиц встав на пуанты. Несколько шагов на пальцах были лишь первыми шагами к всероссийской славе, уже через несколько лет обрушившейся на юную танцовщицу. Авдотья Ильинична прославилась не только необыкновенной легкостью и воздушностью прыжка, отточенной техникой танца и чрезвычайной музыкальностью, но и яркой красотой, которую, к сожалению, не передает ни один из ее сохранившихся портретов. Современники описывали ее как светлокожую брюнетку с огромными черными глазами, полными огня,  и чрезвычайно длинными ресницами, придававшими взору томность и загадочность. Несвойственные современным балеринам округлости форм Авдотьи позволяли ее поклонникам сравнивать прославленную танцовщицу не только с Терпсихорой и Психеей, но и с Помоной – римской богиней плодов.

Авдотья Истомина    

   Обладая тонкой натурой, острым чувством прекрасного, немалым умом и веселым, легким характером, Истомина была настоящей царицей тогдашнего светского Петербурга. Общительная и дружелюбная, окруженная множеством поклонников, она вела необычно открытый для балерины образ жизни, постоянно вращаясь в кругу тогдашней светской богемы. Власти снисходительно смотрели на эту закулисную свободу, этот карнавал жизни, допуская (на собственном жизненном опыте) необходимость для служилых людей такой отдушины, и даже отчасти этому покровительствовали (умолчим об увлечении актрисами некоторых членов царской фамилии). Между тем, по свидетельству современников, ни одна из актрис того времени не была так часто в кругу поэтов и писателей, как Истомина. Посвященные прекрасной танцовщице стихи разносились по всей России, укрепляя и без того немалую славу балерины. С ее именем было связано немало легенд, анекдотов и скандальных происшествий. И вот, самое трагичное из этих происшествий, произошло осенью 1817 года – история со знаменитой четверной дуэлью прогремела тогда на всю Империю, потому что в нее оказались вовлечены люди весьма известные – дипломат и поэт Александр Грибоедов, представитель одной из знатнейших фамилий империи Василий Шереметев, «светский лев» граф Завадовский и будущий декабрист Александр Якубович, знаменитый бретер и театрал.

Участники знаментой дуэли  

    Из всех поклонников, домогавшихся любви танцовщицы, Авдотья Ильинична отдала предпочтение кавалергарду Василию Васильевичу Шереметеву, с которым два года жила, по выражению одного из мемуаристов, «одним домом совершенно по-супружески». Шереметев был очень добродушным и щедрым человеком, и балерина была искренне привязана к нему, но полному их счастью мешал ревнивый характер Василия, нередко устраивавшего своей подруге бешеные сцены. После очередной ссоры Истомина бросила Шереметева – 3 ноября она съехала от него к подруге. Потом она утверждала, что уже «давно намеревалась, по беспокойному его характеру и жестоким с нею поступкам, отойти от него». Правда, циничная петербургская молва говаривала, что Шереметев «по юным летам своим, вероятно, ничем другим пред нею не провинился, как тем, что обмелел его карман».

Кавалергард В.В.Шереметев и Авдотья    

   Через пару дней после разрыва Грибоедов, давно друживший с Истоминой, пригласил ее навестить его, и та согласилась – однако приняв все меры предосторожности против ревнивого «Отелло». После спектакля, Авдотья в закрытой театральной карете прибыла к Гостиному двору, где пересела в сани к ожидавшему ее Грибоедову, который повез танцовщицу к себе домой. Но… Грибоедов тогда квартировал на углу Невского и Большой Морской у своего приятеля, графа Александра Завадовского, – одного из самых необычных людей тогдашней России, сына фаворита Екатерины II. Именно он стал прототипом князя Григория в «Горе от ума». Ярый англоман, первый в России угощавший друзей виски, прославившийся тем, что однажды сам Император Александр I принял его за природного британца, Завадовский был славен экстравагантными выходками – он устраивал гладиаторские бои, один на один боролся с медведем в цыганском таборе. Славился он и успехами в амурных делах. Граф давно питал к Истоминой нежные чувства – и, встретив ее в своей собственной квартире, не упустил случая признаться танцовщице в любви. Завадовский был отвергнут, и после чаепития Грибоедов отвез Истомину на квартиру той самой подруги - актрисы Марии Азаревичевой. Но это незначительное событие послужило началом целой драмы.
   Вскоре Шереметев помирился с Истоминой – но едва это случилось, он начал выпытывать у Авдотьи Ильиничны все подробности последних дней, угрожая в случае чего застрелиться или застрелить ее. Под дулом пистолета Истомина рассказала обо всех своих встречах – в том числе о чаепитии у Грибоедова  и признаниях Завадовского. Взбешенный кавалергард бросился к своему другу Александру Якубовичу, а тот заявил, что Шереметеву необходимо стреляться: «Драться, разумеется, надо, но теперь главный вопрос состоит в том: как и с кем? Истомина твоя была у Завадовского – это раз, но привез ее туда Грибоедов – это два, стало быть, тут два лица, требующих пули, а из этого выходит, что для того, чтобы никому не было обидно, мы, при сей верной оказии, составим une partie carree – ты стреляйся с Грибоедовым, а я на себя возьму Завадовского». Девятого ноября они поехали к Грибоедову, который, правда, от вызова Шереметева отказался - мол, его вины тут нет, - но согласился стреляться с Якубовичем. Василий Васильевич же требовал у Завадовского немедленной дуэли, но тот попросил сначала дать ему дообедать – так что, после некоторых переговоров, дуэль состоялась лишь 12 ноября.

   В 2 часа дня противники встретились на Волковом кладбище. По жребию сначала должны были стреляться Шереметев и Завадовский. "Когда они с крайних пределов барьера стали сходиться на ближайшие, Завадовский, который был отличный стрелок, шел тихо и совершенно спокойно. Хладнокровие ли Завадовского взбесило Шереметева или просто чувство злобы пересилило в нем рассудок, но только он, что называется, не выдержал и выстрелил в Завадовского, еще не дошедши до барьера. Пуля пролетела около соперника близко, потому что оторвала часть воротника у сюртука, у самой шеи. Тогда уже, и это очень понятно, разозлился Завадовский. «Ah!» - сказал он, - «il en voulait ? ma vie! A la barriere» (Ого! хотят моей жизни! К барьеру! - франц.). Делать было нечего. Ревнивец подошел. Завадовский выстрелил. Удар был смертельный»… Пуля пробила бок кавалергарда, и прошла через живот, только не навылет, а остановилась в другом боку. Поскольку серьезно раненного Шереметева надо было немедленно везти в город, Якубович и Грибоедов отложили свой поединок (он состоялся на следующий, 1818 год, в Грузии). Истекавшего кровью ревнивца увезли домой, где он скончался через сутки в страшных мучениях – от той же самой раны, от которой через двадцать лет погибнет Пушкин... Говорят, перед смертью он просил позвать Грибоедова, и когда тот приехал, просил у него прощения и помирился  с ним. Отец Василия Васильевича, зная образ жизни и вспыльчивый характер сына, просил Императора помиловать всех участников дуэли. Александр I простил всех: в его указе было сказано, что Завадовский стрелял, защищая свою жизнь. Однако граф был с глаз долой отправлен в Англию, а Якубович, признанный главным виновником как подстрекатель, переведен на Кавказ. Грибоедов отделался легче всех – ему предложили на выбор место секретаря в США или в Персии. Александр Сергеевич выбрал Персию. Но говорят, его постоянно преследовал образ бьющегося на снегу Шереметева… Он говорил, что перед ним постоянно глаза умирающего… Ведь хотел он того или нет, но именно он спровоцировал этот трагический поединок.

   Забегая немного вперед, добавлю, что в 1818 году молодой, полный африканской страсти Пушкин, как яркая звезда влетевший в русскую литературу и театр, безуспешно волочился за Истоминой, рисовал на полях черновиков женские ножки. Он же, за то, что не встретил взаимности у балерины, ответил ей на это злобной эпиграммой-сплетней, где попытался оскорбить её нового любовника, генерала Орлова (героя войны 1812г., самого молодого генерала русской армии, будущего декабриста):

Орлов с Истоминой в постеле
В убогой наготе лежал
Не отличался в жарком деле
Непостоянный генерал.
Не думав милого обидеть
Взяла Лаиса микроскоп
И говорит: "Позволь увидеть,
Чем ты меня, мой милый..." 
(Простите, но это тоже Пушкин…)

   Между тем, современники не увидели после кровавой дуэли особых перемен в характере самой Авдотьи: она была по-прежнему кокетлива и игрива. Но короток век балерины тех времен. Ее знаменитый балетмейстер Дидло, рассорившись с театральным начальством, ушел в отставку, а с ним кончился триумф и Истоминой. У нее было все меньше заглавных ролей, она толстела и выступала все хуже - да так, что ей понизили жалование. Истомина все чаще избирала для себя амплуа мимической актрисы, но прежнего восторга зала уже не вызывала. Под конец ей даже не устроили балетного бенефиса: она уже не могла летать над сценой и, не мудрствуя лукаво, сплясала перед зрителями русскую. В 1836 году указом Николая I ее уволили из театра. "Я видела Истомину, - писала Авдотья Панаева, - уже тяжеловесной, растолстевшей, пожилой женщиной...". А ведь ей было всего 37 лет! После отставки она дважды побывала замужем за малоизвестными актерами и в 1848 году умерла от холеры…
   Якубович же после декабрьского восстания, в котором принимал участие, был сослан в Сибирь, где и умер в 1845 году.

   Но в июле того 1818 года, после злополучной дуэли, Грибоедов был назначен секретарем в персидскую миссию. Ехать ему надо было через Тифлис, где тогда служил Якубович. И надо же было такому случится, что сразу же по приезду в Тифлис Александр Сергеевич вошел в какую-то ресторацию, где чуть ли не на лестнице встретился с Якубовичем. Неудивительно, что первая же их встреча закончилась возобновлением «четверной дуэли». Они стрелялись 23 октября: Якубович прострелил Грибоедову левую руку, тот стрелял мимо. Замечательный стрелок, он специально ранил его в ладонь левой руки, повредив мизинец. Нет, не для того, чтобы знаменитый Грибоедов не имел возможности писать стихи, а для того, чтобы лишить его удовольствия игры на фортепьяно... Известны даже слова противника при этом ранении: "Хоть на фортепьянах стучать не будешь!". Впрочем, имелась и еще одна причина -  Якубович на холодную голову рассудил - "смерти не заслуживает, но память надо оставить хорошую"… Спустя десять лет именно эта рана помогла опознать тело Грибоедова после резни в русском представительстве в Персии.

 А.И. Якубович 

   После этой затянувшейся дуэли два с половиной года Грибоедов провел в Персии, где собирал сведения по истории, этнографии и экономике Востока, изучал персидский и арабский языки, объездив всю страну. Проявив незаурядные дипломатические способности, он высвобождает из персидского плена целую колонию русских солдат и возвращает их на родину. Лишь в конце 1821 года Александру Сергеевичу удается добиться перевода в Тифлис на должность секретаря по дипломатической части при главноуправляющем Грузией генерале Ермолове. После долгих лет одиночества поэт попадает в многолюдный город с центром живой общественной мысли при штабе Ермолова. Там же он работает и над своим главным произведением - комедией "Горе от ума" (вначале названной "Горе уму"). Но для окончательного завершения так давно задуманного и так долго вынашиваемого замысла ему требуется уединение и свобода от обременительных служебных забот. В середине 1823 года Грибоедов добивается у Ермолова разрешения на длительный отпуск, который он проводит сначала в селе Дмитровском Тульской губернии, в имении своего друга. С.Н.Бегичева. Здесь Грибоедов пишет два последних акта своей комедии. Затем он едет в Москву, посещает родных и знакомых, ведет жизнь светского человека, наблюдает за бытом дворянского общества, вносит поправки в свою комедию. А в июне 1824 года Грибоедов переезжает в Петербург и поселяется на квартире своего родственника, активного участника декабристского  движения А.И.Одоевского, посещает "русские завтраки" Рылеева и в его альманахе "Полярная звезда" печатает отрывок "Из Гёте" - вольный перевод из "Фауста". К осени 1824 года он заканчивает работу над комедией и переживает неслыханный литературный успех. При том, что цензура запретила публиковать текст пьесы, рукопись "Горя от ума" буквально рвут на части. Александр Сергеевич без устали читает комедию на многочисленных собраниях литераторов. Стихи из нее подхватываются на лету и буквально на глазах у автора входят в повседневный обиход в виде крылатых слов.

   В конце 1825 года Грибоедов возвращается на Кавказ. Здесь его и застают декабрьские события. Близость поэта к декабристам не остается тайной для правительства: в канцелярию Ермолова приходит предписание об его аресте. Под конвоем Грибоедова возвращают в Петербург, где отправляют на гауптвахту, в которой поэт проведет четыре месяца. Обвинение – участие в заговоре. Действительно, Грибоедов с его умом и прозорливостью вполне мог бы стать координатором, объединяющей фигурой для всех декабристов — как южного, так и северного обществ, не нашедших между собой общего языка, что и стало одной из причин поражения восстания. Но писатель, многое зная, не поддерживал восставших, называя программу общества "убийственной болтовней". Тем не менее, ходили слухи, что генерал Ермолов предупредил Грибоедова об аресте, и поэт смог уничтожить все компрометирующие его бумаги. Так или иначе, но не найдя никаких подтверждений обвинения в заговоре, Александр Сергеевич был освобожден не только от гауптвахты, но и от всяческих подозрений. В 1828 году поэта пригласили на прием к Императору, который наградил Грибоедова чином действительного статского советника и орденом Святой Анны. Тогда же ему была вновь предложена дипломатическая работа в Персии.
   В Тифлис Грибоедов ехал в угнетенном состоянии духа. И дело было даже не в том, что поездка в Персию страшила его. Он так и сказал Пушкину: "Вы не знаете этих людей: вы увидите, дело дойдет до ножей". И о степени своего героизма Александр Грибоедов уже не волновался. Это он в начале персидской войны, вдруг заподозрив в себе постыдную трусость, выскочил на холм, обстреливаемый особенно сильно, и простоял отмеренный им самим срок под свистом пуль и снарядов. А сейчас ожидаемая опасность заставила его оглянуться на пройденный путь с обычным в таких случаях вопросом: "Что сделано?" Да, "Горе от ума" и Туркманчайский договор отменно удались. Но теперь он послан в Персию, чтобы следить за выполнением договора, и многое там придется делать так, как делать бы не следовало. Для того ему и дали этот "павлиний" чин министра-посланника...
   Но было у него тогда и радостное событие - по дороге на место службы через Тифлис, Грибоедов влюбился в княжну Нину Чавчавадзе, и женился на ней…

Нина Чавчавадзе   

   Романтизм и сентиментализм всегда вызывали у Грибоедова ядовитейшую улыбку. Но история его любви, совпавшая с этим сложным периодом жизни, началась именно по законам сентиментализма... Нину Чавчавадзе, дочь своего друга, он знал с детства, учил игре на фортепиано. И вдруг увидел уже девушку - с прекрасными глазами и нежным лицом. Поговаривали, что есть уже у Нины и настойчивый обожатель, почти жених - Сергей Ермолов, сын того самого генерала Ермолова, который выручил Грибоедова в деле о декабристах. Александра Сергеевича это не остановило. Тогда, буквально в одну минуту, как в дешевых сентиментальнейших любовных романах, он, опытный дипломат, известный писатель, вдруг влюбился, как мальчишка. "В тот день, - писал Грибоедов, - я обедал у старинной моей приятельницы Ахвердовой, за столом сидел против Нины Чавчавадзевой... все на нее глядел, задумался, сердце забилось, не знаю, беспокойство ли другого рода, по службе, теперь необыкновенно важной, или что другое придало мне решительность необычайную, выходя из стола, я взял ее за руку и сказал ей по-французски: "Пойдемте со мной, мне нужно что-то сказать вам". Она меня послушалась, как и всегда, верно, думала, что я усажу ее за фортепиано... мы... взошли в комнату, щеки у меня разгорелись, дыханье занялось, я не помню, что я начал ей бормотать, и все живее и живее, она заплакала, засмеялась, я поцеловал ее, потом к матушке ее, к бабушке, к ее второй матери Прасковье Николаевне Ахвердовой, нас благословили...". Когда позже Сонечка Орбелиани, давняя подруга, пыталась выведать у девушки подробности того вечера, Нина смущенно опускала ресницы, теребила кончик газового шарфа и говорила тихо: "Не знаю, право же, не знаю! Как во сне!". Потом, спохватившись, найдя слова, добавляла: "Как солнечным лучом обожгло!". Крестная матушка, Прасковья Николаевна, смеясь, подтверждала: "И точно, затмение солнечное на вас обоих нашло, иначе – как объяснить?! С бухты-барахты, пошли было передохнуть перед болтовней кофейной, а тут тебе, нате, пожалуйста, бегут-летят: "Ниночка-невеста!" – и, одаривая всех счастливым, лучистым взглядом, она норовила тихонько перекрестить любимицу-воспитанницу свою. Та не избегала ее ласковых объятий, понимая, что благословение Крестной для нее будет теперь значительнее, нежели когда-либо"…
   22 августа в Сионском соборе в Тифлисе их венчали. Иерей записал в церковной книге: "Полномочный министр в Персии Его императорского Величества статский советник и Кавалер Александр Сергеевич Грибоедов вступил в законный брак с девицею Ниною, дочерью генерал-майора князя Александра Чавчавадзева..." Накануне у поэта были жестокие приступы малярии. Один из них случился во время самого венчания - выпавшее из дрожавшей руки кольцо всех смутило...
   Есть легенда, что сразу после свадьбы и нескольких дней торжеств молодые супруги уехали в Цинандали, имение Чавчавадзе в Кахетии. В известиях о Грибоедове есть десятидневный перерыв - с 26 августа, когда состоялся бал у военного губернатора Тифлиса генерала Сипягина, и до 6 сентября, которым помечено письмо к одному из друзей. Так что пребывание "там, где вьется Алазань", где воздух напоен ароматом цветов, аллеи тенисты и над высоким обрывом стоит полуобрушившаяся церковка (в ней, говорят, молодые отслужили благодарственный молебен), вполне возможно... Где, как не здесь - в доме, в котором более тридцати прохладных комнат, а с широкой веранды в ясный день видны лиловые горы и белые вершины Кавказа - где же еще было пролететь "медовой неделе"...
   Молодая чета отправилась в Персию с большой свитой. В караване было сто десять лошадей и мулов, ночевали в шатрах на вершинах гор, где царил зимний холод. В Эчмиадзине состоялась пышная встреча. Армянские монахи вышли с крестами, иконами и хоругвями. Грибоедов заночевал в монастыре и начал письмо к своей петербургской приятельнице Варваре Семеновне Миклашевич, в котором хвастался прелестью, игривостью своей молодой жены. А она в этот момент заглядывала ему через плечо и вдруг сказала: "Как это все случилось? Где я и с кем! Будем век жить, не умрем никогда!"… То письмо осталось неоконченным...

   После Эчмиадзина ждала Грибоедовых освобожденная русскими Эривань. Встречали пятьсот всадников, ханы, армянское и православное духовенство, полковая музыка. Восемь дней пролетели как один. Приехал тесть Александр Чавчавадзе, теперь начальник Эриванской области. Отец и мать Нины проводили Грибоедовых и в семи верстах от города простились с любимым зятем, как оказалось, навсегда...
   Не желая подвергать Нину опасности в Тегеране, Грибоедов на время оставил жену в Тавризе - своей резиденции полномочного представителя Российской империи в Персии, и поехал в столицу на представление шаху один. Въезд в столицу пришелся на воскресенье 5-го дня месяца реджеб, когда солнце стоит в созвездии Скорпиона. В глазах персов это было дурным знамением и сразу вызвало неприязнь населения. Обстановка же и без того была угрожающей. Оберегая интересы России, министр-посланник, однако, настаивал, чтобы не давили на Персию так сильно с уплатой контрибуций. Но в Петербурге были другого мнения и требовали, чтобы Грибоедов держался как можно тверже. Он так и делал, не угождал, не льстил и, что для персов было особенно обидно, не давал и не брал взяток. За это его прозвали "сахтир" - "жестокое сердце"…
  Но на душе его было не спокойно. Помимо служебных забот Александр еще очень беспокоился и о жене: он терзался тем, что вынужден был оставить ее одну в нездоровье - Нина очень тяжело переносила беременность. "Через восемь дней я рассчитываю покинуть столицу", - писал Грибоедов, имея в виду отъезд из Тегерана в Тавриз. Но этому не суждено было случиться...

   30 января Грибоедова, а с ним еще более пятидесяти человек, растерзала толпа религиозных фанатиков, подстрекаемая теми, кого бесила настойчивость русского посла в вопросе возвращения пленных, подданных России, на родину. (Правда, историк культуры В. Ярхо приводит факты, что бунт, в результате которого были убиты сотрудники российской дипломатической миссии в Тегеране, в том числе и ее глава Александр Грибоедов, спровоцировали русские. Якобы сам посланник и другие сотрудники посольства не всегда соблюдали обычаи «тонкого» мусульманского Востока). Так или иначе, но попытка иранских друзей вывести дипломата и тех, кто был с ним, через подземный ход не удалась. Александр Сергеевич Грибоедов пал на поле брани с обнаженной саблей в руке. Бесчинствующая толпа таскала его изуродованный труп по улицам несколько дней, а потом бросила в общую яму, где уже лежали тела его товарищей. Позже, когда русское правительство потребовало вернуть тело Грибоедова в Россию, его опознали лишь по руке, простреленной пулей Якубовича...

   А Нина тем временем оставалась в Тавризе. Окружающие, боясь за нее, скрывали страшную весть. Говорили, что она должна ехать в Тифлис, дескать, Александр Сергеевич занемог, уехал туда и велел следом отправляться и ей. Нина отвечала: "Пока не получу письмо от мужа, никуда не тронусь". И лишь 13 февраля по настоятельной просьбе матери она покинула Тавриз. В Тифлисе Нина узнала, что муж мертв, и у нее случились преждевременные роды. Об этом в ее письме Макдональдам в Тавриз: "...Спустя несколько дней после моего приезда, когда я едва отдохнула от перенесенной усталости, но все более и более тревожилась в невыразимом, мучительном беспокойстве зловещими предчувствиями, сочли нужным сорвать завесу, скрывающую от меня ужасную правду. Свыше моих сил выразить Вам, что я тогда испытала... Переворот, происшедший в моем существе, был причиной преждевременного разрешения от бремени... Мое бедное дитя прожило только час и уже соединилось со своим несчастным отцом в том мире, где, я надеюсь, найдут место и его добродетели, и все его жестокие страдания. Все же успели окрестить ребенка и дали ему имя Александр, имя его бедного отца...". На семнадцатом году жизни надела Нина Грибоедова черное платье, и не снимала его 28 лет, до самой своей смерти. Грузинские женщины часто ходят в черном, так что ее вдовий наряд удивлял лишь в первые годы. В 1857 году в Тифлисе вспыхнула холера. Нина отказалась уехать из города и, ухаживая за своими родственниками, заболела сама и умерла…

  Нина Грибоедова - "Черная роза Тифлиса" 

 ...Любовь Грибоедова и Нины Чавчавадзе вдохновила писателей на создание многих прекрасных произведений. Но, пожалуй, самое первое, сильное и глубоко поэтическое творение принадлежит самой Нине Чавчавадзе. И написано оно не на бумаге. Высоко над Тбилиси, в монастыре св. Давида, что на горе Мтацминда, воздвигла вдова замечательный по замыслу и выполнению памятник – превосходное произведение искусства, рассказывающее о трагически оборванной любви. На надгробии, обхватив распятье, рыдает коленопреклоненная женщина, отлитая из бронзы. Все свое великое и трепетное чувство вложила Нина в слова, горящие на холодном и тяжелом черном камне:

…Ум и дела твои бессмертны в памяти русской.
Но для чего пережила тебя любовь моя!.. 

   Убийство дипломата великой державы грозило серьезными осложнениями, и в Петербург была направлена особая делегация, которую возглавлял сын шаха Хозрев-мирза. Чтобы искупить вину персидского народа, он предложил России принять самую драгоценную вещь персидской короны - алмаз «Шах» (масса 88 кар). На камне выгравированы надписи на персидском языке, рассказывающие о его прежних владельцах: в 1591 алмаз принадлежал Бурхан-Низам-Шаху II из династии Великих Моголов, в 1641 — Джахану-Шаху, в 1824 — шаху Каджар-Фатх-Али, владыке Персии. Этот камень долгое время висел над троном Великих Моголов, считаясь их талисманом. Теперь же он становился «искупительным подарком» за произошедшие события. Помимо него, среди даров, были и два кашмирских ковра, жемчужное ожерелье, двадцать старинных манускриптов, сабли и прочие драгоценные вещи, которые, по мнению персидского шаха, должны были смягчить сердце русского царя. В ответ на витиеватую речь Хозрев-мирзы российский Император Николай I будто бы сказал только семь слов: «Я предаю вечному забвению злополучное тегеранское происшествие»...

    Интересна судьба принца Хозрев-Мирзы, доставившего  талисман в дар русскому двору. Первое время он вовсю веселился в Петербурге: посещал театры, музеи, встречался с женщинами (светскими и далёкими от света). В результате заболел некой болезнью, которую в те времена лечили пиявками, шпанскими мушками и меркурием (ртутной мазью). Но это было не последнее огорчение восточного царевича. Через пять лет во время борьбы за престол ему выкололи глаза, и он прожил остаток дней слепым. В такую цену встало Хозрев-Мирзе лицезрение алмаза "Шах"…
   В настоящее время этот алмаз, выкуп за кровь А.С. Грибоедова, хранится в Алмазном фонде России.

   В литературе же, Александр Сергеевич известен как «homo unius libri», — писатель одной книги, блестящей рифмованной пьесы «Горе от ума», которая до сих пор является одной из наиболее популярных театральных постановок в России. Многие фразы из пьесы, включая ее название, стали крылатыми:

Счастливые часов не наблюдают;

 Свежо предание, а верится с трудом;

 Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь;

 Чтоб иметь детей, кому ума не доставало?; 

 Чины людьми даются, а люди могут обмануться;

 Подписано, так с плеч долой;

 В деревню, к тетке, в глушь, в Саратов

 И дым Отечества нам сладок и приятен;

 Блажен, кто верует, тепло ему на свете;

 Что за комиссия, создатель, быть взрослой дочери отцом;

 Дома новы, а предрассудки стары; 

 Ах, злые языки страшнее пистолета;

 Всё врут календари;

 Служить бы рад, прислуживаться тошно; 

Не надобно другого образца, когда в глазах пример отца;

 Шел в комнату, попал в другую;

 Кто беден, тот тебе не пара;

Ей сна нет от французских книг, А мне от русских больно спится;

 А судьи кто?

 Карету мне! Карету!

 Ученье – вот чума, ученость – вот причина;

 Времен Очаковских и покоренья Крыма;

 Кричали женщины: ура! И в воздух чепчики бросали!

 В мои лета не должно сметь свое суждение иметь.

 Смешенье языков: французского с нижегородским

 Читай не так, как пономарь, а с чувством, с толком, с расстановкой…     

 А это вальс А.С.Грибоедова, посвященный Нине Чавчавадзе...    

 источник: 1,   2, 3, 4  

Серия сообщений "Классики":
Часть 1 - «Я встретил вас» Тютчев и Амалия Лерхенфельд
Часть 2 - Любовь А. Чехова и Л. Авиловой
...
Часть 26 - Погиб поэт... Невольник чести? (продолжение о Лермонтове)
Часть 27 - История в художественных образах (Жуковский
Часть 28 - Скандал и подвиг Грибоедова...